Увидев птиц, которые копошились на дороге, в малиновой дымке, он вспомнил про недоеденный сендвич. Дымка появлялась из-за того, что сонмы работяг и толпы офисных клерков разом выходили на улицу по окончанию рабочего дня и поднимали крупицы, которые сами откололи от коралловой брусчатки в воздух.
Не долго думая, он положил свой кейс на левую руку, а правой с характерным щелчком открыл сначала первый замочек, после уже второй.
Со скрипом открыл его и засунул руку. Достал оттуда дурно пахнущий сендвич, убрал с него небрежно разорванную пищевую плёнку, разломал на две части и кинул на дорогу.
Он хотел посмотреть, как пернатые будут доедать его ланч.
Птицы с недоверием отлетели на пару метров, вернее отпрыгнули, помогая крыльями, но потом поняли, что это еда, относительно хорошая, которую они так давно не видели. Птицы были больные большинство, перьев уже выпали, кожа сухая, если посмотреть в глаза, то можно было увидеть, как на слизистой оболочке осела пыль. Только они принялись доклёвывать второй кусок, их трапезу прервал гул сирены. Из дали сквозь туман виднелась
мигалка, слово маяк из моря в штормовую погоду. Подъехала полицейская машина без номеров, ибо в них она не нуждалась, так как была одна.
Люди не обратили внимание на чудо инженерной мысли. Она медленно остановилась, так как обычно шоферы
останавливают машины для своих клиентов. Водитель знал, что добрый саморитянин никуда не убежит, а если попытается, то его выдадут родственники.
Из машины вышли два человека, рессорам стало заметно легче и кузов машины приподнялся.
-Вы должны пройти с нами.
-зачем?
-вам все объяснят на месте. Вы должны.
-Хорошо.
В машине было тесно и душно. Окон не было. Между водителем и задними сидениями была стена, обитая искусственным материалом. Все молчали. За всю поездку было слышно только дыхание.
Его тошнило из-за неопределённости. Он не знал машина все ещё едет или стоит. Но вот настал тот самый противный момент, когда машина окончательно остановилась именно в ту секунду, когда он принял решение считать, что машина никуда не едет. На него одели наручники и вывели из машины.
Глазам не потребовалось времени, чтобы адаптироваться под уличное освещение, и он стразу же увидел здание в розовой вуали. Здание было двух этажное. Конец здания не было видно, оно растворялось в дымке после третьего окна, или же все здание состояло из нее и это было место где вещество переходило из одного агрегатного состояния в другое. Его подняли по ступенькам, подхватив под подмышки и провели сквозь массивные двери. Увидев большое количество народа в строгой офисной одежде с дипломатами в руках и серьёзными выражениями
лиц, он понял, что это суд. Не притормозившись ни на секунду, его тащили дальше к одной из многочисленных дверей. Она перед ними распахнулась и они вошли. Его усадили на стул перед судьёй, который возвышался над всем в зале.
-Вы виновны, Иннокентий.
Так звали нарушителя правопорядка.
-но как? я ничего не делал!
На протест никто не обратил внимание. Ему накинули мешок на голову. Очнулся Иннокентий в сырой темнице. Все склизкое мерзкое местами заросшие мхом, который выделял черную жижу. Каждая трещинка в стене была словно зашпатлёвана плесенью. Он с трудом поднялся. Почти ничего не помнил. Не помнил сколько времени здесь пролежал. Не помнил почему и за что. Сел на замызганную скамейку, взявшись за голову он осознал где находиться. Краем глаза он увидел охранника за решёткой. Бегом подбежал, рухнул на колени, взялся за склизкие прутья и со стоном в голосе начал спрашивать за что его посадили.
-за кормление птиц.
-Но это не преступление!
-с недавних пор преступление.
-этого не может быть.
-Будь ты не виновен тебя бы здесь не было, Иннокентий.
Иннокентий сразу же осознал своё тяжкое преступление и до конца своих дней питался мхом черной жижой и плесенью.