Угораздило же меня угодить в инфекционную больницу. С
пробитыми пневмонией легкими и опухшей левой ступней, как побочным
эффектом. Капельницы одна за другой. Антибиотики, бьющие по
заразе, но изматывающие печень, которую, позже, придется лечить.
Лишь после шестой капельницы началось какое-то улучшение, по крайней
мере, с ногой. Здесь и настало знакомство с дядей Петей.
Немного отвлеку. Если попадаешь в инфекционную больницу, то
всю первую неделю лежишь в карантине, на предмет проверки на
коронавирус. Для многих пациентов он может стать смертелен. Из
карантинной палаты нет выхода. Посещают врачи, медсестры, приносят
еду, но ты сам не можешь оттуда выйти. Даже туалет там местный,
в виде ведра с унитазной накладкой. Это ведро сыграет немалую роль в нашей
истории.
В карантинной палате нас было двое. Сосед мой страдал тяжким
плевритом, в левом легком у него скопилась жидкость. Нужна была операция,
но без прохождения карантина, в третью терапию его пустить не могли.
Поясняю. Есть общая терапия, для большинства пациентов. Вторая
терапия для более сложных случаев. Третья терапия для тех, кто не
может обойтись без операции. И стационар. Там лежат те, кто живым
из больницы уже не выйдет.
Мы сочувствовали друг другу. Он моей больной ноге, я его правому
легкому. Он больше говорил, я слушал. И собственная жизнь, на фоне его,
бедовой, казалась вполне удавшейся.
Коронавируса у нас не обнаружили, и через неделю его отправили
в третью терапию, под нож хирурга. Позже, я узнал, что операция прошла
хорошо, и сосед, постепенно, выздоравливал.
Меня нужно было переводить в общую терапию, но мест там не
было. Поэтому, в карантинном блоке сформировали отдельную палату
для проверенных. Было нас четверо. Кроме меня дядя Петя, Михалыч
и Сашок.
У Михалыча с легкими была беда, каждый день приходилось
дышать через электрический аппарат. Сашок, безотказный работяга,
жутко кашлял, а придя в себя жутко курил, благо, стоял, июль, и
окна были постоянно распахнуты. Они понимали, что задержатся здесь
надолго.
Иное дело, дядя Петя. Сельский труженик, из района, он
жутко томился вынужденным бездельем. Для него, привыкшего
к постоянной работе на деревенском, чистом воздухе, больничная палата
становилась тюрьмой. Местную пищу он есть не мог, и как появилась
возможность, стал ходить в город, покупая хлеб, колбасу, огурцы,
помидоры, лук, чеснок, разные фрукты, соки и минералку.
Палату нашу на ключ не закрывали. Выдали маски, чтобы
можно было ходить в туалет, в конце коридора, и спускаться вниз,
на прогулку. По привычке, местный туалет нам оставили, чем вызвали
большое недовольство дяди Пети.
- Не нужна нам эта параша, - бушевал он, - Мы проверенные,
не заразные, сами можем ходить.
- Ты за всех не говори, - возразил Сашок, - Мне ночью стремно
бывает по коридору тащиться. А так раз, и порядок. Все равно, утром
медсестра сменит.
Я понимал правоту дяди Пети, но тайно поддерживал Сашка,
опухоль на ноге только начала спадать, и ступать было больно.
- Нечего лениться,- настаивал дядя Петя,- Человеком надо быть,
а не ленивой скотиной, которую на выпас кнутом гонят.
В этот же день он вызвал медсестру и потребовал забрать
местный туалет, насовсем.
- Если мне ночью приспичит, буду в окно фурить, с третьего
этажа, - пошел в наглую Сашок.
- Дурковать будешь, туда и выброшу,- пообещал дядя Петя.
И сомнений в его намерениях почему-то не возникло.
Я слушал их разговор, осознавая себя той самой скотиной.
Стало стыдно, что двигаться, через боль в ноге уже мог, но сил отказаться
от местного туалета в себе не находил.
Беда больницы в том, что горизонтальная жизнь порождает страшную
лень, парализующую сопротивление болезни, убивающую усилия врачей,
которые хотят помочь нам.
Я понял, что надо двигаться и дергаться. Сначала я с трудом ходил
в туалет, потом стал делать прогулки, время которых время которых
увеличивалось с каждым разом. Поэтому, когда меня, наконец-то, отправили
в общую терапию, лечить осталось лишь легкие. А ногу стоило лишь
разминать.
Когда я увидел, как обустроена палата, было нас шестеро, на длительный
срок, то понял, что долго здесь не задержусь . Может, пневмония еще могла
мелко пакостить, но глубоко, внутри себя, я уже победил болезнь. И
кое-что помог мне понять дядя Петя.
Самого его выписали прямо из той палаты, на следующий день,
после моего перевода в общую терапию.