Интересно, подумал Саллах, откуда у такого малютки столь мощная глотка? Эвон, глядите-ка, мал как... как песчинка, упаси Единый, а вопит за троих!
Настоятель детского дома разглядывал орущего младенца, подброшенного к вратам поздней ночью. Высыпавшие Сёстры Милосердия дружно ахали, дивясь живучести ребёнка - как никак, зимние ночи в святом граде Иерусалиме холодны, но младенцу мороз, по всей видимости, не мешал, хотя на нём были лишь пелёнки, и тоненькое одеяло. В любом случае, орал ребёнок громко, и весь обслуживающий персонал детдома был разбужен его воплями. А ведь до рассвета было ещё далеко... Не будь этот малыш столь голосистым, замёрз бы насмерть, отрешённо подумал настоятель.
Конечно, хвала Единому, что ребёнка нашли, но как же ему хочется спать!
- Ладно, святые сёстры, хватит смотреть да дивиться! Возьмите ребёнка, и пусть дежурная сестра позаботится о нём.
О, Единый, как же он мал! Одна надежда - что этот ребёнок не болен. Не выживет ведь...
- На корзинке нет, не имени, ни данных, святой настоятель, - почтительно обратилась одна из сестёр, осматривая небольшую соломенную корзинку, в которой лежал ребёнок. - Как наречём младенца?
- Не знаю, - буркнул настоятель Саллах, возвращаясь в уютное и тёплое помещение. - Придумайте сами, а я - на почин.
- Спокойного сна, - дружным хором проводили его сёстры. - Да пошлёт вам Единый приятных сновидений!
Настоятель осенил себя знаком веры - указательный палец начертил в воздухе три пересекающиеся линии, формой напоминающие неаккуратный равнобедренный треугольник. Сёстры, как одна, повторили его движение, и, склонившись над младенцем, начали наперебой предлагать ему имя.
- Сильный, живучий, голосистый, - сказала сестра Ципора. - Быть может, назовём его Арье - Лев?
- Нет, - возразила сестра Суа. - Ведь этот ребёнок - подарок небес. Назовём его Абед-Алла - Раб Божий.
Сёстры загалдели, стараясь назвать младенца по-своему. Ребёнка эти дебаты явно не волновали, так как он принялся орать с новой силой, заглушая спорящих женщин. Наконец, сестра Фатма, самая старая и мудрая, подняла руку, призывая к тишине. Гвалт моментально утих, и даже малыш замолчал, удивлённый наступившей тишиной.
- Пока ребёнка нарекать будем, помрёт он, от холода. Пройдёмте в дом, сёстры.
- Но, достопочтенная сестра Фатма, традиция не позволяет вносить в нашу святую обитель ненаречённых младенцев, - робко произнесла одна из молодых сестёр. - Надо дать ему имя...
- Спасибо, что напомнила мне традиции и законы, сестра Двора, - сестра Фатма смерила холодным взглядом молодую женщину, и та невольно съёжилась. - Я знаю что ребёнок, попавший в обитель Сестёр Милосердия, должен носить имя. Поэтому, дабы прекратить ваши дискуссии, и не позволить ребёнку замёрзнуть, я сама нареку его.
Притихшие сёстры молча столпились за спиной Фатмы.
- Этот ребёнок мал. Словно зёрнышко, или даже... карат - крошка хлеба... Карат... Хм... А ведь можно назвать его... Сёстры, - Фатма возвысила голос, придавая торжественность моменту. - Ребёнка будут звать...
* * *
Кэрт мчался по лестнице, оставляя за собой небольшие облачка пыли. Он поднимался всё выше и выше, подальше от того места, где звенел разгневанный голос сестры Эстерики. Здесь, на последних этажах детдома, лестница была не в пример грязнее и запущенней, чем внизу. Кое-где, по углам, даже пробивались слабые зелёные ростки, не говоря уже о грязи и пыли. Верно, настоятель Саллах не поднимался наверх уже давно - ревностный блюститель чистоты и порядка, он бы не потерпел такого пренебрежения порядком.
Осторожно, чтоб не было скрипа, Кэрт приоткрыл одну из дверей, и ужом проскользнул внутрь, тщательно прикрыв её за собой. Там он позволил себе плюхнуться на пол, и перевести дыхание. Сердце гулко стучало в груди, стараясь вырваться наружу, а кровь пульсировала в висках, застилая глаза пеленой. Наверное, он не бегал так быстро с тех пор, когда за ним гнался разъярённый хозяин фруктового лотка, у которого Кэрт стащил связку бананов.
Отдохнув несколько минут, и отдышавшись, Кэрт задумался. Что-то в последнее время с ним происходит слишком много странных событий... Ситуация всё чаще и чаще выходит из под контроля, а маленькие шалости оборачиваются крупными неприятностями. Что же произошло сейчас внизу?
Вчера сестра Эстерика оставила его без ужина, за то, что он невнимательно слушал историю про Моисея, и втихомолку пинал лопоухого Хусейна под столом. Какое ему дело до плавающих в корзинке младенцев, которые давно уже умерли, и переселились в мир теней? Лучше бы позаботились о ныне живущих, и накормили бы, наконец... Так размышлял Кэрт, в очередной раз, пиная Хусейна. Кто же мог знать, что этот мерзавец окажется ябедой, и начнёт плакаться сестре, которая в наказание лишит Кэрта ужина?
Ночью он договорился со своими закадычными друзьями - Ариэлем и Даудом - отомстить сестре, и этому ушастому дураку. Рано утром, Дауд и Ариэль уволокли Хусейна в дальний угол, и мило побеседовали с ним, после чего он появился с огромным фонарём под глазом, и потерял всякое желание ябедничать в будущем. Кэрт же, приготовив небольшое ведро с водой, устроился на втором этаже, прямо над входом в столовую. Он дождался, пока сестра Эстерика величаво протащит свою семипудовую тушу через небольшой зал и подойдет к двери, и молча вылил на неё содержание ведерка.
Что произошло дальше, он так и не понял. Вылитая вода превратилась в воздухе в зловонную жидкость, напоминавшую своим специфическим запахом и цветом смесь мочи и ещё чего-то. Изумлённый Кэрт, широко раскрыв глаза наблюдал, как из небольшого ведра выливается целый водопад мерзко пахнущих помоев (и куда это только поместилось, ведь сестру окатило, словно из десятка огромных тазов), и, уронив ведро, помчался подальше от места происшествия, под аккомпанент пронзительных криков дурнопахнущей и растерявшей всю свою чванливость сестры Эстерики.
В этой комнате он был в безопасности. Он облюбовал её во время своих исследований детдома - здание было огромным, и сюда, как и в некоторые другие дальние уголки, давно никто не заходил. Тюфяк, да несколько безделушек - вот и всё убранство комнаты, но это была его тихая гавань, и сейчас он развалился на жёстком тюфяке, вспоминая странные события последнего времени. Ему было о чём призадуматься...
Девятилетний Кэрт давно уже заслужил себе прозвище Шатери - сорванец. У него была неодолимая тяга к озорству, шалопайству и изобретению всевозможных средств, доводящих сестёр до белого каления. В его голубых глазах периодически загорался весёлый огонёк - знак того, что Шатери придумал очередную проказу и его стоит остерегаться. Он постоянно ввязывался в драки, и благодаря своему бешеному темпераменту научил всех, даже старших питомцев детдома, обходить его стороной. Кэрт отнюдь не был злым или жестоким, просто ему хуже горькой редьки наскучила монотонная и унылая жизнь в детском доме - те же молитвы, те же работы в конюшне и редкие уроки с настоятелем, который учил их читать и писать, рассказывал древние истории и объяснял, как устроен мир. Ему хотелось гулять, бегать по лесам и холмам, озорничать вместе с приятелями - все, что хочется обычному девятилетнему мальчишке. Он мечтал о путешествиях и приключениях, далёких странах и морях... По ночам ему снились персонажи из уроков настоятеля - красавцы Атланты верхом на летучих скатах и дикие кровожадные карлики юга, богатые города Киевского княжества и подземные шахты горных гномов. На молитвах он грезил о дальних чудесах, за что не раз получал наказания; скребя щёткой очередную кобылу в конюшне, он представлял себя на спине чёрного тонконогого жеребца. В руках у него недлинный меч, и он скачет на встречу врагу...
Кэрт резко приподнялся, и сильно ущипнул себя за ляжку. Взвыв от боли, он подумал что, наверное, перестарался, но это было необходимо - ему не следовало впадать в очередные мечтания, следовало подумать о реальности. Он уселся, и, нахмурившись, начал припоминать...
Первый непонятный случай произошёл с ним несколько месяцев тому назад. Настоятель приказал ему тщательно почистить всех лошадей, и навести порядок в конюшне. Наша благодетельница, жена городской главы прибудет с визитом, строго разъяснял настоятель. Ты ведь не хочешь, Шатери, чтоб из-за тебя, наше заведение осрамилось пред её светлыми очами? Если мои указы не будут выполнены... Ну, ты сам знаешь!..
Кэрту не надо было повторять дважды - он уже успел не раз отведать настоятельских розог. Помчавшись в конюшню, он усердно работал часа полтора, но вдруг почувствовал непреодолимую усталость, и улёгся спать на ближайшем стоге сена. Проснулся Шатери от звонка, зовущего на ужин. По окончании трапезы, настоятель Саллах подозрительно ласково спросил его, не устал ли он, и в момент, поменяв тон, рявкнул, что желает осмотреть конюшню. Сердце Кэрта ушло в пятки, и зад тоскливо заныл, предвкушая розги. Всю дорогу в конюшню он надеялся, что у настоятеля появятся другие, более неотложные дела, но Саллах решительно направлялся к входу. Кэрту оставалось лишь уныло плестись вслед за ним. Казалось, настоятель отлично знает, что работа не сделана - настолько злорадный вид был у него.
Открыв ворота в конюшню, Саллах изумлённо уставился на открывшуюся его взору картину, застыв, словно соляной столп. Оставшийся позади Кэрт не видел, что творится в конюшне, и потому изнывал от неизвестности. Наконец, к настоятелю вернулся дар речи, и он обернулся к мальчишке.
- Сын мой, - проникновенно произнёс он, и глаза его увлажнились. - Сын мой, я несказанно рад видеть, что ты потрудился на славу. Ты доказал что можешь быть хорошим ребёнком, когда того захочешь. Ступай. Ты заслужил отдых до конца дня.
Кэрт изумлённо заглянул в конюшню. Увиденное поразило его - все лошади были ухожены и почищены, конюшня выглядела чистой как никогда, а кормушки были до отказа наполнены овсом. Такую работу он не мог бы проделать и за два дня...
Тогда он не придал этому случаю особого значения. Наверное, думал он, один из конюхов решил сам почистить и подготовить конюшню к приезду главной попечительницы. Один вопрос не давал ему покоя - как же он не проснулся, когда этот неизвестный так тщательно выскрёбывал конюшню?
Следующий случай произошёл пару недель спустя. Удирая от огромного сторожевого пса, Шатери споткнулся, и кубарем покатился под забор. Подниматься не было времени, и он прикрыл лицо руками, понимая, что жить ему осталось считанные секунды, и что эти последние секунды будут донельзя болезненными. Вот тут то и произошла неожиданность - свирепая псина, уже предвкушавшая впиться в его горло, на всей скорости налетела на невидимую преграду, и жалобно заскулила. Из рассечённой кожи на голове пса сочилась кровь, и Кэрт, удивляясь своей смелости, вскочил, и погладил животное по раненному месту. Пёс благодарно завилял хвостом, и затрусил обратно в свой двор, а Кэрт, с трудом передвигая одеревеневшие ноги, поплёлся в детдом. Будь он повзрослей, и опытней, он бы долго размышлял о случившимся, но тогда ему ещё не было и девяти, и Кэрт лишь радовался, что остался цел и невредим. Сейчас этот случай вставал на своё место, в цепочке непонятных событий последних месяцев.
А их было ещё немало. Порванные штаны зашились сами за ночь, что было весьма кстати - за порванную одежду в приюте лишали ужина. В другой раз, возвращаясь с ночной вылазки в город, Кэрт, и неразлучные с ним Дауд и Ариэлем, поднимались, крадясь на цыпочках, по лестнице, когда из-за угла вышел Саллах. Проходящий мимо настоятель не заметил вжавшихся в стену мальчишек, хотя и находился в пяти - шести локтях от них. Мальчишки приписали столь удачное спасение от порки плохому освещению, хотя каждый из них в душе понимал - лестница была отлично освещена, и вдобавок, настоятель держал в руках зажженную свечу. И вот, совсем недавно, когда Кэрт умудрился схлопотать двойное наказание - потеря обеда и ужина, он, возвращаясь в комнату, был настолько голоден, что готов был съесть самого Саллаха или одну из сестёр. Отрыв дверь в комнату, он не мог поверить своим глазам - на столике, возле его кровати стоял стакан тёплого молока, мягкая сдобная булка, и огромный кусок сыра. Не задумываясь, он съел всю провизию, и вошедший вечером Саллах увидел счастливую, сытую улыбку на устах спящего проказника. А он то рассчитывал увидеть совсем другое...
Ну, ладно, подумал он. Суматоха уже улеглась, можно спускаться. Надо надеяться, что никаких сюрпризов больше не будет. На сегодня ему хватило.
Внизу действительно было тихо. Минув центральный зал, Кэрт вышел во двор, и направился к конюшне. До вечера было ещё далеко, и ему не хотелось привлекать чьё-то внимание своим отсутствием или отлыниванием, поэтому он принялся энергично чистить лошадей, всем своим видом высказывание рвение.
* * *
Детский дом находился, как было сказано, под эгидой жены городской главы. Иерусалим, столица Святой Нахарской империи, был достаточно богатым городом, чтобы содержать несколько приютов и богаделен, и жене городской главы, госпоже А-Дин, нравилось чувствовать себя чуть ли не святой, этакой Мадонной, дарящей любовь и милосердие. Будучи набожной женщиной, госпожа А-Дин ввела молебны и изучение религии в расписание дня, вдобавок к урокам и работам. Каждый мальчишка должен был знать основы Единой веры, её историю и молитвы, пророков и злодеев, и отвечать на вопросы милосердной матроны, когда она навещала приют. Кроме молебнов и учёбы, каждый обитатель приюта должен приобрести профессию, будь то столяр, плотник, конюх, или даже переплётчик книг. Кэрт учился на конюха, Ариэль и Дауд - на сапожников. Кэрт любил лошадей - в отличие от конюхов, они не имели привычку давать ему подзатыльники, кричать и грязно ругаться. Зачастую он уходил в конюшню, когда там никого не было, и подкармливал животных, гладил их, и рассказывал им о своих мечтах и желаниях. Умные четвероногие внимательно слушали - они любили его, ведь и им доставалось от грязных и грубых конюхов. Жизнь Кэрта Шатери, как и жизнь других детей в приюте проходила в учении, молитвах и работе. Изредка праздновались Единые праздники - Песах, Рамадан и Рождество, которые скрашивали унылые будни детдомовцев, внося яркую разнообразность в распорядок дня, и, что было не менее важно для самих питомцев - в кухонное меню. Так прошли первые девять лет Кэрта, по прозвищу Шатери.
На следующий день после вышеупомянутых событий, Кэрт терпеливо отсидел на занятиях, и сидя на обеде, чинно и смирно ел, бросая быстрые взгляды в сторону сестры Эстерики, которая стояла у входа. Вроде всё в порядке, подумал он, жуя черствый хлеб с гороховым супом. Интересно всё-таки, отмылась ли она от того небольшого водопада нечистот?
Прозвучал гонг, объявлявший конец обеда. Детдомовцы зашумели, собираясь расходиться на работы, но настоятель поднял руку, призывая к тишине.
- Тихо, дети мои. Прошу минуточку внимания! - он выждал несколько секунд, пока его питомцы не расселись и замолкли, а затем продолжил: - Дети мои! Внемлите словам моим! Сестра Эстерика, прошу вас!
Толстая Сестра Милосердия прошла в столовую, и направилась прямиком к столу, где сидел Кэрт с товарищами. Её лицо выражало угрюмую решительность, с плохо скрытым злорадством.
- Кажется, я попал, - только и успел шепнуть Кэрт, как толстые, похожие на короткие обрубки, пальцы схватили его за ухо, и потащили к настоятелю.
- Извольте сюда! - пропел Саллах, пока сестра вела испуганного мальчишку к центру столовой. - Вот и хорошо, - продолжил он, когда Эстерика подвела Кэрта к нему. - Постой тут, Шатери, пока я обращусь к твоим товарищам.
- Но я ведь ничего не делал, - захныкал Кэрт, но Саллах резко оборвал его:
- Ничего не делал - вот и хорошо. Значит, тебе нечего боятся, не так ли, сын мой? А теперь помолчи, прошу тебя. - Повернувшись к притихшим ребятам, он продолжил: - Сестра Милосердия Эстерика вот уже семнадцать зим как служит в нашем доме, делая богоугодное дело, и проявляя заботу о вас, лишённых семьи и покрова. Работа её трудна и хлопотлива, и все силы она отдает, служа Единому, воспитывая и лелея чад божьих. Почти что все, здесь присутствующие, воспитаны как верные служители Единого и нашей любимой Нахарской Империи. Почти... но не все! Вчера, под крышей этого дома, был совершён мерзкий проступок. Знаете ли вы, о чём идёт речь? - Саллах окинул взглядом ряды притихших детдомовцев, и, не дождавшись ответа, продолжил - Какой-то мерзавец вылил нечистоты на нашу добрую и работящую сестру. Кэрт, - обратился он к помертвевшему мальчишке, - не знаешь ли ты, кто совершил сей гнусный поступок?
Кэрт понимал, что дела его плохи, но всё равно старался оттянуть неизбежный конец.
- Я... э... не знаю, настоятель.
- Не знаешь? Жаль, право, жаль. Кэрт, знаешь ли ты священные пятнадцать заветов?
- Конечно, настоятель. Завет первый: Я, Бог Единый, есть твой бог, и не будет у тебя другого бога, кроме меня. Завет второй: Не совершишь ты...
- Я не просил тебя перечислять все пятнадцать заветов Единого. Знаешь ли ты тринадцатый завет?
- Да, настоятель. Не будешь лениться ты, а будешь трудиться в поте...
- Это двенадцатый завет! - загремел Саллах, принимая багровый оттенок. - Помнишь ли ты тринадцатый?
- Тринадцатый завет... э... я... - мысли у мальчишки путались, струйка пота бежала по спине, предвещая большие неприятности.
- Не лги! - голос настоятеля был звучен как никогда. - Не лги! Вот она, тринадцатая заповедь Единого Хозяина Мира. Конечно, как же я мог быть столь глуп! Если этот шельмец не помнит священные заповеди, как может он следовать этим мудростям?! Почему ты лжёшь мне, мерзавец?!
- Я не лгу, настоятель, - пролепетал напуганный до смерти Шатери. - Право же, я не знаю, кто стоит за этими нехорошими деяниями и...
- Деяниями! Видно мне, что при надобности, уста твои способны изливать мёд, хоть и слышал я твою речь, третьего дня, во дворе! Самый грязный охранник, самый пьяный сапожник, самый оборванный портной на задворках славного Иерусалима не способен ругаться, как ругался ты! - распаляясь, всё больше и больше гремел настоятель. - Не лги! Ты знаешь, что ждёт нарушителей заповедей в доверенном мне приюте! Выливал ли ты помои на сестру Эстерику?! Хотя, мне не нужно твоё признание, - внезапно успокоившись, закончил он. - Мне прекрасно известно кто это сделал.
Повернувшись к детям, он несколько секунд смотрел на них тяжёлым взглядом, и не было ни одного, кого бы этот взгляд не повёрг в смятение и ужас. Затем он обратился к ним.
- Дети мои. Я опечален, что среди нас оказался такой подлец, так жестоко и подло ответивший сестре Эстерике на её заботу о вас. Но я рад, что среди молодых и красивых побегов, оказался лишь один сорняк. Придётся нам его выкорчевать с корнем. Дети мои! Мне неприятно, и мне жаль, что приходиться прибегать к наказанию, которое не использовалось уже несколько лет... - выдержав паузу, он повернулся к Эстерике. - Сестра, будьте так любезны, принесите Позорную Плеть!
Детдомовцы дружно ахнули, а Кэрт попытался пуститься наутёк, но Саллах проворно схватил его за шиворот.
- Никуда ты не убежишь, мерзавец! - прошипел он в лицо мальчишке. От него сильно несло луком, но перепуганный Кэрт даже его не почувствовал.
Позорная плеть! Трёхвостовая плётка, висевшая над входом в покои настоятеля, олицетворявшая высшую меру наказания в детдоме. После пяти ударов появлялась кровь, после десяти лопалась кожа, после пятнадцати она уже слезала клочьями, после...
- Двадцать ударов! - провозгласил настоятель. Ответом послужил дружный вздох изумления, и сильный рывок Кэрта в сторону выхода. Настоятель был готов к такому повороту событий, и мальчишке не удалось вырваться из державших его крепких рук. - Сёстры Изэвель и Неоми, помогите мне, пожалуйста!
Две коренастые кухарки схватили вопящего Кэрта, и привязали его к скамье. Настоятель неспешно приблизился, и занёс плётку для удара.
Кэрт зажмурился. Больше всего на свете ему хотелось умереть - от стыда и позора, от предстоящей боли (он догадывался, что недель пять - шесть сидеть он не сможет) и от душившей его ярости. Ох, если бы он мог испепелить этого ухмыляющегося изверга! Или же превратить его в жабу!
Он почувствовал тепло в груди. Знакомое ощущение, хотя и редкое - оно появляется лишь в тех случаях, когда он чувствует опасность, или избыток чувств. Вот и вчера он почувствовал это тепло, когда выливал ведро, и не к чему хорошему его это не привело. Хотя, если хорошо подумать, когда он удирал от собаки, ему прямо таки жгло грудь...
К чему эти воспоминания? Плётка уже занесена, нужно собраться, и постараться не кричать, когда с него будут сдирать кожу. Он не доставит им этого удовольствия!
Плётка опустилась, и Кэрт почувствовал, как тепло вырывается из его груди, устремляясь в сторону оголённого зада. Ай!.. подумал он, но тут же подивился - боли почти, что не чувствовалось. Настоятель рьяно исполнял роль экзекутора, истово замахиваясь трёхвосткой, и громко отсчитывая удары. Присутствующие - сёстры и детдомовцы, затаив дыхание, наблюдали за поркой, дивясь выносливости Кэрта.
После десятого удара, настоятель почувствовал неладное. На коже мальчишке была одна-единственная царапина, хотя следовало ожидать целого водопада крови. Он перевёл дыхание и огляделся. Так и есть - удивлённые лица, непонимающие, что же происходит.
Плётка опустилась вновь. Саллах застонал от натуги, но воздух сгустился над мальчишкой, и плётка скользнула по телу, не причиняя никакого вреда. И вновь. И вновь...
По окончании порки, кухарки развязали Кэрта, и тот резво вскочил на ноги, натягивая штаны. Одна, всего лишь одна тоненькая струйка крови стекала по ноге - и это вместо свисающих лохмотьев кожи, моря крови и слёз.
Настоятель заскрипел зубами. Удары были сосчитаны, весь обслуживающий персонал, и все питомцы детдома были свидетелями порки, и ему не оставалось ничего другого как распустить всех по работам. Вести себя по-другому - значит потерять лицо.
Ничего не понимающий Шатери направился в конюшню, окружённый стаей мальчишек, забрасывающими его вопросами. Его распирало от гордости - ведь он выдержал порку Позорной Плетью, мало того - он ни разу не пикнул за всю экзекуцию. Его лицо светилось, но в душе воцарилось недоумение - слишком уж рьяно замахивался настоятель, слишком уж он не любил Кэрта - так что же произошло? Почему трёхвостая, ставшая легендой и страшилкой детдома, плеть не причинила ему видимого вреда? И что за таинственное тепло разливалось по его телу, разливалось, пока не выплеснулось из груди? Быть может, это тепло спасло его многострадальный зад от бааальших, как выражался Дауд, неприятностей?
Слишком много вопросов. Слишком много загадок накопилось за последнее время. Не надо на них отвлекаться. Лучше пойти, и почистить свою любимицу Беллу, и заодно, и остальных лошадей - не надо давать Саллаху причин наказывать его ещё раз.
На конюшне всё было как обычно. Хмурые, покамест ещё трезвые конюхи, чистили стойла и обсуждали наболевшую тему - где бы достать деньги на выпивку. На вошедшего Кэрта они не обратили никакого внимания, и он был весьма рад таким оборотом дела. Достав щётку, он принялся скрести бока Беллы - белой, в серых яблоках кобылы, которая, завидев его, мягко ткнулась мордой в плечо. Мальчишка засмеялся.
- Белла, ты не поверишь, какой день у меня был. Сначала этот мерзавец Саллах решил...
Продолжая чистить бока кобылы, мальчишка рассказывал ей про свои приключения. Белла косилась на него большим чёрным глазом, и казалось, внимательно слушала, редко поводя торчащими ушами. В углу конюхи продолжали обсуждать насущные проблемы, оставив на время алкогольную тему, и переключившись на перемалывание косточек начальству. День, казалось, вернулся в обычное русло.
* * *
Три бесшумные тени легко перескочили через окружающую детдом ограду. Двигаясь как призраки, они отдалились от забора на дюжину ярдов, и там, наконец, позволили себе перекинуться парой слов.
- Кажись, всё спокойно, - молвила одна, озираясь по сторонам.
- Вроде, ты прав, - подтвердила другая.
Лунный свет осветил троих молодых нарушителей. Кэрт, Дауд и Ариэль замерли, высматривая возможные неприятности, и, удовлетворённые произведённой рекогносцировкой, припустили в сторону города.
Столица Святой Нахарской Империи, славный град Иерусалим, манил оборванных детдомовцев, дразня их ноздри утончёнными запахами, поражая красотой зданий и садов, волнуя разнообразием людей и зрелищ. Настоятель рассказывал им, что двенадцать веков тому назад, до прихода эльфов, великая река Иордан была тихой и маловодной речушкой, а сады можно было увидеть лишь близи морского берега, в городах Акко, Дор и Яффо. Мальчишки не особенно верили этим россказням - представить себе великую и могучую реку, в виде хилого ручейка, не дававшего достаточно воды? Наверное, настоятель что-то путает, думали они, глядя на полноводный Иордан, во время тех редких прогулок, что были позволены сиротам, под надзором одной из сестёр.
Как бы то ни было - Иордан был могучей, около полумили в ширину, рекой, а столица, Иерусалим - цветущем и богатым городом. Питомцам детдома было строго-настрого запрещено появляться на улицах города - их оборванные одежды являлись оскорблением не только для высокопоставленных граждан, но и для рядовых, уважающих себя обывателей славного града. Ребята отлично знали, что им грозит в случае поимки - трёхвостка была более чем вероятной опцией - но не могли оставаться равнодушным к манящим прелестям города. Возможность поглазеть на других людей, на величественные фасады дворцов и усадьб, понюхать, а если есть возможность, то и стащить, различные сладости на пёстром и шумном базаре.
Эх, город, город! Манишь ты голодных сорванцов, соблазняешь красотой и богатством. И не запугать их гневом настоятеля, ведь молодая кровь горяча, она заставляет поверить в собственную неуязвимость и силу, гонит мальчишек на поиски приключений. Вот и наши герои, рискуя, пробираются поглядеть на красоту твою.
Ребята быстро добрались до окраин Иерусалима. Столица не была окружена стеной - ведь лихой люд давно выбит регулярной армией Императора, а соседи не рискуют нападать на Империю - ещё свежа память об имперских легионах сминающих противника, красных от крови гладиусов, и усеянных трупами врагов полей. Спокойно спит величественный город - бравые солдаты доблестно несут службу, патрулируя на улицах, и охраняя сон честных горожан, а главное - недремлющее око Единого следит за своим возлюбленным народом, и не даст великий Бог своих чад в обиду.
Мягкая трава постепенно сменилась мощеными улочками окраин, перерастающими в широкие, освещённые улицы дорогих районов. Мальчишки были здесь не впервой - им уже доводилось улизывать из мрачного детдома, и слоняться по городу, дивясь и завидуя богатым горожанам. Вот бы родиться в семье богача! Прислуга, обильная и вкусная пища, развлечения и никаких побоев... Не жизнь, а сахар!
Дворец шейха Аль-Маурди казался красивее, чем когда-либо. Шейх, потомок очень древнего и уважаемого рода, был советником Императора, и имел огромные доходы от рыбного промысла на Иордане. Его дворец был один из самых богатых, и, наверное, самый красивый в Иерусалиме, если не считать, конечно, дворец самого Императора. Грубого каменного забора не существовало - дворцовые сады, с прекрасным фонтаном посреди, были окружены живой изгородью из заморских растений, привезённых из бывшей Римской империи. Немногие знали, что в самой середине этих изгородей была натянута тонкая, гномьей работы колючая проволока, со смертельным ядом кураре на остриях.
По периметру внутреннего сада вышагивал почётный караул. Облачённые в лёгкие доспехи, с канджаром на перевязи и богато гравированными алебардами, солдаты гордо осматривали окрестности. Эмблема дома Аль-Маурди - меч, перекрещённый с полумесяцем - красовалась на груди солдат, отражая слабые блики луны, и завороженные мальчишки не могли оторвать взгляда от величественного зрелища.
- Вот это - красота! - выдохнул Ариэль, ощупывая свои лохмотья. - Это вам не настоятель со своими розгами. Настоящее оружие!
- Это точно! - поддержал его Дауд, как и Кэрт, очень недолюбливавший настоятеля, который частенько наказывал бузивших детдомовцев. - Вот вырасту, и обязательно пойду наниматься на службу к шейху. Говорят, они каждый день свежие булки едят!
- Ну, в это я уже не верю... - засомневался Ариэль, но спор был прерван самым неожиданным и жестоким образом: сильные руки схватили их за шивороты, и приподняли.
Кэрт, беспомощно барахтаясь и дрыгая ногами, обернулся. Обычно расхлябанные и подвыпившие уличные патрули, на этот раз сумели подкрасться совершенно бесшумно, и застать мальчишек врасплох. Старшой - крупный, усатый и с копной непослушных волос, выбивающихся из-под кирасы, в бахтереце и с коротким мечом, держал Ариэля и Дауда, причём казалось, что ему не составляет никакого труда держать на весу двух восьмидесятифунтовых мальчишек. Кэрта держал второй, более молодой солдат, безусый и безбородый, с уродливым шрамом на левой щеке. На нём также был бахтерец, но беднее чем у старшого. Меч на перевязи также был похуже, хотя и находился в украшенных затейливой резьбой ножнах.
- Так и есть, - грустно констатировал старшой. - Беспризорные. Развелось их в последнее время... Что делать будем? В каталажку их, что ли?
- Можно, - согласился молодой. - Хотя, стоит ли возиться? Быть может, приведём их на заставу, и там всыплем плетей, чтоб не бродили по городу?
- Стоящая мысль, - похвалил усатый. - Идём на заставу, там решим.
Во время всего разговора, мальчишки висели в воздухе, тщетно стараясь вырваться из могучих лап солдат. Они понимали что влипли, причём - серьёзно. Каталажка, а точнее - городская тюрьма, была расположена на окраине Иерусалима, в противоположной стороне от детдома. Когда настоятель хватится пропавших ребят, он рано или поздно отыщет их в каталажке, и тогда их ждёт такая порка, что лучше сразу умереть. Саллах запрещал своим питомцам приближаться к городу, и такое вопиющее неповиновение приведёт его в ярость. Так или иначе, их ожидала порка - на заставе, или в приюте.
- Дяденька, отпусти нас, мы больше не будем! - взмолился Дауд, оставив бесполезные попытки вырваться.
- Да, да, мы обещаем! - хором поддержали его Кэрт и Ариэль. - Не надо нас наказывать!
- Молчать, голодранцы! - прикрикнул на них молодой. - Вот получите плетей - тогда действительно не будете шляться по ночным улицам. Небось, хотели пробраться в сад мудрого шейха, не так ли?
- Нет, дяденька, мы только смотрели! - слабо возразил Ариэль, но старшой цыкнул на него:
- Тихо! Не спорь! Придём на заставу, там разберёмся!
Кэрт почувствовал знакомое тепло в груди. Оно приятно наполняло грудную клетку, создавая ощущение лёгкости и беззаботности. Кэрт вспомнил, что утром это тепло вырвалось наружу, спасая его от Позорной Плети.
Солдаты невозмутимо переговаривались, словно забыв об обвисших, словно мешки, мальчишках. Младший жаловался на командира заставы, который не давал ему давно обещанных премиальных. Старший лишь сочувственно кивал в ответ, изредка вставляя нелестный эпитет в адрес капитана, который, по его мнению, присвоил себе все премиальные.
Мальчишки рванулись одновременно, слаженно и мощно. Оба солдата напряглись, но удержать ребят не смогли, и рванули вслед за ними, но у них не было никаких шансов - куда им было тягаться в резвости с молодыми и шустрыми детдомовцами, которые всю свою жизнь привыкли убегать от всевозможных карателей - торговцев и собак, конюхов и сапожников. Запыхавшись, патрули остановились, а ребята мчались, не веря своему счастью, мчались в родной детдом, который им сейчас казался милей всех дворцов и садов. Дело оставалось за малым - перелезть через забор, проскользнуть мимо спящей дежурной сестры, и забраться в кровати.
Через десять минут они уже спали.
* * *
- Скажу тебе, Исар, не поверишь, - говорил младший солдат, прислонившись к стене, и рассматривая свои ладони. - Такое ощущение, что я коней держал в руках. Ох, и рванулись же они!
- Да, силища у них неимоверная, - соглашался Исар, также рассматривая свои ладони.
Патрули стояли в тихом закоулке. Кожу на ладонях покрывали небольшие волдыри, какие оставляют несильные ожоги. Исар достал маленький кувшин, и, капнув пахучей мазью, начал втирать её в больные места. Закончив, он протянул лекарство своему напарнику, и тот повторил его процедуру.
- Во всём виноват этот мерзавец, капитан Беништи, да поразит его Единый немощью! - зло проговорил молодой солдат, видевший лишь один источник всем своим бедам. - Если бы он не заставлял нас патрулировать так долго, глядишь, и силёнки оставались бы. А так - не смогли каких-то воробьев удержать!
- Наверное, ты прав, - задумчиво произнёс Исар. - Но скажи мне, Авесаллом, что за ожоги у нас на руках?
- Не знаю, - разводя руками, покачал головой тот. - Не знаю, - помолчав, он склонил мысли в другое, более приятное русло, и добавил: - Но, мне кажется, что Единый хотел бы, чтоб мы отдохнули - эвон, как устали, даже детей удержать не можем!
- Правильно излагаешь... - кивнул старшой, поправляя перевязь, и кладя кувшинчик со снадобьем в небольшую заплечную сумку.
- А какой от нас толк, если мы так ослабли? Как мы можем охранять нашего любимого Императора, да пошлёт ему Единый сладких снов, коли от усталости, еле на ногах держимся?
- Опять правильно, - снова кивнул старшой.
- Отсюда следует - нам надо отдохнуть. И я знаю где! Ты знаешь пивную одноглазого Дауда, на улице Музыкантов?
- Знаю, как не знать. Но дороговато у него, накладно...
- Не беспокойся... Так вот - у него там мелкие нарушения, я давно приметил. Но я не докладываю, зачем, думаю, закрывать такое весёлое место. Вот мы сейчас туда и пойдём, а он, как обычно, чтоб мы помалкивали, будет угощать нас первосортным алкоголем.
- Да, идея хороша, спору нет, - Исар задумчиво поскрёб двухдневную щетину, и посмотрел на небо. Луна стояла высоко, ночь была ещё длинна, и усталые патрули были напротив провести часок - другой за стаканом доброго арака - традиционного напитка, вкусом напоминавшего знаменитое уззо вольного народа из страны Демос. Тем более что этот отдых шёл на пользу Империи...
- Ну, идём? - спросил Авесаллом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
- Всё бы хорошо, но ведь запах останется, - возразил, правда, слабо, Исар. - Капитан Беништи очень хорошо чувствует запах арака, ты ведь знаешь.
- Петрушкой заедим, - уверенно сказал молодой солдат. - Не останется никакого запаха, клянусь великим и милосердным Единым.
- Ну, тогда ладно, - согласился старшой. - День действительно был утомительный. Да и раны на руках залечить надо...
Оба патруля с достоинством направились к заведению одноглазого Дауда, по дороге обсуждая различные солдатские темы, и перемалывая кости капитану Беништи. До восхода оставалось часов пять, и всю дорогу до пивной им не попалось не одного нарушителя - честный люд славного града спал, и видел посланные Единым Богом сны.
* * *
Кэрт, по прозвищу Шатери, тоже спал. Небольшая спальня, где ютились колченогие железные кровати, была наполнена разнообразными звуками - кто-то сопел во сне, кто-то храпел, скрипели кровати, жалуясь на свою нелёгкую судьбу. Кого-то не миловал Единый, и ему снились кошмары. Во сне юный сирота вскрикивал, и дёргался. Серые, облупленные стены молчаливо взирали на молодых питомцев. Что им до несбыточных снов, радостных грёз и страшных кошмаров?
Кэрт тоже видел сон. Немолодой мужчина, с резным посохом в правой руке, шёл сквозь леса и пустыни, ночью и днём, дабы вызволить его, Кэрта, забрать в далёкие страны, на поиски приключений. Мальчишка улыбался во сне - отец (кем же ещё мог быть этот одинокий странник?) нашёл его, не забыл своего сына. Он не позволит больше настоятелю пороть Кэрта, лишать обеда или придумывать другие наказания. Скоро он будет здесь...
Утро не принесло с собой ничего нового. Завтрак, грозный глас Саллаха, лишавшего кого-то обеда, занятия, рутина работы. Дни шли своим чередом, но одинокий странник продолжал свой путь во снах девятилетнего мальчишки, и тот улыбался во сне, забывая про свою монотонную и тоскливую жизнь.