There I was on a July morning I was looking for love With the strength of a new day dawning and the beautiful sun At the sound of the first bird singing I was leaving for home With the storm and the night behind me... yeah... and a road of my own
(Uriah Heep, July Morning)
Первым делом - выкупаться, смыть с себя пыль и грязь долгой дороги, думал Рома, шагая по узкому тротуару. Сбросить наконец-то ненавистную форму, зашвырнуть автомат под кровать - а потом спать, спать, спать.
Домой!
Три часа тряски на раздолбанном автобусе, потом полтора - на поезде, стоя. Так он добрался до Тель-Авива. Ещё полчаса - и он будет Дома. Для солдата, это слово всегда писалось с большой буквы. После орущих прапоров, хреновой жрачки и ночных вахт на сторожевой вышке, одна только мысль о родном теремке наполняла душу благодарностью к Создателю всего живого.
Несмотря на постоянную опасность и напряжённость, есть и положительные стороны в израильской армии. Например - раз в две недели выходить домой. Страна маленькая, несколько часов на общественном транспорте (бесплатном для солдат) - и ты дома, гуляешь, пьёшь или просто дрыхнешь без задних ног. В России такое невозможно - пока доберешься до родного города, отпуск закончится. Габариты не те. И служба под "Щитом Давида" опасная, ничего не скажешь, но гуманная: дедовщины нет, кормят исправно, и даже "губа" не пугает - так, несколько дней уборки листьев и покраски заборов. Жить можно. Это вам не солдафоны "Андреевского" трёхцветного флага - врагов нет, так один другого мучают, словно звери, благо отец рассказывал о крутых нравах советской армии. Вряд ли что-то изменилось, с псевдо - демократией и приватизацией заводов.
Так размышлял Рома, спокойно шагая в сторону остановки. Июль - месяц жаркий, и молодой солдат прятался в тени деревьев; под сенью листвы было не намного приятней, чем под открытым небом, но всё таки...
И, вообще, через месяц он получит третью нашивку на рукав, будет сержантом, и будет ещё чаще выходить домой. Ирка будет довольна, ведь видеть своего парня раз в две недели, в то время, когда все вокруг гуляют вовсю - тоже нелегко. Она же его любит, как никак два года уже встречаются.
- Через пол часа буду дома. Поужинаю, посплю немного - и прямиком к тебе.
- Отлично. Ты не забыл, что завтра у Лёни день рождения?
- Помню, помню, - улыбнулся Рома. - Он то напомнит, нудил мне об этом каждый день. Дотошный, как и все хохлы.
- Ты насчёт украинцев потише, - пригрозила Ира. - Я те покажу!
Рома хихикнул. Как ни странно, миллион евреев, приехавших в Израиль за последние годы, вдруг начали делиться на хохлов, москалей, литовцев и так далее. Вайнштейны, Штерны и Юльманы вдруг начали (хотя и в шутку, как правило) кичиться своим происхождением: киевляне кляли кишинёвцев в необразованности, а москвичи утверждали, что Одесса - деревня, да и Донецк с Ташкентом не лучше. Вот и он сам не удержался, чтоб не отпустить шпильку насчёт места рождения своей подруги.
- А куда идём? - спросил он.
- В какой-нибудь паб. Лёнька любит спокойные места, где разные баллады играют... Для него дискотеки - как нож острый.
- Знаем-с, - хмыкнул Рома. - Хорошо ещё, что на концерт металлистов нас не потащил. С него станется. Значит, я у тебя около девяти.
- А раньше нельзя, - жалобно спросила она, но Рома рассмеялся:
- Проснусь, искупнусь, надушусь - и к тебе. Как только так сразу!
- Люблю, когда ты умничаешь, - проворчала Ира. - Умный такой, я тебе сразу дала бы диплом университетский...
- Ладно, я шучу, - улыбнулся Рома. - Как только проснусь - приеду к тебе.
- Жду. Целую.
- Целую. Пока.
Он засунул "трубку" обратно в карман, и весело насвистывая, пошёл дальше. Хорошо, всё-таки, когда тебя ждёт дома подруга, любящая и понимающая. Сегодня вечером можно будет пойти на какую-нибудь дискотеку, а завтра - отпраздновать у Лёньки...
Немного оттянув воротник (жарко, почти сорок в тени) он мечтательно представил себе ближайший уик-энд. Оторваться на дискотеке, посидеть в пабе с друзьями, а потом - поехать к Ирке, и там "качественно" отдохнуть, как можно только с любимой девушкой. Хорошо, когда можно, даже теперь, когда бушует арабская "интифада", строить планы, встречаться с девушкой, ходить в клубы. Солдат, который постоянно рискует своей жизнью, имеет возможность выходить домой, отдыхать, гулять. Забыть на время про войну и смерть, про жестокие реалии третьего тысячелетия.
Рома представил себе большую кружку пива, которую он выпьет завтра, на Лёниной днюхе, и сглотнул - холодный напиток был бы сейчас очень даже кстати. Эх, жара - жара. Ближний восток...
А вот - и автобусная остановка, через дорогу. Рома спокойно ждал перемены светофора. Мимо проносились машины, почти все - с наглухо закрытыми окнами. Без кондиционера в такую жарищу лучше не ехать, подумал Рома, глядя на старые автомобили, в которых сидели угрюмые и потные водители. Даже быстрая езда не помогает против палящего солнца...
Красный человечек исчез, появился зелёный. Рома неспешно направился на противоположную сторону, вяло разглядывая машины на трёхполосной дороге. Ближе к нему стояло новое шикарное "Вольво" бежевого цвета. Эх, мне бы за руль, с толикой зависти подумал Рома. Кондиционер в шведском "средстве передвижения" пашет вовсю, в салоне прохладно и минут за десять можно было домчаться домой. Не то, что стоящий в правом ряду автобус - этот будет наматывать круги по славному граду Тель-Авиву, останавливаясь каждые двести метров на остановках.
Невольно сравнивая "Вольво" и папину корейскую малолитражку, Рома вздохнул, скользнув взглядом по машине стоявшей посередине. Старый, допотопный автомобиль "Субару", которому лет семнадцать. Окна открыты, конечно же, тогда кондиционеры ещё не ставили на все машины. Как ни странно, сидящий за рулём мужчина не страдал от жары - казалось, его бьёт озноб. Болен, что ли, отрешенно подумал Рома, бросив взгляд на бородатую физиономию молодого араба. Ишь ты, какая борода, а ведь ему не больше двадцати лет, вот же волосатое существо...
Что-то привлекло Ромино внимание, но он не мог понять что. Зажатый между "Вольво" и автобусом араб истово шептал какие-то, казалось, молитвы, не глядя на светофор. И в тот момент, когда Рома потеряв интерес к потрёпанной машине, сделал следующий шаг, бородатый водитель с маху ударил туда, где у всех автомобилей находится радио-магнитофон.
"Субару" приподнялось над землёй метра на полтора; багажник превратился в нестерпимо яркий шар, и страшный взрыв прогремел над оживлёнными улицами города. Террорист-самоубийца, "шахид", выбрал донельзя удачное место и время: возле автобуса и автомобилей, недалеко от остановки и в двух шагах от переходящих шоссе людей. Несколько десятков килограмм взрывчатки разорвали машину, и сметающая всё на своём пути волна пошла дальше, разрушая и убивая. Роскошное "Вольво" превратилось в горящую груду металла; по другую сторону горел автобус. Переходящие дорогу пешеходы были отброшены на много метров в сторону. Позади "Субару", на водительском сиденье небольшой груды металла и пластика, которая мгновение назад была "Тойотой", откинулась назад молодая женщина с обугленным лицом. Рядом, в специальном креслице, лежал её годовалый ребёнок...
Как всегда, после взрыва, стояла тишина. Крики раненых и вопли ужаса тех, кто потерял своих родных и близких - всё это будет потом. А пока над местом взрыва воцарилась пугающая тишина.
Рому отшвырнуло на много метров. Ударная волна швырнула его на землю, потащила по раскалённому асфальту, словно тряпичную игрушку. Тело молодого солдата кубарем катилось по тель-авивскому шоссе, ломая кости и разрывая плоть. Сотовый телефон выпал из кармана; из другого вывалился небольшой кошелёк, раскрывшийся посередине. Там, рядом с документами и удостоверениями, была заложена маленькая фотография, с которой радостно улыбалась красивая девушка.
На следующий день газеты сообщат о двадцати семи убитых и около сотни раненых разной степени тяжести. Террористическая группировка ХАМАС возьмёт на себя ответственность за взрыв и тысячи радостных палестинцев выйдут на улицы, празднуя смерть ненавистных сионистов. С ненавистью наблюдавшие за этим по телевизору израильтяне будут клясть принятые мировой общественностью нормы, из-за которых нельзя нанести массовый авиа-удар по ликующим толпам. Депутаты будут говорить о том, что надо и что не надо делать, президенты заморских стран пришлют свои соболезнования и в который раз напомнят, что надо добиваться мира. Похоронные процессии будут проходить одна за другой; плачущая Ирка будет висеть на руках мрачных ребят: Лёньки, Сани, Вадика. Под злым и палящим июльским солнцем Ромин отец молча пойдёт за гробом; отстранённо прочтёт "Каддиш" и невидящим взглядом проводит тело сына, над которым прогремит трёхкратный залп. Но всё это будет завтра.
А сегодня они славно гуляют. В полутёмном пабе много отдыхающих; из динамиков льётся старая песня про любовь и месяц июль. Раскрасневшийся от выпитого пива весело смеётся именинник - Лёня, слушая очередную хохму вечного шутника Мишки. Вадик что-то доказывает Лёше, как обычно яростно жестикулируя. Саня задумчиво курит, с явным интересом наблюдая за красивой официанткой. Ромка одной рукой обнимает Иру, а другой подносит ко рту большую кружку холодного пива, о котором так мечтал весь жаркий и пыльный день...
Светлой памяти доктора Давида Апльбаума, погибшего во время теракта в Иерусалиме, 09/09/2003