Аннотация: Небольшой опыт большого произведения на свободную тему, в котором есть немного юмора и фантазии
НЕВЕРОЯТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
МОНАХА ИЕРОНИМА
Глава первая, о том, как любопытство и честолюбие приводят к неожиданному открытию.
Брат Франциск был чрезвычайно честолюбивым человеком, с детства грезившим о богатстве и славе, почете и уважении. Однако родился он в очень бедной крестьянской семье и, сколько бы не хвалили его окружающие за удивительный ум и сообразительность, дальнейший вариант карьеры был скучен и однообразен: крестьянин, крестьянин и еще двадцать раз крестьянин. Хотя и очень умный! Но все-таки природа не привыкла впустую разбрасываться хорошими мозгами, и чаще всего попадают они к людям, способным оценить бесценность дара. Таковым был и Франциск, с детства верно оценивший все возможные перспективы своей дальнейшей жизни, и потому принявшийся усердно посещать приходскую церковь, где под руководством священника столь быстро изучил Священное Писание и латынь, что был немедленно истребован в ученики к самому настоятелю местного монастыря, увидевшему в мальчике будущее святой католической церкви. Не прошло и пяти лет, как Франциск уже прочел все книги, имевшиеся в скудной монастырской библиотеке, в совершенстве знал труды Святых Отцов, а в толковании Библии превзошел всех в обители. Естественно, что наступил день, когда во время обеда настоятель, подозвав его к себе, показал рукой на жующих монахов и произнес:
--
Сын мой, настанет день, когда ты будешь пасти это стадо.
Слова эти еще каких-нибудь десять лет назад показавшиеся медом для нашего героя, сегодня неприятно поразили его. Ведь, познав таинства знаний, в мыслях своих, Франциск уже устремился в Сорбонну, Рим, Флоренцию; туда, где лучшие ученые католического мира соревновались в бесконечных диспутах о смысле Божьего слова. Туда где, как казалось честолюбивому монаху, его ждала слава, а не прозябание в стенах забытого всеми монастыря. Оттого, привыкший во всем доверять своему учителю, он и признался в своих мечтах.
Настоятель, сильно расстроился, хотя и не подал вида, но, тем не менее, наложил на Франциска за его беспредельную гордыню месячное наказание, до истечения которого не разговаривал с монахом. Однако ровно через месяц сам подошел к ученику и произнес:
--
У меня в Париже есть влиятельные знакомые. И, слава Богу, мне есть, кому тебя порекомендовать. Может быть, это и есть твое предназначение - богословие. А потому я не стану препятствовать тебе, сын мой, раз ты сам избираешь свой путь. Но запомни, прежде чем отправить тебя в далекий путь, я должен знать чем, кроме гордыни и высокомерия, ты сможешь подтвердить мою рекомендацию? Готов ли ты предоставить какой-либо трактат, который не стыдно будет показать достойным людям, к которым будешь направлен? А потому вот тебе мое задание: напиши историю нашего монастыря и находящегося близ него города, а также обо всех чудесах данных мест, о которых узнаешь. Если твоя работа окажется стоящей, то будет тебе мое благословение.
Слова настоятеля ошеломили Франциска. Действительно, все, что он делал до сих пор лишь саморазвитие, пустая трата времени, а слово, оставленное на пергаменте имеет невероятную силу и все известные ему великие богословы прославились именно своими сочинениями. Дело казалось легким. Энергично взявшись за него, Франциск переворошил небогатый архив городского магистрата, поговорил со всеми стариками об их славных предках и самое главное, начал обходить окрестности в поисках следов минувших дней. Однако все его усилия были тщетны. Все более и более углубляясь в занимавший его вопрос, брат все больше убеждался в бессмысленности существования города и его жителей. Чудес здесь не совершалось, драконов никто не побеждал, славные рыцарские фамилии предпочитали селиться где-нибудь подальше, и даже войны и чума обходили стороной эти места. Поколение за поколением горожане лепили горшки и дурили друг друга на рынке, крестьяне пахали землю и пасли скот, а монахи толстели до неприличия от безделья и обжорства. При всем при том ни первые, ни вторые, ни третьи ничего не достигли, и достигать в будущем не собирались, вполне довольные устоявшимся положением дел. Отчего писать было не о чем, и Франциску прояснился замысел настоятеля: если он ничего не напишет, то навсегда останется в монастыре.
Однако монах не собирался так быстро сдаваться. Месяц за месяцем, каждое утро в надежде отыскать хоть что-нибудь замечательное он отправлялся в окрестности, терпеливо обходя их шаг за шагом, осматривая каждый куст, каждый камень, расспрашивая всех встречающихся на пути людей. И все-таки был вознагражден за свое усердие. В одном из дальних лесов он обнаружил камень, усеянный древними письменами. Тест их был непонятен и пугал своей таинственностью, однако природное любопытство победило и, Франциск, никому не сказав о находке, принялся разгадывать смысл заключенный в высеченных знаках. Как ни странно, это ему скоро удалось, загадочные буквы оказались лишь слегка измененным вариантом греческого письма и уже через неделю монах смог записать для себя их текст. Но не это являлось главным! Необходимо было понять смысл написанного. И это оказалось трудной задачей для неподготовленного человека. А потому, монах, дабы избежать ненужных расспросов и больше времени посвятить постижению обретенных тайн, объявил о годичном обете молчания. Братья пожали плечами и разошлись судачить о странностях Франциска.
Расшифровка таинственных письмен оказалось делом нелегким. Изо дня в день, на протяжении одиннадцати месяцев с рассветом брат уходил в лес, где в одиночестве пытался разгадать загадку, оставленную для него древними. И, наконец, его усердие было вознаграждено! Письмена сообщали о далеких странах, населенных столь могущественными и многочисленными народами, что могли оставить на поле бое умирающими больше людей, чем жило во всей известной Франциску округе. И сколь бы невероятным не казалась для него эта весть, не в ней скрывался главный смысл надписи. Оказывается, древние владели способом мгновенного путешествия. Человеку, пользующемуся им, не нужны были лошади и ослы, запасные башмаки и запас еды. Стоило только выполнить определенный ритуал, и он переносился в любой город и любую страну. Вот что больше всего занимало монаха, вот чему он решил посвятить свою жизнь. Прочь проклятый монастырь! Прочь разжиревшие монахи! Прочь замшелый город! Прочь нищая Франция! Пройдет немного времени, и Франциск оправится в богатые и просвещенные страны, в Византию, Персию, Индию, а может и дальше, в Китай. Он все увидит, все поймет, он будет общаться с величайшими мудрецами и может быть прославит и свое имя. Прочь дикая Европа, не стоящая вся одного камня из основания стен славных городов Востока!
Такие тщеславные мысли крутились теперь в голове монаха. И он начал подготовку к путешествию. Надо заметить, что сам секрет переноса, разработанный древними, был достаточно прост. В определенные дни некие высшие силы весьма способствовали этому, словно приоткрывая дверь, через которую можно было шагнуть куда захочешь, если, конечно, знать заклинание, служащее пропуском и место, в котором собираешься очутиться. Заклинание это Франциск выучил наизусть с невероятной легкостью. Но оставалось еще рассчитать нужный день и час, вот это то и была самая тяжелая работа. В письменах имелась соответствующая формула, и для монаха не стоило бы большого труда произвести расчет, да вот только в ней имелось несколько величин, значение которых не было известно брату. Но нет преград на пути талантливого человека! Очень скоро он сообразил, что раз невозможно определить магический день, то нужно каждый день, по несколько раз проводить церемонию. И когда ворота в другой мир откроются он, Франциск будет стоять перед ними.
Впрочем, на пути честолюбивых мыслей стояло и еще одно препятствие. Монаху совсем не хотелось являться в чужие страны голодранцем. Богатому путешественнику легче пробиться к знатным сеньорам и получить от них необходимое покровительство. Странник, не имеющий нужды в деньгах, свободнее в выборе целей и маршрутов. Наконец, золото могло потребоваться для покупки диковин и книг, столь нужных для любознательного человека. Тщательная подготовка отнимала у Франциска все его свободное время, а потому он решил найти себе помощника.
Выбор был сделан сразу. Брат Иероним, по удивительной простоте и доброте характера всегда соглашался помочь другим людям, в силу такой же удивительной доверчивости, не догадываясь, что зачастую им пользовались в корыстных целях. Вот и сейчас Франциск направлялся к нему, на ходу придумывая историю, которая могла бы удивить доверчивого монаха.
--
Приветствую тебя, брат! - начал он.
Надо заметить, сам факт, что долго молчавший Франциск прервал свой обет именно для беседы с ним, произвел на Иеронима столь сильное впечатление, что он был готов поверить всему на свете.
--
Брат, неужели ты...
--
Да, Иероним. Но об этом никто не должен знать. Это наша с тобой тайна.
Доверчивый монах согласно кивнул.
--
Только серьезная причина заставила меня придти к тебе и заговорить. Сегодня во сне ко мне явился святой Михаил!
--
Господи! - вскрикнул Иероним и быстро начал креститься.
--
Михаил был послан, чтобы известить нас, что мы избраны, ты и я, для великой цели - паломничества в Святую Землю.
Пораженный таким известием, Иероним не мог произнести не слова и только лишь кивал головой, соглашаясь со всеми инструкциями, которые давал Франциск. А ему предстояла нелегкая задача. Пока ученый брат занимался приготовлениями к длинному и серьезному путешествию, доверчивый монах должен был собрать как можно больше золота, чтобы не нуждаться хотя бы первую часть пути.
--
И самое главное, - завершил свою речь Франциск. - Об этом никто не должен знать. Даже настоятель! А когда мы вернемся из Святой Земли, почет и слава так окружит нас, что, очевидно, тебе предоставят собственный приход в богатом городе, а меня интересует лишь скромная доля ученого.
Оба брата разошлись довольные состоявшейся беседой. Франциск понимал, что доверчивый монах, с усердием бросится на поиски денег, а потому спокойно занялся своими тайными приготовлениями. Иероним же отправился в келью, по пути размышляя о странностях божественного промысла, избирающего для великих дел таких маленьких людей как он.
Глава вторая, как у брата Иеронима пробудилась способность к обману людей, и к чему это привело.
Сон Франциска не являлся из ряда вон выходящим для монастыря событием. К примеру, брат Антоний только апостола Павла семь раз видел, а всякие мелкие святые приходили к нему несчетными легионами каждую ночь. Богоматерь посещала брата Варфоломея, брата Евмения, а брат Иулиан однажды чуть не вступил с ней в греховную связь. Один только Иероним оставался без общения со святыми, и это его очень расстраивало. Не раз он вопрошал у Бога, доколе он будет лишен событий, радостных для каждого ревностного католика. И вот случилось!
Миссия, возложенная на него, была трудна и опасна, но очень важна. Представить, что такое жизнь без золота Иероним не мог. Все детство и юность, до пострига, провел он в служках у хозяина небольшого постоялого двора. Кормили его скверно. Спать приходилось, где попало, прикрывшись какой-нибудь дерюгой, да и били постоянно и хозяин и посетители. Но зато мальчик был всегда уверен, что ночь проведет под крышей, а днем съест кусок хлеба, выпьет немного молока, а иногда получит и вкусный кусок мяса. Как бы ни был беден маленький служка, он уже тогда знал, что такое истинные человеческие ценности. Раз в год хозяин, а иногда подвыпившие посетители постоялого двора давали мальчику маленькую золотую монетку. "Пойди купи себе что-нибудь," - говорили они. На следующий день, пораньше, Иероним бежал на городской рынок. Там он ходил среди рядов, рассматривая все их богатство и великолепие. Любоваться овощами и рыбой, хлебом и дичью, посудой и какими-то волшебно-цветными тканями он мог долго, часами. Торговцы сразу замечали грязного оборванного мальчика, который подходил к прилавку и внимательно рассматривал товар, подозревали в нем очередного воришку и поднимали крик, дабы прогнать его из рядов. И в тот момент, когда вокруг собиралась толпа, жаждущая видеть как будут избивать маленького негодяя, Иероним доставал монетку и тихим дрожащим голосом говорил: "Я просто хотел что-нибудь купить для себя". Мальчик любил этот момент, он упивался им. С удовольствием он наблюдал, как лица обступивших его людей сразу же менялись, и изумленная толпа начинала расходиться. Торговцы, только что ненавидевшие его уже улыбались, обнажая черные зубы, и приглашали парнишку купить у них все лучшее, что имелось в лавках. На короткий миг, пока была в руках золотая монета, Иероним превращался в хозяина жизни, господина всех окружавших его людей. Поэтому сомнений в том, что именно есть высшая земная ценность у монаха не было. Конечно, можно было по пути просить милостыню, но дорога с куском мяса и вином в животе, значительно выигрывала, по его мнению, у путешествия с коркой хлеба и водой из лужи.
Иероним сладко улыбнулся, представив собственный приход: толстые сальные свечи, молодых прихожанок, наконец, братьев Антония и Иулиана, стоящих на коленях перед ним, таким важным кюре, и слезно просящих прощения за то, что часто колотили его палками, кидали в телегу с навозом, отнимали мясо и вино во время скудного монашеского обеда. Брат Порфирий избивает себя ржавой цепью, поливает раны нечистотами и ест одни лишь корни деревьев, пытаясь искупить то, что обзывал он святого Иеронима толстой свиньей и облезлой обезьяной. И еще другие монахи, и еще мальчишки из соседней деревни, и еще.... Радостные картины открывались брату.
Оторвавшись от сладких грез, монах задумался о главном. Благородного металла нужно было собрать, как можно больше, но, где взять это "больше"? Со вздохом монах полез под кровать, откуда достал небольшой сундук, вмещавший все ценности, что скопил Иероним за монашеские годы: новую черную рясу, которую он надевал только по особо праздничным и торжественным дням, сменяя повседневную рваную и грязную одежду; книга псалмов, которую можно было взять с собой, отправляясь в странствие; кусочек мощей святого Пантелеймона, купленный в базарный день у странника, шедшего из Рима (так вот почему благая весть явилась именно сегодня, в его день!); и маленький мешочек с шестью золотыми монетами. Негусто. Признаемся, что все монахи этой обители были очень бедны. Иероним был беден особенно. Он был нищим даже среди нищих братьев. И это не было странным явлением. Монастырь находился в небогатой и малолюдной стране. Вокруг насчитывалось с десяток убогих деревушек и один такой же убогий городишко с несколькими сотнями жителей. Торговые пути обходили эту местность стороной. Никаких реликвий, священных для каждого верующего христианина в обители не было, поэтому появление паломника являлось для братьев необычным событием. Понимая такое положение вещей, более или менее состоятельные прихожане не спешили принимать постриг в этом монастыре, предпочитая обители, где обеды были сытнее, вино лучше, а работать приходилось меньше. В довершение всех бед, округа была разорена недавно закончившейся войной.
Итак, главной проблемой, волновавшей Иеронима, было золото. Удивительно, что именно его избрали для выполнения столь важного и нелегкого поручения. Особым смирением и святостью он никогда не отличался, за что постоянно был браним отцом-настоятелем.
Да и откуда у него богатство! Избрали бы, скажем, мэра. Все видят, какие богатые вклады в соборную церковь он делает по святым праздникам. Поэтому вся округа считает его ревностным католиком. Ну а золота... - этого у него как грязи. Брат Симеон однажды рассказывал, что видел сам в доме городского головы сундук, наполненный монетами.
"Все-таки есть во мне нечто такое, что отсутствует у остальных," - подумал Иероним: "Может быть, я умею хранить тайны? А может, я отлично выполняю поручения? В любом случае: пути Господни неисповедимы; и уж если выбрали меня, значит, я не так уж прост!"
На такой ноте брат Иероним закончил свои размышления. Сердце его наполнилось радостью. Путь его лежал в келью брата Вонифатия.
Как уже упоминалось, вся братия монастыря была бедна. Однако мир устроен так, что имущественное неравенство возникает даже среди нищих монахов. И среди них имелись свои бедняки, вроде брата Иеронима, но были и настоящие богачи, у которых в укромных местах были припрятаны мешочки с несколькими десятками золотых монет.
Брат Вонифатий был состоятельным монахом. Когда-то, еще до начала монашеской жизни он имел небольшую рыбную лавку на городском рынке. Торговля приносила небольшой, но постоянный доход. Год за годом рыботорговец откладывал монету за монетой, надеясь к старости обзавестись домом, женой, детьми - всем необходимым для жизни достойного бюргера.
Однажды в город прискакал всадник. Он был из соседнего города, разоренного воинством лесных разбойников. Всадник просил помощи и рассказывал о страшных делах, творимых захватчиками в его городке: о разрушениях, пожарах, насилиях, страданиях жителей. Но самым ужасным, по мнению Вонифатия, был рассказ о том, как мучили и пытали разбойники тех, кто промышлял по торговой части, надеясь выведать, где те спрятали свои сбережения. Во всем городе негодяи не тронули только святую обитель. Всадник горел яростным чувством мести и призывал горожан взять оружие и, объединившись с жителями его городка, пойти и перебить разбойников. Горожане, единые чувством бюргерской солидарности, накормили беднягу, дали ему новую одежду и коня и отправили в соседний город, где, по их мнению, жили более могучие и смелые люди, способные оказать действительную поддержку своим соседям. Сами же сломя голову бросились прятать ценные вещи.
Перспектива никогда не воспользоваться плодами трудов своих удручала торговца рыбой и он, немного посомневавшись, отказался от планов жениться и вскоре постригся в монахи, пожертвовав дело святой обители. Отец-настоятель долго не размышлял и, рассудив, что торговля рыбой ни у кого более в монастыре не пойдет лучше, чем у Вонифатия, поставил его управлять монастырской лавкой и далее. Таким образом, торговец остался при своих: при лавке и сбережениях. А жена? - Нужна ли она серьезному человеку?
В тот год разбойники обошли стороной город. Обыватели откопали свои деньги и драгоценности и занялись обыденными делами, что оказалось на руку армии графа де Буланже, через год шедшей мимо, дабы защитить жителей этой страны от жестоких сарацинов и, прославившейся всеми теми же делами, что были свойственны и обычным разбойникам.
А брат Вонифатий трудился и отдавал всю прибыль от лавки в обитель. Но и сам в накладе не оставался: из года в год десяток монет опускалось в объемный мешочек бывшего торговца.
Известно было, что монах давал деньги в рост. Впрочем, одалживал он, руководствуясь исключительно чувством христианского сострадания, отчего брал с должника всего половину суммы. Дело это хоть не часто, но приносило Вонифатию, стабильный и весомый доход. Говорили, даже отец-настоятель время от времени обращался к содержимому его мешочков.
Именно к нему и направлял свои шаги брат Иероним.
Дверь в келью Вонифатия была приоткрыта и Иероним, даже не постучавшись, резким движением вошел в покои рыботорговца. Тот сидел у маленького окошка. В руках он держал раскрытую книгу. Взгляд его был недвижно направлен в какую-то невидимую точку. Можно было подумать, что монах задумался над тайным смыслом только что прочитанных слов, но нет, он думал, не продешевил ли, распродав наскоро бочку протухшей трески. Мысль эта настолько занимала голову Вонифатия, что он нисколько не удивился столь бесцеремонному вторжению другого монаха, несомненно, отрывавшему его от трудов на благо святой католической церкви.
Видя, что Иероним боится начать речь, Вонифатий сам обратился к нему.
--
Что тебе, брат?
--
Нужда направила меня к тебе, - тихо отвечал Иероним.
--
Нужда говоришь.... И в чем нужда твоя, брат?
--
Хочу взять у тебя немного денег в долг. Отдам непременно.
Перспектива дать в долг прельщала Вонифатия, однако дать денег Иерониму... дело было рискованным и сомнительным.
--
На благое ли дело нужны тебе деньги брат?
--
Да, брат Вонифатий, хочу я сделать взнос в строительство костела. Это в небольшом городе в пяти днях пути отсюда.
Иероним врал. Врал нагло и сам удивлялся, откуда в нем такая смелость.
- С несколькими жителями этого города меня связывает дальнее родство, так вот они и поведали мне об идущем строительстве. Здание уже почти построено, но вот на отделку его денег у горожан не осталось. Потому и обращаются они с просьбой о помощи ко всем честным католикам. Ибо без своей церкви жителям очень тягостно, а души их пребывают в грехе. Когда обратились они ко мне, я не смог отказать в просьбе и решил пожертвовать все, что имею - шесть монет.
Брат Вонифатий был человеком практичным. Выслушав речь Иеронима, он сразу же принялся искать в ней скрытый смысл. Бывший торговец не верил в чистые порывы души, и потому имел все основания подозревать, что за такими поступком брата скрывается какая-то выгода. И вскоре догадался.
--
Скажи мне, брат... уж не хочешь ли ты потом стать священником этой церкви? Скажи. Не бойся. Я никому не поведаю.
Иероним был готов, кажется, даже на сделку с дьяволом лишь бы достать побольше золотых для паломничества. Поэтому, лукаво улыбнувшись, он отвечал:
--
Да, брат Вонифатий, вижу, что от тебя ничего не скроешь. Вижу, что можешь ты проникнуть в самую суть вещей и постичь их истинный смысл.
"А ведь Иероним совсем не такой простак, как о нем думают братья. Сейчас он сделает взнос, через некоторое время станет городским священником, тогда и деньги потекут к нему". Брат Вонифатий взглянул на монаха даже с уважением. "Однако," - подумалось ему: "Здесь можно получить большой куш."
--
Сколько ты хочешь, Иероним? - Вонифатий первый раз уважительно назвал брата по имени.
--
А сколько ты сможешь дать?
Такая смелость еще больше убедила монаха-торговца в желании Иеронима занять прибыльное место. Впрочем, риск все равно оставался. Вдруг не вернет. А если дашь мало, меньше получишь. Будешь потом всю жизнь корить себя.
--
Дам тебе пятнадцать монет, больше не могу. Сам знаешь, брат, беден я.
Иероним даже представить не мог, что ростовщик предложит такую большую сумму. Чувствуя выигрышность момента, он закричал.
--
Нет, мне нужно тридцать!
В голове Вонифатия носились самые противоречивые чувства: и радость, и расчет, и страх, и азарт. Но превыше всего стояла жадность.
--
Тридцать, сумма слишком большая для бедного монаха. Дам тебе еще десять и уходи с миром. Все. Все. Но учти, что вернешь мне еще столько же в течение года. Всего пятьдесят монет. Понял?
Иероним кивнул.
--
А не вернешь, будешь рабом моим до конца дней своих. Может к старости, и отработаешь долг свой.
Иерониму было все равно сколько, и когда он должен вернуть Вонифатию. Он то знал, что скоро окажется в Палестине, откуда вернется окруженный славой и почетом. И это убеждение подталкивало его согласиться на любые условия.
Оба монаха были довольны договором. Вонифатий неторопливо отсчитал двадцать пять золотых монет. Иероним ссыпал их в свой мешочек и удалился.
"И все-таки нужно проследить за моим хитрым братом. Может город, где он хочет устроиться, совсем не мал, и приход там богатый. Тогда может самому...."
Мысли о протухшей треске навсегда покинули голову монаха-рыботорговца.
Следующим местом, где Иерониму могли дать денег, был дом мэра.
Город им управляемый насчитывал всего несколько сотен жителей и был небольшим даже для средневековой Европы. Тем не менее, как и во всяком порядочном городе, здесь имелись своя тюрьма, церковь, городской рынок и, конечно, магистрат. Было и несколько цехов, к которым принадлежало практически все взрослое население. Два из них: цех ткачей и гильдия кузнецов являлись самыми многочисленными и влиятельными. И ткачи и кузнецы изготовляли весьма посредственные вещи, не находившие покупателя ни в родных местах, ни за их пределами. Впрочем, оба цеха ревностно следило за ценами, количеством сделанных вещей, числом мастеров и подмастерьев. Мастера бездельничали и били подмастерьев. Подмастерья делали безобразный товар и надеялись поскорее выбиться в мастера, чтобы издеваться над своими подмастерьями. Объединяло цехи только одно: желание не допустить в пределы родного города изделия других городов. Ежемесячно, в целях обеспечения благосостояния и спокойствия жителей, стража била горшки, разрывала холст и сукно, ломала серпы и косы иногороднего происхождения, выявленные на рыночной площади.
Страсти накалялись раз в пять лет, когда город выбирал нового мэра. Выбор обычно производился из двух кандидатов: от ткачей и кузнецов. Кому быть новым городским головой решалось во время потасовки на площади перед магистратом. Почти всегда побеждали кузнецы, но, иногда, ткачам удавалось переманить на свою сторону вином молодежь из соседних деревень. Тогда победу праздновали ткачи. Впрочем, выбрав нового мэра, город успокаивался, но скрытое соперничество двух цехов не утихало никогда.
В последний раз выборы проходили два года назад. Мэром стал ткач, мэтр Роже. К нему и шел сейчас брат Иероним.
Было послеобеденное время, и мэр пристроился на лавке, чтобы дать улечься обильному обеду и заодно поразмыслить о превратностях жизни. Мэтр Пижо, глава кузнецов явно что-то замышлял, замышлял плохое, в этом сомнения не было. Главным признаком надвигавшихся бедствий являлось отсутствие каких-либо новостей.
Появление толстого монаха только подтвердило подозрения мэтра Роже. Войдя в дом, брат Иероним начал с приветствия.
--
Хранит вас Господь, мэтр. Я пришел сюда с непростой миссией. Знаете, что отец-настоятель решил расписать соборную церковь монастыря и пригласил для этого художника из Рима.
--
Это мне известно, - ответил мэр.
--
Давно ли Вы жертвовали на нужды святой обители, мэтр Роже?
--
В прошлое воскресенье я внес золотую монету, брат.
"Странно," - подумал Иероним: "В прошлое воскресенье среди пожертвований не было ни одного кусочка золота."
--
Пробил час испытаний. Испытаний для каждого верного сына нашей матери Святой Римской церкви. Обитель нуждается в деньгах, больших деньгах.
--
Кто послал тебя монах? И почему отец-настоятель сам не пришел ко мне?
--
Настоятель занемог. Третий день лежит в постели. Братия поит его молоком и кормит медом. Не знаем уже, встанет ли он на ноги? Но мучения духовные, еще больше убивают его, чем телесная немощь. Дело незакончено - святое дело украшения монастырской церкви.
"Ах, эти жадные монахи! Сколько им не даешь денег, все мало", - подумал мэр, покачав головой.
--
Знаешь, монах, дела идут у меня не важно. Совсем скоро разорен буду. И потому иди! Иди и молись за меня!
--
Но, мэтр!
--
Нет, ступайте!
--
Мэтр...
--
Вон отсюда, а то позову слуг, и они побьют тебя палками.
Мэр Роже уже был близок к исполнению своей угрозы, когда брат Иероним решил испробовать последнее средство.
--
Я иду, но вот мэтр Пижо...
--
Что Пижо? - мэр даже побагровел, услышав это ненавистное имя. - Так и знал, что этот проходимец, что-то задумал.
--
Мэтр Пижо пожертвовал на нужды церкви тридцать золотых монет.
--
Сколько? - сумма была, несомненно, огромной и невероятной для этих мест.
--
Тридцать монет золотом.
--
Не может быть!
--
Истинная, правда! - Иероним достал из-за пазухи мешок с деньгами
--
Ах, негодяй! Что придумал! Думает, я испугаюсь этой суммы! Думает, он более ревностный католик, чем я! Думает... Ладно, брат. Держи! - Роже бросил в руки Иерониму кошель.
--
Здесь сорок монет. Надеюсь, эта сумма утрет нос Пижо.
--
Несомненно, мэр. В это воскресенье, в церкви будут называть жертвователей. Самый щедрый из них будет запечатлен на сводах церкви у ног Господних, между святыми евангелистами. Думаю, что им останетесь вы.
--
То есть, как останусь?
--
Мэтр Пижо обещал еще немного подумать и дать на нужды обители еще пятнадцать монет. Может быть даже сегодня вечером.
--
Вот подлец!
--
Да, но жертвователь щедрый.
--
Не называй его так при мне. Тридцать и пятнадцать, всего ... сорок пять. На, монах, держи еще десять. И запомни, я дал пятьдесят монет. И мое лицо должно быть у ног Господних! А теперь иди.
Иероним поклонился и удалился, радуясь удачному исходу.
Мэр переживал. Отдать пятьдесят монет, своих кровных золотых монеток, только потому, что этот жалкий проходимец, этот сын осла Пижо решил перещеголять его крупной суммой, но нет уж! Переживания соседствовали с удовлетворением, удовлетворением от победы над извечным противником.
Иероним даже представить не мог, с какой легкостью люди отдавали деньги. "Странно, почему я раньше не подумал о такой возможности. Собрал бы побольше с доверчивых простаков и отправился в другую страну жить обеспеченной жизнью."
Используя известное соперничество между ткачами и кузнецами и историю о росписи монастырской церкви, монах, не особенно утруждаясь, выудил у мэтра Пижо шестьдесят пять золотых монет.
Брат не боялся, что одураченные им горожане прибегут к отцу-настоятелю справиться о здоровье. Обман откроется только в воскресенье. А до него оба мэтра будут раздуваться от смеха, представляя собственный триумф и позор соперника.
Таким образом, к вечеру монах собрал сто пятьдесят одну золотую монету - сумму, никогда не виденную большинством жителей этой нищей страны. Но теперь ему казалось, что этого мало. Иероним пытался вспомнить, где еще он мог достать хоть немного драгоценного металла.
Иероним очень хотел предстать перед гробницей Спасителя в новой рясе. Но все равно он превозмог себя и продал ее за две монеты брату Тимофею. Псалтырь он продать не смог. Весьма нужной для него была эта книга.
Оставалось еще одно место, где можно было раздобыть немного золота - монастырская церковь. Храм был украшен небогато. Все больше свинец да медь. Но крест - большой алтарный крест был сделан из чистого золота. Взять крест из храма было воровством. За последнее время Иерониму пришлось много врать. Это был большой грех. Но воровство... воровство алтарного креста - еще больший грех.
Иероним понимал, что должен украсть и поэтому мысленно искал оправдание своему поступку. Оправдание нашлось вскоре. Во-первых, брат Иероним воровал не для себя, а для святого дела. Во-вторых, вскоре в монастырь, откуда ушли в Святую Землю Франциск и Иероним, потянутся тысячи паломников, чтобы воочию увидеть обитель, где они жили. Естественно, монастырь не останется в накладе и сможет купить себе сотни таких же крестов. Преодолев моральные колебания, монах решил этой же ночью совершить кражу, поэтому с наступлением темноты он не заснул, а стал терпеливо ждать. В полночь он поднялся с постели и тихо направился к дверям монастырской церкви.
Большой дверной замок был сделан местными кузнецами, а потому открыть его не стоило большого труда для Иеронима. Войдя в здание, он тихо, будто боясь разбудить святых, глядевших на него со стен, подошел и снял золотой крест. После засунул крест за пазуху и быстро побежал в свою келью.
В эту ночь не спал не только брат Иероним. Бодрствовал и брат Порфирий. Именно его нанял брат Вонифатий для слежки за Иеронимом. Кельи обоих братьев находились рядом. В полночь Порфирий услышал скрип соседней двери. Сразу же он подбежал к ней и увидел как Иероним, осторожно пошел к лестнице. Порфирий проследил за ним до самой церкви. Когда тот вышел, монах вбежал в нее и обнаружил пропажу золотого креста.
Брат Порфирий поднял тревогу. Сбежавшиеся на его крик монахи, вознегодовали, узнав, что произошло. Схватив в руки первое, что попалось, они бросились искать вора, собираясь убить его прямо на месте. Иероним слышал крики. Вбежав в свою келью, он бросил крест и деньги в большой мешок, сунул в карман Псалтырь и побежал к брату Франциску.
Ученый монах не ждал гостей и, сосредоточившись над чтением заклинаний, не обратил внимания на запыхавшегося беглеца. Этой ночью он еще раз пытался открыть дверь в неизвестное.
Иероним, услышав приближающиеся крики, подпер лавкой дверь и направился к брату. Раздался стук в дверь, вскоре превратившийся в яростные попытки ее сломать. Старый дуб держался хорошо. Снаружи доносились страшные проклятия монахов. Иероним с надеждой глядел на Франциска. Неожиданно он почувствовал, что переворачивается с ног на голову. Его сильно затрясло. В воздухе запахло серой. Через несколько мгновений келья исчезла и он оказался в чистой и светлой комнате с большими окнами. Негодующая братия исчезла. Но как показалось Иерониму, на краткий миг в этой комнате присутствовал другой человек, который куда-то пропал. Страшная догадка осенила монаха. Франциск не собирался в Палестину. Он был чернокнижником и хотел украсть золото. А сейчас могуществом своего колдовства он забросил Иеронима на другой конец земли, а может и дальше. Силы покинули его. Он опустился на пол и горько зарыдал от обиды.
Братьям, все-таки выломавшим дверь, и ворвавшимся в келью, представилась удивительная картина. У окна стоял испуганный брат Франциск. Сильно пахло серой, а похитителя креста в ней не было. Всем сразу стало ясно, без дьявола здесь не обошлось. Монахи в испуге бросились бежать прочь от проклятого места. Через несколько минут дверь уже была заколочена самыми толстыми досками из имевшихся в монастыре. А к вечеру страшная весть разнеслась по всей округе, наводя ужас и смятение на мирных жителей этих мест.
Глава третья, подробно рассматривающая вопрос, сможет ли выжить в средневековье современный алкоголик?
Интересующим нас утром, лучи солнца, с каким бы энтузиазмом оно не выполняло свои ежедневные обязанности, не могли пробиться в комнату, где спал сном младенца Андрей Владимирович Смирнов. Нет, не ставни и шторы мешали естественному процессу распространения лучей. Нет! Природа всей своей мощью, иной раз разрушающей целые города, сегодня, казалось, боялась проникнуть в помещение, в котором в плотной завесе похмельных испарений возлежал наш герой, а потому посторонний наблюдатель сильно бы удивился бы, увидев, что лишь одно из доброй сотни окон многоэтажки зияло черным пятном и не пускало солнечные зайчики.
Надо заметить, что подобные катаклизмы не интересовали Андрея Владимировича. Единственным его желанием этим утром был долгий и крепкий сон. Впрочем, крепость обеспечивалась древним народным способом: заключающемся в двухдневном употреблении паленой кавказской водки, где-нибудь в гаражах. Поздно ночью, грязный и усталый возвратился Смирнов домой, и теперь душа требовала отдыха. Но темные тучи уже сгущались над его головой. Уже слышны были зловещие шаги жены, суровый нрав которой славился среди его друзей. Господи! Как мало она понимает в жизни! За двадцать с лишним лет совместной жизни, она так и не сумела уяснить для себя несколько простых истин, а потому традиционный и мучительный допрос будет повторяться снова и снова. Вот и сейчас откроется дверь и в лицо, с трудом приходящему в себя мужу, понесутся те же самые вопросы, что и вчера и месяц назад и год, а может быть и всю жизнь.
--
Что опять надрался?!
Глупая баба, неужели не видно.
--
Да нет. Э-э-это, вчера, немножко... пивка.
--
Небось, снова с дружками?
Ну, дура! Ну а с кем же еще?
--
Э-э-это... Ваське г-г-гараж помогал убирать.
--
Где деньги?
Ну... без этого вопроса нельзя. И разве непонятно ей, что если я, такой как сейчас есть, то денег нет. Не осталось!
--
Могу... себе... позволить!
Последние слова были произнесены Андреем Владимировичем очень медленно, ведь, несмотря на свое, приближенное к предсмертному, состояние, он еще мог разглядеть наливающиеся кровью глаза и хищно покачивающиеся ладони жены. Приближалась хорошая оплеуха. Смирнов сжался, понимая, что быстро нанесенный удар, будет стоить целого дня ругани и упреков.
Ни для кого не было секретом, что жена периодически оскорбляла мужское достоинство Андрея Владимировича. Об этом знали и друзья и соседи. В мыслях его, конечно же, периодически разворачивались планы восстания с целью свержения женской тирании, но имелись три непреодолимых препятствия: теща, которая собиралась прожить столько же, сколько королева-мать; лень, не требующая комментариев; и, наконец, тяжкая дума. Ну, победит он жену? А что дальше? Под словом "дальше" естественно подразумевалась целая система, состоявшая из стирки, готовки и прочих мероприятий, поддерживающих элементарное существование Смирнова. Однако в мечтах у него возникал и сказочный вариант. По щучьему веленью, по моему хотенью... Проснуться и ... ап! А Машки нет! И никогда не было! Куда делась непонятно, а потому искать и грустить не надо. Вот тогда бы и зажил Андрей Владимирович как надо, вот тогда бы и загулял на славу. Из этого нам становится ясно, что жена сильно портила ему жизнь. И это не было его личным мнением. Нет, нет! Не подумайте! О том же постоянно говорили и друзья.
Вот и в это утро, терпеливо дослушав глупые домогательства зловредной жены, и получив, наконец, оплеуху, он получил передышку. С криками и ругательствами она ушла на кухню, обсуждать с тещей свою трудную судьбу. Смирнов внимательно прислушался, и лишь убедившись в полной безопасности, полез под матрас, где лежала спасительная при таких обстоятельствах чекушка.
--
Вот дура! Никогда не догадается под матрасом проверить, - зловеще прошипел он.
Радуясь собственной находчивости, Андрей Владимирович одним глотком "поправил здоровье" и снова откинулся на кровать. Перед глазами сразу же все поплыло, ощущалось приближение блаженства, когда неожиданно кровать сильно затряслась, а комната наполнилась резко пахнущим дымом.
--
Вот стерва! - закричал Смирнов, полагая, что оказался жертвой очередной проделки жены. Однако через мгновение его словно бы, кто-то поднял на руки, потом схватил за ноги и несколько раз встряхнул, и в окончание попытался вытянуть внутренности, которые и так после вчерашнего просились наружу. Когда, наконец, издевательство над больным организмом закончилось, он понял, что лежит на улице среди зарослей высокого бурьяна.
Необычные события, происшедшие в это утро с Андреем Владимировичем, требуют от нас краткого знакомства с его биографией и наиболее существенными для повествования чертами характера. Ведь, во-первых, он не всегда был пьяницей, и друзья у него имелись вполне приличные. И песни он пел правильные, и в походы ходил интересные. Был он когда-то студентом, а после инженером-технологом. Но главное, Смирнов был читающим человеком. Привычка читать вошла в него вместе с "Пионерской правдой", книгами Жюля Верна и Гайдара, продолжилась с модными Пастернаком, Ахматовой и Цветаевой, журналом Коротича, а в рыночные годы остановилась на сериях фантастики и детективов с уличных развалов. Привычка много читать, вообще характерна для людей той, поздней советской эпохи. Андрей Владимирович не был исключением. А недостатки, что ж поделаешь, не всем удалось слиться с новой жизнью, неожиданно начавшейся в девяностых.
А еще ему всегда хотелось большого приключения, но реализовать мечту всегда мешали мелкие жизненные обстоятельства, с годами затянувшие так сильно, что сейчас Смирнов и не заметил, в насколько необычном положении он оказался.
А ситуация действительно выпадала из обычного течения жизни. Приподнявшись и оглядевшись по сторонам, наш путешественник пришел к выводу, что находится в центре городского пустыря. Метров на пятьдесят вокруг валялись кучи мусора, сквозь которые пробивался бурьян невероятной густоты. "Лужкова на вас нет!" - заворчал он, продираясь через заросли сорняка.
Наконец ему удалось выбраться на чистую площадку, от которой, судя по всему, имела начало одна из городских улиц. Усевшись на лежавшее рядом бревно, Андрей Владимирович перевел дух, и принялся думать. А поразмыслить было над чем. Во-первых, над причинами жуткой встряски. Его жена, при всей своей мерзопакостности, все-таки не обладала силами и возможностям необходимыми для подобных действий. Во-вторых, почему он вместо своей комнаты оказался на улице. Можно, конечно было предположить, что некто выкинул его из окна, но четырнадцатый этаж.... И потом, возле его дома отсутствовали такие запущенные пустыри, да и где сам дом? Вокруг плотной стеной, разделяемые весьма узкими улицами, стояли сараи высотой в один - два этажа, настолько зашарпанные по виду, что самый худший из известных ему гаражей мог поспорить по богатству отделки с любым из этих строений. Да и мусор... Смирнов ковырнул ногой куски битой глиняной посуды. Все это что-то напоминало...
Но не забывайте, что Андрей Владимирович был весьма начитан, а потому элементарная логика, замедляемая лишь действием похмелья, очень скоро подвела его к мысли о том, что он находится в прошлом. Когда и где конкретно, это еще предстояло выяснить, но на данный момент все говорило именно в пользу столь неожиданного вывода.
Приподнявшись и закряхтев, наш герой свернул в первую попавшуюся улочку и отправился на поиски местных жителей, способных хоть немного прояснить сложившуюся ситуацию. И уже через минуту, он встретил хмурого субъекта с нечесаной бородой, спутавшейся из-за множества шариков репейника. Хмурый субъект сидел на камне и был занят тем, что ковырял палкой в куче навоза. Эти действия увлекли его настолько, что он не счел нужным заметить человека, уже несколько минут пытавшегося обратить на себя внимание.
- Мистер, сэр, месье, ну как тебя там! - кричал Андрей Владимирович ему в ухо, но тот не отзывался. Тогда Смирнов внимательно присмотрелся к предмету, занимавшему его и, сильно удивился, обнаружив, что так интересовало "нечесаного". Посреди кучи барахталась большая навозная муха, предпринимавшая отчаянные попытки выбраться наружу, но безжалостная рука свыше, отправляла ее в глубь снова и снова, стоило только несчастному насекомому почувствовать близость спасения.
--
Может быть нужна помощь? - еще раз попробовал вступить в контакт Андрей Владимирович. Ответом снова стало молчание. И неизвестно, сколько оно могло продолжаться, если бы рядом не появилось другое существо, имевшее к навозной куче интерес не меньшей силы. Неторопливой и важной походкой к луже подбирался тощий хряк. Появление конкурента осталось незамеченным нечесаным субъектом. Он все так же сосредоточено сражался с крылатым насекомым. А зря. Неожиданно, прицелившись, точно в середину кучи с радостным визгом воткнулась свинская морда. Брызги счастья полетели во все стороны, попав и на лицо мужчины. Тот заворчал и вытерся рукавом, медленно соображая, кто ему помешал, но, сориентировавшись в обстановке, нанес удар сокрушительной силы по спине хряка. Свинья, не понявшая, за что наступило наказание, резво подскочила и унеслась в неизвестном направлении.
Смирнов не мог сдержать смеха от увиденного. "Нечесаный", услышав, наконец, оглушительный хохот обернулся и совершенно серьезным тоном пробормотал:
--
Вы ко мне. Ну что ж молчали раньше.... Всегда рад оказать услугу, - после чего бесцеремонно схватил его за плечи и потащил в свой дом, располагавшийся невдалеке.
Сопротивляться было бесполезно. Упражнения с палкой, вроде того, что производились секунду назад, развили в этом человеке дьявольскую силу. Вскоре Андрей Владимирович оказался в маленькой комнате, с узким, едва пропускавшим свет окном и низким потолком, где был силой усажен на деревянную лавку и на несколько минут оставлен в одиночестве. Когда хозяин вернулся, то держал в руках таз с водой, кусок мыла, ножницы и предмет, отдаленно напоминавший опасную бритву. Сомнений не оставалось. Человек с жуткой нечесаной бородой, оказался местным парикмахером, извините, цирюльником. Смирнов быстро сообразил, что скоро может оказаться жертвой доисторического искусства и бросился прочь, пользуясь занятостью рук мастера.
--
Разве Вы не собираетесь бриться? - закричал ему вслед, растерянный парикмахер. - Ну, тогда, что Вы желаете?
--
Ты обещаешь не прикасаться ко мне?
--
Если Вы хотите.... - цирюльник недоуменно пожал плечами.
--
Единственное, что мне от тебя нужно, это совет.
--
Какой? Я все могу, - с готовностью подтвердил нечесаный.
--
Я прибыл в твой город из дальних стран.
--
Это видно! - подтвердил цирюльник, оглядев меня с ног до головы. - В наших местах никто не носит такого платья. Наверно вы турок...?
--
Да! - воспользовался подсказкой Андрей Владимирович. - Я из восточных стран.
"Нечесаный" заулыбался, довольный от своей находчивости.
--
Слушай, парикмахер, скажи мне, в какой стране я нахожусь?
--
Во Франции, а где же еще! - удивленно развел руками цирюльник.
--
Ладно. А год сейчас, какой?
--
Ну, Вы даете! Не знаете где находитесь, какой день на дворе. Что нужно делать, чтобы все забыть!
--
Пить три дня! А если пить неделю, то и имя матери можно позабыть!
Резкий ответ Смирнова и его опухшее лицо развеяли все сомнения "нечесаного".
--
Э-э-э, год не знаю, надо у священника спросить, а день сегодня пятница.
--
А кто страной вашей правит: президент, король, император?
Андрея Владимировича все больше выводило из себя невежество собеседника.
--
Так ясно кто, Карл.
--
Ну и на том спасибо.
Смирнов слабо разбирался в истории, и потому не ориентировался в мелких деталях, но и из полученных сведений мог понять, что каким-то невероятным образом он оказался в средневековой Франции. Место это, конечно, приближалось по комфорту к знаменитым чертовым куличкам, но все равно имело одно неоспоримое преимущество, здесь отсутствовала его жена. Кроме того, сообразил Андрей Владимирович, он имел важное преимущество перед "троглодитами", с которыми ему предстоит столкнуться, как всесторонне развитая и гармоничная личность, имеющая огромный запас знаний. Все это поможет ему в дальнейшем развернуться и тогда он станет королем, а может и императором, а может... Об этом всем стоило поразмышлять, но сейчас перед ним стояли более приземленные задачи: раздобыть обычную для этих мест одежду, достать немного денег для пропитания, обеспечить ночлег и, в первую очередь, опохмелиться. Раздумья Смирнова видимо заняли столько времени, что когда он собрался задать очередной вопрос, цирюльник уже занимался своими делами.
--
Слушай, родной, есть в вашем городе лавка готового платья?
--
Какого?
--
Готового!
--
Что?
--
Одежда, которую не надо шить! - заорал Андрей Владимирович, не сдержавшись от общения с тупым горожанином.
--
Сеньор хочет надо мной посмеяться! - на лице цирюльника появилась улыбка. - Не бывает платья, которого не нужно шить. Идите со своими шутками к Николасу, он дурак. Вот потеха то будет! - "нечесаный" загоготал, представив разъяренное лицо соседа.
Положение становилось безвыходным. Надежда добиться от этого идиота сведений о нужной лавке постепенно исчезала. Но, к счастью, Смирнова озарила догадка. "Попробую-ка зайти с другой стороны",- решил он.
--
Слушай любезный, у вас большой город?
--
Да... - довольно замычал цирюльник. - Во всей округе нет ничего большего, чем наш город.
--
Скажи, а лавки здесь есть?
--
Много!
--
Какие? Можешь рассказать?
--
Ну... рыбная лавка брата Вонифатия,...рыжего Жака - горшечника,... еще этого, как его, не вспомню. Он разными вещами торгует веревками, утварью, старым платьем... еще....
--
Стой! Где лавка того, кто веревками торгует?
--
Где, где... - заворчал "нечесаный", - Сразу за ратушей, там....
--
Все, прощай! - крикнул Андрей Владимирович и поспешил на рынок, оставив местного цирюльника в недоумении.
А тот еще долго чесал в голове, приговаривая: "Странный какой-то", пока совсем не успокоился, приметив на улице новую цель для своих наблюдений - стаю собак, дравшихся из-за дохлой крысы. "Нечесаный" палкой разогнал свору, после чего устроился на коленях возле трупика грызуна и принялся наблюдать за мухами, слетевшимися на желанный запах разложения.
Наш герой быстро шагал по кривым улицам, когда неожиданно его путь преградила женщина в цветастом платье, в которой он безошибочно узнал цыганку. Народ этот в то время был еще незнакомым явлением для Европы, и относились к его представителям вполне благожелательно. Смирнов не без удивления отметил, что века нисколько не повлияли на образ жизни кочевого народа, отчего цыганка из средневековья лишь незаметными деталями отличалась от столь часто попадавшихся ему на глаза в Москве.
--
Давай погадаю, дорогой! - накинулась на него молодая гадалка, начав разговор с фразы стандартной для всех эпох. - Вижу много дел у тебя, нерешенных. Ой, много! Могу помочь тебе. Всю правду расскажу!
Андрею Владимировичу очень хотелось послать прилипчивую женщину куда подальше, но в данный момент его действительно тяготила куча проблем и оттого чужое, даже лживое участие показалось вполне уместным.
--
Но мне нечем заплатить за гадание, - признался он.
--
Ой, неправду говоришь. Дай я погадаю, а там сам выберешь, чем наградишь меня.
--
Ну ладно, валяй!
Цыганка внимательно посмотрела на его руку, и начала быстро говорить.
--
Ой, красавец, не знаю, откуда ты приехал, но твой дом очень далеко, края пути не видать.
--
Нашла, чем удивить.
--
Приехал ты в этот город не просто так. Ждут тебя здесь. Много подвигов совершишь. Три подвига.
--
Какие? - резонно спросил Смирнов.
--
Страшного зверя укротишь; красавицу спасешь и разбойников выгонишь из леса. Все, больше ничего не вижу, - отбросила его руку гадалка, - Давай плати!
--
Что все?
--
Все! Больше ничего не вижу!
Гадание века пятнадцатого оказалось таким же обманом, как и гадание конца второго тысячелетия. Однако без подарка цыганка не хотела уходить. Андрей Владимирович сунул руки в карманы и обнаружил яркую китайскую зажигалку, которую и отдал настырной женщине.
Дорога, наконец, привела его к зданию ратуши, которая безошибочно узнавалась по большим часам. Ратуша являлась главным украшением довольно большой площади, где беспорядочно были разбросаны лавки, на прилавках которых имелся кое-какой товар. В центре этого странного и нелепого сборища строений, по чьей-то чудовищной ошибке, названного городским рынком, путешественник во времени увидел покосившуюся, черную от грязи и гнили хибару, из которой пахло жареной рыбой и еще чем-то затхлым.
Совсем нелегко догадаться, что это и был тот самый магазин готовой одежды, средневековый "бутик", но ошибиться было невозможно, возле входной двери висела доска с изображением, нарисованной углем предмета, в котором при наличии большой фантазии и развитого чувства юмора можно было опознать рубаху. Поэтому Андрей Владимирович смело вошел внутрь и обнаружил там странное существо, копошащееся в куче тряпья, больше похожего на мусор. Все было так, как он предполагал: средневековые люди не покупали готовой одежды. Все шилось или самими, или у портных на заказ. Место куда он попал, было ничем иным, как лавкой старьевщика, местным "сэконд-хэндом". Конечно, его совсем не устраивала перспектива переодеваться во все это барахло, но делать было нечего, не ходить же в джинсах и куртке, привлекая тем самым всеобщее внимание.
Странное существо, заметив растерянность посетителя, выползло из своей кучи, приблизилось к нему и, оценивающе оглядев с ног до головы, спросило:
--
Сеньору нужно продать или купить? - прохрипел старьевщик, вцепившись грязными пальцами с длинными, скрутившимися в трубочку ногтями в куртку.
--
Мне нужно все! - решительно заявил он, отдирая жадную руку от своей одежды,
--
Что Вы продаете, сеньор?
--
Мне нужно переодеться. Я меняю свои вещи, на ваши.
После таких слов на лице старьевщика появилась улыбка. Это могло означать только одно, он почуял выгоду и надеется обдурить посетителя. Андрей Владимирович понял это и потому приготовился к схватке. Однако торговец первым нанес удар.
--
Сеньор хочет, чтобы его не узнали? - и, не дождавшись ответа, продолжил. - Я хороший горожанин. Пользуюсь репутацией благонадежного человека и очень не хочу, чтобы в магистрате меня считали человеком, способным совершать подозрительные сделки. Поэтому я не смогу помочь вам, сеньор, предварительно не сообщив об этом властям.
--
Но...
--
Я вас, конечно, уважаю, сеньор, примите мое почтение, но знаете в наше время нужно быть крайне осторожным. Столько подозрительных личностей слоняется.
Торговец великолепно знал свое дело! Еще не начав торговаться, он уже поставил клиента в положение, в котором тот согласится на любые условия. Лишняя реклама была не нужна Смирнову, и он поднял белый флаг:
--
Но вы тоже благородный человек и, думаю, не откажете другому, тем более, если он оказался в крайнем стеснении. Мы ведь хорошо понимаем друг друга.
--
С этого бы и начинали. Денег за ваши тряпки я не дам. Они ничего не стоят. Ткань груба, поношена, окрас плохой.... - такую оценку дал джинсам и куртке старьевщик. - Ну что стоите, - заворчал он. - Снимайте скорей! Нет времени вас ждать.
Собрав вещи, Андрей Владимирович бросил охапку торговцу. Тот, недовольно их осмотрев, тут же ушел в соседнюю комнату, откуда не возвращался несколько минут. Наш герой уже успел продрогнуть, стоя в носках и трусах, когда старьевщик вернулся и протянул новую одежду. Смирнову сразу стала ясна причина долгого отсутствия. Сколько старания нужно было приложить, чтобы из множества имеющихся вещей выбрать самые дрянные! Надевая их, он с благодарностью вспомнил продукцию южных соседей - турков. Сколько бы не предъявляли им претензий за невысокое качество, оно так же далеко от качества местного товара, как Эверест от навозной кучи. Штаны были коротки и богато украшены дырами разной величины, рубаха грязна и к тому же сшита из ткани подобной той, из которой в нашем времени шьют мешки для картошки.
В общем, через минуту он был похож на пугало.
--
Вам следует поменять обувь, - забормотал старьевщик, похотливо глядя на кроссовки, - Я бы мог предложить, что-нибудь лучшее.
--
Ну, уж нет! - решительно произнес Смирнов и вышел из лавки.
Узнав от прохожего, в каком месте находится трактир, он шел по грязным закоулкам города, все еще надеясь на счастливое продолжение. Что ж, на принца в этом наряде он не похож, но оставались еще и мозги.
Трактир представлял собой маленькое строение, на половину ушедшее в землю. Внутри было грязно и царил полумрак. Несмотря на утро, там было людно. Один из больших дубовых столов был занят десятком изрядно подгулявших людей. Смирнов присел за пустой стол, за который, впрочем, кроме него могло усесться еще пятнадцать человек, и полез в карманы. Только сейчас он понял, что не имеет ни монеты здешних денег, чтобы расплатиться за выпивку. За соображениями, что можно предпринять в такой ситуации, он заметил приближающегося трактирщика. Если правильно судить по лицу хозяина, а Андрей Владимирович часто сталкивался с таким выражением лица, через мгновение его ожидала серия ударов в грудь, живот, а может быть и по голове. Мысли побежали очень быстро. Действительно, в такой одежде и ничего не заказывая, он был похож на бродягу, который, занимая угол, мешает предаваться развлечениям достойным людям.
--
Стойте! - Андрей Владимирович вскочил и снял с руки часы, протягивая их трактирщику. - Вот диковинка, невиданная в вашем городе. Сколько за нее дадите?
Трактирщик взял в руки часы и с удивленным выражением лица начал рассматривать их. Видно было, что потрепанное творение фирмы "Полет" произвело на него сильное впечатление, но, будучи до глубины души торговцем, а значит обманщиком, он небрежно произнес:
--
Две кружки пива, кусок хлеба и миску похлебки.
Смирнову не хотелось оказаться облапошенным второй раз за день, а, потому, набравшись смелости, он крикнул:
--
Нет, только за деньги!
Услышав столь наглый ответ, трактирщик решил, будто имеет дело с человеком, знающим цену вещей, а потому предложил:
--
Три золотых, только из уважения.
"Ага!" - подумал Андрей Владимирович: "Дает три, следовательно, нужно просить не меньше десяти!"
--
Пятнадцать!
--
Ну, уж нет! - разочарованно развел руками трактирщик, - Я не настолько богат, чтобы отдавать за блестящие безделушки такие большие деньги. Или продавай за три, или выматывайся!