Границын Владимир : другие произведения.

Тридесятая параллель

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Никогда не угадаешь, где найдешь, где потеряешь.

  

ТРИДЕСЯТАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

- 1 -

  
   Ранним утром третьего майского дня на улицах столицы, а тем более во дворах, было на редкость тихо и безлюдно. Многие горожане разъехались по дачам и огородам, стараясь использовать предоставленные правительством десятидневные каникулы максимально эффективно. Другие отсыпались, кто восстанавливаясь "после вчерашнего", а кто просто так, стараясь выспаться впрок.
   Во дворе одного из муниципальных жилых домов по Щелковскому шоссе прохаживались, греясь на солнышке, и мирно беседовали две пожилые женщины. Они вышли прогулять своих любимцев - дряхлого, полуслепого ротвейлера по кличке Мусик и молодую сучку пуделя Артемошу.
   Полная юной энергии Артемоша бойко носилась по пустому двору. То и дело наскакивала на Мусика, приглашая побегать вместе с ней. Задорно рычала, даже слегка цапнула за ухо. Ротвейлер же лишь вяло огрызался. Он с унылым видом разлегся у ног хозяйки и терпеливо ждал окончания прогулки.
   Хозяйка с видимым сожалением обвела взглядом покрытые первой зеленью деревца, посмотрела в светло-синее, безоблачное небо. Возвращаться в пустую квартиру ей не хотелось.
   - Жарко сегодня наверно будет, - медленно проговорила она.
   - Да, наверное, - согласилась соседка. И добавила: - Да уж и пора...
   - Да. Ну ладно, Марья Ивановна, мы пойдем... да, Мусик? Домой. Пошли домой!
   Ротвейлер, услышав заветную команду, встрепенулся, поднялся на ноги и затрусил в направлении подъезда. Возле дверей он сел и нетерпеливо оглянулся на хозяйку.
   - Иду-иду, - проговорила та, поднимаясь по ступеням.
   Двери подъезда распахнулись, и навстречу ей вышел высокий худой старик в строгом темно-сером костюме. Длинные, не по годам густые седые волосы колыхнулись под напором устремившегося в темный проём воздуха. Взгляд карих, полных энергии глаз остановился на лице женщины.
   - Доброе утро, Клара Андреевна, - кивнул он.
   - Здра-авствуйте, Лев Анатольевич, - расплылась в улыбке женщина. - Куда это Вы, ни свет ни заря, такой нарядный? Чай сегодня не на работу?
   - Нет, не на работу. Но... - он вежливо улыбнулся - по делам.
   - А-а. Ну, всего доброго.
   Всемирно известный физик, профессор Лев Анатольевич Шкловский спустился вниз и бодро пошагал в направлении расположенных за детской площадкой гаражей. Несмотря на вызывающе-седую, бросающуюся в глаза шевелюру, за которую студенты прозвали профессора Эйнштейном, трудно было поверить, что этому человеку за шестьдесят. Женщина проводила удаляющуюся статную фигуру вдового академика печальным взглядом, качнула головой и шагнула в нутро подъезда.
  
   Лев Анатольевич проследовал вдоль длинного ряда бетонных гаражей почти до конца. У второго с краю стандартного бокса он остановился, достал ключи и отворил отчаянно скрипнувшие ворота. В прохладной темноте стояла ничем не примечательная легковушка - Жигули девятой модели. Обычная, на первый взгляд, девятка серо-стального цвета.
   Входить в гараж Шкловский не спешил, остался на улице. Он достал сигареты, зажигалку, не торопясь закурил. Задумчивый взгляд его был направлен внутрь гаража. Истекала струйкой сизого дыма зажатая меж пальцев сигарета. Пальцы дрожали.
   Наконец наступил день, которого Лев Анатольевич ждал долгих семь лет.
   Семь лет назад его посетило озарение. Да, озарение, другого слова не подберешь. В голове, вдруг, сложились кусочки мозаики и стал ясен, ясен как дважды два, принцип "Квантового Кота" - машины, что позволит скользить по альтернативным реальностям. Так называемым параллельным мирам.
   Он сразу бросился тогда, воодушевленный, к Алексею Курагину, старому товарищу и соавтору многих открытий. Тот его высмеял: "Ты что, Лева? Фантастики начитался? Ты еще кому не скажи, это же просто... просто бред!". Слова Курагина до сих пор стоят у Льва Анатольевича в ушах. Смех товарища послужил для него ушатом ледяной воды. Больше о своей теории он никогда в научных кругах не заикался - опасался получить репутацию придурковатого чудака. Но от идеи не отрекся, возвращался к ней постоянно. Постепенно сделал необходимые расчеты и вычисления. Когда пришло время перейти от теории к практике, к созданию опытного образца, он рискнул открыться одному из своих учеников. Леша Потапов - сын его хорошего, рано погибшего друга как раз к тому времени вернулся из армии, восстановился в институте. Модель "Квантового кота" они создавали вместе. Леша оказался очень полезным помощником - толковый, внимательный к мелочам парень схватывал все на лету. К тому же врожденная страсть к порядку, вкупе с не по возрасту богатым жизненным опытом... Парень во многом дополнял учителя - оторванного от земли, постоянно витающего в облаках.
   Впрочем, в последнее время Шкловский начал замечать, что юноша тоже часто витает в облаках. Профессор приметил это даже несмотря на свою рассеянность, что особо показательно. Вот и сейчас - пора бы уже ему и появиться...
   Лев Анатольевич нервно глянул на часы, еще раз посмотрел в том направлении, откуда должен появиться молодой ассистент и потянул из кармана сотовый телефон.
  

* * *

  
   Единственная комната квартиры Алексея Потапова, несмотря на плотно задернутые шторы, была щедро залита солнцем. Но солнечный свет нисколько не мешал молодому владельцу недвижимости крепко спать.
   Тишину квартиры нарушили звуки популярной музыкальной темы из кинофильма "Секретные материалы". Источником неожиданно зазвучавшей мелодии был лежащий на столе сотовый телефон.
   Молодой человек в постели несчастно сморщился, завозился. Потом открыл глаза, резко сдернул с себя одеяло и бросился к телефону.
   - Алло!
   Ответом послужили короткие гудки.
   "Черт, не успел" - подумал парень, судорожно снимая блокировку и ища в меню список не принятых вызовов. В голове молнией полыхнуло: "Сколько же времени?!!".
   - Алло, Лев Анатольевич, это я. Вы мне звонили? Да-да, я уже подъезжаю... Еще минут десять, может пятнадцать... Да.
   "Че-ерт!! Вот это... ско-олько?!"
   Потапов округлившимися глазами уставился на демонстрирующие время цифры телефонного дисплея.
   "Су-ука! почему же будильник-то не сработал?!!" - мысленно взвыл он.
   Алексей быстро натянул потертые джинсы, бросился в ванную. Ледяная вода освежила, прогнала остатки сна. Вытирая лицо, Алексей внимательно посмотрел в зеркало. Из прозрачной глубины на него безрадостно взирал нахмуренный черноглазый парень.
   Алексей быстро поправил, не особо стараясь, взлохмаченные черные волосы и кинулся в комнату. Плотная клетчатая рубаха в мгновение ока обтянула крепкие плечи. Телефон перекочевал со стола в нагрудный карман, тощий бумажник в джинсы. В прихожей он быстро обулся, окинул квартиру торопливым взглядом и выскочил в подъезд.
   Залитая солнцем улица встретила Алексея легким, теплым ветерком. Наконец-то, после необычно холодного апреля, установились по-настоящему теплые дни.
   Молодой человек выбежал из двора, подскочил к обочине проезжей части и поднял руку. Оправдывая ожидания, возле самых ног тут же тормознул выруливший из третьего ряда таксист...
  
   Когда Алексей появился у гаражей, машина стояла на улице. Двигатель девятки был прогрет. Лев Анатольевич сидел за рулем и курил уже третью сигарету. Старик размышлял.
   "Все ли мы продумали?" - в тысячный раз спрашивал себя профессор. - "Конечно, застраховаться от неожиданностей на сто процентов невозможно, риск остается - вдруг в тот самый момент в том самом месте того самого мира будет ядерный взрыв? Или вообще ничего не произойдет?.. Должно, должно получиться. Не сегодня, так в следующий раз, я это чувствую".
   - Простите, Лев Анатольевич, будильник не прозвенел... - Прервал его размышления виноватый голос.
   Шкловский повернул голову. Рядом с машиной стоял черноволосый парень среднего роста в синих потертых джинсах и клетчатой хлопковой рубашке. Профессор внимательно посмотрел Алексею в лицо. Парень старательно не поднимал глаз.
   - Ладно, садись, - со вздохом кивнул Шкловский на сиденье рядом с собой. - Поехали.
   Сам же выбрался из машины и пошел к открытому гаражу.
   - Я закрою, - кинулся помогать ему Алексей.
   - Подожди.
   Не обращая внимания на недоуменный взгляд ученика, профессор вошел в гараж. Спустя минуту он появился, неся в руке пластиковую двухлитровую бутылку из-под Фанты. Бутылка с ярко-желтой этикеткой была под пробку наполнена прозрачной жидкостью.
   - Чуть не забыл!
   - Что это?
   - Бензин. Эн зэ, на всякий случай.
   Они вдвоем закрыли гараж, вернулись к девятке. Пока Лев Анатольевич убирал бензиновое эн зэ, Алексей сел на пассажирское сиденье, бросил взгляд в глубь салона. Пространство, где в обычной девятке расположены заднее пассажирское сиденье и багажник, заполнено аппаратурой. Центральное место среди приборов заняли мощный электромагнит и силовая установка под ним.
   Лев Анатольевич занял место за рулем, хлопнул дверцей. Двигатель взревел. Машина рванула с места резко, будто вел ее не убеленный сединами доктор наук, а нетерпеливый мальчишка.
  
   Проводить эксперимент они заранее наметили за городом.
   Пока девятка катилась по улицам столицы, мчалась по автомагистрали, Шкловский не раз пытался завести с Алексеем беседу. Но молодой человек отмалчивался, хмурился, мрачно смотрел в окно. С ним явно что-то было не так. По крайней мере не так, как обычно.
   В самом деле, сердце молодого человека обливалось в эти минуты кровью. Не только в эти минуты - Алексей находился в таком состоянии уж без малого сутки.
   Он посмотрел отрешенным взглядом в открытое окно вдаль, на залитую золотом, покрывшуюся первой нежной зеленью опушку молодой березовой рощи. Пробуждающаяся после долгой спячки природа, полным контрастом его душевному состоянию, ликовала. Почему-то от этого становилось еще обидней...
   Перед мысленным взором Алексея в сотый раз прокручивался один и тот же, короткий совсем, эпизод. Вот он входит в чистый, необычно светлый, всегда казавшийся ему таким уютным, подъезд. Где-то наверху играет музыка. Он бежит с большим букетом кроваво-красных роз вверх по лестнице. Бежит, перескакивая по две, а то и три ступеньки зараз. Бежит к девушке, которую считал своей невестой, ненаглядной Леночке. Вот заветная дверь, Музыка доносится из-за неё...
   Сердцу в груди стало неуютно.
   Ерунда, просто запыхался. Алексей дважды нажал кнопку звонка, поправил прическу, приготовился...
   Наверное не услышала - позвонил еще раз. Потом еще... Попробовал толкнуть дверь - она медленно отворилась.
   Алексей, уже чувствуя неладное, прошел в комнату и в клубах табачного дыма увидел любимую сидящей на коленях у какого-то мужика. Они увлеченно целуются...
   Кроме них в комнате еще кто-то...
   Маша, близкая Ленина подруга, сразу бросилась Алексею навстречу.
   - Леша, привет. Как хорошо, что ты зашел! А мы не могли до тебя дозвониться. У тебя что, телефон не работает? - щебетала она.
   Пробегая мимо Лены, она толкнула подругу пышным бедром, подходя к Алексею споткнулась, упала ему на грудь, засмеялась и увлекла на кухню...
   Она что-то говорила - он не слышал. Следом за ними на кухне появилась Леночка - грудь ее часто вздымается, на щеках румянец... Небесно-синие глаза смотрят совершенно невинно, пухлые губки шевелятся:
   - Да ты чего, Леш? Ну переста-ань... Это просто наш с Машкой хороший знакомый. Да между нами чисто дружеские отношения... Поду-умаешь, у друга на коленках посидела... Чего такого то? Ну, Леш, чего ты надулся? В конце концов, я тебе не собственность какая, в Двадцать Первом веке живем...
  
   У Алексея перед глазами до сих пор шевелились её губки - совершенно распухшие от поцелуев...
  
   Алексей сморгнул выступившие на глазах слезы. С трудом удержав в груди стон скрипнул стиснутыми до судороги в скулах зубами.
   - Неплохое местечко, а? - сквозь наваждение донеслись до него слова Шкловского.
   Алексей заставил себя очнуться, осмотрелся. Девятка стоит на обочине. Слева мчатся по асфальтовому полотну шоссе разномастные автомобили. Справа, метра на полтора ниже дороги - широкое, зеленеющее свежей травой поле. В нескольких метрах впереди в него ныряет и уползает змеей от трассы наезженная колея. Между трассой и виднеющейся вдалеке опушкой леса, примерно посередине, стоит огромное дерево. В поле, насколько хватало глаз - ни единой живой души.
   - Ну, что скажешь? - Шкловский ждал от Алексея реакции.
   - Хорошее, мне нравится. Далеко уехали-то?
   - Пятьдесят километров, - проговорил Шкловский, включая передачу.
   Девятка медленно тронулась и, секунду помедлив, скатилась на проселок.
   - Это что за дерево, дуб? - спросил Алексей.
   - А вот сейчас и посмотрим, - сказал Лев Анатольевич.
   Он прибавил газу. Машина, казалось, плыла по зеленому морю, мягко покачивалась. Алексей невольно залюбовался окружающей природой. Напоенный весной простор, залитые солнцем березки вдалеке, плавное движение - все это действовало успокаивающе, умиротворяло истерзанную душу.
   Шкловский остановил машину напротив дерева-исполина. Это действительно оказался дуб. Старый корявый великан широко раскинул узловатые ветви и корни. Стоит крепко, все видом своим как бы говоря: "века здесь простоял и еще не одну сотню лет выстою".
   - Ну, Алексей, готов? - спросил Лев Анатольевич.
   - Всегда готов! - ответил Алексей. - А... если все получится, Лев Анатольевич, как мы узнаем что вернулись именно в свою реальность, а не в похожую?
   - Разумный вопрос, - задумчиво протянул Шкловский и посмотрел по сторонам. - Да вон, дуб, какой приметный. Привяжи к нему что-нибудь, да и все.
   - Я привяжу, а кто-то отвяжет. Мало ли что, - Потапов порылся в бардачке и достал добротный финский нож с цветной наборной рукояткой. - Лучше вырежу.
   Пока он вырезал в толстой коре приметный крест, Лев Анатольевич занялся последними приготовлениями к проколу границ реальности. По его теории одновременное изменение значений всех физических величин тела, в данном случае автомобиля, в момент неопределенности действия, так называемой развилки (к примеру - успеет затормозить / не успеет), должно выбросить тело в третью реальность - чужую. При этом подразумевалось, что и та, в которой успел затормозить, и вторая - свои. Шкловский записал показания приборов, включил мощны электромагнит. Он поставил мощность на минимум и вышел из машины.
   - Садись за руль, - сказал он возвращающемуся Алексею. - Поведешь строго со скоростью тридцать километров в час. На ближайшей развилке сбрасываешь скорость и сворачиваешь куда хочешь. Я в этот момент даю максимум напряжения... Понял?
   - Так точно.
   - Глянем одним глазком, что к чему, на дуб посмотрим, - продолжил Шкловский, усаживаясь на пассажирское сиденье, - и через пару минут назад - все в обратном порядке: ты разгоняешься до тридцати, я сбрасываю электромагнитное напряжение до минимума, как сейчас.
   Потапов обошел машину, сел за руль. Он повернул ключ зажигания - мотор довольно заурчал - и, захлопнув дверцу, посмотрел на академика. В темных глазах Льва Анатольевича пылал пожар, седые волосы растрепались. Он будто помолодел на десятки лет - столько энергии бурлило в нем. Алексей почувствовал, как часть этой кипучей энергии передается и ему. Он повернул голову вперед, включил передачу и решительно двинулся навстречу неизвестности. Шкловский вцепился в кресло так, что свело пальцы. Что ждет их впереди? Удача, неслыханная слава или горькое разочарование? И смогут ли вернуться, если эксперимент удастся? Получить ответы можно только одним способом - проверить практикой.
   В сотне метров от великана дуба дорога раздваивается, обходит с двух сторон какой-то ржавый колхозный инвентарь, не то косилку не то веялку. Алексей бросил взгляд на спидометр - стрелка лежит на тридцати как припаянная. Он крикнул: "Давайте, Лев Анатольевич", надавил на педаль тормоза и повернул руль влево. В тот же момент профессор перевел ручку реостата в крайнее правое положение.
   Алексей увидел, как широкая колея превращается в узкую тропу и на этой тропе, прямо перед машиной, замерла столбом девушка. В сознание врезалось ее, будто показанное крупным планом, лицо и огромные, налитые нечаянным испугом глаза. Он едва успел вывернуть руль. Девятка слетела с тропы в каких-то сантиметрах перед девчонкой. Алексей увидел впереди обширное море грязи, отпустил тормоз и газанул, пытаясь не останавливаясь проскочить эту жижу. Оказалось слишком глубоко, девятка села на шасси, мотор заглох. В наступившей тишине они с профессором переглянулись.
   - Получилось, - прошептал Лев Анатольевич, - получилось! Здесь ведь не было этой грязи, значит мы в другой реальности, так?!
   - Да! Да! Я чуть человека не сбил, Вы видели?!
   - Видел! Я думал, мне показалось!
   - Да какое там!
   Алексей распахнул дверцу, жижа едва не перетекла через порог. Он чертыхнулся и пошлепал по этой грязи к тропе.
   - Э-эй! - крикнул он, - Ты жива?! Где ты?!
  

- 2 -

  
   Выбираясь на сухое место, Алексей увидел девушку. Несчастная сидела прямо на земле, уткнувшись лицом в колени и закрыв руками голову. Она горько рыдала.
   Алексей подошел.
   - Что с тобой, я тебя задел? - спросил он и подумал с тоской: "только этого еще не хватало".
   Плач усилился.
   Алексей присел рядом, тронул девушку за плечо. Она дернулась так, словно он был самим чертом. Она поползла от него, спиной вперед, причитала при этом, всхлипывая:
   - По... Пожалуйста, не убивайте меня господин! Я... Я не делала ничего дурного... Просто... просто я шла... шла... к отцу.
   - Подожди, не бойся! - воскликнул Алексей. - Да не бойся ты, что с тобой? Стой. Я задел тебя?! Где болит?
   - Болит? Я не знаю что вам от меня нужно... Отпустите меня, господин... Я... Я... - девушка давилась рыданиями.
   - Не делала ничего дурного, - продолжил за нее Алексей, выставив перед собой ладони. - Я знаю, знаю. Успокойся, мы тебе тоже ничего дурного не сделаем.
   Он присмотрелся к девушке внимательнее. В глаза бросилась необычная, странная одежда. На девице был длинный серый сарафан, на вид очень плотный. Под сарафаном белая рубашка с длинными рукавами. На ногах - короткие кожаные сапожки черного цвета. Голову укрывал белый платок с крупными цветами, сейчас он съехал набок.
   "Надо же", - подумал Алексей. - "Не знал, что в наше время можно увидеть деваху в таком наряде. Да еще в полусотне верст от Москвы".
   - Ну перестань реветь! Испугалась? Я сам перепугался, вон - руки трясутся...
   Алексей беспомощно оглянулся на подоспевшего профессора. Шкловский навис над ними, разглядывая незнакомку с видом энтомолога, воочию улицезревшего мифическое насекомое.
   - Поразительно, - прошептал он потрясенно. - Поразительно.
   Он склонился над девушкой, протянул руку.
   - Позвольте помочь Вам подняться, барышня, - сказал профессор. - Надеюсь, мы Вас не травмировали? Вы не ушиблись?
   Незнакомка затравлено смотрела на него потемневшими от ужаса, полными слез серыми глазами. Шкловский открыто улыбнулся.
   То ли на девушку произвела впечатление радушная улыбка, то ли она решила покориться судьбе, но, помедлив, руку робко протянула.
   - Вот так, - продолжая улыбаться, приговаривал Лев Анатольевич. - Все будет хорошо...
   Он помог незнакомке подняться.
   - Ушиблась?
   Девушка мотнула головой. Ростом она оказалась с Алексея, даже чуть выше. Платок совсем съехал, девушка стянула его. Открылись заплетенные в длинную косу русые волосы. Несколько прядей выбились, упали на лицо. Она встала, склонив голову, и диковато сверкала исподлобья глазищами. Напряженный взгляд серых глаз стрелял с Алексея на Льва Анатольевича и обратно.
  
   - А чего ты решила, что я тебя убью? - улыбнулся Алексей. - Мы что, на бандюков похожи, что ли? Ты уж извини, я тебя не сразу заметил...
   Шкловский тоже с улыбкой ждал от девушки ответа. Она угрюмо молчала.
   Повисло неловкое молчание. Через минуту Лев Анатольевич отвел глаза, смущенно кашлянул.
   - Ну что ж, - проговорил он. - Раз наша помощь не нужна... э-э... мы бы хотели... Всего доброго.
   Он церемонно склонил голову и повернулся к Алексею.
   - Пойдемте, Алексей, нам нужно кое в чем убедиться.
   Профессор уверенно пошагал к стоящему в сотне метров от них дубу. Молодой человек последовал за ним.
   - Странная девушка, - негромко сказал Шкловский, когда они отошли на два десятка шагов. - Слава Богу, все обошлось. Она видимо просто сильно напугалась... Или уже была не в себе.
   - Да уж, - согласился Алексей. - Не в себе.
   Он посмотрел вперед и... не поверил собственным глазам. "Мерещится, что ли?"
   - Лев Анатольевич, посмотрите на дерево. Вы что-нибудь видите? Что это там висит?...
   Последние слова он произнес упавшим голосом. С этого расстояния прекрасно было видно, что на толстом, корявом суку висит человек.
  
   - Леша, давай быстро нож, может, мы еще сумеем помочь! - взвинчено крикнул профессор и побежал к дубу.
   - Может лучше не связываться? - крикнул ему в спину Потапов, - а то нас тоже повесят! Может тут разборки какие? Мафия? Мы же не знаем, куда попали.
   - Ну какая мафия, Леша, - укоризненно ответил Шкловский, обернувшись. - Скорее какой-нибудь самоубийца. Беги, каждая секунда дорога!
   Алексей, бормоча сквозь зубы ругательства, развернулся и увидел, что едва не сбитая им девушка идет за ними следом. Вернее шла, в этот момент она встала на почтительном расстоянии и чего-то ждет. Не обращая на нее внимания, Алексей пробежал мимо. Он прохлюпал по грязи до машины, нашел финку и бросился за академиком.
   Лев Анатольевич уже достиг злополучного дуба. Здесь его ждал новый сюрприз: на другой стороне висят еще несколько подобных желудей. Висят явно давно, уж превратились в иссохшие мумии. Над деревом встрепенулось, закаркало потревоженное воронье.
   Шкловский растерянно посмотрел по сторонам, начал внимательно рассматривать повешенных.
   - Поразительно, мы действительно прокололи границы реальностей, - потрясенно говорил он при этом сам с собой, - но что, черт возьми, здесь происходит? И как нам теперь убраться отсюда? Машина то увязла...
   Алексей с ножом в руке подбежал к нему и встал как вкопанный.
   - Ну что, Леша, - обратился к нему Шкловский. - Эксперимент можно считать удачным - нам действительно удалось проколоть границы реальностей - ты сам это видишь.
   Голос профессора выдавал внутренне ликование. Глаза разгорелись еще сильнее, чем перед стартом. Налетевший ветерок растрепал седые кудри, придал внешности академика безумный, неистовый вид.
   По спине Алексея пробежала дрожь. Часть бьющей через край нервной энергии гения вновь передалась ему. Он почувствовал, как его наполняет смесь восторга и ужаса, будто он с головокружительной высоты заглянул в бездонную пропасть...
   Молодой человек на секунду позавидовал душевной молодости учителя. В таком возрасте оставаться настолько азартным - дай Бог каждому.
   - Я не понимаю, что это за Мир и что здесь происходит, - продолжил Шкловский. - Да нам это и не важно. Наша задача сейчас - довести эксперимент до конца, вернуться в свою реальность. Как думаешь, мы сможем сами, без посторонней помощи вытащить "Кота"?
   Алексей мотнул головой.
   - Вряд ли... Мне кажется он сел на раму.
   - Плохо. Тогда нам не справиться...
   Алексей промолчал и напряженно посмотрел по сторонам. Почему-то подумалось, что, задержавшись здесь даже ненадолго, вполне можно составить компанию этим симпатичным висельникам. Он взглянул на повешенные тела. Трупы слегка покачивались. Тот, что они увидели первым, вероятно повешен совсем недавно. По крайней мере, его не успели тронуть птицы. Два других смотрят на покинутый мир зияющими, истерзанными глазницами. Местами проглядывает кость. Алексея передернуло - ему показалось, что он видит, как в мертвой плоти шевелятся черви.
   - Вот что, Леша, - окликнул его Шкловский, - заберись-ка на дерево, посмотри по сторонам, может, что и увидишь.
   - Что именно?
   - Ну... людей. Желательно трактор какой-нибудь, чтобы помогли вытащить "Кота".
   Алексей подумал, что встречаться с местными может быть опасно, открыл было рот, чтобы сказать об этом учителю, да передумал. Сперва, действительно, лучше осмотреться. Он подошел к дубу, с помощью Льва Анатольевича легко вскарабкался на нижние ветви. Встал на толстом суку во весь рост. На покойников он старался не смотреть. Потянул ветерок, и Алексея чуть не вырвало от обдавшего смрада. Он отвернулся, стал дышать ртом.
   - Что вы собираетесь делать?! - донесся до него высокий, срывающийся голос.
   Алексей посмотрел вниз. В десятке метров от дуба стояла недавняя незнакомка и взволнованно смотрела на него.
   - Не смейте! Слышите, Вы?! Мой отец не был колдуном, он просто лечил людей! Вы не смеете его забирать!
   В голосе девушки явственно слышались истерические нотки. Она стояла напряженная, сжав кулаки. Глядя не ее позу, невозможно было предсказать: кинется она сейчас кусать и царапать незваных гостей, или, напротив, бросится наутек.
   - Подождите, барышня. Здесь какое-то недоразумение, - сказал Шкловский. - Мы не собираемся никого никуда забирать. Юноша забрался на дерево лишь для того, чтобы осмотреться, посмотреть по сторонам...
   - Так я вам и поверила! - взвинчено крикнула девушка. - А ну слезай!
   - Ну хорошо, хорошо, ладно, - примирительным тоном крикнул с дерева Потапов и начал спускаться. - Только тогда ты нам поможешь, ладно?
   Он спрыгнул на землю. Девица стояла по-прежнему в нескольких метрах, смотрела враждебно, настороженно. Алексей сделал шаг к ней, она попятилась.
   - Подожди, Леша, дай лучше я, - проговорил Лев Анатольевич.
   Он медленно сократил расстояние между собой и девушкой шагов до пяти, мягко сказал:
   - Не бойся, мы не сделаем тебе ничего дурного. Лучше расскажи, что здесь происходит. Кто эти люди?
   - Это мой отец, - ответила девушка тихо. - Он был лекарем, помогал людям... А потом приехал этот... епископ... и отца схватили. А вчера повесили... А дом наш сожгли и мне теперь некуда идти.
   - Епископ? Что за епископ? - заинтересовался Шкловский.
   Девица не ответила, только зыркнула затравленно.
   - Ну ладно, - проговорил Алексей. Голос предательски дрогнул. - А остальных за что?
   - Это разбойники. А старика Лютобора за то, что им помогал.
   Шкловский с Потаповым хмуро переглянулись.
   - Не плачь. Тебя как зовут? - спросил горемычную девушку профессор.
   Девушка молчала, вытирая слезы тыльной стороной ладоней. Потом ответила нехотя:
   - Любава.
   - Вот что, Любава, нам нужно вытащить из грязи машину... ну-у, такую повозку. Самим нам не справиться, нужна какая-то техника...
   - Я видела, на чем вы приехали, колдуны. Вы явились за мной? - в ее голосе явно слышались истерические нотки, - я не колдунья. И отец мой колдуном не был, он просто лечил людей! Я ничего не знаю!
   - Ну вот, опять двадцать пять! - хлопнул себя по бедрам профессор. - Никакие мы не колдуны. Твой отец колдуном не был? Не был. Вот и мы тоже - обычные люди. Просто... просто мы приехали издалека. Помоги нам.
   - Как?
   - Ну, проще всего найти несколько человек, которые не побоятся влезть в эту грязь и помочь нам вытащить на сухое место нашу маши... э-э... повозку. Вот и все. А дальше мы сами.
   - Кого же я найду, - с отчаянием воскликнула девушка, - меня теперь считают дочерью колдуна, никто и разговаривать не захочет.
   - Что будем делать, Анатольич? - тихо спросил Потапов, - может, наколдуешь чего-нибудь?
   - Какой странный мир, - взволнованно проговорил профессор. - Просто средневековье. Подумать только, людей вешают за колдовство. Епископ... Может, мы переместились во времени? Что если при проколе границ реальностей происходит еще и смещение во времени?
   Похоже, старика посетило очередное озарение. Зная по опыту, что от него сейчас все равно ничего не добиться и лучше не мешать, Алексей решил продолжить расспросы Любавы, благо та несколько успокоилась.
   - Скажи, а населенный пункт здесь есть какой-нибудь поблизости? Ну, я не знаю, деревня...
   - Князево, село. Вон же, церковь видно. - Любава махнула рукой в ту сторону, где в реальности Алексея пролегала федеральная трасса. Он присмотрелся, и, правда, различил вдали, на холме украшенное крестами сооружение. - У нас свой храм, свой участковый и даже постоянный пост дружины князя Теодора, - продолжила Любава. - Это из-за Никиты Бунтаря, он родом отсюда, из Князево, вот Теодор и прислал сюда отряд дружины с епископом Леонардусом. Надеются поймать Никиту... - она резко замолчала, словно опасаясь сболтнуть лишнее.
   - Нам нужно вытащить повозку из грязи, - повторил Алексей. - Подумай, ты ведь знаешь к кому можно обратиться? А мы отблагодарим, вот, например, нож подарим... Хороший нож, охотничий. - Алексей потянулся к Шкловскому за "финкой".
   - Помогите мне похоронить отца, - решительно сказала девушка. - А когда стемнеет, я проберусь в село и найду кого-нибудь. Днем все равно мне туда дороги нет.
  

- 3 -

  
   После короткого совещания мужчины решили принять предложение девушки.
   Алексею пришлось опять карабкаться на дуб, чтобы срезать веревку. Смрад разлагающихся тел уже не воспринимался так сильно, а может ветер дул в другую сторону, но когда тело Любавиного отца рухнуло на землю, Алексей решил все-таки подняться выше, посмотреть по сторонам. Ловко перебираясь с ветки на ветку, он забрался на самый верх. Здесь воздух веял свежестью, цветочными ароматами поздней весны. Вдохнув полной грудью свежего ветра, Алексей осмотрелся. С вершины дуба открылся на округу прекрасный вид. Там, откуда они приехали, вместо федеральной трассы Алексей увидел поселок с нависающим над ним, на холме, каменным храмом. Рядом с храмом большой бревенчатый терем. Неподалеку от поселка движется группа всадников. С трех сторон горизонта темнеет густой непроглядный лес. Дорога, по которой они ехали мимо этого дуба каких-то полчаса назад, исчезла; превратилась в узкую тропу. Между поселком и лесом зеленеют широкие поля, местами поросшие низким кустарником.
   Трудно поверить, что мир вокруг - чужой. Такие же деревья, трава... люди.
   Совсем близко, прямо над головой раздалось противное, недовольное карканье. Алексей поспешил вниз.
   - Ну что там? - спросил его Лев Анатольевич.
   Алексей пожал плечами.
   - Поля, лес. В той стороне, - он показал рукой, - поселок или село. С церковью. Терем там еще такой... как в сказке. И... люди на лошадях.
   - На лошадях? - настороженно переспросила Любава. - Далеко? Куда едут, сюда?
   - Не-ет, - поспешил успокоить ее Алексей. - Далеко, у поселка... - он посмотрел на девушку и поправился: - у села.
   - Ну что ж, - вздохнул Шкловский, - за дело.
   Они втроем потащили покойника к лесу. Вблизи было видно, что воронье уже начало свое черное дело - на лице покойного виднелись кровавые отметины от клювов.
   - Когда отца, говоришь, повесили-то? - переспросил Алексей.
   - Вчера, - скупо ответила девушка.
   Пока тащили мертвеца до опушки, несколько раз отдыхали, и все равно умаялись изрядно. Любава выбрала место, начали копать. Похоронить человека оказалось не так просто. Эх, если бы под рукой оказалась пара штыковых лопат... Но пришлось справляться ножом да саперной лопаткой, на счастье завалявшейся в багажнике девятки. Ну и конечно руками.
   Пока Алексей с профессором копали землю, Любава сидела рядом с телом отца и что-то шептала, видно молилась. Алексей несколько раз украдкой бросал в ее сторону любопытные взгляды. Несмотря на свалившееся горе и заплаканные глаза, девушка поражала какой-то необычной, первозданной красотой. Постепенно молодой человек стал засматриваться, уже откровенно любуясь. Это не укрылось даже от рассеянного профессора. Шкловский толкнул парня в бок: не пялься, мол, копай...
   Рытье могилы заняло едва не весь день. Когда труп деревенского знахаря оказался на глубине метра под землей, солнце уже скатилось к горизонту. Алексей, в желудке которого сегодня не побывало не только завтрака или обеда, но и стакана чаю, стал расспрашивать Любаву:
   - Очень кушать хочется, где у вас еды можно купить? А чем у вас за продукты расплачиваются?
   - У нас деньгами, а у вас чем? Душами? Кровью? - Неожиданно зло ответила девушка. Успокоившаяся за последние часы, она вновь готова сорваться.
   - Да, у нас тоже деньгами, - спокойно, даже как-то равнодушно сказал Алексей, - просто у нас денег с собой нет. Вдруг он оживился:
   - А золото у вас ценится? Вот, смотри, что у меня есть. - Алексей расстегнул рубашку, снял с шеи золотую цепочку с православным крестиком. - Надеюсь, на это мы сможем купить обед на трех человек?
   - Конечно! - воскликнул молчавший до этого Шкловский. - Как я сразу не догадался! Золото! Вот, у меня тоже есть. - Он показал руку с массивным перстнем. Мы сейчас же пойдем в это Князево, пообедаем и наймем людей вытащить машину. Расплатимся золотом и домой.
   - Видно вы и правда издалека, раз не ведаете, что в наших краях люди золота чураются. Всякий, имеющий золото, под подозрением. Надо еще доказать, что оно не награблено или, того хуже, превращенный свинец, - охладила их пыл Любава. - Так вы прямиком угодите в темницу, а уж наш участковый, гореть ему в аду, найдет, за какие грехи вас повесить.
   - Так что же нам теперь делать? Подскажи.
   Девушка пожала плечами:
   - Можно поговорить с мельником, он доносить не побежит. И живет в стороне. Удобно, никто не увидит.
  

* * *

  
   В просторном, недавно выстроенном - хвала пресветлому князю - караульном доме, дружинники азартно дулись в кости. Везло безусому Любомиру. Молодой дружинник обыграл по-крупному опытного Ярополка, а такое случается нечасто. Все присутствующие собрались вокруг стола и бурно обсуждали каждый бросок. Ярополк не раз и не два обчищал почти каждого из присутствующих, и симпатии публики были явно не на его стороне.
   - Что, мошенник, руки дрожат после вчерашнего? Смотри мимо стола не промахни!
   - Это у него от жадности! Ха - ха - ха!
   Очередной неудачный бросок вызвал бурю восторга. Раздосадованный Ярополк вскочил, опрокинув стул. На голову выше других, похожий на хищную птицу, обвел собравшихся вокруг стола сослуживцев гневным взглядом.
   - Чего рты раззявили? - заорал он. - Хочешь играть - садись, не хочешь - не мешай!
   Любомир втянул голову в шею, на остальных же этот крик впечатления не произвел. Кто-то сказал:
   - Вот как денег то жалко.
   Это вызвало новый взрыв хохота. Ярополк двинул кулаком по столу:
   - Отыгрываюсь! Удваиваем ставки!
   - В следующий раз отыграешься! - услышали дружинники за спиной.
   Все повернули головы к входу. На подчиненных безрадостно взирал, вошедший незамеченным, седой воевода. В голосе его звучал металл:
   - Собирайтесь, поедем дозором.
   Гомон стих, дружинники стали спешно выходить на улицу. Покрасневший до ушей Любомир сгреб со стола деньги и кости. Только взбешенный Ярополк осмелился оспорить распоряжение командира:
   - Вот, Всеволод, вот ну что ты за человек такой? Куда ты нас гонишь, на ночь глядя? Будто на войне, ей богу!
   - Собирайся, - мрачно повторил Всеволод и вышел на крыльцо.
   Ветеран многих войн и участник легендарного похода князя Ольгерда в Землю Богов не собирался вступать в спор со стражником, вся служба которого заключалась в сиживании по крепостям да в победоносных сражениях с непокорными крестьянами. Само пребывание в роли командира подобной команды являлось для пожилого воеводы ссылкой, и он не собирался здесь задерживаться надолго. Ведь не останется же здесь надолго Леонардус, старый товарищ, чародей и влиятельный иерарх церкви.
   "Сколько мы здесь торчим уже без дела?" - подумал Всеволод с тоской. - "Вешать стариков да сельских знахарей - невелика честь".
  
   Багровый диск солнца окончательно скрылся за горизонтом, тьма с каждой минутой становилась гуще. Алексей и Любава пробирались к дому мельника со стороны леса. Они шли вдоль небольшой речушки, на которой, по словам Любавы, и стоит мельница. Девушка заметно нервничала.
   Алексею захотелось положить руку ей на плечи, успокоить, но он не осмелился - мало ли как она воспримет такой жест. Не наделать бы хуже. Вместо этого он решил пошутить:
   - Скажи, страшно идти ночью в дом к мельнику, который наверняка путается с нечистой силой?
   Девушка вздрогнула.
   - Извини, я хотел пошутить... Алексей помолчал и добавил: - По дурацки вышло...
   - Дядька Иван ни с какой нечистью не путается, - звонким голосом, строго проговорила Любава. И перешла на шепот: - А самому-то не страшно? Ну, как он тебя злому духу в услужение отдаст на веки вечные?
   Сказано это было так искренне, да еще девушка оглянулась при этом на чернеющее в темноте, на другом берегу, мрачное сооружение, от которого слышались странные звуки - не то всхлипы не то скрипы - что парня поневоле взяла оторопь.
   "Один - один" - подумал он, а вслух сказал:
   - А-а, так все-таки путается он с нечистой силой? Правильно. Не может не путаться - должность у него такая...
   - Тихо, - приложила к губам палец девушка. - Нам сюда...
   Алексей заинтригованно посмотрел на темнеющую впереди, нависшую над рекой черную, скрипящую постройку - судя по всему, это и была мельница - и свернул за девушкой. Жилищем ужасного мельника оказался самый, что ни на есть, обыкновенный деревенский дом. Вышли они к нему со двора, минуя различные хозяйственные строения.
   Любава остановилась, затаила дыхание. Жестом заставила замереть и Алексея. Долго прислушивалась, затем сказала шепотом:
   - Жди здесь. Если, мало ли что, появится стража, спрячься, и не показывайся, покуда они не уедут.
   Она поднялась на крыльцо, постучала в окошко. Судя по характерному звуку, окна застеклены, да и сам дом выглядит совершенно обычно.
   "Деревня как деревня, как-то странно все, - размышлял оставшийся в одиночестве Алексей, - может на самом деле это обычное подмосковное село, не столь важно наше или правда в параллельном мире, а у телки просто в голове непорядок? Мельница, правда, странная какая-то, никогда не угадал бы, что это такое. Хотя, что я, мельниц много видел?"
   Тут молодой человек вспомнил раскачивающиеся на дубе трупы, стаю воронья над ними и покачал головой.
   Невдалеке раздался конский топот.
   Алексей насторожился.
   "Кого это еще несет? Может та самая стража? А может чепуха это все, выйти к ним, сказать: так, мол, и так... помогите машину из грязи вытащить, с меня литр, а хотите - цепочку золотую отдам..."
   Но тут в воображении снова возникло видение зловещего дуба, и показываться страже на глаза расхотелось.
  

- 4 -

  
   За несколько часов, проведенных в дозоре, отвратительное настроение Ярополка только ухудшилось. Этот дружинник и всегда отличался скверным характером и вспыльчивостью, а сегодня ярость просто клокотала в нем. В любую минуту он готов сорваться, трое спутников, посланных вместе с Ярополком проверить мельницу, благоразумно помалкивали - недаром у того прозвище Бешеный. Пока доставалось воеводе. Заочно.
   - Вот какого дьявола мы месим грязь вокруг деревни чуть не каждую ночь?! Самому не спится и другим не дает. Гер-рой!
   Подъехав к мельникову жилищу, Бешеный лихо спрыгнул с коня, и, пока спешивались остальные, забарабанил в дверь рукоятью нагайки.
   - Открывай, прислужник дьявола! Быстро открывай, подпалю!
  
   Спрятавшийся за кустом Алексей, вцепился рукой в колючую ветку. Он боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя, и лихорадочно думал:
   "Ну и дела! Что же теперь делать-то?.. Что же мне теперь делать?!!"
  
   Ярополк вломился в дверь, отшвырнул с дороги отворившую ему женщину и ринулся внутрь. Следом вбежал Любомир с масляным фонарем. Остальные молча прошли за ними.
   - Где хозяин? - орал дружинник, - почему дома нет?!
   - Да здесь я, - вышел ему навстречу дюжий бородатый дядя, - чего шумишь?
   - Дома? А кого прячешь?! - продолжал рвать глотку Ярополк.
   - Да кого мне прятать то, господи, - развел руками мельник.
   - Вот поговори у меня. А вы что стоите?! - переключился Бешеный на подчиненных, - Слышали, что воевода сказал?! живо обыскать дом, да не забудьте про чердак и подполье!
   Отдав распоряжения, Ярополк прошел к столу, уселся на стул и, вытянув ноги, спросил у хозяина:
   - Выпивка есть? Тащи.
   Мельник набычился, уставился на наглого вояку тяжелым взглядом.
   - Ну что ты, Иван, - потянула его за руку жена. - Полезай в подвал.
   - Конечно, сейчас принесу, - мельник выдавил улыбку. - Красава, накрывай на стол, гулять будем.
   Сам, изображая гостеприимную суету, бросился на кухню, где у него лаз в подполье. Схватил за рукав дружинника, поднявшего уже крышку:
   - Пошли за стол, дорогой! Зачем тебе пачкаться? Сейчас выпьем, закусим, все будет хорошо. Разве я не понимаю? Служба! Кому охота рыскать ночами за всяким отребьем? А мы...
   - Что-то ты запричитал, - перебил Бешеный. Он вскочил со стула и вмиг оказался за спиной мельника. - Ну, чего встали? Проверить чердак и подвал было сказано. А рассиживать нам здеся некогда, выпьем по чарке и дальше, дел много. Ты лучше нам с собой снаряди.
   А про себя подумал:
   "Проклятье! Хорошо бы погулять сейчас, да Всеволод ждет".
   Любомир освободил рукав из лапы мельника, спустился с фонарем в пустой подвал. Там он сразу увидел Любаву. Та сидела в углу ни жива ни мертва.
   - А ну вылезай! - срывающимся голосом крикнул дружинник. - Ярополк, здесь кто-то есть.
   Ярополк аж подпрыгнул на месте.
   - Вот значит что! - зарычал он на хозяина. - Зубы мне заговаривать, скотина! Кого прячешь?!
   - Да кого мне прятать, Бог с тобой, - затараторил мельник. - Девчонка там, за харчами полезла...
   Понукаемая Любомиром девушка показалась в избе.
   Настроенный на жесткую расправу Ярополк хищно оскалился. Он дождался, когда Любава поднимется, протянул:
   - Во-от значит кто у нас здесь.
   Бешеный взял девушку за подбородок, уставился ей в глаза. Очи девушки полны были слез, волосы растрепались. Выглядела она совершенно затравлено.
   - Это же дочь колдуна, которого намедни повесили, - счастливо осклабился Ярополк. - А я то думал, куда она делась? Сиро-отка. Будешь ласкова к дружинникам господина твоего, князя Теодора, будешь жить. А не то...
   Бешеный толкнул девушку в комнату, сам шагнул за ней.
   Тут в избе раздался грохот, сменившийся странной, пищащей, музыкой и в комнате появился безбородый человек в странном одеянии. Он поднял руку, ладонь его вспыхнула зловещим, ярким мертвенно-синим огнем. Человек громко, властно скомандовал:
   - Всем стоять на местах! Кто шевельнется - сожгу, молния в моей руке! Я пришел за Любавой, дочерью колдуна!
   Алексей, а это был он, воспользовавшись общим замешательством, подскочил к Любаве, схватил за руку и потащил к выходу.
   - Не упирайся, - шипел он при этом. - Давай быстрее!
   В дверях, когда бросившийся в эту авантюру Алексей уже сам почти поверил в удачу, они столкнулись с дружинниками, спустившимися с чердака. Удар тяжелого кулака угодил Алексею в левую бровь. Показалось, будто голова треснула, как переспелый арбуз. В глазах вспыхнули яркие звезды. С трудом удержавшись на ногах, парень только собрался дать сдачи, как второй удар в то же место, будто кувалдой, погасил сознание.
  

- 5 -

  
   Лев Анатольевич проводил взглядом растворившиеся в сумерках фигурки Алексея и этой странной девушки, похлопал по карманам, достал сигареты. Прикурил. С заходом солнца стало прохладно, поднялся ветер. Профессор зябко поежился.
   "Поразительно! А ведь я в глубине души не верил", - признался себе профессор. - "Понимал, что теория верна, но... А уж такого..."
   Лев Анатольевич еще раз покосился в сторону зловещего дуба. Сейчас, когда стемнело, да еще одному... находиться здесь жутко. Он поднял воротник пиджака, повернулся к ветру спиной. Жадно затянулся. Можно укрыться от ветра в машине, но не хочется снова лезть в грязь.
   "Почему здесь средневековье?" - размышлял Шкловский. - "Впрочем, на каком основании я решил, что здесь именно средневековье? На основании того, что Леша видел с дерева наездников на лошадях? Это еще ничего не значит. А то, что вешают людей за колдовство, так может в этом мире диктатура инквизиции? Со времен Ивана Грозного... Интересно, был у них Иван Грозный? Надо будет спросить Любаву... Если диктатура инквизиции лет пятьсот, то, естественно, кроме лошадей ездить не на чем", - усмехнулся профессор.
   "А что в других странах? Любопытно"
   Он бросил дотлевший до фильтра окурок, придавил носком ботинка.
   - Ты кто такой, паря? - раздался за спиной хриплый голос.
   Шкловский дернулся от неожиданности, едва не подпрыгнул. Быстро развернулся и оказался нос к носу с крепким молодым мужиком. В надвигающейся тьме в глаза бросилось широкое, бородатое лицо с улыбкой во весь рот. Остальная фигура, вся в черном, терялась во мраке. В двух шагах маячит еще один.
   - Я-а... Я-а, - начал заикаться профессор, - Я тут жду...
   - Кого ты тут ждешь? - спросил широколицый и улыбнулся еще шире.
   - Я... мне должны помочь. Сейчас сюда придут люди... - запинаясь, начал объяснять Лев Анатольевич, ощущая себя при этом удивительно глупо. Получалось, что он оправдывался неизвестно перед кем и неизвестно за что.
   "Как же я так проморгал?" - огорченно подумал он. И добавил, с робкой надеждой:
   - А может, мне поможете вы?
   - В чем тебе помочь, паря? - начал допытываться незнакомец. Но его спутник внезапно подскочил к товарищу, схватил за рукав и взволнованно указал другой рукой в сторону лесной опушки:
   - Митро, глянь!
   Лев Анатольевич тоже посмотрел в ту сторону, но ничего не увидел. Услышал лишь отдаленный топот и лязг.
   - Эти что ли, люди, должны тебе помочь? - зло спросил широколицый, сделав странное ударение на слове "люди". Улыбка исчезла с его лица, уступив место хищному оскалу.
   Не дожидаясь от Шкловского ответа, он прошипел:
   - Быстро пошли с нами.
   И подкрепил слова ощутимым, грубым толчком.
   - Быстро пошли сказал...
   Мужик схватил Шкловского за шиворот и поволок за собой, в сторону от тропы. Шум усилился. Стало ясно, что это приближается конный отряд.
   - Позвольте! Что вы себе позволяете! - Воскликнул профессор.
   И сразу получил крепкую затрещину.
   - Заткнись! - злобно прошипел широколицый, быстро, бегом таща его за собой. - Заткнись, а то кишки выпущу!
   Отбежав шагов двести, мужики залегли в густой траве, грубо толкнув на землю и Шкловского. Лев Анатольевич после незапланированного спринта судорожно хватал ртом воздух.
   "Может, закричать "Караул"?" - мелькнуло в голове.
   Митро шепнул ему в ухо:
   - Пикнешь слово - горло перережу.
   Профессор почувствовал прикосновение к шее холодной стали.
   - Это инквизиторы, они таких как ты сжигают на кострах, так что не дергайся.
   - Каких таких? - хрипло спросил Шкловский.
   - Таких, паря, - ответил Митро. - Думаешь, я не смекнул кто ты?
   Тем временем кавалькада проезжала по тропе как раз напротив них. Раздались тревожные, изумленные возгласы. Всадники стали осаживать коней. Митро с досадой сплюнул и прошипел:
   - Увидали твою хреновину. Теперь не переждешь, твою в бога мать ети!
   Вокруг машины поднялась суматоха. Вспыхнули факела. В пляшущем свете хорошо стали видны фигуры людей в кольчугах и шлемах. Митро, еще раз тихо выругавшись, приказал профессору ползти за ним и змеей заскользил к чернеющему на фоне темного неба кустарнику. До кустов было добрых метров тридцать. Вздохнув, Лев Анатольевич безропотно подчинился. Второй тип, бесшумной тенью, скользил за ними.
   - Что ты ломишься, ровно кабан через лес? - приглушенно цыкнул на профессора Митро, когда кустарник оказался между ними и продолжающейся у машины суетой. - Сиди тихо. Хорошо собак с ними нет, а то бы мигом тебя учуяли, из-за дыма твоего... Зачем дым то глотал, паря? - спросил он немного погодя, уже беззлобно.
   - Мне надо вытащить из грязи машину. Хреновину, - устало сказал Лев Анатольевич, проигнорировав вопрос о дыме. - Зачем вы тащите меня за собой? Кто вы такие?
   - Мы то знаем, кто мы такие. А вот ты кто такой, паря? А?.. Вот то-то и оно, - непонятно проговорил Митро.
   Шкловский был близок к отчаянию. Он категорически не знал, что ему теперь делать. Как поступить? Призвать на помощь тех, что с дурацкими факелами торчат у машины? Так этот, чего доброго, зарежет. А если не зарежет, не оказаться бы в ситуации, что называется "из огня да в полымя".
   - Вот что, паря, здесь нам оставаться не след, - сказал Митро. - Да и тебе тоже, пойдешь с нами.
   - Куда еще? За мной сейчас должны придти, - пробовал возразить седой профессор.
   - Да ты знаешь, что с тобой будет, если ты здесь останешься?! - вдруг пылко заговорил молчавший до сих пор спутник Митро. - Виселицей не отделаешься! И одним костром не отделаешься! До костра с тебя живого кожу снимут и еще много разного сделают!
   Из-за страстности, с которой были произнесены, эти слова прозвучали очень убедительно.
   - Ты слушай, чего брат Серафим говорит, - добавил Митро. - Он знает.
   - Но мои товарищи...
   - Молись, чтобы они не попали в лапы к Леонардусу, - сказал Серафим. - А нам надо убираться отсюда. Да поживее...
   - Значит так, паря, - продолжил Митро, - сейчас тихо-тихо пробираемся вон к той опушке. - Он показал рукой, но Лев Анатольевич все равно ничего не разглядел во мраке. - Я пойду первым, не отставай. И чтобы тихо!
   Митро пригнулся и быстро, чуть не бегом, пошагал вперед. Усталый Шкловский поплелся следом. За ним, поторапливая, крался заметно нервничающий Серафим.
  

- 6 -

  
   Над селом, на холме, возвышается белый каменный храм. Поблизости от него стоит крепкий бревенчатый терем. Терем этот построили пять лет назад для дочери князя Теодора, княжны Миланы.
   Хрупкая Милана в городе часто болела, и лекари советовали ей пожить в деревне. Заботливый отец приказал выстроить в Князеве для дочки ладный терем - живописнейшие места, и от Ростиполя - стольного града - недалеко. Отправил с Миланой дюжину мамок и десять дружинников, из лучших, во главе со знатным воином Никитой Князевским.
   Вдали от угнетающей психику каменной столицы, княжна действительно быстро оправилась, повеселела и... влюбилась. Влюбилась в красавца Никиту.
   Когда Теодор проведал о Миланиной любви, он, как ни в чем не бывало, наведался в гости. Встречавший князя Никита был немедленно закован в цепи, а Милану увезли в стольный град. С той поры прекрасный терем на холме пустовал...
   Тогда, четыре года назад, Теодор дочь простил, любовника же должны были тихо убить. Но Милана подкупила тюремную стражу, и Никита сумел убежать. Взбешенный Теодор от души отходил строптивую дочь нагайкой, а Никиту, получившего прозвище "Бунтарь", с тех пор всюду ищут. С некоторых пор он объявился с отрядом беглых крестьян в окрестностях Князево. По весне Теодор отправил на его поимку большой отряд. Вместе с отрядом прибыл сам епископ Леонардус, чей высокий церковный ранг призван сдержать возможное недовольство местных жителей. Так, после четырехлетнего забвения, Миланин терем обрел нового хозяина - его облюбовал епископ.
   Леонардус - немолодой уже, но весьма крепкий мужчина, с седыми кудрями и седой же, завитой по моде жителей Земли Богов, бородкой, имеет обыкновение работать до глубокой ночи. Вот и в эту ночь в окне второго этажа горит свет.
   Епископ сидит за столом. Одет он скорее как мирянин, чем как священник - на нем заправленные в сапоги широкие штаны, простая холщевая рубаха. Он склонился над старинным фолиантом.
   Полдюжины восковых свечей в двух канделябрах давали яркий и ровный свет, но строчки перед глазами священника плясали:
   "...Он выйдет из твоего собственного мозга, воссияет перед тобой ясно и живо: его тело винного цвета, у него три головы, шесть рук и четыре ноги, широко распростертые; правый лик его бел, левый красен, а центральный - винного цвета; его тело сверкает, как если бы оно было из света, девять глаз его гневно и пристально смотрят в твои глаза, его брови подобны вспышкам молнии, его зубы блестят как медь; он смеется, выкрикивая: "а-ла-ла!" и "ха-ха!", издает громкие свистящие звуки: "шу-у!" Сверкая, разлетаются его красно-золотые волосы, его головы увенчаны высохшими черепами, солнцем и луной..."
   Леонардус поднял голову и посмотрел в темное окно, в сторону каменной громады Князевского храма. Этот богопротивный текст, подробно описывающий древние, языческие ритуалы, он нашел там. Епископ охватил ладонью бороду. Этот храм... ведь ему не одна сотня лет. Он было построен еще до Нашествия. Кто знает, какие еще тайны хранят его древние стены?
   Леонардус вновь обратил взор к книге.
   "...его тело - в гирляндах из черных змей и свежих черепов; он держит колесо в первой правой руке, боевой топор и меч в двух других правых руках, колокольчик - в первой левой руке, лемех и чашу из черепа в двух других левых руках; его тело обнимает его супруга, обвивает его шею правой рукой, а левой рукой подносит к его рту череп, полный крови..."
   Епископ ударил кулаком по столу.
   Настоятель Князевского храма клялся и божился, что не имеет к этому никакого отношения. Можно ли ему верить? Известны же случаи, когда служители церкви проводили в стенах храмов тайные, сатанинские обряды. От таких мыслей кровь ударила епископу в голову, пальцы судорожно сжались в кулак.
   "Дьяволопоклонники! Воистину, сожжение на костре - слишком легкая смерть для них. Сам бы истязал, вот этими руками..."
   Думы епископа прервал донесшийся снизу громкий стук. Леонардус прислушался. Стук повторился - кто-то ломится в двери, невзирая на поздний час. Леонардус встал, распахнул дверь кабинета.
   - Кто там? - послышался от входа заспанный голос слуги.
   - Всеволод, - глухо ответили за дверью. - Срочное дело к господину епископу.
   Леонардус тотчас крикнул слуге:
   - Пусти! Пусти, пусть войдет!
   Он знал, что старый вояка не станет беспокоить его среди ночи без серьезной причины.
   Седовласый воевода поднялся по крутой лестнице легко, прямо-таки вбежал. Быстро поклонился епископу.
   - Прости, Леонардус, за беспокойство, но мы нашли что-то диковинное! - возбужденно начал он. - Там, у дуба! Где вчера повесили лекаря! Я не знаю что это, и откуда взялось, но... но тебе надобно посмотреть!
   - Не лекаря, а колдуна, - перебил священник. - Уж ты то, Всеволод, должен понимать разницу между знахарем, путающимся с нечистой силой и просвещенным служителем церкви... - укоризненно проговорил он. Похоже, священник собирался произнести на эту тему целую проповедь, но, посмотрев в глаза старого воина, огромные словно блюдца, осекся.
   - Что ты говоришь там такое?
   - Там... э-э... Леонардус, посмотри лучше сам.
   - Ну хорошо. Поехали.
   Епископ натянул поверх одежды лиловую рясу, крикнул слуге:
   - Авдей, фонарь засвети! - И решительно затушил свечи.
   Сатанинский фолиант поглотила тьма. Спускаясь вслед за воеводой, Леонардус поймал себя на мысли, что рад отвлечься от изучения столь опасного для бессмертной души документа.
   На улице Леонардус полной грудью вдохнул свежего ветра; строго глянул на троих дружинников, что поджидали у крыльца своего командира. Дружинники как по команде склонили головы. Епископ осенил их широким крестом.
   Всеволод, сбегая по ступеням, приказал:
   - Тихон! Отдай своего гнедого господину епископу! Сам ступай в караульный дом, жди там!
   Воевода прошел к своей лошади, впрыгнул в седло прямо с земли, как кочевник. Леонардус дождался, пока дружинник подведет коня к крыльцу. Подобрал рясу, воссел в седло чинно. Когда его преосвященство уселся, маленький отряд тронулся в путь.
   - Я отправил Ярополка и еще троих проверить мельницу, - рассказывал по дороге Всеволод. - А сам поехал вдоль опушки. Посмотреть, не шляется ли кто... из дружков Бунтаря. Возвращались уже, как Илья - молодой парнишка, глаз вострый - заприметил: чернеет что-то в поле. От дуба с висельниками шагов сотни полторы. Подъехали ближе - дьявол, что за чертовщина? Никогда такого не видывал...
   - Негоже доброму слуге господа ежеминутно поминать нечистого, - не выдержал Леонардус.
   - А? Ну, я отряд оставил, а сам к тебе, - не обратив на замечание епископа внимания, продолжил Всеволод. - Сейчас посмотришь, что там такое...
  
   Пока воевода ездил за епископом, дружинники развели в стороне от таинственной находки большой, хорошо видимый от самого села, костер. Подъехав к огню, Леонардус привычно благословил склонивших головы ратников, спешился.
   - Вон оно, - показал рукой Всеволод.
   Воевода взял из рук дружинника факел, прошел к краю огромной лужи. Епископ прошел вслед за ним. Он долго молча смотрел на отбрасывающий в свете огня яркие блики странный, размером с телегу предмет. Затем осенил себя крестным знамением и решительно шагнул в грязь. Подошел к находке вплотную. Леонардус обошел диковину кругом, осторожно дотронулся до холодного металла. Страшного не произошло. Подошедший следом Всеволод приблизил факел к самым окнам, в стеклах заплясал отраженный огонь.
   - Держи так, - велел Леонардус.
   Сам обогнул машину с другой стороны и заглянул внутрь. В темном чреве ничего не разглядеть, но ясно виден Всеволод с факелом в руках и костер за его спиной.
   - Окна. Это окна, - задумчиво проговорил епископ.
   Вернувшись к воеводе, взял факел у него из рук и осветил странную диковину с окнами ниже. КОЛЕСА.
   - Это повозка! - громко сказал Леонардус. - Это повозка на колесах и с окнами. - Продолжил азартно: - Ищите следы! Нам надо узнать, откуда она приехала, и куда делись лошади. - Потом добавил тише, выбираясь из грязи: - Истоптали, наверное, уже все кругом...
   - Ваше преосвященство, - почтительно обратился к епископу немолодой дружинник. - Мы искали уже. Ну, мы не думали, правда, что это повозка. А конские и человеческие следы поискали... - Воин замялся.
   - Ну?! - выпалил Леонардус нетерпеливо.
   - Лошадиных отпечатков не было. От колес следа тоже, мы бы заметили... - нерешительно продолжил дружинник. - А человеческие - есть. Вон там, из лужи ведут прямо в сторону дуба. А колдуна на дубе нету...
   - То есть как: "нету"?! - взревел епископ. - Куда же он делся?!
   - Не могу знать, Ваше преосвященство, - не стал делиться своими домыслами ратник. - Разбойники висят, а колдуна нету...
   - Ну-ка, пошли! - распорядился Леонардус.
   Он, дружинник, сообщивший неожиданную новость, и хмурый Всеволод пошагали изучать найденные отпечатки. Вдоволь насмотревшись на следы, медленно, освещая землю, пошли к дубу.
   Под самым дубом Всеволод нашел два раздавленных окурка. Леонардус долго разглядывал их, осторожно взял один в руку, принюхался.
   - Фу! Ну и вонь! - скривился епископ. - Не иначе, здесь приложил лапу сам враг рода человеческого!
   Убедившись, что от повешенного колдуна остался лишь обрывок веревки, Леонардус надолго задумался.
   - Вот что, Всеволод, - обратился он через несколько минут к воеводе. - Ждать нечего. Прикажи запрячь в эту повозку лошадей и отвезти к храму. Здесь же оставь засаду. Если кто явится - хватать и без промедления приводить ко мне, в храм. А утром съездим сюда еще раз, посмотрим, как следует, при Божьем свете.
   Всеволод молча поклонился и пошел отдать необходимые распоряжения.
  
   Майские ночи коротки. Когда епископ с воеводой отправились обратно, небосвод уж светлел. Утренний туман стлался в низинах, сползал в овраги, ложбины. Петухи приветствовали новый день пронзительными криками.
   Когда они въезжали в село, небо из серого уж превратилось в голубое.
   - Что это там, у Управы? Что за суматоха?
   Воевода и епископ переглянулись. Всеволод пришпорил коня, Леонардус поскакал за ним следом.
  

- 7 -

  
   Лев Анатольевич с набившимися "провожатыми" добрались до опушки и вошли в темный лес. Путь им преградил глубокий заросший овраг с журчащим по дну ручьем. Митро заставил всех долго идти этой речушкой по колено в воде. Несмотря на то, что Шкловский шел вторым, следом за Митро, он то и дело спотыкался. Проваливался в ямы, налетал на какие-то коряги, свисающие с берега к самой воде ветки. Привыкший уже к темноте, пока шли через поле, в этих кромешных зарослях профессор вновь ничего не видел. Ледяная вода застудила ноги так, что свело зубы. Наконец выбрались на берег, пошли лесом. Сперва прямиком через заросли, потом видимо по тропе - идти стало легче. Шкловский потерял счет времени, разболелись с непривычки ноги - завтра вообще будет трудно передвигаться. Вопросов он больше не задавал - будь что будет. В конце концов, они выбрались из чащобы на огромную поляну. Яркая полная луна щедро разлила здесь свое серебро. В призрачном свете видно как днем. Старый профессор вздохнул с облегчением - хоть теперь перестанет натыкаться на все подряд. Но его спутники почему-то двигались здесь медленнее и осторожнее чем в темной чаще.
   Внезапно раздался громкий свист. Дорогу им преградила странная фигура. В первый момент Шкловскому почудилось, что это человек в армейском маскхалате. Измученное сердце заколотилось: весь этот средневековый бред сейчас прекратится. Милицейский (или армейский, какая разница) спецназ возьмет этих слетевших с катушек бандитов, его переоденут в сухую одежду, напоят горячим чаем, отвезут в Москву...
   Наваждение исчезло, когда, повернув голову, профессор увидел, как выросший в стороне и несколько сзади человек в таком же "маскхалате" держит его на прицеле, натянув до отказа тетиву огромного лука. Мужчина впереди тихо обменялся с Митро несколькими фразами, махнул рукой. Стрелок, державший Шкловского на прицеле, опустил лук.
   - Пошли. Пошли, паря, - поторопил Митро и пошагал дальше.
   Лев Анатольевич поковылял за ним. Пройдя несколько метров, оглянулся - ни малейшего следа присутствия кого-либо, лучники и их вожак будто растворились в ночи.
   - Иди, не оглядывайся, - подтолкнул Серафим.
   Оказалось поляна эта с другой стороны обрывается кручей. Спустившись по узенькой тропке к зарослям кустарника, Митро, Шкловский и Серафим вновь столкнулись с охраной. Признав своих, и видимо получив объяснения насчет профессора, им позволили пройти. В кустах оказался замаскированный лаз под землю. Митро нырнул внутрь. Профессор, уже ничему не удивляясь, полез за ним в кромешную тьму. Узкий лаз скоро завернул, за поворотом превратился в коридор, освещенный тусклым, мерцающим вдали светом. Коридор привел их в обширный подземный зал. Митро, едва войдя, остановился. Шкловский натолкнулся на его спину и заглянул через плечо. Первое, что бросилось в глаза, это открытая, полная красных углей, топка печки! Да, да, самой настоящей печки. Не "русской" конечно, много меньше, но дающей тепло... Шкловского даже мотнуло - ноги подогнулись на миг - от такой близкой возможности сесть у живого огня, снять сырые ботинки...
   - Доброго здоровья Никита, - поклонился Митро. - Доброго здоровья, братья, - поклонился еще раз.
   - Заходи, - ответил богатырский голос.
   Митро прошел внутрь, за ним вошли и Шкловский с Серафимом. Профессор осмотрелся. Подземный зал имел правильную геометрическую форму - видно было, что к этому приложили руки люди. Стены выровнены, обиты досками. Со стен отбрасывали зыбкий свет несколько масляных светильников. Багровый свет шел также из открытой печной топки. У дальней стены стоял крепкий стол - из прохода его не видно - за столом четверо. С торца, или, как говорят, во главе стола, сидел крупный молодой мужчина в нарядной, перепоясанной широким ремнем красной рубахе. Русые волосы до плеч вьются кудрями. Борода аккуратно и коротко подстрижена. Справа и слева от него - по правую и левую руку? - мужики в простых холщовых рубахах. Четвертый в "маскхалате" - видно из охранения, прислали предупредить. За печкой Лев Анатольевич увидел нары. На них еще несколько человек, один сидит, уставившись на гостей, остальные спят.
   - Кого это ты к нам привел? - спросил предводитель.
   - Вот, - ответил Митро и шагнул в сторону, представив, таким образом, Шкловского на обозрение.
   Некоторое время люди за столом молча рассматривали чудно одетого старика. Лев Анатольевич в свою очередь смотрел на главаря.
   "Никита. Вроде девочка упоминала про какого-то Никиту... Никиту бунтовщика?"
   - Кто таков? - грозно спросил атаман.
   Лев Анатольевич, которому все это порядком надоело, промолчал.
   - Язык проглотил?!
   Никита перевел тяжелый взор на Митро.
   - Кого ты к нам привел?! - спросил он еще раз.
   Митро растерянно посмотрел на Серафима. Его спутник сделал шаг вперед и азартно, воодушевленно заговорил:
   - Мы нашли его в поле, недалеко от дуба, на котором вешают наших. Он стоял и пускал дым, а рядом капсюла, такая, как рассказывал Аввакум.
   За столом раздался приглушенный смешок.
   Лев Анатольевич повернулся к Серафиму. До настоящего момента он еще не имел возможности рассмотреть своих ночных спутников, этот вообще пока был для профессора лишь темной тенью. На свету он разглядел: Серафим очень молод. Среднего роста, худой, в долгополом, напоминающем монашеское, одеянии. На юном, мальчишеском еще лице, не ведавшем бритвы, горят страстью огромные карие глаза. Темно-каштановые, почти черные волосы спутаны. Видом своим Серафим походил на послушника монастыря, а страстностью на недавно обращенного неофита. Шкловскому показалось на мгновенье, что он оказался внутри исторического фильма.
   - Мы подошли, - вступил в беседу Митро. - Я и говорю: кто такой, паря? Да только нам не дали потолковать чередом - прискакала стража. Мы едва ноги унесли. А они капсюлу эту нашли и давай кружить...
   - Ну! - подстегнул Никита. - Дальше-то что?
   - А ничего. Мы ушли и его с собой прихватили - кивнул он на Шкловского.
   - То есть вы первого встречного вот так вот просто взяли - и привели к нам в пристанище, так? - последнюю фразу Никита сказал мягко, даже вкрадчиво. Но все присутствующие ощутили в его словах угрозу.
   - Но он же явился из Врат! - горячо произнес Серафим. - Это же видно...
   - Помолчи! - властно оборвал его Бунтарь. - Я спрашиваю сейчас Митро. Ответь, брат, зачем ты привел в наше тайное убежище первого встречного?
   - Так это... Серафим сказал... а я... это...
   - Что ты "это"?! - взревел атаман. - Тоже умом тронулся?! в бредни старика Аввакума уверовал?! Что-то я не пойму...
   - Дак я это... - сбивчиво продолжил Митро. - Подумал: чем черт не шутит. Может он и впрямь это... из Врат. А прирезать никогда не поздно.
   Услышав эти слова, Шкловский не сразу понял, о чем идет речь. А когда понял, ощущение нереальности происходящего только усилилось.
   За столом тем временем оживились. Бунтарь насмешливо фыркнул. Товарищи его громко засмеялись, начали над Серафимом и Митро подтрунивать.
   - Два сапога пара!
   - С кем поведешься - так тебе и надо, ха-ха-ха!
   - Ладно! - шлепнул по столу огромной, как сковорода, ладонью Никита. Смех стих. - Вечно ты, Митро, сперва дел наделаешь, потом только думаешь...
   Бунтарь вонзился взглядом в Шкловского.
   - Ну! А ты, господин хороший, что скажешь? Говорить-то умеешь?
   - Умею. - Слово вышло из горла с трудом, с хрипом, словно лист прикипевшей наждачной бумаги. Лев Анатольевич откашлялся и повторил: - Умею...
   - Ну так расскажи: кто ты такой, откуда... Что за херня там такая рядом с тобой торчала?
   Пещера вновь наполнилась приглушенными смешками.
   - Я... я не знаю, о каких вратах тут у вас шла речь... - осторожно начал профессор простуженным голосом, помолчал, потом решился и сказал, как есть: - Но я действительно попал сюда из другого мира; хотите - верьте, хотите - нет.
   - Вот как? - недоверчиво произнес Бунтарь. - Еще что?
   Шкловский пожал плечами. Спросил осторожно:
   - Можно мне погреться?
   - Хм... Погрейся.
   Лев Анатольевич подошел к печке, опустился перед ней на корточки. Протянул к топке руки. Красные угли покрыты маленькими синими язычками пламени, дают сильный жар. Дыма мало, он тонкой струйкой течет в глубину топки.
   "Интересно, куда уходит дым? Наверху даже не пахнет" - подумал профессор.
   К нему подошел один из разбойников, бросил рядом какое-то тряпье и сапоги. Лев Анатольевич вопросительно посмотрел на него. Разбойник буркнул: - Давай-давай. - И отошел.
   Профессор понял, что эта одежда - сухая! - определена ему и стал стягивать размокшие ботинки.
  

* * *

  
   - Эй, паря, иди сюда.
   Лев Анатольевич повернул голову.
   - Садись, паря, слышь? Тебя все ждут.
   Шкловский поднялся от столь притягательной для него печки, помедлил.
   - Садись, - пробасил Бунтарь. - Прошу к столу.
   Лев Анатольевич подошел, глянул на стол и непроизвольно сглотнул. Поко он переодевался, на столе появились подносы с кусками холодного мяса и нарезанным крупными ломтями ржаным хлебом. А также кувшины и глиняные кружки. У профессора потемнело в глазах. Последний раз он легко перекусил бутербродами с чаем еще дома. Он опустился на лавку. Перед ним сразу поставили кружку, полную пенной жидкости.
   - Что это?
   - Мед. Пей.
   Выпив полную кружку медовухи, Лев Анатольевич взял кусок мяса и ломоть хлеба, начал жевать. Хмель ударил в голову неожиданно сильно. Он почувствовал себя пьяным.
   "Да, стар уже для таких приключений" - подумал профессор.
   Пока старик жадно утолял голод, хозяева вяло жевали. К кружкам прикладывались тоже редко, значительно чаще бросали взгляды на гостя.
   Чувствуя столь повышенное внимание, Лев Анатольевич проглотил то, что было во рту, запил медом из вновь полной кружки и поднял голову.
   Никита Бунтарь напряженно смотрел прямо на него. Увидев, что старик готов говорить, спросил:
   - Расскажи нам: кто ты таков, откуда?
   Лев Анатольевич не сразу нашелся что ответить. Обозрев лица присутствующих за столом, он увидел Серафима. Сверкающие, размером с чайные блюдца, карие глаза юноши впились в лицо профессора так, словно он может исчезнуть, если Серафим отвернется хоть на мгновение.
   - Шкловский неуверенно начал:
   - Я... я сказал правду. Я попал сюда из другого мира... Утром, мы с моим помощником прокололи границы реальностей и оказались в вашей... вашем мире...
   Он вновь обвел взглядом присутствующих. К его удивлению никто даже не хмыкнул, слушали все очень внимательно. Лев Анатольевич набрал в грудь воздуха и продолжил:
   - Я ученый. У нас так называют людей, занимающихся наукой. Тех, кто всю жизнь изучает физику, химию, природу. Однажды мне пришла идея... не буду утомлять вас непонятными терминами... В общем, я понял, как можно проколоть границы реальностей. Другими словами, перейти из Мира в Мир, а точнее переехать. То, что вы, я слышал, назвали капсулой - просто машина. Повозка. У нас на таких ездят все. Ездят по дорогам, а мы с моим помощником добавили кое-какие приборы и...
   Шкловский некоторое время молчал. Никто из присутствующих тишины не нарушил. Серафим сидел, выпятив чахлую грудь, самодовольно улыбался. Весь его вид, казалось, свидетельствовал: "А я что говорил?"
   - Сегодня состоялся первый опыт, - прервал молчание профессор. - Я даже не был уверен до конца, что получится. Мы собирались только попробовать: получится или нет? Хотели сразу вернуться назад, но угодили прямо в ту лужу... Потом увидели, что на дубе висит человек. У нас никого не вешают просто так, вообще не вешают.
   Слушатели переглянулись. Никита спросил:
   - Погоди! А второй, помощник твой, где?!
   Мы встретили девушку, дочь повешенного знахаря... лекаря. Помогли ей похоронить отца, а она обещала нам помочь найти людей, чтобы вытащить машину из грязи. Если ее вытащить, и она заведется и поедет, то мы сможем вернуться. Алексей - помощник - пошел с ней.
   Едва Шкловский замолчал, голос подал Серафим. Он заговорил пылко:
   - Отец Аввакум рассказывал про Миры, в которых люди мчатся по гладким твердым дорогам в самоходных капсюлах без лошадей, да! Но он говорил, что попасть туда можно при помощи Врат...
   - Погоди, - оборвал его Никита Бунтарь. Он помолчал немного и проговорил:
   - Зря вы Назара сняли, Леонардус теперь взбеленится... Ладно, поглядим. Утро вечера мудренее.
  

- 8 -

  
   Алексей с трудом разлепил веки. Несколько секунд он мучительно приходил в себя, старался осмыслить, что происходит. Наконец понял - он висит поперек лошади, зажатый между ее шеей и всадником. Висит, как мешок, руки стянуты за спиной. И его куда-то перевозят. Каждый шаг лошади отдается в голове резкой болью. Стиснув зубы, Алексей постарался не показывать, что очнулся. Прислушался. Кто-то сдавленно плачет.
   "Любава? Значит, ее везут тоже?"
   - Давай, давай. Пошел! - подгоняет кого-то грубый голос. - Узнаешь у меня как с нечистой силой путаться. Я тебе такие фокусы покажу, мать родная не узнает!
   "Ну и влипли мы!" - подумал Потапов. - "Хрен теперь выберешься отсюда. Неужто мы и правда в параллельном мире? Или я брежу?".
   Свисая вниз головой, Алексей видел проплывающую под конским брюхом, кажущуюся черной, траву. Пару раз, отражаясь от поверхности луж, блеснула луна.
   "Оказывается ночь не такая уж темная"
   Кровь прилила к голове, давит на глаза, бьет тугими толчками в виски.
   "Когда это уже кончится?"
   Наконец грубый голос, принадлежащий видимо главному, произнес:
   - Тпру, Стоять! Любомир, держи повод.
   Всадник, что вез Алексея, остановил коня, соскочил наземь. Послышалась возня. Падая с лошади, взвизгнула Любава.
   - Не обижай девчонку. Она ни при чем, - сказал кто-то глухим басом.
   - А ты бы помолчал, с тобой разговор особый будет!
   Хлопнула дверь. Еще один голос спросил недовольно:
   - Что за шум? Кого ты притащил, Ярополк?
   - Желаю здравствовать, Господин Участковый. Вот, колдуна поймали, - в командирском голосе причудливо перемешались подобострастие и хвастовство.
   - Колдуна-а, - протянул "господин участковый". - Ну-ка, ну-ка.
   - Давай, тащите его в Управу, - распорядился Бешеный.
   Кто-то подошел к Алексею со стороны ног, потянул за ремень. Соскользнув на землю Алексей не удержался и упал. Подвернул ногу, больно ударился боком о камень. Не вытерпев жуткой боли сдавленно вскрикнул и повалился на спину.
   - А, очухался, сукин сын! - проворно подскочивший Ярополк пнул грязным сапогом его прямо в отшибленный бок. - Вставай, нечисть.
   Из глаз брызнули искры. Перевалившись на другой бок, Алексей поднялся на колени, медленно встал.
   Поглазеть на изловленного колдуна высыпали все стражники, дежурившие ночью в Управе. Площадка перед зданием освещена двумя масляными фонарями у входа. Еще несколько факелов чадят в руках возбужденных стражей. На стенах, на земле пляшут мрачные, зыбкие тени. У крыльца сидит, прямо на земле, затравленно озирается Любава. Чуть в стороне, у служащего коновязью столба, стоит привязанный дюжий мужик. Рубаха на нем изодрана в клочья, выпачкана в крови.
   - Пошел! Неча пялится! - зло прошипел кто-то сзади и сильно толкнул Алексея в спину.
   Едва не упав, юноша на заплетающихся ногах прошлепал к крыльцу. Подгоняемый острием копья, взлетел по ступенькам.
   За дверями в Управе маленький вестибюль, тускло освещенный единственным масляным светильником. Алексея протолкнули к одной из массивных деревянных дверей. В комнате много светлей, несколько фонарей по стенам и красивая лампа на столе. Сильные руки надавили Потапову на плечи, опустили на колени. Чья-то лапа, ухватив за волосы, рывком подняла голову. Участковый взял со стола лампу, поднес к Алексею, к самому лицу. Внимательно всмотрелся. Алексей в свою очередь зло вглядывался в его физиономию. Человек перед ним напоминал карася. Худое лицо, обтянутое желтой кожей. Огромные, на выкате глаза. Повыше среднего, очень худой, он сутулился над Алексеем, беззвучно шлепая губами.
   - Что, попался, мразь! - наконец сказал он. Вернул на стол лампу, прошелся по кабинету, затем обратился к дружинникам:
   - Привяжите эту мразь к стулу, будем пытать. Обыскали?
  

* * *

  
   Когда пойманного колдуна увели к участковому в кабинет, Ярополк гоголем прошелся по площади перед Управой. Отмахнулся от приставших с расспросами товарищей, подошел к сидящей у крыльца девушке.
   - Пошли со мной! - приказал он. Увидев, как та сжалась, словно от удара, добавил мягче: - пошли, не бойся.
   Повернувшись к оставшимся на площади дружинникам, распорядился:
   - Стойте здесь, а ты, Любомир, пошли с нами.
   Ярополк поднялся по ступеням, вошел в Управу. Оглянулся на опустившую плечи Любаву, хищно улыбнулся.
   За открытой дверью привязывают к стулу пойманного колдуна. Ну-у, Участковый свое дело знает... Бешеный толкнул другую дверь, рядом - открыто.
   - Проходи, - втолкнул он девушку в темноту. Понизив голос, наказал Любомиру:
   - Стой здесь, никого не пускай. Ясно тебе?
   Любомир неуверенно кивнул.
   Дверь за Ярополком и дочерью колдуна закрылась. Если бы в коридоре Управы было светлее, был бы виден пожар, охвативший щеки молодого дружинника. То, что творил сейчас Бешеный, никак не вязалось с представлениями Любомира о воинской чести.
   Попав в княжескую дружину, он чувствовал себя по настоящему счастливым. Еще бы, служить плечом к плечу с прославленными воинами, избранными, лучшими из лучших. Любомир, по сути мальчишка еще, во всем старался им подражать. А смелый, дерзкий Ярополк и вовсе был его кумиром.
   Часто, оказавшись в сложном положении, он задавал себе вопрос: как бы поступил сейчас Ярополк? И старался действовать так же.
   "А как бы поступил Бешеный сейчас?" - кусал в коридоре губы Любомир. - "Встал в очередь?".
   Любава за дверью пронзительно закричала. Любомир пинком распахнул эту дверь и крикнул:
   - Прекрати, Ярополк! Прекрати, так нельзя!
   Озленный Бешеный взревел в темноте:
   - Что?! А ну выйди, щенок!
   Любава воспользовалась моментом, вырвалась из его лап и бросилась к выходу. Зацепилась за что-то, упала. Рыдая и придерживая руками разорванную на груди одежду, выползла в коридор на четвереньках. Ярополк бросился за ней но дорогу преградил Любомир.
   - Пусти, - хрипло прорычал Бешеный, вплотную уставясь Любомиру в глаза.
   В неверном свете масляного фонаря Ярополк показался молодому дружиннику богомерзким оборотнем. Глаза сверкают желтым огнем, тонкие губы поднялись, обнажив острые зубы.
   - Нет, - твердо ответил Любомир.
   И тут же получил сокрушительный удар в челюсть. Теряя опору под ногами схватил Бешеного за ворот, потянул за собой. Упали вместе.
  

- 9 -

  
   - Ступай пока. И пригласи ко мне Ярополка.
   Взгляд епископа был направлен на дружинника, но смотрел он словно сквозь него, вдаль.
   Любомир молча поклонился, вышел. Гулко хлопнула тяжелая дверь.
   Леонардус поднялся из-за широкого дубового стола, прошел к окну. Солнце поднялось уже высоко.
   Епископ освежил в памяти утренние события. С того момента, как они с Всеволодом подъехали к Управе.
  
   Перед входом в здание сгрудились, и что-то горячо обсуждали, спорили несколько стражников. Всеволод издалека приметил у коновязи кобылу Ярополка, потом увидел поколоченного мельника. Говорить воевода ничего не стал, но отметил: не зря послал отряд на мельницу, не зря...
   Воевода и епископ подъехали к крыльцу. Стражники примолкли, склонили головы. Леонардус осенил их крестным знамением, спросил:
   - Что случилось, дети мои?
   - Ярополк на мельнице колдуна поймал. Там мельник с колдуновой дочкой другого колдуна вызвали, он молнию наколдовал, а они его спымали и сюда, - выпалил самый смелый.
   Епископ из его слов ничего не понял, но нутром почуял связь с таинственной находкой. Он многозначительно посмотрел на Всеволода. Воевода уже стоял на крыльце, спросил на ходу:
   - Ярополк где?
   - Дак там, - отвечал тот же смельчак, - с господином Участковым колдуна пытают...
   Всеволод распахнул двери и едва устоял на ногах - в него врезалась с разбегу девица. Лицо ее было разбито, рубашка под сарафаном разорвана. Поднявшийся к этому моменту на крыльцо епископ заглянул через плечо воеводы и увидел: дальше по коридору, сцепившись, катаются по полу два дружинника. В дверях своего кабинета стоит Участковый и наблюдает за всем выпученными карасьими глазами.
   Всеволод сразу смекнул, в чем тут дело. Он прошел в коридор и заорал:
   - Встать!! Ну-ка быстро встать, сукины дети!
   Девчонка попыталась проскочить за его спиной, но дорогу ей преградил Леонардус.
   Любомир с Ярополком медленно поднялись, начали поправлять одежду.
   С этого момента роль первой скрипки взял на себя Леонардус.
   - Что здесь у вас творится, господин участковый?! Что за вертеп ты тут устроил?!
   Епископ улыбнулся, вспомнив, как выкатились из орбит и без того выпученные глаза. Участковый на некоторое время даже утратил дар речи.
   - Где колдун? - продолжал Леонардус. - Почему ты не уведомил Святую Церковь? Всякое чародейство - в первую голову злодеяние против Матери Церкви, потому и разбираться надлежит нам...
   Епископ посмотрел на участкового, как на занятную зверушку. Спросил:
   - А ты не боишься?
   - Чего мне?... - хрипло спросил участковый. Он откашлялся и завизжал как скандальная баба: - Чего мне бояться?! Я в своем праве! Согласно указа князя Теодора, имею полное право и даже обязан!
   Выпученные глаза нагло, в упор смотрели на епископа. Леонардусу даже почудилось на мгновенье, что участковый вот-вот бросится на него.
   - Тихо!! - рявкнул священник. - Тихо! Я имел в виду опасность, которой ты подверг себя и других! Разве мыслимо допрашивать колдуна... - Леонардус поднял к потолку указательный палец. - Колдуна! - в неосвященном месте и даже в отсутствие служителей Святой Церкви?! Ты думаешь, что творишь?!
   - Ничего, у нас крепкие решетки, - улыбнулся лупоглазый. Он все понял, и сдаваться просто так не собирался.
   - Всеволод, - не сводя глаз с участкового, спокойно проговорил Леонардус. - Колдуна, эту девку и кто там еще, мельник? Всех ко мне в терем, в подвал. Допрашивать их буду лично, в Храме Господнем.
   Воевода, глядя мимо подчиненных, взревел:
   - Слышали приказ его преосвященства? Ярополк! - а сам направился к выходу, по пути ухватив под локоть девчонку.
   Ярополк, не говоря ни слова, отодвинул тщедушного участкового с дороги и прошел в его кабинет. Второй дружинник угрюмо последовал за ним.
   Перед глазами епископа до сих пор стояла перекошенная карасья физиономия участкового.
  
   Улыбка на губах священника стала шире и тут же, словно устыдившись, исчезла. Леонардус нахмурился, вернулся за стол.
   "Да... Многое изменилось в управлении княжеством после похода князя Ольгерда в Землю Богов, многое"
   Епископ взял с гладкой поверхности зелено-черные магические четки, сжал их в кулаке. Этот артефакт, проясняющий мысли и наполняющий тело энергией он привез из того легендарного похода. Начав машинально перебирать гладкие, столетиями отполированные бусины, Леонардус мысленно обратился к далеким событиям. Вспомнил, как мальчишкой увязался он за своим учителем, верным апостолом Святой Церкви и сильным боевым магом протоиереем Никодимом. Как вырвал из рук умирающего магометанского священника эти волшебные четки, по преданию принадлежащие самому Святому Павлу. Как раненый наставник умирал на его руках... Изречение, которое учитель часто повторял - "Никто не смеет нарушать монополию Церкви на чудеса" - Леонардус сделал девизом и смыслом всей жизни.
   "Да, Никодим был настоящий святой. Что поганых разить мощью Светлой Веры Господней, что заблудших на истинный путь наставлять Божьим Словом. А я все над книгами", - вздохнул Леонардус. - "Ну, да воевать есть кому".
   Епископ подумал о Теодоре - сыне Ольгерда. При новом князе произошло много перемен. Многое, особенно ужесточение гонений языческих волхвов и прочих чародеев, неподконтрольных Святой Церкви, епископ горячо приветствовал. Но Теодор пошел дальше. Многие новшества прямо указывают на стремление князя к независимости от Святой Церкви. Вот и Участковые надзиратели. Подчиняющиеся лично Теодору и появившиеся в последние годы чуть не в каждом селе, они отобрали часть полномочий приходских священников.
  
   - Позволите, Ваше преосвященство? - заглянул в дверь Ярополк.
   - Входи, - ответил Леонардус. - И дверь за собой затвори.
   Епископ откинулся на высокую спинку массивного деревянного стула и долго, пристально рассматривал стоящего перед ним дружинника.
   Высокий, жилистый, с хищным взглядом, этот воин производил впечатление крайне опасного человека. Зная жизнь, Леонардус отлично понял, что сей витязь попросту хотел безнаказанно изнасиловать красивую девку. Но... ему нужны "свои" люди. Насколько этот Ярополк будет полезен?
   - Расскажи мне все по порядку, - епископ, наконец, прервал затянувшееся молчание. - И помни, я священник и ты должен рассказывать все без утайки, как на исповеди. От твоей искренности зависит твоя дальнейшая судьба.
   Бешеный начал скупо, неохотно. Но постепенно разговорился. Подробно поведал о событиях в доме мельника - то, что выставляло его самого в лучшем свете разумеется. Не жалея красок подробно расписал, как продавший душу дьяволу мукомол прятал в подвале ведьму - дочь повешенного накануне чародея. Как в комнате, словно гром среди ясного неба, из ниоткуда возник ужасный колдун. В невиданной одежде, говорящий странными словами. Он явился за ведьмой и совсем уже было унес ее, но, с Божьей помощью, славным дружинникам князя Теодора удалось разрушить злые чары. И захватить всех злодеев. И еще кое-что. Ярополк выложил на стол перед епископом отобранный у Алексея сотовый телефон.
   Леонардус с интересом начал рассматривать диковину, на время забыв обо всем прочем.
   - Вот если нажать на эти вот, э... выступы, то эта штука светится и пищит, - подсказал Бешеный.
   Леонардус быстро глянул на него, взял телефон в руки, нажал одну из кнопок. Телефон тихо пискнул, экран засветился синим. Быстро положив загадочный предмет обратно на стол, священник протянул:
   - Та-ак. Еще что?
   - Вот потом мы отвезли их в Управу, - продолжил Ярополк. - Господин Участковый был там. Он сразу пожелал допросить колдуна. Вот значит тут и Вы, Ваше преосвященство, сразу приехали. С господином воеводой...
   Дружинник замолчал.
   - Что, Участковый ночью в Управе, что ли был? - уточнил Леонардус.
   - Вот да, Ваше преосвященство, мы едем, вот, а он на крыльце нас встречает.
   "Не спится ему", - подумал священник с досадой.
   - Ну ладно, - сказал он вслух и внимательно посмотрел Ярополку в глаза. - Почему с Любомиром подрался?
   Дружинник отвел взгляд. Посмотрел в стену над головой Епископа, но взор его наткнулся на висящий там жертвенный крест. Словно ожегшись, Ярополк поспешно отвернулся в пустой угол.
   Леонардус выдержал паузу, поднялся. Вышел из-за стола и начал мерить кабинет шагами, перебирая при этом одной рукой четки и ритмично приговаривая:
   - Святой Церкви известно множество случаев, когда ведьмы, продавшие сатане свою бессмертную душу, колдовскими чарами заставляли верных слуг Господа терять разум. Я убежден, - Епископ выделил интонацией слово убежден, - что этой ночью и ты подвергся такому колдовскому влиянию.
   Остановившись напротив Ярополка, Леонардус добавил:
   - Всеволод очень щепетилен в вопросах воинской чести. Но, думаю, если ты поклянешься в первую голову служить Святой Матери Церкви, то я смогу убедить его в твоей невиновности.
   Ярополк опустился на колени.
   - Клянусь! Клянусь, Ваше преосвященство!
   Он схватил руку епископа в ладони и преданно искал взглядом его глаза.
   - Хорошо, сын мой, - сказал Леонардус, глядя в стену. Он положил вторую ладонь воину на макушку. - Благословляю тебя и твою веру. Амен.
   Просиявший Ярополк поцеловал перстень на пальце священника и, легко поднявшись, почтительно склонил голову.
   - Что я должен буду делать? - спросил он.
   - Я еду в Ростиполь, а ты останешься здесь, - начал инструктировать епископ. - Будешь здесь моими глазами и ушами. Приглядывай за участковым. И помни: главное - Никита Бунтарь. Пора выдернуть этот больной зуб... Людей много оставить с тобой не могу, действуй по ситуации.
  

- 10 -

  
   Из пленников Леонардус первым пожелал допросить мельника.
   Два свирепых дружинника втолкнули здоровяка со связанными за спиной руками в кабинет, усадили перед столом епископа на стул.
   Леонардус пристально осмотрел богатыря. Одежда изодрана, нос распух. Губы разбиты, на них запеклась кровь. Смотрит дюжий мельник исподлобья, недобро смотрит.
   Дать команду развязать пленнику руки епископ не решился.
   - Ступайте, дети мои, - отпустил он стражей и негромким, хорошо поставленным голосом спросил: - Расскажи, сын мой, что случилось нынче ночью в твоем доме?
   Мельник не ответил. Лишь посмотрел хмуро и отвернулся к окну. Леонардус терпеливо продолжил:
   - В твоем доме были схвачены колдуны, - это очень серьезное обвинение. Отказываясь отвечать ты лишь подтверждаешь свою вину... Этот молодой чародей - кто он?
   Мельник тяжко, так, что по кабинету прошел ветер, вздохнул.
   - Никаких колдунов я не знаю, - густым басом проговорил он. - Никогда не видел даже. А то, что девчонка у меня в подвале оказалась, так это я за харчами ее послал. Хотел угостить господних слуг...
   - Ты приютил в своем жилище дочь колдуна! - воскликнул Леонардус.
   Он вскочил, вышел из-за стола.
   - Назар колдуном не был, - убежденно возразил мельник. - Травы знал, да. Людей врачевал. Когда мой младшенький тяжко болел - думали Богу душу отдаст - кто его на ноги поставил? Назар. А я его дочь от крыльца погоню?
   Леонардус прошел по кабинету. Объяснять темному мужику разницу между путающимся с нечистой силой знахарем и просвещенными служителями церкви, врачующими людей с Божьего благословения, он не собирался.
   - Ну ладно. А чародей то пришел за ней, - сказал епископ, склонившись над пленником. - А? Что молчишь?
   Мельник нахмурился. Он искренне хотел помочь попавшей в беду девчонке, но не знал, как это сделать.
   - Ты расскажешь мне, что это за чародей? Откуда он взялся? Что в молчанку играешь? На дыбу захотел?
   Мельник смотрел в сторону и молчал.
   Леонардус взял со стола серебряный, размером с кулак колокольчик. Резко тряхнул. На пороге выросли стражи.
  
   Так и не добившись от упертого мукомола ничего вразумительного, Леонардус приказал привести к нему девку. Разговор с загадочным чародеем, по всей видимости прикатившим в захваченной капсуле, он отложил напоследок.
   Несколько минут спустя в кабинет ввели Любаву. Высокая, стройная, глянула быстро на епископа прекрасными серыми глазами и опустила взгляд.
   Странная грусть сдавила сердце пожилого священника. Несколько секунд он сидел, просто глядя на девушку. Затем, словно очнувшись от наваждения, махнул рукой, отправляя охрану за дверь. Слегка раздосадованный, строго приказал девушке сесть. Любава опустилась на стул прямо перед ним.
   Епископ подумал:
   "Такую даже среди дочерей боярских редко встретишь", а вслух сказал:
   - Что же ты, куколка, с нечистой силой путаешься?
   Девушка растерянно посмотрела на него и закусила губу.
   - Покайся, дитя, - произнес Леонардус. Голос священника, отрепетированный многолетней практикой, располагал к откровенности. - Облегчи совесть, Господь милостив к заблудшим.
   Странное творилось в эти минуты в душе Любавы. С одной стороны девушка ненавидела инквизиторов, безжалостно казнивших ее отца. Казнивших ни за что - в этом Любава уверена абсолютно. В то же время её страшила участь отверженной, отлученной от церкви и проклятой всеми парии. К тому же вблизи седой епископ вовсе не казался таким страшным... Девушка поддалась порыву и откровенно рассказала священнику все, что делала и видела после казни отца.
   - А потом нас привезли в Управу... и... - девушка запнулась, стушевалась. - И тут приехали Вы, Ваше преосвященство, - закончила она тихо.
   - Хорошо, дитя мое, я понял... Расскажи подробнее, момент появления той... э-э... повозки... Повтори еще раз.
   - Так чего, я же говорю, шла через поле. И вдруг прямо передо мной появляется это... эта... Несется на меня, и грохот! Только и успела в сторону отскочить.
   - Грохот говоришь? Хм... А запах, запах какой был?
   - Был, - неуверенно ответила девушка. - Воняло гадостью какой-то сильно.
   - Серой? - быстро спросил епископ.
   - Нет, - неуверенно помотала головой Любава. - Вроде нет.
   Леонардус откинулся на спинку стула. Долго молчал, перебирая четки.
   "Если девчонка говорит правду, то... Э, да что лукавить - это значит, что мне в руки попала весьма серьезная добыча" - размышлял епископ. - "Это тебе не знахарей деревенских вешать"
   Леонардус чувствовал - чутье его не подводит. Охотничий азарт, пришедший еще ночью, усилился. На губах епископа играла плотоядная улыбка. Он глянул на Любаву. По-детски наивные серые глаза взирали на него с надеждой. На долю секунды сердце епископа тронуло чувство вины, но он подавил в себе эту слабость.
   "Интересы Святой Церкви превыше жизни и смерти отдельных людишек"
   Мелодично звякнул в его руке колокольчик.
   - Я проверю, дитя, правду ли ты мне сейчас рассказала, - проговорил Леонардус. - Если да, то я лично позабочусь о твоей дальнейшей судьбе...
   Вошедшим дружинникам он приказал:
   - Уведите пока обратно. Потом ждите - я должен перед встречей со служителем сатаны помолиться.
  

- 11 -

  
   Когда Алексея, вместе с Любавой и мельником бросили в подвал Миланиного терема, он опустился на пол, обессилено прислонился к холодной стене и отключился. Все то время, что Леонардус разбирался с дружинниками, а потом допрашивал мельника и Любаву, Алексей спал.
   Хлопнула тяжелая дверь, больше похожая на крышку.
   Алексей открыл глаза. Понял, что лежит на каком-то тряпье - спящего его переложили на подстилку. Закоченевший Алексей представил, что стало бы с ним, останься он прислоненным спиной к ледяной каменной стене, содрогнулся и мысленно поблагодарил товарищей по несчастью. Он осторожно пошевелился, сел.
   Голова уже не раскалывается... если не делать резких движений. Но боль в отбитом боку не позволяет вдохнуть полной грудью. Нога распухла.
   Алексей осмотрелся. В двух шагах от него сидит хмурый, погруженный в свои думы мельник. Подвал большой, глубокий. Пожалуй, даже мельник сможет встать в полный рост. Света от двух крохотных, забранных толстыми стальными прутьями оконцев достаточно, чтобы разглядеть: по крутым ступеням осторожно спускается Любава. В руке у девушки небольшое ведро.
   Очевидно, крышка захлопнулась за ней.
   "Где она была?"
   - Я водички вам несу, - мелодично, нараспев промолвила Любава. - Пить хотите?
   Алексею показалось, что девушка чем-то обрадована. Но когда она подошла ближе, стало видно, что веселость ее напускная. Меж бровей пролегла глубокая складка, в глазах затаилась горечь. Она через силу улыбалась.
   - Попейте, дядя Иван.
   Мельник принял у девушки ведро, поставил рядом с собой. Оказалось в ведре, прямо в воде плавал деревянный ковш. Иван зачерпнул полную посудину прозрачной, хрустальной влаги, стал жадно пить. Вода плеснула через край, побежала по бороде, могучей груди...
   Алексей жадно сглотнул, поднялся.
   Наконец мельник напился. Алексей принял у него ковш, жадно припал к кромке пересохшими губами. Оторвавшись от показавшейся слишком маленькой емкости, тяжело выдохнул. Сказал:
   - Спасибо.
   Голос прозвучал неожиданно слабо.
   - Как ты себя чувствуешь? - тихо спросила девушка.
   - Нормально, - ответил Потапов и выдавил улыбку.
   Голова закружилась, он пошатнулся. Любава подхватила его, помогла удержаться. Алексей выпустил ковш, обхватил девушку за плечи. В глазах потемнело.
  
   Постепенно дурнота отступила. Алексей понял, что так и стоит, прижавшись к девушке. Щекой он чувствовал ее волосы.
   Алексей испытал неловкость. Отпустил плечи девушки, сделал шаг к стене. Оперся о каменный фундамент.
   Любава подобрала ковш, стала его сосредоточенно рассматривать.
   - Дай-ка, Любашк, я еще попью, - взял ковш у нее из рук мельник. - Не робейте... Все будет хорошо, - бодро протянул он.
   Алексею показалось, что сам Иван в этом не сильно уверен.
  

* * *

  
   Широкоплечий мужчина в лиловой рясе до пят стоял перед закрепленным на стене жертвенным крестом. Седые кудри, красивой волной спадали на плечи, завитая бородка причудливым сталактитом стекала к груди. Взгляд холодных серых глаз священника был направлен на святыню, но креста он не видел.
   Чем больше Леонардус думал, сопоставляя ночные события с рассказом Любавы, внешностью плененного колдуна, странными захваченными предметами и удивительной повозкой, тем больше его мысли возвращались к старцу Аввакуму. Проклятый еретик упорно твердит, что Мир не един. О волшебных вратах, с помощью которых якобы можно путешествовать из Мира в Мир. О капсулах, в которых передвигались люди в давние времена без помощи животных. Кажется, он даже говорил, что люди в них летали, аки птахи небесные...
   Сереброволосый епископ закусил нижнюю губу, прищурился.
   Еретик заточен в подземелье Ростипольского кремля. Леонардус лично позаботился, чтобы отступник боле никогда не видел света Божьего. Помнится, тогда он сказал Аввакуму: "Даже если все, что ты несешь, было, - это было до прихода Спасителя. Тогда люди не ведали Спасения Души и все прямиком следовали в Ад. В капсулах или нет. Теперь же Господь уничтожил скверну, заботясь о наших душах!".
   Епископ подумал:
   "Если допустить что эта повозка и есть капсула, то возможно существуют и Врата... И не есть ли эти Врата - Врата Ада?"
   От подобного предположения мороз побежал у Леонардуса вдоль позвоночника.
   "Не отнесся ли я слишком легкомысленно к еретическим речам?" - думал он. - "у Святой Церкви столько врагов... Нельзя терять ни минуты".
   Леонардус прошептал:
   - Прости, Господи, грехи мои тяжкие. Придай сил и наставь на путь истинный.
   Широко перекрестился, склонил голову.
   Через минуту кабинет взорвался зычным криком:
   - Стража!!
   Осторожно заглянувший в дверь дружинник получил приказ:
   - Тащите сюда колдуна! Да проверьте, крепки ли путы.
  

* * *

  
   Мощный люк со скрипом отворился. В подвал ворвался яркий солнечный свет. По крутым ступеням спустились два крепких дружинника. Опасливо подошли.
   Первый грубо ухватил Алексея под левый локоть:
   - Не дергайся, колдун!
   Второй заломил за спину правую руку. Алексей почувствовал, как на запястьях затянули веревку. Не успел он опомниться, как оказался у выхода. Сверху его ухватили за шиворот. Затрещала рубашка.
   Алексея выволокли из подвала и, не дав разогнуться, повели улицей к белой каменной церкви. На высоком церковном крыльце выпрямили перед высоким стариком в черной сутане. Тот, высоко держа редкую бороденку, колдуна кругом. Осмотрел со всех сторон бешеными глазами, помахал кадилом. Из кадила густо шел на редкость вонючий дым. Проведя ритуал, старик дал добро:
   - Веди!
   Ничего не понимающего, окуренного вонючим дымом, Алексея провели через полумрак храма и втолкнули в светлое помещение с огромным окном. За массивным столом сидел пожилой мужчина в свободной фиолетовой сутане. Дружинники прижали Алексея к жесткому стулу. Человек за столом движением руки дал им знак удалиться.
   Алексей поднял глаза на лицо хозяина кабинета. Кудрявые седые волосы и завитая седая бородка клинышком вызвали в сознании ассоциацию с киношными французскими мушкетерами.
   "Что за де Тревиль здесь в церкви засел?"
   Он напоролся на колючий взгляд серо-стальных глаз. Опустил взгляд. Тут он заметил темные, зелено-черные, маслом стекающие с пальцев священника четки и подумал:
   "Скорее Ришелье, чем де Тревиль" - и сразу, в ответ на эту мысль: - "какая чушь лезет в голову"
   Алексей усмехнулся и вновь посмотрел священнику в лицо. Теперь он с отрешенным выражением рассматривал у того кончик носа - где-то он слышал, что такой прием заставляет противника чувствовать себя неуютно.
  
   Леонардус не спешил. Он пристально рассматривал сидящего напротив парня. Безусый, безбородый юнец не производил впечатления матерого колдуна. Совсем уж на мальчишку он, правда, тоже похож был мало. Что-то в облике незнакомца тревожило седого священника.
   Глаза?
   Пожалуй.
   Слишком умный для столь юной внешности взгляд.
   Решив, что пауза излишне затягивается, Леонардус сказал мягко:
   - Поговорим?
   - Поговорим, - согласился Алексей.
   Еще вчера он многое готов был отдать за подтверждение гипотезы своего учителя. Тем более, не раздумывая, согласился бы побеседовать с человеком из параллельного мира. Это так интересно... с научной точки зрения. Сейчас же Алексей отдал бы все, лишь бы убраться отсюда подобру-поздорову.
   - Назови свое имя, - сказал Леонардус.
   - Алексей. Алексей Потапов.
   - Кто такой, откуда?
   Сказать правду? Не поверит. А что еще остается?
   - Видите ли, уважаемый, - неуверенно начал Алексей. - Не знаю, поверите или нет, но, так получилось...
   Священник за столом подался вперед.
   - Я из другого мира, - решительно выпалил Алексей.
   Показалось, будто на лице пожилого священника отразилось удовлетворение. Или не показалось? Вот черт...
   - Поверьте, мы совершенно случайно оказались здесь. Просто машина, с помощью которой мы проводили эксперимент, застряла в грязи... и...
   - Мы. Это значит, что ты пришел в наш мир не один? - вкрадчиво спросил Леонардус.
   Алексею очень не понравился этот тон.
   - Давайте договоримся, - предложил он. - Я думаю, что мне удастся предложить Вам за освобождение достойный выкуп. И за машину, которая мне необходима, а Вам от нее все равно никакой пользы.
   - Думаешь купить меня, демон? - так же вкрадчиво, ласково улыбаясь, спросил епископ.
   Пальцы его двигались все так же ритмично, а четки превратились в непрерывно скользящую по руке темно-зеленую змею. От вкрадчивого тона священника у Алексея мурашки побежали по спине. Пристально глядя пленнику в глаза, Леонардус выложил на стол телефон.
   - Что это?
   - Телефон. Это такое устройство, для разговоров на расстоянии.
   Начал отвечать Алексей медленно, нехотя, но вдруг на него напала необычная разговорчивость:
   - Это телефон сотовый, он здесь не работает. А можно смастерить обычный, с проводами. Я могу сделать для Вас простейший телефон.... Нет, телефон быстро не смогу, зато смогу телеграф. Надо Вам послать сообщение в другой город - минута и готово...
   - Ты поднял ЭТО в руке и молвил: "Молния в руке моей"! - перебил его Леонардус, поднявшись над столом.
   Юноша осекся. Он ничего не ответил, отвернулся и стал смотреть в окно.
   "Будь, что будет..."
   Алексеем внезапно овладела апатия - сказывалось двухдневное голодание на фоне высокой нагрузки. Физической и эмоциональной.
   Епископ вышел из-зи стола, дважды прошелся по комнате из конца в конец.
   - Что делал в доме мельника? - спросил, склонившись над Алексеем.
   Алексей промолчал.
   - Почему бросился на княжьих дружинников? Почему хотел поразить их молнией? Ежели тебе нужна была помощь, почему не обратился за ней в Управу?
   Не дождавшись ответа, Леонардус вызвал стражу.
   - Этого пока уведите обратно. И позовите ко мне Всеволода с Ярополком, - приказал он.
  
   Приглашенных дружинников епископ встретил в дверях.
   - Мы срочно направляемся в Ростиполь, - сообщил он. - Ты, Всеволод, подготовь все к дороге и быстро. Мы забираем в стольный град пойманного колдуна, девку, а главное - эту повозку. Ты же, - обратился Леонардус к Ярополку и со значением посмотрел ему в глаза, - Ты должен будешь здесь поймать еще одного.
   Увидев в глазах воина недоумение, подтвердил:
   - Да, да. Еще одного. Демон прибыл в наш мир не один.... Ищи высокого худого старика, седовласого, без бороды.
   Епископ помолчал. Продолжил, понизив голос:
   - Думаю с мельником нечисто.... Я его отпущу, а ты здесь следи, понял?
   - Так точно, Ваше преосвященство! - отчеканил Ярополк, вытянувшись во фрунт.
  

- 12 -

  
   - Ну что? Познакомился с Его преосвященством? - спросил у Алексея мельник, когда за спиной, вернее над головой парня захлопнулась крышка.
   - Преосвященством? Так это что, кардинал что ли был? - вслух сказал Алексей. А про себя подумал:
   "Точно Ришелье. Только чего он хотел? Так я и не понял..."
   - Кардинал? Не-е... епископ, - протянул Иван. - Подь сюда, развяжу.
   Алексей подошел, повернулся спиной. Мельник не смог справиться с тугим узлом при помощи рук, вцепился зубами. Любава сидела на корточках, привалившись спиной к холодной стене. Она устало спросила:
   - Что там за крик? Бабы вроде шумят...
   - Не знаю, там народу собралось много, - отвечал Алексей. - Дружинники в основном... Крестьяне внизу стоят, их сюда не пускают.
   - Неладное что-то зреет, чую я, - устало проговорила девушка.
   - Хм. Чует она, - проворчал мельник. - Ты давай нас не пугай...
   В голосе Ивана слышалась плохо скрываемая тревога.
   - Ну и затянули, что-то не получается у меня, - добавил он через минуту. - Шило бы или штырь какой...
   - Дай я попробую, - поднялась Любава. - Может у меня лучше получится?
   Очень скоро дверь распахнулась вновь. На этот раз в подвал спустились аж шестеро дюжих воинов. Все как на подбор - косая сажень в плечах, с мрачными, злыми лицами. Не успели руки Алексея отойти от пут, как их снова стянула крепкая веревка. Со связанными за спиной руками его выволокли на улицу, усадили на телегу. Здесь связали еще и ноги. Следом вели щурящихся на солнце Любаву и мельника.
   В стоящей неподалеку группе людей громко заголосила женщина. Это запричитала Красава, жена Ивана. Она бросилась к нему с узелком в руках - собрала на скорую руку, увязала в платок нехитрую снедь. Красаву остановили дружинники, не дали подойти ближе.
   Стоящий на крыльце, вместе с воеводой Всеволодом, епископ крикнул:
   - Мельника отпустить! Пусть идет домой!
   Не поверивший такому счастью мельник замер, оторопело посмотрел на его преосвященство.
   - Иди, иди, - сказал ему епископ. - Да смотри, не путайся больше с нечистой силой.
   Иван нерешительно шагнул к жене, оглянулся на Любаву. Затем быстро подошел к Красаве, та бросилась ему на шею. Здоровяк крепко обнял жену, отстранился. Взял у нее из рук узел с харчами и пошел обратно.
   - Иван, да куда ты?! - воскликнула Красава.
   Леонардус с крыльца с интересом наблюдал за происходящим.
   Мельник подошел к Любаве, протянул узел ей. По-медвежьи обнял, поцеловал в лоб. Девушка покраснела.
   - Спасибо, дядя Иван. Ты уж прости...
   - Да ладно, чего уж... - махнул он рукой и пошел к Красаве.
   Группа селянок, наблюдавших за происходящим с неподдельным интересом, дружно ахнула. А когда Любава тот узелок развязала, расстелила платок на телеге и стала кормить смущенного Алексея, крестьянки всем гуртом возмущенно зароптали.
   - Смотрите, смотрите, что делается-то!
   - Колдун, одно слово. Приворожил видно девку-то!
   - Да полно вам, вороны. Закаркали! - прикрикнул на них Мельник.
   Услыхав бабьи выкрики, Любава съежилась, втянула голову в плечи. Но кормить Алексея не перестала. Поначалу отнекивавшийся, Алексей уплетал за обе щеки. Сказал с набитым ртом:
   - Шама то шуй.
   Девушка улыбнулась, откусила румяного хлеба.
   Толпа увеличивалась. Её вниманием завладело появление из церковного двора пары лошадей, запряженных в невиданную повозку.
   Всеволод зычно крикнул:
   - Коней! Мне и господину епископу!
   К крыльцу подвели двух превосходных коней в дорогой сбруе. Видно было, что готовы они были заранее, а громкая, во всеуслышанье команда воеводы - для форсу.
   В седло вскочил воевода тоже напоказ, лихо. Проезжая мимо Любавы крикнул:
   - Лезь на телегу!
   Проехал дальше, вдоль строящейся в дорогу колонны. Расставил дружинников. Два всадника заняли места позади телеги с Алексеем и Любавой и еще два по бокам. Не забыл воевода окружить воинами и чародейскую капсулу.
  

- 13 -

  
   Следующей ночью в Князеве побывали лазутчики Никиты Бунтаря. По возвращении они рассказали, что капсулу укатили в Ростиполь - столицу княжества. Туда же увезли и пойманного чернокнижника с пособницей - дочерью местного колдуна. Главной же вестью стало то, что в Ростиполь отбыл и сам епископ Леонардус с дружиной.
   Услышав последнюю новость, разбойники заметно оживились.
   - Как ты сказал? - переспросил Никита Бунтарь. Он обвел взглядом своих молодцов и уперся тяжелым взглядом в глаза лазутчика. - Леонардус ушел вместе с дружиной?
  
   Разговор происходил на широкой лесной поляне, от тайной пещеры километрах в пяти. Поляну эту лесные братья оборудовали под тренировочную площадку - по периметру стояли щиты-мишени для стрел, центр был утоптан множеством ног. За час до прибытия разведчиков здесь столкнулись в тренировочном бою на тупых железных мечах три десятка молодцов. Сошлись они двумя ровными рядами стенка на стенку. Какое-то время каждая из сторон удерживала строй, но постепенно все смешалось. Для наблюдавшего со стороны Шкловского, бой превратился в хаотичное кружение бойцов по площадке, звон стали, надсадное дыхание и свирепые крики. Разобрать, кто за кого стало невозможно. У Льва Анатольевича сложилось впечатление, что в этой свалке уже каждый за себя.
   На тренировку Шкловского привел Серафим. За последние сутки седой профессор сошелся с этим пареньком, сдружился. Юноша в самом деле оказался монахом, теперь уже бывшим. Он не отходил ото Льва Анатольевича ни на шаг, задавал бесконечные вопросы, всем интересовался. Искренний интерес, проявляемый Серафимом ко всему необычному, пришелся Шкловскому по душе. Молодой человек явно выделялся среди всех тягой к знаниям, и... субтильной внешностью.
   Принять участие в общей схватке ему не дали, видно чтобы не зашибить сгоряча. Потому он, скинув свой долгополый наряд, тренировался отдельно - возле избитого мириадами ударов сухого дерева.
   Состязательный задор бойцов мало помалу выветрился, сошел на нет. Большинство постепенно вышли из боя. Отойдя к краю площадки, остывали. Обсуждали жаркие моменты. Многие приводили себя в порядок - смывали водой кровь со ссадин, прикладывали к ушибам холодную сталь.
   Два же молодца вошли в раж. Они бились все яростнее и яростнее. Удары стали о сталь высекали искры. Хриплое дыхание больше походило на рычание диких зверей. Казалось, они вот-вот поубивают друг друга...
   В самый острый момент вмешался Бунтарь.
   - А ну стоять!! Хватит! - громогласно взревел он и в мгновение ока оказался меж двух огней.
   Два огнедышащих вулкана медленно опустили мечи. Тяжело дыша, разошлись в стороны.
   Появление разведчиков оказалось как нельзя более кстати.
  
   - Как ты сказал? - переспросил Никита. - Леонардус ушел вместе с дружиной?
   - Да, батька. Вчера днем. В селе остались только два десятка дружинников да Участковый со своей стражей.
   - Ушам своим не верю! Вы слышали, орлы?! Что бы это значило?
   - Может ловушка? - подал голос один из орлов.
   - Ладно, поживем-увидим.
   Бунтарь повернулся к Шкловскому, сказал, нахмурившись:
   - Друга твоего, вместе с капсулой увезли в Ростиполь. Вряд ли я смогу тебе чем-то помочь.
   - Но, уважаемый Никита, - горячо заговорил Лев Анатольевич, - не можем же мы вот так, бросить в беде наших товарищей. Надо что-то придумать!
   Выражение лица глядящего на Шкловского Бунтаря изменилось от хмурого к недоуменно-веселому. Он перебил профессора:
   - Мы? Наших товарищей?! Но я твоего друга даже ни разу не видел. Чего же ради мне рисковать собственной шкурой и жизнями моих братушек за какого-то колдуна? Хотя бы и из другого Мира?!
   - Я... я не знаю ради чего, - запнулся Лев Анатольевич. - Но, я думаю, мы могли бы... сможем быть вам полезны. Наши знания...
   - Ростиполь - стольный град за высокими стенами, - перебил Никита. - В нем одной княжеской дружины не меньше тысячи копий всегда, а то больше. Не штурмовать же мне его с сотней молодцов.
   Старый физик помолчал, а затем негромко спросил:
   - Так что же, я останусь здесь навсегда?
   Вновь помрачневший Никита ответил:
   - А ты думаешь мне, потомку бояр Князевских, нравится по лесам мыкаться? Да вот уж пятый год от псов Теодоровых бегаю...
  

* * *

  
   Лев Анатольевич долго бродил по весеннему лесу. Он старался не отходить далеко от разбойничьего логова, да задумался и, похоже, заблудился.
   Профессор осмотрелся. Со всех сторон его окружал залитый светом сосновый бор. Тени заметно удлинились. Солнце просвечивает меж стройных стволов, уж склонилось к закату.
   "Вот черт!" - мысленно выругался профессор, но лицо его озарила улыбка.
   "Куда же мне теперь идти? Вроде солнце было в спину..."
   Лев Анатольевич в нерешительности покрутил головой, потом пошагал в южном направлении. Интуиция его не подвела, вскоре он и правда вышел к знакомому пригорку. На возвышенности, меж деревьев чернела в наступающих сумерках знакомая фигура в монашеской рясе.
   Серафим тоже увидел Шкловского, припустил навстречу.
   - Господин ученый! Куда же Вы запропастились, господин ученый? - торопливо сыпал он словами. - А я Вас всюду ищу, а Вы...
   Подбежав вплотную, он искательно заглянул Льву Анатольевичу в глаза.
   - Где Вы были?
   - Да так, гулял. Ты, Серафим, мне вот что лучше скажи: применяют ли у вас в военном деле пушки?
   Увидев на лице собеседника полнейшее недоумение, Шкловский попытался объяснить, что такое "пушки":
   - Ну, такие железные трубы. В них засыпают порошок - порох, кладут ядро, потом поджигают с одного конца, а с другого ка-ак бабахнет. Ядро это летит далеко и сносит все на своем пути. Попадет в отряд врагов - всех размечет, кого не убьет - изуродует. Попадет в крепостную стену - разобьет стену.
   Посмотрев еще раз на лицо Серафима, увидев его глазищи по десятирублевой монете, понял: не верит. Значит, пушек нет.
   - А вообще про порох ты слышал что-нибудь? Например, можно насыпать пороха в бочку. Сделать подкоп под крепостной стеной, сунуть туда эту бочку, а лучше несколько, и поджечь. Вот уж бабахнет так бабахнет, всю стену снесет - заходи, кто хочет.
   - Нет, господин Ученый, ни о чем похожем я не слыхивал. Никогда даже в древних книгах не встречал и отец Аввакум не рассказывал.
   - Я мог бы и порох создать, да на это много времени потребуется... - задумчиво проговорил Шкловский. - Скажи, юноша, а применяют ли у вас на войне "греческий огонь"? Это такая горючая жидкость, ее забрасывают в крепость при помощи катапульт. Если попадет на крышу или еще куда - пожар. Водой не потушить. В нашем Мире эту жидкость применили первыми греки в морской битве с арабами. Тогда они сожгли весь арабский флот и спасли свою столицу. Это было очень давно, больше тысячи лет назад.
   - Об огне, который нельзя потушить водой, я слышал - сказал Серафим. - Маги Земли Богов владели таким секретом. У нас его звали Адским Пламенем. Но Адское Пламя не спасло чернокнижников, крестоносцы победили. Секрет же волшебного огня считают утраченным, колдуны унесли его с собой в преисподнюю. Велика же сила твоя, Ученый, ежели тебе ведомы такие тайны. - С этими словами Серафим склонил голову. Видя такую, реакцию Лев Анатольевич несколько покраснел. Сделав шаг в направлении огромной сосны, вновь заговорил:
   - Конечно, сотня человек не сумеет взять большой город, с греческим огнем или без него. Но все равно надо рассказать Никите, он человек военный, может что и придумает. Греческий огонь можно применять и в небольших стычках. Я мог бы смастерить гранаты - например небольшие сосуды из глины, а в них это Адское Пламя. Их можно швырять руками. А саму жидкость я могу сделать быстро, благо сырье под руками, - завершая фразу, профессор погладил темную сосновую кору, сплошь покрытую засохшей смолой.
  

- 14 -

  
   Дорога из Князево в Ростиполь прошла мимо измученного сознания Алексея. Он то дремал, то просыпался. Тупо смотрел на проплывающий мимо лес или широкие поля и вновь засыпал. Затекшие руки и ноги иногда напоминали о себе болью и острым покалыванием, иногда словно отмирали. Постепенно квелая полудрема перешла в крепкий сон, не нарушаемый ни шумом, ни тряской. Окончательно Алексей проснулся оттого, что движение прекратилось. Открыв глаза, он обнаружил, что голова его покоится на коленях Любавы. Девушка придерживала его за плечо.
   Алексей сел. Связанные ноги отозвались глухой болью. Юноша несколько раз с силой зажмурил и открыл глаза, поворочал головой, окончательно приходя в себя.
   По обе стороны высились каменные дома в два и три этажа. Судя по всему, они уже въехали в этот самый Ростиполь и остановились посреди улицы.
   Впереди прозвучала команда. Возница хлестнул лошадь поводьями и телега, по-прежнему окруженная конными дружинниками, тронулась. Через минуту кортеж выехал на широкую площадь. Посреди площади, сплошь вымощенной камнем, высился помост с унылыми черными столбами. Помост приковал к себе внимание Алексея. Он разглядывал мрачные столбы, обагренные закатом и не сразу обратил внимание на замок, к воротам которого их подвезли.
   Любава нервно всхлипнула. Алексей повернул голову и остолбенел, пораженный. Вот это да! Настоящий рыцарский замок. Он ожидал увидеть скорее что-то вроде Московского кремля. Пока все происходящее вокруг более-менее вписывалось в представления Потапова о Владимиро-Суздальской Руси или царствовании Ивана Грозного...
   Девушка вцепилась в руку Алексея - в высокой башне с тяжелым стуком распахнулись ворота. Процессия проследовала по узкому горбатому мосту через глубокий ров, вкатилась в башню. Впереди с металлическим лязгом поднялась решетка.
   Леонардуса в замок впустили раньше, видно пока они стояли в той узкой улочке. Вон он стоит посреди двора с несколькими важными господами. Первым во двор замка вступил Всеволод. Он сразу подъехал к высокому мужчине лет сорока - князю Теодору - спешился и низко поклонился. Теодор кивнул в ответ. Дождался, когда сквозь башню проследует вся процессия, и нетерпеливо пошел навстречу. Свита устремилась за ним. Теодор быстро миновал телегу с пленниками, даже не глянув на них. Все его внимание занимала капсула. Князь остановился напротив девятки, и долго смотрел на нее. Потом повернулся к Леонардусу, они обменялись несколькими фразами. Еще раз глянув на капсулу, Теодор в сопровождении свиты ушел в высящуюся над двором башню.
   Алексея, наконец, развязали. Он спустился с телеги и не смог опереться на ноги. Усевшись на камни, стал растирать онемевшие конечности. Любава присела рядом с Алексеем, но возле нее выросли две женщины в странном облачении. Они взяли девушку под руки и повели прочь.
   Юноша глядел вслед тоненькой фигурке, что уводили от него и на душе скребли кошки.
   Телега отъехала, с двух сторон от Алексея встали дружинники.
   - Ну! Што расселся? - спросил один из них.
   Алексей зло посмотрел на него глазами полными слез, резко встал. Суеверный ратник не выдержал направленного в упор колдовского взгляда, отшатнулся. Второй веско сказал:
   - Следуй за мной.
   И зашагал в направлении противоположном тому, в котором увели Любаву. Алексей опустил голову и, сутулясь, поплелся за ним.
  
   Его подвели к старой башне сложенной из огромных, замшелых каменных плит. Прочие башни замка высятся над стенами подобно ферзю, возвышающемуся над строем пешек. Эта же со стенами вровень. Низкая, обитая стальными полосами дверь отворилась - их ждали. Сразу за дверью оказались ступени, уводящие вниз. Фигура в темном балахоне, с наброшенным на голову капюшоном, поджидала их на лестнице с фонарем в руке.
   Мороз сковал позвоночник Алексея, когда он спустился по длинной, закругляющейся вместе со стеной каменной лестнице и увидел, что за помещение для него приготовили. В подвале древней башни оказалась пыточная. Даже студент Московского Инженерно-Физического Института сразу понял куда попал, хоть никогда в жизни не видел ничего подобного. Багровые угли, тлеющие в горниле, отбрасывали зыбкие тени на страшные орудия пыток. Спертый воздух казался напоенным страданиями несчастных, истязаемых здесь до тебя.
   - Послушайте, - заговорил он с конвоирами. Голос его прерывался, стало трудно дышать. - Послушайте, это какая-то ошибка! Я не сделал ничего плохого! Мне надо поговорить с тем священником...
   - Все так говорят, - перебил человек в капюшоне. - Тащите его сюда.
   Все оборвалось внутри у Алексея. На ватных ногах прошел он за хозяином мрачной камеры. Там, где тот остановился, в стену вделаны цепи, оканчивающиеся железными кольцами. Их надели Алексею на руки. Инквизитор прошел к горнилу. Вытащил из углей раскаленные заклепки и вставил их в отверстия кандалов. Ловкими ударами расклепал, потом плеснул на оковы воды. Подергал - крепко ли держат? Удовлетворенно кивнул и направился к лестнице. Дружинники пошли за ним.
   Три фигуры поднимались по лестнице. Три темные тени плясали на багровой стене. Хлопнула дверь.
   Алексей вздохнул с облегчением - пытать сию минуту его не собирались. В наступившей тишине молодой человек несколько успокоился. Дыхание стало ровным. Сердце, норовившее выскочить из груди, унялось.
   Но одиночество - плохая компания для заключенного в таком месте. Алексей взирал на страшные приспособления, озаренные призрачным светом прогоревших углей, и воображение рисовало ужасные картины. Всюду стала мерещиться кровь. Он постарался взять себя в руки. Зажмурив глаза, помотал головой. Даже сказал вслух:
   - Держись! Держись, ничего этого нет!
   Видения отступили, но спустя некоторое время стали мерещиться шорохи и едва уловимый лязг цепей. Алексей сидел, прижавшись спиной к холодной стене и обхватив себя руками. Огонь постепенно угасал. Каково будет остаться здесь ночью в полной темноте, он старался не думать.
  

- 15 -

  
   Предложение профессора вооружить отряд легендарным Адским Пламенем Никита одобрил. Лев Анатольевич сразу получил в свое распоряжение нескольких помощников и принялся за работу. Самым ценным помощником оказался Серафим. Этот юноша, ученик самого Аввакума, как выяснилось водил дружбу со многими интересными людьми. Сегодня он отправился к знакомому алхимику за серой. Обещал вернуться через пять дней. А пока, четверо совершенно бандитского вида мужиков с Митро во главе, готовили в лесной глуши под руководством Шкловского древесный уголь.
   Вот еловые бревна, горящие в вырытой в земле яме, превратились в огромные головни, дающие нестерпимый жар. Лев Анатольевич дал команду, и подручные, споро набросав сверху лапника, начали закидывать гигантский костер землей. Лапник исходил густым дымом, кукожился на углях, вспыхивал. Комья глины сбивали огонь, но площадь костра слишком велика. Шкловский сам схватил лопату, в темпе начал швырять землю, задыхаясь от едкого дыма. Почувствовал себя бригадиром, подающим пример - работники сразу заработали азартнее. Через несколько минут ударной работы костер по всей площади засыпан ровным слоем. Влажная земля обильно парит, нагревшись. Лев Анатольевич тяжело дыша - не по возрасту уже такие нагрузки - вытер рукавом с чумазого лица обильный пот. Опустился на траву. Отложив в сторону деревянную лопату, которой только что орудовал, посмотрел на нее и покачал головой. "Двадцать первый век". Сказал подошедшим мужикам:
   - Все хорошо. Пусть все так остается. Там внутри, под действием температуры и без доступа воздуха, эти головешки превратятся в древесный уголь, что нам и нужно...
   Отдышавшись, Шкловский поднялся, некоторое время смотрел на парящую землю. Покрутил головой - совсем забыл, с какой стороны пришли сюда. Сказал помощникам:
   - Можно возвращаться, от нас здесь больше ничего не зависит. Завтра придем, заберем готовый продукт.
  
   Наступила ночь. Разбойничья пещера погрузилась в сон.
   Льву Анатольевичу не спалось. Он ворочался на жестких нарах, все думал, размышлял...
   "Селитра. Получится ли без селитры?" в тысячный раз задал он себе вопрос и в тысячный раз ответил "получится! А с селитрой я бы делал порох". Профессор еще раз перебрал в уме компоненты Греческого огня. Слабое место - селитра. Её раздобыть не удастся. Кроме того нет и нефти - по крайней мере в достаточном количестве. Со слов Серафима и Никиты - нефть в их мире продукт редкий. В фонарях используют растительные масла, в основном льняное. Придется в качестве растворителя смолы и связующего компонента использовать спирт.
   За долгую жизнь Шкловскому ни разу не доводилось изготавливать самогон, но технологию перегонки он представлял хорошо. Что вызывало вопросы, так это приготовление сырья, но Никита пообещал, что меда и браги в нужный момент будет достаточно.
  

- 16 -

  
   Наверху гулко хлопнула дверь. Сердце испуганно встрепенулось в груди, забилось раненой птицей. Алексей открыл глаза. С тревогой взирая на неспешно спускающегося человека в капюшоне, он удивленно отметил, что смог здесь уснуть.
   Инквизитор спускался с фонарем в одной руке и небольшим ведерком в другой. Он подошел к узнику, молча поставил бидон перед ним на пол. Потом прошел к очагу и стал копаться там - выгребал золу, накладывал свежий уголь.
   Алексей вытянул шею, чтобы разглядеть, что там в ведерке. В темноте ничего не увидел, подтянул емкость к себе, сунул в нее руку. Громко лязгнула цепь, Алексей вздрогнул. Палач не обратил на него внимания.
   Алексей нашел краюху хлеба. Под ней оказалась густая каша с торчащей ложкой. Догадавшись, что это его завтрак, Алексей сперва поставил бидон обратно, но желудок отчаянно запротестовал. Согнувшись от внезапного спазма, парень взял хлеб, откусил. И понял, насколько голоден. Через минуту он уже уплетал холодную овсяную кашу за обе щеки.
   Молчаливый человек в капюшоне развел тем временем в очаге огонь. В каземате стало светло. Страшные пыточные станки выступили из тьмы, но сейчас они не нагоняли той жути, что ночью.
   Алексей доскреб овсянку до дна, облизал ложку. С растущей тревогой наблюдал некоторое время за действиями неразговорчивого палача. Тот сортировал пыточный инструментарий. Внимательно осматривал различные клещи, так похожие на кузнечные, некоторые откладывал в сторону. Огонь в горниле разгорелся не на шутку. Человек взял несколько стальных прутьев, хорошенько поворошил этим пучком угли. Над огнем взметнулся клуб ярких искр и черной угольной пыли, улетел в вытяжку вслед за дымом. Мужчина оставил прутья торчать в багровой куче, откинул капюшон и вытер рукавом пот со лба.
   У Алексея пересохло во рту. Он позвал "кузнеца":
   - Мужчина...
   Откашлялся и попытался снова:
   - Мужчина, вы слышите меня?
   Инквизитор повернулся, теперь Алексей увидел его лицо. Вытянутое лицо с высоким лбом и прямым крупным носом. Глубоко посаженные глаза пронзительно уставились из под густых бровей.
   - Очень хочется пить, - сказал Алексей. - Дай воды.
   Человек молча зачерпнул из бочки ковш воды, поднес Алексею. Жадно выпив все до капли, Потапов глянул ему в глаза. Протянул ковш обратно и сказал:
   - Спасибо. Ты это все готовишь для меня?
   Палач кивнул и пошел обратно. Показалось, или в его глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие?
   Дверь наверху отворилась вновь. Теперь в нее вошли трое. Первым спускался худой человек в таком же балахоне, что и орудующий здесь палач. Капюшон точно так же накинут на голову. За ним шел знакомый уже Алексею епископ Леонардус в лиловой мантии. Последним - маленький пузатый человечек в темно-сером камзоле с высоким стоячим воротником. В руках этот разряженный колобок нес канцелярские принадлежности.
   Худой в балахоне прошел к горнилу. Щурясь в подвале после дневного света, осмотрелся. Спросил "кузнеца" хозяйским тоном:
   - Все готово?
   - Готово, - отозвался тот.
   Леонардус с писарем тем временем прошли к массивному столу, что стоит напротив лестницы, у противоположной стены. Они устроились за ним, спиной к каменным плитам, лицом к центру зловещего помещения. По их уверенным движениям ясно, что здесь они не впервой и предстоящее им не в диковину.
   Худой прошел к Алексею. Скинул капюшон и наклонился к самому лицу, уставился в упор. Алексей поднял голову. Перед ним старик. Вытянутое лицо неуловимо похоже на лицо инквизитора подавшего недавно ковш воды. Но, заглянув в бесцветные глаза, Алексей понял - вот настоящий палач, тот лишь подручный.
   Осталось неясным, что желал прочесть старик в лице Алексея и что он там увидел. Повернувшись к подручному, сказал:
   - Расклепывай.
   Приспешник подтащил железную болванку, принес молоток и зубило. Оковы упали на пол лишь для того, чтобы моментально смениться крепкой веревкой. Палач с подручным через голову стянули рубашку. Ловко завернули руки Алексея за спину, стянули запястья и вывели его в центр каземата. Здесь, с закрепленного под потолком блока, свисает веревочная петля. Еще вчера, осматриваясь в жутком подземелье, Алексей догадался, что это дыба. Сейчас ему пришлось с ней сойтись до боли тесно.
   Его повернули лицом к Леонардусу. Накинули петлю на связанные за спиной руки. Подручный палача дернул веревку. Резкой болью отозвались натянувшиеся связки, но Алексей продолжал стоять на каменном полу. Значит это еще присказка, сказка впереди.
   "Ладно, козлы, посмотрим", - зло подумал он.
   - Алексей Потапов, - негромко начал Леонардус. - Признаешь ли ты, перед лицом Святой Инквизиции, что продал душу Дьяволу?
   - Чего? - удивился Потапов. Он думал его собираются пытать потому, что не стал вчера добровольно отвечать на вопросы епископа. И вдруг такой оборот!
   - Признаешь ли ты, что продал душу дьяволу и служил ему? Что намеренно распускал среди верующих слух о множестве миров? Что наш мир будто и не сотворен Господом вовсе, а был "сам по себе" и можно путешествовать из мира в мир, сквозь так называемые "Врата"?
   - Да не знаю я ни про какие врата! - ожесточенно вскрикнул Алексей. - Что вам от меня нужно?!
   - Не знаешь? - спокойно переспросил епископ и тут же вскочил, сорвался на крик: - Да ты сам утверждал, что явился из другого мира!
   Епископ взмахнул рукой и Алексея тут же вздернули над полом. Резкая боль в вывернутых суставах пронзила молнией. Тьма затянула сознание. Голос Леонардуса, что-то кричащего, казался далеким, нереальным. Вдруг волна холода смыла мрак. Алексей очнулся, понял, что побывал в обмороке. По его лицу, телу, стекает вода - привели в чувство, плеснув из ведра.
   - Дохлятина! - сказал старый палач.
   - Еще раз вопрошаю тебя, Алексей Потапов, - продолжил Леонардус. - Признаешь ли ты, что продал свою бессмертную душу Врагу рода человеческого?
   - Да пошел ты на хер! - крикнул в ответ Алексей. - Мудак! Что ты знаешь о мире, в котором живешь?! Скольких вы запытали, сожгли на кострах, заставили признаться? Отречься?! Да если бы не твоя сраная инквизиция, давно бы уже летали как птицы и даже выше! Ты хоть знаешь, что такое звезды?! Думаешь, наверное, что это серебряные гвозди, прибитые к тверди небесной!
   - Упорствует, - обрадовался старый палач.
   - Покайся, грешник. Облегчи душу, - уговаривал Леонардус.
   Писарь что-то усердно записывал. Интересно, что он там настрочил? Палач прошел к очагу, вытащил раскаленный прут. Алексей быстро заговорил, обращаясь к здравому смыслу епископа Леонардуса:
   - Послушайте, не делайте этого! Я вам пригожусь! Я много знаю и готов поделиться знанием с вами...
   Палач с пунцовым на конце стержнем равнодушно стоял рядом, ожидая знака Леонардуса. Епископ кивнул, стержень коснулся груди Алексея.
   - А-А-А!! - заорал он. - Чего ты хочешь, мать твою?! Чего тебе надо?!
   - Отрекись от Сатаны! - в исступлении кричал епископ за столом напротив. - Покайся в грехах своих!!
   - Каюсь! Каюсь и отрекаюсь!
   Леонардус удовлетворенно кивнул. Бесцветные глаза старого палача, до того равнодушные, горели безумием.
   - Вот что праведная сталь, огнем очищенная, делает! - воскликнул он, потрясая прутом.
   - Итак, что продал душу Дьяволу, ты признаешь? - продолжал епископ.
   - Признаю! - с вызовом ответил Алексей.
   - Пиши, - сказал Леонардус секретарю, и без того постоянно строчащему пером по бумаге.
   - Может договоримся? - спросил Потапов. - Отпустите меня, я подпишу все что нужно. И заплачу выкуп...
   - Тьфу! Прости Господи! - в сердцах воскликнул Леонардус и осенил себя крестным знамением. - Он издевается над нами. Раскаяние ложное!
   Не дожидаясь команды епископа, старик прижег грешнику грудь новым стержнем. Гадко завоняло паленым. Алексей стиснул зубы, слезы градом хлынули из глаз. В следующее мгновение спасительная темнота накрыла сознание.
   Очнулся он на полу, от новой порции бодрящего душа. Палачи отвязали его от дыбы и облили водой.
   - Слабенький, - с сожалением сказал старый изувер. - Как бы не сдох.
   - Прикуйте его обратно, пусть поразмыслит до завтра, - распорядился Леонардус выходя из-за стола.
   Молодой палач натянул Алексею на голову рубашку, помог просунуть в рукава непослушные руки. Рывком поднял на ноги, подтолкнул в направлении вмурованных в стену кандалов. Леонардус и секретарь поднялись по каменной лестнице. Старик дождался, пока подручный заклепает наручники. Накинул капюшон и также удалился.
   Оставшийся человек в балахоне вытащил из огня и отложил в сторону проклятые прутья. Убрал не пригодившиеся сегодня клещи. Подтер воду на полу под раскачивающейся в ожидании жертвы петлей. Обвел камеру взглядом - не забыл ли что сделать. Потом подошел к Алексею, скрючившемуся у стены. Осторожно убрал руки, задрал рубашку. Извлек откуда-то из недр бесформенного одеяния стеклянный сосуд. Вытряхнул из него на ладонь мази и умастил ею обожженную грудь Алексея. Юноша благодарно посмотрел в глаза человеку, остающемуся гуманным в такой обстановке.
   Инквизитор ушел. Стук его сапог по ступеням гулким эхом отражался от стен каменного мешка. В очаге медленно гаснут угли. Алексей дрогнет на холодных камнях.
   Призрачный свет гаснущего очага озаряет страшные приспособления, с которыми завтра возможно Алексею предстоит познакомиться ближе... Из темных углов сочится кровь? Мерещится? Это уже было с ним? Лишь боль в вывернутых суставах и обгорелой груди напоминала - это не дежавю. Озноб колотит скрюченного у стены узника. Трудно поверить, что несколько часов назад ему было жарко, словно в преисподней. Стиснув зубы, Алексей заставил себя подняться.
   "Врешь, не возьмешь!".
   Превозмогая боль, он начал приседать. Пусть болят руки, но есть еще ноги... Скоро удалось немного согреться, озноб отступил. В голове прояснилось.
   Наверху отворилась знакомая дверь.
   "Ну что же, поговорим!" - Алексей недобро улыбнулся.
   Инквизиторам не удалось сломать Джордано Бруно, они боялись своего приговора больше чем отважный итальянец.
   "Интересно, а они знают, что Земля вертится вокруг Солнца? Может рассказать им об этом?".
   Настроение Алексея все увереннее показывало плюс.
   В каменный мешок спустился добрый палач (про себя Алексей разделил этих в балахонах так: старик - злой, молодой - добрый). Он принес узнику пищу и шерстяное покрывало. Поставил перед Алексеем ведерко, немного в стороне лампу. Снял покрывало с плеча и молча протянул.
   - Спасибо, - поблагодарил Алексей. И спросил: - А ты знаешь, что Земля крутится вокруг Солнца?
   Палач дернулся, будто его ударило электрическим током, развернулся и быстро направился к лестнице.
   - Погоди! - крикнул ему вслед Алексей. - Я просто хотел поговорить с тобой.
   Но тот поднялся не оборачиваясь. Оставил он лампу намеренно или забыл, чего-то испугавшись? Так или иначе, ему не требовался свет, чтобы найти выход из этого царства боли.
   Вновь оставшийся в одиночестве молодой человек с благодарностью завернулся в сухое, теплое покрывало. Посмотрел в бидон. Там вновь лежала краюха хлеба и под ней вареные овощи. Овощи, странные на вкус, такого раньше пробовать не доводилось. Алексей даже не знал, как это называется. Может брюква? Есть не хотелось, но Алексей через силу уплел всю принесенную снедь - силы еще пригодятся. Закутался плотнее и мирно уснул.
  

* * *

  
   На следующий день епископ Леонардус поднялся на рассвете и сразу наведался в храм Пророка Спасителя. Древний храм, напоминающий скорее цитадель, расположен в центре и является основой княжеского замка. Все прочие башни и стены строились и пристраивались позже, на протяжении не одной сотни лет. Сейчас за крепкими воротами в стене, опоясывающей автономную твердыню, стоит колдовская повозка. Служители храма, авторитетнейшие священники княжества и, по всеобщему мнению, образованнейшие и мудрейшие мужи, из кожи вон лезут - пытаются заставить ее двигаться без лошадей. Ночь напролет читали молитвы - заклинали Словом Божьим; шепчут колдовские заговоры - вдруг помогут, а Бог простит, ведь все во Славу Его.
   Тщетно!
   Не едет! Не летит! Не переносит в другие Миры!
   Взирая на их мартышкин труд, Леонардус на миг даже поддался искушению договориться с сопляком. Но тут же отшвырнул эту мысль. Нет! Умудренный опытом священник слишком хорошо знал: увязнет коготок - всей птичке пропасть. Ни о каком согласии с еретиками не может быть и речи. Подумав об Алексее, Леонардус вспомнил старца Аввакума - есть в этих еретиках что-то общее. И опасное. Аввакума вовсе почитали едва не святым...
   Ударил колокол. Возвестил наступление нового дня и начало Первой церковной службы. Утреннюю службу в главном храме княжества Его преосвященство сегодня провел лично. Службу для избранных - сюда не допускаются даже простые дружинники, не говоря уж о горожанах. Леонардус отметил с огорчением, что избранных, пожелавших подняться столь рано, в храме почти нет. Явились те, кому положено по чину - церковные служащие, да несколько командиров княжьей дружины, из тех, что постарше годами...
   Закончив службу, епископ направился к выходу. Двигаясь через двор, он вновь задержался у капсулы. Рядом с ней в этот момент находился Никон, молодой священник, на которого Леонардус возлагал большие надежды. Встретившись глазами с вопрошающим взглядом епископа, Никон развел руками. Леонардус ободрил его:
   - Не беда. Если уж юнец смог совладать с капсулой, случаем попавшей в его руки, то слугам господним сам Бог велел. Вот что, Никон, - продолжил епископ, - подготовь-ка ты все, для отправки этой капсулы в монастырь Святого Амвросия. И сам собирайся. Тамошние монахи в науках горазды, помогут. Будет им подарок ко дню их святого.
   Никон низко поклонился. Леонардус благословил его и пошел дальше. Ему предстояла очередная встреча с еретиком. Откуда только взялся?
   Пока епископ двигался в направлении изуверского подземелья, рядом с ним возник пузатый секретарь Святой Инквизиции. Как всегда с готовыми принадлежностями. Способности этого человека появляться рядом в нужный момент Леонардус давно не удивлялся. Скорее удивило бы его отсутствие. Секретарь доложил:
   - Все подготовлено согласно распоряжения Вашей милости. Палачи ожидают.
   - Не будем тратить время, - ответил Леонардус скорее своим мыслям, чем писарю и прибавил шаг. Участь молодого колдуна для него была решена.
  

- 17 -

  
   Войдя с залитой утренним солнцем улицы в темную башню, епископ и секретарь некоторое время постояли, привыкая к вечно царящему здесь мраку. Леонардус приосанился и начал медленно спускаться вниз. Вынесение приговора - дело торжественное, суета в такие минуты недопустима.
   Колдун уже на дыбе. Ноги пока стоят на полу, но вздернуть - секундное дело. Огонь в горниле разгорелся ладно, вполне достаточно освещения даже для чтения и письма. Палачи, те же что вчера, склонили головы, приветствуя Его Преосвященство. Леонардус привычным жестом благословил Господних рабов и прошествовал к своему месту за столом.
   Воссев, епископ пристально всмотрелся в лицо чародея. Глаза яростно блестят. На лице - улыбка готового к бою поединщика... Интересно.
   - Алексей Потапов, - начал Леонардус так же как вчера. - Признаешь ли ты, перед лицом Святой Инквизиции, что продал душу Дьяволу?
   - Признаю все, что ты хочешь, святой отец, - сговорчиво ответил сопляк.
   - Признаешь ли ты, что Мир, сотворенный Господом, единственный?
   - Откуда я могу знать такие вещи?
   - Признаешь или нет?
   - А ты, святоша, признаешь или нет, что Земля крутится вокруг Солнца? Что она круглая, словно шар и если долго идти в одну сторону... - договорить ему не дали. Резкая боль в суставах вырвала из горла стон.
   Епископ поморщился: палач поторопился, а ему любопытно, что еще придумает этот дурень, явно одержимый бесами?
   Совладав с болью, еретик все же продолжил:
   - Если долго двигаться в одну сторону... идти, ехать, плыть... то... придешь... в то же место...
   - Кто рассказал тебе об этом?
   - Это знают все! В МОЕМ мире.
   - Ты еще более безумен, чем Аввакум! - воскликнул Леонардус вскочив. - Посмотрим, как ты запоешь на костре. До скорой встречи на Аутодафе!
   Епископ вышел из-за стола, сердито сказал палачам:
   - Тащите его за мной! - и пошел к выходу.
   Выйдя из башни, Леонардус отправил секретаря за конвоем. Дождался, пока выведут Алексея. Парень щурился на солнце как слепой котенок.
   - Земля крутится вокруг Солнца, так ты сказал? - спросил епископ.
   - Представь себе.
   - Но ты видишь солнце последний раз!
   - Хи-хи-хи! Посмотри на солнышко повнимательнее, - захихикал старый палач.
   Воротился секретарь с двумя дружинниками. Леонардус приказал ратникам вести узника за собой и отпустил палачей. Старик все хихикал. Колдуну же видно не до смеха, и правда смотрит в небо. Вдыхает полной грудью весенний воздух. Дыши, дыши. Перед смертью не надышишься...
   Путь их лежал в направлении храма Пророка Спасителя. Под ним находятся самые древние и самые глубокие подземелья замка. Они так глубоки, что мало кто из смертных достигал самых нижних уровней и вернулся обратно. Где-то там, в мрачном лабиринте, ожидает казни еретик Аввакум. Пусть они посидят пока вместе, два безумца. Им будет, о чем рассказать друг другу.
   Леонардуса позабавила эта идея: пусть Аввакум развлечется компанией такого же одержимого, как и сам, если в одиночестве не сошел с ума окончательно. Тем горше будет для него скорая расправа...
   Епископ прошествовал во двор храма. Конвой с Алексеем неотступно следовали за ним. Леонардус обогнул здание. Здесь под крыльцом древняя каменная лестница, уводящая в катакомбы. Возле крыльца греется на весеннем солнышке бледный как поганка карлик Иакинф - старший надзиратель храмового узилища. Редчайший случай - выбрался на свет божий из излюбленного мрака подземелий.
   - День добрый, Иакинф, - поприветствовал карлика епископ.
   - Добрый, кхе-кхе, добрый. Кого ты ведешь ко мне, Леонардус, кого ведешь?
   - Мерзкого еретика, Иакинф, мерзкого еретика, - епископ говорил с уродцем в его же манере. - Брось его в каземат к Аввакуму. Ты понял, Иакинф? К Аввакуму.
   - Понял, кхе-кхе, чего тут не понять?
   Карлик кивнул дружинникам, приглашая вести жертву за ним, и, кряхтя и переваливаясь, полез под крыльцо.
   Дружинники толкнули Алексея вперед, не желая подставлять спину чародею, про которого только и разговоров по всему замку. Начали спуск в полумраке, лестница освещена лишь светом из проема. Постепенно свет тускнеет, но и глаза привыкают. Где-то внизу сноровисто бежит отвратительный уродец, хозяин этой страны забвения. Идти все темнее, труднее. Вдруг внизу забрезжил огонек - это Иакинф запалил предусмотрительно оставленный на каменной полке фонарь. Именно сейчас, при виде этого слабенького огня, Алексею стало по настоящему тоскливо. Прощай, солнечный свет. Прощай надежда вернуться домой. Прощай Любава.
   ЛЮБАВА! Воспоминание о девушке молнией прошило сознание Алексея. А с ней что?!
   - Чё ты спотыкаешься?! - прозвучал окрик над самым ухом. - Шлепай, давай!
   Шагов через сто спуск закончился. Карлик отпер замок на железной решетке, пропустил их вперед, запер снова.
   "Как в наших, современных тюрьмах" - подумал Потапов.
   Ему доводилось видеть в документальных фильмах, как водят заключенных по коридорам следственных изоляторов и тюрем. Видно в этой системе ничего не меняется столетиями, а может и никогда...
   Долго шли, много поворачивали, очень много спускались. С каждым спуском коридоры становятся уже, сырее. Алексей давно потерял направление. Не в лучшем положении и дружинники за его спиной...
  
   - Последний поворот, кхе-кхе, - прокашлял надзиратель.
   Коридор, в который он завернул, больше похож на крысиный лаз. Удивительно, как ловко пробирается по нему этот обитатель подземелий. Потапов идет за ним сжавшись, изо всех сил стараясь не задевать этих замшелых стен, склизкого потолка. Даже вспотел от старания, но все равно, нет-нет да и наткнется, передернется от омерзения. Рослые дружинники похоже отерли всю слизь - злая брань за спиной не прекращается. Проклинают подземелья, надзирателя, собственную долю и даже князю достается. А уж "поганому колдуну" особенно. Фонарь осветил окованную железом дверь. Эта дверь отчетливо выделяется на фоне темных камней белизной свежеструганных досок - видно недавно ее здесь повесили вместо истлевшей прежней.
   - Вот и пришли, кхе-кхе, - довольно сообщил гнусный карлик, звеня ключами.
   Он ловко, одной рукой управился с замком. Распахнул дверь, поднял фонарь в другой руке над головой.
   - Прошу.
   Алексей остановился, не решаясь шагнуть в кромешный мрак каменного мешка...
   Его грубо втолкнули, осыпав проклятьями. В тусклом мерцании фонаря юноша успел приметить заросшее волосами существо в лохмотьях, пристроившееся на куче соломы. За спиной глухо хлопнула окованная сталью дверь. Свет погас. Лязгнул засов. В полной темноте Алексея взяла оторопь. Само по себе подземелье нагнетает достаточно жути, а тут еще этот... это существо. По загривку побежали мурашки. В этом вывернутом мире все рядом: может его нарочно сунули в камеру к вурдалаку. Или держат здесь в качестве эксперимента какого-нибудь оживленного ворожбой мертвяка. Не в меру разыгравшееся воображение рисовало, как тварь набрасывается в темноте, рвет незащищенное горло...
   Даже ноги подогнулись. Алексей сел на пол прямо там, где стоял. Машинально погладил ладонью шею.
   - Иди сюда, - скрипнул как ржавая пружина слабый голос. - Иди, не бойся. Садись на солому, здесь места хватит.
   Этот чахлый голос разрушил наваждение. Алексей медленно поднялся. Подумал: "Может это уловка, заманивает?", но страшно уже не было. Он сделал два осторожных шага, уперся вытянутой рукой в холодную стену. Нашарил под ногами солому. Опасливо сел на нее. Почувствовал рядом запах давно немытого тела, но остался, подавив брезгливость.
   - Какой сегодня день? - спросил сокамерник.
   - Я не знаю, - устало ответил Алексей. - У нас, наверное, сегодня шестое мая.
   Помолчав, добавил:
   - Шестое мая две тысячи шестого года от Рождества Христова, если тебе это о чем-нибудь говорит.
   Его слова произвели на собеседника эффект разорвавшейся бомбы. По крайней мере, Алексею вдруг почудилось, что атмосфера в камере словно наэлектризовалась.
   - Как ты сказал? - переспросил узник заметно более крепким голосом. - Так ты явился из Врат!
   Последнюю фразу он произнес ликующим шепотом. Алексей почувствовал на руке крепкую хватку костлявой ладони.
   - Они убедились, что я прав, - горячо шептал невидимый в этой кромешной тьме арестант. - Как тебя зовут, юноша? Откуда ты? Ты расскажешь мне о своей Земле?
   Но, не дав Потапову ответить, быстро заговорил сам. Речь его, слишком торопливая, с трудным для пришельца выговором, местами была не вполне понятна. Но Алексей не перебивал, слушал молча.
   - Конечно, невежливо спрашивать человека об имени, не представившись. Меня зовут Аввакум. Отец Аввакум. По крайней мере, так ко мне обращались до тех пор, пока Леонардус не лишил меня сана. Долгие годы служил я в монастыре Святого Амвросия, на севере, переписчиком. Тяга к знанию привела меня в ту древнюю обитель. Много лет исправно переписывал я церковные книги, прежде чем получил доступ к святая святых монастырской библиотеки - к рукописям эпохи Геркуса, древнего повелителя мира. Тогда я и узнал о Вратах...
   Монах замолк. Но сказанное заинтересовало Алексея.
   - Что ты имеешь в виду под словом "Врата"? - спросил он, когда взял в толк, что продолжения не дождется. - Правильно ли я понял, что с их помощью можно путешествовать из Мира в Мир?
   - Да! Да! Но почему ты спрашиваешь? Разве ты сам не из другого мира? - В голосе старика Алексей услышал искреннюю веру в существование мифических Врат и отчаяние обманутой надежды.
   - Из другого, из другого, - поспешил юноша успокоить несчастного узника. - Только не видел я никаких Врат. Мы приехали сюда на машине.
   - Мы? Значит ты не один?! - воскликнул Аввакум.
   - Мы приехали вдвоем, - начал рассказ Алексей. - Я и мой учитель, мы просто хотели опробовать одно изобретение. Никто не думал, что так получится. Честно говоря, я вообще не очень то верил в эти параллельные миры.... Машина наша, в которой все оборудование для перехода, просто застряла в грязи. Я пошел с одной девушкой за помощью, - Вспомнив Любаву, молодой человек замолчал.... Спустя минуту продолжил: - Мой учитель остался возле машины, а нас схватили. Машину тоже нашли и привезли сюда, а Лев Анатольевич исчез. Лев Анатольевич - это мой учитель, так его зовут. Куда он делся? Может его тоже схватили, а Леонардус просто не хочет, чтобы мне это стало известно? Только зачем? Короче нас приняли за коварных "колдунов" и, наверное, сожгут на костре. Вот такой хэппи-энд, - невесело усмехнулся Потапов.
   Старый монах слушал не перебивая, очень внимательно...
   - Ты называешь машиной повозку? - тихо спросил он.
   - Что?
   - Ты называешь машиной повозку, которая едет без лошадей? - переспросил старик громче.
   - Да, - удивленно ответил Потапов.
   - У нас их называли капсулами.
   Пришел черед Алексея слушать в оба уха.
   - Существует легенда, что первые люди явились в наш мир сквозь волшебные Врата и на протяжении веков могли свободно путешествовать при помощи этих Врат из Мира в Мир, - неторопливо рассказывал бывший священник. - Так было до тех пор пока Геркус, древний владыка, не запретил использование Врат простыми людьми. Он наложил заклятье, скрывшее все волшебные Врата от глаз людских, а те, кто все-таки находил их в магической пелене и рисковал войти, уже никогда назад не возвращался...
   Такова легенда. Она противоречит учению церкви и церковь старается искоренить самую память о тех временах и особенно жестоко карает тех, кто осмеливается усомниться в том, что человека сотворил Бог, из глины...
   Аввакум помолчал, затем продолжил:
   - Две тысячи лет назад, в Земле Богов появился новый Пророк. Он называл себя сыном Бога. Призывал людей сбросить гнет преклонения перед богатством, преклонения перед сильными мира сего. Поклоняться единственно Богу. И считать богатыми единственно сильных духом. Всей жизнью своей он давал пример бескорыстия. Исцелял страждущих, не взимая за то никакой платы. Особо конфликтовал с колдунами, учил, что сила их от Диавола, а его сила от Бога.
   Как ни старались маги уничтожить Пророка с помощью волшебства, ничего не могли с ним поделать. Между колдовскими кланами и последователями Пророка разгорелась настоящая война. Кровопролитие заставляло Пророка очень страдать. Чтобы прекратить братоубийство, он решил принести себя в жертву, доказывая, что гордыни земные ничто пред вечностью.
   Колдуны в ту пору имели большое влияние. Не сумев уничтожить Пророка силой магии, они казнили его руками власть предержащих. На центральной площади Истамбула Пророк был четвертован на кресте, согласно древней традиции, незыблемой со времен Геркуса.
   Но казнью пророка война не закончилась. Его ученики разошлись по свету и основали новую религию. Священным символом стал крест, ведь пророк погиб на кресте... Церковь организовала множество походов в Землю Богов. Могущественные некогда колдовские кланы пали под ударами крестоносцев. Священники до сих пор ведут охоту на любого, подозреваемого в чародействе. Как часто бывает, с грязной водой выплеснули и ребенка. Кто знает: сколько редких знаний погибло в этой охоте?
   - Вы все постоянно твердите о колдунах, о магии, это все что - правда? - задал Потапов вопрос, не дававший ему покоя с самого начала.
   Аввакум не ответил.
   - Ну ладно, а почему Вы заговорили о повозках? - продолжил Алексей расспросы. - Вы сказали, что повозку, которая едет без лошадей у вас называют капсулой.
   - Легенда гласит, что, пока Геркус не запечатал Врата, было обычным делом использовать капсулы. В этих сверкающих разноцветных оболочках люди передвигались группами и в одиночку, по гладким как стекло дорогам и даже по небу, - Аввакум и так говорил тихо, но сейчас вовсе зашептал: - Говорят, ржавые остатки капсул иногда находят в Земле Богов. Но говорить такое - ересь.
   Монах захихикал.
  
   Возбуждение, вызванное бурными событиями утра, постепенно отпускало Алексея. И постепенно все острее он ощущал могильный холод и сырость каземата. Рубашка и принесенное накануне молодым палачом покрывало остались в пыточной камере. Обнаженного до пояса юношу стал бить озноб.
   - Я вижу тебя пытали, - тихо сказал Аввакум. - Ну-ка, ложись. Ложись на солому, не бойся.
   Алексей покорно лег спиной на волглую, пахнущую плесенью, подстилку. Старый монах склонился над ним, долго всматривался. Алексей еще удивился: "Чего он видит в этой тьме?". Потом Аввакум стал ощупывать его плечевые суставы, при этом что-то бормоча. Алексей вскрикнул от боли. Монах поспешил его успокоить:
   - Терпи! Я облегчу твои страдания.
   Теперь ладони Аввакума мягко массируют правое плечо. Похоже, от его рук исходит жар. Или почудилось? Боль уходит. То же с левым плечом. Нет, точно от ладоней старца идет ощутимое тепло. Озноб прекратился, Алексею стало тепло и комфортно. Ладони Аввакума парят над обожженной грудью...
   Алексей уснул.
  

- 18 -

  
   С отбытия епископа Леонардуса прошло четыре дня. С Ярополком в Князеве осталось две дюжины княжеских дружинников. После отъезда Всеволода надеявшиеся на послабления в службе витязи были удивлены поведением Бешеного. Всегда относившийся к служебным обязанностям с прохладцей, Ярополк взялся выполнять распоряжения Леонардуса весьма ретиво. Несмотря на то, что количество ратников многократно сократилось, число конных дозоров в окрестностях села увеличилось.
   Ярополк каждый вечер лично объезжал всю округу. Невзирая на молчаливое недовольство подчиненных, заставлял их, по двое, проводить целые ночи в секрете, наблюдая за мельницей Ивана и его домом. Каждого задержанного в сумерках вблизи леса Бешеный допрашивал, не стесняясь в средствах. За эти дни пять стариков, имевших несчастье быть высокими ростом и седовласыми, близко познакомились с крутым нравом епископского ставленника.
   Все напрасно.
   "Проклятый мельник, затаился скотина!"
   Бешеный резко толкнул ногами стол, за которым сидел.
   Скатился и разлетелся вдребезги фонарь. Ярополк затоптал не на шутку разгоревшийся в разлившейся масляной луже фитиль и вышел из караульного помещения на крыльцо.
   Сегодня он с дозором не поехал, решил дать отдохнуть коню, подвернувшему накануне в темноте ногу. Глядя в сгущающуюся вечернюю тьму, Ярополк глубоко вдохнул прохладный воздух. Медленно выдохнул, стараясь успокоить взвинченные нервы. Вдруг что-то заставило Бешеного насторожиться, он прислушался. В звонкой вечерней тишине далеко слышен каждый звук. Через минуту Ярополку стало ясно: приближается небольшой конный отряд. Этот характерный шум опытный воин не спутает ни с чем.
   "Вот бездельники", - подумал Ярополк о дозорных. - "Наездились уже, вот я сейчас им устрою...".
   Когда старший дозора, красиво, ухарски держащийся в седле, показался из-за угла, у Ярополка внутри все кипело. Стараясь придать виду напускное спокойствие, он нечаянно осознал, что рад нерадивости подчиненных - есть на ком сорвать накопившийся гнев.
   Бешеный открыл уже рот, но тут показался второй дозорный. За его седлом тянулась длинная веревка, на другом конце которой оказался привязанный за руки высокий, долговязый парень. Пленник смешно перебирал ходулями, изо всех сил стараясь не упасть, удержаться. Ноги слушались уже плохо.
   - Вот значит что, - сказал Ярополк. - Кто это тут у нас?!
   Дружинники спешились, подвели заарканенную добычу к крыльцу.
   - Болтался у реки, - сказал старший. - Нас увидел - побежал. Дурачком прикидывается.
   - Дурачко-ом, - протянул Бешеный. Настроение его улучшалось с каждой секундой. - Во-от значит как.
  
   Чутье подсказывало Ярополку - на этот раз попалась настоящая добыча. У малого просто на лбу написано: лесной разбойник. Вида отнюдь не крестьянского, верзила провонял костром так, что за версту разит. Ярополк подошел к делу со всей серьезностью. После его допроса пленник уже вряд ли на что сгодится, но своего Бешеный добился.
   Голодранец признался, что разбойничал с другими по большим дорогам. Когда остался один - охрана купеческого каравана перебила дружков - примкнул к отряду Никиты Бунтаря. Да не в одну сторону оказались их стежки-дорожки. У Бунтаря в отряде воинская дисциплина. А тут и вовсе затренировал своих бойцов - не иначе на войну собрался. Вот и свалил горемыка по-тихому от Бунтаря... да попал в лапы к Бешеному.
   Ярополк выбил из вора клятвенное обещание указать путь к стану Никиты Бунтаря, и, не теряя времени даром, отправился к Участковому надзирателю, просить подмогу.
   Господина Участкового долго искать не пришлось. Он, как всегда, торчал в Управе.
   - А-а, это опять ты, - сказал Участковый. - Чего ты все ходишь? Не знаю я ничего...
   - Зато я знаю! - отчеканил Ярополк. - Знаю, где искать Бунтаря.
   С минуту надзиратель в упор разглядывал Ярополка круглыми карасьими глазами.
   - На рассвете возьму банду тепленькими, - понизив голос, сказал Бешеный, не отводя взгляда. - Поможешь?
   - Конечно, - после изрядной паузы ответил Участковый. Сглотнул вставший в горле ком и добавил: - Давно пора раздавить эту мразь!
  

* * *

  
   Три десятка хмурых, хорошо вооруженных мужчин осторожно пробирались в рассветных сумерках вдоль реки. Река, у села широкая и полноводная из-за перегородившей ее запруды, за плотиной превращается в ручей. Через поля и луга, заливаемые во время половодья, ручей убегает в лес и петляет там среди зарослей. Сквозь те заросли и вел отряд Ярополка пойманный накануне разбойник.
   Бешеный взял с собой всех до одного княжеских дружинников, оставшихся в Князеве, и дюжину стражников, приданных к его отряду Участковым. Затемно добравшись до леса на лошадях, ратники дальше осторожно вели их в поводу, пока оставалась возможность. Достигнув же самых дремучих зарослей, где по словам проводника и скрывались разбойники, оставили с лошадьми четырех стражников и дальше пробирались пешком.
   Проводник выбрал место, где отряд переправился на другой берег. Скоро выбрались на тропу, едва заметную в покрытой росой траве. Светлеющий лес пробуждался. Уханье и хохот филинов, наполнявшие ночь, постепенно сменились веселым щебетанием птиц. Сильный туман, заполнивший низины предвещал жаркий день. Контрастом с радостью природы выглядели сосредоточенные, угрюмые лица воинов. Мало кто из них разделял воодушевление Ярополка. Затея Бешеного для большинства выглядела весьма рискованной авантюрой. В бой рвались лишь несколько юнцов, жаждущих славы.
   Сразу за разбойником, шагающим первым, шел с мечом в руке могучий дружинник Руслан. Не доверяя проводнику, Ярополк приказал Руслану зарубить вора при малейшем подозрении в измене.
   Прибавив шагу, Бешеный догнал пленного лиходея. Резко дернул за плечо, зашипел:
   - Долго ли еще, тать? Ты говорил сразу за рекой!
   - Пришли, - равнодушно ответил верзила. - За той поляной секрет, а дальше - обрыв и пещера. Идти лучше прямо по тропе, иначе наделаешь шума. Спугнешь.
   Посмотрев вперед, Ярополк увидел, что лесная тропка и правда выходит на широкую лужайку. Он поднял руку, привлекая внимание идущих следом воинов. Знаками показав, чтобы приготовились к бою, хлопнул проводника по спине.
   - Веди. Но смотри: приведешь в засаду - прибью!
   Осторожно добрались до центра поляны. Пленник остановился, показал рукой в направлении группы растущих вместе берез.
   - Вон там они дрыхнут, - прошептал он и шагнул в сторону, уступая дорогу.
   Руслан сделал два шага вперед и неожиданно провалился в замаскированную западню. Проводник, ковыляя, устремился к лесу. Ярополк метнул ему в спину боевой топор. Брошенный твердой рукой снаряд черной птицей мелькнул в воздухе. Широкое лезвие с хрустом вошло точно между лопаток, разбойник упал ничком в высокую траву.
   - Каратели!! - разорвал тишину громкий крик.
   Меж деревьев мелькнула неясная тень.
   Бешеный сквозь зубы процедил проклятье и проревел:
   - Вперед!
   Бряцая оружием, дружинники тяжело побежали, набирая скорость. Вдруг провалился еще один. В тот же миг над ухом Ярополка пропела стрела, и рядом захрипел молоденький воин. Быстро глянув на него, Ярополк увидел, как юный ратник медленно оседает на подломившихся ногах, а из горла торчит белоснежное оперение...
   В тот злосчастный день судьба повернулась к Ярополку спиной. Еще оставалась надежда добежать до воровского логова и лицом к лицу встретить сонных врагов. Но стражники участкового побежали в обратную сторону. Половина ратников Ярополка в нерешительности замерли посреди злополучной поляны, не зная, что делать и представляя собой прекрасные мишени для невидимых лучников. Продолжавшие движение тоже постепенно остановились. За считанные мгновения смертоносные стрелы выкосили из рядов еще нескольких воинов. Пытавшийся тяжелой рукой и крепким словом повернуть трусоватую деревенскую стражу в нужную сторону Бешеный понял - пора уносить ноги. О победе в этой стычке речи быть уже не могло, нужно было думать о спасении оставшихся в живых.
   Стража позорно бежала. Дружинники, прикрываясь щитами, стали вытаскивать под прикрытие деревьев раненых. Раненых было много, отступление до того места, где они оставили коней, затянулось. Время же неумолимо работало на врага...
  
   Это был полный разгром. Шесть дружинников погибли, еще восемь серьезно ранены. Ярополку пришлось стиснуть зубы и смириться до поры с безраздельным господством в лесу шайки Бунтаря.
  

- 19 -

  
   Пять дней давно прошло, Серафим не вернулся.
   Готовый древесный уголь и собранная смола ждут своего часа в холщовых мешках. Брага в кадушках, можно перегонять в спирт. Даже глиняные горшочки в форме шара готовы, стоят рядами на полках. Только без серы не получится никакого Адского пламени.
   Лев Анатольевич здорово изменился за это время. Черные глаза на осунувшемся, заросшем щетиной лице горят лихорадочным огнем. Густая шевелюра разлохмачена, волосы спутались. Дорогой костюм превратился в лохмотья. Худая фигура в суконном кафтане с чужого плеча, напоминающем солдатскую шинель, издали похожа на ожившее пугало. Не находя себе места профессор мерил шагами щедро залитый солнцем пригорок, поросший огромными корявыми соснами. Накануне здесь собирали смолу. Вдохнув полной грудью чудесный воздух, Лев Анатольевич поднял голову. Ветер-бродяга играет макушками сосен, шумит в вышине.
   - Лешка, Лешка, - пробормотал он едва слышно. - Как же мне тебя вытащить?
   - Господин Ученый, - раздался за спиной звонкий голос.
   Как всегда Лев Анатольевич не услышал приближающихся со спины шагов. Обернувшись, профессор увидел спешащего к нему Серафима. Бросился навстречу, ноги сами несут под горку. Крепко обнял юного монаха, посмотрел глаза в глаза и спросил дрогнувшим голосом:
   - Привез?
   - Привез, господин Ученый, - вздохнул Серафим.
   - А что невесел? Чего голову повесил?
   - Дурные новости. Аввакума, моего учителя, сожгут послезавтра в Ростиполе. Накануне праздника святого Амвросия.
  
   Никита Бунтарь, воодушевленный надеждой получить в свои руки легендарное оружие древних колдунов, питал самые честолюбивые планы. Каждый день гонял он отряд куда-то далеко на боевые тренировки. Возвращались измученные, язык на плечо, но с горящими боевым задором глазами. Засиделись молодцы в лесу без дела. Большинство с боевым прошлым, стосковались по ратным подвигам, горячая кровь зовет в бой. Надоело, надоело укрываться по лесам. А после неудавшегося нападения княжьих воинов на их лагерь и вовсе героями себя почувствовали. Для кого неудача, а для кого большой фарт. Особенно повезло - захватили добрую половину вражеских лошадей. Теперь каждый витязь в Никитином отряде стал верховым. Дел прибавилось. Предстояло еще объездить чужих коней, подчинить воле наездников. Вот и сейчас разбойнички где-то упражнялись в верховой езде и военном деле. Взирая на такую дисциплину, Шкловский только диву давался. Называть этих людей разбойниками или бандитами не поворачивался язык. Это настоящее воинское подразделение. По меньшей мере - партизанский отряд, руководимый опытным военачальником.
   Ожидая возвращения атамана с отрядом, Лев Анатольевич и Серафим не стали терять время даром. Первым делом профессор убедился в качестве серы, которую привез юный монах. Потер желтый порошок в щепотке, понюхал. Поджег небольшую кучку - вспыхнуло голубое пламя и сразу почувствовался характерный запах сернистого газа.
   - То, что нужно, - удовлетворенно сказал Шкловский. - Теперь нам нужен спирт. Пошли, не будем терять время.
   Перегоняли брагу в спирт они самым примитивным способом - кипятили брагу в большом чане, собирая спиртовой конденсат в блюдо под охлаждающейся крышкой. Слив спирт из блюда первый раз, Шкловский плеснул небольшую лужицу в глиняную тарелку. Поднес к прозрачной жидкости горящую лучину. Лужица мгновенно занялась голубым огоньком. Внимательно наблюдающий за всем Серафим воскликнул:
   - Жидкая сера!
   Но, принюхавшись, протянул:
   - Нет, это что-то другое.
   - Это спирт, малыш, - устало проговорил Лев Анатольевич. - Удивительно, что вы не знакомы с этим продуктом.
   Работа двигалась медленно, но очень уж большого количества алкоголя не требовалось. К закату выгнали вполне достаточно, хоть браги и меда не использовали и половины.
   Никита с отрядом все еще не вернулся. Профессор, не теряя времени начал смешивать пробную партию своего варианта "Греческого огня". Он взял для начала все ингредиенты из расчета один к одному. Почти весь спирт сразу впитал в себя древесный уголь, смола почти не растворилась. Тогда Лев Анатольевич попробовал растворять смолу в алкоголе отдельно, затем уже добавляя к другим составляющим. При смешении получилась густая жидкость неопределенно-грязного цвета. Аккуратно, стараясь не терять ни капли, профессор наполнил получившейся кашицей первый глиняный шар.
   - Попались! - раздался над головами алхимиков зычный голос. Дернувшийся от неожиданности Шкловский едва не расколол о дубовый стол драгоценный сосуд. Увлекшись работой, ни он, ни Серафим не услышали приближающегося отряда. Что и не удивительно - привыкшие скрываться в лесах бойцы Никиты передвигались на удивление тихо.
   - Навоняли гадостью какой-то на весь лес! Как только инквизиторы не взяли вас тепленьких, - для порядка отчитал алхимиков Никита. Сам же явно доволен. Видно - дело идет, Серафим вернулся не с пустыми руками и "господин Ученый" что-то мастерит, а не болтается без дела, как в последние дни.
   - Первая бомба, - гордо сказал Лев Анатольевич, взвешивая наполненный глиняный шар на ладони. - Фитиль только вставить, запечатать, и можно пробовать.
   - Долго это? - нетерпеливо спросил атаман.
   - Минутное дело, - ответил профессор. - Сейчас все будет готово. Он вставил подготовленный тканевый жгут, залепил отверстие комком сырой глины. Поднял голову и посмотрел на Никиту, сказал охрипшим вдруг голосом:
   - Все готово.
   Втроем, Лев Анатольевич, Никита и Серафим вышли на улицу. Отошли шагов на тридцать. Шкловский выбрал в качестве цели исполинскую березу. Сказал:
   - Надо приготовить воды и какую-нибудь тряпку. Если все получится, сразу попробуем потушить. Настоящий "Греческий огонь" водой потушить нельзя, в том его и сила.
   Никита свистнул, приказал принести воды и негодный кафтан. Вокруг начали собираться любопытные, отложили даже долгожданный ужин.
   - Ну, атаман, кидай ты, - обратился к Никите Лев Анатольевич. - Я, боюсь, не докину или промахнусь...
   Профессор обмакнул торчащий наружу конец фитиля в спирт. Вложил бомбу в широкую ладонь Бунтаря. Серафим поднес тлеющий трут, проспиртованный фитиль ярко вспыхнул.
   - Кидай! - крикнул Лев Анатольевич.
   Никита широко размахнулся, резко, как камень, метнул шар в березу. В сгустившихся сумерках горящий снаряд молнией пронесся на фоне темного леса, с громким чавканьем разбился о широкий ствол. Освободившееся содержимое мгновенно вспыхнуло. Завороженные зрители молча созерцали, как "Адское пламя" шипит, пузырится и горит ровным желто-голубым огнем, медленно стекая по неровной коре. Первым опомнился профессор Шкловский. С криком "туши!", он схватил ведро и поспешил к огню. За ним бросился Серафим с рваным кафтаном на плече.
   Лев Анатольевич плеснул воду на огонь, все ведро зараз. С громким шипением вода превратилась в пар, серыми клубами ушла в воздух. Горячие брызги полетели во все стороны, грозя ошпарить всякого, кто окажется на пути. Сложилось впечатление, что "Адское пламя" отбросило воду, как магнит отшвыривает от себя одноименный заряд. Огня же меньше не стало, напротив, занялось само дерево. Береза горела, чадя густым черным дымом. Серафим принялся сбивать пламя кафтаном. Полыхающая смесь налипла на сукно, от махания на ветру кафтан быстро разгорался. Тогда вырвавший его у Серафима из рук Никита прижал тряпье к дереву. Постарался затушить огонь, лишив его кислорода, но, громко выругавшись, отдернул руки как от раскаленной сковородки. Прилипший к дереву кафтан вспыхнул. Теперь разгулявшееся пламя гудело, набирая силу.
   - Вот, зараза! - весело крикнул Никита. Разбойники тащили ведра с водой. Кто-то отодрал прилипший кафтан копьем, стащил на землю и начал затаптывать ногами. Несколько выплеснутых друг за другом на горящий ствол ведер воды сбили, наконец, пламя. Видно "Греческий огонь" выгорел полностью, древесину же потушили легко.
   Когда огонь погас, в непроглядной тьме стало ничего не разглядеть. Окончательно наступила ночь. Принесли факела, стали внимательно рассматривать многострадальную березу. Ствол выгорел внутрь на целый дюйм, не считая коры. Увидев такой результат, Никита уважительно присвистнул.
   - Вот так да!..
  
   Когда восторги по поводу нового оружия слегка улеглись, Серафим поведал Никите печальную весть о предстоящей казни. Бунтарь нахмурился, потом спросил Шкловского:
   - За ночь сможешь наполнить Адским пламенем все кубышки, что для него приготовили?
   - Смогу. У меня все готово.
   - Начинай, а мне надо подумать.
   Лагерь постепенно затих, погрузился в сон. Лев Анатольевич с Серафимом замочили в алкоголе смолу - растворяться. Никита собрал ближайших друзей, они долго беседовали вполголоса, наконец, что-то решили.
   Бунтарь подошел к колдующим над Греческим огнем ученым мужам, понаблюдал, как они смешивают уголь с серой. Сказал:
   - Выручим старца, Серафим.
   Юный монах попытался встать, но тяжелая ладонь атамана удержала его на скамье.
   - Сиди, сиди. Не подведите только вы, вся надёжа на вас. Как будет готово Адское пламя - выступаем. Ночи сейчас короткие, поспешите.
   Ждать, пока смола растворится в спирте полностью, Шкловский не стал. Ведь и сама по себе она горит замечательно. "Алхимики" соединили и хорошенько перемешали все компоненты в бочке, наполнили смесью шары. Чтобы вставить фитили и залепить отверстия глиной много времени не потребовалось. Выстроив бомбы на столе ровными рядами, Лев Анатольевич полюбовался результатом работы, сказал Серафиму:
   - Буди атамана, все готово.
   Никита поднялся свежий, будто и не ложился.
   - Ну?
   - Попробуем еще раз, для верности, - предложил профессор.
   На этот раз деревья портить не стали. Бунтарь попросту разбил сосуд с сатанинским коктейлем об землю. Вспыхнула широкая лужа. Вылили на нее ведро воды - горит пуще прежнего.
   - Годится, - сказал Никита. И заорал во все горло: - ПОДЪЕМ! К БОЮ!!
   Чутко спящие ратники мигом начали выскакивать из шалашей, землянок. Вырастали с огромными луками в руках, словно из-под земли. Шкловский с удивлением понял, что, прожив в лагере разбойников неделю, и не подозревал, как тут все устроено. "Казаки", - нашел, наконец, Лев Анатольевич правильное определение этому воинству. "Никакие это не разбойники, это казаки".
   - Становись! - командовал тем временем Никита Бунтарь.
   Когда отряд построился, атаман произнес речь:
   - Братья! Завтра утром, накануне святого праздника, инквизиторы собираются сжечь старца Аввакума!
   По рядам прошел глухой ропот. Никита продолжил:
   - До каких пор будем прятаться мы по лесам?! Не пришла ли пора проявить себя?! Пришла друзья!! Именно сейчас, когда мы обладаем страшным оружием древних колдунов, мы можем освободить безгрешного старца и заявить о себе так, чтобы князь Теодор разговаривал с нами на равных! Разговаривал на равных и принял наши условия!!
   Восторженный рев заглушил слова атамана.
   - Мы выступаем немедленно! - старался перекричать всех Никита. - Пройдем, сколько сможем до зари, отоспимся в лесу и вечером дальше - чтобы послезавтра к рассвету быть у Ростиполя!..
  

- 20 -

  
   С того памятного дня, когда Алексея бросили в камеру к Аввакуму, прошла неделя. Старец за эти дни Алексея полностью вылечил. О многом они успели поговорить. Алексей рассказал, что такого целителя, как Аввакум, на его Земле звали бы "экстрасенсом", но такие люди большая редкость. Зато много жуликов и шарлатанов, выдающих себя за колдунов и магов.
   Из рассказов старца Алексей узнал, что у них наоборот: люди обладающие Даром скрывают свои возможности. И никакой мошенник не рискнет объявить себя колдуном - выгоды мало, а риск угодить на костер инквизиции чрезвычайно велик.
   Иногда старик заговаривался. К примеру, дважды он намекал на то, что мог бы вырваться из темницы, пройдя сквозь стены, да древние строители храма и подземелий знали свое дело и наложили нужные заклятья. Алексей списывал это на расшатанную лишениями и одиночеством психику. Вообще в словах Аввакума нелегко отделить истину от суеверий или просто фантазий. Много, почти постоянно он твердил о Вратах. В существование Врат, ведущих в другие миры, Алексей поверил. Допрашивавший его священник тоже упоминал о каких-то Вратах и, в конце концов, разве сам Алексей не пришелец из другой реальности? Сопоставляя древние легенды этого мира, рассказанные Аввакумом, с известной ему историей родной Земли, Алексей пришел к интересным гипотезам.
   Во-первых, до сих пор так и нет внятной теории происхождения человека. В учении Дарвина слишком многое притянуто за уши, чепуха типа сотворения Богом и вовсе не в счет.
   Во-вторых, куда ушел, где укрылся воскресший Христос?
   И вообще, множество загадок получает объяснение, если предположить, что в древности миры связывала сеть порталов. А если верить Аввакуму, то связывает и до сих пор.
   Бессильная злоба овладевала Алексеем всякий раз, когда он вспоминал о церковниках. Сколько уникальных знаний уничтожено религиозными фанатиками всех мастей на протяжении тысячелетий? Одно сожжение Александрийской библиотеки чего стоит! И это безумие продолжается до сих пор: вон талибы, расстреливают из ракетных установок тысячелетние изваяния Будды... А что не уничтожили - спрятали. Недаром ходит упорная молва о великих тайнах, хранимых Ватиканом.
   Вот бы отыскать такой портал! Мечты, мечты... для этого нужно сначала выбраться отсюда. Неужели никогда больше не видеть света? Неужели так и суждено сгинуть в этом узилище?
   В кромешной тьме, к которой Алексей так и не мог приспособиться, понятия день и ночь начали утрачивать смысл. Каким-то ориентиром служили лишь визиты Иакинфа. Карлик дважды в день, утром и вечером, просовывал в открывающееся в двери окошечко скудную тюремную снедь.
   На седьмой день заточения Иакинф вместо "ужина" привел двух мрачных священников. Тяжелая дверь распахнулась, тусклый свет переносного фонаря показался узникам ослепительным. Алексей, лежавший на куче прелой соломы, прикрылся ладонью. Старец Аввакум и вовсе зажмурился и зажал глаза предплечьем. В камеру вошли два человека в монашеском облачении. Один держал в руках фонарь и исходящий дымом металлический сосуд на цепочке. Второй бережно прижимал к груди какой-то томик - не иначе святое писание. Иакинф закрыл за ними дверь, повернул в замке ключ.
   Алексей сел. Попривыкнув к свету, всмотрелся в лица посетителей. Явно это не новые сокамерники, что им нужно? Удивительно, как похожи их мрачные лица. Странно, палачи тоже были неуловимо похожи. Может родственники? Или профессия накладывает на людей печать и делает людей схожими? Ведь если вдуматься, то гаишники тоже все одинаковые, или бандиты. Недаром говорится: рыбак рыбака видит издалека.
   Тот, что с фонарем, окурил узилище зловонным дымом, бормоча при этом слова молитвы. Или заклятья? Второй дождался конца ритуала, заговорил профессионально поставленным, располагающим к доверию, голосом:
   - Грешник и еретик Аввакум, к тебе взываю. Намерен ли ты отречься от Сатаны и публично признать былые проповеди еретическими и нашептанными тебе нечистой силой?
   Старый монах-расстрига убрал от лица руки и неожиданно проворно выполз из угла на четвереньках.
   - А-а! - воскликнул он. - Жаждете принародного отречения?! Покаяния?! Думаете - сломили дух Аввакума?! А вот это видел?!!
   И вытянул к лицу священника кукиш. Священник отпрянул. Стоящий на четвереньках растрепанный тощий старик в изодранном рубище здорово испугал его. Со святоши слетела вся спесь, он попятился.
   Горящие очи старца метали молнии. Он вскинул руки, вскричал:
   - Проклинаю! Проклинаю, невежды! Прочь отсюда!!
   Поп с писанием уперся спиной в запертую снаружи дверь, заколотил в нее пяткой. При этом он торопливо бормотал:
   - Отказавшись-прилюдно-отречься-от-ереси-приговорил-ты-себя­-Аввакум-к-сожжению-на-костре. Желаешь-ли-ты-исповедоваться-прямо-сейчас-чтобы-спасти-свою-бессмертную-душу?
   Второй энергично махал перед собой кадилом. Не иначе он полагал, что запах ладана не подпустит к нему неистового еретика.
   - Прочь отсюда! Изыди!!
   Иакинф отворил дверь. Попы выкатились в коридор. Карлик захлопнул дверь, лязгнул запор. Святоши почувствовали себя увереннее. В дверцу, через которую узники получали еду, несостоявшийся духовник крикнул:
   - Завтра, накануне Пресветлого Дня Покаяния, на площади Пророка состоится Аутодафе. Очистительному огню будет предан отлученный от Святой Церкви еретик Аввакум и с ним чернокнижник Алешка Потапов. Молитесь...
   "Не верю!" - хотелось кричать Алексею во все горло. - "НЕ ВЕРЮ!!! Может ли все быть так глупо?".
   Логика развития событий говорила: МОЖЕТ!
   Аввакум же ликовал.
   - Кончились! Кончились страдания мои! Услышал Бог молитвы, освободит душу мою из темницы плоти! - голосил он, ползая на коленках. Посмотрел на Потапова, стал утешать:
   - Боишься пламени того? Не бойся, плюнь! До пламени того страх, вошел в него, тогда и забыл все. В том огне недолго терпеть, - глазом моргнуть, как душа выскочит.
   Алексей не слушал его. И пламени, как ни странно, не боялся. Он просто не мог поверить, что ВСЕ! Никогда не вернуться ему домой! Утром последний раз вдохнет он полной грудью свежий ветер, и...
   Воображение рисовало Алексею картины его спасения, одна невероятнее другой:
   Вот князь по случаю праздника объявляет о помиловании приговоренных.
   Или на площади неожиданно высаживается армейский спецназ - в институте обеспокоились пропажей профессора, забили тревогу. Дело дошло до президента, а тут расшифровали записи Льва Анатольевича и срочно бросились на выручку... Ерунда, даже если бросились, все равно вероятность попасть именно в тот мир, да еще в ту точку... невероятно мала. И все-таки...
   Или сильный ливень погасит пламя, и все убедятся, что Бог дает знак отпустить смертников с миром. Ведь отменяют же повешенье, если оборвалась веревка...
  
   Ночь пролетела быстро. В коридоре послышались тяжелые шаги, лязг оружия. Щелкнул замок. Дверь раскрылась, за ней Иакинф и с ним шесть рослых дружинников. Дружинники, даже согнувшись, с трудом поместились в узком проходе. Аввакум торжественно поднялся, запел какой-то гимн, медленно направился на выход. В коридоре его пристегнули к веревке, концы которой крепятся к поясам двух здоровяков. Алексей не стал ждать, когда его вытащат силой. Аввакум прав, смерть следует встретить достойно.
   Его также привязали меж двух стражников, и вся процессия медленно отправилась к выходу из мрачного лабиринта. Где искать этот выход знал лишь карлик Иакинф, он и шел впереди с древней, замызганной масляной лампой в руках.
  
   Смертников вывели из подземелья сразу после рассвета. До казни оставалось несколько часов. По традиции, смертники должны в эти часы привести себя в порядок, - вымыться, переодеться. При желании исповедаться, или помолиться в одиночестве. Для них приготовили в одной из башен замка баню, подготовили чистую и исправную одежду. Вымытый и исповедовавшийся смертник, чистый, так сказать, физически и духовно, имеет право на исполнение последнего желания. Об этом Алексей узнал после помывки, когда, одетый в приятную телу льняную рубашку и грубые штаны из материала похожего на брезент, отказался от исповеди. Не покаешься в грехах - не используешь право на желание, таков закон.
   Юноша крепко задумался.
  

- 21 -

  
   Княжна Милана сегодня проснулась раньше обычного. Яркое весеннее солнце пробилось даже через плотные шторы, озарило стены спальни. Княжна нежилась в мягкой постели - хорошо! В дверь осторожно постучала служанка, бывшая Миланина кормилица. Девушка узнала ее по шагам. Отозвалась:
   - Да, няня.
   - Вставай, Миланушка. Его светлость послал разбудить тебя, напомнить: сегодня Аутодафе. Тебе надлежит присутствовать. Вставай, одевайся.
   - Хорошо. Сейчас.
   Аутодафе! Слово то, какое дурацкое...
   Девушка села на кровати, потянулась. Подошла к окошку, отдернула шторы, распахнула окно. Солнечный свет затопил комнату без остатка. С улицы ворвался теплый ветерок, принес запах цветов и птичий щебет. Княжна вдохнула полной грудью свежий воздух. Почему в такой прекрасный день кто-то должен умереть? Почему, Господи?
   Милана умылась. Выбрала самый строгий из туалетов, при помощи кормилицы облачилась. Когда вышла к завтраку, ее уже ждали. За столом, кроме отца, находился епископ Леонардус. Княжна сухо поздоровалась. Меньше всего девушка желала общаться с этим охотником на ее Никиту...
   - Завтра к нам на праздник прибывают гости из Нордландии, - сообщил за завтраком князь Теодор. - Во главе с принцем Ульрихом.
   - Свататься! - воскликнула Милана.
   - Да, свататься, - подтвердил князь. - Посол от короля уже прибыл. Сегодня на аутодафе он будет твоим кавалером.
   Кусок застрял у княжны в горле.
   - Ты превращаешь казнь в театр, отец.
   - В Земле Богов так всегда делают, чем мы хуже? - пожал плечами Теодор.
   - Я всегда думала мы лучше.
   - Сегодня посол короля Нордландии будет твоим кавалером, - повторил князь. - Порасспроси его о своем женихе, завтра вы будете представлены друг другу.
   - Я не выйду замуж, отец, - твердо сказала Милана.
   - Хватит! - рявкнул Теодор и ударил кулаком по столу так, что подскочила посуда. - Выйдешь, никуда не денешься!
  
   Главная площадь Ростиполя, площадь Пророка, расположена прямо напротив княжеского замка. Здесь традиционно проводится казнь преступников, в центре ожидает жертв высокий эшафот. Сейчас площадь разделена на две примерно равные доли. Часть, примыкающая к замку, и эшафот отделены цепью парадно одетых дружинников. У стены замка, для князя и почетных гостей, выстроены трибуны. Другая же половина площади запружена народом до отказа. Толпа начала собираться с раннего утра. Многие пришли заранее, чтобы оказаться к эшафоту ближе и получше все рассмотреть.
   За четверть часа до назначенного срока ворота замка отворились, из них показался княжеский кортеж. Князь Теодор с дочерью и свитой, в окружении почетной стражи, прошествовали к трибунам. Трибуны заполнены знатью, но для князя и его гостей оставлена лучшая, почетная часть.
   С появлением Теодора толпа на площади зашумела. Те, кому не посчастливилось пробиться в первые ряды выпытывали у стоящих впереди, что тем видно. Во что одет князь, а во что княжна, кто идет по правую руку, а кто по левую. Ахали, передавали информацию дальше, назад, уже с важным видом и непременно приврав.
   Княжеская свита достигла трибун, там все встали, свидетельствуя правителю свое почтение. Теодор поднялся на почетное место, на самом верху в центре, неспешно уселся. Следом заняли свои места приближенные, практически все - родственники. По левую руку Милана и посол короля Нордландии, по правую Леонардус. Все стоят, ждут знака. Наконец Теодор величаво опустил руку, позволил рассаживаться.
   Спустя минуту ударил главный колокол храма Пророка Спасителя. Дал сигнал к началу страшного действа. Толпа на площади напряженно притихла.
   Вот из ворот замка ведут закованного в цепи Аввакума, следом - пойманного в Князеве колдуна. Толпа загомонила. Старец Аввакум - личность известная, до сих пор уважаем в народе. Уважают его за бескорыстие и стойкость духа. И понимают: ведут на сожжение, значит не смогли договориться со старцем, не купили и не запугали...
   Эшафот - высокий помост из толстых досок - сегодня покрыт стальными листами и засыпан слоем щебня - чтобы не прогорел. Из него торчат, вонзаются в небо, два мрачных черных столба. Они обложены огромными кострами сухих дров - только зарони искру и вспыхнет. К этим то столбам Алексея с Аввакумом и подвели, каждого к своему. Поставили лицом к толпе.
   Под помостом дюжина трубачей подняли к небу длинные тромбоны. Резкий звук выдуваемой меди перекрыл шум толпы. Гомон постепенно стих. На эшафоте остались лишь четыре стражника, по паре рядом с каждым смертником; два палача, да глашатай со свитком в руках. Трубы смолкли. Глашатай развернул свиток и начал зачитывать приговор...
   Сверху, с княжеского места, эшафот как на ладони. Хорошо просматривается и вся площадь. Притихшая толпа жадно ловит слова обвинительного вердикта. Теодор доволен - церемония казни проходит весьма торжественно, не стыдно перед иноземными гостями. Князь окинул взором всю площадь. Что-то неуловимо кольнуло, потревожило... Ерунда. И тут Теодор посмотрел на крышу стоящего напротив замка здания городской Управы. На крыше стоят лучники в масках и целятся в его, Теодора, сторону.
  
   Потеряв дар речи, князь приподнялся с кресла. Не хватало сил оторвать взгляд от зловещих фигур.
   Стрелы сорвались.
   В первые мгновения никто не мог ничего понять. Внезапно, оборвав на полуслове чтение приговора, упал с помоста глашатай. Упал лицом вниз на брусчатку. Повалились оба палача и стражники. Среди толпы что-то вспыхнуло, вспыхнуло еще. Раздались дикие вопли и обезумевшие люди бросились с площади кто куда. Оцепление княжеской дружины мгновенно оказалось сметено. Напуганные видом бегущей на них толпы подданных, царедворцы заметались. Многие полезли под лавки, стали прыгать вниз, прятаться под трибунами, толкаясь и распихивая друг друга.
   Теодор так и остался стоять. Он видел, как группа вооруженных мужчин, в черных вязаных масках с прорезями для глаз, бросилась к эшафоту. Как они, под прикрытием без промаха бьющих с крыши снайперов, бережно спустили вниз еретика Аввакума и молодого колдуна. Быстро повели прочь, к стоящей в узкой улице повозке. Площадь тем временем почти опустела. Непонятно куда делись дружинники из оцепления, убежали что ли?
   Тут от ворот замка помчался, набирая скорость, конный отряд. Это Всеволод спешит на выручку, не растерялся, старый солдат. Но что это?! Не успевшие покинуть эшафот злодеи швыряют в конницу камни? Яркие вспышки под копытами коней, прямо на животных и людях, заставляют атаку захлебнуться! Обезумевшие лошади сошвыривают седоков, падают на колени. По шкурам расползается чадящее пламя. Дружинники тоже горят! Катаются по мостовой, горит и мостовая! К самым трибунам подскочил невесть откуда всадник в такой же чудной маске, натянутой до подбородка. В руке шар с огоньком наверху. К нему бросились три дружинника, всадник бросил шар им под ноги. Жидкое пламя прыгнуло с мостовой на солдат или князю так показалось? Ратники отпрянули. Леонардус рядом с Теодором потрясенно воскликнул:
   - Адское пламя! Это же Адское пламя!!
   Высунувший нос из-под лавки посланник Нордландского короля молнией шмыгнул обратно. Страшный же всадник остановился напротив князя и княжны, сорвал маску и с улыбкой склонил голову.
   - Никита! - вскрикнула так и сидевшая до сих пор в кресле Милана.
   Никита поднял коня свечой и умчался прочь.
  

- 22 -

  
   Предрассветную тишину нарушил бас главного монастырского колокола. За первым гулким ударом, с паузой в секунду, последовал второй. Потом третий. Они дали сигнал к пробуждению. Как всегда, за час до зари.
   Обитательницы мрачных келий начали спешно подниматься - спустя четверть часа все должны стоять на предрассветной молитве.
   Любава пробудилась с первым же звуком. С каждым следующим ударом сердце ее все сильнее бухало в груди, норовя пробить клетку и вырваться на свободу. Девушка села на жестком ложе, стерла основанием ладони выкатившуюся слезу. Встав босыми ногами на каменный пол кельи, зябко поежилась. Облачилась в постылую монашескую одежду, быстро заправила постель, поймав себя на том, что опять думает об Алексее. Не проходит дня, чтобы девушка не вспомнила о нем. Да что там дня, положа руку на сердце, ее мысли возвращаются к нему постоянно.
   Секунду помедлив перед дверью, Любава тяжело вздохнула и решительно вышла из кельи. По лестнице спускалась в монастырский двор уже почти бегом - надо успеть до службы умыться. Позже, когда другие сестры будут приводить себя в порядок перед наступлением нового Божьего дня, ей будет не до того. Фанатичная Евлампия, приставленная к Любаве аббатисой, не даст ни минуты - дочь колдуна должна искупать грехи перед Богом работой, работой и работой. Хотя... сегодня ведь праздник.
   Когда спешащая от колодца Любава подбегала храму, Евлампия уже поджидала ее в дверях.
   - Бегом, греховодница, - злобно рыкнула монахиня.
   Девушка склонила голову и, стараясь унять дыхание, вошла в монастырский храм. Строгая наставница следовала за ней по пятам. Едва успели они занять место в последних рядах, как началась служба. Многократно осенив себя крестным знамением и множество раз поклонившись под неусыпным контролем Евлампии, Любава решилась приподнять голову и осмотреться. Так случилось, что перед ней оказались две главные монастырские сплетницы, Параня и Гараня. Параня с Гараней о чем-то оживленно шептались.
   "С меня так глаз не сводит, лучше бы вон этих одернула" - подумала девушка об Евлампии. - "Трещат в храме Божьем, ровно сороки".
   Сороки же не только не думали униматься, но к их возбужденной дискуссии стали присоединяться и другие монахини.
   - Говорю тебе, - отчетливо расслышала Любава. - Говорю тебе, вчера их повели на казнь, а они призвали орды нечистой силы. Орды, говорю тебе. Бросилась нечистая сила на княжеских слуг, а колдунов и след простыл.
   Сердце екнуло в груди, девушка стала прислушиваться к рассказу сплетниц.
   - Должны были сжечь Аввакума, говорю тебе, - рассказывала Параня.
   - Да, а с ним беса, - вторила ей Гараня. - Беса, которого спымали в доме колдуна, в Князеве.
   Сказав это громко, Гараня ойкнула, покосилась на Любаву и продолжила шепотом, совсем тихо. Внимающие ей монахини ахали, бросали на Любаву быстрые взгляды, качали головами.
   Темные круги побежали у Любавы перед глазами, сердце пропустило удар и бешено заколотилось под самым горлом. Не надеясь на ослабшие ноги, девушка ухватилась за руку Евлампии. Та поддержала ее, бормоча при этом:
   - Верно люди говорят, что колдунам дороги в церковь нет. Как ведьма порог храма переступит, так ей дурно и делается. Терпи. Терпи, Господь беса из тебя изгонит. А мы поможем.
  
   Любава пришла в себя к окончанию службы. Евлампия чего-то все шептала ей, но девушка не слышала. "Значит, Алексею удалось бежать", - думала она ликуя. "Его хотели сжечь, но он вырвался". Выходя из храма Любава посмотрела в светлеющее небо над каменной монастырской стеной и у нее защемило сердце от желания оказаться там, за этой постылой оградой.
   "Интересно, он вспоминает обо мне хоть иногда?"
   Рассеянно слушая указания Евлампии, девушка думала: "Куда он сейчас побежит? Где будет скрываться, пока не вернется в свой дивный мир? Сможет ли вернуться?".
   - Да слушаешь ли ты меня?! - резкий окрик заставил Любаву сосредоточиться на распоряжениях строгой наставницы.
   - Да матушка, - замерла девушка в поклоне.
   - Чтобы к трапезе управилась! - недовольно прикрикнула Евлампия. Постояла, нависая над Любавой, добавила:
   - Не управишься, останешься голодной до вечера, - и вразвалочку пошлепала к Святому Источнику - умываться Святой Водой.
   Любава посмотрела ей вслед, тяжко вздохнула и пошла в другую сторону - наводить порядок в монастырской больнице.
  
   Территория монастыря, огороженная мощными каменными стенами, делится на две части. Во внутреннем дворе, за храмом, находится кладбище, опоясанное по периметру двухэтажными зданиями тюремного вида, с кельями. Перед храмом внешний двор со Святым Источником, домом настоятельницы, ригой и амбаром, пекарней и трапезной. Прямо перед воротами, по одну сторону находится больница, а по другую дом для гостей.
   Направляясь к больнице, Любава обратила внимание на группу лошадей, привязанную возле ворот. Еще вечером этих лошадей в монастыре не было...
   Девушка набрала ведро воды, понесла его в лазарет. Когда Любава протянула руку чтобы открыть дверь, та распахнулась, и послушница едва не столкнулась с выходящим княжеским дружинником. Посмотрев ему в лицо, девушка содрогнулась всем телом. Она узнала молодого воина, который помешал Ярополку надругаться над ней. Рассветный сумрак сыграл с Любавой злую шутку. В полумраке Любомир выглядел абсолютно так же, как и тогда. Мурашки пробежали по спине девушки - слишком реально ощущение, что из-за его спины сейчас выскочит Бешеный. Дружинник тоже замер на мгновение - встретиться с ней здесь явно не ожидал. Любава поспешно опустила взгляд и посторонилась, уступая дорогу. Когда воин проходил мимо, она заметила, что его рука забинтована окровавленной тканью.
   - Ты то мне и нужна! - воскликнула, увидев Любаву, шагающая по коридору сестра Пелагея. - Ставь ведро, пошли со мной!
   Пелагея шустро развернулась и пошла в обратную сторону. Любава поспешила за ней. Несмотря на возраст Пелагея шагала очень быстро. Эта престарелая монахиня смолоду выполняла функции больничной надзирательницы и по праву считалась одной из лучших лекарок. Под ее руководством больница монастыря Богоматери превратилась из захудалой лечебницы, в которую привозили умирать безнадежных больных, в лучшее врачебное заведение княжества.
   - Твой отец был лекарем, - говорила старуха, продолжая идти. - Наверняка ты помогала ему.
   Подойдя к одной из палат, Пелагея отворила дверь и прошептала:
   - Посмотри, что бы сделал твой отец с такой раной?
   Потихоньку пройдя в палату, она раскутала одного из больных и показала Любаве страшные ожоги на лице и груди. Мужчина был без памяти. Посмотрев по сторонам, девушка обратила внимание, что все кровати заняты молодыми мужчинами в окровавленных повязках. У многих - похожие ожоги.
   Сестра Пелагея кивнула в направлении двери. Они вышли в коридор.
   - Ну что? - нетерпеливо спросила лекарка, - чем твой отец лечил ожоги?
   - Мой отец был колдуном! - воскликнула Любава, со слезами на глазах. - Его повесили! Почему же вы называете его лекарем теперь?!
   - Тихо, тихо, - постаралась успокоить девушку Пелагея. Она обняла молодую послушницу за плечи и отвела в помещение, служащее ей кабинетом.
   Монахиня напоила Любаву водой и, глядя в сторону, сказала:
   - Понимаю твое негодование. Иной раз бывают и обидные ошибки. Порой излишне ретивые слуги Господа зачисляют в поклонники нечистой силы людей излишне сведущих, старающихся познать больше о мире, в котором живут. Или людей, силящихся в меру сил помочь другим людям. Как, я уверена, случилось с твоим отцом.
   Старая лекарка выдержала паузу, затем продолжила:
   - Но злые колдуны не выдумка. Ты своими глазами видела сейчас - больница переполнена ранеными. Это дружинники князя Теодора, принявшие вчера тяжелый бой с ордами нечисти. - Пристально посмотрев в расширившиеся глаза Любавы, и приняв ее интерес за недоверие, пояснила: - Вчера должны были казнить Аввакума, этого попа-расстригу. Да-да, к нашему стыду он принадлежал к Святой Церкви, имел высокий сан. Но, совращенный Искусителем с Пути Истинного, начал проповедовать ересь. Он проповедовал, что Бога нет, а колдуны водились всегда! Подумать только! И вот, когда этого еретика должны были предать очистительному огню, он призвал на помощь Врага. Бесы атаковали княжеских слуг. Молниями поражали они гвардейцев. Молниями! Разве обошлось здесь без колдовства? Проклятый Аввакум исчез, а в нашу обитель всю ночь везли раненых. Ты видела эти ужасные ожоги... Я прошу тебя: если ты знаешь какое-нибудь снадобье от ожогов, какие-нибудь потаенные травы, помоги нам.
   Любава со слов отца ведала, что никаких особенных трав от ожогов нет. Ее отец лечил обожженных, главным образом стараясь снять их мучения от боли и хорошим питанием. Особенно хорошим питанием. Сами же ожоги он закрывал простым ошпаренным подорожником... Но в просьбе сестры Пелагеи девушка увидела возможность вырваться из каменной клетки.
   - Я могла бы, - слабым голосом начала Любава. Кашлянув, продолжила решительнее:
   - Да, я могу помочь. Если меня пустят в лес, я найду травы, которыми отец лечил ожоги. Середина Соловьиного Месяца - самое время для сбора многих трав и цветов... Отец раскрыл мне тайну чудотворного бальзама. Пока я его еще помню.
   Пелагея долго молчала.
   - Хорошо, - сказала она, наконец. - Но одна ты в лес не пойдешь. Я дам тебе в помощь двух сестер. Отправитесь сразу после утренней трапезы - праздник не праздник, а раны не ждут.
  

- 23 -

  
   Когда Любава и сопровождавшие ее две тучные монахини добрались до весеннего, бахвалящегося новым, ярко-зеленым нарядом леса, солнце уже поднялось над верхушками деревьев.
   На залитой солнцем опушке била ключом своя, с детства знакомая и родная Любаве жизнь. Над раскрытыми навстречу возлюбленному дневному светилу цветами порхали дивно-красивые, разноцветные бабочки. Возле усыпанного яркими лиловыми соцветиями кустика душистой фиалки громко гудел крупный мохнатый шмель. Лес был преисполнен звуками. Шелест мягкой, юной листвы под дуновением ветерка, легкий треск раскрывающихся бутонов, сотни других, неразличимых отдельно звуков и, конечно, громкое, ликующее пение птиц, сливались в единую, наполняющую душу беспричинным восторгом, симфонию.
   Любава проследила взглядом за путаным, мельтешащим полетом двух капустниц - белой и ярко-желтой. Несмышленые и счастливые бабочки взлетали, кружась друг вокруг друга, все выше и выше, к самому небу. На глаза девушке попались рыскающие над деревьями ласточки.
   Девушка вздохнула.
   "Низко летают. Неужто будет дождь?"
   Она оглянулась. Бочкообразные схимницы, отличающиеся одна от другой лишь возрастом, наперебой судачили о вчерашнем происшествии в Ростиполе, да как всю ночь в обитель везли раненых и обожженных. Сестры обсуждали эту тему с первого шага за ворота монастыря. Любава поначалу прислушивалась, но быстро сделала вывод, что верить каждому слову не годится. Как всегда в подобных случаях правда перемешалась с вымыслом, и каждый рассказчик привирал от себя.
   Одна из сестер под огромным секретом поведала, что ей сказывала другая сестра, которая дежурила ночь при лечебнице, будто бы ей рассказал сам воевода, который привез раненых, что над площадью во время боя взлетел из огня и дыма страшный демон, но был повержен белым ангелом небесным... Другая вторила, что слышала от очевидца и даже участника боя, имени которого назвать не может, что демон лишь притворился поверженным, но подхватил еретика Аввакума и скользнул с ним под землю...
   Любава медленно шла меж деревьев. Она все никак не могла принять окончательного решения.
   Сбежать? Не видеть больше постылых серых стен, отгородивших ее от простора. Не терпеть унижений от сварливых теток, почитающих себя безгрешными.
   А куда бежать? В родном Князеве ее обязательно поймают и второго шанса исправить судьбу не дадут. А больше и бежать некуда... Алексей, странный парень из другого мира, где ты?
   "Надо же, его уже вывели на казнь, а ему удалось спастись. Да еще этот огонь... Но на колдуна он не похож...".
   При воспоминании об Алексее губы Любавы тронула робкая улыбка.
   "Вот только нужна ли я ему? Или остаться? Вдруг ничего не получится? Проскитаюсь по лесу и сгину?"
   На память пришло горькое чувство одиночества, так сильно накрывшее после казни отца - единственного близкого человека. На глазах навернулись слезы. Горькое чувство никуда не ушло, лишь слегка притупилось...
   - Ну? Долго ли ты нас будешь по лесу таскать, мерзавка? - окрикнула Любаву первая монашка, та, что старше.
   Любава оглянулась. Запыхавшаяся от быстрой ходьбы монахиня встала. Непривычные к нагрузке легкие с хрипом качают воздух. Упитанная морда налилась багровой кровью, глаза выпучились, того гляди лопнут. На короткой жирной шее не сходится воротничок.
   - Где твои поганые травы?... Почему ничего не берешь?... Изнурить нас хочешь?... - после каждой фразы несколько сиплых вдохов.
   - Может, хочешь заманить нас в болото? - поддакнула вторая. Эта моложе, хоть так же толста, но дышит легче.
   Бежать!!! - приняла решение девушка. Куда угодно, только подальше от этих... невест господних. Склонив же голову, кротко ответила:
   - Пока не встретились нужные растения, матушка.
   - Господи! Да когда же ты их найдешь, - простонала "матушка".
   Она оттянула ворот. От взопревшего тела валил пар.
   - А вы пока посидите, я одна похожу.
   - Посидите. Да нас продует! - сварливо буркнула монахиня. Сама же выбрала местечко посуше и начала устраиваться. - Далеко не отходи, пройдись вот так, по кругу и вернешься. Да ищи, как следует, а то загоняла.
   Любава медленно пошла, делая вид, что внимательно смотрит в траву. Скрылась за деревьями и прибавила шагу. Кровь тугими толчками шумела в ушах. Девушка от сильного волнения и сама начала задыхаться. Но в то же время какой-то первобытный восторг овладел всем ее существом. СВОБОДА! СВОБОДА!!!
   Ощущение простора и воли придавало ей сил. Любава бежала, не чуя под собой ног.
   Постепенно избыточный адреналин сгорел, рассудок прояснился. Девушка перешла на шаг. Кажется, убежала далеко, этим двоим ее в любом случае не догнать. Пока поймут, что она сбежала, пока вернутся в монастырь...
   Но времени терять нельзя. Вдруг организуют погоню? Сейчас в монастыре как раз много дружинников, не только раненые; а у дружинников кони...
   Мешкать не годится, но вот в какую сторону выходить? В азарте побега Любава похоже заблудилась. Как назло солнце затянули тучи. Ласточки не ошиблись - стал накрапывать дождик. Не выйти бы опять к монастырю, это будет самое ужасное. Девушка предпочла бы погибнуть в лесу от голода, чем быть с позором пойманной и водворенной обратно.
   В какой-то момент Любавой овладело смятение. Ей показалось, что в этом месте она уже проходила. Девушка остановилась, долго крутилась, пока не запуталась окончательно. Тогда, обозлившись на себя и стиснув зубы, выбрала направление наугад и решительно пошагала в ту сторону. Будь что будет!
  
   Дождь разошелся не на шутку, но был уже по-летнему теплым. Целый день шагала Любава по мокрому лесу, только дважды присаживалась отдохнуть. Облачение ее насквозь вымокло, больше всего промокли ноги. Обуви в монастыре Любаве не дали, она оставалась в своих легких ботинках. В таких в лес не ходят, тем более в сырую погоду. В обувке давно хлюпала вода. Невзирая на неудобства, девушка упорно шла вперед. Шла, не помышляя о хлебе, не думая даже о том, где будет ночевать. Перед целеустремленной натурой встала ясная цель, и цели этой надо было достичь.
   Ближе к вечеру дождь прекратился, показалось синее небо. Вскоре Любава выбралась на дорогу. Там было много светлей, чем в лесу. Расступившиеся тучи выпустили красное закатное солнце.
   "Когда нас везли в Ростиполь - вспомнила девушка - нас везли на закат. Значит, чтобы двигаться в сторону Князево, мне надо держаться восхода".
   Любава повернулась к заходящему светилу спиной, свободно пошагала по сырому, но твердому, наезженному пути. Идти по тракту легче, чем продираться сквозь дремучие заросли. Девушка прибавила шаг, расположение духа заметно улучшилось.
   Неожиданно из-за поворота, навстречу ей, выехали вооруженные люди. С первого взгляда Любава поняла - это княжьи дружинники.
   Она замерла ни жива ни мертва. До конников оставалось не больше сотни шагов. И тут девушка поняла - они ее не видят. Заходящее солнце слепит им глаза, не дает нормально смотреть вперед. Любава осторожно, стараясь не шуметь, отступила в лес. Притаилась в траве за опушкой, боясь выдохнуть, замерла. Когда отряд проезжал напротив беглянки, она услышала:
   - Далеко еще?
   - Да нет. Еще с версту, и из лесу выедем. А там Ростиполь уже видно.
   - Успеть бы до закрытия ворот, а то в поле ночевать придется.
   - Неужто не пустят? - удивленно воскликнул третий голос, совсем мальчишеский.
   - Конечно не пустят. Закон строг, - отвечали ему басом. - И это правильно. Безопасность города важнее.
   Притаившаяся девушка возликовала: нечаянный дозор, под копыта которого чуть не выскочила, невольно сообщил ей две хороших новости. Первая - она удачно вышла с нужной стороны от Ростиполя и теперь уверенно может следовать в требующемся ей направлении. Вторая - если столица рядом, значит поблизости должны быть и деревни. Ночевать в сыром лесу Любава не хотела.
   Кавалькада скрылась. Стих вдали стук копыт. Любава выбралась на опушку, пошла рядом с деревьями, вздрагивая от каждого шороха.
   Постепенно сгустились сумерки.
   Девушка прошла еще примерно с версту. Потом лес расступился, освобождая место широким полям, раскинувшимся по обе стороны от дороги. Впереди, в сумраке, угадывалась деревня. Любава не решилась идти напрямую, обогнула селение по широкой дуге, держась ближе к лесу. Наконец девушка нашла, что искала - большой стог прошлогоднего сена, стоящий достаточно далеко от ближайшего двора. Любава некоторое время стояла около этого стога, всматриваясь в темноту и вслушиваясь в характерные для вечерней деревни звуки. Не обнаружив ничего подозрительного, заползла в стог. Дурманящий аромат сухой травы подействовал удивительно успокаивающе. Беглянка устроилась поудобнее и тотчас уснула.
  

- 24 -

  
   Минуло две трети Соловьиного месяца - последнего месяца весны. Закончился очередной, наполненный трудами да заботами день. На Князево тихо опустилась ночь.
   Красава - жена мельника Ивана - вышла перед сном во двор, выплеснула из бадьи грязную воду. Женщина постояла немного, вдыхая полной грудью пьянящий, напоенный ароматом цветущих яблонь воздух. Потом, словно опомнившись, настороженно глянула по сторонам и поспешила в избу. С силой захлопнулась крепкая дверь, лязгнула, вставая на место, щеколда. Красава подергала ручку, проверяя надежность запора, прошла в комнату и остановилась у полатей, на которых спят дети. Чада угомонились, мирно сопят в подушки. Женщина поправила младшему одеяло, тихо прошла к своему ложу. Не успела она прильнуть под бочок к изредка всхрапывающему мужу, как в окошко тихо постучали.
   Красава обмерла, затаила дыхание. Стук повторился.
   Проснулся Иван, спросил хриплым со сна голосом:
   - Что, стучат что ли? Кто там?
   - Не открывай, - схватила его за руку Красава. - Лежи.
   - Да ладно, чего ты...
   Мельник вытянул свою ручищу из тонких пальцев жены, встал.
   - Чай свои, - прошептал он. - Стража так тихо не стучит. Да им попробуй и не отвори. Гляну хоть...
   Иван натянул портки, вышел в сени. Нащупал припасенный в углу топор. Огромная пятерня крепко обхватила до блеска отполированное мозолистыми ладонями топорище.
   - Кто там?
   - Дядя Иван. Дядя Иван, это я, Любава, - послышался из-за двери взволнованный шепот.
   - Господи, Любашка, - ошеломленно пробормотал он, торопливо отмыкая запоры.
   - Любашка, ты ли это? - спросил хозяин прошмыгнувшую в сени послушницу и сгреб ее в медвежьи объятья. - Какими судьбами?
   Любава не отвечала ему, расплакалась, уткнувшись в широкую грудь отцовского друга.
   - Красава, ты только посмотри, кто к нам пришел.
   Последовали неизбежные охи и ахи. Красава переодела беглянку, накормила, постоянно расспрашивая, что да как. Потом пришел черед Любавы охать, слушая рассказ Ивана о том, что творится в Князеве и его окрестностях.
   Мельник рассказал ей о неудачной попытке Ярополка атаковать лагерь Бунтаря восемь дней тому назад. Как улепетывал бравый вояка из леса, бросив лошадей. При упоминании Ярополка Любава сначала напряглась, но, услышав о его невезении, повеселела.
   Еще Иван поведал то, что знал, благодаря народной молве, о нашумевшем бое в столице. Когда Никита Князевский, при помощи волшебного огня, освободил приготовленных к казни на костре еретика Аввакума и молодого колдуна, неизвестного роду племени. В погоню за дерзкими бунтовщиками отправился Всеволод с большой дружиной. От погони отряду Никиты уйти удалось, но куда он направится, преследователи догадывались. Недолго думая, Всеволод направил дружину в Князево. А тут посрамленный Ярополк, жаждущий мести и точно знающий, где находится разбойничье логово...
   - Так вот и пришлось Никите бежать отсюда подобру-поздорову.
   Ком встал у Любавы в горле. Она спросила:
   - А где же этот, Алексей, которого отбили вместе с Аввакумом?
   - Да пес его знает, - развел руками Иван. - С Никитой, наверное.
   - Как же мне его найти? - с отчаянием в голосе спросила девушка.
   - Да где ты его найдешь? Их сейчас все ищут...
  
   Любава осталась жить в доме мельника. Помогала Красаве по хозяйству, присматривала за детьми. Взирая на ее беспросветную печаль, Иван и Красава только горько вздыхали. Перешептываясь между собой, дивились силе любви Назаровой дочери к случайно встреченному парню, но помочь ничем не могли. В конце концов, они мудро решили, что время лучшее лекарство от сердечных болячек и постепенно девушка успокоится. Пока лучше ее не тревожить, а там, глядишь, развеется, можно будет жениха присматривать...
   Примерно через месяц после Любавиного возвращения, пришла весть, что Никита объявился в северных землях. Он нашел приют на реке Вологде, в крепости Переслав. Переслав принадлежит его родичам, боярам Вологодским. По слухам, он собирает там войско, чтобы идти на Ростиполь. И еще говорят, что в войске том много невиданного оружия. Оружия, сотворенного волшебством пришлых колдунов и книжника Аввакума. Туда сейчас сбегаются недовольные со всего княжества.
   Узнав эти новости, Любава сразу стала просить Ивана и Красаву, чтобы они дали ей уйти. Уйти к Алексею, в Никитино войско. Те, ни в какую, отпускать ее не хотели. Да и мало у девушки шансов одной, пешком пройти больше четырех сотен верст и не сгинуть в путешествии через край, охваченный пожаром усобицы и народных волнений. В одиночку просто не одолеть такое расстояние, чтобы не заблудиться, не пропасть в дороге. Подумать только! Четыреста верст пешком! Да надо же еще и встретиться с человеком, которого может там и нет...
   Но, несмотря на доводы рассудка, Любава усидеть после новостей из Переслава не могла. И уйти тайком, как из монастыря, девушка тоже не хотела, это значило бы ответить на гостеприимство черной неблагодарностью.
   Целую ночь Любава проревела в подушку. Утром встала - лицо опухшее, глаза красные. Дождалась, когда Иван вернулся с поля, решительно подошла к нему и бухнулась в ноги.
   - Господом Богом прошу тебя, дядя Иван, отпусти меня! Не могу больше! Не могу жить, я должна встретиться с Алексеем. Люб он мне!
   Мельник опешил. Стал неловко поднимать девушку с колен.
   - Да что ты, что ты, - говорил он. - Да разве я тебя силой держу? Только одной тебе не добраться, это ведь четыре сотни верст, даже больше. Да к тому же кругом вояки, воры всякие беглые... Опасно.
   - Я буду осторожна, дядя Иван, - уговаривала его Любава. - Прокрадусь потихоньку. А там Никита меня в обиду не даст. Он тоже моего отца знал хорошо.
   Наконец мельнику удалось поднять ее на ноги. Любава смотрела на него умоляюще. Иван заглянул в огромные серые глаза, опухшие от слез; в который уж раз подивился ее росту - сам высок для крестьянина, а вот - глазами встретились на одном уровне. Покачал головой:
   "Какая девка выросла".
   Сказал:
   - Ты вот что, поди-ка пока погуляй. Мне надо с Красавой потолковать кое о чем. Да не реви. Ну?! Давай, давай.
  

- 25 -

  
   Через сорок дней после неудавшейся казни еретиков, ранним утром, князь Теодор со стены стольного града Ростиполя напутствовал отправляющихся в поход воинов. Войско выстроилось в поле, напртив городской стены. Слова князя долетали только до первых шеренг, дальше их передавали специально назначенные витязи с лужеными глотками.
   - Братья! - вещал Теодор. - Дерзкий бунтовщик посмел бросить вызов самому святому, что у нас есть - нашей вере! Накануне божественного праздника он посмел освободить слуг дьявола от заслуженного наказания! Тем он послужил дьяволу и обрек свою бессмертную душу на вечные муки! Теперь же бунтовщик Никитка осмелился сеять смуту в северных владениях княжества! Так не бывать же мятежам и беспорядку на нашей земле! Призываю вас вырвать с корнем этот больной зуб - Никиту Бунтаря и выжечь каленым огнем ересь и еретиков, которых он покровительствует! Благословляю вас на ратный подвиг!
   Теодор широкими жестами осенил шеренги ратников крестным знамением. Восседающий на коне перед войском Леонардус поднял над головой жезл главнокомандующего и воскликнул:
   - Ура!
   - Ура! Ура! Ура-а! - прокатилось над войском.
   - Как-то без энтузиазма они вопят, или у вас так всегда? - повернулся к Теодору принц Ульрих, почетный гость из Нордландии и сын Нордландского короля. Он гостил у Теодора и его красавицы дочери на праздник святого Амвросия. Тогда сватовства не получилось. Не до сватовства Теодору было после налета разбойников, а строптивая Милана Ульриха попросту отшила. Но не в характере настоящих викингов, чья кровь течет в жилах Нордландских королей, получить от ворот поворот и успокоиться. Отец Ульриха, Карл Завоеватель, счел момент смуты в соседнем княжестве весьма удобным для достижения своих целей. Не прошло и месяца, как он вновь отправил сына "в гости". Да с сыном тысячу копий - отборный отряд рыцарской конницы. Как не помочь доброму соседу в трудную минуту?
   Теодор скривился. Не отошло еще войско Великого князя от столицы, а наглый сопляк уже хамит. Уж не решил ли он, что Ростиполь теперь в его руках? Теодор проигнорировал язвительное замечание молодого гостя и поднял руку в приветствии уходящему воинству.
   - Почему бы Вам, столь прославленному бойцу, не принять участие в походе? - спросила Ульриха стоящая рядом с отцом Милана. - Отчего Вы предпочли остаться за крепостной стеной?
   - Понимаю, княжна, Ваше желание избавиться от меня. Вы обрадовались бы, наверное, если бы головорезы Вашего любовника прибили меня стрелой из засады. Но я привык встречаться с противником лицом к лицу. А Ваш Никита больше прячется по лесам...
   Милана вспыхнула. Задрав подбородок, сказала:
   - Бог даст, еще встретитесь. Вы ведь лицом к лицу встречали противников лишь на турнирах, насколько я знаю?
  
   "Ваш любовник! Каков наглец! А хоть бы и любовник, не твое собачье дело!" - так думала гордая красавица Милана, стремительно шагая по коридорам княжеского замка. Она решительно распахнула двери отцовского кабинета.
   - Отец! Этот наглец, этот Ульрих невыносим! Я не желаю иметь с ним ничего общего!
   - Придется потерпеть, - мрачно ответил Теодор. - И не просто потерпеть. Давай-ка, будь с ним ласкова - это твой будущий муж.
   - Не бывать тому! - топнула ногой Милана.
   - Да что ты себе позволяешь?! - взревел князь. - Идешь против отцовской воли?!
   - Прости отец, но это ничтожество не станет моим мужем никогда! Я лучше уйду в монастырь, - ответила Милана. Увидев, какая гроза собирается на лице князя, добавила с истеричной ноткой в голосе: - Или руки на себя наложу!
   Некоторое время отец и дочь стояли напротив, вперив друг в друга огненные взгляды. Через минуту Теодор сказал:
   - Упрямая ты, дочь моя. Видно, что моя!.. Чтобы тебе не родиться мужчиной? Какой бы князь получился!
   - Отец, ты был несправедлив к Никите, - мягко сказала Милана. - Ты настойчиво прочишь мне в мужья заморских принцев. Да ты посмотри на них. На этого Ульриха... Ведет себя как петух. Петушится, рассказывает о своих подвигах, а сам как девица. Строит глазки твоим телохранителям.
   Князь слушал не перебивая. Ободренная княжна взяла его за руку, горячо зашептала:
   - Отец, прости Никиту. Он с его людьми дорогого стоит. Подумай, насколько дружина твоя станет сильнее, когда в нее вольется такой отряд. И оружие. Все монархи мечтают завладеть секретом Адского пламени. Почему же ты не желаешь договориться? Я уверена, Никита согласится забыть обиды и вернуться на службу. А я, - княжна опустила глаза, - я сделаю все, чтобы он служил тебе верой и правдой...
   Румянец залил щеки Миланы. Она подняла взгляд, посмотрела князю прямо в глаза. Прошептала, со слезами в голосе:
   - Я люблю его, отец! До сих пор люблю!
   - Ступай, - Теодор осторожно убрал руку. - Я подумаю.
  
   Княжеское войско встало на ночлег в тридцати верстах от Ростиполя. Для епископа Леонардуса и воеводы Всеволода разбили палатку в центре лагеря. В начале ночи Всеволод обошел весь бивак и по обыкновению всюду лично проверил порядок. Когда же воевода вернулся в палатку, епископ еще не спал. Он сидел за походным столиком и смотрел на огонь масляной лампы.
   - Я допустил серьезную ошибку с этими колдунами, - задумчиво сказал он вставшему у выхода Всеволоду. - Адское пламя в руках мятежников, а могло быть в наших. Да, могло, - продолжил епископ, взглянув на опешившего воеводу. - Колдунов в повозке было двое. Одного взяли в доме мельника. Второй, по словам девчонки, остался у повозки... Но когда твои воины нашли повозку, никого поблизости не было. А через десять дней в Ростиполе объявился Никита Бунтарь и навел с этим своим Адским пламенем там шороху. Да...
   Всеволод присел на расстеленную в углу конскую попону, служащую его походной постелью. Леонардус же немного помолчал и продолжил, как бы рассуждая сам с собой:
   - Я вот думаю: может даже, они не столько за Аввакумом приходили, сколько за молодым колдуном, а? Молодой-то тоже, под пытками сулил все разные чудеса...
   - Они приходили не за Аввакумом, и уж не за тем мальчишкой. Они приходили себя показать, - высказал соображение Всеволод. - Никита парень непростой. Я полагаю, он нарочно Теодору о себе решил напомнить. И Милане.
   - Ну-у, Милана-то о нем не забывала, я то знаю, - вздохнул епископ. - Дело в другом. Я то думал как: чем скорее этих колдунов не станет, тем лучше. Еще этот Аввакум... про капсулы, да про врата твердил все он. И колдун молодой на капсуле прикатил и даже под пыткой молвил, что из другого мира. Побоялся я в людских душах смуты... вот и приказал их огню очистительному скорее предать. А видишь, что получилось? Говорил мне святой Никодим: "Помни, Леонардус, никто не смеет нарушать монополию Церкви на чудеса! Никто!". А получается, я завет Никодима претворяю в жизнь плохо. Плохо! - епископ грохнул по столу кулаком.
   Оба, и священник, и воин некоторое время молчали. Потом Всеволод сказал:
   - Прости, Ваше преосвященство, может, я чего не понимаю, но не нравится мне все это... Едем на братоубийство, чего уж там. Будем друг другу глотки резать на радость соседям, а в Ростиполе тем временем этот Ульрих... с тысячей копий.
   Леонардус на то ничего не ответил. Лишь молвил:
   - Давай спать.
   И задул огонь.
  
   Среди ночи Всеволод проснулся, словно от толчка. Чуткий сон воеводы нарушил подозрительный шум на краю лагеря. Старый воин несколько секунд напряженно вслушивался в ночь. Все стихло. Воевода взял в мозолистую ладонь короткий меч, поднялся, выглянул из палатки. В темноте крадутся две тени. Совсем уже рядом...
   Вдруг одна исчезла - от земли донеслась приглушенная брань.
   - Стоять! - резко крикнул воевода.
   Упавший дернулся всем телом, но совладал с испугом, поднялся. Узнал Всеволода и с видимым облегчением затараторил:
   - Всеволод Святославич, гонец от князя Теодора. - Он указал на спутника. - С княжеской печатью, срочное, грит, послание для Его преосвященства.
   Второй молча поклонился.
   Из палатки высунул голову Леонардус. Строго спросил:
   - Где печать?!
   Гонец подошел, протянул свернутый в трубку лист. В рассеянном лунном свете Всеволод ясно различил качнувшийся на толстых нитях кругляш сургуча. Епископ взял свиток, исчез в палатке. Холщовые стенки осветились изнутри, на одной из них танцевала причудливая тень.
   Леонардус вышел практически сразу. В одной руке фонарь, в другой развернутый лист со сломанной печатью. Лист - девственно чист.
   - Как это понимать?! - сурово спросил он гонца.
   - Простите, Ваше преосвященство, имею строжайшее указание беседовать с Вами с глазу на глаз, - твердо ответил тот.
   Леонардус молча ждал. Всеволод сказал дружиннику:
   - Ступай на пост.
   Сам прошел десяток шагов за ним. О чем беседовали епископ и княжий посланец, воевода не слышал. Вернее не слушал, острый слух воеводы позволил бы разобрать даже шепот.
   Вскоре Леонардус окликнул его:
   - Всеволод, я отлучусь ненадолго. Так надо.
   Княжеский гонец и епископ пошагали куда-то из лагеря.
   Всеволод пожал плечами. В этом походе он не удивлялся уже ничему.
  
   Леонардус, хоть и не сразу, княжеского посланника узнал. Это Изяслав, племянник Теодора и двоюродный брат Миланы. Той ночью Изяслав увел его в лес. Когда лагерь уже скрылся из виду, епископ решил потребовать объяснений. Но тут посланник, шагавший впереди, отступил в сторону и Леонардус увидел запряженную в четверку лошадей карету. Дверца кареты открылась, и нежный девичий голос произнес:
   - Прошу сюда, Ваше преосвященство.
   Конечно, епископ мгновенно узнал этот голос - голос княжны Миланы. Вот так сюрприз!
   - Не ожидали меня здесь увидеть, Ваше преосвященство? - засмеялась Милана.
   - Признаться, не ожидал.
   - Меня послал отец, - Милана перешла на серьезный тон. - Он просил меня передать Вам на словах следующее: Вам надлежит до штурма Переслава встретиться с Никитой Князевским и провести переговоры. Главное - Вы должны с глазу на глаз передать ему предложение князя: Если Никита готов забыть старые обиды и вернуться на государеву службу, князь готов его простить.
   Эта новость ошарашила Леонардуса похлеще, чем гром среди ясного неба.
   Милана продолжала:
   - Поступить на службу ему придется вместе с отрядом. И передать секрет Адского пламени. Беглый люд отправить по домам - князь дал слово их не преследовать... И еще, - Милана достала тонкий бумажный свиток, - передайте ему вот это.
  

- 26 -

  
   Город-крепость Переслав стоит на высоком северном берегу реки Вологды. Основанный более шестисот лет назад на пересечении выгодных торговых путей свободными купцами Северограда, Переслав повидал на своем веку многое. За шесть столетий не раз и не два менял он хозяев, выгорал дотла, бывал разрушен. Камня на камне не оставили от гордого города злые монгольские завоеватели в черные времена нашествия хана Бату.
   Но, подобно сказочной птице Феникс, Переслав всегда возрождался. Отстраивались заново храмы, палаты знатных господ и дома простых горожан, ремесленные и торговые районы. И, конечно, крепостные стены. С каждым воскрешением Переслав становился краше, выше, богаче.
   Род бояр Вологодских, владевших Переславом последние двести лет, издавна боролся с Ростипольскими князьями за власть над Русским севером. Ростиполь победил, но Вологодские, номинально числящиеся вассалами Великого князя, не смирились. Появление в городе мятежного войска Никиты Бунтаря, да еще с прославленным сверхоружием, предоставило им, наконец, долгожданную возможность взять реванш.
   Вологодские сразу развили бурную деятельность. Старый Святослав, глава рода, отправил старшего сына и брата по прилегающим землям, призвать на помощь недовольных Теодором соседей. Спешно начали готовить город к осаде. В том, что осада будет, не сомневался никто.
   В подготовке Переслава к обороне, к немалому собственному удивлению, значительную роль сыграл профессор Шкловский. Триумф Греческого огня поднял авторитет профессора в отряде Бунтаря на небывалую высоту. На него смотрели как на волшебника, который может все. Стоило Льву Анатольевичу заикнуться, что создатели Греческого огня использовали его для обороны городов, метая начиненные чудо-смесью снаряды при помощи катапульт, как Никита Бунтарь сразу предложил ему создать несколько подобных метательных машин.
   За десять дней по чертежам профессора Переславскими мастеровыми было построено больше дюжины катапульт и баллист, еще несколько находились в производстве. Теперь предстояло эту "артиллерию" грамотно разместить. Подобно военному инженеру ежедневно обходил Шкловский, неизменно сопровождаемый Серафимом, крепостные стены Переслава. Расставлял метательные машины, пристреливал их. Показывал, где подготовить под "артиллерию" площадку, а где вырыть ров или навалить баррикаду, чтобы замедлить возможные передвижения неприятеля под стенами крепости. Чем медленнее будут враги сновать под стенами, тем лучшие мишени будут из себя представлять.
   Серафим ходил за Шкловским тенью. Во все старательно вникал, замечания профессора аккуратно записывал. Пребывал секретарем и учеником одновременно.
   Дальнобойность баллист и катапульт впечатляла. Бревна и камни улетали на расстояние до восьмисот метров, дротики улетали за километр. Кувшины с Адским пламенем пока играли роль морального фактора, еще до боя наводя ужас на врага, а в войско повстанцев вселяя твердость и уверенность в победе.
  
   Наконец настал день, когда Переслава достигла весть о выступлении княжеского войска из Ростиполя. Стало известно, что возглавил поход епископ Леонардус - самый уважаемый среди воинов священник и самый воинственный среди служителей церкви. С ним Всеволод, опытнейший воевода. Особенно серьезно Никита Бунтарь и бояре Вологодские восприняли новость о назначении Всеволода. Раз уж Теодор отодвинул знатных лизоблюдов и поставил над дружиной простого но знающего дело военачальника, значит относится к угрозе серьезно. И намерен покончить с мятежом быстро и без лишней помпы.
   Слух о выступлении княжеского войска всех в Переславе здорово подстегнул. Лев Анатольевич с Серафимом обошли по периметру весь Переслав второй раз за день и везде наблюдали кипучую деятельность. Профессор остался доволен - работают все старательно, с душой, а значит, подготовить крепость к достойной встрече противника они успеют. Должны успеть.
   - Что там у нас еще, Серафим? - спросил Лев Анатольевич своего "секретаря".
   - Покамест все.
   - Хорошо. Пойдем, посмотрим как дела у Алексея.
   Берег Вологды, на котором стоит Переслав, значительно выше противоположного. Для обороны это хорошо. Мост через реку повстанцы разрушили, но ниже по течению, в трех сотнях метров - брод. Алексей предложил поставить под стенами крепости батарею катапульт, чтобы контролировать эту переправу. Его инициатива была одобрена и теперь с наружной стороны крепостной стены, чуть в стороне от Восточных ворот белеют свежеструганной древесиной четыре мощных катапульты и две баллисты. Вокруг них хлопочут три десятка крепких молодых мужчин - личный состав Лешкиной батареи.
   Шкловский с Серафимом прошли к Восточным воротам. Здесь тоже готовится сюрприз - между наружными и внутренними воротами вырыта огромная яма. На дне торчат острые колья. Разрушат крепкие створки, но ворваться в крепость все равно не смогут - милости просим в волчью яму. Пока же это чудо инженерной мысли прикрыто сверху досками. Балансируя, как канатоходцы, Лев Анатольевич и Серафим перебрались по этим шатким мосткам, вышли из крепости.
  
   Солнце, неспешно спускающееся к линии горизонта, светит ярко. Резким контрастом выделяются удлинившиеся тени предметов. Прохладный ветерок, дувший с севера весь день, к вечеру усилился. Лев Анатольевич зябко поежился.
   А вот Алексею жарко. Обнаженный до пояса он крутит ворот огромной катапульты. С противоположной стороны ему помогает здоровенный мужик совершенно дикого вида. Длинные волосы на голове и бороде сплетены в косички. Глаза бешеные. Огромные бугры мускулов всюду: на руках, груди, спине, даже на животе. Этакий викинг. Алексей старается не ударить в грязь лицом, соревнуется. Шкловский подумал о великой силе природы. Совсем недавно, когда Алешку вырвали из лап инквизиции, на него было больно смотреть. Такой был изможденный, худой. В лице - ни кровинки. С трудом ходил - шатался.
   И вот, полюбуйтесь на него - полон сил. Здоровый, румяный - кровь с молоком. Да... молодость великая сила.
   Шкловский осмотрел строгим взглядом каждую из метательных машин, построенных под непосредственным руководством его студента. Не нашел к чему придраться. К нему подошел один из мужиков, низко поклонился.
   - Доброго здоровьечка, господин ученый! - поприветствовал он профессора хриплым голосом.
   Выпрямился, на широком бородатом лице улыбка в тридцать два зуба.
   - Митро! - обрадовано воскликнул Лев Анатольевич. - Давно тебя не видел. Ты где был?
   - Так... гулял... - неопределенно ответил Митро и довольно рассмеялся.
   Тем временем Алексей с "викингом" натянули тетиву первой катапульты. Алексей смахнул со лба пот, отошел в сторону. Дышит тяжело, все-таки еще не полностью оправился после подвалов святой инквизиции. Еще два помощника взвалили в ковш огромный валун. В пяти метрах дальше заканчивают крутить ворот баллисты, она похожа на огромный арбалет, только заряжена вместо стрелы бревном.
   Алексей отдышался, подошел к учителю.
   - Сейчас будем пристреливать, - сказал он.
   - Оденься, а то продует, потный весь.
   Потапов отмахнулся - некогда. Его подручные ждут первого выстрела.
   Алексей вернулся к катапульте, громко сказал:
   - Поехали!
   И дернул рычаг удерживающей ковш защелки. Ковш метнулся в небо, бухнулся о перекладину. Камень, размером с бычью голову, со свистом унесся в небо. Вот он начал снижаться, плюхнулся в воду. Фонтан брызг взметнулся до облаков. Все стоят молча, не веря глазам. Алексей воскликнул:
   - Перелет! Метров на двадцать с лишним от дальнего края брода перелет!
   Шкловский прищурился, пытаясь разглядеть вбитые в землю флажки, обозначающие границы брода. Вроде и впрямь перелет.
   - Давно собираюсь сделать подзорную трубу, - сказал он. - Хоть самую примитивную. Все руки не доходят.
   - Да я и так хорошо вижу, - нетерпеливо проговорил Потапов. - Сейчас бревном попробуем...
   Он прошел к баллисте, резко освободил тетиву. Со звуком лопнувшей струны, только в сотни раз более громким, тетива отправила в полет пятиметровое бревно двадцати сантиметров в диаметре. Бревно черной тенью мелькнуло в воздухе, торцом вошло в воду в самом центре брода. Даже на равном расстоянии от берегов.
   - Идеально! - Закричал Алексей. - Вот это - идеально! А если положить перед бревном кувшин с Адским пламенем, то и зажжем эту реку на хрен!
   Он повернулся к подчиненным.
   - У катапульты надо поднять задний край! И подложить пару бревен! А ну, взялись!
   Мужики подсунули под основание тонкие бревна, дружно навалились. Катапульта медленно накренилась.
   - Давай! - крикнул Потапов. Сам, подавая пример, стал запихивать под раму огромное бревно. Шкловский с Серафимом бросились помогать. Еще несколько помощников забили второе бревно, рядом. Алексей вскочил на катапульту, попробовал раскачать ее, не удалось, стоит как влитая.
   - Отлично! - воскликнул он. - Заряжай!
   - Давай, паря! - Митро хлопнул по плечу здоровяка, что крутил ворот вместе с Алексеем. Сам тоже прошел к машине. Вдвоем они взвели ковш удивительно быстро. Еще двое сразу вложили в него валун, по размеру не уступающий предыдущему. Лев Анатольевич прикинул, что при таком темпе зарядки метательных машин, скорострельность будет вдвое выше, чем он рассчитывал.
   Потапов дернул рычаг. Камень прочертил в вечернем небе пологую дугу, ударил в берег. Показалось, что земля качнулась под ногами - такой силы удар.
   - Недолет! Даже до реки не добили! - прокомментировал этот выстрел Потапов. - Но недолет тоже метров на двадцать. На двадцать метров не добили до ближнего края брода, значит надо опустить ровно наполовину!
   Он взял ровную палку, смерил ей уровень, на который они перед тем подняли станину. Отчертил ровно половину. Подозвал к себе Митро, сказал ему:
   Эти бревна надо вытащить, а подсунуть потоньше. Чтобы вот эта штука стала на этом вот уровне - показал черту на палке - понял?
   - Понял! - кивнул Митро. - А ну взялись!..
   Лев Анатольевич подивился тому, как уверенно Алексей командует этими мужиками.
   "А впрочем, чему удивляться, ведь Леша пришел в институт после армии", - вспомнил профессор.
   Вот исполинский ковш вновь готов швырнуть в небо снаряд и принял уже в горсть тяжеленный булыжник. Алексей прошел к рычагу, приготовился.
   - А это еще кто там? - спросил он, опустив руку.
   Через брод медленно перебиралась запряженная в телегу лошадь. Возле телеги с трудом брели два человека.
   - Давай шарахнем по ним! - предложил "викинг". - Попадем или нет?
   - Ты что, нельзя, это же люди! - воскликнул Алексей.
   - А неча тут разъезжать. Не видят, что ли?
   Лошаденка выбралась на сушу. Тянет телегу, да не хватает сил. Люди принялись толкать сзади. Вытолкали еле-еле, не сразу. Как взобрались на берег, так и повалились.
   - Ого! Как утомились!
   - Не от Леонардуса ли бегут? - переговаривались у катапульт.
   Наконец путники поднялись. Один помог второму забраться на телегу, сам пошел пешком, тянет лошадь за узду. Направился прямо к Переславу. Когда они преодолели половину пути, Алексей молча дернул рычаг. Булыган просвистел и вошел в реку точно по центру брода. Все обрадовано закричали. Алексей же не сводил глаз с приближающейся телеги. Подозвал Митро, поручил продолжить пристрелку остальных машин, а сам, с рассеянным видом, пошел к воротам.
   Лев Анатольевич еще раз окинул батарею катапульт взглядом и направился за Алексеем. Серафим поспешил следом за ними.
   Алексей остановился, разглядывает путников... Вдруг пошел им навстречу. Побежал.
   Лев Анатольевич тоже встал, смотрит на ученика. Что с ним такое?
   А Лешка подбежал к телеге, обнимает человека, ведшего лошадь. Теперь можно разглядеть, что это мужчина. Крупный - повыше Алексея и в плечах много шире. А на телеге девушка. Вот она соскочила, подошла к Алексею...
  
   - Любава, - прошептал Алексей.
   Девушка подошла к нему. Остановилась в шаге. Потапов поразился, как она изменилась. Помнил ее другой, но узнал, издалека узнал. Он протянул к ней руки. Любава вложила свои ладони в его, на глазах навернулись слезы. Алексей притянул девушку к себе, не в силах оторвать взгляда от серо-зеленого, подернутого покрывалом слез, омута прекрасных глаз.
  

- 27 -

  
   Позаботиться о чуть живой лошади мельника вызвался один из помогавших на батарее катапульт жителей города. Самим гостям тоже требовался немедленный отдых. Алексей оставил вместо себя старшим Митро и повел Ивана и Любаву к себе. Временным прибежищем в Переславе для Алексея с профессором Шкловским, а также для старца Аввакума с Серафимом, служил терем одного из бояр Вологодских - Андрея, младшего сына главы рода.
   Пока Алексей вел Любаву и мельника через город, девушка молчала. Только не выпускала из руки ладонь Алексея. Когда они добрались до места, Алексей выставил на стол всю снедь, что смог быстро найти. Мельник и девушка тем временем умылись во дворе.
   Пока Иван и Любава ели, Алексей дивился, как они исхудали. Особенно поразил мельник - в памяти Алексея отложился образ здоровенного дюжего детины - косая сажень в плечах. Сейчас же перед ним сидел скелет, обтянутый кожей. Плечи, правда, остались широки. Сейчас на них, как на вешалке болталась линялая льняная рубаха. "Были бы кости, мясо нарастет" - вспомнил Алексей народную мудрость. Любава тоже похудела, но не так сильно. Изменилась, но стала даже краше. Алексей поймал себя на том, что его переполняет радость. Он по настоящему рад встрече с ними. Да что там, он рад встрече с Любавой.
   Они ели и одновременно рассказывали, как сюда добирались. Было видно, что у мельника гора свалилась с плеч. Действительно, путешествие их было рискованным. Весьма рискованным и большая удача, что закончилось хорошо.
   Иван поел, вышел из-за стола и прилег на разостланный на полу кафтан. Через минуту комната наполнилась храпом.
   Молодые люди некоторое время неловко молчали. Алексей спросил:
   - А куда тебя увели тогда, в Ростиполе?
   Любава начала рассказывать. О монастыре. О больнице при нем. О том, как привезли раненых и обожженных Адским огнем...
   Постепенно неловкость ушла. Алексей и Любава долго болтали, наперебой рассказывая друг другу новости. За окошком давно стемнело...
   Вернулись Лев Анатольевич и Серафим. Старец Аввакум где-то пропал, не иначе ведет ученые споры с местным духовенством в каком-нибудь из храмов города.
   Пришла пора спать.
   Любаву на ночь определили в девичью1. Девушка впервые за две недели легла спать без одежды, отгороженная от дикого леса крепкими стенами.
  
   Ранним утром следующего дня Алексей уходил на батарею катапульт. Любава еще спала. Алексей заглянул в дверь, полюбовался безмятежной улыбкой на ее лице и поспешил к выходу. Он планировал скоро вернуться.
   На батарее Алексей нашел полный порядок. Митро не терял времени даром, большинство катапульт и баллист пристреляли еще накануне. Работа кипит и сейчас.
   В ковше катапульты лежит огромный валун, готов к полету в центр брода. Митро уже собрался дернуть рычаг. Вдруг наверху, на крепостной стене началась суматоха. Алексей посмотрел наверх, потом вперед, за реку...
   На той стороне Вологды появился отряд всадников. С первого взгляда видно, что это хорошо вооруженные воины. Не иначе авангард Тодорова войска. Алексей схватил Митро за руку.
   - Стой! Не стреляй.
   Конники на том берегу разделились на две группы. Поскакали вдоль берега в разных направлениях.
   - Вот бы сейчас по ним долбануть! - сказал кто-то.
   - Нельзя! - крикнул Алексей. - Надо, чтобы не догадывались до последнего! Только когда через брод сунется все войско! Тогда и получат!
   Все колокольни Переслава ударили в набат. От тревожного перезвона Алексея до костей пробрала дрожь. Звуки набата наполнили сердце слепой, древней яростью. Заставили в ожидании битвы распрямить спину, выдавили из глаз скупые слезы. На мгновение Алексей забыл, что лишь гость в этом удивительном, словно явившемся из легенды, мире. Мире, в котором есть место князьям и разбойникам, колдунам и святой инквизиции... В эти минуты он ощутил себя воином, плечом к плечу с товарищами вросшим в эту землю. Их можно убить, но заставить отступить невозможно. Наверное так чувствовали себя защитники батареи Раевского на Бородинском поле или герои-панфиловцы под Москвой...
   На стенах города спешно появляются защитники, среди них много баб и подростков - дивятся на вражье войско. У Алексея на батарее оживление - осторожно разгружают с телег большие глиняные шары с Греческим огнем. Подошел отряд лучников, усиленный тяжеловооруженными воинами - Никита прислал на случай прорыва к катапультам небольших сил противника. Если же обстрел переправы будет не так эффективен, как ожидается, то им надлежит при помощи Греческого огня запалить метательные машины и всем срочно укрыться в стенах города. Никита не раз подчеркивал: "быстро". При малейшей угрозе ворота будут закрыты. Как говорится: кто не успел, тот опоздал...
  
   Вот на дороге, уползающей на той стороне в темнеющий на горизонте лес, вслед за конницей появились пешие полки Теодорова войска. В клубах пыли выливались и выливались они на противоположный Переславу берег. Вот конный отряд направился прямиком к броду. Воины уверенно, даже не спешиваясь, направили коней в реку. Напряженно наблюдавший за ними Алексей сказал с досадой:
   - Забыли флаги вытащить. Сами им переправу обозначили.
   - Когда начнем? - спросил Митро. Видно было, что ему не терпится преподнести врагам смертоносный сюрприз.
   - Не начнем пока, - терпеливо, будто ребенку, ответил Алексей. - Начнем, когда ВОЙСКО начнет переправляться. Это пока так, разведка.
   За спиной прозвучал звонкий голос:
   - Алексей!
   Потапов резко обернулся. К ним направлялись Любава и мельник. У Любавы в руках матерчатая сумка. Мельник в старой кольчуге и шлеме, больше похожем на котелок. За поясом плотницкий топор, на плече огромный багор.
   - Ты что здесь делаешь? - цыкнул Алексей на Любаву.
   - Не ругайся, Лешенька, - девушка мягко улыбнулась. - Я же дочь лекаря, буду вас здесь лечить...
   - А я добивать, если что, - пробасил Иван.
   Все, кто его слышал, засмеялись. Алексей тоже не удержался - расхохотался от души.
   Тем временем первые конники достигли Переславского берега. Пять или шесть из них выбрались из воды и гарцевали на виду защитников крепости, остальные повернули обратно. На противоположном берегу, прямо напротив Переслава, к реке выехала группа всадников. Всадники остановили коней и долго рассматривали крепость и всю округу, о чем-то оживленно переговариваясь. Все они были облачены в латы и шлемы, и лишь один восседал на коне в фиолетовой долгополой одежде и без головного убора. Легкий ветерок трепал седые кудри. При взгляде не этого человека Алексей почувствовал, что ему не хватает воздуха. Грудь молодого человека вздымалась подобно кузнечным мехам, он не мог отвести от Леонардуса подернувшихся мрачной поволокой, потемневших глаз.
  

- 28 -

  
   После ночного визита княжны Миланы, поход Леонардуса на Переслав приобрел второй, тайный, смысл.
   Теодор принял решение неожиданное, что и говорить. Епископ сначала обозлился - князь должен был посоветоваться с ним, тут напрямую замешаны интересы церкви. Но вообще план хорош. Как политик Леонардус не мог не признать этого. Если Никитка согласится - выиграют все. Выиграет и церковь, вернее Леонардус сможет исправить ошибки. "А с еретиками совладаем", - думал епископ об Аввакуме, - "никуда они не денутся...".
   Всеволоду Леонардус решил пока ничего не рассказывать. Еще неизвестно, примет ли Бунтарь предложение князя. Тогда придется брать Переслав штурмом. Или измором. В любом случае город должен быть осажден по всем правилам. ДО переговоров.
   В вопросах тактики, командующий походом Леонардус полностью полагался на знания и опыт Всеволода. Накануне воевода предложил не выходить к Переславу на закате, а остановиться лагерем в пяти верстах, чтобы с самого утра, со свежими силами, появиться под городом. Появиться и сразу взять Переслав в кольцо, а если повезет и бунтовщики замешкаются, то и с ходу начать штурм.
   Как и ожидалось, мост через Вологду оказался разрушен. Да на него всерьез и не рассчитывали, знали загодя, что поблизости можно переправиться вброд.
   Вот полки уже вышли к реке, как раз напротив мятежного города. Позади остался лишь обоз. Первая сотня кавалеристов уже промерила брод, удальцы прокатились по нему туда и обратно, не слезая с коней. Леонардус, Всеволод и еще несколько командиров подъехали к самой реке, осмотреть арену предстоящей драмы.
   Открывшийся их взорам Переслав купается в ярких лучах утреннего солнца. На стенах города копошатся люди...
   Копошатся они и под стенами. Вот это уже странно. Более того - ворота открыты. Всеволод сначала просто не поверил глазам. Как такое может быть? Они что, сдаются? А что это за диковины под крепостной стеной, вблизи раскрытых ворот?
   - Смотри, Всеволод, они построили катапульты, - сказал Леонардус и показал рукой на заинтересовавшие воеводу объекты.
   - В самом деле, - растерянно пробормотал Всеволод, - катапульты. Но в этом же нет никакого смысла... Катапульты применяют для разрушения крепостей, а не для защиты.
   Епископ захохотал.
   - Кого господь желает погубить - лишает разума! - воскликнул он. - Вперед, возьмем штурмом это дьявольское кубло!
   В эти минуты Леонардус забыл напрочь обо всех тайных поручениях. Видимая доступность и уязвимость мятежного города помрачила рассудок. Сейчас он жаждал одного - быстрой и славной победы.
   Епископ развернул коня. Горящим взором осмотрел он лица командиров.
   - Я считаю надо немедля начинать штурм! - воскликнул он. - Конный полк пусть быстро переправится и сразу в ворота! Твоя задача, Святополк, - Леонардус повернулся к командиру кавалерии, - не дать им затворить ворот до подхода пеших полков! Долго ждать не придется! Верно я говорю, Всеволод?
   - Не нравится мне это все, - пробормотал хмурый воевода и снова начал всматриваться в противоположный берег. Он словно пытался прочесть на той стороне укрытый от глаз непосвященных зашифрованный текст, что даст подсказку. Всеволода не отпускало ощущение, что еще немного, вот-вот и он поймет что-то важное...
   Леонардус и командиры полков с нетерпением смотрели на воеводу.
   Всеволод понимал, что принимать решение нужно немедля, прямо сейчас. Иначе будет поздно. Он с усилием оторвал взгляд от вражеского берега, вздохнул и громогласно изрек:
   - Всё так! Святополк - в ворота! Остальные - бойчее на тот берег! Если все удастся, то и война сегодня закончится! Вперед!
   Леонардус торопливо добавил:
   - Всем все ясно?! Никиту Бунтаря взять живым! С Богом!
   Конный полк устремился к переправе. Вологда вспенилась под напором сотен коней, когда дружинники плотным строем ринулись в воду. В числе первых на противоположный берег взлетел на вороном жеребце отчаянный молодец - боярин Святополк. Чувствуя за спиной неудержимую мощь тяжелой кавалерии, он черной птицей помчался к распахнутым настежь вратам Переслава...
  
   Святополк и две дюжины конных дружинников с ним - единственный отряд, сумевший прорваться к городу. За их спинами на берег и выбирающихся из воды воинов обрушились адские снаряды. Снаряды с пламенем, несущим смерть.
   В первые мгновения мало кто понял, что происходит. Вдруг с неба стали падать диковинные глыбы с черными чадящими хвостами. Обрушиваясь на берега и в воду, они всплескивались яркими огненными цветками и растекались широкими пылающими лужами. Переправу затянула густая пелена черного, едкого дыма.
   Первым сообразил Всеволод. Он помчался за конницей, крича изо всех сил:
   - Назад! Назад!!
   Но было поздно.
   Пятна полыхавшего Греческого огня быстро слились в единое озеро. Адское озеро густо чадило и с громким треском разгоралось все сильнее. Лошади шарахались от огня, вставали на дыбы. Задние ряды напирали, толкали бедных животных в липкое пламя. Обезумевшие кони сбрасывали седоков, носились по берегу, лезли в воду. Те, что были уже в реке, затормозили движение, но сверху страшными молотами обрушились на их головы огромные камни и бревна.
   Немногие счастливцы вернулись с той переправы живыми. Назад пути не было - оба берега полыхали - один пуще другого. Многие в панике бросились вдоль по реке - в глубину. И шли ко дну, не в силах выбраться в стальных доспехах. Многие погибли под копытами ошалевших лошадей. Еще больше дружинников - а в том полку служили лучшие из лучших - приняли смерть или увечья от гибельных снарядов, что сыпались с неба.
   Прорвавшаяся горстка молнией проскочила расстояние от переправы до города. К изумлению Святополка мятежники даже не пытались закрыть распахнутые настежь створки. Лишь перед самыми воротами Святополк постарался остановить летевшего во весь опор жеребца, но поздно. Он и еще несколько воинов провалились в яму, прямо на торчащие колья. Сверху их прошили острые стрелы.
   Сумевшие избежать этой ловушки дружинники повернули к проклятым метательным машинам. Лютое бешенство заставило их броситься в последнюю, отчаянную атаку. Казалось, ничто не сможет остановить неистовый галоп мчащихся на батарею двух десятков тяжеловооруженных кентавров...
   Лучники выпустили им навстречу тучу стрел, но прикрытые щитами богатыри остались неуязвимы. Утыканные стрелами, как булавочные подушечки иглами, могучие кони по инерции продолжали нести седоков к цели.
   Стремительный разбег ударил в пустоту - в последний момент повстанцы укрылись за машинами. Когда же всадники начали крутиться на месте, разворачивая коней, со всех сторон на них бросились защитники города.
   Среди баллист и катапульт завязалась рукопашная схватка. Как нельзя кстати оказался здесь огромный багор мельника Ивана. Он стаскивал им тех всадников, чьи лошади еще оставались на ногах. После этого их оставалось только добить. Так бесславно погибла гордость княжеского войска - тяжелая дружинная конница.
   Бой закончился. Время вернулось от бешеного темпа к нормальному течению. Горячка битвы отступила. Бойцы батареи устало вытирали пот, садились на станины машин, так хорошо показавших себя в деле. Многие без сил опустились на землю. Только сейчас люди начинали понимать, какой ценой, каким напряжением сил далась победа. Не замечавшие в горячке сражения веса огромных валунов, без устали крутившие тугие вороты машин, подстегиваемые одной мыслью: БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ, люди начали ощущать боль в растянутых связках, отдавленных руках, сорванных спинах. Кто-то принес ведро воды, к нему выстроилась очередь, все жадно пили.
   Алексей озирался по сторонам, смотрел: все ли целы? В каком состоянии машины? Выдержат ли люди и техника новый штурм, если он начнется прямо сейчас? Пока из своих, бойцов батареи, он недосчитывался одного - молодой парень не удержал камень, когда закладывали в ковш, уронил, сам повалился сверху. В тот момент ковш сорвался... Парня убило о перекладину, сразу. Сейчас над его мертвым телом сгорбился в беззвучном плаче отец - сам еще молодой мужик.
   В отряде лучников погибли трое - их зарубили доскакавшие дружинники.
   Один чуть не снес голову и самому Алексею...
  
   Убить командира - и тем самым обезглавить противника - на любой войне есть и было одним из ключевых слагаемых успеха. Сразу несколько дружинников рвались в хаосе схватки к Алексею. И один почти достиг цели. Почти... В последний момент Алексей чудом увернулся - шестое чувство подсказало или Ангел-Хранитель спас - называй как хочешь, только он отпрянул в тот самый миг, когда смертоносное лезвие быстрой молнией уже неслось к его голове. Самый кончик меча чиркнул-таки по щеке Алексея, едва не увеличив ему рот до уха.
   Дружинника того тотчас стащили с седла и пронзили копьем - пришпилили к земле как бабочку к бумаге.
  
   ...Любава подошла к Алексею, крепко взяла его голову в ладони, сказала:
   - Не крутись.
   Она внимательно осмотрела рану, стала доставать из сумки лекарские принадлежности. Тут только Алексей вспомнил о рассеченной щеке, обтер с подбородка кровь.
   - Ерунда, царапина, - сказал он и смутился. Такие слова из уст киношных героев всегда казались ему глупой бравадой.
   - Сядь, надо остановить кровь.
   Любава сама присела, принялась раскладывать снадобья прямо на сумке. Алексей опустился перед ней на корточки. Девушка нащипала пучок сушеного растения, подозрительно похожего на лишайник. Смочила его водой и стала смывать с лица Алексея кровь. Потом приложила этой сушеной растительности к ране и примотала полоской отбеленного холста. Её прямодушная забота тронула молодого человека. Алексей впервые за последние месяцы почувствовал, что он нужен кому-то не только как грамотный специалист или работник, но и просто как человек.
   Вдруг внимание Алексея и Любавы привлекла поднявшаяся суматоха.
   Один из атаковавших батарею дружинников, очевидно, был оглушен ударом по голове и некоторое время лежал без движения. Теперь же пришел в себя, сел встряхивая головой и потерянно озираясь по сторонам. Победители взялись подшучивать над ним, громко смеясь. Дружинник стянул шлем и откинул кольчужный капюшон. Стала видна кровь, стекающая струйками у него из ушей.
   Любава ахнула. Она узнала дружинника, который вступился тогда, в Князевской Управе за ее честь...
   Общий гомон заставил очнуться отца, рыдавшего над мертвым сыном. Взгляд его, совершенно безумный, остановился на княжьем воине. Издав громкий рык, мужик схватил подвернувшийся под руку плотницкий топор и устремился к контуженому дружиннику. Враз все замолкли. В наступившей тишине отчетливо было слышно хриплое дыхание шагающего с топором мужика. Вот между ним и воином, олицетворяющим для несчастного отца в этот момент все зло на свете, остался единственный шаг. Топор взлетел в воздух, готовый к удару.
   - Нет!
   С отчаянным криком между палачом и жертвой бросилась Любава. Девушка схватила руку с топором обеими ладонями.
   - Стой! - закричала она. - Так нельзя!
   - Уйди... - хрипел обезумевший от горя отец. Взгляд его был страшен, остается только гадать, почему он не отшвырнул хрупкую девчонку в сторону.
   Алексей подскочил со спины и схватил тесак за топорище. Мужик разжал пальцы, пошатнулся, словно почва ушла у него из-под ног, обессилено опустился на землю и горько, не сдерживая слез, зарыдал. Этот скорбный, выворачивающий душу плач отрезвлял. Заставлял прочувствовать оборотную сторону победы.
  

- 29 -

  
   От ворот города к батарее быстро шагал Никита Бунтарь. Рядом шли два брата Вологодских, за ними поспешала целая свита. Позади всех торопились запыхавшийся Лев Анатольевич и, разумеется, Серафим.
   - Блестяще! - еще издали крикнул Никита. Он подошел к Алексею и схватил его в медвежьи объятья. - Молодец! Молодец, Лешка! Ну! Ты им дал!! Умница!
   Он, разжал лапищи и посмотрел на перемотанную щеку.
   - Ранен?! Сильно?
   - Да ерунда. Любава вот опекает...
   - Любава?
   Бунтарь повертел головой. Увидел скромно отошедшую в сторону девушку.
   - Любашка! Ты здесь откуда взялась?!
   - Да я это, с дядей Иваном приехала.
   - Здравствуй Никита, - поздоровался вставший рядом с Любавой мельник.
   - Здравствуй, здравствуй!
   Бунтарь по очереди обнял односельчан.
   К нему подвели плененного дружинника. Старший отряда лучников спросил:
   - Никита Никитич, с этим что делать?
   Бунтарь пристально вперился пленнику в глаза, долго смотрел молча яростным взором. Дружинник глаз не отвел, так же бешено глядел на Никиту.
   - Что-то не припомню тебя в княжьей дружине, - сказал, наконец, Бунтарь. - Кто таков?
   - Я тебя тоже, не видел, - ответил Любомир.
   Среди внимательно следивших за ними ратников послышался ропот.
   Напряжение разрядил один из братьев Вологодских. Видя, что Никита готов зарубить гордого пленника, он сказал:
   - Какой заносчивый, не иначе из богатого рода. Запрем до поры в узилище, пусть готовят выкуп.
   Никита медленно наклонил голову. Любомира тут же уволокли.
   Бунтарь повернулся к Алексею, хотел что-то сказать, но тут со стены закричали:
   - Никита! Смотри!
   На противоположный берег, прямо напротив города, выехали четверо всадников. Один из них, стараясь привлечь внимание, размахивал большим белым флагом.
   Никита Бунтарь прошел к обрыву, сложил ладони рупором, крикнул:
   - Чего надо?!
   - Послание для господина Никиты Князевского от Его преосвященства епископа Леонардуса, - донеслось с того берега. - Просим дозволения переправиться через брод. Не стреляйте.
   Никита помедлил, крикнул:
   - Добро!
   - Одумались! Не Бунтарь, но Никита Князевский! Так-то! - громко сказал Андрей Вологодский. Его двоюродный брат добавил:
   - Негоже Никите Князевскому встречать простых гонцов у ворот. Пройдем в город, а послание пущай передадут через стражу.
   Никита с ликованием в голосе громко сказал:
   - Благодарю, други мои! Вы здорово сражались сегодня! Сейчас я должен идти, но помните: Никита Князевский вам сердечно признателен. А Никита Князевский добра не забывает!
   Он поклонился и направился к воротам, свита потянулась за ним.
   Профессор Шкловский остался. Он прошел к Любаве, которая вернулась к врачеванию раненых, и стал внимательно наблюдать за ее действиями. Девушка, увлеченная делом, внимание на него обратила не сразу. Когда подняла голову, Лев Анатольевич жестом показал: работай, не отвлекайся... Потом начал задавать вопросы. Интересовался травами, способами лечения. Спустя еще несколько минут начал ей помогать, в чем-то выполняя ее указания, а где-то напротив, подсказывая.
  
   Никита же тем временем поднялся на стену и, ожидая, стоял над воротами. Четверо посланников перебрались через реку и шагом двигались к городу.
   Створки ворот, до того распахнутые, прикрыли - нечего показывать гостям сюрпризы до поры. Перед воротами стеной встали дружинники Вологодского.
   Сегодняшняя удача окрылила Никиту. Пять лет один из лучших воинов княжества, которому прочили блестящую карьеру военачальника, вынужден был, подобно зверю, скрываться от вчерашних друзей по лесам.
   Сейчас, стоя над воротами Переслава, он вспоминал службу у Теодора. Вспоминал Милану, чувство к которой заставило его позабыть обо всем на свете...
   Мыкаясь по лесам, он старался вырвать любовь к княжне из сердца. Она тебе не пара и вместе вам не бывать никогда - подсказывал Никите голос разума. Но что логика для любви? В душе Бунтаря несмотря ни на что теплилась надежда на новую встречу с любимой. Он жадно ловил любую новость о ней, с затаенной боязнью ожидал вести о свадьбе. Но, по слухам, Милана отвергала женихов одного за другим. Это наполняло сердце Никиты Надеждой. И Надежда не давала ему опустить рук. Прогоняла отчаяние. Заставляла бороться.
   Никита Бунтарь собрал вокруг себя сильный отряд. Не просто банду, как хотели представить это князь и церковь, но партизанское формирование. В отряде царили воинская дисциплина и порядок. Многие разбойники, поначалу примкнувшие к нему, убежали в поисках более легкой жизни.
   Никита долго не ставил определенных целей, но едва представился шанс заявить о себе в полный голос, он тут же ухватился за эту возможность обоими руками. Шансом Никиты Бунтаря стало Адское пламя. И, что вносило особенный штрих, во время акции по освобождению народного любимца Аввакума Никита встретился лицом к лицу и с Миланой и с Теодором. Вот уж напомнил о себе, так напомнил...
   Дальше - больше. Теперь война. Под знаменами Никиты не только беглые крестьяне - целая область во главе с боярами и их дружиной открыто встала на его сторону. Другие выжидают, смотрят, что из всего этого получится.
   Сегодня Теодор получил по самолюбию новый щелчок. Окрыленный Никита поверил в свою счастливую звезду.
   Всадники с белым флагом подъехали к городу. Дорогу им преградили Переславские дружинники. Старший из посланцев начал требовать, чтобы его проводили к Никите Князевскому. Мол, ему велено передать пакет лично... Никита со стены крикнул:
   - Передай через дружину! Я здесь! И жди ответа!
   Посланник, не слезая с лошади, поклонился, вручил пакет протянувшему руку воину и, нахмурившись, отъехал в сторону.
   Никита с каменным лицом стоял над воротами, а сам внутри сгорал от нетерпения. Будь его воля, бросился бы по ступенькам вниз, навстречу. Не терпится узнать, что там в письме? Нельзя! Военачальник обязан держаться важно. Выдержку его и значительность должны видеть и чувствовать все, и свои и чужие.
   Наконец пакет доставлен. Никита словно бы нехотя взял его в руки, повертел, осматривая со всех сторон. Неспешно разломил сургучную печать. Извлек из конверта сложенный вдвое лист. Там, четким почерком привычного к перу священника, написано: "Никита. Сегодня, на переправе через реку Вологду вблизи Переслава, произошло недоразумение. Войско князя Теодора, которым я имею честь командовать, намеревалось переправиться на берег Переслава и стать лагерем, не более того. Я, Патриарх Ростипольский и Всего Великого Княжества епископ Леонардус, послан Его Величеством, Великим князем Теодором, для переговоров с тобой, боярин Никита Князевский. Прошу назначить место и время личной встречи, дабы обсудить с глазу на глаз важные вопросы, а также передать тебе, Никита, письмо от одной персоны". Слово персоны дважды подчеркнуто.
   От одной персоны... Сердце Бунтаря затрепетало.
   - Эй! - крикнул он посланникам Леонардуса. - Жди ответа, сейчас напишу!
  
   Ждать ответного письма Никиты им пришлось долгонько. Сначала Бунтарь с братьями Вологодскими проехал в резиденцию главы рода, там состоялся краткий совет. На совете порешили: встрече Никиты с Леонардусом быть. Надобно встретиться, узнать суть предложений Великого князя и после этого принимать решения. Сам факт, что Теодор, известный крутым нравом и злопамятностью, предложил переговоры, Вологодских воодушевил. Особенно оживился старый Святослав - глава рода. Видно было, что с плеч старика упала огромная гора. С тяжелым сердцем решился старец на открытое противостояние Теодору и последние новости послужили для его души бальзамом.
   Никита взял бумагу, перо. Написал:
   "Ваше преосвященство, глубоко сожалею о случившемся сегодня, на переправе через реку Вологду вблизи Переслава, недоразумении. Принимаю Ваше предложение о личной встрече и назначаю: время - завтра, через час после рассвета; место - середина реки на переправе, на плотах".
  

- 30 -

  
   Минула бессонная, показавшаяся бесконечной ночь. Порой Никите казалось, что время остановилось и утро не наступит уже никогда...
   Но вот солнце позолотило вершины деревьев. Никита Князевский отправился на переговоры.
   Лес, находящийся от Переслава на востоке, стоит пропитанный ярким июльским солнцем и даже словно бы светится изнутри. Радуется чему-то. Никита Бунтарь внутри как эти деревья, но внешне старается держаться невозмутимо. Мысленно одергивает себя - неизвестно еще чем все закончится, и какие фокусы может выкинуть Леонардус. Ветра нет, но прохладно. Над Вологдой сгустился плотный, похожий на облако туман...
  
   Накануне вечером Никиту навестил Аввакум. Старец после освобождения здорово изменился. Отмытый и подстриженный, облаченный в справную монашескую рясу, Аввакум мог бы сойти за обычного монаха, если бы не противоестественная белизна кожи и не фанатичный блеск огромных черных глаз на исхудалом лице. Старец долго внимательно смотрел Никите в глаза, Бунтарю от этого пронизывающего душу взгляда стало даже не по себе. Затем хриплым, надтреснутым голосом сказал:
   - Остерегайся Леонардуса, сын мой! Мало кто знает истинные возможности этого человека. Вернее, мало кто помнит. Я очень стар, я помню... Помню, как гремела слава боевого мага Леонардуса еще во времена Ольгерда - отца Теодора. Прошло много времени, Леонардус больше занимается теологией и алхимией, но берегись, не принимай его за слабого старика. Возьми вот это...
   Аввакум снял с шеи амулет на длинной серебряной цепочке, протянул его Никите. Никита бережно взял дар двумя руками, посмотрел на него - талисман выполнен в виде маленького круглого щита из невиданного Бунтарем никогда прежде серебристого материала, молча повесил себе на шею.
   - Этот магический щит не позволит вытянуть из тебя энергию и помутить твой рассудок.
   - Благодарю, святой отец.
   Никита опустился на колено и облобызал руку старца. Аввакум склонился к Бунтарю и поцеловал его в лоб.
  
   ...Чем ближе к реке, тем туман гуще. Рядом с Никитой едут Святослав Вологодский и его младший сын Андрей. Старик пожелал участвовать в переговорах сам, не доверяет неопытности молодых, а всего скорее желает не остаться в стороне при торговле. За ними шагает дюжина лучников-снайперов, с которыми Бунтарь не один год мыкался по лесам. Сейчас эти парни, попадающие с пятидесяти шагов стрелой лосю в глаз, являются его страховкой. Мало ли какую западню готовит Леонардус. Еще этот туман,... но ни перенести, ни отменить встречу уже нельзя. Сам назначил и место и время.
   По мере приближения к воде из тумана выплывают следы вчерашнего обстрела переправы. Трупы людей и лошадей убрали, но остались палестины выжженной травы, пятна земли, пропитанные черной вонючей жижей и огромные камни. Некоторые вошли в мягкую почву до половины, из травы видны лишь макушки. На что Никита Бунтарь считал себя человеком привычным к крови, и то передернулся, когда представил, что под этими валунами до сих пор может лежит кто, размозженный.
   Вот лежит у самой воды приготовленный с вечера плот. Другого берега не видно. Никита крикнул:
   - Эгей! Есть там кто?!
   - Давно ждем! - донеслось из-за реки.
   - Отчаливай! - крикнул Бунтарь и, чинно перекрестившись, негромко добавил: - Ну, с богом.
   Лучники помогли спустить плот на воду. Никита и Андрей перепрыгнули на него, подали руку Святославу. Андрей взял длинный шест, начал упираться в дно. Плот неспешно двинулся к середине реки.
   Из белого молока тумана постепенно выплыл, проявился Леонардус. Он стоял на таком же плоту один, широко расставив ноги, держа в правой руке четки и ритмично отщелкивая пальцем бусины, одну за другой.
   Неподвижно застывший среди бегущей воды плот произвел на Вологодских сильнейшее впечатление. Они вытаращили глаза, Андрей замер с разинутым ртом. Никите с превеликим трудом удалось сохранить невозмутимый вид.
   Леонардус, от которого не укрылось замешательство в стане противника, улыбнулся. Сам он, наполненный энергией магических четок, с проясненным сознанием, чувствовал себя в высшей степени уверенно.
   - Что же ты, Никита, пришел не один? - сказал он насмешливо. - Или боишься меня?
   Бунтарь промолчал.
   Зазевавшийся Андрей теперь отчаянно пытался удержать сносимый плот. Он изо всех сил уперся шестом в дно реки, но сил его не могло хватить надолго...
   - Я просил встречи с глазу на глаз, - напомнил епископ.
   Тогда Никита перепрыгнул к нему, крикнул товарищам:
   - Плывите назад, я вернусь сам!
   Епископ дождался, пока плот с боярами Вологодскими исчезнет в тумане, негромко сказал:
   - Вот и ладно, побеседуем наедине.
   Некоторое время старые противники в упор разглядывали друг друга. Не то, чтобы они не встречались раньше, но... пять лет немалый срок. Епископ помнил Никиту молодым дружинником, едва не мальчишкой. Сейчас же перед ним стоял матерый волк. Вожак свирепой стаи. Взгляд... что-то не то.
   Леонардус, пытавшийся вкрасться сквозь глаза в разум Никиты, прочитать его настроения, вдруг ощутил, что кто-то силится проникнуть в сознание к нему. Едва он оборвал воздействие, так и атака на него мгновенно прекратилась.
   "Похоже на зеркало", - сообразил епископ. - "Видно Аввакум снабдил молодца зеркалом. Что ж, перейдем к делу".
   - Я уполномочен вести с тобой переговоры от лица князя Теодора, - сказал он вслух. - Теодор признаёт, что в какой-то момент был несправедлив к тебе... и, ежели ты готов забыть старые обиды и публично попросить у князя прощения, он готов тебя помиловать и принять обратно на службу. Вернуться на службу тебе надлежит вместе с твоим храбрым отрядом. И передать секрет Адского пламени. Бунтовщиков, тебя поддержавших, будь то беглые крестьяне или знатные люди, как сродственнички твои, бояре Вологодские, князь преследовать не будет. Пусть отправляются по домам без опаски...
   - И еще, - епископ сделал паузу, давая Никите переварить услышанное. Достал из-за пазухи тонкий свиток. - Одна милая особа, просила передать тебе вот это.
   Епископ выделил тоном слово особа. Никита догадался, что речь идет о Милане. Сердце его вновь забилось где-то под горлом. Бунтарь отметил это про себя, подивившись: пять лет прошло, а при одной только мысли о любимой теряет над собой контроль, как мальчишка. А еще говорят: время лечит...
  
   Пока Никита вел переговоры, Алексей со своей командой находился на боевом посту - на батарее катапульт. Здесь же, вместе с ним, были и Любава с мельником Иваном. Алексей напряженно смотрел в сторону переправы. Туман постепенно редел, но разглядеть, что там происходит, все равно было невозможно. Алексей сказал в сердцах:
   - Не видно ни хрена!
   Любава прыснула.
   - Что ты смеешься?
   - Ты так смешно говоришь.
   - Чего я смешного сказал? - переспросил недовольный Алексей.
   - При чем здесь хрен? Ты что, хрен что ли там хочешь увидеть?
   Алексей тоже не удержался от смеха. Сказал:
   - А, и хрен с ним! - и рассмеялся еще сильнее.
   Солнце показало над лесом весь диск. Потянул легкий ветерок. Туман начал таять на глазах. С батареи стали видны выстроившиеся вдоль берега лучники, Никита на гнедом коне, едущие рядом с ним бояре - молодой и старый. На противоположном берегу проявилась, словно бы вытаяла, группа конных дружинников. Вон на коня взбирается епископ Леонардус...
   Алексей увидел инквизитора, и улыбка с лица исчезла.
   Резкий порыв ветра унес с брода последние клочья тумана. В центре брода что-то шевелится...
   Алексей прикрыл глаза от солнца ладонью и разглядел в середине реки плот. Возле него княжеский дружинник. Вот он резким движением выдернул из воды меч, словно перерезал там веревку. Плот медленно поплыл по течению.
   Нет, это в путешествие вниз по течению отправилось очередное чудо матери церкви.
  

- 31 -

  
   Как ни горячо было желание Никиты Бунтаря скорей прочесть письмо от Миланы, но приходилось терпеть. Он спрятал драгоценное послание за пазуху и вернулся к своему эскорту.
   Знать, о чем беседовали посреди реки Никита и епископ Леонардус, желали все без исключения. Улицы, что примыкают к восточным воротам, запрудил народ. Толпа встретила бояр напряженным молчанием. Люди надеялись, что Никита сию минуту прояснит ситуацию, но Бунтарь и Вологодские в безмолвии проследовали через весь Переслав в терем Святослава. Там состоялся военно-семейный совет.
   Никита рассказал о предложениях и условиях Теодора, умолчал лишь о припрятанном письме. Видно было, что Святослав такой развязке рад, доволен был и его брат Светозар. Молодые же бояре взъерепенились.
   - Теодор хочет обмануть тебя, Никита! - вскричал Андрей. - Коварство и вероломство Ростипольского князя известны всем. Только ребенок может верить его щедрым обещаниям! Вдвойне глупо соглашаться теперь. Теперь, когда все видят - за нами сила! Да мы... да мы сами возьмем Ростиполь еще до зимы!
   Терем наполнился хохотом.
   - Ну, это уж ты хватил, - сквозь смех проговорил Светозар.
   Раскрасневшийся Андрей воскликнул:
   - А что?! Что смешного я сказал? Да нас поддержат все земли. Теодору придется искать приют у западной родни.
   - Тихо! - одернул сына седой Святослав. - Да, мы выиграли один бой и это хорошо. Но сможем ли мы победить в войне? Нет.
   Святослав повысил голос, перекрывая возмущенные возгласы молодых. - Нет! Теодор силен. Мы все это понимаем.
   Никита кивнул. Старик продолжил:
   - Нам представилась редкая возможность - возможность разговаривать с Ростипольским князем на равных. Упустить такую удачу - подписать себе приговор.
   Святослав повернулся к младшему сыну.
   - Хочешь по лесам бегать, как Никита?
   Повисла пауза. Каждый оставался при своем мнении. Молчание нарушил Никита:
   - Давайте вечером соберемся еще раз. Я должен подумать.
  
   Уединившись, Никита первым делом прочел послание Миланы. Княжна писала:
   Никита, здравствуй.
   Надеюсь, ты не забыл еще своей Миланы?
   Епископ Леонардус должен передать тебе предложения моего отца. Прошу тебя, примирись с ним. Я, в свою очередь, сделаю все, чтобы договор меж вами не был нарушен.
   Я очень скучаю без тебя, Никита.
   В памяти Бунтаря всплыли счастливые дни, проведенные с красавицей Миланой в Князеве...
   Он вышел во двор, отвязал гнедого. Забрался в седло и шагом поехал к восточным воротам. В раздумьях, не замечая вокруг никого и ничего, доехал он до ворот. Спрыгнул с коня и поднялся на стену. Подступы к Переславу со стороны переправы отсюда как на ладони. Под стеной, сразу за рвом, готовы к бою катапульты и баллисты. Дорога убегает от ворот и тонет в реке. Туман растаял без следа, переправа видна прекрасно, но что ждет за рекой?
   Никите Князевскому как никому другому хорошо известен вероломный характер князя Теодора Ольгердовича. Согласиться на его условия, все равно что сунуть голову волку в пасть. Вряд ли он забудет и простит обиду.
   В то же время Никите представилась возможность вернуться в столицу с триумфом. Занять положение в дружине и при дворе. За его спиной будет сильный отряд преданных отборных воинов. И Милана...
   В конце концов, разве не ради этого всего он и бился?
   Решено! Будь, что будет!!
  
   Лишь утром следующего дня объявил Никита Бунтарь о решении вернуться на службу к князю Теодору. Решение это приняли по-разному. Кто-то расценил его как предательство, кто-то как победу. Жители Переслава открыто радовались. Беглые крестьяне, мрачные и потерянные, сбивались в группы. Ядро войска Никиты - отряд, с которым он пришел из-под Князево - отреагировал на вступление в княжескую дружину на удивление спокойно.
   Днем Никита навестил Андрея Вологодского в его доме. Там же собрались, в отведенной им комнате, Лев Анатольевич, Алексей, Серафим, Любава и мельник. Не было только Аввакума.
   Старец ушел на центральную площадь Переслава. Там собралось много недовольных, и Аввакум пошел туда, чтобы хоть как-то успокоить возмущенных людей.
   Серафим остался. В последнее время к богословию же и философии он охладел. Вместо того, не без влияния Льва Анатольевича конечно, у него многократно усилилось влечение к знаниям, к практическим наукам.
   Дверь распахнулась. На пороге вырос Никита Князевский. Пригнувшись в проеме, он шагнул в комнату.
   - Вот где вы все!
   Сегодняшний Никита мало похож на мастерового, каким выглядел в Князевских лесах. Простую одежду сменил богатый, даже роскошный наряд. Но главное не это. Раньше он был твердым, теперь стал властным. Войдя, обвел комнату надменным взглядом. Иван при появлении Никиты сразу вскочил с лавки, на которой сидел. Глядя на него, поднялись и остальные. Никита неторопливо кивнул, похоже, этого он и ждал.
   - Мыслю, вы уже знаете о моем примирении с Теодором.
   Молчание послужило подтверждением его слов.
   - Так вот. В ближайшее время я с отрядом отправляюсь в Ростиполь. Ты, Серафим, едешь со мной. Сможешь сам изготовить Адское пламя, без господина Ученого?
   - Смогу.
   - Добро! Вам, господин Ученый и тебе, Алешка, лучше остаться здесь. От Леонардуса и Святой Инквизиции подальше.
   - Нам бы домой вернуться поскорее, - сказал Алексей. - Никита, Вы обещали помочь нам найти нашу капсулу...
   - Может позже, - отрезал Бунтарь. - Сейчас не до того. Пока вам лучше оставаться здесь.
   В комнате повисло неловкое молчание. Потом Никита спросил мельника:
   - Ты, Иван, что думаешь дальше делать?
   - Да я домой поеду, что мне еще делать? Меня Красава ждет, дети... Раз уж война кончилась...
   - Ну. Ладно, - сказал Никита. Развернулся и вышел, не прощаясь.
  
   Когда дверь за Никитой захлопнулась, Лев Анатольевич подавленно сказал:
   - Да, Леша, время идет, а воз и ныне там. Машина наша неизвестно где и неизвестно в каком состоянии... Видно так и придется нам с тобой отправляться в путешествие в эту пресловутую Землю Богов, искать Врата, о которых говорит Аввакум. Других способов вернуться я, признаться, не вижу. Только бы Аввакум согласился нам помочь.
   Лев Анатольевич замолчал. Алексею бросилось в глаза, как профессор изменился за те два месяца, что они провели в этом удивительном мире. На первый взгляд кажется постаревшим, но это впечатление обманчиво. Просто здесь трудно качественно выбриться, нет средств ухода за кожей лица, кремов, дезодорантов и прочего. Нет стильной одежды, к которой привык. Вот и выглядит этаким деревенским старичком-бодрячком. Зато из глаз пропал легкий отблеск безумия, так беспокоивший Алексея. А может это и плохо? Может, то был свет гениальности?
   - Жаль, что мне приходится уезжать... - проговорил Серафим. - Бог даст, может мне тоже удастся отправиться с вами на поиски врат. Я бы этого очень хотел.
   - Ну, а я завтра утром поеду домой, - сказал мельник. - Мне здесь делать больше нечего.
   И вопросительно посмотрел на Любаву. Та опустила глаза. Сидящий рядом с ней Алексей заметил это, положил девушке на ладонь руку.
   - Останешься со мной? - тихо спросил он.
   Любава не ответила.
   - Оставайся! Найдем Врата, сможем пройти в мой мир, - воодушевленно начал уговаривать ее Алексей. - Там здорово, пойдешь со мной?
   Любава подняла голову, встретилась с Алексеем взглядом и сказала:
   - Я знаю, куда Леонардус отправил вашу повозку. Она в монастыре Святого Амвросия.
  
   Взирая на удивленные, полные недоверия лица Льва Анатольевича и Алексея, девушка повторила:
   - Повозка ваша в монастыре Святого Амвросия.
   Щеки Любавы окрасились румянцем, она опустила глаза и стала рассказывать:
   - В монастыре сестры много шептались о... э-э... и о схваченном колдуне и о магической капсуле. Это долго оставалось главной новостью. Из их разговоров я... я узнала, что капсулу отправили в монастырь Святого Амвросия... В нем монахи-книжники самые знающие. Леонардус надеется, что познать тайну повозки смогут они...
   - Так это же совсем недалеко отсюда! - воскликнул Серафим.
   Вот так новость сообщила Любава! Шкловский, боясь поверить собственным ушам, замер. Алексей вскочил, поднял девушку с лавки. Сдавил ее в объятьях и закружил над полом.
   - Да ты что, шальной, задушишь! - воскликнула она.
   Что творилось в эти минуты в душе Любавы? Каких мук стоило ей это признание? Рассказать им о местонахождении повозки - значит потерять Алексея. Умолчать - любимый останется с ней, может быть навсегда...
   - Это меняет дело!
   Лев Анатольевич тоже не усидел на месте, начал мерить тесную комнату шагами. При этом рассуждал вслух:
   - Это меняет дело! Особенно сейчас. Ведь нам уже не нужно ото всех прятаться и в осаде нас никто не держит... Хотя, так просто в монастырь тоже не явишься...
   - Но ведь монастырь Святого Амвросия это монастырь отца Аввакума! - воскликнул Серафим. - Прежде, чем отправиться по миру проповедовать открывшуюся ему истину, старец Аввакум не один десяток лет провел в той самой обители. Он рассказывал мне, что именно там хранятся главные секреты, истинные знания о прошлых веках. А когда его арестовали, монастырская братия инквизицию весьма осудила. Правда, сейчас там Леонардус поставил настоятелем своего человека...
   - То есть без Аввакума нам в этом вопросе по любому не обойтись, - подвел черту Алексей.
   - Сейчас нам надо подумать, где будем жить, - вернулся ко дню сегодняшнему Лев Анатольевич. - Уже завтра нас покинут Серафим и Иван - уйдут с Никитой. Не думаю, что мы сможем пользоваться гостеприимством хозяина этого дома и дальше.
   Его слова подействовали как ушат ледяной воды. В комнате повисло молчание.
   - Митро! - воскликнул вдруг Серафим. - Митро, вот кто наверняка вам поможет! - юный монах воодушевленно затараторил: - У него всюду есть друзья. Вспомните: как мы только пришли сюда, в Переслав, Митро пропал на несколько дней. Гулял, как он это называет... вернулся с десятком разбойников. Такое с ним случалось и раньше. Он частенько исчезал на время, потом появлялся... Митро - вор. Уж он то точно не последует за Никитой в Ростиполь. В княжеской дружине ему места нет, а на виселицу он вряд ли торопится.
   - Ну, так значит что? Надо его поскорее разыскать, пока не исчез. Ищи потом ветра в поле, - подал мудрый совет мельник Иван.
  

- 32 -

  
   На центральной площади Переслава, перед кафедральным собором, собралась многочисленная толпа. Вопреки надеждам встревоженных бояр и Переславского митрополита люди не расходились с площади, напротив, народ все прибывал. В большинстве здесь собрались крестьяне, бежавшие от хозяев и ручейками стекавшиеся в войско Никиты Бунтаря со всех концов княжества. Каждого из этих людей сюда привела своя причина. Кое-кто увидел в этой войне шанс свести счеты с осточертевшим приказчиком или самим барином и остаться безнаказанным. Кто-то еще бежал от беспросветной нужды и унизительного рабства. А кто-то искренне верил, что в случае победы Никита Бунтарь изменит мир. Не будет больше господ и рабов, богатых и бедных...
   Да, были и такие, хоть и немного, да сейчас их не осталось вовсе. Сегодня утром Никита объявил о примирении с Теодором и о своем возвращении на княжескую службу.
   Бойцы его славного отряда, можно сказать его гвардии, уже видели себя среди военной элиты княжества - тяжелой дружинной конницы.
   Лихой люд, разбойники, коих тоже в Переславе собралось немало, приняли новый поворот спокойно - не привыкать. Сегодня здесь, завтра там.
   А вот беглым крестьянам будущее хорошего не сулило. Мало ли, что князь обещал их помиловать. Милует царь, да не жалует псарь! Помещики то, не простят...
   Вот и чесали затылки крестьяне, как быть дальше? Над площадью стоял глухой ропот.
  
   Примерно в середине дня двери собора отворились. На парадное крыльцо вышли священники в праздничном облачении. Впереди всех - Переславский епископ. Над площадью зазвучал его сильный, торжественный голос:
   - Дети мои!
   Гул на площади стих.
   - Дети мои! Возрадуемся чудесному примирению господ наших - Великого Князя Теодора и боярина Никиты Князевского! - гремел зычный голос епископа. Голос креп, набирал силу. - Мы все вместе молили Господа, чтобы он наставил их и всех нас на путь истинный! Путь примирения, но не кровопролития, и Бог услышал нас! Бог услышал нас, но и мы должны внимательнее относится к Божественным наставлениям нам!
   Дети мои! Нет власти на земле, кроме угодной Всевышнему! Если Ему угодно, чтобы нами правил Великий князь Теодор, значит мы должны покорно и радостно служить Теодору, ибо такова воля Его! Теодор же милостиво повелел крестьянам, поддержавшим в час смуты Никиту, возвращаться к хозяевам и обещал никого не наказывать! Обещал всех простить!
   Дети мои! Без промедления и без боязни возвращайтесь по домам своим! Без воли Всевышнего Творца даже волос не упадет с головы раба его! И, ежели Богу будет угодно, ни один помещик не посмеет наказать заблудшего раба! Ибо сказано в Писании: кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью и, придя домой, созовет друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною: я нашел мою пропавшую овцу. Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии.
   Дети мои! Поверьте истине, записанной в Святой Книге! Хозяева ваши с радостью примут ваше добровольное возвращение! Если же грешен кто и заслужил справедливую кару, то прими ее безропотно, ибо так угодно Богу...
   - Фарисей!! - гневный крик прервал заливающегося соловьем святошу. Это на крыльцо собора поднялся Аввакум. Он указывал длинным пальцем прямо в лицо епископу и дрожащим от гнева голосом кричал:
   - Фарисей! Почему прячешься за спину Бога?! Почему тебе не посодействовать в судьбах этих людей?! Каждый из вас, - старец обвел священников пылающим взором, - каждый из вас может устроить судьбу кого-то из этих людей! Заблудших, как вы говорите, людей!
   - Ты! - палец Аввакума почти упирался епископу в лицо, тот начал пятиться. - Твоего золота хватит на то, чтобы выкупить всех этих крестьян и еще втрое! Почему бы тебе душу свою не облегчить? Ибо сказано в Писании: удобнее верблюду пройти сквозь игольное ухо, нежели богатому войти в Царство Божие!
   Видно Аввакум задел епископа за живое. Святоша пятился до тех пор, пока старец не предложил ему поделиться богатством. От одной только мысли о подобном несчастье епископ взъярился, как прайд голодных львов.
   - Еретик! - возмущенно вскричал он. - Как смеешь ты... - слова с трудом прорывались сквозь сиплое дыхание, епископ задыхался, его подхватили под руки. Пунцовый, он беззвучно разевал рот подобно выброшенной на берег рыбе.
   Люди на площади шумно выражали старцу Аввакуму одобрение.
   Лев Анатольевич, несмотря на теплоту в дарованном Андреем Вологодским кафтане, и Алексей в холщовой, подпоясанной ремешком рубахе, пробирались сквозь гомонящую толпу. Видя, что внимание людей приковано к возвышающемуся над площадью собору, они направились прямиком туда. Где еще быть священнику, хоть и лишенному сана?
  
   На парадное крыльцо собора стали взбираться люди. Неожиданно и быстро там произошла непонятная возня. Алексей подходил уже к крыльцу, когда увидел как оттуда шмыгнула неприметная серая фигура. Шмыгнула и затерялась в толпе...
   Над площадью раздался крик:
   - Аввакума убили!!!
   Народ зашумел. Слышались отдельные выкрики:
   - Кто?! Кто?!
   - Он туда побежал!
   - Да не туда, а туда!! Я сам видел!
   Алексей взбежал по ступеням. Старец лежал на холодных камнях, под ним ширилась лужа крови. Вокруг стояли люди. Напуганные священники спешно пятились внутрь собора.
   Епископ крикнул с порога:
   - Господь покарал еретика!
   И скрылся за крепкими дверями.
   Алексей сел возле старца, положил его голову себе на колени. Аввакум был еще жив. Он смотрел на Алексея огромными темными глазами полными боли, силился что-то сказать, но только хрипел.
   Над ним склонился подоспевший Шкловский, стал нащупывать на горле пульс. При этом он торопливо бормотал что-то себе под нос, потом сказал громко, закричал:
   - Его нужно перевязать! И позвать врача! Лекаря! Что вы стоите?! Есть же здесь лекарь?!
   Головы всех присутствующих как по команде повернулись к наглухо закрытым дверям собора. Лев Анатольевич вскочил, бросился к массивным створкам, стал колотить в них.
   - Откройте! - кричал он. - Откройте! Человек умирает!..
   Тщетно. Шкловский прекратил пинать злосчастные двери. Он подошел к Алексею и сказал:
   - Надо отнести его домой. Там Любава, она окажет первую помощь. А я тем временем разыщу Никиту. Уж он то найдет хорошего лекаря.
   Алексей вытер слезы, аккуратно опустил голову старца на крыльцо. Шкловский скинул с плеч и расстелил рядом с раненым кафтан. Вдвоем они на удивление легко подняли старца и переложили на боярское одеяние.
   Алексей разорвал рубаху Аввакума и увидел на животе глубокий порез. Оторвав и скомкав кусок ткани, он зажал рану. Не поднимая глаз, глухо сказал:
   - Кто-нибудь, помогите.
   Тут же импровизированные носилки подхватили несколько человек.
  
   Едва раненого старца внесли в комнату, Любава взяла командование на себя. Она быстро убрала со стола все, что там было. Сказала:
   - Так, кладите его сюда. Осторожно!
   - Анатольич! - обратилась Любава к Шкловскому так, как в последнее время обращался к нему Алексей. - Анатольич, будешь мне помогать. Мне нужен кипяток.
   Поднаторевшая третьего дня в лечении раненых, девушка решительно обнажила живот Аввакума, начала внимательно осматривать. Шкловский здраво рассудил, что сейчас важнее оказать первую помощь, а за лекарем сходить можно и позже, и отправился на боярскую кухню. Там в печи всегда стоит чан с горячей водой.
   Едва Любава увидела страшную рану Аввакума, поняла - дела его очень плохи. Клинок убийцы пронзил печень. Девушка помнила, что отец однажды выходил пациента с подобным ранением. Он тогда вскрыл раненому живот, удалил кровь и желчь и зашил рану. Тогда же отец объяснил помогавшей при операции дочери, что можно еще заложить на время в рану противогнойный лишайник и оставить в животе отверстие для трубки, по которой будут выходить гной и кровь. Тогда рана постепенно заживет изнутри.
   Какой же из двух методов выбрать?
   Отцовы самодельные кривые иглы остались у святой инквизиции, как неоспоримое доказательство его вины. Жаль! Любава хорошо помнила ту операцию и справилась бы сейчас не хуже. Но придется обойтись тем, что доступно...
   Шкловский принес чугунок с бурлящим кипятком. Любава задумчиво посмотрела на профессора, сказала:
   - Анатольич, помнишь, ты вчера вечером писал чего-то, а потом развинтил эту штуку, что вместо пера, и показал мне, как все устроено?
   "Анатольич" протянул удивленно:
   - Ну, помню... - и пожал плечами. - Ручка, что ли?
   - Да. Отдай её мне!
   Лев Анатольевич достал из кармана шариковую ручку.
   - Вынь все. Мне нужна эта вот трубка, - сказала Любава и зачерпнула из чугуна кипятка.
   Шкловский, не задавая лишних вопросов, стал отвинчивать наконечник.
   Девушка бросила в чугун большой пучок, то ли лишайника, то ли мха.
   Лев Анатольевич зубами выдернул пластмассовую пробку.
   Любава взяла у него из рук прозрачный пластиковый корпус и бросила вслед за лишайником.
   Шкловский пожал плечами. Он видел, как сноровисто эта девушка позавчера оказывала помощь раненым на поле боя, и твердо решил ничему не удивляться.
   - Пусть пока обеззараживается, - сказала она и развела отбавленный кипяток холодной водой.
   Лев Анатольевич услышал слово "обеззараживается" и удивился. Дальше, наблюдая за действиями Любавы, он удивлялся все больше и больше...
   Девушка обмыла рану теплой водой. Потом накалила на огне небольшой острый нож. Накалила и отложила в сторону. Осторожно выудила из чугуна лишайник, положила рядом с ножом. Чуть подождала. Потом оторвала часть и, обжигаясь, обтерла руки.
   "Обеззаразила" - отметил про себя профессор.
   Дальше - больше. Она подняла руки перед собой, как заправский хирург, прикрыла глаза и прошептала несколько неразборчивых фраз.
   Аввакум по-прежнему оставался без сознания. Алексей сидел около старца и держал его руку в ладонях.
   Любава взяла нож, сказала Алексею:
   - Держи его. Держи как следует.
   И недрогнувшей рукой решительно вскрыла живот Аввакума. Старец вдруг распахнул огромные глаза. Алексей навалился ему на плечи и зашептал в ухо:
   - Потерпи, отец. Потерпи, мы тебя выходим. Любушка тебя вылечит, ты только держись...
  

- 33 -

  
   Весть о ранении Аввакума молнией облетела весь Переслав. Едва Любава завершила операцию и стянула обработанную рану чистыми тканевыми полосами, прибежали запыхавшиеся Серафим и Иван. Серафим с порога бросился к изголовью учителя, но Аввакум, которому перед тем влили в рот крепкого меда, забылся сном. Лев Анатольевич обнял взвинченного Серафима за плечи, усадил на лавку.
   Следом за Серафимом и Иваном пришел Андрей Вологодский с каким-то толстым монахом. Монах оказался лекарем. Он, морщась, выслушал сбивчивые объяснения Любавы. С важным видом потрогал лоб Аввакума, послушал дыхание. Покосился на боярина, брезгливо тронул торчащий из бинтов конец пластмассовой трубки. Возмущенно сказал:
   - Я не знаю, кто позволил этой деревенщине соваться не в свое дело... Человеческое тело, сотворенное по образу и подобию божьему - это не какая-нибудь свинья или корова. С такими ужасными ранами человек обычно не выживает. И только Господь, милостью своей, может даровать исцеление. Надо было молиться, теперь же... после такого...
   Лекарь помотал головой, всем видом выражая, что после такого святотатства, как человеческое вмешательство в компетенцию бога, господь наверняка снимет с себя заботу об этом теле, и ушел. Вологодский опустил голову, и, не сказав ни слова, вышел вслед за ним.
   - Боже! Какое невежество! - воскликнул профессор Шкловский, когда дверь захлопнулась. - Люба, не вешай нос, ты молодчина! Если бы таких, как твой отец, не вешали по деревьям, а давали возможность работать, передавать опыт, создавали условия...
   - Тогда святая церковь потеряла бы кусок пирога, - угрюмо закончил Алексей.
   В комнате воцарилась мрачная тишина.
  
   За окошком стемнело. Настроение у всех было подавленное. Молчали, каждый думал о своем. Аввакум спал.
   Вдруг с улицы в окошко стукнул камешек. Алексей выглянул, но ничего не увидел. Стук повторился. Тогда Алексей с Иваном вышли из дома. Неподалеку во тьме чернела человеческая фигура. Человек свистнул и махнул рукой. Алексей с дюжим мельником за спиной пошли к нему.
   Когда они подошли ближе, Алексей различил во тьме широкое бородатое лицо, белозубую улыбку.
   - Митро, - облегченно выдохнул он. - А мы тебя искали...
   - Вот что, Лешка, - прошептал, или скорее прохрипел Митро, - Нельзя вам здесь оставаться. Как только Никита с войском уйдет из города, инквизиторы сразу сведут с Аввакумом счеты. А заодно, Лешка, и с тобой и с господином Ученым. Да, паря.
   - Слушай Митро, помоги! Серафим ведь тебя затем и искал, чтобы о помощи попросить. Нам бы схорониться где, ненадолго. Может на неделю. На семь дней. Любаха знает где наша капсула, мы может скоро уедем. Уедем и Аввакума с собой заберем. У нас его вылечат... помоги, а?
   - Ладно, паря, что ты. Неуж не помогу?... Тогда сделаем вот что: княжеское-то войско сегодня ушло... Вы ночью приготовьтесь. Никому ничего не говорите. Старца-то, есть, на чем везти?
   - Есть, - пробасил Иван.
   - Добро. Значит, сразу с рассветом выезжайте. Двигайте на переправу и на тот берег. Дальше так дорогой-то, через лес и езжайте, там я вас буду поджидать. Есть у меня на примете местечко, где можно вас спрятать...
   Митро помолчал.
   - Я ведь, паря, что? Я с Серафимом пришел попрощаться. Где он?
   - Здесь. Переживает. Сейчас позову.
  

- 34 -

  
   Ночью была сильная гроза. Под утро ливень сменился мелким, не по-летнему холодным дождем.
   Пришел хмурый рассвет. Алексей, Лев Анатольевич, Любава и Иван собрались в дорогу. Они вынесли молчаливого, словно бы онемевшего, Аввакума и уложили на телегу, сверху прикрыв старца видавшим виды хозяйским покрывалом. Иван запряг в телегу свою верную лошадку и, ни с кем не прощаясь, они отправились в путь.
   Переслав в те часы покидали многие. Кто-то поверил в обещания Теодора и возвращался домой. Кто-то уходил куда глаза глядят в поисках лучшей доли. Узнали стражники у ворот среди этих скитальцев Ученого, руководившего подготовкой их города к осаде и религиозного подвижника, пошатнувшего устои церкви? Возможно. Но вопросов никто из них не задавал и виду не подал.
   Переправа. Затяжной дождь и десятки ног размесили берега, превратили их в скользкую, чавкающую слякоть. Угрюмый мельник остановил лошадь, посмотрел в небо. Небо, несмотря на поднявшийся ветер, оставалось от горизонта до горизонта плотно затянуто свинцовыми тучами.
   - Не замочить бы старца, - сказал Иван. - Прошлый то раз телега целиком под воду не уходила, так, Любаш? - он посмотрел на сидящую возле Аввакума девушку. - Как думаешь, воды прибавилось или нет?
   Любава пожала плечами, с сомнением ответила:
   - Не знаю. Прибавилось наверное - вон воды сколько...
   Иван оглянулся на стоящих позади телеги Шкловского и Алексея. Они, в свою очередь, вопросительно смотрели на него, полностью признавая его превосходство в данном вопросе и как бы говоря: "ты здесь главный, как скажешь, так и будет".
   - Ладно, Бог на деле разума приставит, - сказал Иван. - Попробуем так, а если что, придумаем чего-нибудь. Но! Пошла!
   Алексей со Львом Анатольевичем переглянулись и поспешили за уходящей в реку телегой. Иван с отрешенным выражением лица шел по пояс в воде и вел лошадь за собой. Кобыла шумно фыркала, брыкалась и норовила быстрее выбраться из реки, но Иван держал ее под уздцы крепко. Лев Анатольевич и Алексей шли по обе стороны от телеги. Придерживали ее и готовы были в любой момент выручать Аввакума. К счастью их помощь ни Аввакуму ни Любаве не потребовалась. В самом глубоком месте вода не дошла до тележного настила пяти сантиметров.
   К тому времени, как они выбрались на противоположный берег, ветер разгулялся, набрал силу. Он нещадно студил промокших людей и лошадь. Трудно было поверить, что дело происходит в разгар лета - погода на глазах становилась откровенно осенней.
  
   Иван, стуча зубами, сказал:
   - Прости, Любашка, уж потрясем раненого, но надо нам пробежаться до леса, а то все сляжем. Кровь разгоним, а там, в лесу, от ветра укроемся и отожмемся.
   С этими словами он побежал по склизкой дороге. Лошадка рысью бежала рядом с ним. За телегой семенили на разъезжающихся ногах Алексей и Лев Анатольевич. Льву Анатольевичу приходилось труднее всех. Он всех старше, да, кроме того, и далек был от физкультуры и спорта все последние годы, далек...
   К лесу подбежали взопревшие, от лошади валил пар. Иван увидел просвет между деревьями, повел лошадь туда, там поляна. Укрылись за деревьями. Хоть дождь мочит по-прежнему, но от ветра спрятались. Перевели дыхание, сняли промокшую одежду, отжали. Разгоряченные тела их парили. Настроение стало несколько лучше, только Любава вздыхает тяжело над Аввакумом - трясли, пока бежали, не растревожили ли рану?
   - Эх, сейчас бы костерок развести, да по чарке водки, - мечтательно сказал Лев Анатольевич.
   - Давайте сначала встретимся с Митро, там решим что делать, ответил Алексей. - Он должен нас ждать где-то недалеко отсюда.
   - Да! - поддержал Алексея Иван. - Надо идти, пока опять не продрогли. Дождь зарядил надолго, а еще бог ведает, сколько до того пристанища добираться...
   Когда выбрались на дорогу, Иван настоял на том, чтобы Шкловский сел на телегу.
   - Закоченеешь - пройдешься, - сказал мельник. - А то тяжело тебе будет...
   Теперь впереди шел Алексей. Молодости свойственно быстро адаптироваться к любым условиям и нагрузкам, сейчас аспирант больше походил на заправского лесного жителя, привычного к серьезным пешим переходам. Следом легко ступал широкоплечий мельник. Лошадка послушно шагала за хозяином, тянула телегу с раненым Аввакумом, встревоженной Любавой и неуклюже пытающимся утешить девушку профессором. Грязь хлюпала под копытами, монотонно скрипели деревянные колеса, сеял нудный дождик - так прошел час.
   К исходу второго часа Потапов прибавил шаг. Расстегнул ворот, озирается. То уйдет вперед, то поджидает остальных.
   - Чего маешься? - спросил Иван.
   - Туда ли мы идем? Чего Митро-то сказал, ты не помнишь? Он вроде должен был нас встретить недалеко от переправы, или я чего не так понял?
   - Пес его знает...
   Лошадь подняла голову, начала фыркать, прядать ушами. Иван едва удержал повод, когда она в очередной раз мотнула головой особенно сильно.
   - Что ты, долбаная тварь, шарахаешься?! - зло гаркнул мельник.
   - Женихов, наверное, чует! - громко ответил за кобылу кто-то из-за деревьев.
   Иван резко дернул узду.
   - Тпру!
   Шкловский с Любавой едва не упали с телеги. Алексей неистово крутил головой.
   - Я это, я! Не пугайтесь, добрые люди!
   Из-за деревьев вышел Митро. Алексей перевел дух.
   - Сворачивай сюда, - сказал разбойник. - Вот здесь можно проехать.
   Оказалось прямо у дороги, укрытая деревьями от посторонних глаз, находится широкая поляна. На нее Митро и вывел гостей. На поляне стояли два оседланных жеребца, вороной и гнедой. В сторонке, возле деревьев, весело трещал костер. Возле костра сидел крупный чернявый дядька. Огненные черные глаза, крючковатый нос, курчавая борода и большая золотая серьга в ухе - он казался прошедшим сквозь время и пространство запорожским казаком. Не хватало только кривой сабли и пары засунутых за пояс пистолей. "Казак" улыбнулся - сверкнули белые зубы - и сделался похож на Митро. Хоть и разной они внешности, да сразу видно - одного поля ягоды.
   - Давай сюда, паря, закоченели небось? Давай-давай, поближе к огню, - суетился Митро. - Выпьем по чарке, закусим, чем бог послал. О, господин Ученый, да ты весь посинел.
   - Д-да уж-ж, - согласился Лев Анатольевич стуча зубами, протянул ладони к огню.
   Иван и Алексей подняли Аввакума, перенесли к костру. Митро расстелил для него лошадиную попону, еще одну натянули сверху, между деревьев.
   Пока они располагались вокруг костра, товарищ Митро наполнил хмельным медом две большие глиняные кружки. Митро вручил их Шкловскому и Ивану. Те, отпив по несколько больших глотков, передали Алексею и Любаве. Любава понюхала напиток, хотела поставить кружку, но мельник сказал:
   - Пей, Любашка, для сугреву.
   Любава отхлебнула, осторожно поддерживая голову Аввакума, влила немного в рот и ему.
   Тем временем "казак" нарезал толстыми ломтями копченого мяса, протянул в широкой ладони. Хлебнувшие крепкого меду путники, благодарно кивая, расхватали куски, начали жевать, да так, что за ушами трещало.
   Кружки с медом еще дважды обходили костер по кругу, за копченым мясом последовало обжаренное на углях. Лица зарумянились, кровь быстрее побежала в жилах. Зарумянились щеки и у раненого старца. Любава все время поглядывала на него и сейчас вздохнула с облегчением. Отщипнула кусочек мяса, положила Аввакуму в рот. Он начал жевать.
   - Удивительно, как сильно греет медовуха, - сказал Лев Анатольевич. - Я пять минут назад дрожал от холода, а сейчас истекаю потом...
   - В такую погоду верное средство, - ответил Митро. - Добрая чарка меду, живой огонь и ломоть мяса, которое недавно бегало по лесу... жаль только, хлеба нет сейчас.
   - Да-а! - протянул услышавший про хлеб мельник.
   Митро повернулся к нему и сказал:
   - Иван, а ты что, в Князево не торопишься?
   Мельник насупился, ответил, глядя на огонь:
   - Тороплюсь. - Помолчал и добавил со вздохом: - Тороплюсь, так ведь телега нужна.
   - Ты вот что, Иван, если торопишься, то лучше телегу оставь, а сам Никиту догоняй. Доберешься с ним до Ростиполя, а там уж и рукой подать... А то сейчас на дорогах будет опасно... мой гнедой тебе подойдет?
   Морщины на лице Ивана разгладились, он поднял голову, посмотрел на Митро недоверчиво.
   - Ну, что смотришь? Думаешь я шучу? Забирай гнедого, пока не передумал.
   Иван встал, вытер ладони о штаны. Лицо его озарила улыбка.
   - Ну, тогда я поехал, - неуверенно сказал он.
   Алексей, Лев Анатольевич и Любава тоже поднялись, отошли от костра.
   - Прощай Иван, - сказал Алексей.
   - Ты, Лешка, это, Любаву не обижай.
   Алексей кивнул и уставился в землю. Любава обняла мельника за шею, поцеловала в заросшую щеку.
   - Спасибо тебе за все, дядя Иван. Тете Красаве передай от меня поклон, пускай не поминает лихом.
   - Ну что ты...
   Мельник осторожно взял коня под уздцы. Гнедой насторожился, но не дернулся. Иван, с уговорами, потянул его за собой. Конь скосил глаза в сторону хозяина, но пошел.
   - Иди, Орлик! Иди, с богом! - крикнул Митро.
   Иван и Орлик скрылись за деревьями. Некоторое время слышалось удаляющееся чавканье копыт по раскисшей дороге.
   - Ну что, паря, обогрелись? - спросил Митро. - Пора и нам. Как себя чувствуешь, отец? - склонился он над Аввакумом.
   Аввакум не ответил, только глаза сверкнули.
   - Там, куда я вас отведу, до монастыря твоего, святого Амвросия, рукой подать. Да, паря, избушка там одна есть - в ней отшельник жил. Его уже никто не помнит, а избушка осталась...
  
   Двинулись через лес. Теперь лошадь мельника вел в поводу Митро. Лев Анатольевич шел с ним рядом. Впереди вел богатырского вороного коня чернявый товарищ Митро - Кистень. Любава по-прежнему сидела на телеге, возле Аввакума. Замыкал шествие Алексей.
   После встречи с Митро у Алексея отлегло от сердца, а после сытного обеда возле уютного костра душа и вовсе пела. Небо, казалось, раздалось, и дождь почти прекратился. Настроение улучшилось не только у Алексея. Любава всплакнула, провожая Ивана, но сейчас улыбалась, щеки ее зарумянились. Лев Анатольевич с Митро о чем-то оживленно беседовали. Алексей прислушался.
   - Если бы не телега, - говорил Митро, - сейчас уже подходили бы. Но с телегой коротким путем не продраться, потому объезжаем...
   Лес расступился. Вслед за Кистенем и его вороным жеребцом, лошадка мельника Ивана вытянула телегу на высокую большую дорогу. По всей длине выпуклая по центру, с тянущимися вдоль нее заросшими канавами, дорога эта оставалась очень твердой, несмотря на проливной дождь. Вода скатывалась с нее, собираясь в огромные капли. Кистень забрался в седло. Митро уселся на телегу, сказал:
   - Садитесь, господин Ученый. И ты, Лешка, садись. Здесь лошадке полегче будет...
   - Тракт этот с незапамятных времен здесь проложен, - начал рассказывать Митро, когда все уселись, и телега резво покатилась по дороге. - Говорят, монахи его ковыряли, хотели знать как построено, так там, под слоем песка, шлифованные камни. Уложены так плотно, что иголку между ними не засунешь. Да, паря, умели раньше строить...
  
   Кистень на вороном жеребце ускакал вперед. Лошадка Ивана бежала размеренной рысью, разгорячилась, от нее валил пар. Темные ели вперемешку с мокрыми березами и осинами, местами разбавленные дубами с омытой, лоснящейся листвой, медленно проплывали мимо.
   - Митро, ты человек бывалый, - осторожно завел разговор Алексей. - Скажи, вот если бы тебе понадобилось... э-э... что-то вынести из монастыря, ну, к примеру, скажем, из монастыря святого Амвросия... что-то большое... как бы ты за это взялся?
   Митро выслушал этот длинный вопрос, наклонив голову вбок. На его широком лице расплылась улыбка, блеснули белые зубы.
   - Там, что ли, капсула ваша? - спросил он напрямик.
   Алексей покраснел.
   - Там.
   Митро долго молчал. Потапов уже почти решился напомнить ему о вопросе, когда разбойник заговорил сам:
   - Я, Лешка, в монастырях-то не бывал,... но украсть твою капсулу, мыслю, можно. Она ведь на колесах, верно?
   - Ну да.
   - Мыслю, паря, монахи её в храм не закатят, так? Значит она стоит где-нибудь во дворе... Вдвоем - втроем ее из ворот выкатить можно? Она железная... много тяжелее этой телеги?
   - Да нет! Втроем точно выкатим.
   - Подогнать заранее к воротам снаружи пару лошадей... Уж если мы Аввакума и тебя, паря, из под носа у самого Теодора выдернули, то уж монахи-то нам не преграда, верно? - Митро засмеялся. - Внезапность - главное оружие вора!
   - Да не надо никаких лошадей! - горячо воскликнул Алексей. - Машина же на ходу, она тогда просто в грязь села! Я ее заведу, она сама поедет!
   - Ну, не знаю, паря. По мне, так лошади вернее... Не бои-ись, капсулу из монастыря украдем, а заодно еще чего прихватим. Там добра много, - он подмигнул Алексею, - Кистень вон, на попов во-от такенный зуб имеет... уж не откажется их за бороду подергать.
  

- 35 -

  
   - Тпру! Стоять. - Митро натянул поводья. - Если ехать дальше, этот тракт будет пересекать дорога. Она-то и ведет к монастырю, это если повернешь направо, а налево - выйдешь к той дороге, по которой сейчас Леонардус с войском возвращается в Ростиполь. А мы сворачиваем, слезайте.
   Дождь, наконец, прекратился. Стих и ветер. Лишь иногда несильно дунет, качнет верхушки деревьев, обдаст бредущих путников градом студеных капель. До вечера вроде бы еще далеко, а небо тучами затянуто, в лесу уже и темнеет.
   Алексей старался запомнить хотя бы направление, в котором они шли от удивительного старинного тракта, но не сумел. Кистень выбирал путь так, чтобы сквозь дремучий лес проехать с телегой. Несколько раз они круто сворачивали, объезжали заросли и овраги.
   Наконец их взору предстала покосившаяся изба. Когда-то это был добротный бревенчатый дом, но время и отсутствие постоянных жителей сделали свое дело: нижние венцы частью ушли в землю, частью подгнили. Стены покосились. Из крыши, крытой дранкой, торчит полуразрушенная кирпичная труба.
   - Ну, вот и отшельничий скит! - громко сказал Митро. - Пошли, глянем, что там да как. Я давненько здесь не был...
  
   Алексей поднялся вслед за Митро по шатким ступеням на крыльцо. Митро распахнул дверь, шагнул внутрь. Скрипнули половицы. Алексей вошел следом. Внутри стоял характерный запах брошенного жилья и было темно. Слабый свет осенних сумерек проникал сквозь маленькие окошки робко, его хватало лишь слабо осветить стоящий под самыми окнами стол. Напротив темнела громада печи.
   Митро прошел к столу, пошарил руками. Алексей услышал довольный возглас:
   - Молодец, паря, не зря я надеялся...
   Над столом вспыхнул крохотный огонек - это Митро зажег масляную лампу. Он закрыл её стеклянным колпаком, подкрутил фитиль. Огонь разгорелся сильнее.
   - У нас закон: воспользовался схроном - подготовь все, чтобы после тебя люди тоже могли перебиться, - сказал Митро. - Вижу, Черный все сделал правильно. Здесь, в ведерке, масло для лампы, там, у печи, наколотые сухие дрова. Пошли, старца занесем, потом печь затопим.
   - Порядок, - громко сказал Митро, выйдя на улицу. Он подвел лошадь к самому крыльцу. Алексей со Львом Анатольевичем подняли Аввакума - он лежал без сознания, внесли в дом. Легко внесли. Алексей подумал с горечью: "совсем усох старик. Хуже, чем в подземелье". Положили его на лежанку у печи.
  
   Митро показал Алексею, где находится чистейший родник. Потом они с Кистенем уехали. Лошадь мельника Ивана они забрали с собой, а телегу оставили. Оставили в холщовом мешке провизии да бутыль меду. Обещали вернуться на третий день, привезти еще еды и помочь выкрасть из монастыря машину.
   Любава сразу начала хлопотать по хозяйству. Растопила печь, поставила кипятить воду. Разогрела жареное мясо. Спустя некоторое время воздух в избе сменился. Сырость ушла, уступив место доброму сухому теплу. За окошками окончательно стемнело. Любава раздела старца, с помощью мужчин постелила под него сухое теплое одеяло с печи. Новые обитатели скита разделись и сами, разложили мокрую одежду сушиться на широкую русскую печь. Да пока раскладывали, нашли там чугун полный муки. Любава обрадовалась этой находке, обещала утром испечь хлеба. Пока же стол накрыли тем, что оставили им друзья. Поужинали холодным копченым, и горячим жареным мясом, запивая его холодным медом.
   - Вот что значит привычка: человек, привыкший к хлебу, без него чувствует себя голодным, чем бы ни питался, - сказал Лев Анатольевич. - Хоть бы даже и мясом.
   - Это точно! - поддакнул Потапов с набитым ртом. - Ну, завтра нас Любаша порадует свежей выпечкой, да, Люб?
   - Не знаю, что получится. Я попробовала муку, она прогоркла, может такой хлеб и есть будет нельзя.
   - А я чаю очень хочу! - воскликнул Шкловский. - так и выпил бы сейчас стаканов восемь. Я ведь чай целыми днями дома пил...
   - Ничего. Скоро вернемся. И хлеба наедимся и чаю напьемся, недолго осталось, - мечтательно сказал Алексей. - Аввакума вылечим, Любаву выдадим замуж...
   Девушка резко повернулась к нему, Алексею привиделось даже, как полыхнули желтым её глаза.
   - Шучу, шучу! - поспешно воскликнул он. И добавил, понизив голос: - Я сам на тебе женюсь...
   Девушка опустила взгляд. Сказала:
   - Посмотрю, как Аввакум. Возьми лучше лампу, посвети мне.
   Старец по-прежнему лежал без сознания, его трясла лихорадка, он бредил. Любава положила ладонь больному на лоб, покачала головой. Алексей принес табурет, поставил лампу на него.
   Девушка принесла чугун с теплой водой, села возле Аввакума, начала обтирать его влажной тканью.
   - Давай помогу чего-нибудь, - сказал Алексей.
   - Да ничем ты сейчас не поможешь... - сказала девушка. - У него горячка - очень нехороший признак... попробую снизить жар обтираниями. А утром наверное придется опять вскрывать рану... Растрясли, пока везли, да может застудили.
  
   Спать уложились прямо на полу. Всю ночь Любава и Алексей, по очереди, вставали к больному, обтирали его водой. Под утро бессознательное состояние старца сменилось беспокойным сном. Девушка облегченно перекрестилась и пошла ставить опару. Она развела в воде, остававшейся в печке еще теплой, муку. Добавила из своей медицинской сумки сушеных дрожжевых грибов. Пока печь истопилась по новой, опара подошла.
   Проснулся Алексей. Он сходил на улицу, умылся и стал с интересом наблюдать за действиями девушки: как она натерла льняным маслом найденный за печкой противень, разложила на нем круглые хлебцы, отправила противень в багровый зев топки. Лицо Любавы разрумянилось от огня, на лоб выбились пряди русых волос. Молодой человек откровенно любовался ее естественной красотой.
   Скоро свежий ароматный хлеб был готов. Его дурманящий запах пробудил даже на удивление разоспавшегося Льва Анатольевича. Профессор долго лежал. Поднялся, тяжело дыша. Сел за стол. Любава подала горячий каравай, сказала:
   - Погодите постынет.
   Да где там! Алексей сразу отломил кусок. Обжигая пальцы, он дул на парящий мякиш, совал его в рот. Шкловский глядя на него, осторожно снял хрустящую корочку. Любава засмеялась и тоже стала уминать за обе щёки.
   - Ты чего не ешь? - спросил с набитым ртом Алексей, увидев, как профессор отложил кусок. - Ты же так хлеба хотел. Вкусно!
   - Я попозже. Ты, Любушка, молодец! - проговорил Шкловский сквозь тяжелое дыхание. - Очень вкусно! В нашем мире таких невест уже не найти, чтобы вот так: и печку истопить и хлеба напечь. Я уж не говорю про врачевание... Ты Алексей подумай.
   - А мне чего думать? Я же сказал: женюсь! - ответил Потапов.
   Любава зарделась, опустила глаза и встала из-за стола. Алексей тоже поднялся, пошел за ней.
   - Ну что ты? Я чего-то не то сказал? Прости...
   Любава исподлобья посмотрела ему в глаза, сказала:
   - Давай посмотрим Аввакума. Хочу рассмотреть его рану при свете.
   Девушка глянула на пропитанную грязно-бурой кровью повязку и закусила губу. Сразу встала, сказала:
   - Сейчас я со стола все уберу, положите его туда, ближе к свету.
   На столе, при свете дня, падающем на него из окон, Аввакум казался покойником. Мертвенно-белое тело, желто-серая кожа лица. Глаза глубоко запали. На столе лежал обтянутый кожей скелет. Юная лекарка сняла повязку. Рана выглядела ужасно. Она распухла, набухшие пунцовые края резко контрастировали с белым животом, из разреза сочился гной. Любава положила ладонь Аввакуму на лоб и вздрогнула - лоб ледяной. Лев Анатольевич попробовал нащупать пульс, это ему не удалось... Тогда он положил голову старцу на грудь, Сердце билось. Редко, но билось.
   Любава вычистила рану, плотно забинтовала последними остававшимися у нее чистыми полотняными полосами. Девушка стала печальна и молчалива. Алексей дождался, пока она закончит, спросил:
   - Он умрет?
   Любава посмотрела ему в глаза.
   - Умрет.
   Алексей вышел на улицу. Дождь кончился. Осенний лес стоял вымытый, залитый лучами утреннего солнца. На глазах навернулись слезы. "Почему? За какие грехи? Почему все так несправедливо?!"
   Вслед за Алексеем вышел Шкловский, обнял его за плечи.
   - Рана очень серьезная. С проникающим ранением печени умирают чаще, чем выживают и у нас, несмотря на все реанимобили и палаты интенсивной терапии...
   На крыльцо выскочила Любава.
   - Алексей! Сюда! Он очнулся, тебя зовет!
   Алексей бросился в дом.
   Аввакум, бледный как смерть, лежал с открытыми глазами. Он узнал Алексея и улыбнулся.
   - Ты здесь, - тихо скрипнул его голос. - Ты здесь, юноша из другого мира и мой собрат по неволе...
   Алексей подошел, взял старца за руку. Рядом встал Лев Анатольевич, он дышал так, словно пробежал километр.
   - Выслушай, что я тебе скажу, юноша, - говорил тем временем Аввакум.
   - Подожди. Подожди, мы тебя переложим.
   Они подхватили старца, положили обратно, к теплой печке. Алексей сел с ним рядом.
   - Выслушай, что я скажу... Когда-то люди пришли сюда из других миров через магические Врата. Люди путешествовали между мирами, могли летать по воздуху, словно птицы, плавали в воде, подобно рыбам... люди были свободны.
   Никто не знает, что произошло... почему Врата были запечатаны. Церковь... церковь всеми силами искореняет людскую память о тех временах. Возможно я последний, кто знает истину... и меня убили из-за этого. Да, из-за этого, - повторил Аввакум с нажимом. - Я умираю, - продолжил священник.
   - Нет! - горячо воскликнул Алексей. - Нет. Мы увезем тебя в наш мир. Там тебя положат в больницу, все будет хорошо.
   Аввакум дождался, пока он закончит, и продолжил:
   - Я умираю. Обещай мне раскрыть тайну Врат. Верни людям свободу! - Аввакум взял Алексея за руку, приподнялся на ложе. Глаза его горели одержимостью. - Верни людям свободу, пришелец из других миров! Может быть в этом твое предназначение?
   Старец рухнул на служивший ему подушкой кафтан. Речь его перешла в неразборчивый бред, глаза закрылись. Через четверть часа Аввакум уснул и больше не проснулся.
  

- 36 -

  
   Лев Анатольевич чувствовал себя нехорошо с самого утра. Поднялся с трудом, хотелось спать и спать. Все мышцы болели, крутило связки и суставы. Пропал аппетит - не хотелось даже свежего хлеба. Каждый шаг давался с трудом, тяжело было дышать. Поначалу Шкловский посчитал такое состояние следствием вчерашнего, нешуточного для его возраста, перехода. Но, когда днем ковыряли в сырой лесной земле могилу для Аввакума, ему стало совсем худо. Лев Анатольевич оперся на найденный в сенях заступ, которым прорубал мелкие корни. Воздуха не хватало. Легкие работали подобно кузнечным мехам, с натугой гоняя туда-обратно влажный воздух. Вдруг случился приступ сильного кашля, профессор даже опустился на четвереньки. Когда удушливый кашель отпустил, он вытер слезы и почувствовал себя очень замерзшим.
   - Пошли-ка в дом, Анатольич, что-то ты совсем распрохудился. Не хватало еще, чтобы ты разболелся, - сказал Алексей, помогая ему подняться.
   Он ощутил, как Шкловского трясет озноб. Было даже слышно, как стучат зубы. Вместе с Любавой они увели профессора в избу, уложили на печи. Даже на горячей русской печке, под ворохом наваленной на него одежды, Лев Анатольевич мерз. Любава заставила его выпить кружку разбавленного горячей водой меда.
   Потапов оставил Любаву с захворавшим профессором, а сам пошел дорывать могилу. Он свирепо долбил лопатой заросшую корнями землю, вышвыривал её наверх... Работа шла значительно быстрее, чем два месяца назад, когда они с профессором копали яму для Любавиного отца.
   Неужели это было всего три месяца назад? Да какое три? ДВА!
   Алексей воткнул лопату в землю и посмотрел вдаль. Два месяца, подумать только! А кажется так давно, словно в другой жизни, столько всего случилось за это время...
   В памяти отчетливо встали события того майского дня. Алексей вспомнил, как усовершенствованная девятка плавно, покачиваясь, катилась по трассе. Как он вырезАл в коре дуба - ТОГО дуба, в родной реальности - метку. Вспомнил он, как вдруг накатанная тракторами и машинами колея превратилась в узкую тропу. Как он едва не сбил Любаву...
   Любава. Алексей улыбнулся, вспомнив ее перепуганное лицо.
   Потом они с Анатольичем пошли к дубу...
   В тот день все казалось таким... прикольным.
   Нежданно-негаданно Алексею вспомнилась Леночка. Какими далекими и несерьезными показались ему в эти минуты терзавшие тогда проблемы.
   Губы Алексея искривила горькая усмешка.
   Он вздохнул, посмотрел вверх. Залитые солнцем макушки берез трепетали на ветру, шелестели. Казалось березки громко шепчутся, секретничают о чем-то.
   Алексей вернулся к работе. Земля после дождя сырая, тяжелая. Скоро она примет тело Аввакума.
   "Уж лучше лежать здесь, под березами, чем подохнуть в мрачных подземельях инквизиции, в кромешной тьме. Или задохнуться в дыму их адского костра. А здесь место хорошее, природа..." - размышлял Алексей, продолжая настырно ковырять плотную, липкую глину.
  
   Хоронили Аввакума вдвоем - Лев Анатольевич уснул и его решили не беспокоить.
   Алексей снова - в который уж раз - подивился невесомости Авакумова тела. Вдвоем с Любавой они отнесли старца к могиле легко. При необходимости Алексей справился бы и один.
   Они опустили завернутое в покрывало костлявое тело на дно могилы. По обычаю, провожая усопших в последний путь, люди говорят над покинутой земной оболочкой прощальные речи. Вспоминают заслуги и лучшие качества покойного.
   Над разверзнутой могилой Аввакума стояла звенящая тишина. Для присутствующих все было предельно ясно без лишних речей.
   - Ну... как говорится... Пусть земля будет пухом, - тихо проговорил Алексей, продавив подступивший к горлу ком.
   Он постоял еще и бросил вниз горсть земли.
   Любава судорожно всхлипнула и закрыла лицо ладонями.
  
   Когда над могилой вырос невысокий буро-коричневый холмик, Алексей задал Любаве мучавший его вопрос:
   - Как ты думаешь, что с Анатольичем?
   - У него лихорадка, - тихо ответила девушка.
   - Лихорадка? Воспаление легких, что ли?
   - Лихорадка. Он должен находиться в тепле, больше пить, хорошо бы клюквенного морсу с медом. - Девушка помолчала, - тогда, Бог даст - оклемается.
   - Бог даст?! - вскричал Алексей, с лопатой надвигаясь на девушку. - Лихорадка - это воспаление легких! Нужны антибиотики! Лекарства, тогда точно выздоровеет, безо всякого бога!!
   Любава опустила глаза, отшагнула назад. Алексей зло швырнул лопату, словно копье, в ближайшее дерево. Лопата в полете повернулась, попала всей плоскостью, с треском отскочила. Девушка резко развернулась и быстро пошла к избе.
   Потапов выругался, посмотрел ей вслед и пошел мастерить Аввакуму на могилу крест. Еще в Ростипольских подземельях, слушая рассказы старца, он поражался удивительной схожести таких разных, казалось бы, легенд и религий, а особенно символов веры...
   "Только бы Анатольич не умер! Только бы не умер, я не могу допустить, чтобы и он лег в могилу", - стиснув зубы думал Алексей, сооружая крест из двух палок и куска бечевки. - "Его срочно надо увозить к нам, в больницу, к уколам и капельницам. Послезавтра приедут Митро и его друг, ночью выкрадем кота и сразу же разгоняемся до тридцати и"...
   "Получится ли?" - обожгло вдруг. - "Что, если ничего не получится? Или еще куда занесет, из огня да в полымя? Или в монастыре нет кота? Мало ли что могли с ним учудить здешние попы"
   Трясущимися руками Алексей воткнул в свежий холмик корявую крестовину.
  
   На следующий день Льву Анатольевичу стало хуже. Его переложили на лежанку, ту самую, где еще вчера утром толковал о волшебных вратах Аввакум. Профессор то метался в жару, то трясся от озноба, надсадно кашлял и задыхался. Любава обтирала его влажной тканью, поила теплой кипяченой водой с добавлением муки и меда. Алексей брезгливо понюхал это пойло, покачал головой, но вмешиваться не стал. Все равно страдания учителя он облегчить ничем не мог и благоразумно решил девушке не мешать.
   Ближе к полудню Любава оставила ухаживать за больным Алексея, а сама отправилась в лес.
  
   Шкловский спал. Алексей решил пока истопить печь. Он заложил в топку последние сухие поленья из оставленного Черным (или как-там-его?) запаса, долго возился с огнивом и кремнем - употел, добывая огонь. Наконец дрова весело затрещали. Занявшись делом, Алексей заметно успокоился. Положение уже не казалось ему столь отчаянным. Он подошел к лежанке, плотнее подоткнул одеяло и вышел на улицу - стоило принести к печке дров, чтобы просохли.
   Когда он вернулся с охапкой собранных вблизи избушки деревяшек, Лев Анатольевич лежал с открытыми глазами.
   - Леш, дай водички, - слабым голосом попросил он.
   Алексей свалил дрова, засуетился у чугуна с водой.
   - Как ты, Анатольич? - спросил он, дождавшись, когда учитель напьется.
   - Нормально.
   Шкловский отдышался.
   - Повезло мне с ассистентом, - сквозь хриплое дыхание говорил он. - Что бы я здесь без тебя делал.
   Алексей присел рядом, взял старика за руку.
   - Ну ладно, что ты.
   - Нет-нет, мне в самом деле повезло... понимаешь, Леша, ведь у меня никого нет. Детей нам с Лилией Бог не дал. Потом Лиля оставила меня... А ты... я на тебя смотрю... вы с Любавой для меня как дети... не бросай ее одну...
   - Да ты что, Анатольич, помирать собрался, что ли? - горячо заговорил Алексей. - Ты давай, это брось...
   - Нет-нет, я умирать не собираюсь... просто случай представился. Есть время осмыслить...
   - Все будет хорошо! Завтра приедут ребята, мы вытащим нашего кота. Нашего котика! Значит послезавтра будем дома, тебя отвезем в больницу...
   - Не загадывай, - тихо сказал Шкловский. - Неизвестно еще.
  
   Любавы все нет и нет. Алексей много раз выходил на улицу, смотрел, не идет ли? Дважды отходил от избушки на приличное расстояние в лес, кричал её - если заблудилась, может услышит? Вернулась девушка уже в сумерках.
   - Ты где пропала?! - накинулся на нее Алексей. - Где ты бродишь? Темно уже!
   Усталая девушка со счастливой улыбкой показала ему ветхое, черное от старости лукошко полное лежащих вперемешку грибов и ягод.
  

* * *

  
   Митро в назначенный день не приехал. Алексей извелся, ожидая. Ближе к вечеру он решил, что пойдет в монастырь один.
   Любава с возрастающей тревогой наблюдала, как он отобрал из всей имеющейся у них одежды самую темную и свободную, внимательно осмотрел сапоги Льва Анатольевича, переобулся. Пошарил по всей избе, вышел на улицу. Девушка вышла за ним.
   - Что ты ищешь?
   - Любаш, ты была в монастыре, как думаешь, этот, святого Амвросия, сильно отличается от того?.. Чего молчишь? Как думаешь, я смогу туда пробраться?
   - Ты с ума сошел!
   Наконец Алексей нашел то, что искал. Он сходил в избу за кочергой, с её помощью выдернул из угла скрепляющую бревна скобу.
   - Леша! Не ходи туда один!
   Алексей повернулся к девушке, она пристально посмотрела ему в глаза.
   - Давай подождем до завтра, завтра Митро обязательно приедет...
   - А если не приедет? Может, он забыл или его поймали или, не дай Бог, зарезали, что тогда? Я не могу допустить, чтобы Лев Анатольевич умер!
   - Тебя схватят!
   - Не каркай, лучше помоги! Расскажи, как мне лучше туда пробраться?
   - Я пойду с тобой!
   - Не выдумывай. Ты останешься с Анатольичем. Вон - он опять отключился.
   Алексей прошел к учителю, снял с его шеи ключи от девятки. У Льва Анатольевича снова был жар, он метался то ли еще во сне, то ли уже в бреду, горячий-прегорячий. Алексей качнул головой, повесил ключи на шею себе и повернулся к Любаве.
   - Не ругайся, Любаш. Все будет хорошо, я обязательно вернусь... Расскажи мне: что там в монастырях?
  
   Любава проводила Алексея до тракта. Не успел он прошагать километра, как пошел дождь. Алексей раздраженно посмотрел в сумрачное небо - хотелось бы выйти к монастырю до наступления темноты, но теперь вряд ли получится.
   "Не заплутать бы..." - подумал он и прибавил шагу.
   Спустя примерно час лес расступился. В полумраке Алексей увидел впереди небольшую деревню. Он настороженно осмотрелся и собрался обогнуть неожиданное препятствие, держась лесной опушки. Но тут ему в голову пришла мысль дождаться здесь ночи и пошарить по деревне в поисках веревки. Та, что лежала у него в мешке, связанная из разорванных на полосы тряпок и прикрепленная к самодельному крюку, не внушала никакого доверия.
   Алексей притаился на краю леса, и некоторое время наблюдал за деревней. Наблюдал до тех пор, пока не стемнело окончательно. Теперь он не видел почти ничего. Впрочем, за все время созерцания Алексей не видел ни одной живой души и совсем успокоился. Он выбрался на тракт и решительно пошел прямиком через деревню. У первой же избы, к которой он шагал, на него выбежал, свирепо лая, огромный пес. Сердце провалилось в пятки. Неожиданно стремительный разбег чудовищного зверя резко оборвался - пес оказался на цепи. Алексей перевел дух и быстро пошел дальше. Лай подхватили другие собаки. Теперь он жалел, что не прошел мимо этого селения, только потерял время. В любой миг он ожидал появления деревенских мужиков или кого похуже...
   Алексей уже уносил ноги, когда наткнулся на колодец. Из-под ног у него со звоном полетело ведро. Ведро на длинной веревке! Недолго думая, Алексей достал нож. Через минуту он удалялся, наматывая на локоть крепкую бечеву.
  

- 37 -

  
   Ночь. Нудный дождь. Ветер. Холодно. Хочется курить...
   Курить Алексей бросил сразу после возвращения из армии. И никогда к этой привычке не возвращался, даже начал забывать, что смолил когда-то. Этой же ночью курить хотелось нестерпимо.
   Монастырь снаружи больше похож на крепость. Высокие зубчатые стены; крепкие, окованные железом ворота. Рва нет, хоть это радует. Со всех сторон обитель окружают поля, в которых от зари до зари трудятся младшие братья. Опушка леса, откуда наблюдает Алексей, от монастыря в версте.
   "Да. Курнуть бы сейчас не мешало... ну да ладно"
   Он выбрался из кустов и пошел по размокшей пашне. На сапоги сразу налипли огромные комья земли, ноги стали неподъемны. Куски грязи периодически отваливались под собственной тяжестью, но тут же налипали новые. Алексей, стиснув зубы, упрямо переставлял ноги - пути назад нет. Дыхание стало тяжелым, грудь и бока под одеждой взмокли. Время от времени Алексей хлопал себя по груди, проверял: на месте ли ключи?
   Постепенно черная глыба обители выросла до самого неба, загородила собой пол вселенной. Небо можно увидеть, только задрав лицо к зениту.
   Алексей постоял у стены, мысленно ориентируясь:
   "Так, ворота там"...
   Перед выходом Любава начертила ему план того монастыря, в котором была сама. Все храмы и монастыри, по ее словам, возводятся согласно канону, а значит, существенных отличий быть не должно. Место для преодоления стены он выбрал так, чтобы попасть не во внутренний двор, а во внешний. Внутренний двор опоясан по периметру примыкающими к стенам зданиями с кельями, а в кельях монахи. Туда соваться ни к чему. Во внешнем дворе здания в основном хозяйственные, из жилых только дом настоятеля. Там же охраняемые днем и ночью ворота...
  
   Алексей достал веревку с загодя привязанным самодельным крюком на конце. Размотал, помедлил и, широко размахнувшись, бросил крюк вверх. Железяка лязгнула о стену и плюхнулась в грязь - недолет. Еще попытка - тот же результат. Алексей разозлился, метнул проклятый крюк, что было сил - без толку. Тогда он отдышался, постарался унять дрожь в руках. Раскрутил веревку и швырнул почти вертикально вверх. Тишина. Обратно веревка не упала. Алексей подергал её, повис - держит.
   "Ну, с богом", - мысленно ободрил он сам себя и полез вверх.
   Подъем дался намного легче, чем он ожидал. Алексей без задержек вскарабкался на стену, уселся на ней и замер, всматриваясь в монастырский двор. Прислушался - ничего подозрительного...
   Удивительно, но, приступив к решительным действиям, Алексей почувствовал себя много спокойнее, чем во время ожидания в лесу. Какой-то час назад его аж подташнивало от волнения, а сейчас... Сейчас сомневаться некогда, нужно действовать.
   Алексей перекинул веревку на внутреннюю сторону стены и спустился во двор. Во дворе ветра нет. Дождь льет по-прежнему. Луна еле-еле просвечивает сквозь тучи, но глаза привыкли к темноте. Призрачного лунного света достаточно, чтобы различать очертания зданий и предметов.
   Слева невысокий забор, за ним ровными рядами кресты - кладбище. Там делать нечего. Алексей, стараясь не шуметь, направился вправо. Через два десятка шагов путь ему преградило каменное строение. Алексей долго шел вдоль стены, а когда повернул за угол встал как вкопанный.
   ВОН ЖЕ ОНА СТОИТ, РОДНАЯ, МАШИНКА НАША!
   В первое мгновение он не поверил собственным глазам. Зажмурился, тряхнул головой, осторожно раскрыл веки - точно, она.
   Девятка стоит под навесом. И так темно, еще эта крыша...
   Алексей посмотрел по сторонам, прошел под навес. Дождь выбивает по крыше надоедливую дробь, журчащие ручейки стекают по углам. В лобовом стекле отразилось тусклое пятно луны.
   Алексея бросило в пот. Он протянул к дверце дрожащую руку. Перевел ставшее вдруг неровным дыхание. Нажал пальцами на рычажок в ручке... раздался металлический щелчок. Сердце застыло. Алексей потянул дверь к себе, она с тихим чавканьем распахнулась. Теперь сердце будто стартовало в спринтерский забег. Алексей сунул голову внутрь - слишком темно. Тысяча мыслей мечутся в голове никак не желая выстроится в упорядоченную очередь. Главная, просто вопль: "ПОВЕЗЛО!!!", и вслед за ней сразу: "Есть ли бензин?", "не разрядился ли аккумулятор?", "заведется ли?". Так много вопросов... Алексей щелкнул переключателем - в салоне ярко вспыхнул светильник. Алексей быстро осмотрел оборудование, на первый взгляд все на месте.
   "Дай Бог, чтобы все осталось исправно. Если что полетело - мы здесь не починим. И неизвестно еще что с мотором. Не разобрали ли его проклятые монахи?" - Эти мысли молнией мелькнули в сознании Алексея. Он дернул ручку - отпер замок капота, и выбрался наружу.
   В тот же миг раздался окрик:
   - Кто там?!
   Это проснулся сторож. Он увидел в капсуле свет и решил проверить, кому это не спится в такую непогодь. А наш лазутчик, обрадованный удачей, даже и не заметил, что до ворот всего ничего.
   Алексей погасил светильник в машине. В тот же миг зажегся свет в будке охранника. Выполняющий в эту ночь обязанности сторожа монах направился с фонарем в руке к нему. Алексей, действуя безотчетно, быстро открыл капот, нащупал бензонасос и начал качать рычажок. Краем сознания он отметил, что качать приходится с усилием, значит, топливо есть...
   Впотьмах сторож принял фигуру в темном балахоне, копошащуюся у магической капсулы, за одного из монахов-книжников, бьющихся над этим артефактом днем и ночью.
  
   Алексей захлопнул крышку. Покосился на приближающегося монаха - тот идет совершенно беспечно. Алексей сообразил, что его принимают за своего. Он, оставаясь спиной к сторожу, замер. Чувства обострились до предела. Алексею казалось, он затылком видит приближающуюся фигуру. Вот осталось два шага... один... вот дыхание уже над левым ухом...
   Алексей резко развернулся и вбил кулак сторожу в печень. Тот крякнул и мешком опустился на землю.
   Только что сознание рисовало Алексею огромного мужика на голову выше ростом, а сторож оказался маленьким худеньким пареньком, почти подростком. Алексей выхватил из-за голенища нож. Поднял монашка за шкирку, как котенка, и приставил нож к горлу.
   - Жить хочешь?! - спросил свирепо.
   Монашек усердно закивал.
   - Тогда отворяй ворота. Живо!
   Сторож умчался. Алексей впрыгнул за руль, сорвал с шеи шнурок с заветными ключами...
   Гулко ударил колокол.
   Алексей вставил ключ в замок зажигания, повернул. Стартер несколько раз утробно всхлипнул, двигатель нерешительно заурчал, чихнул...
   - Давай, родная! Не сейчас!
   Алексей вдавил в пол педаль газа. Мотор взревел. Не давая ему заглохнуть, Потапов включил передачу и рванул с места. Девятка, чихая и дергаясь, покатилась через монастырский двор.
   Удары колокола превратились в непрерывный набат. Алексей включил дальний свет. Длинные руки фар выхватили из тьмы раскрытый провал ворот. Возле них крестится монах. Он откинул капюшон, на бритом черепе сверкали капли дождя. На Алексея накатило ощущение нереальности происходящего. Темная громада монастыря, потоки воды по лобовому стеклу. Сторож этот - минуту назад Алексей видел перед собой подростка, а сейчас в воротах лысый старик...
   Алексей еще поддал газу. Размокший грунт фонтанами взлетал из-под передних колес и с шуршанием барабанил в днище. Девятка, набирая скорость, плыла сквозь дождь, подобно выбравшейся из моря субмарине, спешащей вернуться в родную стихию. Алексей тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение. Он все время бросал взгляды в зеркало заднего вида, ожидая погони. Погони не было. Кроме колокольного звона, не было даже признаков пробуждения монастыря. Монах, оставшийся у ворот, казался единственным его обитателем.
   "Неужели все так просто?!" - билось в сознании Алексея. - "Неужели все?! Неужели так просто?!"
   Он еще боялся поверить в удачу, мысленно готовил себя к дурным сюрпризам, а душа ликовала...
  
   Дурной сюрприз не заставил себя ждать долго. На панели зловеще вспыхнул и погас рубиновый огонек, полыхнул еще раз - топливо на исходе.
   - Чё-ёрт! - во весь голос взвыл Алексей. - Только этого не хватало!
   Когда он миновал деревню, так удачно подарившую ему веревку, алое око моргнуло последний раз и недобро вытаращилось, уже не мигая.
   "Только бы хватило бензина! Только бы хватило!.." - как заклинание повторял про себя Алексей, судорожно давя на газ.
   Он напряженно всматривался во тьму, стараясь не проскочить дальше, чем нужно. Вдруг впереди он увидел пересекающую тракт дорогу, которой здесь быть не должно.
   - Чё-ёрт! - снова вырвалось у него.
   На этом перекрестке он развернулся, проехал в обратном направлении с километр и заглушил двигатель - не имело смысла колесить впотьмах, жечь драгоценное топливо. Алексей дождался рассвета, каждую минуту ожидая появления отряда преследующих его всадников. Никакой погони так и не было, это вселило веру в счастливый исход всего мероприятия. С замиранием сердца Алексей повернул ключ зажигания. Теплый мотор завелся что называется "с пол оборота". Молодой человек шумно выдохнул и тронулся с места. В призрачном свете раннего утра он легко отыскал нужное ему место - именно здесь они свернули с тракта, когда Митро вел их к тайной избушке.
   Что делать дальше?
   Проехать через лес после таких дождей невозможно, да и бензин теперь на вес золота. Оставлять машину на тракте тоже нельзя...
   Он повернул руль, девятка послушно покатилась под откос и заглохла. Алексей судорожно повернул ключ, одновременно вдавив в пол педаль газа...
   Машина скатилась с откоса, выровнялась. Мотор чихнул и взревел, норовя разорваться. Отчаянно буксуя, Алексею все же удалось заехать за какие-то кусты. Здесь двигатель смолк окончательно.
   Алексей выбрался из машины. От тракта тянулся характерный глубокий след.
  

- 38 -

  
   Алексей ушел. Ушел в монастырь, один, чтобы украсть свою капсулу.
   Вернется ли он? А если вернется, то заберет Анатольича и они навсегда уедут.
   "Зачем я только им про эту проклятущую капсулу рассказала!"
   Девушка смахнула набежавшие слезы. Подошла к постели седого профессора, прикоснулась тыльной стороной ладони ко лбу.
   "Какой горячий"
   Любава не на шутку встревожилась. Состояние Анатольича нравилось ей все меньше. Она зачерпнула воды, смочила лоскут и стала обтирать старика. Чем помочь еще, дочь деревенского знахаря не знала. Шкловский метался в жару, надсадно кашлял - не просыпаясь. Больше чем жар и кашель Любаву встревожил этот нездоровый, схожий с беспамятством сон.
   Любава в эту ночь не сомкнула глаз. Промаялась до утра, слушая судорожное буханье старика на фоне заунывной песни дождя. Погода за окном гармонировала царящему в душе девушки смятению. Она вновь была одинока и не ведала, как ей быть дальше...
   Задремала девушка лишь на рассвете. Разбудил ее тихий стук в окошко.
   Любава вздрогнула, разомкнула тяжелые веки. Сердце забилось в груди раненой куропаткой. Стук повторился.
   Она кинулась к двери.
   - Кто там?
   - Это я, Любушка, я! Отвори.
   Девушка распахнула дверь. На пороге стоял промокший до нитки, измазанный в грязи Алексей. Она со слезами бросилась ему на шею.
  
   Люба суетилась, собирая на стол. Взбудораженный Алексей выпил два ковша воды и, стаскивая мокрую одежду, рассказывал ей о ночных приключениях.
   - ... Я заехал вглубь леса насколько мог, потом забросал кота ветками.
   - Кота?
   - Капсулу. Ветками забросал, с тракта вроде не заметно. Следы, правда, видно... Хорошо хоть на самом тракте следов не осталось, в этом смысле дождь нам на руку.
   Алексей и Любава позавтракали. Они доели последние кусочки мяса и последний хлеб.
   - Ешь-ешь, хлеба я сейчас еще испеку, там осталось муки еще на раз. И выпей вот это.
   Девушка пододвинула кружку с ягодным морсом. Алексей хлебнул, из глаз у него брызнули слезы.
   - Ну и кислятина!
   - Пей! Обязательно выпей все, не хватало еще, чтобы ты захворал. После такой ночи.
   - Сахарку бы.
   - Не капризничай. Что ты как маленький?!
   Алексей сморщился так, что стал похож на сушеную грушу, но морс выпил. Когда он ставил кружку на стол, заметил как необычно пристально, напряженно глядит на него Любава.
   - Что ты так на меня смотришь?
   - Ты теперь уедешь?
   Алексей посмотрел в сторону.
   - Да. Если получится... Ты сама сказала - Анатольичу хуже. Его нужно срочно в больницу...
   Алексей повернулся к девушке, попытался взять ее за руку. Любава руку выдернула, вышла на улицу. Алексей, хмурясь, еще некоторое время сидел за столом. Потом вздохнул и полез на печь.
  
   Проснулся в тревоге, с ощущением какой-то непоправимой утраты. Быстро спустился, кинулся ко Льву Анатольевичу. Старик тихонько лежал на месте.
   - Как дела, Анатольич? - встревожено спросил его Алексей.
   - Ничего... все нормально, Лешенька... спасибо.
   - А где Любава?
   - Она на улицу вышла, недавно... она рассказала мне о капсуле... ты молодец.
   - Боюсь, увязла наша капсула не хуже чем у того дуба, - ответил Алексей. О бензине он решил пока Шкловскому не говорить, зачем волновать старика раньше времени? - Схожу, посмотрю повнимательнее, что к чему.
   - Куда ты пойдешь сейчас? Вечер уже... Завтра вместе посмотрим. Да-да! Мне уже лучше...
   Старик закашлялся.
   - Как вечер?! - удивился Алексей. - Что же вы меня не разбудили?
   Он быстро вышел на улицу. В самом деле, солнце уже скатилось за деревья. Дождя не было, шелестел золотыми листьями легкий ветерок.
   - Проснулся? -из-за дома показалась Любава. - Пойдем, я тебя супом накормлю. Грибным.
   - Давно дождь-то кончился?
   - Да утром еще перестал...
  
   Митро и Кистень приехали ранним утром следующего дня. Митро бесшумно поднялся на крыльцо, заглянул в окно, потянул дверь. Дверь отчаянно скрипнула. Митро ожидал, что в грудь ему сейчас упрется копье или, на худой конец, нож. Он сам, по крайней мере, поступил бы именно так, но в хате он нашел сонное царство. Шкловского, спящего под ворохом одежд на лежанке у печи, он принял за Аввакума. Дальше, на полу, безмятежно спали Алексей и Любава. Спали обнявшись.
   - Подъем, лежебоки! - гаркнул Митро во все горло.
   Алексей резво сел, завертел головой, не понимая. Девушка открыла глаза, выше натянула на себя одеяло.
   - Здравствуй дядя Митро, - сказала она, - не шуми, больного разбудишь.
   - Не шуми. Да вы спятили! Вас голыми руками можно брать! Такого шороху навели на всю округу, вас всюду ищут!.. Капсулу бросили под самым убежищем, наследили и дрыхнут! Даже дверь не замкнули...
   - Митро приехал, - подал голос Лев Анатольевич, показавшись из-под кафтана. - Здравствуй, Митро.
   - О, господин Ученый, - изумленно сказал разбойник, - а где отец Аввакум?
   - Он умер, - тихо ответил Шкловский.
   Митро замолчал. Потом сказал, опустив голову:
   - Вам оставаться здесь больше нельзя.
   - Как здорово, что ты пришел, Митро! -Алексей быстро вскочил, начал одеваться, тараторя при этом: - Мы, конечно, сразу отсюда уедем, помоги только нам машину на тракт вытащить, ты ведь не один пришел, верно? Нам только капсулу на тракт поставить, и...
   Тут он встретился взглядом с глазами Любавы. Из прекрасных глаз вытекали крупные слезы и скатывались по щекам, оставляя влажные следы.
   - Ладно, паря, вы собирайтесь. Тока быстро. Мы на улице обождем.
   Митро вышел. В наступившей неловкой тишине глухо хлопнула дверь.
   - Ну что ты? - тихо спросил Алексей.
   Любава махнула рукой, в горле у неё застрял ком.
   Тут, сидевший на лежанке и уже успевший обуться, профессор встал на ноги. Он сделал шаг и его мотнуло, Алексей едва успел подхватить падающего учителя.
   - Тихо, Анатольич! Держись!
   - Ничего-ничего, голова немного закружилась. Сейчас пройдет.
   В самом деле, Шкловский освободился от поддержки и, придерживаясь рукой стены, вышел на улицу. Алексей последовал за ним.
   На улице снова шел дождь. Да и чего ждать от осени, хоть и в параллельном мире? Дождь моросил всю ночь, а сейчас разошелся не на шутку. Алексей вдохнул полной грудью сырой стылый воздух, выдохнул - изо рта повалил пар. Он быстро метнулся обратно, схватил с лежанки попону, вынес на улицу и накинул на Льва Анатольевича, укрыв его с головой.
   - Ты что, Анатольич, с ума сошел?! Промокнешь!
   Из леса вышел с двумя оседланными лошадьми чернявый разбойник.
   - Доброе утро, Кистень, - узнал его Алексей.
   - Доброе, Лешка, доброе, - беззаботно отозвался, с широкой улыбкой в тридцать два белоснежных зуба, лихой человек.
   - Что ты скалишься?! - набросился на него Митро. - "Доброе", чего доброго, когда по всей округе псы рыщут?
   - Да ладно тебе, - отмахнулся Кистень. - Самая воровская погода, никто сюда носа не сунет.
   - Значит так, Лешка, - обратился Митро к Алексею, - здесь оставаться нельзя, я уже сказал. Капсулу и того, кто её украл, ищут. Как, паря, думаешь дальше быть?
   Алексей посмотрел разбойнику в глаза. Сказал:
   - Митро, мы должны срочно вернуться в свой мир, иначе Анатольичу крышка. Умрет иначе Анатольич без лекарств, а у нас его быстро на ноги поставят. Потому я и пошел в монастырь, вас не дождавшись. Дело осталось за малым - поставить капсулу на тракт. Помоги. Поможешь? - с надеждой повторил он.
   - Что же ты, господин ученый? - обратился Митро к Шкловскому. - Застудился?
   - У него лихорадка, - сказала вышедшая на крыльцо Любава. - В такую погоду на улицу никак нельзя. Да и не дойдешь ведь, дедушка...
   - Да, Митро, Анатольича надо как-то справлять, - вставил Алексей. - Может на лошади как?..
   - Да что вы, я дойду... - начал отнекиваться профессор. Но Митро сразу взял заботу о нем в свои руки.
   - На-ка, хлебни, - протянул он профессору фляжку и кликнул товарища: - Кистень, веди-ка сюда мою кобылу...
   - Тпру, стоять. Стоять, кому сказал! - Кистень заставил лошадь замереть.
   - Ну, господин Ученый, давай, - сказал Митро, поддерживая Льва Анатольевича под поясницу. - Смотри тока не бухнись.
   Профессор поставил ногу в стремя, сильные руки подбросили его вверх. Он едва успел задрать ногу, повалился животом лошади на спину.
   Кобыла дернулась. Лев Анатольевич схватился за гриву, еле удержался. Кистень натянул узду, Митро поддержал профессора.
   - Не робей, паря, держу. Давай-ка, двигайся вперед, а я в седло сяду...
  
   Первым, как и пять дней назад, идет через лес Кистень. За его вороным, которого Кистень ведет в поводу, едут на лошади Митро и Шкловский. Алексей и Любава идут последними. Идут молча. Изредка, то он то она посматривают друг на друга украдкой и сразу отводят глаза. Предстоящая разлука черной тучей стоит перед ними. Погода, кажется разделяет их чувства - дождь сеет не переставая, поднялся ветер, качает верхушки деревьев. На людей срываются крупные ледяные капли и мокрые бурые листья.
   До капсулы добрались без хлопот. Когда Алексей разбросал укрывавшие её ветки, Лев Анатольевич прильнул к стеклам, жадно всматривался внутрь.
   - Даже не верится! - воскликнул он. - Столько всего произошло, сколько минуло времени, и вот пожалуйста...
   Профессор закашлялся. Любава помогла ему удержаться на ногах. Алексей обошел машину, осмотрел со всех сторон. Можно бы, наверное, и выехать отсюда, особенно если будут толкать два таких здоровяка как Митро с Кистенем... но, сколько при этом сгорит бензина? Рисковать нельзя.
   - Надо вытащить капсулу на тракт, - сказал он, обращаясь к разбойникам. - Без лошадей мы не управимся. Как лучше сделать-то?
   - Щас сделаем! - успокоили его.
   Митро и Кистень подвели лошадей к кустам, за которыми притаилась "девятка", поставили их крупами к переднему бамперу. Кистень вытащил на свет божий крепкую веревку, соединил с её помощью подпруги лошадей между собой, оставленный длинный конец бросил Алексею. Алексей присел перед машиной, сунул веревку в проушину, затянул.
   - Готово! - доложил он, распрямляясь. - Сейчас, за руль сяду и можно тащить. - Лев Анатольевич, - обратился он к учителю, - садитесь в машину, так будет лучше.
   Шкловский смерил взглядом расстояние и подъем до дороги, виновато посмотрел на Любаву, пробормотал:
   - Да-да, так действительно будет лучше.
   Алексей помог Льву Анатольевичу забраться на сиденье, обошел машину и, усаживаясь за руль, крикнул:
   - Давай!
   - Н-но, пошла, волчье мясо! - дернул кобылу Кистень. Митро хлестнул вторую нагайкой. Лошади дернулись, напряглись, срывая "девятку" с места и хрипя, фыркая, пошли по размокшей земле. Машина заскользила за ними, при повороте её занесло, ударило о ствол дерева, потом протащило всем бортом по какому-то пню. У самого тракта Митро остановил лошадей, осторожно выбрался на открытое пространство, посмотрел в обе стороны. "Давай" - махнул рукой. Кистень одним ударом ожег нагайкой обеих лошадей, магическая капсула вынырнула на большую дорогу.
  
   Лошадей отвязали и увели назад в лес. Капсула стоит, готовая к движению, хоть по дороге, хоть через границы миров. Алексей зачем-то вновь обошел её кругом, Любава подошла к нему, теребя в руках узелок.
   - Я тут собрала вам в дорогу, - начала она и замолкла - спазм сковал её горло.
   Алексей обнял девушку, прошептал ей на ухо:
   - Ты прости меня.
   - За что? - спросила она так же тихо.
   - За все. Просто прости...
   Минуту стояли молча, каждый думал о своем.
   - Ну что? - нарушил тишину Митро, - ничего не забыли?
   Алексей угрюмо пожал плечами. Профессор отозвался:
   - Нет-нет, все готово.
   - Ну, - поторопил Митро, - неча тянуть. Неровен час кто поедет.
   - Я надеюсь, все получится, - сказал Алексей, глядя на Льва Анатольевича.
   Он прошел к машине, открыл крышку капота и начал вручную накачивать бензонасосом топливо в карбюратор. Насос дважды хрюкнул, подавая бензин, и заработал вхолостую.
   - Нет! Не может быть! - закричал Алексей и с силой захлопнул крышку. - Все пропало!
   - В чем дело, Леша? - спросил профессор.
   - Бензин! Бензин кончился, вот в чем дело! Что же делать? Может быть мы сумеем разогнаться до тридцати километров в час, если обратно запряжем лошадей? - в отчаянии ухватился Алексей за первое, что пришло в голову.
   - А бутылку, бутылку ты уже вылил? - воскликнул Шкловский.
   - Какую бутылку?
   - Ну как же, я в багажник убрал бутылку с бензином, эн зэ. Забыл?!
   Алексей хлопнул себя ладонью по лбу, бросился к багажнику. Распахнул заднюю дверь, начал перекладывать с места на место инструменты...
   - Есть!
   В руках его появилась та самая двухлитровая бутылка из-под "Фанты" с ярко-желтой этикеткой.
   - Есть!!
   Потапов готов был эту, так кстати появившуюся емкость, расцеловать. Плечи его распрямились, будто с них упал тяжкий груз - с того самого момента, как сигнальная лампа датчика топлива вспыхнула первый раз, мысль о бензине не давала ему покоя. Он трясущейся рукой открыл крышку бензобака. Боясь расплескать даже каплю, вылил драгоценное топливо, бегом бросился к капоту.
   Профессор тем временем обнял Митро, пожал руку его товарищу, чмокнул Любаву в щечку, пошептал ей чего-то на ушко - девушка отрицательно помотала головой, и сел в машину. Тут с ним случился приступ сильнейшего кашля.
   Алексей захлопнул крышку, сел за руль. Похлопал Льва Анатольевича по спине, снял с шеи заветный ключ, вставил в замок зажигания. Затаив дыхание, повернул. Двигатель завелся сразу, заурчал, набирая обороты...
   Алексей вышел, крепко обнялся с Митро, с Кистенем, поцеловал Любаву в губы и молча сел рядом с учителем.
   - Прощайте, друзья, - прохрипел сквозь одышку Лев Анатольевич, помахав из открытой двери. Алексей отпустил сцепление, капсула медленно тронулась и пошла, набирая скорость.
   Любава смотрела вслед, махала рукой, а по щекам катились, смешиваясь с дождем, крупные слезы.
  

- Эпилог -

   Старинный тракт опустел. Только что по нему катилась диковинная повозка из чужого, неведомого мира и... нет её. Только грязный след обрывается посреди дороги и медленно тает, размываемый дождем.
   - Гляди-ка, как сквозь землю провалились - промолвил Митро.
   - Вот бы нам такую штуковину, от стражи бегать! - добавил Кистень и засмеялся.
   - Ну, а ты теперь куда? - спросил Митро у Любавы.
   Девушка пожала плечами, тихо сказала:
   - Позволь, дядя Митро, я в избушку вернусь пока.
   - Да мне что, разве жалко? Только опасно там теперь будет... - Митро вздохнул. - Пойдем-ка лучше, дочка, с нами.
   Девушка помотала головой и медленно побрела в лес.
  
   Дождь кончился, но небо оставалось затянуто мрачными свинцово-серыми тучами.
   Любава вернулась к оставленному жилью. Не заходя в дом, прошла к могиле старца Аввакума и долго сидела там, опустившись на колени. Через какое-то время, словно очнувшись, девушка встала, посмотрела по сторонам и пошла в избу.
   В избе она затопила печь, развесила на ней промокшую одежду. Взгляд наткнулся на узелок с нехитрыми харчами, которые она собрала в дорогу Алексею и Льву Анатольевичу, да так и не отдала. Она достала холодный влажный каравай, отломила горбушку, куснула раз и отложила в сторону - кусок не лез в горло. Любава села у окна, подперла рукой щеку и стала смотреть на улицу, туда, где... Кто это?
   Девушка перекрестилась, боясь поверить глазам, на ватных ногах вышла на крыльцо.
   - Любушка! Я нашел тебя, Любушка!
   В лучах солнца, прорвавшего тяжкие тучи, к крыльцу бежал Алексей.
  
  
  
   Примечания.
  
   1 - ДЕВИЧЬЯ - комната для женской прислуги в барских домах.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"