Тот на редкость тёплый, красочный вечер, о котором здесь будет идти речь, плавно слился с течением Диминой жизни в конце сентября, примерно тогда, когда он уже перестал замечать красивых девушек на улицах нашего города. Причиной этому, естественно, была ОНА.
Выйдя из душа, Дима окинул взглядом радующее глаз количество различных аппетитненьких бутылочек из под ликёров, стоящих на шкафу. Он на секунду остановился и с удовольствием представил перед собой томящуюся в холодильнике, запотевшую от нетерпения, обжигающую кристально чистой, ледяной страстью, 40-ка процентовую, одетую в пеньюар марки "Смирнов", снежную королеву. За окном, мягкий ветер с волнением поглаживал разноцветную листву деревьев. Год назад, развивающийся в нашей стране капитализм, заманчиво улыбнувшись старшим членам семьи, предложил им далёкий переезд. На данный момент неумолимый, а возможно и желанный ход жизни ещё не успел заполнить освобождённое пространство семейной квартиры детским смехом и спокойствием постоянности.
Дима остановился у журнального столика, глядя в экран телевизора. Убедившись в том, что ничего интересного там не показывали, его внимание автоматически переключилось обратно, на относительно новую, но недающую покоя, тему. Казалось, за сей крайне короткий срок он настолько привык к этим мыслям, этому желанию, этой необъяснимой потребности, что стоило Диме только поймать себя за размышлениями о чём-то другом, и из спячки мгновенно выходил паразитообразный призрак панического волнения. Непонятный импульс, исходящий либо из Диминого неисследованного подсознания, либо из глубины груди, требовал от него не только исполнить это, неизвестно откуда исходящее, но тем не менее реальное желание, теперь уже переросшее в столь ощутимую потребность; он требовал постоянного, ежесекундного присутсвия сего желания - потребности - в Димином сознании, и в случае, когда оно на короткое мгновение вытеснялось оттуда размышлениями на иные темы, импульс ударял Диму током, стегал по спине, бросал его в холодный пот, и тогда Дима, опомнившись, испытывая чувство вины и испуга, вновь - любовно - прижимал к сердцу своё самое заветное желание.
Поведя бровями на выдохе, молодой парень грустновато усмехнулся. Где-то в сердце запряталось острое ощущение сладкой тоски. Сейчас оно набирало силу и расплывалось, пытаясь охватить его полностью. Он знал имя той, которая являлась этому причиной. Подобно яркой спышке фотоаппарата, она неожиданно появлялась в его поле зрения. То на улице, то в метро. Несколько раз в неделю она работала в кафе неподалёку. Там, наверно, всё и началось.
Дима постоянно наведовался в данное кафе. Пару раз ему даже удалось обменяться несколькими пустыми фразами с этим небесным созданием. Но установить контакт с ней было очень затруднительно. Постоянно мешала торопящаяся куда-то очередь, а также её обаятельно серьёзное, неприступное выражение лица. Дима постоянно пытался поймать её взгляд и удержать его хотя-бы на долю секунды, он улыбался ей, отпускал глупые шутки заказывая не очень вкусное кофе. Увы, девушкин деловитый взгляд быстро проскальзывал по нему без каких либо эмоций. Дима видел, что за согревающим его сердце серьёзным выражением её гладкого личика, кроется что-то очень весёлое, светлое, жизнерадостное, поблескивающее звонким смехом в просветах чарующе милой улыбки. Ему очень хотелось сказать ей что он это видит, знает, и чувствует.
Парень неоднократноно обещал себе, что в следующий раз он обязательно добъётся внимания этой девушки. К сожалению, увидев её в тот долгожданный "следующий раз", он сразу столбенел и впадал в ступор, так как боевой дух исчезал со скоростью света в неизвестном направлении, тем самым временно деградируя Димину способность предпринимать адекватные действия до уровня амёбы. Однажды, улечив её стройную, женственно и степенно передвигающуюся фигуру в бильярдном салоне, он почувствовал, что морально готов. Но она была в компании с каким-то парнем. Со стороны, картина больше походила на первое не очень романтическое свидание, чем на нечто постоянное. Однако тот парень знал, чего хотел, постоянно касаясь её узкой талии, и не только... Димой овладело деликатное желание со всего размаху хватануть конкуррента бильярдной кью. Разум всётаки победил, и в место рукоприкладства он попытался установить с ней визуальный контакт. Как обычно, поймать её взгляд было практически невозможно. Всё-же она, заметив Диму, слегка прищюрившись, испытывающе пробежалась по нему глазами. Одно только это повысило Димино артериальное давление до высот, смертельных для обыкновенных людей. Легковозбудимое трепетание, густо насыщенное адреналиновым ознобом на примеси неожиданного, кратковременного эмоционального подъёма, охватило всю его душу. В какой-то миг, возможность заговорить с ней,показалась ему реальной. Увы, воспользоваться этой возможностью парень не успел, да и не мог успеть, так как в следующий миг её уже небыло, она исчезла вместе с её взглядом, а окаменевшие ноги броситься в решительную погоню упорно не позволяли. Отвернувшись, она уже больше не поворачивалсь в Димину сторону. Сколько бы он не смотрел на неё, сколько не любовался, /i> поймать её было невозможно. У него создалось впечатление, что она чувствует его внимание, наслаждается им. Он видел это по её позе, по движениям рук, походке. Он был убеждён в том, что так оно и есть, и одновременно не верил в правильность своего убеждения. Может всё это являлось обманом зрения, бредом, галлюцинацией?
В тот роковой вечер, пройдя через двор и обогнув угол соседнего дома, Дима увидел подъезжающий трамвай. Едва не побив мировой рекорд по стометровке, он запрыгнул в вагон последним, и был вынужден стоять. На следующей остановке, сиденье, расположенное впритык к местонахождению его новенького итальянского туфля, теперь уже приукрашенного отпечатком чьего-то поношенного ботинка, освободилось. По причине отсутсвия серъёзных претендентов - людей старше пятидесяти, а также симпатичных дам, незаметных для Диминого, затуманненного Амуром, взгляда - ему самому пришлось усесться на это место.
Вскоре трамвай опять остановился, и в двери повалил народ. Дима равнодушно наблюдал за суетливой толкотнёй и передвижениями в проходе, бессознательно наслаждаясь крайне редким, но от того в двойне ценным, отсутствием каких-либо мыслей. В тот момент, когда сидящий рядом мужчина вскочил с явным намерением прорваться к выходу сквозь заполняющую вагон живую волну, мощный, обжигающий импульс побудил мозговые клетки молодого героя возобновить свою деятельность. Из безлицой, бурлящей, не очень большой, но крепко сбитой толпы, совершенно неожиданно, вынырнула... Она. Ангельский образ этой девушки спокойно отделился от судорожной людской суеты. Каблуки её босоножек преобразили грязный пол в экзотический, даже волшебный, южный островок, мирно существующий в бушуюшем море отдавливающих друг другу носки, людей. Диме показалось, будто все лампы, оставив вагон в полумраке, освещают только её; через мгновение он понял, что ореол света, нежно обнявший это мягкое и пушистое создание, исходит из неё самой... и вот она парит в воздухе, зависает прямо над ним, а он, удивлённо подняв брови над округлёнными, застанутыми врасплох глазами, вглядывается в её необычайно прекрасное лицо. Откуда-то издалека ему послышалось мягкое "привет"...
Получив сигнал о неожиданном появлении её в восьмидесяти сантиметрах от Димы, его сердце непроизвольно ёкнуло. Точнее не ёкнуло, и не Ёкнуло, а ЁКНУЛО! Накопленное влечение, томимое в ожидании того самого, теперь уже наставшего, дня; того желанного момента, всё это выразилось в исходящем из сердца импульсе небывалой силы. Расплавленный свинец обжёг Димины внутренности, окатив лицо невыносимым жаром. Взрывная волна отдалась в висках, на щеках, под кожей, забушевал пожар. Всполыхнули уши. Мышцы на здней стороне ляжек и над коленями налились чугунным напряжением.
-"Привет..." с натугой, будто из последних сил, ответил Дима. Пересохший рот нажал на сигнализационный звонок в ушах. Обожжённый мозг никак не мог подключить выбитое неожиданностью рациональное мышление.
Лёгкая воздушная тень её гладких волос нежно прикоснулась к недавно выбритой мужской щеке. Она села на освободившееся рядом сиденье. Дима ощутил, что упал на асфальт с пятого этажа и прозрел, вновь обретя особо утончённый слух, обоняние и соколиное зрение. Он почувствовал как сокрушающее внимание толпы больно надавило ему на плечи. Парню стало непосебе. Ответственность момента заиграла на нервах, как на пианино. Вот она, сидит совсем рядом. Но Дима хочет быть к ней ещё ближе, и понимает, что ему для этого нужно сделать.
Некоторые люди стоят к Диме спиной, они похожи на пластелиновые, или цементные фигуры, они напоминают серую, тяжёлую, страшную массу, которая безмолвно окружает его, придавливает своей невыносимой тяжестью, лишает дыхания, отнимает жизненную энергию. Он уверяет себя, он осознает, что это всего лишь сон, но в тот же момент отбрасывает все свои убеждения прочь, ибо всем своим "Я" реально ощущает, как эти безлицые, грузные тени пожирают его своими холодными, презрительными взглядами. Дима парализован. Он подобен загнанному в угол змеиного питомника кролику, который, оказавшись у стены, с вопросом поворачивает голову назад, всем своим хрупким существом заранее чуя ответ. "Конец...?"
И замораживающий, неморгающий взгляд подползающего удава отвечает ему что да, это конец, вот он, последний момент твоей жизни...
Присев, девушка удивлённо посмотрела на него. И в правду, "привет" он произнёс с какой-то странной интонацией. Вот она надменно замерла, явно расчитывая на продолжение диалога. Ему так хочется ей что-нибудь сказать! Да, она похоже этого и ждёт. Но распухший язык не в силах пошевелиться. Димин словарный запас сгорел на костре неожиданности. Парень постепенно осознаёт, что вместо того, чтобы привлечь к себе это до боли милую посланницу счастья, он скоро станет предметом её презрительных насмешек. Упав под откос и чудом зацепившись за земляной выступ, он пытается вскарабкаться вверх, но от судорожных, панических движений, земля осыпается, тем самым увлекая его всё ниже и ниже, ближе к тому месту, где откос переходит в бездонную пропасть. О, ужас! Дима не может выдавить из себя ни единого слова.
По известным только водителю причинам, трамвай то прибавляет, то убавляет скорость, что в силу инэрции постоянно принуждает Диму к соприкосновению с ней. Взгляд девушки иногда устремляется слева, наискосок, и вниз, на чашечку Диминого колена. Помимо левого плеча, данная часть его тела является именно тем местом, которым он иногда к ней прикасается. Взгляд девушки не расплывчев и не бессмыслен. Выражение её глаз не типично для большинства людей, едущих вагоне. Она не пытается лихорадочно найти какую-нибудь точку, не занятую чьим-то взором. Её взгляд не подобен другим, умышленно несконцентрированным, с испугом избегающих встречи, которые так часто встречаются в коллективном транспорте. Её взгляд целенаправлен. Девушка чувствует, что произвела неизгладимое впечатление на молодого человека. Она это и раньше замечала. Теперь она переодически устремляет свой взор в Димином направлении, пытаясь поймать его внимание, будто испытывающе спрашивая, не собирается ли мисье что-нибудь предпринять.
Вот она провела рукой по волосам, расправила плечи, с напущенным равнодушием и гордой важностью повела головой в противоположную от Димы сторону. В его горле воцарилась засуха, а пальцы ног вжались в подошву подобно солдатам под страшным артиллерийским обстрелом. "Заговори сней, дебил, заговори!!!" приказывает себе Дима.
Трамвай едет, а время идёт. Скорее не идёт, а убегает. Кто-то из них сойдёт первым. Молодой Казанова ошарашен неожиданной близостью прекрасного тела, принадлежащего ей. О, как она близка! Он должен хоть что-нибудь ей сказать! Вот он чувствует её скользящий взгляд. Ему кажется что она сейчас уже не пытается поймать его внимание, а просто проверяет, старается понять происходящее, убедиться в том, что Дима всетаки не какой-то странный идиот...
Но Дима действительно знает, что в данный момент является полным идиотом. Он ощущает себя как на сцене, в точке скрещения всеобщего внимания. Сиденья в этом месте установлены вдоль стены, по ту сторону - дверь. Трамвай идет в центр, народу набирается всё больше и больше. Проход полностью забит, силуеты стоящих различить невозможно, они все слились в одно огромное целое, которое безпощадно вдавливает парня в спинку сиденья. Когда вагон покачивается, из массы частично выплывают отдельные образы. Чтобы удержать равновесие, им приходится менять позы, они устрашающе двигают конечностями, неодобряюще качают головами. Некоторые держатся руками за прикреплённые к потолку поручни. Эти фигуры кажутся Диме палачами, замахивающимися топором над головой несчастного, осуждённого за то, что Дима сейчас испытывает. Он проклинает себя, и подобно смертнику ощущает весь ужас бессилия с умопомрачительной остротой. Черты лиц у людей в толпе стёрты, они исчезли, но парень чувствует, как отовсюду в его тело впиваются острые, обжигающе холодные, чего-то выжидающие, взгляды. Иногда, в этом серо-синем, массивном образе, который заполнил проход, образовываются просветы. Они вспыхивают в самых непредсказуемых местах, и где бы они не блеснули на редкость ослепительным светом уличных фонарей, там появляются отчётливо обозначенные лица сидящих пассажиров. Глаза их, острые как копья, проскакивают мимо, и поразив Диму с молниеносной быстротой, мгновенно исчезают. Но это всего лишь тактический приём, обман. При следующем качке вагона, в безфоремнном призраке грузных палачей вновь образовывается просвет, и чьи-то глаза, в очередной раз, ударяют Диму молнией жгучего позора.
Диме мешают руки. Его собственные руки, овладевшие игрой на определённом музыкальном инструменте, овладевшие хукками и апперкотами, доставлявшие удовольствие как ему самому, так и некоторым девушкам... они сейчас так мешают! Любое положение кажется столь неудобным и нелепым, что парню хочется пронзительно закричать. Как правая, так и левая, они постоянно норовят почесать то нос, то ухо, то сцепляются друг с другом, подобно остервенелым борцам. Обладатель сдерживает их героическим усилием воли.
Но увы, даже столь крепкая воля не может преодолеть то незримое препятствие, вырваться из той невидимой ловушки, в которой Дима утерял свой дар речи. Она, необыкновенно прекрасная, самая желанная, сидит совсем рядом. Но Диме этого недостаточно. Ему так хочется быть к ней ещё ближе! Он сжимается в комок напряжения, чудом не лопаясь от натуги. Сейчас он ей что-то скажет. Вот, ещё немного, ещё...
Говорят, человек способен творить чудеса. К герою это, видно, не относится. Он подобен пловцу, случайно захлебнувшемуся во время заплыва. По горлу скатывается щиплющий комок злости на самого себя. Ему не удалось выдавить из себя ни единого слова. Призрачное внимание окружающих давит на плечи. Влечение к ней, обострённое моментом, зажато припадком бессилия в страшно болезненный стальной зажим. Осознанный ужас столь изысканно неприятной ситуации садистки лупцует по самым чувтсвительным местам черезчур эмоционального сознания своей молодой жертвы.
Трамвай вновь остановился. Людская масса взволнованно забурлила. С целью уберечь свою обувь, Дима поджал ноги, и краем глаза увидел, как она привстала. Вот она элегантно выпрямилсь, слегка откинув голову назад, провела рукой по волосам, . Одарила его очень коротким, поддельно поверхностным, очень серьёзным, а может суровым взглядом. И отвернулась. О, как бы ему хотелось прикоснуться к её округлым плечам, обнять, привлечь её к себе! Он стиснул челюсти с такой силой, что смог бы перекусить сталь. Отчаяние наполнило лёгкие до самого предела и безуспешно попыталось разрядиться в глухом вопле. Она продвигалась к выходу, а мрак, сомкнувшись за ней, окутал Диму зловещей пеленой сознания полной неудачи, окончательно сковал все мышцы, и не позволил двинуться с места. Астральное тело всё-же вырвалось, и вытянув руки вперёд, будто пытаясь удержать, ринулось к выходу, но запутавшись в сетях неудачи больно рухнуло напол.
Она переходит улицу. Свет фонаря с любовью дарит ей свои ласки, и она с гордым удовольствием принимает их. Незримое препятствие, непозволившее Диме приблизиться к ней, плавно превращается во что-то прозрачное, медленно удаляющее уличный горизонт. Всё более и более ощутимое, оно уносит его прочь, постепенно олицетворяясь в виде окна отъезжающего трамвая, из которого на Диму смотрит его собственное, мутное отражение.