Аннотация: История о творце и его творениях, и о том, может ли творение стать выше замысла творца.
Тяжелая дверь закрылась, щелкнув замком. Подъездные шумы - гулкие шаги, визгливое собачье тявканье и гудение лифта - разом оборвались; весь внешний мир остался за порогом тесной двушки. Там же остался и сутулый компьютерщик Денис, тощий и нескладный, с желтым, как луна, лицом и вечно виноватым видом. Кукловод расправил плечи и вдохнул глубоко и свободно. Наконец-то дома.
Высокая узкая дверь мастерской, покрытая рисунком трещин на белой краске, холодный гладкий металл дверной ручки... но такая привычная радость, гнавшая домой, толкавшая в спину, словно сильный ветер, куда-то испарилась. Что-то мешало и отвлекало. Кукловод повернул голову, заметив боковым зрением какое-то движение.
"Как обычно" - он приоткрыл надсадно скрипнувшую дверь в мастерскую.
- Марш из коридора. Живо, - Кукловод уже не удивлялся, когда в голосе прорезался металлический лязг. Какие воспитанники, такие и воспитатели. Кукла прошмыгнула под ногами, взобралась по нитяной лестнице на подоконник и села в углу, прижав колени к груди.
"Хоть это запомнила" - криво усмехнулся Кукловод и зажег свет. На видавшем виды столе, из-за следов от кофе и красок напоминавшем полотно абстракциониста, стоял его любимец Мун - бледнокожий, беловолосый, в простом черном костюме.
- Молю, не приближайтесь, - голос Муна был полон скорби. Кукловод замер на полушаге.
- Мун, что та... - он не договорил. Только сейчас рассмотрел упавшую на бок банку с клеем, из которой по столешнице разлилось блестящее озеро, ронявшее тягучие капли с края стола на потрескавшийся линолеум. Мун оказался в самой середине едко пахнущего водоема, почти вплотную к злосчастной банке. Кукловод выругался и, бросив ненавидящий взгляд на фигурку, скорчившуюся на подоконнике, принялся спасать Муна, и, если повезет, стол.
От удушающих запахов клея, ацетона и химической лимонной вони моющего средства Кукловода начало мутить, и пришлось открыть окно. В мастерскую вплыла холодная осенняя сырость с нотками прелой листвы, выхлопных газов и жареной картошки из окна этажом ниже. Провинившуюся куклу Кукловод выселил с подоконника и водворил на верхнюю полку стеллажа, служившего подопечным Кукловода и домом, и театром; она с безучастным видом оперлась спиной на коробку с обрезками тканей.
- Иди сюда, - Мун послушно взобрался Кукловоду на колено и сел к нему спиной. Взяв из выдвижного ящика стола гребень, Кукловод принялся расчесывать гладкие нейлоновые волосы. Несколько прядей, намертво склеившихся, пришлось выстричь, а взявшиеся коркой штаны и сапоги Кукловод срезал с Муна ножницами, благо, царапин не осталось.
- Почему остальные не помогли тебе выбраться?
- Я им запретил, - сказал Мун.
- А что так? - удивился Кукловод.
Мун обернулся и посмотрел на него светлыми, почти бесцветными глазами.
- Без вас они ничего бы не смогли. Как и я, впрочем.
- А банку кто опрокинул? - гребень вернулся на полку.
- Вы, - просто сказал Мун и взобрался Кукловоду на плечо. - Вы задели ее сумкой, а затем стремительно покинули дом... Я пытался поставить ее, но не хватило сил. А потом увяз.
Изрядно озадаченный, Кукловод отправился на кухню, сварить кофе. Мун, сидя у него на плече, крепко вцепился в ворот свитера. В отличие от остальных подопечных Кукловода, не покидавших мастерской, Муну многое позволялось, но ведь это Мун - умненький, послушный, удобный. Не то, что... Кукловод раздраженно скрипнул зубами.
***
Без-Имени тихо поскребла шершавый бок коробки.
- Ты здесь, хорошая? - голос за белой картонной стенкой был еле слышным.
- Да, - отозвалась она и села, привалившись к коробке спиной. И джинсы, и бежевый свитер были серыми от пыли, в спутанных каштановых волосах копошился паук, но куклу это совершенно не заботило.
Какое-то время Без-Имени молчала, чутко прислушиваясь к болтовне кукол, сбившихся в кучу парой полок ниже. Но в их ежедневной трескотне не было ничего примечательного - лениво грызлись Вампир и Ехидная Ведьма, в басовитом щебете Валькирии тонули воркующие трели Русалки, чеканил слова Патриций, будто гвозди вбивал, ему в ответ робко бубнил Рыцарь и шипел Король-чародей... За стеной послышался переливчатый свист.
- Чайник на кухне, - глухо донеслось из коробки. - Мун с ним?
- Да, - коротко ответила кукла.
- Хорошо. Значит, надолго.
Без-Имени уже семь или восемь дней нарушала те или иные запреты Кукловода. Последствия всегда были одинаковы - сначала Кукловод сажал ее на подоконник, чтобы она не могла участвовать в беседах и пьесах (будто она в них нуждалась), а затем, открывая окно, чтобы проветрить, всякий раз со скорбным видом переносил ее на верхнюю полку стеллажа, заставленную коробками, пыльную и грязную.
Здесь, в одной из коробок, жил Лесной Царь. Так его назвал Кукловод, но в сочетании с обманчиво мягким голосом, слышным из коробки, это имя почему-то казалось напыщенным и нелепым.
- Он еще не грозился тебя сжечь? - спросил Лесной Царь.
- Нет. Только, когда на полку переносил, за шиворот встряхнул, и всё. А что это - сжечь?
Лесной Царь задумался. Он хорошо помнил, как Кукловод поднес зажигалку к кукольной голове, желтый язычок пламени облизнул лицо, и бледные черты начали оплывать, чернеть и дымиться.
- Еще раз, - прошипел Кукловод, - еще раз повторится - вот что с тобой будет!
Тогда Лесной Царь впервые не стал язвить и отшучиваться. Ночью он выбрался через открытую форточку в кухне на пятнистый от ржавчины подоконник, и прыгнул прямо в мокрую от дождя листву, будто специально для него собранную в большую мягкую кучу...
- Хотя, знаешь, - произнесла Без-Имени, - уже не важно. Я уйду. Я хочу увидеть всё... - она помедлила, - ...как есть, а не из окна. Людей, небо - всё.
Лесной Царь безмерно жалел, что не способен встать, выбраться из проклятой коробки... да что там, пошевелиться было бы за счастье. Поддержать нежданную единомышленницу он мог разве что словами, но этого, казалось ему, было ничтожно мало.
- Я за тобой вернусь, - решительно произнесла Без-Имени.
- Не надо, - мягко возразил Лесной Царь. - Это лишнее.
- Вернусь, - заупрямилась она. - Найду того, кто сможет тебя починить, и вернусь...
- Тогда послушай меня напоследок, - Без-Имени затихла. - Наш царь и бог очень плохо видит. Когда он раскрашивает нам лица, то склоняется так низко, что его можно щелкнуть по носу. А в коридоре всякий раз запинается о свою же обувь. Если не сможешь сбежать через окно, то уйти через дверь будет проще простого.
- Вот как, - хмыкнула Без-Имени. - То-то мне приходится всякий раз чуть ли не руками перед ним размахивать, чтобы он меня заметил и наказал... Вернулся, - Без-Имени замолкла.
- Слезай, несчастье моё.
Вряд ли Без-Имени слезла сама, скорей всего, Кукловод снял ее с полки. Лесной Царь наизусть помнил его выражение лица в такие моменты - милостивая снисходительность, само терпение во плоти. Денис был намного проще и приятнее, но он всякий раз оставался там, снаружи, будто отрезанный тяжелой железной дверью; иногда он проламывал личину Кукловода глубокой ночью: тогда он сидел на кухне в трусах и, болезненно морщась, глотал какие-то таблетки, запивая их водой из крана. Без-Имени говорила, что в последние дни Денис появляется всё чаще, и Лесной Царь искренне надеялся, что вскоре Кукловода не станет.
***
"Как же трудно с ними" - Кукловод отхлебнул кофе. Впрочем, он покривил душой - трудно было только с этими двумя, Лесным Царем и Без-Имени.
Лесной Царь, можно сказать, рождался в муках. У Кукловода были десятки молдов, но ни один не казался подходящим, и лепить лицо и тело новой куклы пришлось с нуля. Когда готовое творение, собранное на шарниры, раскрашенное и одетое, открыло глаза цвета морской волны, его создатель неловко сел на стул, уставился в стену невидящим взглядом и долго грыз кончик кисточки, черня зубы краской. Острые эльфьи уши, гладкие, как шелк, медно-рыжие волосы и украшенные вышивкой одежды из струящейся ткани сочетались с резкими чертами лица и цепким насмешливым взглядом, как украшенная золотом и драгоценными камнями рукоять с видавшим виды зазубренным клинком. На руке куклы чернела корявая надпись маркером "Лесной Царь". "На плече он носит плед, славный горский парень" - пробормотал Кукловод, покосился на флакон со спиртом, но стирать надпись не стал. Он не понимал, почему одни куклы оживают, а другие - нет, поэтому оживших с фанатичной скрупулезностью старался сохранять в неизменном виде, костюмы - и те менял с большой неохотой и неизбежным ёканьем в сердце.
Лесной Царь, при всем внешнем своеобразии, мог быть кем угодно - менестрелем, плутом, воином, любовником. Кукловод уже видел длинный список ролей, в которых его новый подопечный мог себя проявить. Но шли дни, а новоиспечённый актер находился где угодно, кроме мастерской, - исследовал шкафчики в кухне, ползал под кроватью в спальне Кукловода, пару раз едва не свалился в ванну с водой... От Муна, которому Кукловод доверял режиссуру пьес, Лесной Царь отмахивался, как от назойливой мухи; ругань и увещевания новичок пропускал мимо ушей, а к наказанию в виде водворения на подоконник, которое страшило остальных кукол, не умевших переносить одиночество, относился философски-равнодушно - смотрел в окно, как в экран телевизора, и ухом не вёл.
Всерьез Кукловод разозлился на Лесного Царя, когда обнаружил его на своем личном кладбище - в коробке, спрятанной в чулане и накрытой куском старого ковра: здесь покоились куклы, которые так и не открыли глаз. Тогда он продемонстрировал Лесному Царю, что огонь делает с пластиком кукольных тел. Удовлетворение, которое испытал Кукловод, наблюдая неподвижное бледное лицо с поблекшими веснушками, долго грело ему душу. И ведь никаких чудес - всего лишь хорошие краски и отличная прорисовка лица.
Когда Лесной Царь сбежал из дома, Кукловод впал в отчаяние, разыскивая его, и даже готов был простить былые прегрешения, лишь бы несносный воспитанник вернулся целым и невредимым. Принесла его, грязного и потрепанного, знакомая Кукловода - увидела на скамейке в дальнем углу сквера, совсем рядом, только улицу перейти.
Погруженный в воспоминания, Кукловод отхлебнул кофе и поморщился - тот совершенно остыл. На плече заерзал Мун и прижался к шее, щекоча щеку волосами. Если бы не жесткое пластиковое тело, его любимец, нагретый теплом кожи, вполне сошел бы за живого. Кукловод хрустнул пальцами руки, не занятой чашкой. У того тело тоже было теплым, до странности, а ведь пластик так быстро не нагревается.
Кукловод с большим трудом удерживал себя, чтобы не размозжить молотком рыжую голову. А лицо оставалось всё таким же несносно-упрямым, ни малейших признаков вины, стыда, да хоть чего-нибудь! Да повинись, склони голову - и Кукловод простил бы его, что он, не человек, что ли? И ведь не убил, хотя следовало бы. Вот пусть полежит в коробке, разобранный на части, глядишь, поумнеет.
"Дрянь такая" - вздохнул Кукловод и отправился в мастерскую. Сняв с верхней полки Без-Имени, усадил ее в одну из пустых ячеек стеллажа, наскоро почистил щеточкой пыльную одежду, попытался расчесать спутанную копну волос, но быстро оставил это занятие. Ссадив с плеча Муна, Кукловод пожелал куклам спокойной ночи, и, ласково улыбаясь, выслушал ответные пожелания. Выжидающе взглянул на Без-Имени: она сидела на коробке из-под гуаши, безучастно глядя в стенку.
Выйдя в другую комнату, Кукловод улегся на продавленный диван. "Тоже мне, узник замка Иф. Аутистка чертова" - подумал он и закрыл глаза. Перед мысленным взглядом закружился калейдоскоп из кукольных лиц - бледных, розовых, смуглых... Без-Имени появилась на свет быстро - стандартный европеоидный молд лица, тело из готовых частей, натуральные каштановые волосы (достались от сестры Дениса, решившей радикально поменять прическу). Кукловод уже позабыл, когда он работал с таким упоением - подбирал детали и оттенки, раскрашивал, сшивал... Он не успел сделать надпись на руке, а кукла уже открыла карие глаза, опушённые длинными ресницами. Кукловод долго рассматривал ее, едва не уткнувшись своим носом в кукольный, и чуть не взвыл от разочарования - она была совершенно обыкновенной. Ни яркого образа, ни глубокого смысла. Девочка-студентка в свитере и джинсах. С непонятной мстительностью Кукловод написал на тонкой руке "Без имени" и спихнул новорожденную Муну, "на социализацию".
Характер у нее оказался почти такой же скверный, как у Лесного Царя. Но если тот любил задавать каверзные вопросы о смысле участия в спектаклях, загоняя в тупик и Муна, и самого Кукловода, то Без-Имени отмалчивалась, мрачно глядя исподлобья, и всячески увиливала от репетиций и бесед с остальными куклами. Кукловод решил, что имеет дело с завышенным самомнением: такой недостаток ранее водился за Патрицием и Королем-чародеем; что ж, лечение было простым, хотя и требовало времени. И Без-Имени всё чаще проводила время на подоконнике и на пыльной верхней полке. Но, как и Лесного Царя, изоляция ее ничуть не сломила: взгляд темных глаз казался не столько мрачным, сколько презрительным и торжествующим, и Кукловод всё чаще, доставая кисти из ящика стола, чтобы подкрасить поблекшие от времени кукольные лица, находил взглядом металлический клюв ножниц.
***
Без-Имени долго не давала о себе знать. Лежа в коробке, Лесной Царь мог видеть лишь переплетения нитей на пестром тряпье, под которым он лежал, словно под толщей снега. По разговорам кукольного общества, шелестевшим, как осенний дождь, он худо-бедно вел счет дням. Иногда было слышно шаркающие шаги Кукловода - тот подходил к стеллажу, со скрежетом придвигал к нему стул и двигал коробки. Не было в этих коробках ничего важного или нужного - Лесной Царь заглядывал в каждую, там были лоскуты, разные пуговицы, обрывки нитей и чьи-то ноги и руки.
"Надо же, меня почтили вниманием" - невесело ухмылялся Лесной Царь.
В один из дней Кукловод вошел к куклам без привычного приветствия. Лесной Царь невольно встревожился: ответом на шаркающие шаги была тишина.
- Вот вам и внешний мир, ребята, - вздохнул Кукловод. - Пускай пока полежит тут. Как знал - не выйдет из этой аутистки ничего толкового.
Лесной Царь оцепенел. Он слышал шаги, тихие разговоры, скрип стула у рабочего стола, но это казалось очень далеким. Из оцепенения его выдернул только свист чайника.
- Мун, - позвал он.
- Что тебе? - голос Муна звучал очень тихо, издалека. Он мог бы забраться на эту полку, видно, не хотел.
- Кого принес Кукловод?
- Без-Имени.
- Почему она... молчит?
- У нее нет лица. Волос тоже. Левая нога отломана по колено. Мастер сказал - это после огня, - бесцветным голосом сообщил Мун.
- А почему тогда он решил, что эта калека - наша Без-Имени?
- Надпись осталась.
Лесной Царь замолчал.
- Мастер завтра уберет ее. Говорит, слишком пахнет дымом и гарью, - Мун со стуком спрыгнул на пол и больше Лесной Царь его не слышал. У него опустились бы руки, но они, неподвижные и бесполезные, лежали рядом, в том же тряпье.
***
Коробка дернулась и будто поплыла. Лесной Царь вяло удивился, и вдруг едва не ослеп - тряпье, закрывавшее обзор, пропало. Кукловод вытащил его голову за волосы, принялся вытирать лицо... Перед взглядом замелькала цветная карусель из лиц и цветных тряпок.
Лесной Царь плохо понимал, что происходит: после новости о том, что случилось с Без-Имени, он застыл в каком-то безвременье, словно мошка в янтаре. Сейчас его вертело, как осенний лист на ветру. Пыльная люстра кувыркнулась перед взглядом, и снова вернулась на своё место.
Лесной Царь огляделся. Всё их кукольное общество сидело в ряд на стеллаже. Сидело чинно, ровно, глядя перед собой неподвижными блестящими глазами. Верхние и нижние полки тоже оказались заселены - но такими же неподвижными соплеменниками.
Кукловод скорчился на полу - мелко дрожащей кистью он пытался разрисовать фарфорово-белое лицо, но краска размазалась, и рот разъехался до ушей в клоунской улыбке.
- Да встаньте же... Что с вами такое? Что не так?! - срывающимся голосом сказал Кукловод, и только тогда Лесной Царь понял, что за беда пришла в мастерскую.
"Но когда же?.. Когда это случилось?" - он обшаривал взглядом ряды кукольных лиц, но даже знакомых он узнавал только по костюму. Лесной Царь не помнил, что случилось, застывший в горе, он не слышал никого и ничего. Хотя, даже если и слышал, чем бы он помог?
Краем глаза Лесной Царь заметил какое-то движение. Он осторожно повернул голову - внизу, среди разбросанных коробок, тряпья и частей кукольных тел, к двери кралась фигурка в белом балахоне. Лесной Царь попытался встать, но что-то его удержало. Он руками повернул голову назад - за его спиной на перевязи висели два меча, их рукояти запутались в зеленых локонах Русалки, безучастно сидевшей рядом. Кое-как Лесной Царь высвободился из ремешков, прямо по ногам кукол прошел к краю полки и спрыгнул на брошенную на пол куртку Кукловода.
Кукла в балахоне тем временем оказалась уже у приоткрытой двери.
- Погоди! - тихо окликнул ее Лесной Царь. - Скажи, что здесь... - он осекся.
Он помнил этот балахон, с нарисованной грязью и пятнами крови. В нем Валькирия играла Жанну д"Арк на сожжении.
- Не убегай, - Кукла оглянулась и попятилась. Короткие лохматые волосы были в пыли, из-под неровной челки блестели темные глаза. На чумазом лице не было носа, рот был нарисован одной линией, так, что казалось, будто она скорбно поджала губы. Одна босая ступня куклы была белая, другая - такая же темная, как лицо.
- Без-Имени... Наконец-то свиделись.
- Я не знала, какой ты, - глухо ответила Без-Имени. - А они все молчат. Я...
- Я понимаю, - торопливо перебил ее Лесной Царь. - Уйдём отсюда, пока он...
Без-Имени подняла голову. Лесной Царь оглянулся - над ними черной горой возвышался Кукловод. Он поднял руку - куклы бросились в разные стороны, но Кукловод вдруг осел на пол и вцепился пальцами в рубашку на груди.
- Твою же... - простонал он, поднялся, и, держась за стену, поковылял в соседнюю комнату. Задетая ногой тумбочка покачнулась, с нее, звеня и тарахтя, посыпались флаконы и пластинки с таблетками. Кукловод как слепой шарил рукой по тумбочке; Лесной Царь и Без-Имени сгребли в кучу рассыпавшиеся лекарства, быстро придвинули их к ногам Кукловода и тотчас отскочили подальше.
- Возьми! - крикнул Лесной Царь, - Да не там, вот они! Денис!
Денис уставился на него темными блестящими глазами. Освещаемое только уличным фонарем, пробивавшимся сквозь шторы, его потное лицо с темными кругами под глазами казалось жутковатой серебряной маской.
***
В потоке солнечного света медленно кружили пылинки. Денис запер дверь, и чутко прислушался к себе: сердце билось не слишком ровно, но уже не распухало в груди, словно футбольный мяч и не колотилось, норовя проломить ребра. Он разулся, сел на табуретку в коридоре, какое-то время понаблюдал стеклистых мошек, роившихся перед глазами, и медленно побрел в ванную - хотелось смыть с себя больничный запах.
В мастерской он остановился и невольно нащупал рукой стенку: "Да откуда же их столько?!". Куклы были повсюду - на полках стеллажа, на полу, они оккупировали стол, выглядывали из коробок и лежали вповалку на подоконнике. "Мрак какой-то" - он вздрогнул. Да, когда-то он брался починить парочку - перетянуть шарниры, зашлифовать швы, свертеть из проволоки миниатюрную шпагу или корзинку... Но эти-то откуда взялись?! Денис бессильно ругнулся - до отдыха после больницы было как до Луны.
Спать в мастерской, как раньше, было невозможно - было неуютно, и казалось, что все эти куклы на него смотрят, нехорошо и пристально. В коробках, поверх кабелей, плат и джеков - тряпьё кукольное, волосы, руки-ноги пластиковые, пока до нужного доберешься, всё на свете проклянешь.
Сначала Денис просто отнес их всех в кладовку. А потом понемногу раздал, то знакомым, то через объявления. Одна знакомая всё хотела заполучить какого-то "рыжика", но, перерыв всю квартиру, Денис так его и не нашёл. Дольше всех почему-то задержалась одна кукла - беловолосый эльф с неприятным желчным лицом. Его Денис просто завернул в газету и отправил в мусоропровод. Туда же с грохотом улетели руки, ноги и безглазые лица; последней Денис выбросил коробку из-под пирацетама, на которой маркером было крупно и неровно написано "МЫ УШЛИ". Кто ушел, куда ушел - Дениса не интересовало, слишком много хлама еще предстояло выкинуть.