НЕЖНЫЙ, прохладный, едва различимый аромат вернул её к действительности - оттаявшие лепестки кремового цвета, касавшиеся щеки, стали теплыми - замерзшие розы ожили. Но измученное сердце оставалось пронзительно опустошенным...

За легкой паутинкой морозных узоров на окнах уже сгустились ранние зимние сумерки, хвойные лапки крохотной живой ёлочки в углу небольшой комнаты мерцали и переливались разноцветными огоньками. Девушка нехотя вынырнула их уютных объятий роскошного пледа и, на ходу освобождая цветы от хрустящей, сверкающей упаковки, босиком направилась в кухню за вазой. Запищал телефон. Удерживая трубку плечом, она пустила воду в раковину.

- Аня, привет! Ну, как ты там одна? Не скучно? - голос подруги обрадовал, на душе стало легче.

- Все хорошо, Рита. Спасибо вам с Димой за всё.

- Как ты себя чувствуешь, тебе ничего не нужно?

- Все в порядке. Передай мужу, что розы просто восхитительные, у него определенно есть вкус.

- Слушай, Гончарова, ты что-то путаешь. Я не помню, чтобы мы покупали цветы. Погоди-ка...

Спустя полминуты трубку взял Дмитрий.

- Анечка, здравствуй! Ты знаешь, я забыл тебя предупредить... Мы уже были в дверях, когда приехал Глеб. Рита не разрешила ему тебя тревожить, и он попросил передать тебе цветы. У меня просто из головы вылетело, извини.

Сердце полыхнуло в груди с такой силой, что у девушки перехватило дыхание. Едва справившись с собой, она тихо выговорила:

- Ничего, страшного. Я и так перед вами в долгу. Вы когда вернетесь, Дима?

- Дня через три, так что отдыхай, набирайся сил и ни о чем не беспокойся. Дом в твоем полном распоряжении.

- Спасибо, Дима, пока...

...Вода переливалась через край хрустальной вазы, но Аня этого не замечала.

“Значит, Глеб все-таки приезжал, и история еще не закончена. Но что меня ждет впереди, что в силах вытащить меня из этого кошмара? Бесконечный, непрекращающийся ужас, который длится уже четыре месяца, как страшный сон, от которого не проснуться - вот что собой представляет моя сегодняшняя жизнь... Кто поверит, что эти четыре месяца я пережила дважды? Сегодня 30 декабря 1997 года - это еще одно подтверждение тому, что я не схожу с ума, и мне всё это не кажется.”

Аня машинально обрезала длинные стебли роз ножницами, поставила цветы в воду и отнесла вазу в гостиную. Снова устроившись в кресле, завернувшись в плед, девушка закрыла глаза. В памяти невольно всплыли картинки из недавнего прошлого.

Прозрачное августовское утро, тяжелые гобеленовые шторы в прохладной спальне еще задернуты, но сквозь щелку между ними прорывается тонкая полоска яркого солнечного света. Девушка сладко потянулась, просыпаясь, взглянула сквозь ресницы. Глеб стоял у высокой зеркальной створки шкафа, причесываясь после душа. Широкое махровое полотенце мягко обвивало узкие бедра молодого мужчины, красивое мускулистое тело с ровным абрикосовым загаром было усыпано тысячью сверкающих капелек воды. Густые темно-каштановые волосы с серебром ранней седины, тонкие правильные черты лица, мужественный подбородок, сочные чувственные губы и потрясающей красоты глаза - светло-карие, почти янтарные, с длинными пушистыми, загибающимися к бровям ресницами. Аня залюбовалась мужем и шепотом выговорила:

- Какой же ты у меня красивый!

Глеб обернулся, подошел, наклонился над ней, слегка придавив хрупкие плечи жены к постели.

- Подглядываешь, значит? - хитро прищурился он. - Хотя комплимент довольно приятный.

Девушка лукаво улыбнулась, потянув за край прикрывающего его наготу полотенца.

- Что за шутки, мадам? Я, между прочим, на работу собираюсь...- Глеб не смог сдержать обольстительной улыбки. Он хорошо знал силу своего обаяния, и как любой красивый мужчина, привыкший к восхищению, с иронией относился к своей внешности. Однако для жены, которую он бесконечно любил, ему всегда хотелось быть особенным.

Сильные теплые ладони мужа подарили мимолетную легкую ласку её плечам. Тонкие бретельки шелковой сорочки соскользнули, обнажив на полупрозрачной коже крохотную коричневую родинку справа.

- Но ведь у нас есть еще целых полчаса! - её глаза обещали так много...

Глеб замер, горячая волна, от которой перехватило дыхание, хлынула от сердца куда-то вниз. Аня всегда так действовала на него - стоило ему лишь прикоснуться к ней, почувствовать нежный запах кожи, смешанный с едва уловимым ароматом духов, ощутить пальцами её бархатистую гладкость, угадать её встречное движение, и желание вспыхивало в нем с такой силой, что противиться ему было почти невозможно. Её губы, шепчущие завораживающие слова, наполняли его страстью. Он вгляделся в родные серо-зеленые глаза, стараясь понять, что чувствует она сама. Предвкушение прикосновений и ласк воспламеняло обоих.

- С днем рождения, любимый! - она обвила его шею руками, потянулась ему навстречу, зная, что он обязательно ответит на этот порыв.

Глеб улыбнулся ей прямо в полураскрытые, зовущие губы и накрыл их долгим поцелуем. Он знал, что начав древнюю, как мир игру, они уже не смогут остановиться, и, утопив ладонь в густой пряди золотистых волос, нежно прижал лицо жены к своему. Он касался её так, как будто она была сделана из бесценного фарфора - осторожно и бережно. Её рот был восхитительно мягким и податливым. Она таяла под умелой лаской настойчивых губ мужа. И через несколько мгновений Глеб почувствовал, как его любимая превращается в чувственное пламя, она вся была, как горячий шелк. Волна первобытного наслаждения захлестнула их обоих и заставила забыть о времени...

Анна очнулась от воспоминаний, почувствовав, с какой силой острые розовые ноготки впились в ладони, качнула головой, сбрасывая мучительную ношу грез, больно закусила губу.

“Всё, хватит! Что толку мучить себя, если ничего нельзя изменить? Какой бы нелепой и нереальной ни казалась ситуация, нужно учиться жить по законам этой жизни, забыв прежнюю...” А ведь всего четыре месяца назад она была безмерно счастлива.

Там, в той жизни, на столе все еще горят праздничные свечи, и теплый летний сквозняк колышет легкую паутинку тюля. Через полчаса с работы должен вернуться Глеб - её ставшая реальностью мечта, её любимый. Они были женаты уже третий год, но Гончарова никак не могла поверить в то, что это происходит с ней. Ей казалось, что она не заслуживает такого подарка судьбы, настолько ощущение счастья было полным и глубоким. Глеб был для неё всем - жизнью, зеркалом, в котором отражалась её собственная душа, её земным Раем, её вторым “я”. Он часто говорил ей: “Мы никогда не расстанемся! Ведь душу нельзя разлучить с ней самой”. И это было чистейшей правдой.

“С чего началась боль? В какой момент она родилась, ещё неосознанная, непонятая, но уже подстерегавшая нас где-то за углом? Угол...угол дома, из-за которого выскочила та сумасшедшая машина...”

Ожидая с работы мужа, Анна оглядела изысканно сервированный стол. Все было готово, не хватало только бутылки его любимого шампанского “Вдова Клико” и вазы для цветов, которые он обязательно принесет ей в подарок, как делал это каждый раз, когда в их маленьком доме намечался праздник. Даже в собственный день рождения он всегда дарил жене роскошный букет кремовых роз. Под старинной вазой, вынырнувшей на свет из дальнего угла высокой антресоли, Аня заметила уголок пожелтевшего конверта, из которого на пол неожиданно посыпались фотографии. Девушка подняла один из снимков, присела на краешек дивана и вгляделась в изображение. Брови сошлись в одну жесткую линию, губы побелели, лицо исказило выражение затаенной муки, как и у молодой женщины, склонившейся над гробом, на фото в её руке.

“Зачем ты это сделал, Андрей?” - вопрос, не дававший ей покоя на протяжении четырех лет, вновь возник из ниоткуда, причиняя страдание. И чувство вины, которое давно стало привычным, как-то особенно резко отозвалось уколом в сердце.

Она встречалась с Андреем два года, понимая, что никогда не сможет влюбиться в него - застенчивого, скромного паренька. Но с той, давней любовью нужно было что-то делать, и чтобы забыть одного, Аня упорно заставляла себя искать в другом лучшие качества и черты. А он был счастлив рядом с ней, интуитивно чувствуя, что для него она стала и мамой, и подругой, и женой, и любовницей в одном лице. Без неё он становился жутко одинок. “Я остался один...” - эти три слова были последними, из адресованных ей Андреем. Он написал их пальцем на пылевом слое, покрывавшем экран телевизора в его маленькой квартирке. Когда она, набравшись духу, пришла туда в самый страшный день своей жизни, чтобы забрать и отнести в милицию его документы, то не сразу заметила надпись. Оглушенная горем и ужасом, Анна бесцельно перебирала в беспорядке брошенные на полке книги, кассеты, письма, не понимая что ищет. В случившееся невозможно было поверить, осознать, это казалось ночным кошмаром, от которого ей хотелось поскорей проснуться. Но за спиной задавала свои жестокие и бессмысленные вопросы женщина-следователь, попутно описывавшая мебель и вещи в осиротевшей квартире. И нужно было думать, отвечать, а значит - верить в непоправимое.

Потом был кабинет начальника милиции, в котором приехавшие из областного центра высшие милицейские чины снова спрашивали её о чем-то. “Что это значит, вы можете нам сказать?” - тряс перед её глазами маленьким листком один из генералов УВД.

“Часть вторая. Сегодня 1 сентября 1997 года.” - Аня единственная понимала, что означают эти слова, написанные Андреем перед тем, как он пустил себе пулю в сердце из табельного пистолета. Она могла, но не хотела ничего объяснять. Да и разве можно было рассказать кому-то два года их жизни с тем, кто сейчас лежал в комнате отдыха дежурной смены, уткнувшись лицом в пол, с простреленной навылет грудью, накрытый пропитанной кровью простыней? Чтобы иметь право знать детали их жизни с Андреем, а тем более делать какие-то выводы или судить, всем любопытным нужно было просто прожить эти два года день за днем, думая как она, испытывая её чувства. Но того, на что решился Андрей, она и представить себе не могла. И сейчас, ослепленная болью, Анна хотела только одного - уйти, спрятаться от всех, ничего не видеть, не слышать, не помнить, не сознавать.

Через три часа после случившегося его вынесли, чтобы положить в машину и отвезти в морг. Она успела увидеть только огромные алеющие пятна крови на белой ткани, ставшей его саваном, и потеряла сознание. Потом на протяжении года от многих людей девушка слышала одно слово, которое сослуживец Андрея бросил ей в лицо, когда она пришла в себя. Это слово выжигало душу изнутри, как раскаленное клеймо, оно не давало спать, мучило и изводило ежеминутно. “Убийца! Да как тебя ещё земля носит? Была бы совесть, давно бы на себя руки наложила!” Но почему? Что она сделала, чтобы заслужить такое? Её можно было упрекнуть только в том, что она не смогла заставить своё сердце желать и обожать нелюбимого. Но разве это преступление? Аня дорожила Андреем, с нежностью и лаской относилась к нему, он был близок ей и платил за преданность любовью. А она не могла дать ему единственного, что в её сердце так и не родилось...

Потом был страшный день похорон, встреча с его матерью, которая на три года забыла о старшем сыне, ни разу не поздравив первенца даже с днем рождения, и которая собиралась везти гроб с его телом на родину, но почему-то передумала. Были осуждающие взгляды многочисленных родственников Андрюши, скорбные речи и презрение его сослуживцев, траурная процессия и цветы, упавшие в могилу вместе с горстями земли. А затем - полгода небытия, когда чувствуешь, что жизнь медленно угасает и разум уже не подвластен воле...

Девушка вздохнула, на мгновение зажмурилась, сбрасывая оцепенение, и тряхнув светлой челкой, решительно собрала рассыпанные фотографии обратно в конверт. До прихода Глеба оставалось около 10 минут, и нужно было еще успеть спуститься в магазинчик напротив дома, чтобы купить шампанское. Набросив на плечи легкий шелковый шарфик, взяв только кошелек и ключи, Аня выпорхнула из дома. Уже спускаясь по ступенькам лестничного пролета, она поймала себя на странной, давно тревожившей её мысли: “А что, если б у неё появился шанс прожить тот день - накануне его смерти - еще раз? Как бы она тогда поступила? Задержалась бы еще на час, на день, на ночь, которые уже все равно ничего не могли изменить? Но тогда, возможно, Андрей остался бы жив, а она сама не страдала от горького чувства вины. Или все-таки ушла бы, понимая, что больше не в силах обманывать себя и его - такого доверчивого, ранимого, нежно любящего её?”

В глубине души Аня сознавала, что предает чужое сердце, обрекает его на муку расставания, но и свою боль терпеть уже не было сил. Жаль, что ей уже никогда не узнать, была ли у неё возможность спасти от смерти того, кому навсегда осталось 25 лет, и как тогда сложилась бы её собственная жизнь.

Девушка вышла из подъезда, на мгновение зажмурившись от яркого солнца, и направилась к небольшому продуктовому павильону через дорогу. Представив, как через несколько минут будет целовать нежные губы мужа, Аня чувственно повела плечами и улыбнулась - все-таки она счастливая женщина, ведь после всего пережитого, после стольких месяцев отчаяния и горя судьба подарила ей шанс начать жизнь заново. Глеб вернул её из омута боли и небытия, выдернул из цепких бредовых объятий страха, даря заботу, душевное тепло, возвращая надежду и любовь, которой теперь - она это знала - им обоим хватит навсегда!

Перебегая дорогу, замечтавшаяся девушка не увидела стремительно вырулившей из-за угла соседнего дома иномарки. Роскошный темно-синий “Форд” выполнил крутой маневр, не снижая скорости. После удара у Ани на мгновение потемнело в глазах, хотя ей показалось, что машина лишь слегка задела её бампером. Немного придя в себя, почувствовав, как бешено колотится сердце, и ощутив тупую, ноющую боль в левом боку, она огляделась. Сбивший её автомобиль исчез, а над ней склонился высокий, седой старик.

- Вам очень больно? Может быть “скорую” вызвать или вы в силах подняться? - взволнованно проговорил он, подавая девушке руку. - Что за кретины? Куда смотрит милиция?! Скоро уже на тротуарах начнут людей давить...

- Не беспокойтесь, я в порядке, - ответила Аня, поднимаясь на ноги и отряхивая легкое, солнечно-желтого цвета, платье. - Сама виновата, задумалась посреди дороги. Мне еще повезло, могло быть и хуже. Спасибо Вам за помощь, больше ничего не нужно, я пойду.

Уже в магазинчике, выбирая шампанское, девушка подумала, что лицо этого старика показалось ей странно знакомым, но она никак не могла вспомнить, где его видела.

Вскоре радостная и сияющая она вернулась к дверям своей квартиры, замирая от ожидания встречи с Глебом. Вставленный в замочную скважину ключ не хотел поворачиваться, она нажала кнопку звонка в надежде, что муж уже вернулся домой. Дверь никто не открыл. Промучившись с ключом еще несколько минут, Аня решила дождаться Глеба на скамейке у дома, благо последний летний вечер выдался на редкость мягким и теплым. Девушка спустилась вниз и устроилась на нагретой солнцем за целый день скамье под высоким, раскидистым тополем. Нетерпеливое ожидание, предвкушение праздничного ужина, а за ним - незабываемой ночи с любимым человеком, полной жарких ласк и страстных безумств, наполняли её сердце счастливым волнением.

Прождав больше часа, Аня забеспокоилась и отправилась к подруге, жившей неподалеку, чтобы от неё позвонить мужу на работу. Больше, по её мнению, ничто не могло задержать его в такой день.

Рита открыла дверь в роскошном шелковом халате, вышитом драконами в японском стиле. Внезапно почувствовав смутную тревогу, Аня сдавленно выговорила:

- Привет, я к тебе на пять минут, позвонить только. Глеб что-то задерживается, не пойму, куда он пропал.

- Как это пропал? У вас что, свидание? - удивленно вскинула Алатова тонкие стрелы бровей.

- Еще какое! - улыбнулась Гончарова. - У него сегодня день рождения, мы решили отметить его вдвоем.

Рита обалдело смотрела на подругу. Когда они вошли в комнату, беспокойство Ани усилилось. Набрав номер телефона и ожидая ответа, девушка спросила:

- Ритунь, ты что, мебель переставила?

- С ума сошла? - покрутила пальцем у виска хозяйка. - Как въехала в эту дыру, так с тех пор ничего и не меняла. Вот ремонт сделаю, тогда посмотрим.

В этот момент в трубке раздался женский голос:

- Студия, “5-й канал”, слушаю вас.

- Простите, пожалуйста, будьте любезны, пригласите к телефону Горецкого.

- К сожалению, он уже уехал домой.

- Давно?

- Часа полтора назад.

- Спасибо... - Трубка опустилась на рычаг. Аня устало присела на кресло, потерла кончиками пальцев виски. - Ничего не понимаю, что могло случиться с Глебом?

- Ревнуешь? - усмехнулась в своей обычной манере Рита.

Аня мягко улыбнулась в ответ:

- У меня нет ни одной причины для этого. Глеб замечательный человек!

- Ну, конечно, разве может быть иначе. Только ты еще забыла сказать, что он преступно красив, безбожно талантлив и все такое в том же духе, - иронично подытожила Алатова.

- Не ёрничай, пожалуйста, - сморщила носик Аня. - Я люблю своего мужа и...

- Кого, кого??? - у Риты округлились глаза и вытянулось лицо, но она ничего не успела добавить - подруга резко увеличила громкость включенного телевизора, заинтересовавшись одним из репортажей программы “Вести”.

“Сегодня в одном из автомобильных тоннелей Парижа произошла трагедия - автомашина, в которой находилась Уэлльская принцесса Диана со своим другом Додди Аль Файедом, врезалась в одну из бетонных опор “подземки”. Бывшая супруга наследника английского престола леди Ди и её спутник погибли...” - сообщал ведущий подробности сенсации.

Гончарова почувствовала, как у неё на голове зашевелились волосы. Еще не осознав до конца, что происходит, она сумасшедшими глазами взглянула на Алатову, снова перевела взгляд на экран, где мелькали кадры репортажа с места катастрофы, и, сорвавшись с места, бросилась в прихожую, а оттуда - на лестничную площадку. Рита что-то кричала ей вслед, но Аня уже ничего не слышала. Мысли кружились отчаянным безумным роем, наскакивая одна на другую, и в голове просто не укладывалось то, что она сейчас начинала понимать. Девушка бежала к своему дому, повторяя про себя только одно: “Это невозможно! Этого просто не может быть!” Сердце готово было выскочить из груди, но это было ничто по сравнению с тем, как безумно и страшно в душе начал поселяться ужас понимания происходящего.

Она остановилась у своей двери, тяжело дыша и боясь протянуть руку к кнопке звонка. А когда дверь, наконец, открылась, на отшатнувшуюся Гончарову непонимающе уставилась совершенно незнакомая женщина.

- Вам кого?

- Мне... Я здесь... А вы кто? - еле выдавила из себя непослушными губами Аня.

- А кого вы хотели увидеть? - насторожилась женщина.

- Простите, я, наверное, просто ошиблась адресом. - Девушка растерянно окинула взглядом кусочек прихожей за спиной собеседницы. Обшарпанные обои и запах чужой квартиры, на двери которой насмешливо красовался знакомый номер. - Извините...

Анна, опустив голову, стала медленно спускаться вниз по лестнице. Она чувствовала, как в душе поселяются пустота и страх, как в сердце закрадывается боль и отчаяние, а разум бунтует против того, что видели глаза. “Это неправда! Это сон! Это какая-то злая шутка!”. Вдруг девушка нерешительно улыбнулась и почувствовала облегчение от внезапно осенившей её мысли. “Ну, конечно же, я ошибаюсь! И есть отличный способ проверить это!”

Выйдя на залитую вечерним солнцем улицу, она подошла к ближайшему газетному киоску и попросила свежий номер любой газеты. Продавец протянул ей “Комсомольскую правду” за 31 августа 1997 года. Аня безумными глазами уставилась на дату, чувствуя, как земля уплывает из-под ног. Швырнув газету на прилавок, она кинулась к автобусной остановке. “Мама... Мне нужно к маме... Она все объяснит, все расставит по своим местам... Я, наверное, заболела. Мама мне поможет”. - эта мысль спасительным молоточком билась у неё в голове.

Через десять минут она, едва отдышавшись, звонила в дверь родительской квартиры. На пороге возникла мама, обрадовано улыбнулась:

- Привет, пропащая душа! Проходи, чай будешь пить? Мы с бабушкой торт испекли.

- С кем? - Аня почти подавилась вопросом.

- Анна! - послышался из кухни знакомый хрипловатый голос, который она в последнее время стала забывать. - Ты почему так поздно? Мы тебя уже заждались!

В прихожую выглянула бабушка, вытиравшая полотенцем руки. Анина сумка глухо стукнулась об пол.

- Бабуля... - побелевшая девушка еле выговорила это слово. - Бабушка, ты... - ещё тише добавила она, а в памяти возник холодный сентябрьский день 2000 года, большое деревенское кладбище, кучку людей, понуро стоящих у черной пасти разверстой могилы, и умиротворенное спокойное лицо бабушки в обрамлении мягких седых волос. Она лежала в гробу - маленькая, сухонькая, уставшая, но уже далекая от всех земных горестей и печалей... И сердце тихо грустило об ушедшей...