Козлище (Сaprineus) часть 5.Преступление
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Пятая часть "Преступление" состоит из девяти глав.
|
У - 1. В садах Мецената
Услыхав о большом пожаре на Марсовом Поле, Ливилла не стала вставать с постели, полагая, что Карины далеко и огонь до Рострального дома никогда не доберётся. Кое-кто из слуг всё-таки бегал на пожар, и к утру весь дом знал подробности о случившемся и о том, как отличился их господин, съездив по уху префекта претория. Новость не сразу достигла ушей Ливиллы, своим равнодушием обычно замыкавшей уста самых болтливых служанок. Эвдем в то утро долго не спускался вниз, записывая ночные размышления о назначения печени в теле человека, а спустившись . и услыхав неприятную новость о выходке хозяина на пожаре, поморщился, предвидя неприятности .
Ливилла меж тем, позавтракав и обойдя цветник, находилась в своём излюбленном уголке возле фонтана и кормила птичек в клетке, оставшихся от близнецов, и размышляла о детях. Близнецы находились у бабки в Тибуре; там же гостила Юлия. Её уединение было нарушено Эвдемом. Выслушав рассказ врача о происшествии на пожаре и о столкновении Друза с Сеяном, Ливилла схватилась за щёки. Друз, ничтожество, позор чресел Тиберия, ударил по лицу любимого ею человека, нанёс тягчайшее оскорбление одному из первых вельмож в государстве. Боль и возмущение наполнили её. Что он должен сейчас чувствовать - опозоренный и униженный на глазах всего народа, бессильный отомстить сыну Цезаря!.
- Госпожа, - встревожился Эвдем, - будь осмотрительна. Лучше всего, если сейчас ты ни во что не станешь вмешиваться. Не навреди себе.
Оскорблённая за избранника, она торжествующе улыбнулась. Навредить себе? Она уже знала, как поможет ему отомстить. След пощёчины смоют её поцелуи.
- Перестань меня поучать, как ребёнка, - досадливо велела госпожа. - Попробуй разузнать, где он сейчас.
Эвдем предпочёл сделать вид, что не понимает, о ком речь:
- Друз, твой супруг уехал из города неизвестно куда.
- Какое мне дело до Друза? Разве я говорю о Друзе? Ты дразнишь меня? Пошли кого-нибудь разузнать, что с Сеяном .
Их взгляды скрестились, и он первым притушил свой, поняв, что сейчас с нею лучше не спорить. Его госпожа, собственность, лучшее из созданий, была готова устремиться навстречу погибели, - более, жаждала этого. Но сил воспрепятствовать у него не было.
Посланный за новостями слуга принёс известие, что Сеян нигде не показывался, ни дома, ни в лагере, ни на Палатине. Говорят, от стыда и унижения, он уединился в садах Мецената.
Едва закатилось солнце, из садовой калитки Рострального дома выскользнули два человека, мужчина и женщина . Их путь до садов Мецената был недалёк, пролегая по малонаселённым местам Эсквилина. Ещё полвека назад там вместо садов располагались городская свалка и кладбище нищих, но по воле Мецената, всё чудесно преобразилось. Насыпали толстый слой земли, насадили обширный сад , в котором возвели роскошные дома вельмож, в том числе знаменитую башню. Примеру Мецената последовали многие знатные семейства, и заброшенное гиблое место вскоре превратилось в благоустроенный зелёный остров среди шумного, перенаселённого города. Сам Тиберий живал здесь.
Мужчина и женщина приблизились к воротам ограды , укрывавшей небольшой особняк, принадлежавший Сеяну, однако охранники не захотел их впустить.
- Я врач , - назвался Эвдем. - Родственники префекта услышали про ожоги, полученные им на пожаре, а я их лечу. Со мной служанка и лекарства.
Слуга неохотно побрёл в дом доложить о пришельцах. Ливилла дрожала так, что зубы её явственно лязгали, и Эвдем в последний раз воззвал к её благоразумию.
- Госпожа! Может, вернёмся?
- Что? - не поняла она. - Молчи, молчи!
Их впустили в дом. Они оказались в полутёмном покое. Загородив свет, из соседней освещённой комнаты стремительно вышел Сеян, и нетерпеливо обратился к склонившемуся в поклоне врачу:
- Тебя прислала моя жена? Передай, что я невредим, никаких ожогов.
- Моя спутница хочет сообщить господину нечто тайное. - И Эвдем подтолкнул Ливиллу .
- В чём дело, женщина? - нетерпеливо повернулся Сеян. - Да говори же. Она немая?
Ливилла безмолствовала. Эвдем сердито шепнул:
- Иди же! Ты этого хотела.
Желая разглядеть женщину, Сеян подтолкнул её к свету. При виде нежданной гостьи его изумление было так велико, что он попятился.
--- Ливилла! - не веря глазам, произнёс он. Удивление, замешательство, догадка, потом испуг и наконец недовольство стремительно промелькнули на его лице.
- Что тебе здесь надо? - овладев собой, довольно сердито осведомился он .
Она собиралась сказать, что он сейчас может отомстить Друзу за унижение, воспользовавшись его женой, но поняла, что все заготовленные слова прозвучат лживо, если сразу не сказать всю правду.
- Я люблю тебя, - прошептала она .
Ноги больше не держали, ослабли; она качнулась, и он быстро протянул руку поддержать женщину. Встревоженное лицо его - прекрасное, гордое лицо , которым она так долго любовалась издали, оказалось совсем близко.
- Ведь это не тайна для тебя, верно?- жалко улыбнулась она.
Он молчал.
Упёршись лбом в каменную грудь своего божества, она упорно твердила одно-единственное слово: "Люблю". Молчал, как истукан. Холодный страх медленно наполнял её.
- Тебе надо скорее уйти отсюда, - наконец произнёс он .- Где твой слуга?
В её груди что-то оборвалось. Она подняла на истукана налившиеся слезами глаза. Внезапно его надменные губы тронула улыбка. Нагнувшись, он быстро поцеловал приоткрытый рот сумасбродки, - нежно и легко, как целуют ребёнка. И пока он её целовал, она успела подумать затуманенной головой, что один этот сладостный поцелуй искупает её нынешнее глупое безрассудство, грядущие опасности и даже все пустые годы её безответной любви.
- Уходи немедленно, - мягко велел он. - Ты губишь и себя, и меня
Ливилла и Эвдем вернулись в Ростральный дом, как и ушли - через боковую калитку в садовой стене, никем не замеченные в глубоком мраке ночи. Мирра, служанка охнула от радости: оставленная сторожить спальню хозяйки бедняжка была, как на иголках.
Ливилла без сил повалилась на постель.
- Укрой её и больше не тревожь, -велел служанке Эвдем. У него камень с сердца свалился при мысли, что их ночная прогулка наконец закончилась
У - 2. Решения
Тиберий всегда болезненно переживал любое пятно, грозившее появиться на его добром имени, и, став Цезарем, более всего опасался, что народу станут известны нелады в его семье . Безобразное поведение Друза на пожаре театра Помпея, о котором теперь судачил весь город, мучило отца стыдом. А тут ещё Августа, явившаяся на пожар и даже распоряжавшаяся вигилами, в то время как Цезарь, её трусливый сынок, отсиживался на Палатине, доканали его. Авторитету божественного Дома был нанесён тяжёлый удар.
Друз - единственный сын, рождённый в законном браке и любви , был неисправим. Увы, воспитание, полученное в доме Азиния, безнадёжно испортило мальчишку. Тиберий уже знал, что неудачному отпрыску Випсании не суждено долголетие: врачи, недавно осмотревшие Друза, объявили, что у молодого человека слабая грудь, ему следует постоянно пить лекарства, воздерживаясь от излишеств. Слабая грудь досталась ему от матери: все сыновья Випсании оказались с гнильцой. Привязанность к сыну начисто отсутствовала в отцовском сердце, как и любовь к матери, тоже отсутствовавшая у Тиберия. Это было тайной, тщательно скрываемой им.
В любом случае за последнюю выходку сына надо строго наказать, так как, оскорбив Сеяна, Друз оскорбил Цезаря, ибо Сеян всегда и везде - тень Цезаря, исполнитель его воли . Лучшим наказанием для олуха станут почести Сеяну. Тот к тому же заслужил их. Отсиживается сейчас в садах Мецената, мучаясь унизительным оскорблением и не зная, наверно, как вести себя. Тиберий и сам в затруднении: позвать помощника или погодить?
Человек уравновешенный, Сеян быстро успокоился после полученной на пожаре оплеухи.Оскорбление Друза было нестерпимо, но призвать к ответу обидчика он не мог, а,значит, приходилось молчать. Он решил у единиться в садах Мецената , рассудив, что это самое разумное: Тиберий, конечно, в затруднении, не зная, как поступить; надо ждать его решения.
Сильно досаждало и то, что необузданный сынок Тиберия не оставил ему выбора. Будь у него выбор, он предпочёл бы как и раньше, держаться подальше от беспутного отпрыска Цезаря, предоставив тому самостоятельно закончить свои дни от пьянства и болезней. Отныне он вынужден действовать.
Не привыкнув к безделью, пытался чем-нибудь заняться, он читал, писал , либо подолгу гулял среди прихотливо стриженых кустов и цветочных клумб прекрасного сада , обдумывая то, что неизбежно следовало сделать. Явление Ливиллы наполнило новыми мыслями. Нежданная выходка племянницы-снохи Тиберия была для него не менее опасна, чем ненависть её супруга. Но если здраво поразмыслить... Он начал прикидывать новые возможности, учёл нежданные выгоды, а также опасность оттолкнуть безрассудную женщину, превратив её во врага, и не без досады пришёл к выводу, что вновь ему навязывают не совсем тот путь, который выбрал бы он.
Доставленное на следующий день письмо Цезаря повелевало явиться на Палатин. Он повиновался. Тиберий встретил его, потупившись: он стыдился выходки сына, но объясняться не желал. Приблизившись , Сеян осторожно сжал руку старика. Тот кивнул. К облегчению обоих, никаких слов не потребовалось. Вскоре как ни в чём не бывало, они принялись обсуждать дела, причём Сеян заговорил о необходимости произвести новый воинский набор. Тиберий согласился, однако увольнение ветеранов, увеличение жалования легионеров и сокращение срока их службы опять отложил со словами:
- Ты сам говоришь о нехватке воинов. Как же можно сейчас сокращать срок? Об увеличении жалования надо подумать и тщательно всё просчитать, дабы не было урона казне. . Что до ветеранов, уволенные, они вернутся в нашу маленькую Италию , принесут чуждые нравы и потребуют себе земельные наделы, меж тем уже все земли поделены. Пускай живут там , где жили, строятся, женятся, осваивают новые земли.
Новый воинский набор, подумав он тоже не разрешил, пояснив:
- Соседние народы могут счесть обновление легионов приготовлениями к войне и первыми напасть на наши границы, а для меня нет ничего дороже мира и покоя в государстве. Новые завоевания нам не нужны; довольно того, что оставил Август.
Сеян был разочарован, однако на лице его не отразилось ничего. Цезарь по-прежнему не желал никаких перемен, заботясь лишь о том, чтобы в неприкосновенности сохранялось всё, установленное Августом. Упрямец не хотел понять, что сохраняется лишь то, что постоянно меняется.
Главное своё решение Тиберий сообщил лишь в конце разговора, будто невзначай:
- Ты знаешь, я давно намеревался объехать провинции, но теперь в силу возраста вряд ли решусь. Заменить меня в этом нужном деле вполне сможет сын, облечённый трибунской властью. На приготовления к моему путешествию были потрачены определённые средства, так что теперь ни гроша не пропадёт, - лукаво закончил он.
Сеян молча наклонил голову. Это была очень важная новость. Друз уедет, и, значит, изменятся все обстоятельства.
Сенаторам стало заранее известно о намерении Тиберия выступить с важной речью, и курия была полна.
Усевшись на своём месте, Цезарь оглядел ряды : как много молодых лиц и как мало его ровесников! В курии ныне заседало поколение, выросшее в мирное время при Августе, не знавшее тягот войны, омрачившей детство самого Тиберия. Отпрыски сподвижников Августа, не имевшие собственных заслуг, воспитанные в довольстве и холе знаменитыми отцами. Болтуны, лицемеры, завистливые злопыхатели, жалкие подхалимы.
Он заговорил тихо, приглушённым голосом, и зал смолк, замер, напряжённо внимая. Отличаясь медлительностью и даже намеренным косноязычием в быту (по привычке, усвоенной с детства) в обычное время Тиберий был превосходным оратором и, выступая перед слушателями, говорил легко , давая свободу голосу, то повышая, то понижая его до басовых нот, умело помогая речи плавными жестами красивых рук. Правда, желание блеснуть красноречием появлялось у него нечасто.
Поблагодарив сенат за почести, оказанные надевшему взрослую тогу среднему сыну Германика, он стал нахваливать собственного сына, указывая, как по-доброму тот от носится к детям Германика, что было правдой, поскольку Друз внимательно относился ко всем хорошеньким мальчишкам. Ни словом не упомянув о случившемся на пожаре, Тиберий сказал:
- Отцы сенаторы, я стар. Огромность государства и тягостные заботы о нём одному мне уже не по плечу. Между тем давно назрела необходимость объехать провинции, дабы все подданные узрели Цезаря. Ещё настоятельней нужда произвести смотр легионов, которые следует пополнить новобранцами, дав отставку ветеранам.
Сенаторы зашушукались . Мрачно оглядев курию, Цезарь продолжил:
- Благодаря вашему решению даровать Друзу трибунскую власть я могу послать сына обозревать провинции. Но во время отсутствия Друза и ввиду моей слабости кто позаботится об Италии? Вы знаете, что внуки мои слишком молоды. Если бы не это, я с радостью отрёкся бы от власти, ибо тяжесть её непосильна для старого человека. Надеюсь, что я найду среди вас помощников в делах , пока не вернётся мой сын.
Сенаторы, ожидавшие, что Цезарь снова начнёт лицемерно отказываться от власти, ничего не поняли, между тем всё было просто: Тиберий ясно сказал, что высшую власть после него может получить только его сын или внук, но никто из прочих родов. Прочие призывались к сотрудничеству.
- Должен отчитаться перед вами о состоянии дел, - продолжал речь Тиберий. - Государство наше процветает, все войны прекращены, границы замирены. - И он зачитал составленную Сеяном памятку. - Восемь легионов на Рейне - наш оплот против германцев и галлов. Три легиона в Испании. Африку удерживают в повиновении два легиона. Столько же в Египте. Четыре легиона охраняют Азию от Сциллы до Евфрата. Два легиона в Паннонии, два в Мезии, два в Далмации. Повсюду в провинциях стоят вспомогательные войска из союзников, численно равные легионам. Берега Италии охраняют два флота - Мизенский и Равенский. Рим имеет собственное войско - три городские и девять преторианских когорт. Благодаря заботам префекта претория возведён лагерь для воинов, осмотреть который приглашаю отцов-сенаторов.- Затем, назвав Сеяна "союзником в трудах", Тиберий не поскупился на похвалы помощнику. Пообещав восстановить театр Помпея на собственные средства, он повелел воздвигнуть Сеяну там статую. Сенаторы дружно выразили вежливое ликование. Из длинной речи Цезаря они мало что поняли. Окончательно ли он раздумал обозревать провинции , о чём было столько разговоров, и ограничится, послав туда Друза? Уж не намерен ли, удалившись по старости из Рима, предоставить управление государством сенату?
Зато Сеян понял всё. Тиберий никуда не поедет, как, впрочем, никогда и не собирался, а только делал вид. Статуя в театре - плата за пощёчину, похвалы префекту - снятие бесчестия. И главное: Друз вскоре надолго уедет. С супругой, конечно. Тоже благо.
У - 3 . Похмелье
Пробудившись следующим днём, Ливилла долго лежала, не двигаясь. События вчерашней ночи всплывали в памяти, медленно наполняя её ужасом и радостью. Радость росла, ширилась, превращалась в ликование. Она призналась ему в любви! . Он будет думать теперь о ней, обязательно будет . И она счастливо засмеялась.
Никто из домашних не заметил в госпоже перемены. Эвдем, спустившись пополудни из своей каморки , тоже вёл себя как ни в чём не бывало, осведомившись только, хорошо ли она спала. О ночной прогулке он не проронил ни слова. Ей достаточно было своего счастья и радостного ожидания новой встречи с любимым: ведь она непременно произойдёт. А как же иначе?
День шёл за днём, не принося перемен. Сидя безвылазно в Каринах, она может ещё очень долго не увидеть его. Так она сама выйдет в город . Можно посетить Августу. У бабки сейчас приютилась Юлия, дочка, с которой надо повидаться.
Царственная старуха приветливо встретила внучку, ласково попеняв, что та совсем её забыла. Расцеловав нежные щёчки бабушки, Ливилла сразу же спросила о дочери. Нет, Юлия отсутствует: Нерон по наущению матери потребовал жену к себе, и Юлия поторопилась уехать в Тибур к Антонии и близнецам.
- Ты должна разъяснить дочери смысл супружества, - наставительно поучала Августа. - Брак её с Нероном нерушим. Да, она ещё слишком молода для женских тягот, но в будущемони неизбежны, и твой долг внушить ей терпение. Меня тоже не спрашивали о желаниях, выдавая замуж за старика, но я была разумной девушкой и беспрекословно подчинилась воле обстоятельств. Зато я стала счастливой матерью уже в шестнадцать лет.
Августа совсем поседела и сгорбилась, но унизанные кольцами пухлые ручки её оставались по-прежнему белыми и холеными, вовсе не походя на паучьи старушечьи лапки, а большие глаза, когда-то прекрасные, теперь ввалившиеся, смотрели живо и внимательно.
-Ты пример для всех женщин, - подольстилась Ливилла. - Всем известно, как безгранична была твоя преданность и первому, и второму супругу. Кто из женщин покорился бы так безропотно, вели муж перейти с супружеского ложа на ложе чужого человека!
Августа остро глянула на дерзкую внучку, прикидывая, не одёрнуть ли её, но у той лицо выражало самое простодушное восхищение .
- Ты похорошела, деточка, - задумчиво отметила она, и в голосе её мелькнуло лёгкое недовольство.
- Моему мужу это безразлично .Так же, как безразлична Нерону Юлия, - досадливо отмахнулась Ливилла.
Августе были известны отношения внучки с мужем . Знала она и то, что Друз окончательно обосновался в своём недавно построенном загородном особняке, где весело проводил время в обществе царевича Ирода Агриппы и прочих кутил; там же постоянно гостили сыновья Агриппины.
- Ты вечно чем-то недовольна, - упрекнула она внучку. - Разумным женщинам на многое приходится закрывать глаза. Мужчины несовершенны. Неужто тебе хочется видеть Друза каждый день? Вот погоди, поедете вы объезжать провинции, придётся тебе всё время быть рядом с мужем.
- Как?- ахнула Ливилла. - Разве Тиберий не сам собирался в провинции?
- Скорее Тибр потечёт вспять, - поморщилась Августа. - Никуда он не двинется. Он вместо себя отправит Друза, это уже решено. Тебе придётся последовать за мужем, так что готовься о скорой разлуке со всеми нами. . Тут уж, внученька, и я не смогу помочь.
Новость была так оглушительна, что Ливилла потеряла речь. Ехать нивесть куда да ещё в обществе Друза! Покинуть дом, потерять любимого...
- Это невозможно, - подавленно пробормотала она.
- Если бы ты умела подольститься к Тиберию, то, может, смогла бы его упросить об отсрочке, - безжалостно продолжала Августа. - Но ты строптивица и неумёха. Успеха добиваются хитроумные и ловкие женщины, умеющие прикидываться ласковыми кошечками. Ты же не хочешь пальцем шевельнуть ради собственного блага. Вот Тиберий и не расположен к тебе.
- Он не расположен ко мне совсем по другой причине, - вспыхнула Ливилла.
- По какой же? - навострила ушки Августа.
- За то, что я сестра Германика!
- Выбрось этот вздор из головы! - нахмурилась Августа. - Не хочу слышать! Не вздумай сказать это кому-то ещё. Внучка, меня пугает твоя безрассудность. - Бабка ещё долго строжила неразумную женщину, но та почти не слушала, думая о своём.
Ливилла покинула Августу растревоженной. Уехать из Рима в неизвестность, да ещё в обществе Друза! Как избежать этого? Она стремительно шла по саду к оставленным у ограды носилкам , когда заметила вдалеке группу преторианцев. Это был отряд дворцовой охраны, рядовые воины, однако один из них показался ей похожим на Сеяна. Вздрогнув, она замедлила шаг, пытаясь рассмотреть лицо воина, но тот, глянув в её сторону, быстро направился прочь и скрылся за углом здания.
Рухнув на подушки носилок, она велела слугам отправляться в Карины. Воин, похожий на Сеяна, - или он сам, избегающий встречи с нею?!
- Эвдема сюда! - потребовала она, едва войдя к себе и срывая с ушей и шеи украшения. Выслушав новость о грозившем госпоже отъезде из Рима, Эвдем кивнул .
- Цезарь хочет показать подданным сына. - будущего Цезаря. Без сомнения, он присвоит Друзу какое-нибудь почётное звание вроде Верховного правителя Востока...
Видя, что новость об отъезде не огорчает врача, она сердито повысила голос:
- Пусть едет куда угодно и показывается! Но почему я-то должна ехать неведомо куда?
Эвдем вздохнул, и Ливилла заплакала. Не менее отъезда её сейчас расстраивал виденный преторианец. Чередуя вздохи со слезами, она поведала о виденном Эвдему. Тот постарался утешить госпожу:
- Возможно, ты не разглядела.
- Это был он, и он спрятался от меня!
- А чего ты ожидала? Ты поставила его в крайне затруднительное положение. Отныне он вынужден избегать тебя.
- Ты думаешь, я причинила ему затруднение?
- Ещё какое! Поверь, твой отъезд станет облегчением для всех, и для него тоже.
- Ни слова об отъезде. Я и думать об этом не хочу, - прикрикнула госпожа.. - Значит, он в затруднении из-за меня? Нет, он не должен ничего опасаться. Если бы мы могли встретиться и объясниться! Нет, не в любви. Пусть не тревожится, я ничем не выдам его. Я умею молчать. Я молчала столько лет!.. Эвдем, умоляю, устрой нам встречу! - неожиданно закончила она с заблестевшими глазами.
Эвдем не нашёл быстрого ответа.
Госпожа вновь и вновь настойчиво повторяла просьбуустроить ей свидание с Сеяном. Напрасно Эвдем указывал, что лучше дождаться случайной встречи, - она приходила в отчаяние и зажимала уши . Тогда он посоветовал ей написать Сеяну. Но разве выразишь письменно то, чем полна душа!
- Поверь, я должна, должна его увидеть! - молила она.
Он с намеренной жестокостью обрисовал то, что может произойти. Допустим, её безрассудное желание исполняется, и Сеяну предложено явиться туда-то и тогда-то. Опасной встречи он, конечно, не хочет, но и отказать супруге наследника не посмеет..
- Что же мне делать? - горестно пробормотала она.
- Жить, как жила.
Желанная встреча всё же произошла, и довольно скоро. Ливилла обязана была участвовать во многих общественных церемониях, собиравших толпы народа, и если прежде ей часто удавалось увильнуть, то теперь за поведением снохи следил сам Тиберий. В Квинкватрии, на торжестве по случаю освящения нового храма Августа, по окончании церемонии она отошла в сторону, ожидая, опекавшую её весталку. Внезапно она почувствовала, что невдалеке остановился Сеян. Не увидела, но ощутила затылком, плечами, спиной и съёжилась от неожиданного счастья. Толпа редела, её вот-вот должны были увести. Тогда, сделав усилие, она повернулась и прямо взглянула на него. Он стоял неподалёку, внимательно глядя на неё. Быстро приблизившись к нему и дивясь собственной смелости, она тихо произнесла:
- Ты не должен ничего опасаться. Забудь, как забыла я.
Так же стремительно она пошла прочь, и шла, пока её не схватила за руку запыхавшаяся весталка Аррия .
У -- 4. Приключение Грата
Поселившись вместе со стражниками на Виминале в преторианском лагере, Грат старался не попасть на глаза Сеяну. Лагерь был велик, - не лагерь, а каменная крепость - высоченные, толстые стены с башнями, огромные железные ворота, круглосуточная охрана . Стражники жили на особицу, подчиняясь городскому префекту, платили им поменьше, чем преторианцам, да и служба их была не столь почётна, однако Грат был всем доволен.
Огонь, спаливший театр Помпея, уничтожил драгоценные крохи прошлого. Золотой мотылёк, порхавший по сцене его молодости, превратившись в фурию, сгорел вместе с театром. Он не мог отделаться от мысли, что в поджоге виновата именно она. О его безумной матери не было ни слуху ни духу: Квинта тоже бесследно исчезла в памятную ночь пожара. Удивляться не приходилось. Кому как не стражнику было знать, что ежедневно Тибр уносил в море распухшие трупы неведомых бедолаг; кто знает, не уплыло ли по мутным речным волнам и проспиртованное тело Квинты ... Старуха была пьяна, когда он видел её в последний раз. Отныне Город , в который он так стремился вернуться, опустел для него. Он продолжал жить, отупело делая то, что требовал новый день: приказывали идти на дежурство, шёл, приказывали оставаться в казармах, оставался, тупо прикидывая, что дадут сегодня на обед - чечевицу со свининой или политую гарумом кашу с рыбой. Внешне он сделался похож на прочих стражников; отличало его от сотоварищей только нежелание разделить их незамысловатые увеселения. В свободное время стражники гурьбой шли в лупанар, а Грат предпочитал таберну, дешёвое вино, гогот, весёлые разговоры. На красоток, промышлявших по злачным местам, он не глядел .
Толки о пожаре театра долго не утихали. Народ возмущало наглое поведение сына Цезаря, швырнувшего в кипяток вигилов и ударившего по лицу римского всадника, будто раба. Зато очень хвалили старуху Августу, явившуюся людям как Мать Отечества спасать Рим, и заодно порицали её угрюмого сына, не ладившего с такой замечательной матерью. " Смотрите, прижгут вам языки," - одёргивали болтунов рассудительные люди. Но разве уймёшь тысячеустую молву?
То, чего он избегал, всё-таки произошло, когда его когорта собиралась отправиться на дежурство и он стоял в строю. Префект проходил невдалеке, и спрятаться было невозможно. Напрасно Грат съёжился и отвёл глаза, Сеян его заметил и, быстро подойдя, внезапно положил руку ему на плечо со словами:
- Парень, я видел тебя на пожаре. Ты тогда хорошо потрудился . Я распоряжусь, чтобы тебе выдали двойное жалованье.
Грат вытаращил глаза. Похвала начальства приятна, и он её заслужил ; деньги тоже не помешают. Кажется, о Хионе префект забыл, раз не спрашивает.
- Вечером придёшь ко мне, - вдруг распорядился префект.
Едва начальство отошло, стражники завистливо заговорили, поглядывая на Грата. Он пожал плечами: не очень-то он перестарался при тушении пожара театра Помпея, в бытность вигилом ему случалось проделывать и не такое. Но мысль, что велено явиться к Сеяну , портила настроение.
У префекта кишело начальство, к нему было не подступиться. Грат готов был уйти, но Сеян появился в дверях, нетерпеливо кого-то выслушивая . Заметив Грата, кивнул:
- Получил деньги? Иди за мной. - И, отстранив всех, широко зашагал к воротам.
- Рассказывай, что с Хионой? - был следующий вопрос, которого он так не хотел услышать.
Грат следовал за префектом вприпрыжку, и поэтому ответил кратко: - Померла она.
- Что-о? - приостановился Сеян.
- Нет больше Хионы, - стоял на своём Грат. - Сгорела она вместе с театром. Она не в себе была с тех пор, как посидела в подвале у Агриппины, своей хозяйки.
Имя Агриппины заставило Сеяна приостановиться. Он вперил в Грата пронзительные глаза:
- Мне сейчас недосуг выслушивать тебя. Придёшь завтра пополудни в Мамертинскую тюрьму.
Как в тюрьму? Грат снова вытаращил глаза и открыл рот, собираясь издать возмущённый возглас, но префект уже был верхом на коне. Стражнику оставалось только глядеть ему вслед.
Поразмыслив и уверившись, что никакой вины за ним нет, успокоенный Грат явился на следующий день ко входу в страшное узилище, устроенное в заброшенных каменоломнях на склоне Капитолия. Внутрь его не впустили, подтвердив, что префект претория здесь и велел ждать. Он присел неподалёку. Ожидание затянулось до сумерек. Наконец какой-то человек в маске приказал ему именем Сеяна следовать за ним .
" Что за таинственность?- дивился про себя Грат, следуя за незнакомцем запутанными переулками. Попав в узкий проход между домов, они стали подниматься по крутой лестнице вдоль стены.
- Эй, приятель, куда мы идём? - потребовал ясности Грат.
Незнакомец не отозвался. Грат уже готовился повернуть назад, но тут дорогу им преградила решётка и два преторианца, сторожившие запертую дверь . Их вид успокоил стражника: значит, всё делалось по воле Сеяна. Смело войдя в распахнувшуюся перед ним решётчатую дверь, он оказался в тёмном сводчатом коридоре и направился туда, где вдалеке светил огонь. Обширный покой, перед которым он остановился, был слабо освещён, но и этого света было достаточно, чтобы разглядеть разноцветную мозаику пола и стройные мраморные колонны, уходившие в вышину; это был явно дворцовый зал. Никак, его привели на Палатин?
- Входи, - услышал Грат голос Сеяна.
Он повиновался. Кроме префекта, в зале никого не было, и он ободрился.
- Рассказывай, - прозвучал приказ. - Всё, что ты знаешь о Хионе.
Как же, дожидайся. Всего, что он знает, из него клещами не вытянешь. Не рассказывать же префекту о своей юношеской любви, давнем золотом сне, от которого не осталось следа.
- Я тут сбоку с припёку, - заверил он. - Она, вернувшись тишком из ссылки, с каким-то булочником жила. У него и спроси. А до него с Лентулом, тоже, наверно, комедиантом. Ведь она - беглая служанка госпожи Агриппины, вдовы Германика. Этого никто никогда не знал. Вот, когда это открылось, её схватили и посадили на цепь в подвале.
И, отвечая на быстрые вопросы, Грат путанно выложил всё, что знал и видел. Рассказал он и про то, как шагнула Хиона в бушевавшее пламя ...
- Ты сожительствовал с ней? - неожиданно осведомился Сеян.
- Лучше спроси, сожительствовал ли я с Медузой Горгоной, - возмутился стражник.
- Ладно, свободен, - отмахнулся Сеян. - А ты уверен, что женщина погибла? - просил он вдогонку, и Грату показалось, что в его голосе мелькнула тревога.
Уверен? Если на человека рухнет каменная стена, он уцелеет?
Получив разрешение удалиться, он с облегчением устремился вон, не дожидаясь новых вопросов. Снова длинный коридор, затем решётчатая дверь и те же воины. Его выпустили; облегчённо вздохнув, он устремился вниз по лестнице, - в город, в тёмную улицу, с надеждой выбраться в людное место и даже где-нибудь поесть.
Ему осталось неизвестно, что его речи внимательно слушал ещё один человек, сидевший в углу покоя за тёмным занавесом - Цезарь Тиберий.
У - 5. Болезнь Друза
Друз в своём загородном доме разболелся так сильно, что Тиберий, несмотря на ссору , вынужден был посетить сына. Больного он нашёл пьяным, что сокрушило Цезаря, однако он удержался от упрёков . Не упомянув и о выходках сына во время пожара, снискавших дурную славу сыну и бросивших тень на самого владыку, Тиберий сообщил о намерении отправить его на Восток в качестве молодого Цезаря . Отец настоятельно советовал Друзу перед отъездом выказывать себя добродетельным римлянином древних нравов , для чего переселиться в Ростральный дом и на время притихнуть. Царевич Ирод Агриппа, находившийся тут же, горячо поддержал мысль о заморском путешествии, живописуя прелести полного наслаждений Востока. И Друз, согласившись, пообещал изобразить семьянина .
Настал день, когда уединённая жизнь Ливиллы оказалась внезапно и грубо нарушена. Громогласно объявив, что пришло время остепениться, Друз внезапно нагрянул в Карины вместе со всеми друзьями и прихлебателями. Полностью отказаться от привычного образа жизни он не смог и, водворившись в доме, кутил с утра до утра - правда, при закрытых дверях. Пьяные выкрики, музыка, вопли, гогот доносились на половину госпожи; Ливилла стала уходить в самый дальний угол, лишь бы ничего не слышать, но и это не помогало: дом был невелик. Покоя не стало никому из обитателей Ещё затемно у входа в дом начинали толпиться клиенты Друза, а, впущенные внутрь, наполняли атрий беспокойным гулом. Кое-кто дерзко стремился проникнуть вглубь дома. Случалось, что в уютный внутренний садик заглядывали чужие мужские лица, пугая служанок. Не выдержав, госпожа распорядилась по совету ближних слуг заложить кирпичом входы на её половину. Друз вышел из себя и велел их сломать, грозясь поучить капризную супругу. Поддавшись сладкоречивым уговорам Ирода Агриппы, он неохотно согласился на переговоры с целью наладить с женой отношения, какие приличествуют римлянину древних нравов. Царевич вызвался стать между ними посредником.
При виде нахального, ухмыляющегося лица царевича, неожиданно к ней пожаловавшего, Ливилла нахмурилась.
- Приветствую тебя, госпожа, - сладко улыбнулся тот. - Друз Цезарь, твой благородный супруг, приглашает тебя немедленно явиться к нему. Он хочет развлечь тебя: сейчас будут выступать фокусники, мимы и гладиаторы.
Ирод Агриппа, видевший, как на играх, устроенных Друзом , женщина лишилась чувств при виде кровавого зрелища, отлично знал, что она не выносит вида крови. Знал царевич и о её неприязни к себе, что заставляло его улыбаться ещё слаще.
- Передай своему господину, что гладиаторы - мужская забава, - холодно произнесла Ливилла, отвернувшись. - Я не приду.
Царевич удалился всё с той же сладкой улыбкой.
Понимая, что добром дело не кончится, Ливиллаждала последствий с тяжёлым сердцем, и не ошиблась. Сначала донёсся грохот ломов, разрушавших двери. Друз, злой и пьяный, не замедлил появиться сам; Ирод Агриппа ему сопутствовал. Хозяин прошёл по клумбе, с удовольствием давя сапогами цветы, и остановился перед женой. Не встав со скамьи, сжавшись , Ливилла готовилась дать отпор, но, глянув на супруга, удивлённо расширила глаза: за то время, что они не виделись, Друз сильно подурнел. Супруг принялся грубо отчитывать её за непослушание, а она продолжала молчать, с отвращением разглядывая его истасканное, злобное лицо.
- Слушай, нам с тобой надо выглядеть семьёй древних нравов, а ты запираешься от мужа!
Стоявший возле Ирод Агриппа внимал, согласно кивая головой.
- Уйди! - потребовала Ливилла.- Ты пьян и еле стоишь на ногах.
- Идём смотреть гладиаторов, раз я хочу! - схватив жену за тонкую руку, он сильно дёрнул её.
- Пусти! - вырвалась она.
Тут Ирод Агриппа быстро встал между супругами; его проворство было как раз вовремя, ибо Друз уже занёс руку для оплеухи . Царевич принялся ласково уговаривать его, незаметно подталкивая к выходу. Ливилла вырвала руку из грубых пальцев мужа. Привлечённые шумом, изо углов выглядывали служанки, не смея подойти ближе к господам.
- Пойдём отсюда, мой любимый патрон, - сладко увещевал Ирод Агриппа. - Жена тебя гонит прочь и грозит жаловаться на Платине.
- Пусть эта скверная баба помнит, кто здесь хозяин, - негодовал Друз. - Погоди, скоро мы отправимся на Восток! Уж тогда я научу тебя слушаться!
Царевич с трудом увёл разбушевавшегося патрона.
Известие о бурной ссоре хозяина и хозяйки мгновенно распространилось по дому, и он притих в ожидании новых бурь, однако ничего более не последовало. С половины Друза всю ночь доносились пьяные крики и визги, музыка и песни. Наутро слуги шептались, будто из дома выносили завёрнутый труп, а весь пол в триклинии был залит кровью.
Ливилла так и не сомкнула глаз. Смятение наполняло её. Сопровождать Друза в путешествии на Восток?! Никогда! Она станет умолять, упадёт на колени. Покончит с собой. Эвдем сумеет изготовить яд. Никто и ничто не заставит её сопровождать Друза в поездке
Германик больше не снился ей, но растерянная улыбка брата и то, как он шагнул навстречу в том давнем сне со словами "Разве ты не знаешь, что меня отравили?" не померкли в её памяти. Она знала: дядя затаил к ней враждебность, догадываясь, что ему не удалось убедить её в своей непричастности к смерти Германика,. Мир между ними невозможен. Что ж, она должна принять вызов. Она, слабая женщина, найдёт силы сопротивляться и всё устроит по-своему, а не так, как желает он - могущественный Цезарь, владыка Рима и повелитель легионов.
У - 6. Жертвоприношение Теллус
О дате отъезда Друза на Восток не велось пока речи. Быстро наскучив впустую изображать древнего римлянина и примерного семьянина, Друз внезапно уехал вместе с шумной оравой приятелей, уведя с собой охранявших дом германцев . Отъезду господина все были только рады, и дом снова повёл привычную жизнь.
Ливилла теперь всё время пребывала в раздражённом состоянии. В городе она бывала - отчасти по обязанности, вынужденная присутствовать на какой-либо церемонии, отчасти по своей охоте, сгорая желанием встретить Сеяна. Опрометчиво велев ему позабыть случившееся между ними, она долгое время упивалась отчаянием разлуки, но ослабела, вспоминая мягкую улыбку избранника . Зачем терзать себя попытками забыться? Пусть сближение невозможно, и они останутся чужими друг другу, но видеть его она вправе. Изредка, издали. Как раньше, как всегда.
Однажды они повстречались в дворцовом переходе. Оба были без свиты . Вежливо приветствуя её, он приостановился, и она шепнула, потупившись:
- Мне надо объяснить тебе...
Он, не дослушав, быстро произнёс, проходя мимо:
- Сегодня, как стемнеет, возле храма Земли.
Храм Теллус-Земли был рядом с Ростральным домом. Как стемнеет, и никого рядом не будет? Да вели он, она пришла бы даже на кладбище, где воют упыри и колдуют ведьмы . Ушёл, оставив после себя лёгкий дух разгорячённого мужского тела, и она, вздрагивая ноздрями, жадно вдыхала этот еле заметный след.
Душная ночь опустилась над огромным городом, и даже в возвышенных Каринах не веяло ветерка. Пожелав госпоже покойного сна, Эвдем удалился на свою голубятню. Она скрыла от него своё намерение выйти из дома, но без помощи служанки обойтись не смогла, пояснив той, что задумала принести тайную жертву Теллус-Земле, для чего ночью пойдёт в соседний храм. Покинуть незаметно дом не составляло труда, в обычное время его никто, кроме сторожей, не охранял . Служанке было велено , если потребуется, говорить, что госпожа спит. Напрасно та указывала, что в одиночку по улице да ещё ночью разгуливают только непотребные женщины. Ливилла рассердилась и даже повысила голос.
Смекалистая служанка, а это была преданная Мирра, выпросив разрешение проводить госпожу до садовой калитки и проследив, как растворилось во тьме серое покрывало, бросилась к Эвдему и, несмотря на запрет, всё ему поведала, сильно встревожив врача.
Ливилла мчалась в ночи, словно серый ночной мотылёк едва касаясь ногами тропинки. Она ничуть не боялась темноты и лишь приблизившись к храму Земли замедлила бег. Тут внезапный страх дохнул холодом в грудь. Небольшой храм был погружён во тьму, вокруг ни души. Что она делает здесь, одна, в ночи, далеко от дома? Затаив дыхание, она подошла ко входу, и тут заметила, что одна из дверных створок приоткрыта. Сквозь щель мерцал слабый свет . Она помедлила немного, озираясь по сторонам, в надежде увидеть того, кто позвал её сюда. Никого. Тогда, робко поднявшись по ступенькам, она заглянула в дверную щель. В глубине храма у жертвенника слабо горел светильник, еле освещая скромное убранство святилища: связки снопов, мотыги и грабли, засохшие цветочные гирлянды, оставшиеся с последнего праздника . Дверь от прикосновения скрипнула, и тут же к ней шагнула чья-то тень.. Не успев испугаться, она узнала того, к кому стремилась в ночи, и доверчиво приникла к спасительной твердыне.
Они вошли в храм . Он отпустил её, чтобы задвинуть засов, и она успела перевести дух.
- Здесь никого нет, служители давно ушли, а сторож явится только утром, - пояснил он.
Он мог не трудиться сообщать подробности: ей было всё равно .Заметив её состояние, он улыбнулся:
- Почему ты попросила считать, будто между нами ничего не было?
Отведя глаза от любимого лица, такого прекрасного, сейчас добродушного, она тихо произнесла слова, которые много раз твердила про себя :
- Женщина, отдавшаяся мужчине, подобна крепости, захваченной неприятелем. Защитники перебиты, сокровища разграблены, и уцелевшим горожанам остаётся только скорбно запереть распахнутые настежь ворота...
Засмеявшись, он властно привлёк её к себе. Уткнувшись носом в его грудь, Ливилла почувствовала, что он был панциря и безоружен, если иметь в виду кинжал и меч. Слушая, как ровно и мощно бьётся его сердце, ощущая жар сильного тела, она задрожала, наполняться неведомым, волнующим чувством. Ноги её внезапно ослабли, и если бы не поддержка, она бы упала.
- Тебе надо сесть, - сказал он. - Погоди.
Оглядевшись и не найдя ничего похожего на сиденье, он без раздумья сгрёб в кучу наваленные у алтаря жертвенные снопы и , сбросив с плеч свою воинскую накидку, прикрыл их. Ливилла покачивалась на неверных ногах, желая только снова почувствовать его горячее дыхание на своей щеке.
- Иди же, - позвал он.
Она не помнила, как оказалась на снопах, но ощутила щекой грубый войлок плаща, от которого пахло конским потом, и услышала колючее потрескивание соломы под ним. Под соломой - каменный пол, рядом бегают мыши... Ниже пасть невозможно. И это она, недоступная, неприкасаемая женщина из дома Цезарей... Удивлённо подумав это , она отдалась мужскому нетерпению.
Он знал, что давно мог обладать ею, но раньше в этом не было необходимости. Сейчас к соображениям выгоды прибавилось желание насладиться запретным телом . Горчинка недозволенности в букете ощущений придавала непривычную остроту удовольствию. И он дал себе волю, не очень заботясь о женщине. Приятно утомлённый, он вытянулся на спине, закинув руки и что-то задев в темноте. Загремели жертвенные грабли. Она встрепенулась, однако он удержал её с усмешкой:
- Вот теперь ты действительно павшая крепость.
- Я всё равно люблю тебя, - еле слышно прошептала она.
В словах её, таких обычных, было нечто, заставившее его насторожиться. Он только что восторжествовал над этой женщиной, овладев её телом, но сама она, её мысли и чувства оставались неведомыми. Со своими женщинами он привык быть снисходительно- шутливым, но с Ливилллой явно требовалось что-то иное.
В дверь кто-то толкнулся, прервав цепь его размышлений. Сеян насторожился, недовольно осведомившись:
- Ты привела кого-нибудь с собой?
- Нет. Если только служанка... - Она подумала о Мирре.
- Понятно. Не тревожься: тут есть запасной выход.
Легко поднявшись, он препоясался мечом, спрятанным , оказалось, в углу. Он не подал ей руки, не помог подняться, и она продолжала сидеть на снопах , пока ему не понадобился плащ. Прихватив светильник, он увлёк её к неприметной двери в стене.
- Мы так и не поговорили, - прошептала она.
Прикидывая, что ждёт снаружи, он рассеянно осведомился:
- О чём?.. Да, конечно. Есть у тебя преданные люди?
- Эвдем, мой врач и друг.
- Я дам знать, - кивнул он, ничего более не пояснив.
Загасив светильник. они покинули храм через запасной выход. Ливилла неуверенно двинулась в ночь , всматриваясь в темноту. Узнав в тёмной фигуре внизу Эвдема и успокаивающе махнув спутнику рукой, она направилась к врачу. Эвдем, молча укутав госпожу покрывалом , увлёк в сторону дома.
У - 7. Вдова
Уверившись, что никакой кары за попытку бежать не последует благодаря могуществу её защитников, Агриппина успокоилась, злорадно размышляя о бессилии Тиберия. Своего поведения она ничуть не изменила, продолжая негодовать и жаловаться на ущемления, хотя надзор за нею не был усилен. Шёл четвёртый год её вдовства, но она по-прежнему носила траур назло врагам. Мужа она поминала неукоснительно и принародно в день его рождения и в день последний, а также в праздник роз и фиалок, в родительские дни, ежемесячно, в календы, ноны, иды, - торжествуя, что Тиберий не может этого запретить. Сопутствуемая большой свитой, она посещала всем домом величественную гробницу Августа, где покоился прах её мужа, где украшала урну асфоделями, зажигала лампады и приносила жертву богам манам чёрным вином.
Высокая и статная, она не расползлась от многих родов, но отличаясь крепким здоровьем, величаво несла налитое тело, всё ещё плодородное и в силах привлекать мужчин. Коротышка Азиний прямо-таки обсасывал поцелуями её полные руки. Желчный, старообразный Гатерий, разговаривая с нею, становился приторно-слащавым , норовя коснуться её юбки скрюченными подагрой пальцами. Самым преданным и восторженным её поклонником был некий Титий Сабин из сословия всадников. Он бескорыстно обожал её ещё с поры девичества. Бедняга не выделчлся внешностью, а, главное, был незнатен и небогат, однако готов на всё ради неё, и она это ценила.
Мужские вожделения она принимала с мрачным удовлетворением. Никто, конечно, не мог сравниться с Германиком, её утраченным супругом. Оба супруга, внуки Августа и плоды его воспитания, составляли образцовую пару: Германик - олицетворение римской благопристойности и доблести, Агриппина - воплощение всех женских добродетелей. К сожалению, при жизни дед отдавал предпочтение незаконной внучке - Ливилле. С тех пор, пытаясь превзойти соперницу, Агриппина старалась изо всех сил изображать благовоспитанную тихоню, хотя на самом деле уже юницей была резкой, нетерпеливой, неуступчивой, ревнивой и самовластной.
Со свадьбой у неё тоже получилось не всё ладно. Надо же было Германику родиться на четыре года позже неё! Пришлось ждать, пока он подрастёт. Ей было уже двадцать, тело бунтовало, когда её наконец сочетали с юнцом, не отрастившим бороды, из которого ей предстояло вылепить мужчину. Внезапно открывшиеся тайны супружеского ложа поразили его, сделав его вечным пленником супруги. Она владела мужем, как рабом, хотя прилюдно почитала его своим господином. Германик был её победой тем более желанной, что ранее он принадлежал сопернице Ливилле. И в новой его жизни сестре места не оказалось.
- Твои дети - чудо! - льстиво сулила ей всяческие блага , преданная родственница. - Мальчики красотой и нравом пошли в тебя, а девочки обещают вырасти образцовыми жёнами и матерями - это от тебя, конечно. Счастливы их будущие мужья! - Пульхра нахваливала их, надеясь получить одна из дочек Агриппины себе в невестки.
Слух о том, что Тиберий намерен доставить второму сыну Германика такие же почестей и такое же завидное супружество, как старшему брату, уже достиг ушей Агриппины, но вызвал раздражение матери. Уж не намерен ли Тиберий тем самым унизить Нерона? Наследником верховной власти и будущим Цезарем должен стать Нерон; Друзу до брата далеко
Агриппина мрачно размышляла:
- Если Тиберий станет навязывать моему Друзу в невесты дочь Сальвия Отона, человека безродного, я не соглашусь.
- Говорят, этот Отон - побочный сын самого Тиберия, - осторожно вставила Пульхра.
- Да мне-то что! - разъярилась Агриппина. - Мой сын - правнук Августа.
И подруги принялись обсуждать подходящих юному Друзу невест. Друзей у Агриппины становилось всё меньше, так что выбор был ограничен. В случае удачного переворота невест стало бы с избытком, ибо на сторону детей Германика перешёл бы весь сенат, но до поры мудрые мужи хранили показную преданность престарелому Цезарю.
Разговор матрон было нарушено внезапны приходом Друза, сына Тиберия. Он вошёл, нетерпеливо отпихнув плечом слугу, пытавшегося уведомить госпожу о посетителе. Пульхра всколыхнулась при виде гостя, всеми силами изображая радость; даже Агриппина сменила расслабленную прозу на приличествующую вдове и кисло улыбнулась в ответ на приветствие родственника Отрывисто пояснив обстоятельства, приведшие его сюда, и осведомившись о мальчишках, Друз внезапно принялся жаловаться на отца, причём в таких выражениях, что встревоженная Пульхра закашляла. её покровительница кивнула с довольным видом.
- Старик совсем спятил, - возмущался Друз. - Понятно, седьмой десяток, выжил из ума. Родному сыну он предпочитает проклятого этруска, этого наглого проходимца... (далее шли ругательства, назначенные Сеяну).
- Неслыханно, - сочувственно кивала Пульхра.
- Да уж, - злорадно ухмылялась Агриппина.
Слушая излияния гостя, матроны рассматривали его, Пульхра - удивлённо, Агриппина - с брезгливым удовлетворением. Друз явно находился в подпитии, но кроме обычной развязанности пьяного, в его лице, голосе, движениях сквозили знаки нездоровья. Глядя испуганно на уродливый череп гостя, вытянутый, будто огурец, Пульхра сладко запела:
- Милый Друз, наша надежда, наш будущий Цезарь, мы все, твои сторонники, полны сочувствия и возмущены этим наглым этруском, будь он неладен...
- Что ты мелешь, курица? - удивлённо разглядывая Пульхру, оборвал её речь Друз. - Я Цезарь уже сейчас, а не в будущем. Разве сенат не присвоил мне это имя вместе с трибунской властью?
- Пульхра, отправляйся домой, - сердито вмешалась Агриппина. - Не обращай на неё внимания, Друз. Она выпила лишнего, вот и несёт околесицу.
Смущённая вдова пыталась что-то лепетать в своё оправдание, но обвинение в нетрезвости доконало её: Агриппина за обедом выпила вдвое больше. Приходилось, стерпев обиду, молча уносить ноги: Агриппина и Друз небожители, а она хоть и состояла с ними в родстве, но была вдовой злополучного Вара, одно имя которого вызывало ненависть у всякого римлянина.
Друзу требовалось излить гнев на отца, но никого, кроме Агриппины, не было под рукой, даже слуги, которому можно залепить пару оплеух. Вдова еле угомонила его, для чего даже поднялась с дивана во весь свой величавый рост.
- Ты не беззащитен, Цезарь Друз: мы все за тебя. Садись. Сейчас я достану заветную бутыль с твоим любимым вином.
-Всё тот же фалерн ? - оживился Друз.
Открыв ключом потайную дверцу в стене и достав пузатую бутыль, Агриппина собственноручно налила Друзу густой, пахучей влаги и недрогнувшей рукой протянула ему кубок. Тяжело плюхнувшись на сиденье и расставив голые колени, Друз принял кубок обеими руками и жадно прильнул к нему. Он пил большими глотками, как закоренелый пьяница, уже не чувствующий вкуса вина. Агриппина удовлетворённо следила, как ходил кадык на шее сына Тиберия.
Помолвка второго сына Агриппины со знатной девушкой сенаторского рода, вскоре состоявшаяся, стала знаком примирения в Доме Цезаря и обрадовала всех. На Палатине в тот день царила радость. Члены священного Дома демонстрировали городу и миру взаимное согласие и родственную любовь. Агриппина даже сменила траурные одежды на подобающее случаю облачение и красовалась в окружении детей, как могучая, плодоносная олива. Жених - мрачный, смотревший исподлобья юнец, был пучеглаз и тонкогуб, как все Клавдии; невеста, дочь Эмилия Павла, сияла утренней свежестью. Сама Ливия Августа, Мать Отечества, как её давно называли все, хотя угрюмый сын и не позволил сенату утвердить за нею это заслуженное звание, повела юную чету к свадебному алтарю. И, - добрый знак, - белоснежный ягнёнок, напоенный снотворным, покорно дождался смертоносного ножа жреца.
У - 8. Павшая крепость
Крепость, сдавшаяся на милость врага... Защитники перебиты, ворота нараспашку, разгром, опустошение, воют собаки... Да, павшая крепость. Она на развалинах любви, наполнявшей прежнюю жизнь. Ныне, став служанкой Венеры Народной, она утратила право служить Венере Небесной.
Его ли она любила так неистово столько времени? Неужто здоровенный мужчина во цвете лет, большой, грубый, нетерпеливый - и есть тот золотой мальчик с густой чёлкой над обгоревшим носом, которым она любовалась с замиранием сердечным, давным-давно, в благословенных Афинах?.. Но разве не его, ставшего прекрасным мужчиной, она продолжала отчаянно любить много лет ? Разве не ему бездумно отдалась, приняв обличье жалкой флейтистки, презрев собственное достоинство, страх , обычные приличия? И разве не родила от него близнецов?
Как безнадежно малы удовольствия плоти по сравнению с тем блаженством, которое ей столько лет дарила неосуществлённая любовь! Увы, она давно не хрупкий подросток, а взрослая женщина, - значит, и её любовь должна повзрослеть. Радо принять любимого таким, каков он есть: ведь где-то в нём прячется тот золотой мальчик. Она скажет ему всё. Пусть узнает все тайны, под тяжестью которых она изнемогает! Сейчас она для него, как бокал лёгкого вина: выпил и забыл. Близнецы свяжут их роковым, нерасторжимым узлом. Он будет принадлежать ей. Не урывками, не по настроению, - но весь, целиком, навсегда. Она станет для него куском хлеба. Им надо увидеться, чтобы наконец поговорить. Он обещал устроить встречу. Обещал, обещал... Она ждёт.
Недовольный Эвдем дулся на госпожу. Он не мог ей простить то, что она утаила своё сумасбродство - ночную прогулку в храм Теллус, и если бы не служанка, он всё бы проспал. Ливилла , узнав о предательстве, устроила разнос болтунье и довела её до рыданий, а Эвдема прогнала на его голубятню. Мирру, обливавшую слезами её колени, она простила, но заглаживать вину перед Эвдемом не спешила.
У Эвдема была ещё одна забота - Лигд , виночерпий Друза. Искалеченный юнец неожиданно явился к ним, заявив, что место слуги в хозяйском доме и он останется тут жить. Напрасно Эвдем объяснял, что господин мальчишки находится сейчас не здесь, а на вилле, куда ему и надлежит отправиться. Но Лигд твердил, что лучше повесится, чем вернётся туда, отказываясь покинуть чердак Пдема..
К неосведомлённой госпоже внезапно явился посланец от мужа - царевич Ирод. Хорошо зная, как неприятно Ливилле видеть его, и сладко улыбаясь, он сказал, что Друз спрашивает, не в Каринах ли находится его виночерпий, и приказывает тому немедленно явиться к хозяину. Ливилла , сказав, что Лигда здесь нет, ждала, когда царевич удалится, но тот длил встречу, начав рассказывать о приготовлениях Друза к предстоявшему отъезду в провинции. Цезарь пока не указал, какую из провинций сыну и невестке предстоит посетить первой, но он думает, что это Сирия .
Эвдем нашёл госпожу взволнованной и сердитой.
- Я в отчаянии, - сказала она врачу, забыв об их размолвке. - Если меня заставят ехать с Друзом, я погибну. Эта поездка невозможна. Придумай же что-нибудь! Изготовь какое-нибудь зелье, чтобы я заболела...
Он молча передал госпоже клочок грубой бумаги, всунутый ему кем-то на улице.
- Что это?
- Не знаю. Кто-то всунул мне на улице, сказав: "Для госпожи".