"Землячки". Один роман в восьми книгах, охватывающий женским взглядом семидесятилетний период событий.
Они, уралочки, родившиеся на радостной волне человеческих желаний в год после окончания Великой Отечественной войны 1941 -- 1945 годов, пришедшие в первый класс в год смерти Сталина, юность которых ознаменовалась первыми полётами в космос Юрия Гагарина, Валентины Терешковой -- они и до сих пор среди нас. Разные судьбы. Разные характеры.
Как они жили? К чему стремились? Как преодолевали трудности? Какие? Смогут ли они встретиться за одним столом, посмотреть в глаза друг другу, рассказать о своих достижениях? И есть ли о чём им рассказать в начале двадцать первого века?
От автора.
Слава Богу, выдалась небольшая передышка. Вертящаяся фраза одного из моих педагогов "Не записанная мысль - - потерянная мысль" подтолкнула меня к действию, и я, как говорится, взялась за перо, имеется ввиду, конечно, за "мышку".
Все начальные условия моих задач родом из пригородов Уральской столицы, города Свердловска. Каждые пять лет судьба выбрасывала меня с насиженного места. В первый раз это было неожиданно, непонятно, больно. Во второй раз - - досадно, жалко нажитого. В третий - - жёстко, пришлось задуматься, но уже не о прошлом, а о будущем. В четвёртый, в пятый - - пыталась договориться с судьбой, подсказывая не один, не два, а множество вариантов и путей выхода из очередного тупика и уже - - выбирала. В шестой, седьмой... десятый - - со смехом расставалась с прошлым и окуналась в новое, неизвестное, осознав неизбежность перелома, ведь "Судьба желающих ведёт, а не желающих - - тащит!"
А на все эти пятилетние переделки судьбы накладывалась сетка сопутствующих десятилетних игр, которые обостряли мои желания и чувства, сначала боль и отчаяние, в последующем - - смех и радость осознания, и готовность к переменам.
Пережитое написала легко, правда, в одну книгу не вошло. Вот так начинается семидесятый год моего пребывания в этом мире и первый год после выхода на пенсию, до этого как-то некогда было увековечить свои игры с судьбой.
А ещё через семьдесят лет напишу продолжение, оно тоже будет не на одной страничке. Интересно, кто из вас его прочитает?
Я благодарна Василию Дмитриевичу Фёдорову за слова, которые ведут меня по жизни с малых лет, они же стали и девизом всех всех этих книг.
Валентина.
Оглавление.
Глава 1 . . . . . . . . . . . . 7
Глава 2 . . . . . . . . . . . . 19
Глава 3 . . . . . . . . . . . . 81
Глава 4 . . . . . . . . . . . . 115
Глава 5 . . . . . . . . . . . . 173
Глава 6 . . . . . . . . . . . . 189
Глава 7 . . . . . . . . . . . . 253
Эпилог . . . . . . . . . . . . 271
Не удивляйся, что умрёшь.
Дивись тому, что ты живёшь !
Глава 1
- Куда ты опять собираешься на ночь глядя? Темнотища на улице! - Смотрела мать строго. - Не отпущу в ботиночках по такому морозу, тридцать два градуса днём было.
- Всего-то навсего семь часов вечера доходит. Кто виноват, что в четыре уже темнеть зимой начинает, - думала она, не отвечая и молча натягивая тёплые гамаши.
Она давно уже решила обходить все вопросы молчанием - - на все вопросы не найти ответа. Можно было, конечно, ласково соврать что-нибудь или, смеясь, превратить разговор в ничего не значащую шутку, или отвлечь внимание на закипевшую на камине кастрюлю. На сей раз она решила успокоить маму согласием.
- Ладно, давай валеночки одену.
- Собака из конуры носа не кажет! - Сердито ворчала та, передвигая прихваткой горячие чугунки на пылающей плите. - Уроки-то все сделала? Лидуськи что-то долго из школы нет, должна бы уж быть... Отец вот-вот явится, а у меня ещё скотина не кормлена... Хоть бы вынесла питьё Девке, сена-то я после дойки сама брошу...
Она молча накинула на себя старую шалюшку с фуфайкой, висевшие у порога, всунула руки в рабочие рукавички, всегда лежащие на нижней ступеньке лестницы перед печкой напротив входа, подняла тяжёлое ведро для кормилицы-коровушки.
- Да двери в стайку плотнее закрывай на вертушку потом, отскакивают от мороза, - неслось вдогонку.
Она знала все эти тонкости давным-давно, все эти сетования повторялись ежедневно в течение всей её жизни. Как ей это надоело! Но другого тёплого уголка у неё не было... А зимы такие длинные... Словами она предпочитала пользоваться только когда была в хорошем настроении, так как давно, пожалуй, с самого детства все её высказывания, даже самые незначительные, приносили печальный результат, не для неё - - для окружающих. Особенно, когда она была с чем-то не согласна. Взрослея, она научилась подавлять в себе малейшее раздражение, не думать ни о чём плохом, никого не осуждать, не винить... Но иногда недовольство прорывалось наружу, тут уж, как говорится, "кто не спрятался - - я не виноват".
Если со словами она как-то наладила взаимоотношения, то вот с мыслями своими она до сих пор справиться не смогла, что очень осложняло её жизнь. Быть очевидцем явных разрушений, краха надежд, или планов не очень-то приятно, когда знаешь, что ты их породила, не сумев обуздать свои выскакивающие из ниоткуда мыслишки. Хотя окружающие и не подозревают её в причастности к своим неудачам.
Она раньше завидовала много говорящим, потом это чувство прошло само собой, она свыклась с молчаливостью, стала равнодушной к замечаниям, упрёкам в свой адрес, даже к обидам. Она жила в своей "скорлупке", расширяя свои владения радостями, которых, правда, было "по пальцам пересчитать". Но они всё же были! В них она раскрепощалась до неузнаваемости, сознавая свою силу, неотразимость, неуязвимость, уверенность в получении задуманного результата, и - - спокойствие, что её настроение никому не причинит ущерба.
х х х
Ноги несли её сквозь морозный туман на встречу со взрослым мужчиной, к его жилищу, на окраину города, в район автобазы. Ещё утром, когда она шла в школу, он приостановил свой автобус, полный народу, на высоком подъёме, открыл дверцу и на ходу прокричал всего одно слово: "Сегодня!", это значило, что его мать уйдет на работу с восьми вечера до восьми утра.
- Он ждёт меня! Ждёт! Он выйдет мне навстречу, стряхнёт изморось с белой пуховой шапочки, обнимет по-дружески крепко, поцелует, посмотрит веселыми серо-зелёными глазами, игриво засмеётся и спросит, как всегда: " Ты ещё тёпленькая?".
Мороз начал покалывать щёки, пришлось поднять до глаз шарфик - - кроличий пух нежно обласкал лицо. Но ей хотелось как можно быстрее очутиться в крепких мужских руках, каждой своей кровинкой прижаться к его горячему телу, и целоваться, целоваться, и целоваться... Его поцелуи были всепроникающие, она не в силах была даже отвечать, просто уплывала куда-то и растворялась в пространстве... Но это было не её пространство - - там правил мужчина. В перерывах между поцелуями он весело рассказывал о чём-то, и снова кружилась голова от поцелуев и объятий, и так до тех пор, пока она полностью не теряла себя. Может это состояние называется любовью? Но она никогда не задавала этого вопроса, даже себе. За весь вечер она могла не произнести ни единого слова, кроме коротких "Да" или "Нет", если он спрашивал, будет ли она чай, или что-то в этом роде. Она не любила слова. Она жить не могла без своих чувств.
В эту зиму ей досталось тёплое пальто от старшей сестрицы, которая приобрела себе новое, оно было и не такое броское на вид, простого тёмно-серого цвета, двубортное, и подлиннее предыдущего, и воротник тёплый. Правда, покрой натуральной его цигейки был обыкновенным, простыми прямыми углами почти мужского вида, но - - грел и шею, и затылок.
- Вот за этим поворотом будет половина пути, идти ещё около получаса, - и она ускорила шаги.
Мороз щипал коленки и забирался всё выше, приводил в дрожь бёдра, пытался по животу проникнуть до талии... Когда мужчина добирался до нижней половины её тела, направление это было противоположным, сверху вниз, оно согревало, расслабляло, обманутый жаркими поцелуями и объятиями разум соглашался на неизбежную процедуру, в которой тело её не находило радости, и она пыталась всеми силами вернуть его к чувственным поцелуям, которые были ей необходимы как эликсир жизни. А сейчас она замерзала... Не было никаких чувств. Голова была свежа как никогда. Зачем она идёт в такой дикий мороз в такую даль? Чтобы померзнуть? Или чтобы согреться? Или чтобы просто ощутить эту разницу температур?
- Скоро уже год пройдёт с тех пор, как всё это началось... Да, это было перед Новым годом...
После обычных танцев во Дворце культуры шесть-семь подружек направились домой, когда вдруг их пригласили в автобус, который держал путь в старую часть города, там уже было много народу, обещали развести по домам, и бесплатно, так как школьники. Все с радостью согласились. Так и было сделано. Она с одноклассницей, что жила напротив, вышли вместе последними. Водитель спросил фамилии, получил ответы и "спасибо". Потом такие поездки стали повторяться. Денег водитель не просил, но все ему молча клали на передок, кроме школьников. Вскоре все незнакомые перезнакомились.
Как-то по дороге из школы её догнал автобус, тот самый, прямо перед носом открылись дверцы. До дома оставалось всего метров пятьсот. Денег в кармане не было, к тому же, если войти, то придется проехать до остановки, то есть мимо дома. Она продолжала идти по дороге, а открытая дверца продолжала её сопровождать. В автобусе люди начали веселиться - - ей это не понравилось, и она пошла в обратном направлении и, обойдя автобус сзади, перешла на другую сторону дороги. Но здесь её ожидала распахнутая дверь водителя, смеющиеся серо-зелёные глаза и мягкая улыбка полноватых губ.
- Гордая?
Она не ответила. Но характеристика ей понравилась. Конечно, она впервые разглядела его при свете дня, хотя сразу узнала по задорному смеху во время вечерних поездок.
- Вот и финишная прямая, хотя до конца улицы ещё около километра. Когда она была здесь последний раз? Наверное, недели три назад... В прошлую зиму это было в пять раз чаще... А весной и, тем более летом, они встречались почти каждый день...
Он не встретил её, это было уже несколько раз. Снег хрустел даже под мягкими валеночками. Она медленно шла вдоль улицы, стараясь не разбудить собак, как воровка, среди чуждых неуютных домов. Одна. Ни одной живой твари не встретилось ей на всём пути. Всё живое, и люди, и звери забились в тёплые укромные местечки. Какой поводок тянет её? И куда? За редкостью встреч и дальностью расстояний сердце и желания её само собой притомились... А тут ещё и зима... Она оглянулась - - никого. Кроме холодных далёких звёзд и насмешки лунного серпа. В ушах звенит его постоянный смех. Он смеялся всегда. Он смеялся везде. Он подсмеивался над всеми. И над ней? Если он и сейчас смеётся над ней, то он прав! Сейчас она достойна только жалкой насмешки. Она потеряла свою гордость. Она, как собачонка, ждала маленького лакомого кусочка, ради которого вся её остальная жизнь превратилась в сплошное ожидание. Ожидание чего? Чего она хочет? Она остановилась.
- Ничего! Ничего не хочу, кроме одного - - пока никто не увидел, пока никто ничего не узнал, повернуть обратно и никогда в жизни не появляться в этом месте! Это не любовь, а игра в прятки, преступная связь! Это должно закончиться!
Это был не крик души. Это был уверенный голос, спокойный, но настолько сильный, что проникал не только в уши её, а в каждую клеточку мозга. Казалось, он шёл снаружи внутрь головы, а не наоборот. Он гудел и окутывал всё пространство вокруг неё. Это был не её голос! Но мысли эти принадлежали ей. Когда шумы, как от микрофона, стихли, она подумала:
- Что же это было?
Из-за сугробов домика было почти не видно с дороги, одна крыша указывала на присутствие жилья. Подошла по узкой тропинке ближе и не поверила своим глазам - - света в окнах не было...
- Как? Он не ждёт? Может его даже дома нет?
Ей стало как-то не по себе. "Всё моё стремление ничего для него не значило!". Тявкнула собачонка во дворе, ещё раз, и замолчала. Она потопталась, пытаясь расшевелить её, покашляла - - ноль эмоций. Пришлось постучать в калитку. Потом слепила снежок и бросила в окно - - не долетело. Ещё снежок - - попала. В доме включили свет. Если бы сейчас он не вышел, или, выйдя, оттолкнул бы её, как навязчивую, низкую, потерявшую стыд попрошайку - - она бы не упала, она бы с радостью зачеркнула эту страницу жизни. Но он вышел. Не весь. Только голову высунул и крикнул, чтоб сама заходила. Она тихо, как бы извиняясь, вошла в дом... Она не услышала радости, даже иронической насмешки в его словах:
- Удивляюсь, как ты по такой погоде...
Он не стал продолжать. Помог снять пальто. Шарфик, шапочку и пуховые рукавички положил на опечек просушить. Подал тапочки, посадил на табуретку поближе к печке, сел напротив. Молчали оба. Она не смотрела на него от стыда. Но потом он обнял, прижал к себе, пытаясь растормошить, и всё пошло своим чередом.
- Пора, голубушка, завтра ведь в школу.
Он никогда не называл её по имени, он никогда не представлял её своим друзьям, о которых с интересом рассказывал - - оба очень тщательно скрывали свои отношения ото всех.
- Родители-то не потеряют?
Он включил радио, там шёл какой-то концерт.
- Время проверю, мне ведь сегодня надо в ночное дежурство. Одна-то до дома доберёшься? Не замёрзнешь по дороге?
Он никогда не дожидался её ответов. Может они просто его не интересовали, или привык к её молчанию и однозначности. Она молча наблюдала за спокойным, совсем "чужим" мужчиной, который собирал себе термосок на работу, нарезал хлеб, налил в баночку из-под майонеза варенье и со смешком облизал краешек. Она думала о том, что он очень долго терпит её присутствие подле себя, изо всех сил сдерживает себя, чтобы случайно не обидеть. Как умело он притворяется быть тактичным и боится увидеть любую её реакцию, любое её высказывание. Да он просто не хочет ничего знать ни о её чувствах, ни о её мыслях.
- Нет! Он знает и мои чувства, и мои мысли, я перед ним, как на ладони, он знает все слова, готовые сорваться с моих уст! Знает! Может даже ждёт, когда я начну дружить со своей головёнкой и пойму, что просто мешаюсь ему под ногами!
Он помог надеть пальто, натянул поглубже шапочку, хорошо укутал шарфиком, поднял воротник, натягивал рукавички на её руки и подпевал песенку, льющуюся из радио "...полюбить-то полюбила, а завлечь - - не завлекла...". Он даже сделал радио погромче, видимо, песня пришлась ему очень кстати. Он с радостью повторял слова. Снова и снова, даже, когда песня закончилась.
- Подожди. Вместе выйдем.
Заглянул в печку, пошевелил золу, закрыл трубу, оделся и, ласково выпроваживая её, продолжал напевать "...полюбить-то полюбила, а завлечь - - не завлекла...". Поцеловал. Крепко, настойчиво обнял за плечи, заглянул ей в лицо, приподняв за подбородок, и игриво пропел "...полюбить-то полюбила, а завлечь - - не завлекла...".
- Ну, беги.
И они пошли в противоположные стороны. Она привыкла и к тому, что он не назначал время следующего свидания. Она шла домой и, О! Ужас!, напевала песенку "...полюбить-то полюбила, а завлечь - - не завлекла...". Смысл слов пронзил её голову - - всё театральное действие сегодняшнего вечера сводилось к простому высказыванию, оформленному в слова, давным-давно осознанные человечеством.
- Он сказал их... Сказал... Много раз... Глядя мне прямо в глаза - - "не завлекла!"
Что-то ушло из её жизни. Умерло. Что?
Однажды в его автобусе она оказалась одна, он захлопнул двери перед её носом и продолжал ехать дальше, мимо её дома. Она стучала по дверям, но он делал вид, что не слышит, потом засмеялся:
- Посиди немного, сейчас развернусь на переулке и поедем обратно.
Но развернуться помешали огромные сугробы, и после нескольких попыток пришлось ехать до следующего переулка. Там автобус заглох. Он вышел осмотреться, достал лопату, разгрёб снег, набросал каких-то досок от ближайшего дома, наконец, они развернулись в обратном направлении. Но он выключил двигатель и вошёл в тёмный салон.
- Устал. Сейчас отряхнусь немного.
Сняв телогрейку и бросив её на горячий мотор, уселся вдруг рядом, засмеялся и зажал её в объятиях. Сопротивления были бесполезны - - он только крепче обнимал и целовал и при этом похохатывал, наслаждаясь её реакцией.
Она впервые в жизни оказалась в сильных мужских руках, обхвативших её плечи и спину. Но прикосновение его губ оказалось таким неожиданно ласковым... А лицо было таким близким и таким красивым... А глаза искрились таким живым интересом... А он целовал и целовал... Она вдруг поняла, что оказалась во власти неведомого до сих пор чувства, так как в груди стало тесно и необычайно пылали уши. Правда, ноги даже в валеночках были ледяными, и ещё верхняя часть головы казалась покрытой холодным инеем, даже мелькнула мысль "Уж не побелели ли мои волосы?". А он всё целовал и целовал, до тех пор, пока все её кончики не оттаяли. Ни с чем не сравнимое блаженство охватило её, и она предалась ему со всей страстью. Когда она совсем перестала сопротивляться, сказал:
- Пора ехать.
Шире - - дале. Когда была с подружкой, что живёт напротив,