Был холодный осенний вечер, и мы с отцом не нашли ничего лучше, чем посидеть перед телевизором за чашкой горячего зелёного чая со сливками и земляникой. За окнами `замка уже падали первые снежинки, в камине трещали дрова, на столике чашечки с чаем успешно расталкивали недоигранную шахматную партию.
- Слушай, пап, а ты помогаешь жизни или смерти? - отхлебнув чудесного напитка, поинтересовался я.
- О, я смотрю, тебя потянуло на философию, - усмехнулся отец.
- И всё-таки? - сколько себя помню, я всегда задавал ему этот вопрос, если только он был в хорошем расположении духа.
- Видишь ли, сынок... - начал отец, но его, как всегда в такие моменты, наглым образом отвлекли. На сей раз, это был ведущий новостей.
- ... столкнулись два пассажирских поезда, - деловито вещал диктор. - О точном количестве жертв пока официально не сообщается, но известно, что общее количество пассажиров составляет...
Отец нажатием кнопки погасил сияние нашей видеостены, поднялся с кресла и, как обычно, потрепав меня по голове, бросил:
- Ну, сынок, без обид, мне на работу.
Я и не обижался - что ж поделать, у каждого свои дела и обязанности. Я тоже поднялся, чтобы проводить его.
Отец распахнул настежь окно, отчего жгучий и злой зимний ветер начал загонять в комнату пряди хрустальных снежинок. Бесшумно вошедший дворецкий принёс тёмный плащ и шляпу с полями. Отец, подхватив их и облачившись в свою рабочую одежду, ступил на подоконник и также легко шагнул с него, рассыпавшись на мириады летучих мышей. Я молча проводил улетающую в ночь стаю. Холодно ему, наверное. Поспешно закрыв окно, я сел поближе к камину. На плечо, шумно хлопнув белоснежными крыльями, опустился голубь.
Зачарованно глядя в непоседливые языки пламени, я углубился в размышления и воспоминания, изредка прихлёбывая из чашки.
В своё время мама и папа были лютыми врагами, поскольку, если можно так выразиться, сферы их влияния постоянно пересекались. Всё дело в том, что мой отец обладает способностью немного сокращать человеческую жизнь, а мать, соответственно, могла её продлевать. Иногда от этого была польза, иногда - никакой, поскольку порой нет смысла добавлять пару минут человеку, находящемуся в коме, а бывает так, что лишние секунды стоят всей прожитой до этого жизни.
На самом деле, каждый из них догадывался, что в итоге от них всё равно ничего не зависело - карета скорой помощи могла сломаться или попасть в пробку и попросту не довезти пациента до больницы, а переступающий порог жизни вполне мог чудотворным способом поправиться.
Ещё отец мог превращаться в стаю летучих мышей, а мама - в голубей.
Второй этаж нашего фамильного замка был полностью заставлен горящими свечками, которые вечерами вовсю пытались подражать звёздам, хотя, признаться честно, у них это не совсем получалось. Вернее, совсем не получалось. Можно назвать это место рабочим кабинетом отца, поскольку почти всё своё свободное от оперативной работы время он проводит здесь, молча бродя среди хитросплетений одному ему понятных огненных узоров и рассеянно задувая некоторые из них. Время от времени сюда заходила мама, и тогда некоторые огоньки разукрашивали полумрак новыми тенями. А когда у родителей было хорошее настроение, стая летучих мышей с весёлым визгом носилась по лабиринтам замка, пытаясь спрятаться от игравших с ними в догонялки белоснежных голубей.
Родители безмерно друг друга любили и просто души не чаяли в своём единственном сынишке - во мне, то есть. Даже несмотря на то, что я полностью был лишён радостей общения со сверстниками, с твёрдой уверенностью могу сказать, что я был самым счастливым ребёнком на свете. Правда, детство моё кончилось гораздо быстрее, чем кто-либо из нас рассчитывал...
Однажды, зайдя в кабинет отца, я увидел, что одна из свечей должна вот-вот погаснуть и, поддавшись внезапному импульсу, схватил новую из стоявшего рядом ведёрка, и позволил огоньку весело переметнуться с одной свечки на другую - до этого у меня даже мысли не возникало прикоснуться к чему-либо в папиных владениях, потому что это было строго-настрого запрещено.
Сделав это, я очень испугался того, что ослушался родителей, а потому тут же побежал вниз по лестнице, не подозревая, что под самым потолком на жердочке, укутавшись в чёрные перепончатые крылья, вниз головой, пристально за мной наблюдая, висело крохотное визгливое создание, а рядом взволнованно ворковала голубка.
Это была самая ужасная ночь в моей жизни.
Отец в тщательно отглаженной чёрной сорочке, с растрёпанными волосами и взглядом заблудившегося ребёнка. Лицо - бледное и блестящее, как у старой куклы.
Вместо слов - сдавленные рыдания и отвратительнейший запах. Позже я узнал, что это запах алкоголя, к которому отец до этого вообще не притрагивался. Губы трясутся, растерянности слишком тесно в своём пристанище расширенных зрачков за настежь распахнутыми веками...
- Она умерла. Я не мог ничего изменить, потому что было нарушено равновесие!!! - голос отца сорвался, и он поспешно отвернулся к зеркалу. Мгновение спустя он вновь повернулся ко мне.
- Рано или поздно ты должен был сделать выбор, сынок, я всё понимаю, - он вновь замолчал. Надолго. - Равновесие должно соблюдаться. Всегда. Два хранителя одной силы - слишком для маленького и пыльного мирка. Не надо меня винить - у меня просто-напросто не было выбора. И я не могу винить тебя, сынок. Ты зажёг огонь, хотя вполне мог задуть его. Выбор сделан.
В моей памяти отпечаталось каждое слово, хотя прошло ещё очень много лет, прежде чем я понял хоть что-то из сказанного отцом той ночью.
Тогда я ничего ему не сказал - осознание так внезапно свалившегося на меня горя обрушилось камнепадом, выметая из детской жизни всё, до этого казавшееся серьёзным и важным.
Я ничего не сказал отцу. Я потерял сознание. Перед тем, как беспамятство смыло последние его крупицы, я успел заметить, как сказочно красивый белоснежный голубь опустился на моё плечо, нежно о чём-то воркуя - впервые в жизни. Выбор был сделан. Равновесие сохранено. Земля получила нового хранителя.