Ранним утром высыпавшие на берег монахи небольшого монастыря вблизи портового городка Ниигата, с тревогой в глазах следили за приближающейся флотилией. Около пяти десятков кораблей под полосатыми шерстяными парусами грозно надвигались на городок. Головы чудовищ из иноземных сказок на носах кораблей хищно разевали пасти, солнечные лучи ослепительно танцевали на вывешенных вдоль бортов щитах. Неглубоко сидящие военные суда подошли к самому берегу, и тысячи воинов, яростно крича, размахивая мечами и топорами и терзая зубами края обитых кожей щитов, спустя мгновение оказались среди испуганных безоружных жителей.
Вопли ужаса и стоны раненых ненадолго огласили лазурные небеса Страны Восходящего Солнца. Иноземцы безжалостно прокладывали себе дорогу к строениям храма, где по приобретённому уже в Европейских землях опыту надеялись найти богатую добычу.
Всего этого я не видел. Я упражнялся с мечом, когда сперва вошел отец, а затем показалась мать, по обычаю чуть позади и слева, боясь наступить на тень своего господина.
Не произнеся ни слова, отец с силой вонзил ладонь в землю, и из этого места забил огненный фонтан высотой в человеческий рост. Огонь не наносил никакого вреда окружающему - он, словно вода, стекал ручейками по нашей одежде, образовывая лужицы у ног.
Когда пламя начало менять свой цвет с обычного на кроваво-красный, отец пошевелился впервые с начала сотворения заклятия. Магия весьма непредсказуема - невозможно было определить наверняка, управляет ли чародей заклятием или наоборот. Едва маг принимался колдовать, он становился единым целым с тем неведомым, из-за которого и назывался волшебником. Они, словно губка, впитывали друг друга. Каждый раз, начиная колдовать, маг превращался в скульптора, в чьих руках глиной было само волшебство.
По контурам магии я понял, что отец создаёт заклятие поиска, скорее всего, чтобы позвать двух моих старших братьев.
Некоторое время отец был недвижим, словно омываемое огнём изваяние, потом стал торопливо что-то шептать, и это было крайне на него не похоже, поскольку отец вообще никогда не торопился - особенно если дело касалось волшебства. Огонь и речь перемешались - звуки рождались, подобно искрам, разлетаясь в стороны, отражаясь в стенах домов. Они стекались в алые языки слов, кружились в огненном вихре, танцуя в небе.
Огненный фонтанчик постепенно стал иссякать, руки отца дробили воздух в замысловатом танце, губы шептали последние слова заклинания.
Лишь только последний звук сорвался с уст, огонь, что бил из-под земли, рассыпался гроздьями брызг. Эти брызги вновь стали собираться воедино, на этот раз, обретая форму какого-то неведомого существа. Что-то в этом создании было от змеи, что-то от паука, что-то от кошки. Огненная чешуя бросала вызов теням, притаившимся у оснований домов. В существе не было жизни - несмотря на довольно грозный вид, это была всего лишь оболочка заклятия, потому что создавать что-либо живое неподвластно ни простому человеку, ни колдуну, каким бы могущественным он ни был.
Чешуйчатое существо подошло к отцу, который тут же прошептал имена моих братьев. Заклинание, влекомое жаждой погони, торопливо юркнуло под землю.
Уставший до бледности отец с жадностью припал к огненному ручью, неторопливо выбивавшемуся из-под земли.
Отец и мать молча сидели в центре комнаты до тех пор, пока рядом с сухим хрустом не открыл свой тёмный зёв рукав портала, из которого бодро вышагнули два моих старших брата, негромко позвякивая пластинами тёмно-бордовых доспехов.
Они вполне могли бы быть отражением друг друга - высокие - настолько, что я чувствовал себя рядом с ними коротышкой - широкоплечие, дышащие здоровьем - настоящая гордость отца. Волосы стянуты в тугие хвосты над затылками, глаза светятся одновременно решительностью и послушанием, лица словно у каменных воинов.
Подождав, пока братья сядут напротив него, и окинув нас строгим взглядом, отец бросил отрывисто:
- Началась война. Демоны приплыли из-за моря и напали на Ниигату. Их волосы белы, словно солнце, а помыслы черны, как ночь. Сейчас они двигаются по реке Синано в сторону Нагаоки. Мы остановим их и не позволим более ходить по земле нашего Императора. По нашей земле, - после этих слов отец поднялся и вышел. За ним крохотными шажочками семенила мать.
Войско было небольшим, но каждый воин знал своё место. Тактика была бесхитростной, но самой обычной в подобных обстоятельствах: сперва конница во главе с отцом и тремя его сыновьями сметала первые ряды светловолосых демонов, наводя на них ужас своей безжалостностью и величием, а потом пехотинцы, чьи доспехи были снабжены необходимыми артефактами, протягивали порталы в самую гущу вражеских воинов, возникая и исчезая в самых неожиданных местах, унося жизни ненавистных иноземцев, посмевших осквернить своим присутствием нашу священную землю.
Я в который уж раз проверил своё оружие и доспехи - естественно, всё было в полном порядке, но волнение заставляло меня проделывать это раз за разом. Глядя на каменное спокойствие братьев, мне становилось немного неловко, но слава, которая уже ждала меня, заставляла забыть это ощущение и гордо расправлять плечи - мы были рождены, чтобы стать героями, и вот долгожданный час пробил, и отец по праву будет гордиться всеми своими сыновьями.
Я был настолько поглощен размышлениями, что пришёл в себя только когда Танабе - самый старший брат - сказал, что нам пора.
Мы неслись подобно ветру, и, конечно же, жалкая кучка демонов не могла помешать нам стать самыми великими воинами Императора, каких только рождала Страна Лазурного Неба и Восходящего Солнца.
Мысленно я уже рубил врагов направо и налево, когда выскочивший откуда-то сбоку дикарь подрубил ноги моему коню. Я будто в полнейшей тишине услышал треск ломающейся кости, и звук этот был для меня гораздо громче грома небесного, а спустя мгновение я с отнюдь не боевым криком уже летел к земле.
Стоны раненых и умирающих, торжествующие крики победителей, треск открываемых и сворачиваемых порталов, лязг оружия и доспехов, ржание коней - всего этого я не слышал. Для меня мир сузился в крохотную точку, за которую безуспешно пыталось зацепиться затапливаемое тьмой беспамятства затухающее сознание.
Очнувшись, я не мог определить, день ли сейчас или ночь, поскольку лежал на животе, сам я был завален мёртвыми телами, а любое движение казалось таким, будто сдвигаешь с места гору Фудзи. Чтобы смыть позор со своего имени, я готов был совершить сепуку, но сил на это уже не осталось.
Сконцентрировавшись, я мысленно представил свой дом и провалился в тёмное чрево портала.
Мать, нежно гладя меня по лицу, неумело пыталась скрыть слёзы, беспрестанно приговаривая: "Тойво, мой мальчик, мой герой".
Я не стал ничего ей объяснять - для неё я действительно был героем. Ведь я был единственным, кто вернулся с битвы под Синано.