мы все на теле носим след зубов
кровавый венчик жизненной свободы
и этот след не затирают годы
и не сдувают тысячи ветров
и дуб - и он годами окольцован
как птица окольцована людьми
и даже дух наш чем-то соборован
и наше тело остаётся с ним
и с пика носа с высоты макушки
мы видим копошащихся зверей
и в окуляры глаз стреляют пушки
и барабаны бьют внутри ушей... Июнь, 1985. Туапсе.
* * *
море дышит во сне
лунной дорожки кошка
благодаря луне
щекочет его немножко
невидимые корабли
басом гудят во мраке
и далеко до земли
следующей во фраке... Июнь, 1985. Туапсе.
* * *
От моря ветр. Синея, лодки встали
у двери горизонта. Мир затих.
Чудовища с хрустальными глазами
безмолвно плачут на камнях своих.
Направо и налево две горы,
два страшных чудища - напиться сели к морю.
В них по два глаза-огонька горит.
В овальной дымке между ними - город.
Куда идти? Устало просит пить
нагретый День; и Вечер, тихий странник,
продёргивает колющую нить
в сердца людей, и я - его избранник.
Неясно где - побаливает шов,
и мне не обнаружить место боли...
Безлуние и штиль. Но я готов
идти по морю - хоть пешком - как полем.
Идти туда, где нету ничего.
Где вечен штиль. Где не мерцает бакен.
И маяков белеющий огонь
на контурах высот не обозначен.
На лентах кровь. И шляпа шелестит
блестящим опереньем. И икает
от плача девочка. И солнце как магнит
огромным шаром за гору сползает.
Ни всплеска... нет... Покой застыл во всём.
Ни ветерка. Ни звука. Ни движенья.
И кажется, что и в тебе, живом,
какая-то печать исчезновенья. Июль, 1985. Архипо-Осипока-Туапсе-Сочи.
* * *
шелест длинных решёток и лунных садов
птичий гомон высоких и тесных дворов
крыши красные трубы и неба лоскут
всё застряло в груди похоронено тут
ожидание нового лучшего - прочь
унеслось как корабль - и ничем не помочь
окна лет все пусты и звучит с высоты
три коротких мотива: исчезнешь и ты!
и опять - как тогда - среди крышепустынь
одинокая в воздухе высится синь
и темнеют хлеба и пустеют глаза
ничего от пугающей сини не взяв
но осталось не то что похоже на то
и не то что упрятано в дул решето
а осталось навечно и призвано быть
то что вам не понять то что вам не убить Июль, 1985. Азовское море.
* * *
в столице всех бездельников страны
шикарно всё вплоть до самой луны
повсюду оттиск дутой красоты
порвавшей впопыхах со всем святым
отели и прямые авеню
сквозь зелень обольщают тенью ню
всех наслаждений и обратных бед
но красота здесь смотрит вам вослед
пусть нам сегодня негде ночевать
поставим тут на улице кровать
хоть чёрта с два возьмёшь тут напрокат
где каждый житель первоклассный гад
весь день пекло
я был везде в очках
но не они а плёнка на висках
везде мелькают спины стукачей
а город скользкий
город весь - ничей
лазейка есть
но лаз не нужен тем
кто не идёт в сравнение ни с чем
я обожаю врать когда сечёт
из неба дождь
или из неба пот
и всё-таки скажу я шепотком:
я рад что я и тут вертел хвостом
я рад что соль насыпал на хвосты
и что упёрлись в неба синь персты
а вечером знакомый морвокзал
себя открыл и выплюнул нас в зал
откуда мы спокойно перешли
к причалу где стояли корабли
и тут открылось мне в который раз
что и лазейка превратилась в лаз
и потому наверное везде
лаз забран прутьями
а истина - в руде Июль, 1985. Сочи.
НОЧЬ В ПОРТОВОМ ГОРОДЕ
в глазах и в урнах и в плевках
в отхлани нечистот и в остановках
чуть тлеет свет
и на своих парах
несутся к свету пароходы ловко
глаза-огни торцовых стен домов
что на углах носами пароходов
направлены на тёмный мглой покров
что укрывает редких пешеходов
звонки в порту несутся над землёй
на стены и на окна натыкаясь
и взгляд скользит по бликам мостовой
задерживаясь
дальше направляясь
на остановке взгляд на сапоги
солдат стоит у тёмного подъезда
взглянул наверх - там жёлтые круги
вошёл туда: и поглотило с места
всё хочет спать...
задумчивый трамвай
скрывая в старых стенах дребезжанье
везёт в себе забытый кем-то рай
мигая жёлтым глазом на прощанье
горбатый мост что выгнулся как кот
трамвай возьмёт на сгорбленную спину
а дворник не асфальт уже метёт
а синий воздух
уличную тину
морской вокзал закрыл парадный вход
и окна ресторана мягко гаснут
в каютах так же как в ячейках сот
растёт белок
по нашенскому: мясо
дым сигареты
вогнутый бокал
рука подносит пепельницу справа
отставив указательный...
вокзал
совсем погас
застыла окон лава...
а из окна всё так же виден двор
часовни часть и улица над крышей
где реют бескозырки моряков
в большой бутылке уличной и выше
отсюда - сверху - спины их видны
и бьют часы вверху на тёмной башне
и спят кариотиды у стены
и вазы на цепях: как псы на пашне... Август, 1985. Ялта... - Октябрь, 1985, Одесса.
* * *
Брак Шагал за Модильяни
с красно-серыми зубами
В Месте все Они Писали
растворяясь в Дали Ноябрь, 1985