|
|
||
Новый перевод знаменитой поэмы автора, значение творчества которого простирается далеко за пределы рок-музыки | ||
Джим
Моррисон
КНЯЗЬЯ (БОГИ) опыт созерцания: дневник
------------------------ Смотри, где происходит поклонение. Мы все - жители города. Город формирует (часто физически, но неизбежно психически) замкнутый цикл. Игру. Круг смерти, с сексом в его середине. Поезжай туда, где городские окраины переходят в предместья. На границах откроются тебе зоны изощрений порока, скуки и детской проституции. Но в этом кольце смрада, спазмом сжавшемся вокруг дневной арены делового квартала, есть одна реальная жизнь - жизнь толп у подножия града-могильника, жизнь улиц - ночная жизнь. Нездоровые типы в дешевых гостиницах, в меблированных комнатах с пансионом, в барах, ломбардах, стриптизе, борделях, в испускающих дух аркадах, вечных в своем умирании, на всем протяжении улиц, улиц ночных кинотеатров. Когда умирает пьеса, она воскресает Игрой. Когда умирает секс, он превращается в Климакс. Все игры несут в себе зерно смерти. Ванные, бары, закрытый бассейн. Изувеченный раной вожак распростерт на вспотевших кафельных плитках. Его длинные волосы, даже дыханье - пропитаны хлором. Литое, несмотря на увечья, тело бойца среднего веса. Рядом с ним журналист, что умеет хранить секреты. Он любил приближать к себе сильных, знающих толк в жизни. Но по большей части газетчики - это стервятники, слетающиеся к месту действа на потребу любопытствующему апломбу Америки. Камеры под крышкой гроба интервьюируют червей. Требуются недюжинные усилия - выворачивать камни в тени, чтобы открыть свету этих странных червей под ними. Жизни наших строптивых безумцев разоблачены. Камера - этот всевидящий бог, ублажает жажду всезнания. Следить за другими с той высоты, под этим углом: пешеходы вползают в наш объектив, выползают оттуда, подобно редким водяным насекомым. Магия йога. Уменьшаться в размерах, становиться невидимым. Превращаться в гиганта, дотягиваясь до самых отдаленных предметов. Изменять природу вещей. Помещать себя в любую точку пространства и времени. Говорить с душами мертвых. Обострять ощущения, воспринимая недоступные картины того, что происходит в других мирах, в глубине твоего или не-твоего подсознания. Снайперская винтовка расширила его зрение. Он совершает убийства наносящим раны взглядом. Убийца (?) в полете, притягиваемый с бессознательной, инстинктивной непринужденностью насекомого (ночная бабочка) - в сторону зоны безопасности, в укрытие, убежище от кишащих народом улиц. Мгновенье спустя он поглощен уютным, темным и молчаливым чревом физического театра. Круги современного ада: Освальд (?) убивает президента. Освальд садится в такси. Освальд останавливается в меблированных комнатах. Освальд выходит из такси. Освальд убивает офицера Типпитта. Освальд сбрасывает куртку. Освальд схвачен. Он скрывается в кинотеатре. В утробе мы - слепые пещерные рыбы. Все вокруг размыто и неустойчиво. Кожа набухает, исчезают различия между частями тела. Нарастающие звуки угроз, насмешек, монотонные голоса. Это страх, смутное влечение быть проглоченным. Внутри сна его бутон обвит вокруг твоего тела, как перчатка. Теперь ты свободен от времени и пространства. Волен раствориться в струящемся лете. Сон - подводное царство, погруженное в каждую ночь. Утром просыпаешься взмокший, тяжело дыша, со жгущими резью глазами. Глаза вульгарно глядят изнутри. Из-под панциря раковины-образины. Выйдите же наружу Во всем сияющем Блеске. Ничего. Воздух снаружи Обжигает мои глаза. Лучше я выдерну их. Избавлюсь от этого жжения. Хрустящая жаркая белизна Города Полдня. Обитатели зоны чумы потреблены-переварены. (Ветры Санта-Аны - ветры из пустыни) Разорви скрежет и всплеск в кишках. Поиск воды, влаги, "утоленность" актера, любовника. "Играющие" - ребенок, актер и картежник. Представление о случайном отсутствует в мире детей и "приматов". Картежник - и он ощущает себя на службе у потусторонних сил. Случай - это выживанье религии в современном городе, так же, как театр, а чаще - кино, - религия одержимости. Ценой каких жертв, какой платы может быть рожден новый город? Нет больше "пляшущих", одержимых. Раздвоенье людей на актеров и зрителей - сущность нашего века. Мы без ума от героев, живущих за нас и наказываемых нами. Если бы все радиоприемники и телевизоры лишили источника питания, а все шоу и кинотеатры закрылись бы, все жанры, подменяющие существование... Мы - соглашатели с "данностью" ради острых ощущений. Нас превратили из безумного тела, исступленно пляшущего над обрывом, в пару глаз, пристально всматривающихся в темноту. Ни один из осужденных не восстановил сексуального равновесия. Депрессия, импотенция, бессонница... вымывание эротики из языка, чтива, музыки и гимнастики. Узники основали свой собственный театр - артефакт невероятного объема безделья. Юный моряк, втиснутый в женские роли, быстро становится "уличной" девкой города: ведь они провозгласили себя городом, выбрали мэра, полицию, членов правления. В старой России царь каждый год по собственному наитию или подсказке советника стал даровать семь дней свободы одному узнику в каждой из монарших тюрем. Выбор оставался за самими острожниками и определялся разными способами. Иногда - голосованием, иногда большинством, часто - силой. Само собой разумелось, что избранный обязан был быть человеком харизмы, мужественным, опытным, возможно, хорошим рассказчиком - мужем выдающихся качеств; короче - героем. Невероятная ситуация в момент освобождения, немыслимый выбор, определяющий мир в его хаотических соударениях. Комната взмывает над пейзажем, раскрепощая сознание, потрясая увиденным. Серая кинопленка тает, стекая из глаз, и сбегает вниз по щекам. Прощайте. Современная жизнь - это поездка в машине. Они, Пассажиры, испытывают ужасные неудобства, ерзая на своих воняющих потом сидениях, или скитаются из машины в машину, подвергаясь безостановочным трансформациям. Неотвратимо движение в направленье начала (никакого различия в терминалах), пока мы разрезаем города, чьи вспоротые внутренности с обеих сторон - летящие картинки окон, дорожных знаков, улиц и зданий. Иногда другие корабли, задраенные миры, вакуумы - мчатся бок о бок с нами, то вырываясь вперед, то отлетая куда-то назад. Разбери стены и крыши, зри во всех комнатах сразу. С воздуха мы - божества в западне, со всевидящим оком бессмертных, но без их могущественной способности находиться внутри разума и метрополий, пролетая над ними. 30-е июня. В солярии. На крыше. Он очнулся внезапно. В момент, когда истребитель с военно-воздушной базы безмолвно кружил над головой. На пляже дети тщатся перескочить его смятую тень. Птица? (насекомое?) - впорхнула в комнату и не может отыскать окна. Ибо не знают они никаких "окон". Осы, висящие в окнах, Танцоры пространства, Отделенные, не включенные в нашу коморку. Вместо засохшей ячейки читай словарик любви под зеленым абажуром чахнущей плоти. Когда люди зачали строенья, и заточили самих себя в помещениях (берущих начало в деревьях-пещерах). (Окна работают в двух направлениях, зеркало только в одном). Никогда не пройти сквозь зеркало, не проплыть сквозь окно. Лечи слепоту плевком шлюхи. В Риме проституток выставляли напоказ на крышах подле людных артерий ради сомнительной половой гигиены распущенных сонмов мужчин, чья затаенная похоть представляла угрозу хрупкому геометризму власти. Имеются сведения, что патрицианки, обнаженные, в масках, иногда предлагали себя на обозренье этих низкородных зевак для собственного развлеченья. Все мы в той или иной степени поражены синдромом вуайеризма. Не в узком клиническом или криминальном смысле, но в совокупности физического и эмоционального отношения к миру. Всякий раз, когда мы ищем способов разорвать это проклятье пассивности, наши действия жестоки, неловки и в целом вульгарны, будто безногий, забывший, как надо ходить. Вуайерист, соглядатай, любопытная Варвара - он мрачный комедиант. Он отталкивающе омерзителен своей закамуфлированной анонимностью, своим тайным вторжением. И беспомощно одинок. Но, странным образом, способен сквозь эту тишину и затаенность сделать партнером каждого, об этом и не подозревающего, в пределах круга своего зрения. В этом его угроза и могущество. Нету прозрачных домов. Сумерки обрисовались - и "реальная" жизнь начинается. Отдельные вещи невозможно делать открыто. Эти скрытные занятия - они и есть предмет игры вуаера. Он выискивает их армией бесчисленных глаз, инфантильным подражанием божеству, что видит ВСЕ. "Все?", спрашивает ребенок. "Да, вс-се - все", отвечают они, и ребенок предоставлен самому себе: совладать с ярмом этого верховного вмешательства. Вуаер - онанист, зеркало - его эмблема, окно - добыча. Понуждаемый придти к согласию с "Внешним", абсорбируя его, пропуская его сквозь себя. Я не выйду, ты должен придти ко мне. В мое лоно-сад, куда я всматриваюсь. Где могу построить вселенную внутри черепа, дабы оспорить реальность. Она сказала: "Твои глаза вечно черны". Зрачок открылся - захватить в плен объект видения. Воображенье рождается из потерь. Потери "дружественного пространства". От груди отняли, и лицо навязывает свое холодное, любопытстствующее, насильственное и загадочное присутствие. Можно наслаждаться жизнью издалека. Ласкать мать одними глазами. Нельзя потрогать эти фантомы. Французский Пасьянс. Одинокий игрок. Сдает сам себе. Перетряси кадры прошлого в безостановочных перестановках; перетасуй и начни. Перемешай образы. Снова перемешай. Эта игра выявляет зародыш и правды, и смерти. Мир становится очевидной инфинити, но возможной конечностью, как карточная игра. Комбинации образов, перестановки, охват мировой игры. Блеклое обладание, очищенное от риска, доведенное до дежурной стерильности. От образа не ожидают опасности. Сюжеты из животного мира Майбридж выдернул из Филадельфийского зоопарка, а мужчин-актеров из Университета. Женщины были профессиональными натурщицами, а также актрисами и танцовщицами, в голом виде разгуливавшими напоказ перед 48-ю камерами. Фильмы - это коллекции мертвых картинок, оплодотворенных искусством. Кинозрители - это тихие вампиры. Кино - самое тоталитарное из искусств. Вся энергия и чувственность втягиваются в череп - церебральную эрекцию, - мозг разбухает от крови. Калигула жаждал одной шеи для всех своих подданных, дабы одним ударом обезглавить империю. Агентом подобной трансформации и является кино. Тело существует ради глаз; оно превращается в засохший стебель, на котором держится эта пара мягких ненасытных жемчужин. Фильмы даруют нечто вроде сомнительной вечности. Каждая лента зависит от всех остальных и толкает тебя к прочим. Кино было новинкой, научной игрушкой, до тех пор, пока не нагромоздили критической массы работ - достаточной, чтобы создать иной - прерывистый - мир, могущественную, бесконечную мифологию, готовую к твоему погружению по велению. Фильмы обладают аллюзией безвременья, лелеемой их постоянным, неукротимым появлением. Кино взывает к страху смерти. Современный Восток создает наибольшую массу фильмов. Кино - это новая форма древней традиции - театра теней. Даже их театр - его имитация. Рожденный в Индии или Китае, театр теней изначально связан с религиозным ритуалом, с празднествами, вращающимися вокруг кремации мертвых. Неверно предполагать, как делали некоторые, что кино принадлежит женщинам. Кино создается мужчинами для укрепления мужской солидарности. Театр теней изначально был ограничен мужской аудиторией. Мужчины могли наблюдать это зрелище грез с обеих сторон экрана. Когда женщины стали допускаться, им разрешалось смотреть только на тени. Мужские гениталии - крошечные лица, образующие троицы воров, - и Христов: отцов, сыновей и духов. Нос висит на стене и двое полуглаз, печальных глаз, немых и безруких, множат бесконечную вереницу побед. Эти скупые, тайные триумфы, завоеванные в сараях и клейменые в тюрьмах, прославляют наши стены и сжигают наше зренье. Жуть пустырей распространяет эту печать на частные владенья. Невеста Кайнастона может не появиться, но аромат ее плоти всегда неподалеку. Пьяная толпа столкнула аппарат, и артист шоу Мэйхью, выступавший в Ислингтон Грин, сгорел заживо внутри, вместе с другим актером. В 1832-м Гропиус удивлял Париж своей Плеорамой. Аудитория была превращена в экипаж на борту корабля, вступившего в битву. Огонь, стоны, моряки, потопление. Роберт Бейкер, эдинбургский художник, сидя в тюрьме за долги, был захвачен эффектом света, из-за решеток камеры проходящего сквозь письмо, которое он читал, и этот принцип его натолкнул на идею первой Панорамы, вогнутой, прозрачной картины городского ландшафта. Это открытие было вскоре заменено Диорамой, придавшей иллюзию движения путем перемещения аудитории. Там же - звуки и новейшие звуковые эффекты. Дагерровская панорама Лондона все еще стоит в Регент-Парке: исключительный пример сохранности: ведь эти шоу всегда зависели от эффектов искусственного света, осуществляемых при помощи ламп и газовых фонарей, и лишь в редких случаях не оканчивались пожаром. Фантасмагория, демонстрация волшебных фонарей, бесплотные шоу. Они достигли максимального чувственного опыта с помощью шума, курений, молнии, воды. Может быть, наступит время, когда мы увидим Театр Погоды - реминисценции ощущения дождя. Эволюция кино проходила по двум направлениям. Первый - это спектакль. Как Фантасмагория, его цель - создание полной замены чувственному миру. Другой - это пип-шоу, востребовавшего для своего "реалма" и эротику, и подглядыванье за реальной жизнью, копируя замочную скважину или окно вуайериста, не нуждаясь в цвете, шуме и грандиозности. Прежде всего кино ассоциирует свои качества не с живописью, литературой или театром, но с популярными развлечениями: комиксами, шахматами, пасьянсом и Таро, журналами и татуировками. Кино берет начало не в живописи, литературе, скульптуре либо театре, но в древней примитивной магии. Это современное проявление исторической эволюции теней, детский восторг от движущихся картинок, вера в колдовство. Его родословная сплеталась изначально с Волхвами и колдовством, с заклинанием духов. На первом этапе с минимальной помощью зеркала и огня люди вызывали мрачных и таинственных пришельцев из области глубокого подсознания. В этих сеансах, тени - это духи, отвращающие зло. Зритель - он умирающее животное. Вызывай духов, врачуй, прогоняй Мертвых. Каждую ночь. Посредством чревовещания, жестикуляции, игры с предметами, и всех необычных ужимок, шаман изображал свое "путешествие" перед зрителями, разделявшими эту вылазку. Шаман увлек их за собой. Переполох, намеренно вызванный наркотиками, пением, танцем - бросает шамана в транс. Измененный голос, конвульсивные содрогания. Он ведет себя как безумный. Такая профессиональная истерика, выбранная именно за ее психотическое воздействие, некогда почиталась, как святыня. Она посредничала между людьми и миром духов. Ее способность переносить вас силой мысли составляла квинтэссенцию религиозной жизни племени. Предлог сеанса: врачевание. Хандра способна овладеть народом, влачащим ярмо исторических событий или погибающим в неблагоприятной природной среде. Эти люди ищут избавления от проклятья, смерти, ужаса. Ждут одержимости, явления богов и сверхчеловеческих сил, победы жизненной силы над властью демонов: исцеление обретается из экстаза. Исцели болезнь или предотврати ее приход, оживи больного, и возврати похищенное, душу. Ошибочно полагать, что для своего бытования искусство нуждается в зрителе. Картина идет в пустом зале. Зритель не в состоянии существовать без нее. Она гарантирует его существование. Представление-событие, в котором эфир впускается через вентиляционные шахты в битком забитую людьми комнату, превращает химический элемент в актера. Его вещество, или инжектор - это артист-циркач, организующий представление для себя самого. Люди мнят себя зрителями, в то время как они играют друг для друга, и газ выступает в роли поэтизации самого себя посредством человеческого тела. Это вплотную подходит к психологии оргии, оставаясь в пространстве Игры и ее бесконечных подмен. Цель представления - исцеление скуки, промывание зрения, восстановление присущих нам в детстве связей с потоком жизни. Его низменный, животный инстинкт - "пургенизация" восприятия. Шоу стремится вовлечь все чувства, весь организм, и добиться всестороннего ответа, в то время как традиционное искусство фокусирует свои усилия на более узких вратах ощущений. Мультимедия - это однообразно печальная комедия. Она работает как некий тип цветной массотерапии - скорбное братание актеров и зрителей, всеобщая семи-мастурбация. Актеры вроде бы нуждаются в зрительской аудитории, а зрители... зрители нашли бы те же самые усредненные впечатления на шоу эксцентриков или в балагане, и - еще более забавные - более полные - в каком-нибудь мексиканском бардаке. С удивлением мы наблюдаем за движениями шелкопрядных гусениц, возбуждающих свои тела во влажных листьях и плетущих мокрые гнезда из волоса и кожи. Это модель нашего жидкого пассивного мира, растворяющего кости и костный мозг, отворяющего поры так широко, как окна. В древних общинах на "чужака" реагировали как на самую большую угрозу. Метаморфоза. Предмет оторван от собственного названия, свойств и ассоциативных связей. Отсоединенный, он становится просто вещью, в себе и вне себя. Когда эта дезинтеграция - переход в чистое существование - в конце концов достигнута, объект обретает свободу становиться бесконечно всем, чем угодно. Субъект говорит: "Я вижу первое множество вещей, которые танцуют.... затем все постепенно проясняется в смысл." Ясное зрение и камера дают нам объекты такими, какими они существуют во времени. Не фальсифицированные "видением". Когда предметов фактически еще нет в качестве объектов. Первые постановщики - как алхимики - сознательно напускали тумана о своем ремесле, чтобы утаить свои истинные навыки от профанов - посторонних наблюдателей. Разбери, прочисти, собери. Формула Ars Magna, и ее отпрыск - кино. Камера - это двуполая машина, типа механического гермафродита. В своей реторте алхимик повторяет работу Природы. Лишь единицы берут под свою защиту малую толику Алхимии как "Прародительницы Химии", и путают ее настоящие цели с этим формальным ремеслом по металлам. Алхимия - это эротическая наука, участвующая в сжигании аспектов реальности, нацеленная на очищение и трансформацию всех живых существ и материи. Не думайте, что материальные манипуляции когда-либо игнорировались: адепт придерживается как мистики, так и физической деятельности. Алхимики обнаружили в сексуальной активности человека связь с сотворением мира, с ростом растений и образованием минералов. Когда они наблюдают соединение дождя и земли, они понимают это в эротическом подтексте, как соитие. То же распространяется на все природные явления и вещества. Так они представляют себе любовные отношения химических веществ и звезд, роман камней или оплодотворение огня. Странные, многоречивые соотношения алхимики воспринимали как скрытый порядок вещей. Между людьми и планетами, растениями и жестами, словами и переменной погоды. Эти волнующие связи: они крик ребенка и трепыхание шелка; завитушка уха и объявление собак во дворе; женская головка, погруженная в сон и утренний танец каннибалов; это те союзы, какие зашкаливают стерильный сигнал любого "намеренного" монтажа. Эти наложения предметов, звуков, действий, цветов, оружия, ран и запахов распространяют невообразимое, невозможное сияние. Кинематограф был бы ничем, если бы не освещение этой цепи экзистенции, что заставляет иглу, удерживаемую в чьем-то теле, вызывать серию взрывов в чужой столице. Кино возвращает нас к аниме, душе, религии вещества, что дает каждой вещи ее особую святость и обнаруживает богов во всех вещах и существах. Кино, наследник алхимии, последняя эротическая наука. Многомерный Император Тела. Танцоры Бали-Бали Не сокрушат моего виска. Первопроходцы всасывают глаза в голову. Розовый крест тела потаен в струе управляя своим движеньем. Борцы во взвешенностях тела танец и музыка, мимесис, плоть. Пловчихи развлекают эмбрион сладкий опасный толкающийся поток. Князья. События совершаются вне нашего знания или контроля. Наши жизни кто-то проживает за нас. Нам лишь позволено порабощать других. Но постепенно выработалось особое восприятие. Замысел "Князей" начинает формироваться в некоторых умах. Нам надо построить их в батальоны искателей для движения по лабиринту во время их таинственных ночных вылазок. У Князей есть секретные ходы, и они умеют маскироваться. Но в мелочах все-таки выдают себя. Слишком яркий блеск в глазах. Неловкий жест. Слишком долог и пытлив мимолетно брошенный взгляд. Князья пичкают нас образами. Они даруют нам книги, концерты, галереи, зрелища, кино. Особенно кино. Искусством они сбивают нас с толку и ослепляют, сделав рабами. Искусство муляжами украшает стены нашей тюрьмы, делает нас немыми, пассивными, нас разобщает. Унылые львы разлеглись на затопленном пляже. Природа склонилась над топью разглядывая любопытно своих неудавшихся тварей - ее же гнилое творенье - в зеркале человеческого сознания. Отстраненные заселенные людьми зеркала, поглощающие пассивно все, что попадает в их поле зрения, сдерживающие свой интерес. Врата перехода на ту сторону. Душа освобождает себя в одном прыжке. Поверни зеркала к стене в обители только что умершего. =============================================== |
|