Приснился Глафире сон, что она попала на Тот Свет. Что удивительно, ощущала она себя живой, легкой, здоровой и радостной, как только может чувствовать себя человек в самом раннем детстве. Тот Свет был сплошным голубым небом со всех сторон, не поймёшь, где верх, где низ, где налево, а где направо, и плавали по нему беленькие облака. Далеко-далеко впереди, или сзади, где-то там, виднелось какое-то образование, над ним развевался чёрный пиратский флаг с черепом и скрещёнными костями...
"Значит, мне туда", - почему-то решила Глафира и, прыгая по облакам, как по кочкам, быстренько добралась к своей цели.
Перед ней был длиннющий высокий забор, деревянный с облупившейся краской и сломанными во многих местах штакетинами. Подивилась Глафира: как эта ветхая конструкция держится ни на чём? И зачем строить забор, если можно легко поднырнуть снизу или спланировать вовнутрь сверху?
На заборе, перекособочившись от старости, висела дверь, тоже облезшая и расписанная всякими умными и похабными строчками. В левом углу красным цветом, как и положено, светилось: "Юля + Рома = Любовь" .
Какой-то шутник углём дописал:
"До гроба!"
В центре гвоздём выцарапана надпись:
ПРЕИСПОДНЯЯ
Пастароним вход васпрещён!!!
Приём круглосуточно.
Над вырванным с мясом звонком ещё одна надпись:
НЕ ЗВАНИТЬ!
Похоже, что, не обращая внимания на предупреждение, звонили, потому убрали звонок с его законного места, чтобы не надоедал. На двери висел огромный ржавый амбарный замок. Не успела Глафира дотронуться до него, как скоба соскочила и он открылся. В этот миг из-за забора выскочил здоровенный голый мужик. Из одежды на нём была белая теннисная юбочка, которую уже давно не мешало постирать. На ногах - галоши, в руках он держал лук со стрелой, который наставил на Глашу:
- Ты куда?
- Туда! - ткнула Глаша пальцем на дверь. - Мне повидать кое-кого необходимо.
- Не положено! - гаркнул страж и огляделся по сторонам. - Ну, бывает делаем исключения, сама понимашь...
Глафира не сразу сообразила, чего ему надо. Но не зря она школу закончила с золотой медалью! Ещё повезло, что прихватила с собой свою сумочку. В ней-то Глафира и стала рыться. Помада... духи... счета за электричество... вот! Кошелёк. Глафира вручила мужику всю свою наличность, где-то порядка 200 долларов.
- Фе, - он недовольно скривился, - бумагу не берём, у тебя есть там что-нибудь существенное, материальное?
Глаша растерялась:
- Нет, вроде... Вот только бутерброд вчерашний с красной рыбой и салатом...
- Давай! И не долго там, и не шуми. Ты кого ищешь-то?
- Федю С. Знаешь?
- Да кто ж его не знает? Тут к нему всё ходют да ходют... Популярный он вижу у вашего женского пола. Ладно, провожу тебя, а то заблудишься того гляди, в райских кущах... ха-ха-ха... - Чавкая и облизывая пальцы, сторож отправился в путь.
Глафира с трудом успевала за ним, оглядываясь на сторонам. Выглядел этот рай как-то очень не симпатично. Вокруг кучи мусора, пластиковые стаканчики и обёртки от мороженого. Цветы не политы и печально опустили долу увядшие бутоны. Трава, кусты и деревья покрыты слоем пыли. По бокам стоят вразброс шалаши, бунгало, покрытые пальмовыми листьями. Видимо, здесь и обитают усопшие.
- Эй, как тебя?
- Эгеем меня зовут... Чего тебе?
- Почему у вас тут грязь такая и беспорядок? Что, убраться некому?
- Некому и некогда. Тут, чтобы порядок навести, всех надо выселить и капитальный ремонт сделать. А это невозможно. Вот и существуем который век в нечеловеческих условиях. То воду отключают, то дождь льет сто лет безперестанку. А питание! Жуть, чем нас кормят...
- Так вы бы пожаловались. - Глафира ткнула многозначительно пальцем вроде вверх...
- Жаловались, писали в небесную канцелярию, даже забастовку устроили, один век ничего не делали. Никто даже не почувствовал...
- Так взяли бы этих, из ада, пусть бы убирались.
- Ну, ты даёшь! Какой ад! Нету у нас средств два ведомства содержать. Давно слились все воедино по воле Единого.
Так за разговорами Глафира и Эгей приблизились к шалашу, на котором была прибита дощечка: "Федя С".
- Вот тут он и обитает. Быстренько с ним переговори, я за тобой скоро явлюсь.
Отодвинув драную занавеску, заменявшую вход в шалаш, Глафира едва не задохнулась. В помещении стояла пыль столбом, две, едва различимые фигурки в набедренных повязках шириной с ладонь, яростно подметали сухими ветками циновки, лежащие на полу. Федя сидел в углу, глотая пыль, равнодушный ко всему на свете.
- Эй! Стойте! - крикнула Глафира, выхватила у девиц веники и вытолкала их из шалаша. Схватив Фёдора за руку, вытянула наружу.
- Глаш, ты что тут делаешь? Ты, что, тоже того, преставилась? - откашлявшись спросил он девушку.
- Это кто такие? Голышом перед тобой выхаживают? - проигнорировав второй вопрос, поинтересовалась Глафира.
- Гастарбайтеры из соседнего отсека, прислали на подработку. Глафира, ты ли это? - всё не мог прийти в себя мужчина.
- Я, это я... Вот пришла выяснить с тобой кое-какие моменты непонятные.
Пыль постепенно улеглась и они вернулись в шалаш.
- Ты хочешь выяснить ? Это у меня куча вопросов? Ты мне скажи, зачем избавилась от нашей дочки?
- Дочки!? Так это была девочка... Дурак, ты Федя, Я бы ни за что... Никогда... Ты оставил сообщение на телефоне, что едешь на ночь глядя в Дубки к своей этой прежней Кате...
- Я сказал, что еду к Кате? Я так сказал? - Федя так кричал, что от вибраций голоса пыль опять стала подыматься вверх. - Ты до конца дослушала-то? Да, я уехал в Дубки, мне позвонил Костя, брат двоюродный, что жена рожает, сутки разродится не может. Я уже смену закончил и домой собрался. Сразу тебе позвонил, ты не отвечала, сообщение оставил и рванул в Дубки. А на обратном пути, видно от усталости и от мыслей разных, машину занесло и...
- Чёрт, я ведь и правда не дослушала...
Глаша не успела договорить, как появился перед ней юноша, смуглый такой, вертлявый в чёрной теннисной юбке.
- Звать изволили?
- Сгинь, она новенькая, порядков наших не знает... - отмахнулся Федя и, уже обращаясь к Глаше, продолжил:
- Как ты могла подумать? Я ведь только тебя одну любил. И гнал ночью домой потому что волновался, где ты так поздно и почему на мои звонки не ответила..
Глаша застыла. Как же так, она была на работе допоздна, заканчивала экспериментальный расчёт. Так увлеклась, что потеряла счёт времени. А сообщение действительно до конца не дослушала, лишь как он сказал про Дубки, у неё крышу снесло. А потом, когда узнала, что Федя разбился, на нервной почве у неё случился выкидыш. Что же делать теперь? Такой беспомощной она не ощущала себя ни разу в жизни. Нужно что-то делать!
- Федя! Ты сиди тут и никуда не уходи, не улетай, я пойду к... - Она выразительно ткнула пальцем в крышу шалаша. - Пойду просить, чтобы Он всё исправил... Эй, Эгей!
- Но это невозможно, тебя к нему никто не пустит.
- А это мы ещё посмотрим! - И вышла наружу, где уже ждал сонный стражник, которого, похоже, оторвали от дневной сиесты.
- Эгей, пошли!
- Куда?
- К Всевышнему, у меня к нему дело есть.
- Ты чего? К нему нельзя. У него сейчас черти с жалобой.
- С какой такой чёртовой жалобой?
- Да они остались практически не у дел. Вот им кабельное телевидение отключили и подняли налоги на многодетность, а они...
Глаша замахала руками:
- Мне бы их заботы. - Она порылась в сумке:
- Вот держи, печенье диетическое, пачка жвачки и ... - Она с сожалением покрутила в руках упакованный розовый тюбик... - Помада ланкомовская, новая.
- А помада мне зачем?
- То есть как зачем? А на свидание пойдёшь к какой-нибудь симпатичной чертовке, пригодится.
Эгей заулыбался:
- А и правда... Ладно, была не была. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Держись покрепче.
Глаша и оглянуться не успела, как оказалась в некой пещере в углу которой серебристо-золотистое облако вращалось во всех направлениях. Внутри этого образования ещё что-то крутилось удивительно знакомое...
- Ну, иди с Б-гом... я подожду снаружи. - И Эгей подтолкнул Глафиру в спину.
Она подошла поближе и, присмотревшись, узнала. Это был кубик Рубика! Ну и дела творятся на Том Свете. Девушка подошла ещё ближе и молча стояла, дожидаясь пока Б-г сложил наконец все грани.
- Слушай, как тебя там. Я пришла просить исправить одно недоразумение. Помнишь, как Маргарита просила дьявола? И он вернул ей любимого. И я хочу обратно своего мужа и дочь! Будь милосердным.
Облако молчало, но стало менять краски с серебристо-золотистых на сине-фиолетовые.
- Не сердись! Мы людишки слабые, сотворим Ты знаешь что, а потом раскаиваемся...
Облако почернело.
- Да ладно тебе гневаться. - Не сдавалась Глафира. - Сидишь тут, ерундой всякой занимаешься. А знаешь ли, как живут твои подопечные усопшие у тебя под носом? Не знаешь... А мог бы поинтересоваться. Ни воды, ни удобств, полуголодные Ты думаешь я молчать буду, когда вернусь? Про все твои проделки напишу в прессе и на ТВ программу сделаем у Малахова. Всё-таки это всех нас коснётся рано или поздно. Ты подумай, подумай...
Облако стало потихоньку светлеть... Из глубины выдвинулось некое щупальце и стало жадно перебирать пальцами.
"Ой, это же Он желает, чтобы я ему чего-нибудь отдала. А что? У меня уже ничего не осталось... Думай, Глаша, думай" - девушка схватила себя за голову и почувствовала под ладонями серьги в ушах. Это был подарок от прабабушки, она подарила их ей в день её рождения, когда Глаше исполнилось пять лет. Серьги были дорогие, старинные, с бриллиантом и изумрудами. Глаша их ни разу с тех пор не снимала. С трудом отстегнув замочки и вынув серьги из ушей, протянула их облаку. Б-г дал, Б-г взял...
ХХХ
Глаша проснулась от детского плача, всё ещё под впечатлением сна.
Приснится же такое... Федя рядом что-то пробормотал и повернулся на другой бок. Взяв на руки плачущую дочку, Глаша приложила её к груди. Ребёнок радостно зачмокал. Сонная Глаша сидела на краю постели. Вдруг, подняв голову, взглянула на себя в зеркало, висящее над прикроватной тумбочкой.