Гурова Надежда Константиновна. Портье плавучего отеля

ГУРОВА НАДЕЖДА, 30 лет

ВЫСШЕЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ

МО, г.ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ

Тел. +7-926-090-95-01

Email [email protected]

Приключенческий рассказ "Портье плавучего отеля"

Главные герои:

Софья - журналистка

Норманн - случайный знакомый Софьи

Атхит - портье отеля на реке Квай

Основная идея: молодая журналистка находит материал для своих статей в путешествиях по миру и случайных знакомствах. Отправившись в поездку по реке Квай в Таиланде, она знакомится с женщиной-портье и узнает невероятную историю трех поколений ее, начавшуюся при строительстве Моста Смерти во Вторую мировую войнуПортье плавучего отеля

Жаль, что еще не придумали непромокаемую бумагу и водостойкую ручку, чтобы можно было делать пометки, качаясь на волнах. А то, доплыв до берега, уже можно растерять оттенки мимики и интонации хохота моего приятеля-норвежца, услышавшего моё пения и едва не утонувшего от смеха. Утро было великолепно, залив пустынен, я болталась в надувном круге словно в тазике - попа внутри, лапки свисают через бортик, глазки прижмурены. Я была уверена, что моё исполнение it's now or never... может потревожить только медуз да самого Элвиса качеством исполнения его шлягера. Норвежец сказал, что купил креветок, буду ли я? Кто же откажется от креветок в кляре на завтрак!

"Chang or Sigha?" - спросил норвежец.

"Чанг. 5 минут" - махнула я и снова зажмурилась. В принципе, тайское пиво мало чем отличалось друг от друга, но слоник на этикетке мне нравился больше. Душа не просто ликовала, она истошно вопила от счастья. В Москве сейчас бесснежные -15, конец ноября. А я плаваю в тазике в Сиамском заливе, в котором через пару часов станет +30, воздух нагреется до +50. На завтрак у меня креветки с пивом, на обед хочу сочнейшие фрукты и гоняющиеся за мной банановые блины. Почему гоняющиеся? Потому что их печет смешной пожилой таец на крошечной жаровенке, укрытой аляпистым зонтиком и прикрепленной к его велосипеду. Увидев мою страсть к его незамысловатому блюду, он специально стал проезжать по местам моих прогулок. И теперь равномерный скрип велосипедных педалей в нескольких метрах за моей спиной стал моим верным спутником.

Сейчас, наверное, стоит пояснить, где я, что происходит и почему я так отвратительно счастлива.

Однажды я пришла с работы, приготовила мужу кучу вкуснятинки, прибрала квартиру и стала ждать благоверного. Пришел он основательно пригубивши и лишь затем, чтобы взять банные принадлежности. У меня привычно окаменело нутро.

Вечер был окончен, не успев начаться. Практика показывала, что звонить-писать он не будет и домой заявится ближе к утру. Привычно постелила ему на полу, привычно позвонила наябедничать свекрови, привычно погоняла мысли на тему "выгнать из дома или перетерпеть" и легла с книжкой. А там колдунья из Тайного города Вадима Панова предлагала обычной девушке-офисному планктону исполнить ее мечту. Я машинально подумала о своих мечтах... Купить квартиру побольше, провести воду на даче... Нет. нет. нет!!! Это не мечты. А цели, просто бытовые, жизненные цели! А мечта, мечта...это что-то несбыточное, что-то типа алых парусов, которые нельзя заработать или купить в кредит! И тут я разрыдалась.

Мне 30 лет. У меня обычная работа, не любимая, но и не ненавистная, а никакая, на которой просто надо быть по 8 часов 5 дней в неделю. Крохотная служебная однушка и домик в деревне за 300 км, в который не всякий раз доедешь, учитывая транспортный коллапс. И муж. Который в общем-то замечательный человек, добрый, отзывчивый, рукодельный, хозяйственный и любящий. Но алкоголик. То есть из всех мыслимых недостатков он выбрал именно самый неприемлемый, от которого меня - дочь некогда пьющего родителя - просто выворачивает. И жизнь, обычная, среднестатистическая, не яркая, не серая, просто текущая, изо дня в день, из ниоткуда в никуда. И менять такую стабильную, сытую, упорядоченную жизнь в моем возрасте, когда половина этой самой жизни уже пройдена, вроде как-то смехотворно.

Я снова открыла книгу, где колдунья объясняла девушке, что мы каждый день делаем какой-то выбор и зависит этот выбор только от нас, от того, по какому руслу мы хотим пустить свою жизнь. Выбор...

- А обо мне вы напишете, Софья? - подал мне очищенного краба норвежец.

- Обязательно. Ведь именно ВЫ и есть мой материал. О природе, погоде, церквях да музеях пишут и снимают абсолютно все. А я пишу...хм...наверное, дневник этакой современной цыганки, кочующий по городам да весям. Вы читали Даррелла? Лоуренса которого? Что вы!!! Его "Жюстин" великолепна! Прочтите, и вам покажется, что Ларри лукавит и роман стоило бы назвать "Александрия". Каждая страница, каждая строка дышит такой любовью, такой изнуряющей страстью к этому городу, который восхищает, обижает, вьет веревки и вынимает душу, но который невозможно забыть. Я так пишу о каждом городе, потому что каждый - это моя Александрия.

- Но подождите, Софья, вы остановились на писательских курсах.

Желание марать бумагу было всегда, с босоногого детства, когда каждый второй складывает душещипательные стихи. В юности я гуглила что-то вроде "работа на дому наборщиком текстов" и, обойдя всяких мошенников, чудом выплыла на сайт копирайтеров. Попытка не пытка, лучше всего мне удавались байки о своих поездках в отпуск, которые я и стала размещать. Удивительно, но они оказались кому-то нужны. Вот только статьи вешались в свободную продажу и какие-то уходили моментально, а какие-то висели месяцами. Соответственно, доход был нестабильный и нерегулярный. А потом и вовсе затянула сначала ночная, клубная жизнь, потом рабочая, потом личная. Уже при муже вышла на другой сайт, где сами заказчики давали работу: конкретную статью, определенного объема и содержания. Это было более стабильно, но писать приходилось сплошь про строительство да моду.

И вот основательно наревевшись в ту самую ночь, я снова задала себе вопрос про мечту. Ведь в детстве они есть у всех, только потом мы их почему-то забываем и начинаем жить как НУЖНО, а не так, как ХОЧЕТСЯ. Я вспомнила себя на уроке литературы во время выслушивания очередной биографии очередного гения. Я не запоминала годы жизни, места рождения и муки творчества. Меня каждый раз волновало, на какие такие средства все наши светила вроде Горького, Чехова да Достоевского постоянно живут по заграницам и творят там шедевры?! Да если б я жила во Флоренции, то и сама, глядишь, написала бы "Идиота".

- Параллельно с писательскими курсами, о которых я вам, Норманн, упоминала, и на которые записалась в следующий же день после роковой ночи, я снова начала "работать" на сайте копирайта. Брала заказы пачками, на разные темы, чтобы набить руку и обзавестись постоянными заказчиками. Благо основная работа была недалеко от дома, времени оставалось много, и я писала и писала. Муж, как всегда после загула, виновато молчал и ко мне не лез, что давало свободу творчества. А я писала и писала и писала; на заказ и свои собственные очерки, о людях, о городах, о любви и расставании. Я слала их в миллионы издательств, что-то принимали, что-то возвращали, но многие месяцы спустя я добилась своего.

И теперь я не живу мечтой, а живу В МЕЧТЕ. Я сдала свою квартиру, чтобы иметь стабильный доход. С мужем мы не развелись, но временно пошли разными путями. Он переехал к одинокому другу, я - к такой же подруге. Я делю с подругой квартплату и расходы на продукты, но я очень экономная соседка, потому как практически постоянно путешествую и пишу об этих поездках. И мне кажется, что именно это и есть смысл моей жизни, и молюсь лишь о том, чтобы не перестать как ребенок радоваться, восхищаться и интересоваться всем и вся.

- И как вы находите свои истории?

- Да они на каждом шагу! Вот и вы, Норманн, уже часть истории!

В ОЖИДАНИИ ИСТОРИИ

Уже в 6 утра я встречала рассвет в придорожном кафе на пути к реке Квай. Первые лучи начинали разгонять липкую ночную прохладу и пускали зайчиков в чашке с кофе. Туристические группы выезжают беспощадно рано и нашей с Норманном - который лично решил посмотреть, как я нахожу свои истории - целью было обогнать их, дабы не наслаждаться красотами из-за обгорелых спин в гавайках. Норманн работал в какой-то большой организации по разработке природных ресурсов и частенько откомандировывался в Таиланд, однако в свободное время добирался только до пляжа да Walking Street. Ради этой поездки со мной он сказался больным и даже взял самую срочную бумажную работу с собой, чтобы пару дней его никто не дергал.

С Норманном мы познакомились случайно, когда я плюхнулась в шезлонг на его панамку, служившую символом "занятости" данного посадочного места. Расшаркавшись в извинениях, мы разговорились и нашли друг друга весьма приятными людьми. Норманн внешне походил на Юла Бриннера, только с ёжиком коротких волос. Ему было явно за 50, но подтянутая фигура, загар цвета молочного шоколада и залихватская ухмылка сбрасывали с него как минимум десятилетие. Пару лет назад он развелся с первой и единственной женой по причине отсутствия любви и общих интересов. Оставив жене и двум взрослым детям дом, сам Норманн снял квартиру и начал новую жизнь. Он интересовался абсолютно всем: учился игре на гитаре и серфингу, посещал концерты разной музыкальной направленности и проглатывал книги чуть ли не ежедневно. В его неуёмной жажде жизни было, с одной стороны, стремление наверстать упущенное за годы тихой семейной жизни. С другой, грустная бравада не молодого уже человека, который стремится доказать, что рано еще его списывать со счетов. В его взгляде, когда он рассказывал про очередное мероприятие, я читала гордость самим собой, но и отчаянную просьбу похвалить, словно щенка, выполнившего команду. В такие моменты мне хотелось погладить его по голове и сказать, чтобы он расслабился. Я и так вижу за фасадом Великого Гэтсби интересного собеседника и чуткого человека.

В дорогу мы отправились на взятой напрокат машине. На курсы вождения я записалась тогда же, одновременно с писательскими, - раз менять жизнь, так радикально. Дикий страх перед машиной перебарывала так, словно от этого зависело моё будущее, словно хотела получить всё, чего боялась, от чего отказывалась, о чем даже не задумывалась.

В первой взятой напрокат машине, в Нижнем Новгороде, меня парализовало от ужаса. В ушах стучало, я не видела дороги, не могла совладать с конечностями и слышала лишь грохот взрывающегося в груди сердца. Ехала на аварийках и десятки раз съезжала на обочину перевести дыхание и собраться с силами, путь в десяток километров занял не один час. Но это была безоговорочная победа! Теперь моя жизнь была только в моих руках.

На рынок Дамноэн Садуак мы успели почти к открытию и застали настоящий рынок, а не туристический объект. Существующий вот уже 150 лет он само воплощение Азии: узенькие канальчики, длинные шаткие лодки, запахи специй и готовящейся пиши. Хотя я сейчас погрешила против Тая - он совсем не "туристический" в хорошем смысле этого термина. Он такой, какой есть, и прогибаться не желает. Он самобытный, грязный, вонючий, с горами мусора и проститутками-трансвеститами прямо у входов в отели. Песчинки на пляжах не "причёсаны" грабельками ради отдыхающих; идя поздним вечером купаться, можно наступить на спящих на пляже бомжей. Мало кто из местных говорит по-английски, и их совершенно это не волнует. Если турист чего-то хочет, пусть убьется об стену, но донесёт свою мысль до собеседника. Самому тайцу некогда тратить время на лингвистические эксперименты.

Поэтому, с одной стороны, Тай производит отталкивающее впечатление чужой планеты, экстравагантной и дикой. С другой, своим разомлевшим на солнце пофигизмом создает ощущение комфорта; на тебя не обращают внимания как на гостя дорогого. Раз припёрся сюда, то живи и другим не мешай. И тебе начинает казаться, что ты действительно живешь тут! Причём давно! Не зная ни слова по-тайски и зная, что они не понимают по-английски, ты моментально начинаешь чувствовать тайскую жизнь. Просто однажды выходишь на улицу и начинаешь разбираться в дорогах, маршрутах тук-туков, ориентироваться в магазинах и на рынках, понимать чужую речь не головой, но кожей.

Несмотря на то, что продавцы рынка Дамноэн Садуак знают о ежедневном наплыве туристов и у них уже наготове горы никчёмных, дорогущих сувениров, течение их повседневной жизни от этого нисколько не меняется. Они не будут гоняться за тобой и впаривать свой товар как арабы, они даже не заметят твоего присутствия, занятые приготовлением лакомств, или плетением шляп, или сортировкой трав. И всё это на лодках, в лодках, не выходя из лодок. Как повелось с незапамятных времен, когда многочисленные тайские реки и каналы считались наилучшими дорогами, а сезоны дождей затопляли поселения и вынуждали хранить товар и торговать прямо со своих плавучих средств. Так что мне удалось увидеть всё, что хотелось: как потрошат рыбу, на мини-горелках жарят блинчики, как свешивают детей над водой для справления нужды, кое-кто умывался и чистил зубы в буро-зеленой воде канала.

- Всюду жизнь, как говаривал Степаныч. - Процитировала я фильм.

- Степаныча не знаю,- ухмыльнулся Норманн, - но это, конечно, поражает. Мы чего-то пыжимся, изобретаем, бороздим космос, а они вон - полощут рот в болоте и другой жизни не знают.

- Да и нужна ли она им? Крыша над головой у них есть, еда растет над этой же головой, а что еще надо для счастья...

С пылью из-под колёс рванули мы на водопад Эраван. Норманну удалось обаять отельного гида и выклянчить график экскурсий, чтобы мы могли опередили лавину туристов. Когда мы продрались через заросли парка Эраван к самому водопаду и замерли перед первым его каскадом, у меня навернулись слезы. Мне доводилось видеть зимний водопад Кивач в Карелии, я млела от озёрно-водопадной системы Плитвицкого парка в Хорватии, но то буйство жизни, красок и ароматов, что набросилось на меня у Эравана, было абсолютно невероятным.

В детстве очень любила лечь на дно ванны, заткнуть пробку и включить прохладный душ. CafИ del Mar в плеере и, естественно, свечи. Я представляла себя и русалочкой, и наядой, и просто счастливицей, которая может оказаться в таком месте и единолично насладиться им. Теперь я поняла, что этими детскими играми я готовила себя к Эравану. А, может быть, даже приближала момент нашей встречи, ведь не зря Господь велел: "Просите и будет вам дано".

Влажные, душные джунгли какого-то невероятного бирюзово-изумрудного цвета, мшистые, словно бы живые, валуны, бассейн прозрачной воды и многоступенчатый каскад водопада. Мы переглянулись, поправили экипировку - резиновые тапки, плавки - и с визгом нырнули в воду. В несколько гребков доплыли до каскада и встали под струи, вжав голову в плечи, чтобы ее не оторвало под напором. Кричать от счастья хотелось настолько, что болели рёбра. Есть люди, которые боятся - не илистое ли дно, не холодная ли вода, нет ли всякой живности. И пока они думают и боятся, азарт и удовольствие растворяются в этом тумане тревог. Зато стоит хоть раз отпустить себя, рискнуть, бросить работу и уехать на Бали, спрыгнуть с парашютом, научиться танцевать сальсу, и тогда детское волшебство снова вернется в вашу жизнь и не отпустит снова в мир офисного планктона.

Добравшись до пика, мы упали в пышную траву и пытались распознать ту самую слоновью голову, название которой носят водопад и парк.

- Если струя воды, это его хобот, то вон те кусты, видимо, уши. - Задумчиво крутил головой Норм.

- С такими кустами-ушами, это не слон, а хомяк! Слушай, а раз это мифический слон, может он не должен быть таким, каким мы привыкли? - Мы опять воззрились на безмолвствующую скалу, словно на те картинки на концентрацию внимания.

- Я всё думал над твоими словами про тех рыночных продавцов. - Прервал молчание Норманн. - Что надо для счастья... Знаешь, я неплохо зарабатываю и многое могу себе позволить. Моей жене это нравилось; она подыскала нам особнячок в хорошем районе, дети ходили в престижные школы, мы ездили на модные курорты - и я как-то не обращал внимания на эту нашу жизнь. Не препарировал ее. Уже после развода, в новой квартире, я сделал открытие, что Икеевская мебель не менее удобна, чем итальянская. Что у уличных художников можно за бесценок приобрести изумительные картины: пейзажи, зарисовки городской жизни, забавные портреты животных. И эти картины источают куда больше тепла и жизни, чем красные треугольники Кандинского. А уж после поездки на рыбалку с приятелем - не в комфортабельное шале на берегу озера со специально выращенными карпами, а с палатками и котелками в какие-то непролазные дебри - мне стало радостно и грустно одновременно. Радостно от новых впечатлений и ощущений, от того, что меня, оказывается, еще можно удивить и удивить приятно. Грустно от того, что предыдущие годы я, не без помощи супруги, жил по определенному шаблону. Шаблону СООТВЕТСТВИЯ. Соответствия своей должности, месту в обществе и правилам, заведенным в этом обществе. Но ведь за границами этого шаблона столько всего другого, интересного. Я не говорю о том, что надо стать бунтарем, или хиппи, или кочевником. Просто не бояться смотреть на жизнь с разных точек зрения. Не бояться быть смешным, сумасшедшим, бесстрашным. Поехать отдыхать не в Эмираты, а в ту же Россию, на Камчатку, кататься на собачьих упряжках! -

Норманн посмотрел на меня горящими глазами, в которых была всё та же просьба согласия с ним и похвалы. Что я могла ему сказать. У меня та же история, только мой мирок был еще ограниченнее. Дом-работа-муж-алкоголь-слезы-одиночество-работа-дом. Бог терпел и нам велел. Я человек верующий, но воспринимаю религию скорее как кодекс моральных законов. Не убивать, не изменять, быть хорошим человеком, отзывчивым к проблемам ближних. Но уничижительная сторона христианской веры мне чужда: терпеть, страдать, подставлять вторую щеку. Нам отмеряно так немного, а ведь большая часть времени тратится на работу, содержание дома, потом на болячки, старость. Так мало остается просто на радость: вкусную еду, хрустящий под лыжами снег, чесание лохматой головы обожающей тебя собаки, путешествия. Но почему-то именно эти радости всегда откладываются на потом, но ведь потом может и не наступить.

- Друг мой, - улыбнулась я Норманну,- предлагаю вместе открывать жизнь заново!

Моторки мчали нас по мутной безмолвной реке к нашему отелю. River Kwai Jungle Raft один из известнейших в мире, но я принципиально ничего не читала о нем, чтобы не портить впечатление. Рассматривая речной пейзаж, я невольно вспоминала фильм "Анаконда". Так и казалось, что сейчас из воды вынырнет чудовище и проглотит, не прожевывая, разве что тапки выплюнет. Словно бы в подтверждение моим мыслям из кустов в воду тяжело плюхнулся громадный варан и погреб куда-то по своим делам. К слонам и мартышкам я как-то уже попривыкла, они в большей степени воспринимались как часть общего шоу под названием "Таиланд", но вот просто так разгуливающие вараны - это уже настоящая дикая природа.

Когда мы причалили и я шагнула на центральный плот, меня от неожиданности качнуло так, что я упала в объятья, видимо, "портье". Он ловко поставил меня на ноги, привычный к не готовности гостей увидеть отель-плот. Точнее, вереницу плотов, соединенных между собой канатами и бамбуковыми мостиками. Получив на ресепшене ключ и керосиновую лампу, мы отправились на поиски нашего домика. На каждом плоту располагалось бунгало на 4 номера, пара гамаков и мягкие шезлонги на солнышке. Войдя в номер, лично я ощутила себя Индианой Джонсом: две белоснежные кровати под тончайшим противомоскитным пологом, скудная деревянная мебель из тумбы да шкафа, а за стеночкой душевое...ммм...место. За цветастой шторкой крошечное пространство с умывальником, туалетом и душем, сливающим свои воды просто на пол и затем сразу в Квай. За этой кладовкой находился выход на "балкончик", украшенный ящиком с цветами - вот, собственно, и вся нехитрая обстановка. Нас, как людей, привыкших к цивилизации, немного пугала перспектива жить без электричества, горячей воды и твердыни под ногами. С другой стороны, круглосуточная какофония телевидения, радио, интернета отупляет, словно бы человек боится остаться наедине с собой и испугаться своих мыслей. Или же, наоборот, обнаружить, что собственных мыслей давно уже нет. Сейчас же мы получаем уникальную возможность абсолютной тишины и покоя, чтобы поговорить с собой или друг с другом, а может просто сладостно помолчать.

Днём были и речные купания, и поход в деревню племени монов, где нам показали "дежурного" слона. Якобы он пришвартовывает отель на место, если вдруг при непогоде и разливе вод плоты уносит по реке. Мы попытались представить, как просыпаемся поутру, а нас прямо в нашем номере несет течением куда попало, а по берегу на нами бежит слон с канатом в хоботе, и восприняли эту историю как местный фольклор.

Вечером же мы возлежали с чашками чая на шезлонгах и растворялись в покое. Я являюсь счастливой владелицей домика в глухой деревне под Муромом, поэтому знаю, какой АБСОЛЮТНОЙ может быть темнота. Норманн же был ошеломлён! Ему казалось, что он внезапно ослеп, остальные же чувства обострились, поэтому на него обрушились запахи, звуки, ощущения. Мой приятель сидел с вытаращенными, слепыми глазами и как собака, сунувшая морду в муравейник, тряс головой от изумления.

Отель был поистине великолепен в язычках пламени свечей и керосиновых ламп. Даже подоспевшие к ужину туристы не особо нарушали гармонию и тенями скользили между плотами словно приведения. Только изредка слышались детские или женские взвизгивания, когда от мимо проходящего катера весь наш отель начинало подбрасывать на волнах.

К нам подошла приятная улыбчивая женщина, являющаяся ночным портье, в чьи обязанности входила как проверка всей вереницы плотов на качество освещенности, так и предотвращение вероятных пожаров от не затушенных спичек или свеч. Она предложила еще чая, и я от души ей призналась:

- Знаю, что местные люди обычно привыкают и не замечают окружающих их красот, но вы должны быть счастливейшим человеком, что живете в таком невероятном месте.

- Вы правы, - согласилась женщина, на бейджике которой было выгравировано имя Атхит ("солнце", как мы выяснили позже). - То, что всегда у нас рядом, под боком перестает замечаться и радовать, однако я впрямь горда тем, что история моей семьи так или иначе связана с этими местами.

- Вы родились здесь? - Поинтересовался Норм.

- Нет. я родилась в Америке, но всех членов моей семьи как магнитом тянет сюда, к истокам.

- В Америке?! - удивились мы оба. - А у вас не найдется времени рассказать нам о себе?

- О, у меня сейчас смена, я не могу, у нас очень строго с дисциплиной. - Смутилась Атхут.

- А если мы придем к вам на ресепшен? Попозже. Когда новоприбывшие улягутся? Чтобы никто не видел, как мы мешаем вам работать. - Норм включил всю свою животную притягательность, как Осёл из "Шрека".

- Да это не такая уж и увлекательная история. - Всё еще мялась барышня. - Хорошо, приходите.

ПОРТЬЕ ПЛАВУЧЕГО ОТЕЛЯ

"Моя бабушка родилась здесь, в Канчанабури, в крохотной нищей деревеньке и была названа Чансуда, "дочь луны", так как промучила мать своим рождением всю ночь. Во время Второй мировой войны неподалеку от деревни японцы, с которыми у Сиама были дружественные отношения, разбили лагерь и готовились строить Дорогу Смерти - железную дорогу между Бирмой и Бангкоком, чтобы быстрее перебрасывать свои ресурсы. Деревенские мужчины были привлечены к строительным работам, а девушки стали прачками и кухарками при командовании лагеря. Там бабушка и встретила деда, американца, военнопленного. Некоторое время он провел в лазарете, куда она также носила еду, так как надзиратель не хотел терять лишние рабочие руки. Уж как они наладили контакт - она, не знающая ни слова по-английски, и он, ни слова по-тайски, - одному господу известно. Тем не менее, когда его снова погнали на работы, она каждый вечер высматривала его в толпе рабочих, чтобы увидеть, выжил ли он после очередного дня невыносимого труда. Они пронесли свою любовь через всю войну и, быть может, именно она помогла деду выжить и сохранить рассудок в том аду. Он переболел всеми тропическими болезнями. Руки и ноги были покрыты язвами и гноились, одну ногу так и не удалось спасти, впоследствии ее отрезали ниже колена. Бабушка родила дочь, мою маму, и все годы войны скрывала ее в своей деревне, у одинокой бабки-знахарки, боясь за жизнь малышки. Когда в 45-ом году британские войска начали освобождение военнопленных, дед забрал их с собой, в Америку. Семьи у бабушки уже не осталось, отец и братья погибли во время строительства моста, мать умерла от горя. Бабушку ничто не держало на родине. Мама родилась в Штатах, знала трагическую историю своих родителей и всё просилась съездить в Канчанабури, увидеть дорогу, мост, деревню. Но её родителям было слишком сложно вернуться туда, на землю, сдобренную кровью родных и друзей. Уговорить на это деда смогли только 15 лет спустя немногие выжившие его сослуживцы, вдовы, и дети, чтобы почтить память погибших на специальной Неделе Моста Смерти.

Увидев своими глазами тот самый мост, по которому теперь водят экскурсии, остатки лагеря, хижину надзирателя, услышав от отца рассказы о немыслимых зверствах японцев, увидев слёзы на глазах родителей, мама решила остаться в Канчанабури и помочь в создании мемориала памяти. Родители, с одной стороны, не могли отговорить дочь от столь благого начинания, но и остаться не могли - столь горьки были воспоминания.

Мама стала послушницей в храме, чтобы иметь крышу над головой, и начала помогать настоятелю собирать и компоновать материалы для будущего музея: фотографии и рисунки пленных, немногочисленные личные вещи, недописанные письма, брошенные после строительства инструменты с бурыми от крови рукоятками. Мама разыскала выживших, тех, кто также как отец завел семьи, но жить остался в Сиаме, брала у них интервью. Всё это копилось и ждало своей реализации, когда в 60-ом году к маме приехал некий американец из Голливуда и рассказал фантастическую историю.

Он учился на режиссерском отделении, уже на выпускном курсе и в качестве практики был отправлен на съемки фильма "Мост через реку Квай". Режиссеру Дэвиду Лину любопытный, активный, работящий паренек Эдвард Вествик приглянулся, и после выпуска он взял его к себе помощником. И вот однажды, разбирая корреспонденцию Лина, Эдварду попало в руки письмо некой Чансуды Мэтьюз. Зная, что своенравный режиссер игнорирует письма простых обывателей, непрочитанными выбрасывая их в корзину, Эдвард изъял его и сунул в карман. Обнаружил он его уже дома и любопытства ради решил прочесть. Гневное письмо миссис Мэтьюз разносило в пух и прах режиссёра за то, что он трагедию многих тысяч людей обратил в фарс и комедию. Начиная с того, что реальный мост каменный, от того и стоил таких титанических усилий при постройке, в фильме же его строят из какого-то бамбука, словно бы для тараканьих бегов. И заканчивая тем, как пленный офицер спорит с надзирателем, тыкая ему Женевской конвенцией и отказываясь батрачить. Миссис Мэтьюз обвиняла режиссера в полнейшей безграмотности и рекомендовала почитать учебники по истории, чтобы узнать, КАК вели себя японцы во время войны и понять, что при них рта раскрыть нельзя было, дабы не подвергнуться пыткам, не то что спорить и что-то доказывать.

Эдвард от прочитанного письма разволновался и разыскал роман Пьера Буля, послуживший основой сценарию, чтобы сравнить снятое с написанным. Пока юноша читал, от миссис Мэтьюз пришло очередное гневное послание, в котором она уже называла режиссера трусом, что не осмеливается ответить на ее обвинения. И Эдвард принимает отчаянное решение самому ответить настырной барышне. Завязывается ярая переписка, в которой она рассказывает их с мужем историю, а он оперирует фактами биографии подполковника Филиппа Туси, также выжившего в войне. В итоге миссис Мэтьюз порекомендовала "господину Дэвиду Лину" самому отправиться в Сиам, в Канчабури, и найти в храме ее дочь, которая собрала массу материалов и интервью "реальных людей, а не каких-то там Туси". Хотя это надо было бы сделать ДО того, как выпустить на экраны такую ересь, - грустно закончила в своем письме миссис Мэтьюз.

И вот господин Эдвард Вествик предстал пред очи моей матери. Мама, не ожидав такой экспрессии от своей тихой, скромной матери, показала и рассказала всё, что узнала о событиях войны, и Эдвард уехал. В течение 3х лет они переписывались, а в год, когда маме исполнилось 20 лет, она стала законной миссис Вествик. Ей было столько же, сколько бабушке во время свадьбы с дедом, и она тоже поехала за своим мужем в Америку. Когда в 1977 году ей пришло приглашение от настоятеля храма на открытие музея войны, мама тяжело болела и вместо нее прилетела я. И с тех пор я здесь. Дети мои уже не стали искушать судьбу, они родились и выросли здесь, получили образование и работают в Бангкоке. Сиам не так просто отпускает своих детей и чаще всего они возвращаются к нему".

Мы с Норманном слушали, открыв рот, эту невероятную, невозможную историю нескольких поколений женщин одной семьи. Мы выпили, наверное, несколько вёдер чая, но нам не хотелось спать, настолько мы были возбуждены.

Ворочаясь в своих постелях, мы всё обсуждали и обсуждали услышанное, запланировали обязательную поездку в музей, чтобы попытаться вычислить деда Атхут, и заснули уже под утро.

- Ну теперь ты знаешь, как сами находятся удивительные истории? - Спросила я Норманна, помогая закидывать вещи в катер.

- Знаешь, мне кажется, я созрел для смены профессии. Писать я не умею, но готов носить за тобой блокнот, диктофон, чем там пользуются писатели. - Он проследил глазами за отчалившим катером и нахмурился. - Ты уверена, что нам не стоило плыть с ними? Наша машина где, километрах в шести? А вдруг мы пропустим единственный обитаемый берег, где нас после этого вылавливать будут? Течение-то у Квая ого-го.

- О боже, Норм! После всего вместе пережитого, услышанного и увиденного ты ТЕПЕРЬ готов отступиться? Трус не играет в хоккей!

- ЧТО??? - Не понял Норманн.

- Русский фольклор. - Я поправила спасательный жилет и с разбегу прыгнула в мутные воды Квая.

Оставить комментарий © Copyright Гурова Надежда Константиновна (thunder-137@yandex.ru) Размещен: 10/08/2014, изменен: 10/08/2014. 32k. Статистика. Рассказ: Приключения Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: молодая журналистка находит материал для своих статей в путешествиях по миру и случайных знакомствах. Отправившись в поездку по реке Квай в Таиланде, она знакомится с женщиной-портье и узнает невероятную историю трех поколений ее, начавшуюся при строительстве Моста Смерти во Вторую мировую войну

Гурова Надежда Константиновна : другие произведения.

Портье плавучего отеля