Аннотация: Зажгите свет в одном доме, а в другом погасите его.Вылейте воду из стакана в чайник,и ступайте ложиться спать. ..."А Анька-то?".
Городская Анька.
В городе нельзя было улыбаться. По закону, п.57 "Об улыбающихся гражданах", было сказано, что "любой улыбающийся гражданин должен быть приговорен к двум годам лишения свободы". Поэтому в городе никто не улыбался.
Никто не улыбался в городе, кроме господина Яроса, который лечился в психиатрической лечебнице N57, и лежал в палате рядом с Наполеоном. Наполеон, впрочем, тоже улыбался, но он делал это, не осознавая последствий, просто потому, что был психически неуравновешен. В случае с господином Яросом все было иначе - он улыбался специально, ему нравилось злить медсестер в бело-синих халатах, поварих с огромными пузатыми чугунными кастрюлями. Он любил постучать в какой-нибудь кабинет доктора N.N. и, улыбнувшись в щелку, убегать, будто бы он играет с врачом в прятки. Еще господин Ярос любил улыбаться своему отражению в зеркале. Он улыбался всякий раз, когда видел в своем маленьком зеркальце отражение Кого - Нибудь или Чего-Нибудь. Он улыбался своей кровати, табуретке с разломанной ножкой, подушке, окну с прошлогодними мухами, двери, тарелкам и даже унитазу и раковине, пахнущей хлоркой. Иногда он улыбался Странной белой кошке, которая раз в два месяца рожала котят под койкой Наполеона. За это Странную белую кошку никто не гонял, и даже не ругал - она ведь не нарушала закон, она ведь не улыбалась...
А еще господин Ярос улыбался своей рубашке с цветными полосками. Господин Ярос знал только белый и синий цвета, а все остальные он относил к цветным. Господин Ярос лежит в палате рядом с Наполеоном, потому что однажды улыбнулся своей дочери. Она была тогда очень маленькой и не знала, что улыбка запрещена законом. Господина Яроса признали умалишенным из-за того, что в тюрьме он тоже улыбнулся - какому-то заключенному с кривым носом. Когда какой-то заключенный с кривым носом давал показания, он сказал, что господин Ярос иногда улыбался во сне. А улыбку во сне ученые давно уже приравняли к психическим заболеваниям.
Однажды, господин Ярос, в очередной раз, улыбаясь своему отражению в зеркале, увидел в нем Кого - Нибудь. Господин Ярос не удивился, а лишь пошире улыбнулся Кому - Нибудь.
- Засадили? - спросил Кто - Нибудь господина Яроса и расхохотался.
- Ага! - господин Ярос еще раз улыбнулся Кому - Нибудь. Он не знал, что за звуки издает Кто - Нибудь, он ведь умел только улыбаться.
- Хочешь, я научу тебя смеяться? - Кто - Нибудь хлопнул Яроса по плечу и снова загоготал.
- Это звуки, сопровождающие улыбку? - спросил господин Ярос и тут же ответил, - очень хочу!
В один из майских дней к господину Яросу пришла его дочь с мужем, навестить. Дочь принесла яблоки и мед в черном магазинном пакете, а муж - бутылку коньяка.
"Им же тут нельзя!" - шипела на мужа дочь господина Яроса. Муж ответил, что спиртное - врачу.
- Папа! - тяжело сказала она, войдя в палату и устремив свой взгляд на господина Яроса, который сидел на своей кровати и улыбался оловянной чашке с компотом.
- Господин Ярос! - жестко отчеканил ее муж, мельком взглянув на бутылку с коньяком.
Господин Ярос отвернулся от чашки, и добрым взглядом окинул своих родственников. Потом он улыбнулся им.
- Папа, я прошу тебя... - дочь едва сдерживала слезы.
- Господин Ярос! - еще строже продекламировал ее муж, соображая, куда лучше спрятать бутылку, чтобы жена "не заподозрила".
- Петя, выйди, - попросила ничего не заподозрившая жена. Петя, не мешкая, покинул палату. Вместе с коньяком.
- Папа, - продолжила она, когда за Петей закрылась дверь, - папа...ну зачем ты так с нами? На работе все еще смеются, хотя уже вон, сколько лет прошло! Даже Петька иногда, нет-нет, да и подтрунивает, мол, помнишь, как отец улыбается. Я уже о матери не говорю, исхудала, лежит только и плачет...по тебе плачет, а ты улыбаешься.
Улыбка сошла с лица господина Яроса. Он вновь повернулся к оловянной чашке, надеясь увидеть там Кого - Нибудь.
Дочка, присев рядом с отцом на краешек его постели, продолжала:
- Пап, ну давай, я квартиру тебе куплю? Да что квартира! Вон, Петька обещал, что если выпустят - будешь начальником где-нибудь! На - чаль - ни - ком!
И тут господин Ярос начал издавать какие-то странные горловые звуки, которые его дочь никогда раньше не слышала. При этом, ее отец улыбался.
Дочь заплакала и бросив пакет с провизией около табуретки с отломанной ножкой, вышла из палаты. Выходя, она слегка задела своим платьем руку Наполеона. Наполеон дернул пальцами, улыбнулся и тихонько вскрикнул. Ему что-то снилось.
- У тебя есть дети? - спросил однажды Кто - Нибудь, красуясь в зеркальце господина Яроса.
- Дочка. Аней звать.
- А она, это...ну, городская?
- Городская... - господин Ярос вздохнул и прибавил, - из-за нее и засадили.
Кто - Нибудь рассмеялся и привычным жестом хлопнул Яроса по плечу.
В июне к господину Яросу снова пришла его дочь. На этот раз одна. Без мужа и продовольствия. Она тихо открыла дверь в палату и увидела своего отца, поглощенного разговором с медсестрой в бело-синем халате. Медсестру звали Инной. Она убирала в палате господина Яроса и Наполеона по четвергам. Но сегодня была пятница, поэтому Аня удивленно спросила:
- Еще работаете?
Медсестра Инна, взбивая подушку, ответила на выдохе:
- Кто же знал!
Бросив беглый взгляд на своего отца, Аня вновь поинтересовалась у медсестры:
- Простите, знали что?
Инна бросила подушку на кровать, медленно повернулась к дочери господина Яроса и с укором проговорила:
- Бог с вами! "Улыбающиеся" выступление готовят. Завтра, в шесть утра, на привокзальной площади. Ну, и Еремейко, по пятницам которая, она там, с ними...
Инна в бело-синем халате склонила голову и заплакала.
Аня с мужем сидели на кухне, и пили коньяк. Тот самый, который Петя усиленно прятал целый месяц от "ничего не подозревающей жены".
Муж молчал. Аня рассказывала:
- Когда я маленькой была, мне папа говорил, что в зеркале живет Кто - Нибудь, и если мне станет вдруг плохо, надо его позвать...вот так: "Кто - Нибудь! Кто - Нибудь!" Петь, они завтра выступают, Петя...
Муж молча поставил пустую рюмку на стол, затем встал и вышел из комнаты.
- Почему это? - удивился господин, улыбнувшись Кому - Нибудь в алюминиевой ложке.
- А, - Кто - Нибудь махнул рукой, - завтра всех выпустят! Мне Чего - Нибудь сообщила.
Ярос почесал затылок:
- То-то я ее давно не видел! А Анька, Анька - то с ними? - с надеждой спросил господин Ярос, пристально глядя в глаза Кого - Нибудь.
Кто - Нибудь как-то растекся по ложке, будто мед или деготь. Или варенье, или как сгущенка. А, может быть, он и вовсе не растекался, а просто так широко и длинно улыбнулся, что чайной ложки не хватило.
- Анька - то? - ухмыльнувшись, переспросил Кто - Нибудь, продолжая растекаться по ложке, - Анька - то у тебя городская!
Господин Ярос посмотрел на улыбающегося Наполеона, сидевшего на свой тумбочке рядом с дверью. Уловив на себе взгляд Яроса, Наполеон забил ногами и стал выкрикивать разные согласные.
На следующий день, около половины восьмого утра, в психиатрическую лечебницу N57, в палату без номера на четвертый этаж вбежала молоденькая девушка. В лечебнице никого не было, кабинеты, палаты, холлы были пусты. Кое-где были выбиты окна и снесены двери.
Кровать Наполеона пустовала, а на соседней мирно спал господин Ярос с доброй улыбкой на лице.
- Папочка...папа! Пап, папочка! Научи меня улыбаться! Папа, они победили, понимаешь?! Ну, прости...ну, прости! Ну, я даже Петьку прогнала...забрали...Папа, ну, как в детстве - помнишь? Ну, кто-нибудь! Кто-нибудь!!!