Что меня заставило тогда выйти из вагона? До сих пор не знаю. Может, мое внимание привлекли крашеные красным металлические буквы "Дадим стране" с оторванным окончанием, под которыми в параноидальном одиночестве переминались две девахи с налаченными лаком "Прелесть" коками на головах? Или парализованная бабушка, оснащенная табуреткой и картонным ящиком, наполненным семечками, в которых тонул граненный стакашек?
- Здорово, бабуля - пожелал ей я - А что, невесты в городе есть?
Брови кустистые и густые, посыпанные солью, основательные такие брови, под которыми прятались соловые глаза, зашевелились. Взгляд ее, препарировав мое содержимое, состоявшее из черной сумки и румынских кроссовок, зацепился за очки в роговой оправе последние пять лет просиживающие горбинку носа.
- Иди на хуй - кротко поприветствовало меня новое место обитания. В благодарность я купил у нее стакан семечек.
Что такое поезда? Скорые, скоростные, плацкартные и уж совсем сибаритские купейные. "Москва- Владивосток", "Харьков - Симферополь", номерные, литерные , непременно зеленные. Пахнущие мятой, благоухающие мочой и креозотом, разящие наповал носками соседа. Особое состояние движения. Мерное постукивание тележек и инфернальные голоса объявляющие, что ты уже где- то, а не там где был. Каждый куда-нибудь едет, звякая ложкой в стакане, поедая вареную курицу (а на бульоне жена сварит завтра суп). Вот такое оно явление - поезд. Мой был - сообщением "Из ниоткуда" в "Далее везде". Он привез меня на умытый дождем маленький вокзал и скрылся, скрипя стрелками. В нем уехали запахи и полусъеденная вареная курица, тюбики с зубной пастой и мутно желтые стекла купе.
Уже через два дня мое существование было обеспечено съемной квартирой, с миловидной хозяйкой обретающейся черт знает где. С эфемерным голосом в трубке, ежемесячно напоминающим мне о деньгах, какие следовало отдавать ее подруге, проживающей в соседнем доме.
Через неделю - работой учетчика на складе с окладом согласно штатного и неохватной кладовщицей Ниной, гоняющей чаи и водку по вечерам. Работой, в огромном холодном складе с потеками краски на бетонном полу, с неистребимым запахом машинного масла и кирзы.
А вот через пару месяцев другом Сашей, с которым мы сошлись на почве отчаянной и беззаветной любви к крымскому портвейну, случайным образом и в невероятных количествах оставшемуся на местной базе торга с труднопроизносимым названием. Кроме нас двоих этот нектар никто в городе не употреблял, что выделяло нас из серой массы и возводило практически в ранг местной субатомной прослойки интеллигенции.
(Кто сказал, гнилая интеллигенция? Ты, малыш? ... Если бы ты, что понимал в жизни.. Неет, паренек... Мы не гнилая, мы героическая и самоотверженная часть ее... Можешь себе представить Подвиг? Ну, в общем понимании слова? Что? Ась?... Пионер -партизан Ваня Кустовой? Ну, может быть... А вот без войны и прочих неприятностей?... Такой вот бытовой, превозмогающий груз обстоятельств... Нет?.. А выпить до суха, подчистую, целую базу торга?... Планомерно и беспощадно? ...Молчишь? .Ну молчи, молчи...)
Если я и не заводил кошку по причине постоянной ротации девчонок из поварского техникума, привлекающих меня рубенсовскими формами и наличием медсправок. То Саня не заводил животное по другой причине. Все его свободное время, а его он имел много, так как работал в котельной, было посвящено одному делу. Он с настойчивостью уроженца Аяччо мстил своей бывшей второй жене. Трагедия, достойная пера более талантливого человека, чем я. Он любил, она всего лишь была любима. Ах, оставьте Александр, вы меня утомили...
Обладая незаурядным умом и внешностью Леннона, с бачками и в круглых очках, Саня являл собой живой образец абсолютистского иезуита. Кроме всего прочего, он был распиздяем...
(Что ты сказал ,мальчик? Ты тоже распиздяй? Ты заблуждаешься, Сашка был рафинированным распиздяем, архетипом оного, можно сказать первородным и единственным...Обожди, не обижайся, вполне возможно он как-то пересекался с твоей мамой.. Может ты и есть его самый быстрый залп... На, держи пять рублей, купи себе леденец)
Когда я с ним познакомился, апофеоз трагедии уже миновал. Высокоразвитые синапсы и тонкая натура не позволяли ему устраивать банальные разборки со слезами. Нет, он не шел по пути убогого битья стекол. Он сводил счеты много изощреннее. Саня срал. Срал упорно и ежедневно.. На подъездный коврик, у квартиры номер 14 на втором этаже. По-простецки приходил, расстегивал пояс и, любуясь ночным пейзажем в полуприкрытые окна подъезда, осуществлял свою месть.
Конец его посиделкам, как он мне сообщил, положили два обстоятельства: День ВДВ и ограниченный запас водки в квартире только что откинувшегося сержанта на третьем этаже. Согласитесь, Леннон срущий в четыре часа ночи под слабым сорокасвечовым светом лампочки, кого угодно введет в шок и трепет. Даже человека подготовленного морально, чья кожа истерзана восходящими воздушными потоками. Сорок пять, магическое число, некогда поразившее Генриха Четвертого (Бурбона). Сорок пятый размер
сразил и мстителя. Сев в теплое только что с любовью произведенное, Саня, невероятным образом скатился в низ.
(Да, мальчик , именно невероятным...Мне нравится это слово... Сядь в теплое и попробуй с достоинством удалится... Еще лучше, наделай под дверью, адресом я тебя наделю, и позвони... Придешь и расскажешь... Притом помни, пять рублей я тебе уже дал, а больше у меня нет...)
Далее было скучно. Нет ничего прозаичней, чем дорога домой оскверненным. Впрочем, в любой печали есть нечто философское, а тонкие натуры находят в ней определенное наслаждение. Могу сказать, что летняя ночь, напоенная чаем из трав льющимся с полей это тот момент, в силу которого я сам, невзирая на визг комаров, летом сплю с открытым балконом. Может быть один из немногих, удерживающих меня здесь, в небольшой кучке домиков с цветущими весной абрикосами, грязными дорогами, с воздухом, разведенным пополам с пылью и гудением электричек.
Жизнь в городе скучна. Вселенски и беспросветно. По светлому скучна, как желтая бочка с синей надписью "Пиво" в вечер пятницы. Особенно во время каникул пищевого техникума. В это время живешь двумя вещами - портвейном и мыслями о машине. Да, это был объект, о котором я много думал. Не из пустого тщеславия, вовсе нет. Из любознательности. Любопытно было, вот так вертеть руль, мигать поворотниками или что там еще есть.
(Мальчик, здрысни... Что еще? У папы есть машина? Передай, что я рад за него сильной радостью... У меня уже нет.. Была... Жигули... Сам нищеброд...Кто тебя научил таким словам?)
- Хароший машин..орел...даа- эти слова и хлопок по зеленой крыше подписали мне приговор- Летить.. Курбуратор савсем новий ... Л а с т а ч к а (именно так, нежно и членораздельно)
Если бы техника хворала, я бы сказал, что мое приобретение, вытянувшее накопленное за последние полгода, было терминально больно. Причем венерически. Кто и как сношал ее на просторах нашей необъятной Родины, суть тайны миросоздания. Последняя стадия люэса и гонореи. Во всех смыслах - удивительно пахнущих картонных елках, черного масластого дыма, ручки - мешалки с изумительным оргстеклянным набалдашником. Все и каждая деталь в отдельности разила машинными гонококками. Жрала она, как в последний день. Но я был рад. Она привязала меня к действительности. Как якорь, кинутый в реку, одергивает лодку, несомую куда то. Это была моя вещь.
- Дурик, ты чо, машину купил? - вести разносятся катастрофически быстро.
- Привет, Сань - произнес я в замотанную изолентой трубку. Изолента и прочие радости были, после недолгих раздумий, экспроприированы мною у комбината, пыхтящего на окраине. Склад, под управлением моего непосредственного начальника Нины Павловны, был огромен.
- Машину купил? - настойчиво обертонировала трубка. Я представил Саню, мнущегося под козырьком таксофона, с авоськой, содержащей три флендера изысканного порто и пол килограмма копченой мойвы. Другим он закусывать отказывался, из каких то тайных соображений.
- Да купил, купил. Отстань уже -
- А обмыть? - логичное продолжение. Портвейн в бутылках маслянисто перекатывался от нервных движений.
( Хлопец! Стыдно не знать что такое -таксофон...Это телефон такой..Большой телефон.. Что? У твоего папы Верту?... А что это ? Золотой телефон?.. И что?... Не куплю, потому что он мне просто не нужен. А ты держи, вот. Это не жвачка...Нет.. Отдай папе... А то, струганет тебе братика... Вселенная, вас двоих не выдержит)
- Обмыть - это мысль! - обрадовал я.
- В общем, мой посуду, я сейчас с девчонками заскочу - в моем воображении толпа, переминающаяся у сиротской будочки, разрослась.
-Ну, заскакивай-
-Все жди!- короткие гудки. Санин мозг был на удивление сложно сконструирован. Причем Бог или кто там вертит всем этим обустройством, на каком то этапе кропотливого выпиливания Сашкиных извилин заскучал, что привело к странным последствиям. Он получал удовольствие, смотря телевизор. Странно, правда? Представьте себе Леннона, сидящего в продавленном вытертом кресле с кружкой портвейна с восхищением внимающего съезду Компартии в переводе Энди Уорхолла. Фиолетового Черненко озвучивающего цели и задачи зеленым человечкам в зале. Оторвать его от насыщенных цветов транслируемых стареньким "Рубином" было решительно невозможно.
Как - то в детстве, проведенном в одном из южных гортанных городов, я узнал одну вещь. Обычное дело для пытливого мозга подростка, проводящего лето дома. Все разъехались и единственным моим собеседником в то время, был телевизор. "Клуб кинопутешествий" перемежающийся "Сельским часом", обычный винегрет из коров костромских пород и тростниковых плотов "Кон-Тики". Так вот, оказывается, горбатые киты размножаются только у берегов Чили. Как все - таки непросто жить горбатым китам, не правда ли? Охваченный страстью, с копьем наперевес, будь добр, проплыть несколько тысяч миль. Нет, простой перепихон в Носси Бэй не комильфо ни разу. Только Чили.
(Мальчик, ты опять меня перебиваешь... Что ты сказал?.. Вы были в Турции?... И что? ... Там классно и полно турок?... А какая связь?... К туркам я отношусь прохладно.... Вообще, речь про горбатых китов )
Саня был таким горбатым китом. Дома его ждала старенькая мама и, повинуясь инстинктам, заложенным природой, он выбрал для редких сеансов размножения вторую комнату моей квартиры. Комнату, превращенную его усилиями в уютный будуар, о чем свидетельствовал кинутый на пол полосатый матрас с синей печатью "Гостиница Љ1". (Совершенно справедливым утверждением, "Гостиницы Љ 2" в городе не было). Я был не против, так как, запираясь с очередной пассией, он всегда вел себя тихо.
- Видел, видел. У подъезда стоит. Зеленая. - цвета, были единственными познаниями Сани в автомобилях. Тем не менее, предавая мне авоську с бутылками, он заключил - Агрегат!
- Угум - поблагодарил его я. Сквозь крупную хлопчатобумажную вязку проглядывали этикетки "выдержанное".
Еще один предмет, в котором наши вкусы не сходились никогда - были женщины. При виде двух шаболд стягивающих пальто в темном коридорчике моей квартиры я вздрогнул. Сашка, не мудрствуя лукаво, проводил линии через выдержанные вина далее к подержанным нимфам, скрашивающим его свободное время.
- "Ох Саня, Саня. Где ж ты их выкапываешь?" - думал я, возясь на кухне.
- Твоя - беленькая - подмигнул мне Сашка, я вздрогнул еще раз.
Не знаю, как в вопросах любви, но по теме алкоголя это были профессионалы высочайшего класса. Окончательный и ультимативный ответ на все угрозы современного мира. Производительность под два декалитра. Пылесосы в триста тысяч мегаватт мощности. Собирательный образ всех пьющих, начиная вьетнамским крестьянином, давящимся рисовой бражкой, заканчивая рафинированным снобом, хлебающим пятидесятилетний виски. Титаны пузыря. Все Санины приобретения и мой неприкосновенный запас, в виде четырех бутылок бурой настойки "Стрелецкая" были аннигилированы за непродолжительное время. Несмотря на то, что мы с Сашкой за дамами не успевали, я был налит почти до бровей.
- Надо бы съездить - заботливый Саня разглядывал, стеклянную ипохондрию стола.
- Надо - подтвердил я. Дамы в предчувствии продолжения праздника раблезиански заржали.
Уснул я, почти мгновенно заслышав щелчок замка. Есть такие моменты существования, когда держишься на последней капле мозга, вцепляешься в нее прикрытыми глазами. Вроде бы уже на грани перехода из реальности в реальность, но удерживаешься как плоский камень, скачущий по поверхности воды. Неведомыми силами. Невероятным эквилибром. В этом состоянии достаточно звука, толчка или легкой паузы, для того, что бы утонуть.
Вечер. Голова привинчена к дивану затекшей шеей. Который сейчас час? За окном серо. От запаха окурков тошнит. Свежетреснувший телефон выдает предсмертные хрипы. Межгород. Черт, черт.
(Мальчик, ну какого члена?... Что еще?... У тебя мама филолог?... Я тебе сочувствую... Ну не то, что бы сильно... Светлой такой грустью, не выспавшейся и легкой.. Свежетреснутый? Вот если я тебе дам подзатыльник, ты будешь как?... За мгновение до вопроса... С неостывшей еще головой, с почти невидимым глазу движением волос примятых ладонью... Треснутый?... Не мешай мне, я творю язык)
- Приветы! - в трубке плавает Санин могильный голос. Его окружают лязг, гудки паровозов и отстраненно - небесный (мальчик, иди на хуй) голос: "двадцать - сорок четыре пятый путь на сцепку".
- Привет, Сань - прохрипел я - ты откуда?
- Да мы тут упали - мнется он. - с моста упали. На машине...Твоей... Короче я в Воронеже, тебе пива привезти?
Когда кто нибудь лицемерно поднимает глаза и произносит что-то про пути, которые неисповедимы, можете, смело подать ему в башню. Нами правит случай, да, это аксиома. Не верьте закономерностям. Логическим цепочками. Людям, упорно цепляющимся за свои убеждения. Мир сминается и модифицируется. Поступки наши и реальность их пластичны. Нет путей, которые неисповедимы. Есть сложная комбинация обстоятельств. Зыбкое, разрушаемое мгновенно сочетание.
- Сань, харе издеваться. Башка и без тебя трещит. Ты на станции что ли?-
- В Воронеже я, на грузовой. Я же тебе говорю с моста упали ..На машине... В вагон с щебнем ... Всю ночь ехали... Если бы с собой не было , позамерзали бы... - говорит он и грустно добавляет - Девчонки потерялись где-то...
- Слушай, слушай...Подожди - торопится Саня неверно трактовав мое ошеломленное молчание - Вышли мне семьдесят пять рублей на главпочтамт... А то я все деньги на бухло потратил...
Утром он появляется у меня. Грустный и помятый. Он долго сопит и крякает в коридоре, возясь со своими устрашающими лаптями.
- Держи- в мою руку ныряет плексигласовый набалдашник с зеленым цветком, а Саня печально опускает глаза - Все, что осталось... Помянем? Я "южнобережный" принес и пива воронежского... Ничего такое...Приятное..