Арлекин открыл глаза. Ночное звёздное одеяло мягко укутало комнату. Игрушки мирно дремали на полках старого бабушкиного серванта. Уютно мурлыкали свою простенькую песенку часы. На полу слегка подрагивал неровный жёлтый прямоугольник - в комнате в доме напротив горел яркий свет.
Арлекин не сразу понял, что же его разбудило. Краски, запахи, звуки ночи - всё было знакомым. Он смутно припоминал что-то необычное, какой-то звук, но что это было, не знал. Однако долго ломать голову ему не пришлось - загадка разрешилась сама собой. Непривычный звук повторился. Это был тихий вздох. Кажется, он раздался откуда-то с верхней полки. Арлекин долго прислушивался к темноте, потом неуверенным шёпотом спросил:
- Кто это вздыхает?
Сначала было очень тихо, даже часы, казалось, задумались на миг. Арлекин уже почти потерял надежду получить ответ, как вдруг в темноте раздался мелодичный голос.
- Это я, - отвечал голос.
- Кто ты? - спросил Арлекин.
- Я сижу здесь, в хрустальной карете.
У Арлекина на миг перехватило дыхание.
- Так это ты, принцесса, - пытаясь справиться с волнением, молвил он.
- Почему ты решил, что я принцесса? - удивился голос.
- Если девочка сидит в хрустальной карете, это почти наверняка значит, что она принцесса, - признался Арлекин.
Голос долго молчал.
- Пусть будет так, мне это безразлично, - равнодушно сказала девочка наконец.
- Но почему ты грустишь? - отважился спросить Арлекин.
- Потому что моя жизнь не имеет смысла... - девочка помедлила на миг и снова вздохнула, - ... без любви.
Сердце Арлекина отчаянно забилось в деревянной груди.
- Посмотри в окно, - продолжала девочка тем временем.
Арлекин посмотрел. Комната напротив была знакома ему в мельчайших подробностях. Вот две лёгкие занавески, которые никто никогда не задёргивал, вот стол у окна, на нём в беспорядке разбросаны листочки с нотами. Вот корзина, в ней спит толстый полосатый кот. Вот огромное чёрное фортепиано, а на нём играет на флейте фарфоровый юноша.
- Ты видишь его? - печально спросила девочка. - У него такие тонкие пальцы и такие длинные светлые ресницы.
Арлекин не мог разглядеть этих подробностей, но поверил девочке на слово.
- Кажется, я люблю его, - грустно прозвенел её голос.
Арлекину показалось, что его сердце стремительно упало с огромной высоты.
Он был весьма недурён собой, но куда ему с его коренастой деревянной фигуркой тягаться с утончёнными чертами флейтиста. "Я ей не пара", - уныло подумал Арлекин.
- Мне кажется, что он тоже неравнодушен ко мне, - продолжала девочка. - Мы давно наблюдаем друг за другом, но судьба так жестока! Он там, я здесь. Мы оба так одиноки.
Арлекин молчал, не зная, что сказать. Девочка снова вздохнула.
И тут Арлекин решился.
- Послушай, принцесса. Возможно, я смогу помочь тебе.
- Ты? - удивилась девочка. - Но как?
- Я могу пойти и передать твоему возлюбленному послание от тебя.
- Разве это так просто? - недоверчиво спросила девочка.
- Ну, пока не знаю, - неуверенно ответил Арлекин. - Но я попытаюсь.
Девочка на миг задумалась.
- Я была бы очень признательна, если бы ты отнёс ему вот это тыквенное семечко. Это символ моего сердца.
И в то же мгновение тыквенное семечко, привязанное к тоненькой ниточке, спустилось прямо в деревянные ладони Арлекина.
- Хорошо, принцесса, я не подведу, - как можно беззаботнее произнёс он и тут же вскочил на ноги.
Прижав семечко к груди, Арлекин принялся осторожно спускаться вниз. Игрушки, разбуженные ночным разговором, помогали ему, как могли. Глиняный трубочист услужливо подставил ему свою лестницу, а вязаный слон подхватил мягким хоботом, когда Арлекин чуть не упал. Наконец он приземлился на пушистый ковёр и неслышно пересёк комнату. Добравшись до окна, он ловко вскарабкался вверх по ажурной занавеске и очутился на подоконнике. Там Арлекин на миг обернулся. Хрустальная карета неясно мерцала в полутьме, лицо девочки смутно угадывалось в проёме дверцы. Он отчаянно замахал ей руками, чуть не выронив тыквенное семечко, но вовремя спохватился и решил продолжить путь.
На его счастье, окно было чуточку приоткрыто, и Арлекин без труда выбрался на карниз. Здесь начиналось самое сложное. Нужно было каким-то образом преодолеть расстояние, разделяющее два окна. Но и тут Арлекину сопутствовала удача - между двумя домами была натянута тонкая бечёвка (по всей видимости, хозяйские дети использовали её для обмена почтой). Положив семечко за пазуху, Арлекин поднял какую-то соломинку и, глубоко вдохнув, сделал первый шаг. Раньше он никогда не ходил по канату, но времени раздумывать не было. Он старался не смотреть вниз. Хотя он и был сделан из дерева, шарниры, к которым крепились руки, ноги и голова, были хрупки, и падение с такой головокружительной высоты окончилось бы весьма плачевно. Арлекин был уже на середине пути, как откуда ни возьмись на его голову камнем обрушилась огромная чёрная птица. Она неистово кричала хриплым голосом и изворачивалась, чтобы клюнуть Арлекина. Несколько раз он чуть не упал, балансируя на одной ноге, но сила его духа и желание выполнить просьбу девочки не позволяли ему сдаться. Птица всё вилась над ним и напоследок попыталась схватить его когтями. Арлекин почувствовал, что она уцепилась за его курточку и, собрав остаток сил, рванул в открытое окно. Курточка затрещала, в когтях птицы мелькнул яркий лоскуток. Арлекин кубарем покатился по полу - к счастью, он тоже был устлан мягким ковром.
Некоторое время он пролежал совсем без движения, ничком, обеими руками прижимая к себе тыквенное семечко. Перед глазами всё мелькала чёрная зловещая тень, а где-то в глубине сознания светилось округлое пятнышко лица. Наконец Арлекин отдышался и поднялся на ноги. До конца его путешествия оставалось совсем немного. Он как мог заспешил к гигантской чёрной глыбе, поблескивающей в глубине комнаты.
Забраться на фортепиано, когда в тебе от силы пятнадцать сантиметров росту - дело нешуточное. Но Арлекину повезло и на этот раз - круглая табуретка пианиста стояла как раз на нужном расстоянии. К тому же, старое фортепиано местами рассохлось, и в образовавшиеся трещины было весьма удобно ставить ноги. Арлекин совершил восхождение в считанные минуты.
Вынув из-за пазухи драгоценное семечко, он заспешил к неподвижной бледной фигурке флейтиста.
- Здравствуйте, - тяжело дыша, обратился он к музыканту. - Я здесь по просьбе прекрасной принцессы, которую вы каждый день видите в окне напротив. В знак своей любви к вам она передала это тыквенное семечко - символ её любящего сердца.
Арлекин замолчал, ожидая ответа, но флейтист даже не поднял глаз. Он был настолько увлечён ему одной понятной мелодией, что не расслышал обращённых к нему слов. Едва ли он вообще знал о существовавшем вокруг него мире...
"Всё было напрасно", - в отчаянье подумал Арлекин, и силы оставили его. Он присел на краешек фортепиано и на миг закрыл глаза. "Мне ничего не остаётся, как отправиться в обратный путь", - решил он и, вновь бережно спрятав семечко, поднялся на ноги. В этот самый миг на фортепиано с диким шипением запрыгнул толстый кот. Арлекин замер. Кот прищурился и лениво ударил его передней лапой. Удар оказался настолько сильным, что Арлекин не смог удержаться на ногах. Новая игрушка позабавила кота, и он принялся толкать Арлекина лапами туда-сюда, не давая ему возможности подняться. В конце концов, кот не рассчитал силу удара, и деревянный человечек упал за фортепиано. Полёт был недолгим, пыль резко ударила в нос, и Арлекин мгновенно потерял сознание.
На следующее утро его нашёл хозяйский пудель. Осторожно подняв игрушку зубами, он отнёс её в свою корзину. Там Арлекин пролежал до самой зимы - после падения тело больше не слушалось его. Игрушку нашли хозяйские ребятишки. Они тут же посадили Арлекина на верхнюю ветку рождественской ёлки, которая была установлена в комнате рядом с фортепиано.
Теперь по вечерам, когда в доме напротив зажигали свет, Арлекин мог видеть старый бабушкин сервант. На верхней полке по-прежнему стояла хрустальная карета. В тёмном отверстие дверцы светлым пятнышком белело лицо девочки. Тыквенное семечко всё ещё лежало за пазухой, у самого сердца. Арлекин смотрел на свою принцессу и явственно различал её мелодичный голос.
- Прошу тебя, вернись, - тихо молила она.
Троллейбусное депо
В нашем городе сотни улиц и тысячи жителей, а у каждого человека - миллион дел. Перемножьте эти цифры, и вы поймёте, какая суета творится вокруг, когда выходишь из дома. Но это ещё ничего. Всё становится в десятки раз хуже, когда залазишь в автобус. Там тесно, как в моём прошлогоднем ботинке! Мне ещё повезло, я худенький и везде могу протиснуться. А то приходилось бы ходить пешком на другой конец города. Я же учусь в специализированной школе с углубленным изучением иностранных языков. Не знаю, как они только меня взяли. У меня же дальше football, dog и watch TV дело не идёт. Наверное, бабушка подсобила, она там раньше работала заведующей. Гардеробом.
Каждый день мама заставляет меня писать слова на карточках, и пока я еду в автобусе, я их зубрю. Несколько человек, похоже, зубрят вместе со мной - я не раз замечал. Но едва я выхожу из автобуса, я всё забываю. Надеюсь, те люди нет.
Моя остановка - конечная. Она называется "Троллейбусное депо" или "Тролл. депо" сокращённо. Троллейбусное депо - это такой большущий парк, где живут старые троллейбусы. Они настолько старые, что на них уже никто не ездит. А новые почему-то там не нарождаются. Я представляю себе эту картину: в семье больших троллейбусов рождается маленький, игрушечный, а потом он растёт и становится таким же большим, как его родители. Только он совсем новый. С сиденьями с подогревом и телевизором.
Сразу за троллейбусным депо начинается лес. Густой и тёмный. Он даже пытается воевать с депо за территорию, но забор крепко держит оборону и не пускает внутрь ни одного дерева-лазутчика.
Лес этот очень красивый зимой. Деревья покрываются инеем и застывают в разных позах, словно играют в "Море волнуется раз".
Эта история случилась как раз в такую вот зимнюю пору.
Я завалил тест. Я знал это заранее, поэтому даже не расстроился. А вот учительница рвала и метала.
- Пока не выучишь неправильные глаголы, домой не пойдёшь, - сказала она. Сказала, как отрезала. И оставила меня наедине с этими монстрами.
Едва за учительницей закрылась дверь, они атаковали меня и совсем сбили с толку. И как им удаётся быть такими абсолютно незапоминающимися? Я бился над ними три часа подряд, пока не пришла уборщица баба Маня и не погнала меня домой.
У бабы Мани всегда все слова в предложении начинаются с одной буквы. Не знаю уж, как ей это удаётся, но я ей всегда завидовал. Вот бы мне так научиться, ещё и на английском!
Оставив неправильные глаголы на парте (пусть подумают над своим поведением), я пошёл в гардероб за шубой. Гардеробщица уже ушла. Сквозь решётку я мог видеть свою шубу, сиротливо висевшую на крючке под номером 51.
- Подожди ещё чуть-чуть, я вернусь за тобой, - шёпотом пообещал я ей и кинулся на поиски дворника дяди Феди. На то, чтобы отыскать его, времени ушло порядком. Через полчаса моя шуба была свободна, и я наконец-то смог пойти домой.
Темень и правда была хоть глаз выколи. Фонари не горели. Тёмная громада леса, казалось, подобралась бессовестно близко. Мне было не по себе. Я поскорее побежал на остановку.
Автобусов не было. Я хотел узнать, который час, но часов на руке не оказалось - опять забыл надеть! Я порылся в портфеле в поисках телефона, но - увы! - тот был разряжен. Так вот почему до сих пор не звонила мама.
- Вот растяпа, - сказал бы сейчас дед. В глубине души я был с ним согласен. Нельзя жить с головой-дуршлагом, в дырки которого просыпается вся полезная информация.
Пока я всё это обдумывал, становилось холоднее. Я как мог зарывал нос в мех воротника, но он всё равно мёрз нещадно. Мороз сначала проник в рукавички, а потом, чувствуя свою безнаказанность, пробрался в шерстяные носки и принялся щипать меня за кончики пальцев. Пришлось вспомнить некоторые приёмы с уроков ритмики, чтобы дать ему хоть какой-то отпор.
Прошло ещё десять мучительных минут. Мороз разошёлся вовсю - ритмика помогала слабо. Я попытался исполнить греческий танец сиртаки, который моя сестра Ритка целый месяц разучивала для выступления. Греция - тёплая страна, значит, и танец должен согревать лучше любой ритмики, рассудил я, брыкая ногами, как горный козёл. Не знаю, был ли мой танец хоть отдалённо похож на сиртаки, но я согрелся. Правда, ненадолго. Уже через пять минут мороз накинулся на меня с новой силой. "Я тебе сейчас покажу сиртаки", - возмущался он. А автобуса всё не было. Я уже подумывал вернуться в школу и заночевать там в обнимку с неправильными глаголами, как вдруг...
Лес чуточку всколыхнулся, словно от дуновения ветра, и всё стихло на миг. А потом фары одного из старых троллейбусов ожили, а сам он заскрежетал, как несмазанная телега. Я немедленно почувствовал себя героем фильма ужасов. Троллейбус, издавая жуткие грохочущие звуки, неспеша направился к выходу из депо. Его длинные рога цеплялись за провода, как щупальца гигантского осьминога. Я прирос к земле.
Троллейбус вышел за пределы депо и направился прямо к моей остановке.
Поравнявшись со мной, он, как и положено, затормозил. Тут я почему-то отметил, что он когда-то был ярко-красным. Теперь же краска изрядно облупилась, и он весь был покрыт ржавчиной. Дверь с визгом и свистом сложилась в гармошку. Я заглянул внутрь с тем головокружительным чувством, с которым заглядывают в зияющую пропасть.
За рулём сидел тролль.
Я разинул рот. Протёр глаза, как и положено. Тролль не исчез. Я даже почти не удивился. Что-что, а галлюцинациями я не страдаю. Сидит, значит, за рулём и машет нетерпеливо - заходи, мол, скорее. Ну я и зашёл. Коленки у меня подогнулись, и я рухнул на переднее сиденье. Тролль обернулся, обхватил себя ручонками и смешно затрясся. Потом перестал и вопросительно взглянул на меня. Я понял. Это он хотел узнать, замёрз ли я. Я утвердительно кивнул. Ободряюще улыбнувшись, он поспешно отвернулся к рулю, и троллейбус тронулся.
Я во все глаза рассматривал водителя. Тролль был зелёный, как и положено троллям, и у него были огромные голубые глаза. Наверное, больше, чем фары у троллейбуса. Уши торчком, волосатые такие. Нос картошечного типа, как у нашего соседа-боксёра. Шмыгает им периодически, словно и сам замёрз. Сам худенький, юркий такой, а лапы огромные - не лапы, а лапищи. Как две дедовы лопаты. Ногами до педалей он не достаёт, но смекалка у него что надо - к одной ноге он щётку привязал, к другой - совок. А хвостом кнопочки всякие нажимает. Ловкач, да и только! Увидел, что я на него смотрю, и подмигивает.
А потом какую-то кнопочку нажал, и салон затопило музыкой. Это было так неожиданно, и так... потрясающе. Такой музыки я ещё никогда не слышал. Какая-то она была нездешняя. Я слушал зачарованно. Сначала была только музыка, а потом запели. Не по-нашенски. Но и не по-английски. Я б узнал. А тролль начал подпевать. И тут я догадался, что это на его языке поют.
Никогда я не забуду той поездки. Мы мчались по ночному заиндевелому городу, а над нами висели звёзды - их были миллиарды, больше, чем дел у всех наших жителей вместе взятых. И они качались в такт музыке. А вокруг сияли огни. Там люди ужинали и разговаривали. И делали уроки. И читали книги и газеты. И играли с собакой. И там мой папа чинил радиоприёмник. А Ритка учила новый танец. А дед смотрел футбол. А бабушка шила Ритке костюм. И там моя мама ждала меня домой. И волновалась.
А я не узнавал родной город, но мчался сквозь миры и пространства прямо к ней в объятия. И вёз меня самый настоящий тролль. Только адрес мой он не знал. Я согрел палец тёплым дыханием и нарисовал свой дом. И телевышку рядом с ним. Потом тихонько встал с сиденья и похлопал тролля по плечу. Тот приглушил музыку и обернулся. Я показал ему на рисунок. Тот внимательно глянул на него и кивнул. И сделал музыку погромче.
Я снова сел на сиденье. От него приятно пахло кожей. И хрустело оно очень здорово. Кажется, я задремал на нём.
Я проснулся, когда троллейбус плавно замедлил ход. Мы остановились прямо перед моим домом. Я узнал очертания телебашни вдали.
Соскочив с сиденья, я обнял тролля и сбежал вниз по ступенькам. В окне кухни горел свет. Мама стояла у занавески, и у неё было тревожное лицо.
Двери с шумом и скрежетом затворились у меня за спиной. Я обернулся и в последний раз помахал троллю рукой.
Через год старые троллейбусы отправили на металлолом. И троллейбусного депо не стало. И леса больше не было. На их месте выросли неприступные многоэтажки. Целая сотня, не меньше.
Я по-прежнему учился в специализированной школе с углубленным изучением иностранных языков. И остановка по-прежнему называлась "Тролл.депо". Только теперь я старался изо всех сил починить свою голову-дуршлаг и запомнить как можно больше иностранных слов. Жаль, что мне так и не удалось найти учебник тролльского языка.
***
Прошло много лет, и я вырос. Я стал переводчиком и почти забыл эту историю. Но вот однажды, где-то в другой стране, я услышал ту самую мелодию. Её играл уличный музыкант, а его маленькая дочка тоненьким голоском пела те самые слова. Тогда я уже был опытным переводчиком, чтобы понять их. Она пела о лесах, озёрах и горах, о красоте нашей планеты, которую мы частенько не замечаем. О том, как быстро растут огромные города и как сложно маленькому семечку пробиться к свету, если его не поливать. Я стоял и плакал, а потом спросил у музыкантов, кто автор этой песни. Девочка застенчиво опустила глаза, а её папа сказал, что она спела её, однажды вернувшись из школы позже, чем обычно. Я спросил, есть ли в этом городе троллейбусное депо, и отец показал мне дорогу. Как я и предполагал, за парком был огромный нетронутый лес. Я долго стоял у забора, как вдруг мне показалось... нет, точно - два больших голубых глаза мелькнули среди деревьев.
![[]](/img/h/haljapina_e_a/dweskazki/trolx2.png)