Ханжин Андрей Владимирович : другие произведения.

Адем

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


АДЕМ

   "Есть вещи известные и неизвестные - знакомые и незнакомые, а между ними двери - это мы. Мы говорим вам, что у вас есть не только душа, но и чувства. Ад может показаться куда более пленительным, чем рай. Вам нужно искать вторую половину своего "я".
  
  
   Джим Моррисон
  
  
  
  
   "Я привык к тому, что всю жизнь мне везло
   Но я поставил на двойку, а выпал зеро.
   И вот самоубийца берется за перо
   И пишет..."
  
  
   Майк Науменко
  
  
  
  
  
  
  
   for my friend - Dm. Feinstein
  
   ... and for my woman OXANA
   ... and for my coach M.N.B.
  
  
   На улицах всегда идет война,
   Дождь моросит, в подъезде кто-то курит,
   Болтается фонарь, глядит луна,
   Как ослепленный живописью Врубель.
  
   Дорожный блюз под струны тянет Чиж,
   Заваривает кактус Кастанеда.
   Ни для чего весомых нет причин...
   Куда же, черт, отсюда я уеду!
  
   Дождь моросит по девичьим щекам,
   По плитке пешеходного Арбата,
   По тополиным выцветшим листкам,
   По стеклам телефона-автомата.
  
   Дождь моросит по прошлому, по дням,
   Откуда нас подняли под гитару,
   По прожитым вчера календарям,
   По пройденным сегодня тротуарам.
  
   Наелась жизнь, напились бунтари
   С одеколоном смешанного мака.
   Прервалось что-то тонкое внутри,
   Похожее на нити Зодиака...
  
   Осталось что-то бСльное, как дым
   Магической воды Ив Сен Лорана,
   Как брошенный в пустое море Крым.
   Как мелочь театрального фонтана.
  
   Дождь моросит... Оставь надежду, брат...
   Отлей на утро лирики из ампул.
   Мы, может быть, уедем в Ленинград...
   А, может быть, уедем по этапу...
  
   Дождь моросит... Так будет до конца.
   Так будет, потому что смерти нету.
   Так будет, пока руки у лица
   От ветра прикрывают сигарету.
  
   Так будет, потому что среди нас
   Никто не смог придумать новых правил.
   Никто не смог нажиться про запас.
   И, уходя, дожди друзьям оставил...
  
  
  
   "He enters stage:
   Blood boots. Killer storm.
   Fool's gold. God is a heaven.
   Where is she?"
  
   (Jim Morrison)
  

Верка. (belief)

  
   Я хотел убежать. Хотел скрыться, спрятаться, раствориться, исчезнуть... не быть. Цепляясь за клочья мучающих меня кошмаров, я соглашался оставаться в этом бреду вечно, только бы не возвращаться назад, сюда, в безумную и бессмысленную реальность, которая ничем не уступала моим ночным видениям, за исключением действительного ощущения боли. Той боли, которая преследует меня последние годы, уничтожая разум и выжигая сердце.
   Страшнее всего утром, когда открываются глаза. Хрупкая иллюзорная скорлупа лопается, трещит и распадается, ее ошметки валятся на пол, засыпанный сигаретным пеплом, и реальный мир подступает ко мне вплотную. Все. Ночной сеанс окончен. Городская среда поглощает меня. День начинается, и мне нужно снова искать орудие его убийства.
   Предметы и явления, все сразу, становятся активными деталями жизненного процесса: окно вталкивает в уши изуверский лейтмотив шевелящейся улицы, неистово гудят автомобили, в песочнице визжат соседские дети, что-то грохочет, на проводах, раскачиваясь, чирикают воробьи, хлопки, скрипы, полумат и безмятежное синее небо, и мокрая истерика воды из крана. Я умываюсь, подставляя лицо под тепленькую струйку, полоскаю рот, случайно глотаю воду и чувствую, как водопроводная жидкость просачивается в меня и, превращаясь в какую-то гадость, растекается, рассасывается по всему организму. Что ж, состояние души, адекватное окружающей действительности, достигнуто. Осталось одеться, и...
   Все остальное - по схеме, не изменяющейся вот уже чуть более семисот дней: два квартала пешком, два стакана вонючего туркменского портвейна, сорок минут до центра на метро, стрелка, ругань, ложь, грязь, обвинения, объяснения, разбитые руки, вино, мат, водка, пьянющие существа без возраста и пола, карты, заплетающиеся вопли о вчерашнем футбольном матче, скомканные деньги, наркота, папиросы, кайф, такси домой, кровать, кошмары - самое счастливое время.
   Уже на выходе, у самой двери меня окрикивает телефон. Резкие, раздражающие гудки. Я научился различать интонацию телефонных гудков: иногда они маняще шепчут, зовут, иногда угрожают или объясняются в любви, или плачут. Сейчас они поучают - наверное, звонит мать. Я уже у выхода и никогда не подхожу к телефону от двери. Никогда не возвращаюсь.

I

   Я должен был обмануть ее, как всякого постороннего взрослого человека, задающего бессодержательные вопросы. Вопросы, на которые я знал ответы, но не в силах был произнести их даже в самом себе. Попадая в категорию людей, панически боящихся остаться наедине с собой, чтоб не услышать занудный голос совести, я искал общества таких же нравственных уродов, каким являлся сам. И чем большим по числу было сборище этих получеловеков, тем комфортнее были внутренние ощущения. Удовлетворение низостью. Особенно близки мне полуидиоты, позиционирующие себя в качестве непризнанных гениев. Они фанатично исповедуют свою исключительность с наивностью кретинов и позволяют себе, в следствие этой убежденности, совершать самые неслыханные мерзости, совершенно не оправдываясь в них, принимая их как обязательное свойство своей паскудной натуры. Это мои приятели и подруги, братья и сестры.
  
   Но она, моя случайная знакомая, совсем другая. Я вижу. Она соткана из человеческой ткани, она смотрит человеческим взглядом, и мне страшно от ее человеческих вопросов. Отсутствует привычка общения с живыми существами. Я не верю в живых. Поэтому вынужден врать, не ей, себе, иначе все то, чем я оправдываю свое бытие, потеряет мистическую значимость, обрушится, и мне придется остаться один на один с тем миром, от которого я бежал все эти годы.
  
   Черт! Зачем я помог ей? Почему не прошел мимо... Все из-за этого идиотского чувства собственного превосходства. Да, конечно, если ты мужчина и видишь, как женщина нуждается в немедленной помощи... и только потому, что мужчина... Мне было жаль ее? Нет! Мне наплевать на все страдания всех людей Земли вместе взятых. Тогда почему? Она мне нравится, как женщина? Нет. А так: она женщина вообще, а мне нравятся все женщины именно потому, что они женщины. И я подсознательно хотел понравиться ей, чтобы хоть чем-то оправдать свое никчемное пребывание на этом вращающемся клочке Вселенной. Что ж - оправдано. Но зачем она задает вопросы, зачем...
  
   Она уже совсем не боится. И кажется, что там, в арбатской подворотне, десять минут назад два бухих жлоба - гастарбайтера волокли в ближайший парадняк на предмет изнасилования абсолютно другую девушку.
   Губы уже не дорожат, и страх быстро уступил место восхищенному воображению. Ей лет 19, и у нее, конечно, интеллигентный папа и все понимающая мама, и она обязательно учится где-нибудь чему-то особенно доброму, умному, чистому, нужному людям... Я - герой ее только что начавшегося романа. Весьма затерто, но тем не менее... Бледно-розовые губы движутся, придавая звукам форму, и мне нравится ее голос. Только зачем она задает вопросы... И эти невинные откровения...
  
   - Знаешь, я часто попадаю в какие-то необъяснимые ситуации. Но вот так впервые! И если бы не вы... ты... можно на ты? - она ищет в моих глазах согласие - можно?.. - почти шепотом.
  
   Молчу. Мне кажется, она не так проста.
  
   - Как-то раз в университете мне предложили переспать с деканом нашего факультета. Говорили, что он обращал на меня какое-то особенное внимание... А у трех парней с нашего курса были сессионные проблемы... Я отказалась. Теперь меня все ненавидят, считают предательницей. Да, теперь это ничего не стоит, многие так делают, чтобы просто дали списать, но я не могу. Ты не слушаешь меня? Да, прости... Я говорю об этом только потому, что... ну, из-за тех парней... Мне очень страшно было... подумаю, что бы они со мной сделали... Странно, да, я очень благодарна тебе! Почему ты это сделал? Не прошел мимо? Хотя, прости, такие вопросы не задают мужчинам. Такое ощущение, что я уже очень давно тебя знаю. Так легко говорить... Или это вино? Что я выпила?
  
   (Змея. Несомненно.)
   - Самый дешевый алкогольный напиток из ассортимента ближайшей лавки - портвейн "Розовый", рупь сорок семь, емкостью ноль восемь.
  
   - Это самое дорогое вино, которое я пила в своей жизни...
   Она опустила глаза. Что это... Трогательная искательница Ланселотов или начинающая авантюристка в практических репетициях на уличных подмостках? Черт ее разберет. Скорее - и то, и другое, только в период становления.
  
   Разумеется, мы стояли в гаденьком кафе, куда рано или поздно должна была заявиться компания моих припадочных приятелей... Как тогда поведут себя эти глазки?
  
   - Даже не спросила, как тебя зовут... Меня - Вера.
  
   Она протянула левую руку через стол. На ладони лежала маленькая смешная куколка с крошечной вышивкой на платьице: "Вера".
  
   - Это я. Похожа?
  
   Никогда не мог себе представить, о чем шепчутся девчонки, играя в куклы. Поэтому или по какой-то другой причине захотелось нахамить, не ей, кукле, но чтобы больно стало именно ей. Ситуацию спасла местная бабушка.
  
   - Сынок, я бутылочку заберу?
  
  
   Что-то трещало и курочилось в моей изуродованной башке, с шипением плавились клеммы, а из темечка валил невидимый, но очень едкий дым. Захотелось выколоть себе глаза, чтобы не выдать равнодушия к маленькой катастрофе, устроенной этой маленькой девушкой. Ведь, по ее мнению, что-то должен был почувствовать человек, допущенный в сокровенные тайны другого. "Это я". Одно лишь раздражение, а за ним - равнодушие, испугавшее даже меня. Уже не хотелось эпатажного появления приятелей, хотелось немедленного самоуничтожения. Я взял куклу, приподнял лоскуток материи, изображавшей платье, надел черные очки, раздвинул тряпичные ноги...
  
   - Не похожа.
  
   На Веру смотреть уже не хотелось.

  
  
  
  
   "Каждый раз, когда мы читаем книгу,
   она меняется, слова приобретают иную
   коннотацию.
  
   Любая книга адресована персонально
   каждому из читателей. Это дает бесконечное
   число возможных прочтений.
  
   В каждой книге содержится антикнига.
   То, что человек пишет, должно выходить за
   рамки его намерений. Именно в этом
   таинственность литературы. Поэтому было
   бы неверно говорить о неудачных произведениях.
  
   Читательских типов столько же, сколько
   вообще на свете читателей".
  
  
   Борхес
  
  
  
  

II

  
  
   Ганя добрый, Ганя умный, Ганя еврей. Мне нравятся евреи, ответственно осознающие себя старшими братьями по отношению к роду человеческому, к его культуре. Совершенно не имеет значения, уживчивые они или скандальные, активные или инертные, хитрые или доверчивые. Это особые люди, с особой, только им присущей природой. Только в таком контексте они воспринимаются безболезненно. Я встречал евреев-музыкантов, евреев-руководителей, евреев-торгашей, евреев-преступников, и ни один из них не разочаровал меня. Разговор-судьба, поступок-история, подарок-значение.
   У Гани я отдыхаю, расслабляюсь, молчу и все понимаю. У него я не думаю о космической кучке мусора под названием "Земля". Его квартира - единственное место, где я не взвинчиваюсь от звонков и не посматриваю в окна на звуки тормозящих внизу машин. Мы дружим давно... разные люди... Разное было. Но мне очень дорого то, что есть здесь и сейчас, и, пожалуй, это единственное место, которому я не пожелал бы никаких перемен. Есть вещи, которые не должны меняться. Тихий приют обездушенного тела. No напряжения.
  
   Утро. Никуда не хочется идти. Не обязательно же за кем-то гнаться, от кого-то скрываться, вливать и вкалывать в себя что-то, чтобы сделать собственную жизнь еще на один день короче. Ганя говорит, что я могу никуда не уходить - он свободен. У него есть длинные одесские папиросы и чудесное сухое светлое вино.
   Ганя поэт, Ганя эстет, он весьма деликатен. Я знаю, что он берег эту бутылку исключительно для нашей встречи, и понимание таких деталей в самой их сути, сама способность к такому, пусть и выборочному, восприятию, еще удерживает на мне все уменьшающиеся признаки человека... Его рука проливает в тонконогое стекло расплавленный янтарь. Прошу прочесть его последние стихи. В нем нет кокетства, все очень просто.
   Мягкая трава, бархатный шлем на голове спившегося Зигфрида. Маньчжурские растения проскальзывают сквозь глаза и уши, слух чрезмерно обостряется и, расширяя фантастический диапазон, ловит одновременные аккорды, доныне несовместимые. Музыка общего мира, Штокхаузен управляет звуком, сидя верхом на луне. Шива смотрит моими глазами. И где-то далеко, в созвездии декабрьского козерога, читаются стихи...
  
   А что остается мне? Только лишь молиться.
   За зайчиков на стене говорить спасибо,
   Просить не забыть, что есть тут милые лица,
   И сделать, чтоб стали взаправду они красивы.
  
   Молиться за то, чтоб сказанное не гибло,
   И чтоб не рождалась злость от амбре отходов,
   Чтоб видеть, хотя б иногда, флаг в руках у гида,
   И видеть, хотя б иногда, флаг на месте брода.
  
   Пес улиц спит. Я не хочу ни о чем думать, ни в чем разбираться... Я пропускаю музыку без изменений, без искажений, без навязчивого внутреннего цензора. Пусть подсознание само подпитывает клетки отдыхающего мозга. Пусть все слышимое ляжет так, как я сейчас способен воспринять, без личностей, без плоти, без анализа...
  
   А звездное небо, нет ли - различья нету.
   Ведь это одна лишь видимость - тучки-злючки...
   Торопимся жить? Да нет. Изменяем небу.
   Задоринки да сучки называем "лучики".
  
   Просить, чтоб простил... а впрочем, ты сам все знаешь.
   Прости за прости - глупее, чем бой за битву.
   Плевок, как и поцелуй, ничего не значат,
   Когда позабыл поднять флаг повыше гид твой.
  
   Струя сладкого дыма повисает, как добрый дракон... Где-то еще дальше, за стенами неведомых нам измерений, звучит фортепьяно, детские руки на клавишах... голос... сольфеджио в Колизее...
  
   Иль я, подустав быть зрячим, уснул в потемках,
   Надеясь увидеть будущее в потомках,
   Надеясь, что хоть для кого-то не будет поздно
   Тебя сквозь меня хоть раз воспринять серьезно.
  
   Мутный солнечный луч падает между нами, как нож затупившейся гильотины. Непротивление. Голос уплывает, снова возвращается, садится на руки, и я кормлю им моих диких голодных ангелов.
  
   День.
  
   Глаза затянулись пленками с розовыми прожилками. Пол принимает форму моего тела, я не хочу переползать на диван, я обложен подушками... Слова...
  
   - Знаю, ты пытаешься убедить себя, что изменяешься, разлагаешься, гибнешь, но здесь ты такой же, как много-много лет назад когда мы встретились впервые.
  
   - Это оттого, что ты не меняешься. Хотя ты увеличиваешься, и мне уже трудно схватить тебя взглядом, все же форма остается неизменной.
  
   - Если бы я не знал тебя, то не хотел бы встретиться с тобой где-нибудь на улице, случайно...
   - В Москве слишком много улиц, и все они для тебя, брат, но нет ни одной, где мы могли бы встретиться случайно.
  
  
   Знаю его. Жду, когда он невзначай заговорит о том, что такое любовь и как она бывает несчастна, ведь она - живое существо... Нет, он не хнычет о неверных женщинах, не пускает слюни, не сопливит, а именно говорит о том чувстве, которое ему дается так просто, как дыхание, а мне кажется недоступным. Он пытается научить меня видеть мир любовью... Попытка Будды просветлить куски угля, упорство Колумба - там есть живое!.. Я сочувствую ему, но это меня не трогает, хотя и не напрягает. Просто слова. И когда я слышу слово "любовь", я представляю себе несколько мгновений через край рванувшей жизни, а дальше ничего нет, смерть и легенда. Как Лермонтов, как Моррисон, как Мэнсон, как Христос. Ганя неточно читает мысли.
  
  
   - Помнишь, Ольга Птица называла это свободной любовью, настаивая на слове "любовь". Я же подразумевал акцент на слове "свобода" и, конечно, не хотел такой свободы, не понимал или не принимал слишком буквально, переживал очень. Породил в себе кучу комплексов, хотя ведь каждый из нас знает, что лучшая любовь - мгновенная и без продолжения. Я не там, вернее, не так искал своего Бога, думая, что он - в женщине. Оказалось - за ней. Нужно пройти сквозь женщину, чтобы коснуться его ступней. Но я все еще помню эту Птицу...
  
   Он умолк, ожидая ответных слов. Наше постижение предмета "любовь" всегда имело форму диалога. Каждый говорил о своем, что думал: он - о понимании, я - об отсутствии понимания. Так мы обходили опасные зоны единомыслия, в которых часто рождается взаимная неприязнь.
  
   Тяжелый серебристый дым стелется под нами по ковру, превращая тканный узор в иллюзорный рельеф, синие нити - в реки, желтые ромбы - в пустынные мексиканские плато, и еще - колышущиеся зеленые леса, темные глубины океанов, и над всем, свыше - серебряные облака... Я становлюсь ветром... издевка над собой... Улыбка. Я снова кусок мяса, рассуждающий о тонкостях человеческой гастрономии.
  
   - Ганя, я не хочу знать о том, последствия каких химических процессов атакуют мой мозг или нервную систему, когда тело заболевает любовью. Наверное, можно составить целый ряд научных формулировок, при том, что каждая из них скорее опровергнет, чем продолжит предыдущую. Таким образом, можно вывести академическую формулу полового влечения, но не любви. Секс - не любовь. Чувство долга и ответственности - не любовь. У гимназисток "замирает в груди"... Бред. Что же - любовь? Ответа нет. Ответ есть. Здесь, сейчас можно сформулировать ответ, и он будет истинным, и тут же утратит свой смысл. Давай убьем ее еще раз. Любовь - это один из видов человеческого творчества, которое само по себе не вписывается в традиционно примитивные понятия искусства. Это врожденная способность. Талант. И у кого-то он есть и развивается, а у кого-то отсутствует напрочь. Это не видовая, а индивидуальная способность. Как поэзия - либо ты поэт, либо директор мясокомбината. Либо воин - либо официант. И дело не в том, любишь ты сейчас или нет, и даже не в том, кто эта женщина. Сначала идея! Потом образ, потом форма. Работаешь, как вербовщик: сначала четко и максимально конкретно представляешь себе замысел, искомое, все мельчайшие детали, даже - какой у нее голос, походка, любимая еда, соски какого цвета!.. И - находишь. Или не находишь. Смотря какой ты пес.
  
   Ганя принес яблоко и положил его рядом со мной.
  
   - Нет, Ганя, нет, я уверен, что они договорились между собой. Ветхий Завет утверждает, что они были первыми, а значит, не имели никакого выбора. Там, в этом "саду", уже до них одновременно существовали и Бог, и Змей - и Рай, и Ад. И сотворенные Господом были никем, у них не было даже имен... И скажи мне, Ганя, зачем расчетливому мастеру класть в доме печь, если он никогда не собирается ее топить? Зачем Ад, если некому туда спускаться? Идея обрела форму именно в тот момент, когда пустилась на поиски содержания. В том-то и суть, что изначально есть вещи, от которых мы не в состоянии отказаться. И даже если стальные аскеты отрешаются от всего земного, они и в этом случае приобретают нечто, от чего не могут отказаться. Разницы между пустынником и содержателем борделя не существует. Они оба подчиняются собственным навязчивым фантазиям. Заметь, Господь не создавал миллион женщин - поштучно на каждый грех. Хватило одной Евы! На все. Достаточно было обрести жизнь. Здесь все вместе - АДЕМ. Вот скажи мне - это яблоко кислое или сладкое?
  
   - Сладкое. У меня их полная сетка, и все, которые я пробовал, оказались сладкими. А ты что, влюбился...
  
   Я взял яблоко и надкусил.
  
   - Знаешь, чего не хватает таким людям, как я? Веры. Убежденного самообмана. Веры нет, но Верка, кажется, появилась...
   Яблоко оказалось кислым.
  
   Вечер.
  
   Рухнуло спокойствие и вневременность Ганькиного храма. Телефонное табу больше не распространяется на меня. Мы поочередно накручиваем диск в поисках университетских знакомых и знакомых их знакомых. Мы разыскиваем девушку по имени Вера. Я ищу девушку по имени Вера. Упорство одержимого. Мне нужна Вера. Я думал, что это так просто - взять и найти Веру.
  
   - Алло...
  
   А вдруг это не она...

III

  
  
  
  
  
   Она живет у меня уже две недели.
  
  
  
  

  
  
  
  
   Бодлер: "Я культивировал свою истерию,
   Испытывая при этом страх и наслаждение.
   Нынче 23 января 1862 года, до меня донеслось
   странное предостережение, я почувствовал, как
   на меня повеяло дыханием слабоумия".
  
  
   Из письма Надара к Мане: "Бодлер неистово
   требует вас. От чего вас не было сегодня с нами
   и с ним? Вы исправите это в следующую пятницу?
   Ему так не хватает вас, и я был просто потрясен,
   когда отправившись искать его, услышал его крики,
   Доносящиеся из глубины сада: "Мане! Мане!"
   Это заменило ему "Проклятье".
  
  
  
  

IV

  
  
   Пришлось перевернуть кучу разнообразного квартирного хлама, прежде чем мне удалось отыскать нужное письмо. Да, я не ошибся: пришло время встречать Душмана.
   Когда-то я говорил, что приеду за ним, но это было не более, чем вежливое прощание. Скорее всего, он и сам не очень-то хотел, чтобы его встречали. Это было тогда, когда до освобождения ему оставалось еще более трех лет - все казалось далеким, призрачным, существующим где-то вовне... Послезавтра у Душмана заканчивается срок. И мог ли я представить, что он так понадобится именно в это время, именно в этом состоянии души! Когда впившаяся в сердце девушка сумела выволочь из него такую пустоту, что знай я об этой пропасти, не заполненной ничем, до нее... Нет во всем мире столько грязи, чтобы утрамбовать ей пространство, нуждающееся в мизерной, всего-то, крупице убежденности в своем деле.
   Эта хитрая Верочка... Что она сделала со мной за какие-то две короткие недели! Я был счастлив, верил в безысходность, методично истреблял себя, делал все возможное, чтобы встретиться в Куртом Кобэйном после скорой уже смерти... Потом я встретил ее. Какая-то дешевая оперетка - самоликвидация на ее глазах. И я вовремя вспомнил о Душмане.
  
   "Стой! Запретная зона".
  
  
   Русские лагеря всегда стояли на гиблых местах. Это действующие модели преисподней. Вся шныряющая в зоне гравитации нечисть собирается внутри лагерных периметров и начинает методично, без перерывов вращать дробильные жернова. Кто сказал, что человеческие души нематериальны? Бесчисленные тома подшитых душ стоят рядами, ожидая своего часа, в архивах и спецхранах. Одно неверное движение, попадание в фокус - и ты уже воскрешен, извлечен из пыли и праха и приспособлен к общему ходу истории мгновенным мотыльком. И для чего еще нужны мотыльки, трепещущие у тусклых уличных ламп, как не услаждать взор старых грустных дьяволов, расставляющих фигуры на парковой скамье... А ты уже привлечен к бесконечному процессу дробления, снова разложен на молекулы, и твоя запротоколированная душонка опять упаковывается в небытие. До следующего Апокалипсиса.
  
   Загудел заунывный электрический замок, и Фабрика Общего Блага отхаркнула свое очередное изделие.
  
   Он почти не изменился - те же узкие щели раскосых глаз издевательски посмеивались над напыщенным миром. Круглое, как сковорода, и изъеденное оспой лицо. Вдребезги разбитые и окаменевшие кулаки. Пермяк.
  
   - Душман!
  
   Быстрый поворот головы, колени чуть согнуты, солнце впивается точно в зрачки, глаза исчезают. Я посигналил. Осторожной лисьей походкой подошел он к моей машине, нагнулся, провел рукой по стеклу...
  
   - Хорошая тачка...
  
   Я почувствовал его волнение, но напряжение все-таки спало. Все же он был рад.
  
   - Хорошая тачка.
  
   - Это не моя. У меня нет машины, да и вожу я плохо.
  
   - Все равно: хорошая тачка.
  
   Первые минуты вовне. О том, что сейчас, в эти секунды творится с ним, не узнает никто и никогда, и сам он со временем, и даже очень скоро, утратит это ощущение первого сердцебиения свободы, свыкнется, замажется, впишется во всеобщий коллаж, но сейчас он истинно счастлив! Как придурок. Мгновения давно утраченного детства. Флэшбэк.
  
   Снова скрежещет электрический замок. Из Капкана выскакивают Пружины - выходит смена контролеров. Проходя, они вполглаза разглядывают меня. Кто-то из "стариков" просит на водку. Я даю. Завтра в зоне узнают, что Душмана встречали.
  
  
  
   Машина несется по трассе со скоростью, на которую я способен, чтобы не потерять управление. Душман чувствует мою водительскую неуверенность, но молчит. Мне же, в общем, не очень жаль ни себя, ни его.
  
  
   В город заезжать не будем. На трассе заночуем, я тут мотель один проезжал... К вечеру там полно шлюх, так что какая-нибудь машка освободит тебя от длительного воздержания. Резинки вон там, в бардачке.
  
   - Да все нормально.
  
   Стремная белобрысая девица с чересчур подвижными глазами провозилась с Душманом минут сорок. Причем, когда они выползли из комнаты, я не заметил, чтобы она посещала туалетную кабину, в конце коридора. Десять баксов она уже получила, и теперь рассчитывала ну хотя бы еще грамм на сто водки. Я отдал ей недопитую бутылку.
  
   - Все, девочка, спасибо, отваливай...
  
   Она поднялась, кривляясь, и становясь еще безобразнее... Да, тоскливо быть дешевой шлюхой на федеральной трассе... Примерно так же тоскливо, как маленькому чиновнику-карьеристу в министерстве, где все приличные вакансии уже розданы еще не рожденным детям руководителей.
  
   - Господа, если что - я принимаю в баре!
  
  
   Глаз у Душмана нет.
  
   - Я не спрашиваю, чем ты занимаешься, но если ты приперся за девятьсот километров, чтобы встретить меня, значит, именно я тебе понадобился, именно я, а не просто подельник... А я - специалист в весьма узкой , браток, области...
  
   - Потом поговорим.
  
   - Неудачная халабуда, да? Слишком тоненькие стены и чересчур ушастые бабы. Давай поспим...
  
  
   На трассе чувствовалось приближение Москвы. Километров за сто уже становилось ясно, что вся местная деятельность сориентирована на столицу, а жизнь держится за счет одной лишь дороги, как в древности, когда люди селились и основывали города на торговых путях, не зная еще, что человеческие потребности могут быть столь разнообразны и за что ни возьмись - все людям нужно, а не только шашлыки, пиво, бляди и пункты обмена валют "по Курсу выше московского".
   Карфаген, который должен быть разрушен, давил своей безумной энергетикой провинциальных искателей миражей. Казалось, что духовные самоубийцы стекаются в Москву со всей Необъятной и Малыя, и Белыя России для того, чтобы символически покончить с собой именно здесь, будто исполнить некий проклятый ритуал... так манит! так манит! Впрочем, я в этом городе только заряжался. Обладая необъяснимым влечением к городам с десятимиллионным и более населением, я физически не переносил уездных городишек с таким же уездным мировоззрением их жителей. Даже в самом захолустном московском кривом переулке мне передавался размах всего творения, и чувство причастности к Величию Города уравнивало меня в себе с Ивановской колокольней.
   Душман сидел, вдавившись в кресло. Ему, блудному пасынку уральских елок, было слишком мало Сибири и чересчур много Москвы. Но это пройдет. Мой город пережует и индийского факира, и недоучку пермяцких старух-куток.
   Все. Мы охвачены каменными метастазами, мы плывем по капиллярам переулков, мы тащимся по жилам проспектов и видим коронарные отростки предынфарктного бурого сердца - Кремля.

V

  
  
   По меркам классической психиатрии, Душман являлся образцово-показательным шизофреником с навязчивой маниакальной идеей физического истребления всех возможных богопротивных сект и целых религий. Причем, критерием "богопротивности" служили его собственные, неведомо на чем основанные, убеждения.
   До своей судимости он гонялся за главой "Белого братства" Кривоноговым, и в этой погоне добрался до Киева, где последний небезуспешно внедрял свое учение посредством бывшей комсомольской активистки Машки, ставшей неожиданно вторым воплощением Спасителя - Марией Дэви Христос, совмещавшей по ходу служения обязанности и мессии, и любовницы Кривоногова - "последнего пророка СССР".
   Там-то, в Матери Городов Русских, Душман и засветился. Его взяли еще советские комитетчики, правды не добились и свезли в психушку, где у него хватило ума ни разу не перекреститься. В конце концов его признали вменяемым и не нуждающимся в принудительном лечении, но на всякий случай отмерили пять годков строгого режима - за ношение холодного оружия и хранение наркотических средств.
   В лагере Душман времени не терял, а повышал свои моральные и физические характеристики, и заодно разработал некий синтез оккультизма с боксом, на чем завернулся уже окончательно, хотя и не без самоиронии - тоже, я думаю, защитной техники.
   Но все же он оставался прирожденным охотником на ведьм. Его не интересовали ряженые чертопоклонники, удовлетворявшие на своих сатанинских мессах собственные сексуальные и садистические наклонности. Все подобное Душман считал ширмой, отводным маневром для действительных обладателей силы, которые, по его мнению, сейчас отрабатывают приемы и оттачивают мастерство на "сектантском мясе", а завтра предложат свои услуги в качестве экономических консультантов, политических технологов и деятелей церкви - то есть, окажутся теоретиками государственного управления.
   В этом смысле Кривоногов являлся для него знаковой фигурой. Сотрудничая с госбезопасностью в сфере психологической обработки масс и наработавший достаточное количество идей для Пятого управления, Кривоногов оказался не у дел, когда "руководящая и направляющая" была отменена. Тогда-то и появилось "Белое братство" - с публичными самосожжениями, с убийствами младенцев, с шествиями фанатиков в балахонах - со всеми атрибутами сатанинской секты. Нет сомнений, Кривоногов - балаганщик, пусть и кровавый, но балаганщик, уловивший тенденцию внедрения сатанистов во власть, поймавший формулу: за кем толпа - за тем и сила И научившийся формировать эту самую толпу. И я не сомневался: если бы Душман добрался до Кривоногова, он умертвил бы его показательно.
  
   Все, что он рассказывал мне об этом "братстве", практически не усваивалось моими разжиженными мозгами. Все было в виде каких-то лагерных баек, "жила-была", конечно - газеты, TV, но все это на уровне поклонников средств массовой информации, сжирающих все без разбора... И мне, очень далекому от всего этого религиозно-политического комбикорма, так не хотелось получить несварение левого полушария мозга, что я обо всем забыл, как только вырвался на свободу. Потом - семьсот дней безумия... Курт Кобэйн, Сид Вишес и Джим Моррисон были уже почти рядом... И вдруг - появилась Вера.
  
   Неправильно было бы думать, что Вера разбудила во мне нечто такое, что повлекло бы за собой мучительные изменения моей личности. Путь самоуничтожения -вполне достойный путь в нашем мире, где больше нет места ни для возвеличения, ни для подвига, ни для жалобы, ни для раскаяния. И только совсем уж наивные люди могут верить, что борьба идет за какие-то догматы, а не за доходы.
   Личная война Душмана имеет значение только для него. И он счастлив в ней. Для всех остальных - это бред. Для меня это тоже бред. Но я нашел в себе... или Она нашла во мне такую пустоту, которая оказалась больше всего вместе взятого во мне занятого, даже больше самоубийства, даже больше тщеславия...
   Как буйно помешанный рыцарь находит для себя Даму сердца, к которой лично не испытывает никаких чувств, но клянется совершать для нее подвиги, потому лишь, чтобы
  
   ПРИДАТЬ СВОИМ ПОСТУПКАМ СМЫСЛ
  
   так и я принял решение найти для себя Идею сердца, в которую не обязательно верить, но которой нужно
  
   ОБЯЗАТЕЛЬНО ХРАНИТЬ ВЕРНОСТЬ.
  
   И что может быть для русского благороднее, чем стать христианским наемником и посвятить свою жизнь бессмысленной войне за Символы! Войне ради войны.
  
   - Душман, поверь, каждое слово, произнесенное вслух, либо теряет свое значение, либо подвергается испытанию свыше. Ты знаешь. Поэтому я не смогу сказать тебе всего до конца... Мне двадцать семь лет, а я еще не умер окончательно... Ни в чем я не вижу смысла, ни во что не могу поверить. Конечно, не одному мне пришла в голову мысль сдохнуть на оплеванных ступеньках пивного зала от острой сердечной недостаточности и не одному мне милостиво позволено захлебнуться блевотиной в полуобморочном алкогольном сне. И уж конечно не я первый понял, что всякие страдания переносятся легче, когда они идейно оправданы... За что я сжигаю себя?..
   За то, что однажды я что-то там рифмованно сочинил... За то, что когда-то изобразил нечто на куске мешковины и какой-то дебил сказал другим дебилам, что это необычайно талантливо... И долгое время я верил в свою исключительность, в свою избранность! Но я - никто. И ничтожество познается только в сравнении с чем-то настоящим. Это может быть какая-то мелочь... полслова, полувзгляд... и... однажды я умер. На игле. Полтора часа меня откачивали. Там, куда я попал, не было ничего... Абсолютное ничто! Смерть. Душман... эти полтора часа были лучшими минутами всей моей жизни...
   Бога, которым нас пугают, нет.
   Потом я встретил девушку, которая видит меня насквозь, таким, каков я на самом деле - тень подворотни, крыса, покорно бредущая за дудочкой Яна Андерсена. Она делает вид, что восхищается мной, но я вижу в ее блядских глазах - она обнажила меня и очень скоро начнет презирать. Черт бы с ней! Но она отняла у меня мой самообман, мое счастье. За десять дней - вот и вся сложность моего внутреннего мира. Да, я был счастлив, изображая из себя взбунтовавшуюся овцу! Я был счастлив, побираясь уличными грабежами, был свят, разыгрывая награбленное в секу, и еще - я был счастлив среди ублюдков потому, что мне хотелось верить - я не такой! И вот - все. Сеанс суицида завершился неудачей. Я такой же, как все. Татуировка избранности оказалась липкой этикеткой от бутылки пива. Что остается человеку, у которого отняли мечту...
   Придумать себе мечту, суть которой была бы не в ней самой, а в трудности ее достижения.
   Путь ради пути.
   Деньги меня не интересуют, как цель. Меня интересуют люди, которые не считают денег, которые не ограничены в средствах для достижения своих собственных целей. Меня интересуют люди, пытающиеся взорвать этот пошленький мирок изнутри, чтобы вернуть ему первоначальные ценности - абсолютное мужество и абсолютную женственность. Меня интересуют террористы. Наши террористы, русские, православные. Им нужны такие, как я. А ты должен знать, как мне найти этих людей. Вот и все
  
   Голова кружилась от опустошения... Никуда он не денется. Назовет. Говорил же, что любит Джека Лондона...

VI

  
   ...People are strange when you're a stranger,
   Faces look ugly when you're alone
   Women seem wicked when you're unwanted,
   Streets are uneven when you're down,
  
   When you're strange...
   - Где ты это откопала!? Все это сдохло вместе с ним, в июле семьдесят первого...
   - У тебя... Вот, твоей рукой написано: "DOORS".
   - Ну и... слушаешь, что полегче?
   - Что помелодичней.
   - Ну да, он самый мелодичный из всех самоубийц.
   - А где твой друг? Или ты его не встретил?
   - Встретил. И отвез к знакомому психиатру, как тему для диссертации.
   Взгляд не отпускает меня.
   - Верочка, пожалуйста, выключи этого козла!
   ...Faces come out...
   Она поднялась и мягко нажала клавишу STOP. Взгляд остался на мне. Держит.
  
   - Хочешь, чтоб я ушла? Хорошо. Я позвоню тебе вечером.
   - Ты нужна мне, очень нужна... Только не сейчас...
  
   Лифт несет ее вниз. В квартире повисает легкий аромат ее дневных духов. Указательный палец вдавливает клавишу PLAY.
   ...of the rain
   When you're strange
   No one remembers your name
   When you're strange
   When you're strange
   When you're (пауза) strange...

  
  
   "Исследования о бесах или демонах, об их князьях, дьяволе и об их темном бесовском царстве, каждый раз заново поражали и в своем роде восхищали молодую рационалистическую мысль кодифицированной глупостью тысячелетий. Пространное изыскание о рае, об его внутреннем устройстве и о месте нахождения заканчивалось меланхолической нотой: "Точных указаний о месте нахождения рая нет".
  
  

  
  
   "Святая простота!" воскликнул сжигаемый на костре чешский протестант Ян Гус, когда увидел, как набожная старушка подбрасывает хворост в медленно разгорающийся огонь".
  
  

  
  
   "Когда брали группу мучеников и предлагали им на выбор: отречься от христианства или их убьют здесь же в подвале, - то большинство из них отрекались. Но когда им предлагали отречение или смерть на арене амфитеатра, то большинство предпочитало смерть, но смерть со славой. Все дело в том, что эти мученики принадлежали к определенной психологической категории людей, которых можно найти и сейчас. Нужно только создать соответствующие условия".
  
  

  
  
   "Основной порок, лежащий в основе всей церковной системы, - это непризнание прав любой способности человеческого духа, особенно же первейшей среди них - разума; и поскольку разум не призван и не понят церковной системой, то она не может быть ничем иным, как системой презрения к людям".
  
  

  
  
   "Помимо неведения, есть еще куда более страшная причина зла - безосновательное убеждение в собственной правоте. Если человек видит добро в злом поступке другого, он лицемерит; если же он переносит это на свое поведение, то мы сталкиваемся с вершиной извращенности - субъективностью, выдающей себя за абсолют".
  
  

  
  
   "В восточном характере тесно переплетаются между собой два с первого взгляда друг другу противостоящие определения: стремление властвовать над всем и покорное подчинение любому рабству".
  
  

  
  
   "Существует две формы веры. Одна из них основывается на знании. К ней приходят путем длительных размышлений о Боге. Она рождается как бы внутри человека, и потому человек в ней тверд. Он разумен, нравственен и, следовательно, счастлив. Получив свою веру благодаря знаниям, он и защищает ее разумом, а не силой и не принуждением.
  
   Однако такая вера - редкость. Обычно люди верят в Бога по невежеству, принуждению и страху. Они трепещут при мысли о загробном воздаянии за неверие. Они страшатся обвинения в ереси и смерти... Они не проникаются любовью к ближнему, которой учит подлинная вера, но, как попугаи, повторяют непонятные им положения религии. Их жизнь протекает в постоянном страхе, следовательно, они несчастливы. Они безумны и злобны. Защищать свою веру они могут только лишь тем, чем и обрели ее, - насилием. А насилие - бич веры".
  
  

  
  
   "Только первых трех добровольцев мы действительно подготовили. Потом мы создали им необходимый ореол и, так сказать, открыли райские врата. Остальные же шли в эти врата сами. Больше того, мы даже не знали, кто именно пойдет. Кроме того, если бы мы не дали им этой возможности погибнуть с честью, славой и пользой, то большинство из них все равно кончили бы плохо".
  
  

  
  
   "О странная игра с подвижную мишенью!
   Не будучи нигде, цель может быть - везде.
   Игра, где человек охотится за тенью,
   За призраком ладьи на призрачном коне".
  
  

НАДЬКА. (hopeless)

"Человек сложнее, чем

логика его мышления".

Андре Моруа

  
  

I

  
  
   Сегодня одиннадцатое ноября - день моего рождения. Мне исполняется двадцать девять лет. Душман оправдал мой расчет: и вот уже полтора года я прохожу обучение в диверсионном центре на территории православного монастыря, расположенного в Западных Саянах, на месте старого раскольничьего скита.
  
   Военизированная христианская организация, попадающая в разряд "незаконных вооруженных формирований" и "организаций экстремистской направленности" имеет название "Псы Христовы". Так и мы, ученики, называем себя "псами", хотя наставники зовут нас "послушными братьями".
  
   Мой день начинается в пять часов утра с тридцатиминутной братской молитвы в деревянном храме Божьей Матери Покровительницы Руси. Затем следует трапеза, во время которой дурачок Антоша читает вслух какую-нибудь главу из "Жития Святых Мучеников". После трапезы начинаются практические занятия. Первые шесть месяцев они были одинаковы для всех: общая физическая подготовка, владение автоматом, пулеметом и гранатометом, тактика ведения боя. Год назад нас разбили по трем различным группам. Первая и самая многочисленная - "обыкновенные" боевики и подрывники, которые, после подготовки, будут "законсервированы" в различных российских городах - по месту жительства, или по подложным документам, - до приказа начинать активные действия. Вторая группа состояла из тех, кто после обучения должен будет внедриться в официальную Русскую Православную Церковь в качестве священнослужителей, закрепиться в своих духовных должностях, выстраивать карьеру и зарабатывать авторитет среди прихожан, чтобы в назначенное время исполнить роль вдохновителей народа, а так же выступить в роли своеобразных координаторов и руководителей для "псов" из первой группы. "Политруки" и "Лейтенанты".
   Третья группа, в которую зачислили меня, была самой малочисленной и непосредственно наше обучение проходило уже на спецтерритории, где мы видели только своих прямых наставников и главных руководителей школы. Нас готовили к светской деятельности: вербовка, сбор информации, ее хранение и передача, криптография, ведение наблюдения, контрнаблюдение, обзорная история мировых религий, основы менеджмента, история искусств.
  
   Обеденная трапеза. Снова занятия. Вечерняя трапеза. Легкая физическая разминка. Пасторские наставления. Исповедь. Лобызание образа Иосифа Волоцкого. Молитва. Сон.
  
   Так изо дня в день, кроме воскресенья - посвященного молитвам и размышлениям о подвигах наших Святых Мучеников. Соблюдение каждой минуты распорядка. Малейшее нарушение - хлеб, вода и двенадцатичасовое чтение Псалтыря на коленях в воскресный день.
  
   В нашей группе сорок человек. Мы живем в кельях по двое. Все разговоры, кроме душеспасительных, между братьями запрещены. Связь с внешним миром отсутствует полностью. Хотя нашей группе зачитывают выдержки из информационных сообщений о ключевых событиях в мире. Так мы узнали, что Ельцин ввел в Чечню войска. Комментировать эти сообщения запрещено - хлеб и вода.
  
   Мои мышцы стали твердыми, как камни. Мои мысли стали как рельсы - ровными и сходящимися на горизонте в точку. Исповедь моя откровенна. Ежедневное покаяние в собственных и посторонних грехах делает меня безоружным перед Братством. Все, что я видел, слышал, заметил и все, что мне просто показалось - тоже подлежит исповеданию. Я слежу за другими и знаю, что другие следят за мной.
  
   Здесь нет "отцов", "благочинных", "игуменов" и "патриархов". Все мы - братья. Низшая степень - Грешный Брат. И далее по восходящей: Послушный Брат, Старший Брат, Небесный Брат, Брат Христов - и все мы Его псы.
  
   Сегодня одиннадцатое ноября, а вчера на душеспасительном слове, Небесный Брат Олег сообщил мне, что сегодня я предстану перед наставниками на экзаменацию. Моя общая подготовка уже достигла определенного качества, и если я достойно выдержу экзаменацию, то буду переведен в чин Старшего Брата, после присвоения которого, как правило, пес покидает монастырские стены и начинает свое служение Братству и Христу уже в миру и согласно полученной установке.
  
   День, совпавший с днем моего рождения, настал.

II

  
  
   Подобные экзаменации, и это не было секретом, состояли из двух отделений. Сначала претендента на чин испытывали перед Общим Советом, куда приглашались некоторые ученики. Если претендент проходил первый тур, то он представал перед Советом Небесных Братьев во главе с Братом Христовым, которого никто из учеников не видел в лицо до экзамена.
   Я присутствовал на процедуре первого тура, будучи еще Грешным Братом. Тогда нас троих переводили в Послушные, и один вопрос, заданный моему келейнику, запомнился мне особенно. "Скажи, Брат, грешна ли женщина, помышляющая о муже?" Ответ понравился не только мне: "Грешна любая, НЕ помышляющая о духовном муже в образе Господа нашего". Правда, такая изворотливость речи приветствовалась лишь в том случае, если за ней стояли незыблемые убеждения, о проявлении или непроявлении которых ежевечерне докладывалось на исповеди всеми твоими Братьями.
  
   Все начальные стадии опросов, провокационных задач и просто допросов не застали меня врасплох и не составили особенного труда для ответов. Единственным вопросом, перед которым я взял паузу на размышление, был: "почему именно протестантизм дал толчок технической революции в Западной Европе?" У меня не было односложного ответа, а пускаться в рассуждения я не был готов. Поэтому ответил скорее всего исторически не верно, но идеологически правильно: "Отцы нашей Церкви стояли на том, что всякое новшество исходит от беса. Так и протестантизм, наиболее всех христианских конфессий приблизившийся к иудаизму, - религии вне сомнения бесовской - получил поддержку врага нашего, дабы заместить силу проданного Диаволу духа силой механизмов и властью денег".
  
   Я старался не блистать эрудицией и красноречием в религиозных вопросах. За время, проведенное здесь, я научился быть умеренно мыслящим среди умных, в меру глупым среди дураков и склонным к фанатизму среди воинствующих фанатиков. Не скажу, что я стал обладателем вышедшего из фокуса взгляда, как не приобрел и белой психопатической полоски пены вокруг высохших губ, содрогаясь в молитвенном припадке. Мне до изжоги аностопротивел этот кооператив по изготовлению долбоебов, но я внешне выказывал величайшее желание вместить в себя идеи Братства, всячески подчеркивал это и, к счастью, не переиграл. И теперь у меня оставался последний шаг - Совет Небесных Братьев.
  

III

  
  
   Не дерзай думать, что тебя выделили за какие-то выдающиеся качества. Просто подошло твое время. Ты достаточно молод и достаточно энергичен. В любом другом служении Господу это считалось бы недостатком, но не в нашем Братстве. Ты знаешь наши цели, знаешь, что мы не пассивны в ожидании грядущего Апокалипсиса, а всеми силами и с Божьей помощью приближаем тот Судный День. Наш Армагеддон начался с грехопадения наших праотцев, и мы, скромные солдаты Иисуса, Его псы, встали в ряды Его воинства здесь, на Земле, преследуя единственную цель - исполнять Его волю и остаться в этой армии и Там, за гранью жизни. Своей справедливой войной мы спасаем мир от разложения, обмана и сатанинского порядка, который подготавливают иудеи и их прислужники. Мы сеем хаос, ибо Господу сегодня угоден хаос, дабы не наступил "страшный порядок". Убивая врага, мы не имеем к нему ненависти, но исполняем долг. Так надо. Так говорит Закон. Мы лишь исполняем Завет, заключенный с Господом нашим. Убивая Его противников на Земле, мы помогаем им обрести спасение на Небесах, в бесконечной милости Иисуса.
   Ты пришел к нам полный хитрости, лжи и лицемерия. Ты не искал Бога, ты искал собственную силу. Все это время мы знали твои намерения, но не открывались в собственном знании, потому что один, познавший Истину разумом, стоит миллиона фанатиков. И ты обрел здесь то, к чему стремился, только в твоем воображении все это имело иные формы. Но ты получил поддержку Братства, в этой поддержке ты познал тайную власть поступков, стал тем, кем и стремился быть - наемником Господа Бога. Теперь ты вправе вершить Его приговор своими собственными руками. Ты - Его глаза, Его воля, Его меч. Может ли смертный рассчитывать на большее? Ты потерял смысл и мечтал обрести его в войне против всех... Теперь каждое твое действие и есть Смысл. Нет места мыслям о пустоте и никчемности бытия. Выбор произошел помимо твоей воли, но осознав его, ты все равно остался волен в выборе: сможешь ли ты найти еще большую свободу, кроме свободы быть рабом Господним? Захочешь ли ты стать слизняком и прислуживать Маммоне, зная, что Псы Христовы идут по следу и никогда не спят, и беспощадны к неопределившимся, потому что все "неопределившиеся" служат дьяволу... Сможешь ли ты еще раз начать все сначала? И с кем еще ты сможешь начать? Каждый из нас занимает только одно место на этой грешной Земле. Займешь и ты свое. Нам ведомо, чего ты хочешь, а ты уже понял - ничто не дается даром. Тем более вера, которая и есть смысл. Ты выбрал трудный путь к самому себе, но пусть не дух, так ум укрепит тебя в вере. И оставь суетные надежды... Надеяться может тот, кто не знает. Ты же знаешь - твоя сила в твоей тайне. Для тебя теперь нет людей хороших и нет людей плохих - только Братья твои во Христе и - наши общие враги, враги Господа, враги Истинного Православия, твои враги. Отыскивать их и передавать Господу - вот твоя миссия. И чем могущественнее будет наш враг, тем мощнее будем мы, одолев его. Мы верим в тебя. Поверь и ты в свою справедливость.
  
   Хорошо, что не заставили сожрать отрезанные уши какого-нибудь дистрибьютора в знак того, что я усвоил сказанное
  
   Я-то подумал, что это напутствие, а оказалось - вступительное слово. Еще год спецподготовки.
  
   Психологическая обработка сознания токарным методом завершилась и началась шлифовка. Можно было не сомневаться, что за ней последует и ювелирная доводка. Теперь меня зачислили в группу из шести человек, условно называющуюся "Запад".
  
   Англоязычная версия Евангелия - наизусть.
  
   И далее:
  
   "Уничтожение неприятельских сил всеми средствами, которые могут быть применены на войне, есть нечто, над всем повелевающее".
  
   "Дело в том, чтобы за жестокость платить жестокостью, на насилие отвечать насилием. Тогда нам будет легко превзойти врага и заставить его держаться в границах умеренности и гуманности".
  
   "Противодействие и неповиновение в момент выполнения важнейших военных операций являются предвестниками неизбежной гибели".
  
   И если вы будете слушать законы сии, и хранить их, и исполнять их, то Господь Бог твой будет хранить завет и милость к тебе, как Он клялся отцам твоим.
  
   "Диверсии, подчиненные стратегической задаче, выполняемой главными силами, приносят наибольший результат в общей победе".
  
   "В этом случае на диверсиях могут лежать как отвлекающие функции, так и сеянье паники в стане противника в комплексе с нанесением возможно большего урона".
  
   "Так же диверсии можно использовать в качестве демонстративных, показательных акций, с целью подорвать доверие к военному руководству армии противника".
  
   "Диверсии "на авось", если можно так выразиться, то есть без поводов, тесно сочетающихся с их сущностью, всегда являются ошибкой".
  
   "Диверсия отличается от настоящей атаки тем, что главной ее целью является не предмет, на который она направлена непосредственно, а отвлечение неприятельских сил от какого-либо другого, важного для них дела".
  
   "Применять диверсию невыгодно; делать это следует лишь тогда, когда не имеется достаточного количества сил для настоящей атаки".
  
   "Можно применять диверсию и в том случае, если на участке ее выполнения ожидается чрезмерно болезненная чувствительность противника".
  
   И отдалит от тебя Господь всякую немощь, и никаких лютых болезней египетских, которые ты знаешь, не наведет на тебя, но наведет их на всех, ненавидящих тебя.
  
   "Главное - это трудность выполнения. На войне все просто, но самое простое в высшей степени трудно. Орудие войны походит на машину с огромным трением, которое нельзя, как в механике, отнести к нескольким точкам; это трение встречается повсюду и вступает в контакт с массой случайностей. Кроме того, война представляет собой деятельности в противодействующей среде. Движение, которое легко сделать в воздухе, становится крайне тяжелым в воде. Опасность и напряжение - вот те стихии, в которых на войне действует разум. Об этих стихиях ничего не знают кабинетные работники. Отсюда получается, что всегда не доходишь до той черты, которую себе наметил. Даже для того, чтобы оказаться не ниже уровня посредственности, требуется недюжинная сила".
  
   "Деятельность в противодействующей среде".
  
   "Любое решение или поступок на войне - результат выбора между необходимостью победить и возможностью уцелеть".
  
   "На войне часто следует действовать, не имея достоверных данных, а опираясь лишь на вероятность. Такой способ ведения боевых действий возможен только в том случае, если в голове у командира ясно нарисована вся картина операции от начала до конца. Как у художника, замыслившего большое полотно и видящего это полотно отчетливо в сознании, есть возможность действовать по наитию".
  
   "Никогда не принимай бой, не выяснив, с какой целью нападает противник, каковы его истинные намерения".
  
   "Во что бы то ни стало, огради себя от главной опасности - уничтожения одним коротким ударом".
  
   И истребишь все народы, которые Господь, Бог твой, дает тебе; да не пощадит их глаз твой; и не служи богам их; ибо это сеть для тебя.
  
   "Любая информация нуждается в тщательной перепроверке".
  
   "При получении информации нужно создать видимость реакции на нее, а на деле - приостановить действия и все перепроверить".
  
   "Информация должна доводиться до объекта из разных источников. Информация, доведенная из разных источников, не должна повторяться, но должна дополнять саму себя. Подавать ее нужно таким образом, чтобы объект не успевал ее перепроверить, обработать, обдумать".
  
   "Никогда, ни при каких обстоятельствах не показывать, что ты владеешь каким-либо секретом. Предельная открытость. Это необходимо для того, чтобы не вызывать интерес противника к действительно засекреченным вопросам. Таким образом: невозможно раскрыть секрет, не зная, в чем он заключен. На это обращать повышенное внимание".
  
   Если скажешь в сердце твоем: "народы сии многочисленнее меня; как я могу изгнать их?" - не бойся их, вспомни, что сделал Господь, Бог твой, с фараоном и всем Египтом.
  
   "Война является высшим и наиболее мощным проявлением реальной жизни. Не сознание управляет войной, а война сознанием".
  
   "Чрезвычайно сложный стратегический план может стать причиной больших бедствий".
  
   "Хотя мы и не склонны рассматривать окружающие нас явления как следствие отдельных причин, а всегда видим в них совокупное действие многих сил, так что устранение одного из факторов не может вызвать полного изменения целого, все же мы должны признать, что часто великие события имели своим источником ничтожные на вид явления, и что какая-нибудь отдельная, а потому более подверженная влиянию случая причина часто вызывает следствия чрезвычайно общего характера".
  
   "Все силы и знания, подкрепленные самой широкой информацией, направляются в точку решения проблемы".
  
   "В напряженном творческом процессе важна не функция, а человек, выполняющий эту функцию".
  
   "В некоторых случаях нужно выяснять, чего ждет население, и при подготовке публичных обращений, подстраиваться под эти ожидания. Например, тексты для Билла Клинтона составляются на основании обработки почты, поступающей в Белый Дом. В выступлениях американского президента использовалась та же лексика, что и в письмах "простого народа". То есть, в результате граждане слышали именно ту речь, которую хотели услышать".
  
   Не страшись их: ибо Господь, Бог твой, среди тебя, Бог великий и страшный.
  
   "Речь оратора призвана ТОЧНО УБЕЖДАТЬ - это вытекает из необходимости, УМЕРЕННО УСЛАЖДАТЬ - чтобы расположить к себе и МОЩНО УВЛЕКАТЬ - это путь к победе, ибо здесь больше всего средств, чтобы выиграть дело".
  
   "Необходимо придать красоту самой речи, и не только отбором, но и расположением слов; и все движения души, которыми природа наделила человека, необходимо изучать до тонкости, потому что вся мощь и искусство красноречия в том и должны проявляться, чтобы или успокаивать, или возбуждать души слушателей".
  
   "Ритм и слова. То есть, управление тоном голоса и ритмическая законченность фраз. В человеческом слухе от природы заложено чувство меры. А оно бывает удовлетворено лишь тогда, когда в речи есть ритм. И нечего удивляться тому, что невежественная толпа слушателей умеет замечать такие вещи: ибо здесь, как и повсюду, действует несказанная сила природы".
  
   "Размещать слова нужно так, чтобы окончания одних сочетались с началом следующих, и так, чтобы весь период заканчивался ритмично и складно".
  
   "Движениям души должно сопутствовать движение тела, но движение не сценическое, а поясняющее общее движение мыслей. Кисть руки - не слишком подвижная, сопровождающая речь, а не разыгрывающая слова пальцами. Рука чуть выдвинута вперед. Удар ступней - акцент частей выступления. Но главное дело в лице, а в нем вся мощь - в глазах"...
  
   И будет Господь, Бог твой, изгонять пред тобою народы сии мало помалу; не можешь ты истребить их скоро, чтобы не умножились против тебя полевые звери.
  
  
   За три месяца до окончания учебы мне сообщили, что наша группа будет состоять из трех человек. Двое других мне не известны и находятся за пределами монастыря. Я встречусь с ними после завершения подготовки и от них же получу разъяснения относительно моего задания.
  
   И еще мне передали письмо от Веры.

IV

  
  
  
   "Привет... Наконец-то, за два с лишним года, я могу написать тебе несколько строк. Вчера мне позвонил какой-то мужчина и сказал, что может передать письмо для тебя, если я, конечно, захочу написать. Он назвался Игорем и оставил номер абонентского ящика.
   Весь вечер и половину ночи я не могла собраться и не знала, смогу ли я вообще сказать тебе что-нибудь. Ты неожиданно, на очень короткое время возник в моей жизни и так же неожиданно исчез из нее. Прошло очень много дней, месяцев и слишком много событий. Я убеждала себя, что забыла... и вдруг этот звонок.
   Я не знаю, где ты и что сейчас происходит с тобой, но моя женская интуиция беспокойно подсказывает мне, что ты еще можешь возникнуть в моей жизни, мы можем встретиться. Когда, где? Не знаю. Не знаю даже, хочу ли я этой встречи...
   Время идет по-разному для всех, и все мы неодинаково относимся к его ходу. Бывает, что и за неделю проходит целая вечность. Я могла бы сказать, что сильно изменилась, подстроилась под настоящее, стала жестче и расчетливее, но это не совсем так... Чтобы выжить, я должна быть такой, но у меня не получается.
   Ты никогда не говорил мне о любви, но я знаю, что была нужна тебе. Может быть, ты не хотел этой зависимости, может быть не смог полюбить...
   Однажды, это было дней через двадцать после твоего исчезновения, я просидела у тебя под дверью всю ночь. Ты не знаешь и не представляешь, что тогда произошло со мной. Мне было очень-очень больно, и я молилась о том, что если ты меня любишь, то придешь прямо сейчас! Потом я загадывала число и думала: ты будешь пятым, кто войдет в подъезд с этой минуты... Потом седьмым, десятым...
   Не знаю, зачем я тебе пишу все это, ведь это давно уже не болит. Тогда я прокляла тебя и даже пожелала смерти! Я хотела, чтобы ты превратился в пыль, в ничто, но ты жив. Значит, твой Ангел сильнее моего маленького Амура. И ты победил. Я пишу, потому что ни на что не надеюсь. Твоя Вера".
  
  
   Как же просто все устроено! Читаешь теорию и размышляешь над сверхсложностью поставленных задач, кажется, что никогда бы не смог ни разрешить их, ни практически применить. Но вся сложность заключается исключительно в человеческой фантазии. На деле - примитивная провокация, надежная и проверенная, как молоток, как рекламный ролик: тупой и действенный.
   Ну что мне - обрушить на свою голову поток сентиментальных мечтаний, где, помимо всего прочего, мелькнут голые коленки и губы со слюнкой... Придумывать варианты продолжения, искать тайный способ ответить... Я давно уже ответил себе на подобные вопросы: "никогда не возвращаться от двери". А те ответы, которые вращаются в области кухонных посиделок, совместного ведения хозяйства, "смотри, какие шторки!", для меня вообще не существуют. Ну что мне - слезу пустить над бумажным надгробием студентки... Нет никаких абсолютных решений. Есть варианты возможных действий, из которых необходимо выбрать единственно правильное в данной ситуации.
  
   Письмо Веры - ничто. Уже не опасная инъекция прошлого. Чувства всегда расплачиваются возвратом. Я выбрал путь. Верил ли я в Бога? Я верил в избранный путь.
  
   Это письмо с приложенным к нему пояснением я передал на имя Брата Христова.
  
   "Брат мой во Христе! Сегодня мне тайно передали конверт от женщины, которая когда-то была близка мне. Однако мои сегодняшние убеждения призывают меня относиться к письмам подобного рода как к провокации, а к тем, кто передает их, как к провокаторам. Считаю своим христианским долгом открыть перед Вами имя человека, доставившего мне вышеупомянутое письмо. Это - Небесный Брат Кирилл. То, каким образом он добыл это письмо, как тайно передал его мне, а главное, с какой целью - все это нуждается в самом тщательном разбирательстве. Да поможет Бог Вашей справедливости.
   Старший Брат ........."
  
  
   Назавтра я предстал перед советом Небесных Братьев.
  
  
   Разумеется, я понимал, что "равенство" всех братьев - идеологический туман. Иерархический принцип заложен в природе любого человеческого сообщества, только потому уже, что сами люди обладают разными качествами и преобладают те, которые помогают сообществу выжить. Но мне никогда не удавалось понять, кто именно из Братьев принимает в монастыре окончательные решения. Фигура Брата Христова была настолько мифологизирована, настолько неконкретна, что в какое-то время я усомнился в его существовании, хотя, конечно, продолжал соблюдать ритуал.
   Вообще же, Братский Совет, решающий, например, вопрос перехода Брата с низшей ступени на более высокую, собирался апостольским числом двенадцати. А вот беседы с уже состоявшимися Старшими Братьями проводили всегда трое: Небесный Брат Олег, Небесный Брат Николай и Небесный Брат Иосиф. Это были такие своеобразные "публичные исповеди", где каждый рассказывал о каждом, и таким образом окончательно избавлялся от "комплекса доносительства". Потом происходили беседы с каждым отдельно, и на последней такой беседе отеческие наставления показались мне похожими на руководство к действию. Стало ясно, что совсем близко подходит срок моей отправки...
  
   Войдя в часовню, где обычно и заседал Совет, я увидел все тех же трех вышеназванных Братьев и - это было впервые - еще двух мужчин в гражданской одежде. Стало ясно, что время пришло. А письмо... Письмо с моим донесением, скорее всего, подошьют к другим моим донесениям и оставят до поры... Чтобы прикрыться в случае провала или предательства: вот он - стучал, как положено... учился хорошо... молился усердно... У террористов ведь тоже своя бюрократия.
  
   Наверное, эти пятеро все вместе - они и есть "Брат Христов".
  
   - Наш Святой Брат Христов уполномочил нас провести с тобой душеспасительную беседу по поводу полученного тобой письма... А так же выяснить твою готовность уже сейчас стать в активно действующие ряды Воинства Христова. Мы никогда не скрывали от тебя истинных целей нашего Братства - ИЗБАВЛЕНИЕ РОССИИ ОТ ЖИДОВСКОГО ИГА И ЕЕ ДУХОВНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ НА ЦЕННОСТЯХ ИСТИННОГО ПРАВОСЛАВИЯ. Поэтому все, сказанное тобой сейчас, будет расцениваться как клятва Господу нашему перед надвигающимся на тебя испытаниями. И пусть не смущает тебя слово "клятва", ибо в Писании сказано: "Богу - Богово, а кесарю - кесарево". И пока мы не вошли в царствие небесное, нам уготовано сражаться земными средствами. Итак, готов ли ты?
  
   - Я готов принять все, что положит на путь мой Господь, Бог наш, Иисус Христос. Зная силу Его, власть Его и милость Его, я не отступлю от положенного Им пути ни на Земле, ни в каком-либо ином мире.
  
   - Считаешь ли ты знания свои и умения свои достаточными для служения нашему общему делу, во имя Господа нашего?
  
   - Господней мудрости нет предела. Я же - ничто.
  
   - Теперь назови нам свое новое имя, и так мы будем называть тебя.
  
   Пятеро Саянских Салахутдинов расщепляли меня взорами на атомы.
  
   - Иуда.
  
   Их уши профильтровали все звуки, каждую ноту, произнесенную мной, каждый акцент, каждую паузу - ведь фальшь всегда является в голосе. Тишина. Наконец, один из тех, кого я раньше не видел, отчеканил:
  
   - Да. Это он.
  
   Мне показалось, что у него вдоль лба тянется въевшийся шрам от многолетнего ношения фуражки. Хотя ТАМ фуражек не носят...
  
   Было сказано ждать и молиться.
  
   Какое там письмо...

VI

  
  
   Пассажирский поезд грохочет на рельсовых стыках и волочет меня и еще полтысячи разных людей по унылым пейзажам России. Я еду в Москву. "Пока в Москву", - сказали мне. Ничего более, никакого задания, никаких напутствий, ничего более... Два телефонных номера - один для выхода на группу, другой для связи на случай... Все.
  
   Со мной в купе молодая парочка. Она, краснея, все время спрашивает его на ушко:
  
   - Саш, ты меня в Москве не бросишь?
  
   Он вяло отвечает:
  
   - Ну скока можно...
  
  
   Зачем они туда едут?

  
  
   "Мы - не нация лавочников. Но мы - нация, правительство которой находится под влиянием лавочников. Эти правители используют кровь и состояние своих сограждан для того, чтобы поддерживать империю, соответствующую представлениям и интересам лавочников".
  
   "Лишь безнадежно темные или наивные люди могут верить, что борьба идет за догматы, а не за доходы".
  
  
   Адам Смит.
  
  

VII

  
   Не знаю, откуда они берутся, но они точно присутствуют - стереотипные представления о неизвестном. Вот рисуем же мы своего Боженьку в виде бородатого мужика... С чего бы? Но - рисуем. Или вот образ разведчика у нас - Штирлиц и никак не жалкий Плейшнер, между тем, в жизни все совсем наоборот: лучшие разведчики - как раз плейшнерообразные. Но как знать, когда и где обрушится калейдоскоп твоих стереотипов!
   Вот и теперь я был уверен, что услышу в трубке бубноватый голос старого религиозного полоумного конспиратора. Даже не скажу, откуда явились такие представления. Видимо, правила игры, после монастырского зомбирования, твердо ассоциировались с какими-то бородачами из "Четьи Минеи". И когда телефонная трубка нараспев заговорила самым женским из всех женских голосом, я растерялся, и первое, что пришло на ум - неверно набран номер. По инструкции мне не нужно было никого спрашивать, только назвать свое новое имя.
  
   - Это четыреста девяносто тридцать девять двадцать шесть?
  
   Тихий голос мелодично прошептал:
  
   - Да-да...
  
   - Иуда.
  
   - Я надеюсь, не Искариот, - рассмеялась трубка. - Если это шутка, то позвоните моему приятелю, у него дурное настроение.
  
   И мне назвали номер. Телефонный номер моей собственной квартиры, где я и находился. Понятно - нужно ждать, пока они сами на меня выйдут.
  
  
   Если бы я был юным ленинцем, то выгладил бы алый галстук, идеально повязал бы его и застыл бы у входной двери, с поднятой в пионерском салюте правой рукой, а в левой зажал бы склеенную собственными руками авиамодель или саженец... И ждал бы приказа. Но я уже давно не юный ленинец... Я уже давно - никто. И два с лишним года беспрерывного поста довели мое подсознательное стремление к произволу до стадии навязчивой идеи. Сколько ждать? И чего ждать? Пошли они...
  
   Третий день я не прихожу в себя. Давно забытое, но очень сладкое чувство пустоты прокралось из прошлого и буравило память злобными сверлышками воспоминаний, и я чувствовал себя матросом Колумбовой команды, которого забыли в порту, когда отправились открывать Америку... Бессистемные картинки проплывали в кинескопе черепа и обрывались, уступая место новым кадрам, будто уже немого кино, которые уходили в потолок и еще выше, и еще, наверное, в эфир, и оказывались добычей телевизионных антенн... И пыльный экран дживиси возвращал мне мои же галлюцинации, только уже со своими дурацкими комментариями.
   Я пил, забывался, отрубался, частично приходил в себя, закручивал бычки в газету, дымил едко и чувствовал себя беззащитным перед настигшей меня свободой передвижения. Чего ждать?.. Все мои рыцарские или кондотьерские фантазии улетучились через неделю после того, как я перешагнул порог монастыря. И позднее я понял, что организованная романтика требует массовых жертв, а не авантюрных подвигов. Ничего не меняется... Как и пять тысяч лет назад, одни граждане морочат головы другим гражданам, и вынуждают их жертвовать собой для... дальнейшего товарооборота.
   Пару раз я пытался позвонить Гане, но оба раза бросал трубку, не добрав даже цифр. Что я теперь ему скажу? Раньше я поделился бы с ним пустотой, а теперь чем? Знаю, знаю, все пьяные русские чувствуют себя вселенскими скорбцами... потом просыхают и идут на работу. Я тоже пойду на работу - подрывать авторитет всех западных... черт... как их там... религиозных конфессий: лгать, изворачиваться, подставлять, кого-то мочить втихаря... И ради чего? Я даже не знаю - ради чего? Пес - он и есть пес. Христов ли, Ментов ли... Хорошо неграм - они ритм энд блюз изобрели... А мы что?
  
   Там, в Саянском монастыре, с глупых трезвых глаз я чуть было не поверил в собственную необходимость, в служение чему-то великому, русскому, национальному... Бред! Мы ловимся на живца, на идею или идейку, соответствующую нашему характеру... Как легко можно потерять собственную пустоту, свободу, и принять чужую пустоту, где скучающие гроссмейстеры сбивают тебя с доски одним щелчком... Ну посмотрим!
   Я уже чувствую одиночество, а это хороший и верный признак того, что я снова в многомиллионном городе, в своем единственном Карфагене, который должен быть разрушен, третий день пью какой-то вонючий голландский спирт, разбавляя его томатным соком из трехлитровой банки, с ошметками. И если повезет - мне удастся допиться до самого себя.
  
   Какое тоскливое окно напротив!.. Там происходит жизнь. Стоят цветочки. Тени за шторами нелепо двигаются, как в японском театре, но это тени живых людей... Я же сам стал собственной тенью, спроецированной точно на тело. Прямо в контуры. Вспомнил:
  
   "У нее,
   у нее на окошке - герань,
   У нее,
   у нее - занавески в разводах, -
   У меня,
   у меня на окне - ни хера,
   Только пыль,
   только толстая пыль на комодах..."
  
  
   Ленивый наглый таракан вальяжно, сволочь, пересекает комнату из угла в угол. Чего ему беспокоиться, все эти годы он был здесь полноправным хозяином, или его предок был здесь хозяином, если тараканы не живут так долго, и сейчас у него никто не отнимает этого права. Живое пусть живет. За что его убивать? Он же не против Восточного Православия.
  
   И какая-то кассета тридцать месяцев проторчала в магнитофоне... Он даже из сети не выключен. Не вставая с кровати, пытаюсь дотянуться до клавиши PLAY. Еще чуть-чуть... Нет, руки не хватает... Коротковаты руки. Беру нож, которым ковырял банку с соком, тянусь... тянусь... Достает, достает!.. Надавливаю на нож сверху... щелчок: PLAY! Вдох динамиков и хрипящий выдох старины Ника:
  
   "Здоровье у нас отменное,
   Нервы у нас крепкие.
   Мы ура-патриотища!
   Весь мир разнесем в щепки!
  
   В уши врывается сирена дверного звонка. Кого там...
  
   Мелочи в жизни губительны.
   Люди мельчают быстро.
   Чем всю жизнь быть мишенями,
   Лучше однажды стать выстрелом!"
  
   Звонок продолжает визжать! Швыряю в магнитофон ботинком... Гитарист, поклонник "LED ZEPPELIN", продолжает играть лежа. Я открываю входную дверь.
  
  
   Больше собственной жизни, больше вашей веры в оживший трупик несчастного Иисуса, больше бутылки сухого вина с жирным пятаком пакистанского гашиша, люблю я длинноногих, русоволосых, с чуть раскосыми глазами и надломленной ухмылкой, стервозных, циничных и курящих баб.
  
   Мне стало неудобно за свои мутные глаза. Несколько секунд я пытался сообразить, откуда она возникла и кто она такая. Если это Смерть, то я готов последовать за ней немедленно, даже в одном ботинке. А если это Жизнь... Нет, жизнь такой не бывает. Казалось, что девушка за дверью дает мне время на размышление, время придти в себя. Мне захотелось потрогать ее, чтобы убедиться в материальности возникшего явления. Я даже протянул руку...
  
   - Через порог не здороваются. Можно войти?
  
   Я узнал напевный и приглушенный голос из трубки и почти безжизненно просипел:
  
   - Входи.
  
   - Ну вот, теперь здравствуй! Я - Надежда.
  
   - Чья?
  
   - Теперь твоя, на некоторое время.
  
   Она снова усмехнулась, но вышло это у нее как-то устало.
  
   - Можно я сяду? Не люблю стоять.
  
   Вся моя мебель - это заткнувшийся магнитофон, обросший мхом телевизор, куча пустых бутылок, ленивый таракан и кровать с двумя свалявшимися солдатскими одеялами. Я не представлял куда, в какую кучу мусора может сесть это удивительное создание, но машинально ответил:
  
   - Садись, если найдешь куда...
  
   Она совершенно естественно, будто полжизни провела в бомжатниках, сбросила туфли и, забравшись с ногами на кровать, удобно устроилась, прислонившись к старому, темно-зеленому немецкому ковру на стене, который дед успел отправить из разграбленного Берлина, а сам уже не вернулся...
  
   Обстановка моментально разрядилась.
  
   - Мне нужно было несколько дней, чтобы выяснить все обстоятельства твоего прибытия. Надеюсь, ты понимаешь.
  
   Я никак не мог собраться. Пьяные и поникшие витязи все еще плыли по спиртовым рекам, не решаясь причалить хоть к какому-нибудь островку моего туманного сознания. Наверное, я выглядел тупо. Но все-таки сумел сообразить, что сделка за проданную душу Той стороной начинает выполняться.
  
   - Вообще-то я давно готовилась к твоему приезду. Мне передали все документы на твое имя, новое имя. Теперь ты - мой родной брат. Так что соберись и веди себя естественно, мы же столько лет росли вместе! И так долго не виделись...
  
   Все это было произнесено таким тоном, что я побеспокоился за свой рассудок: может, у меня тяжелая амнезия, и передо мной действительно сидит моя родная сестра, с которой мы так давно не виделись...
  
   - Сейчас мы уедем отсюда, и ты уже никогда не вернешься в эту квартиру. Должно быть, не слишком приятное для тебя известие, но такова наша судьба. Нет ничего, что может принадлежать нам, но есть все, что принадлежит Господу и Братству.
  
   - Да, конечно... Меня к этому и готовили. Я уже давно не я...
  
   - Ты не очень хорошо выглядишь. Сейчас мы поедем в одно место, ты выспишься, и завтра я все тебе расскажу. Думаю, нам будет о чем поговорить.
  
   В машине Надежда держала меня за руку. Таксист - армянин время от времени поглядывал на нее в зеркало заднего вида, но так и не решился заговорить. Закрыв глаза, я ощущал ее прикосновение, и мне казалось, что это родная моя старшая сестра, которой у меня никогда не было, везет меня полусонного из поздних гостей. Как давно это было...
  
   И очень жалко дедовский ковер...
  
   В квартире, куда мы приехали, она напоила меня чаем с какой-то вяжущей дрянью. Веки стали настолько тяжелыми, что я не в силах был задержать их падение... До кровати я добирался уже с ее помощью. Она такая хрупкая... Эта Надежда...

VIII

  
   Словно и не было трехдневного погружения в спирт. Никаких признаков похмелья, спокойствие, голова ясна, из кухни доносится запах кофе и чего-то печеного, слышна жизнь. Надо бы выяснить, чем она меня вылечила.
  
   Вошла - одетая в большую мужскую рубаху. Знаете, самые захватывающие женские ноги, это такие, чуть-чуть неровные, рельефные, с высокими голенями и чтоб обязательно босиком.
  
   - В ванной все готово для тебя. Потом будем завтракать. Вставай, брат!
  
   Горячая ванна и холодный душ выровняли мой пульс. И одежда совпала с моим размером.
  
   За столом она спросила:
  
   - Тебя что-то тревожит?
  
   - Хочешь, чтобы я был откровенен?
  
   - А как иначе ты представляешь себе нашу... ну, наш...
  
   Она не смогла подобрать слова.
  
   - Ты хочешь сказать, нашу совместную деятельность?
  
   - Наверное, так... Спасибо, что пришел на помощь.
  
   - Я не могу быть открытым перед тобой. Хотя это и противоречит принципам Братства.
  
   - Здесь действуют иные принципы. Ситуация может развиваться непредсказуемо, и мы должны знать, чего ждать друг от друга... Поэтому первые задания только на совместимость.
  
   - В каком смысле?
  
   - Ты слишком впечатлителен.
  
   - Люблю все красивое.
  
   - Красивые женщины, как и красивые вещи, не имеют чувств. Что еще положить?
  
   Привстала.
  
   - Спасибо, ты очень вкусно готовишь.
  
   Я не верил ни одному ее слову. Действительно - идеальная женщина! Кровать в комнате, где я спал, была прибрана.
  
   - Одна комната, одна кровать... Где ты спала?
  
   - Вот тут, рядышком, с краешка. Я тебе не помешала, брат?
  
  
   Паспорт на имя Воронова И. И., военный билет с отметкой "не служил", пропуск в Румянцевскую библиотеку четырехгодичной давности, членский билет Международной ассоциации протестантских церквей, удостоверение корреспондента молодежной христианской радиостанции "JESUS MOVEMENT", диплом об окончании Высшей Библейской школы, права, техпаспорт на автомобиль "VOLVO-960" 90-го года выпуска, приглашение на форум в Московский христианский центр, датированное завтрашним числом.
  
   Она перехватывает мой вопросительный взгляд.
  
   - Мне сообщили, что тебя не готовили для непосредственных боевых акций. Так что будешь работать с лидерами различных протестантских конфессий. Они сейчас активно закрепляются в России. Только информация. Боевиков хватает - обаятельных людей мало.
  
   Лирика улетучилась.
  
   - Ситуация сейчас очень быстро меняется. Поэтому легенда должна вписываться в самое первое задание - дальше будем раскручиваться от результата. Легенду чуть позже - теперь по завтрашнему "форуму": "Протестанты" - название условное. В основном - бизнесмены, но, конечно, под официальными шапками "баптистов-евангелистов-пятидесятников" и тому подобное. Основных направлений их деятельности в России три: вывоз на запад талантливых ученых под видом "религиозной эмиграции"; получение всевозможных правительственных льгот на беспошлинный ввоз западных товаров, чтобы задушить российских производителей; и - расширение сети учебно-методических центров, чтобы не позволить Русской Православной Церкви объединить нацию в период идеологического вакуума...
  
   - Так Братство не признает нынешнего Патриарха Московского!
  
   - Есть вещи, на которые нет однозначного ответа. До них доходят собственным умом... Дальше. Им очень нужны талантливые сторонники из русских. Те, которые тянули бы на себе все религиозное обоснование их деятельности здесь. Энтузиасты и "мученики". Чтоб народ верил... В общем, запоминай легенду...
  
   Не сомневался, что она курит!
  
   - В 1984 году ты получил два года лишения свободы за отказ от воинской службы по религиозным убеждениям. Отбывал срок в Воронежской области, в колонии "Бор". Подробности лагерной жизни, надеюсь, рассказывать не надо?
  
   - Дальше.
  
   - Освободился в 1986 году. Обучался на Библейских курсах, затем закончил Высшую Библейскую Школу. Выступал в прессе со статьями о реформе Церкви и с критикой Православия. Вот публикации.
  
   Она положила руку на небольшую стопку газет.
  
   - В 1989 году вторично арестован, на этот раз КГБ, за "провокационные антисоветские действия". Но - время уже было не "то" - отпущен из Лефортовской тюрьмы. Дело закрыто. Сейчас это самый лучший имидж - жертва коммунизма. Вот ключевые выписки из материалов дела...
  
   - Кто этот человек?
  
   - Ты.
  
   Кое-что, самые крохотные узелочки, полу-догадки, начали связываться в моей голове. Конечно, никакой общей схемы... Куда там! Но главное, что вот эта моя наставница сознательно протягивала мне ниточку, за которую я должен был ухватиться. Спецслужбы - кто бы еще мог контролировать сеть, раскиданную "Братством". Но зачем она дает мне это понять?.. Или, как учили в "монастыре": "можно использовать человека втемную, но лучше бы ему точно знать, кем он завербован". Это для того, чтобы проще было с ним работать, чтобы проще было им управлять, чтобы он не терзался сомнениями. Все-таки она, моя новая сестра, лишь наполовину механизм. Много еще в ней женщины...
  
   - После этого ареста и освобождения ты безвыездно жил в Минусинске. Много писал. В Москве ты по приглашению председателя Евангелистских Церквей России. Много не фантазируй. Ты же - минусинский отшельник. Просто нужно понравиться и запомниться. Ты им уже интересен.
  
   Она отошла к окну, и на его фоне я снова увидел женщину.
  
   - Ну а откуда ты взялась?
  
   - Я гражданка США, белая, протестантка, к сожалению, не англо-саксонка... Просто видная активистка общественной организации "женщины против насилия". Да - убежденная пацифистка. К тому же - твоя родная сестра. Приехала повидаться с братом в Москве - удобно. Кстати, немалую роль в твоих гонениях сыграла моя эмиграция. Ты уж прости... Мне нужно было устраивать жизнь. Молодость. Романтика.
  
   Если я чем-то и запомнюсь на этом "форуме", то только своей спутницей. Хорошая мысль - сексуальный ангел. Не жена. Не любовница. Сестра! Будит фантазию, особенно протестантскую.
  
   - Этот человек действительно был твоим братом?
  
   Она смотрит в окно. На улице безлюдно. Конец ноября. Чахоточное солнце не греет.
  
   - Мой брат сидит у меня за спиной и корчит из себя непонимайку!
  
   Поворот в три четверти.
  
   - Не смотри на меня так, я - твоя родная сестра... Просто привыкни к этому. Тебе придется мириться с тем, что я буду оказываться в самых разных постелях... И лучше для нас обоих, если ты при этом не будешь испытывать никаких эмоций. Может быть, тебе сегодня нужна женщина... у меня есть одна...
  
   Все - игра. Установление допустимой близости отношений. "У меня есть одна..." А вот так?..
  
   Шлюх в Москве хватает. Разберусь... сестра моя во Христе.
  
   Смотрит. Вычисляет: вправду ли?.. Вычислила. Не пойду.
  
   - Странная беседа, брат. Странное ее завершение для убежденного христианина.
  
   - Я просто москвич...
  
   Наконец-то она отошла от окна.
  
   - У меня номер в "Славянской". Оплачивается со счета нашей организации. Я имею ввиду "Женщин". Помимо встречи с тобой, есть еще и общественные дела... Визитная карточка с номером телефона - у тебя в бумажнике. Кстати, вот он.
  
   - Новый бумажник - новая жизнь.
  
   - Надеюсь, местом твоих прогулок не станет Арбат... Рядом с этим домом подземная стоянка, там оплачено место. Ну что...
  
   - До завтра, сестра!
  
   - До завтра, брат!

IX

  
   И вот я снова остался один, наедине со своими мыслями, со своими сомнениями, со своей пустотой. Когда человек один, когда человек существует вне системы, он подвержен влиянию самых неожиданных случайностей. Его поступки - его частный случай. Так было со мной на протяжении многих лет. Бесконечная цепь случайностей, идущих и ведущих меня за собой в никуда... Но теперь - я в системе. В какой-то странной и еще не понятной мне системе, вращающейся вокруг неизвестного мне системообразующего центра.
  
   Нужно смотреть в суть. Нужно задавать себе великий ленинский вопрос "Кому это выгодно?"
  
   Но что мне известно? Я знаю, что существует некая организация, и ее боевое крыло называется "Псы Христовы". Я знаю, что боевики этой организации направлены после обучения в разные города России. Известно мне также, что некоторое количество "псов", и я в их числе, внедряются или уже внедрены в самые разные общественные, коммерческие и политические организации, в том числе и в официальную Русскую Православную Церковь. Перед каждым из нас стоят индивидуальные задачи, истинные причины и следствия которых нам не известны. Мы просто выполняем конкретную функцию на конкретном этапе. Мы - тактические единицы. В чем же стратегия?
  
   Если представить себе религию в виде идеологии, связывающей и создающей единое мышление и единые стремления, то есть идеологии, формирующей нацию, то после ужасающего крушения коммунизма, возможно только одна общая величина - Православие. И кто будет держать рупор Православия, тот и получит подавляющую поддержку населения. А умение манипулировать населением (т. е. толпой) - это и есть власть. И плевать на экономическое развитие! Нефть и ядерное оружие способны еще очень долго удерживать у власти определенную группу лиц, при поддержке голодного, но православного населения...
  
   Но для этого не нужна никакая тайная организация...
  
   Тайная организация нужна только в одном случае - когда сам подготовительный процесс не должен быть замечен. В идеале - лучше бы и названия не иметь. Но название - символ, без него не получится вербовки...
  
   Значит, очень сплоченная группа лиц готовится к захвату власти в стране, и произойдет это тогда, когда мы, маленькие и незаметные фигурки, подготовим для переворота достаточную почву. И кто-то сейчас пробивается в духовные пастыри, в "православные комиссары", чтобы направлять или удерживать народные массы на местах... А кто-то, как я, внедряется в "конкурирующие духовные учреждения", чтобы если и не разрушить их, то не дать им объединиться.
  
   Ну конечно! Мальчики-коммерсанты, окружающие теперь президента, охвачены азартом сиюминутной наживы! Они только что расстреляли здание Верховного Совета, и теперь почти уверены в собственном всесилии... Но они - ларечники, мелкие лавочники по своей психологии, они не способны подняться выше формулы "купи-продай", и теперь они поражены эйфорией личного успеха! И еще не подозревают, что Железный Феликс, которого они, как мартышки, стаскивали с пьедестала, скоро действительно рухнет, но передавит и всех их самих...
  
   Они оказались между молотом и наковальней. "Американский" молот продолжает методично долбить по старой советской наковальне, которая еще очень даже жива, только рассредоточилась и раскрасилась во все цвета радуги, и ждет своего часа... И я, пропивший ум искатель приключений, оказался молекулой чугуна в этой гигантской наковальне, и уже завтра начну подставлять собственную башку под методичный империалистический молот, и надеяться на то, что система выдержит какое-то время...
  
   Клянусь Богом, если он есть, спиваться в одиночку под магнитофон было куда благороднее!..
  
   Нет. Сегодня не пью. Лирика все...
  
  
   Итак, я - подставка. Прибыл в Москву по приглашению председателя Центра Евангелистских Церквей России. Что за центр такой... Задача одна - понравиться и запомниться протестантским боссам. Для чего? Значит, последует очередной шаг, который мне пока не известен.
  
   Нет. Сегодня не пью.
  
   Ну, при помощи "сестрицы" запомнюсь-то я хорошо! Интересно было бы увидеть ее развратную физиономию лет так через... десять на тайной доске почета в Лубянском музее славы... Или она такая же как и я - авантюристка? Сейчас не догадаюсь. Тем более, что она работает американку, и как всякая уважающая себя гражданка Соединенных Штатов, держится в рамках образа, демонстративно проповедует либеральные ценности и пуританские нравы, чуть что поминает Господа и не дает мелких поводов к легкомысленному к ней отношению. И не нужно ее провоцировать на откровенность - все равно не откроется, а отношения натянуться.
  
   Что ж, до завтра.
  
   Спать.
  
   This is the end, beautiful friend
  
  
   Надежда разбудила меня утренним телефонным звонком.
  
   - Вставай! Я заказала тебе такси к одиннадцати утра. Не забудь позавтракать, а то там кормят, наверное, одними просвирками.
  
   - Это плоть Господа нашего.
  
   - Прости, я думала подыграть тебе.
  
   - Этим не шутят. До встречи, сестра!
  
   - С Богом!
  
  
   Расслабилась, дура.
  
   Конец двадцатого века. Века, из которого человечество не смогло выйти достойно, и корчась и пританцовывая, отправилось прямо по направлению к своей гибели. Страх перед какой-то неведомой, но неизбежной катастрофой внутренне изменил людей: все спешат жить сию минуту. Никто уже не боится атомных грибов, все ожидают (подсознательно, но весьма заметно в каждом человеческом взгляде) "случайного" взрыва, пули, автомобильной аварии, неизвестной инфекции, чьей-то "преступной халатности"... Вот - частные трагедии в общей, спонтанно развивающейся катастрофе. У входа в Христианский Центр крепкие парни из секьюрити деловито проверяют мое электронное приглашение. Все в порядке.
  
   - Вы один из первых. Проходите, пожалуйста.
  
   В просторном, но достаточно уютном фойе пока всего несколько человек. На столиках разложены небольшие протестантские брошюры, на стенах - плакаты того же содержания. Сажусь в мягкое, охватывающее кресло, знакомлюсь с соседями.
  
   - Вы представляете интересны нашей церкви?
  
   - Я русский религиозный писатель протестантского убеждения.
  
   - О!.. Похвально молодости!..
  
  
   Около часа дня Центр наполнился многочисленными приглашенными. Знакомлюсь. Получаю визитные карточки. Оставляю свои. Тихо ведутся разговоры, шуршат перелистываемые бумаги, отходят и подходят секретари. Ни одного явного журналиста я не заметил.
  
   Всех приглашают в конференц-зал.
  
   Безукоснительное соблюдение регламента. Эти люди собрались здесь не для выявления внутриконфессиональных ересей и не для выяснения разногласий. Исключительно деловая встреча. Все говорят на одном языке: произносят "Бог" - подразумевают "деньги" и наоборот. Я с величайшим внутренним трудом переношу подобную публику и подобную обстановку.
  
   Принято решение создать еще одиннадцать молитвенных домов в четырех российских городах и при них бесплатные компьютерные курсы для старшеклассников. Куда деваться, придут...
  
   Поездка на международный гуманитарный форму в Сиэтле - для аспиратнов физико-технических ВУЗов и кафедр.
  
   Организация конкурса детского творчества.
  
   Программа усыновления русских сирот.
  
   Проект документа в Государственный таможенный комитет РФ о ввозе гуманитарной помощи, не подлежащей досмотру.
  
  
   Еще немного - и я стану убежденным сторонником теории о том, что спасение русской нации заключается в ее поголовной эмиграции на Запад и полной ее ассимиляции в "мире чистогана"... А нефть качать американцы с немцами сами могут - рабочие руки в Китае наймут.
  
   На селекторе передо мной загорается зеленая лампочка. Я надеваю наушники.
  
   - Господин Воронов, вас просят выйти в фойе.
  
   За дверями меня встречает коротконогий, рыжий, как шельма, и ушастый малый.
  
   - С вами хочет побеседовать директор нашего Центра лично. Я провожу вас.
  
   Содержатель респектабельного протестантского бизнес-притона оказался довольно крупной особью, килограмм под сто двадцать, с благородной осанкой, доброй улыбкой, бледным лицом с мешками под совиными глазами и с огромными ладонями, клешнями, можно сказать. Взгляд - изучающий.
  
   - Прошу вас, господин Воронов! Очень рад тому, что вы откликнулись на мое приглашение и нашли время для весьма нелегкой поездки. Вам, как писателю, человеку творческому, наверное утомительны наши деловые обсуждения... Но лишний раз пройтись по городу... Ведь вы, если я не ошибаюсь, москвич?
  
   Тоже мне, Санта Клаус...
  
   - Да, москвич, но последнее время не бываю в столице. И только ваше приглашение смогло прервать мое добровольное отлучение.
  
   Я подчеркнул слово "добровольное".
  
   - Господин Воронов, вы молоды, полны энергии, пострадали от тоталитаризма... Простите, если затронул ваши раны... Но ваш путь служения Господу известен немногим, хотя многие, я уверен, могли бы избрать образцом для подражания вашу убежденность и несгибаемую веру в Господа нашего, Христа. Не кажется ли вам, что Господь ждет от вас более полной отдачи? Поверьте, что прежде чем пригласить вас сюда, мы изучили массу судеб человеческих. Безусловно, есть много достойных, и всем им мы желаем наследовать Царство Божие, но вы... вы могли бы еще и в этой жизни не только спастись сами, но и спасти тысячи несчастных заблудших душ.
  
   "Могли бы... спастись сами..."
  
   - Благодарю вас! И не сомневаюсь, что Господь слышит ваши слова. Но я никогда не дерзал переступать выше того, что отмерил мне Господь. Я только начинаю свое служение при помощи пера и бумаги, и слишком молод, чтобы наставлять. Вера моя должна крепнуть. Те малые испытания, которые даровал мне Всевышний, ничто перед той ответственностью, которую вы мне предлагаете. Во мне нет сомнений, и я готов служить Господу нашему там, где Он потребует, и я буду молиться о ниспослании испытаний в вере. Но я уверен, есть более достойные и опытные люди, которым многим более, чем мне, пристало делиться своим опытом и верой с большинством.
  
   Он не предложил мне ничего конкретного, а я сразу стал отказываться... Прокол.
  
   - Что ж, я и не ожидал от вас иных слов. И это тем более укрепляет во мне уверенность в правильности выбора. Прошу, не спешите с окончательным решением и не торопитесь с отъездом. Кажется, вы встретились с сестрой после долгой разлуки? Доставьте ей удовольствие подольше побыть рядом с братом. Мы с вами обязательно еще пообщаемся. И еще... Хотя бы одну небольшую статью! Тема - произвольная. Что-нибудь для молодых людей, стоящих перед выбором. Еще раз прошу - не принимайте поспешных решений.
  
   Со статьей - лажа...
  
   На общей фотографии участников форума, сделанной на ступенях Центра, головы всех присутствующих повернуты влево. Это моя "сестра" вышла из такси в самый нужный момент, чтобы все запомнили, как спешила она обнять своего горячо любимого "брата".
  
  
  
  
  
  
  
   Осень в тряпье из бродячих ночей.
   Бусы - стеклянного неба вода.
   Тучи, гремящие связкой ключей,
   Ливнем обходят свои города.
  
   Муторно. Пасмурно. Хочется быть
   Клейщиком старых рекламных афиш.
   Мадмуазель... Суицид... Се ля ви...
   Шарль Арзнавур... "Амбассадор"... Париж...
  
   Ельцин, Япончик, японская мать,
   Бляди на каждом столичном углу...
   Жаль, что не хочется больше играть
   В эту народную, в общем, игру.
  
   Хочется быть Эдуардом Мане:
   Ноги писать Викторины Меран.
   Хочется лечь, отвернуться к стене,
   В гиблом отеле на стертый диван.
  
   С запахом хвои курить коноплю,
   Пультом листая каналы ТиВи,
   И неуклонно стремиться к нулю
   И без того завершенной любви.
  
   Майком Науменко хочется быть,
   Блюзом уездного города N...
   Пить и курить, отрубаться и пить
   До глухоты, до сужения вен...
  
   Пить и курить, перегаром разя
   В садик не выросшей, в общем, души...
   Пить и не помнить о том, что друзья
   К этому возрасту, в общем, ушли...
  
  
  
  
  
  
  

X

  
   Бутафория. Все - одна сплошная непрекращающаяся бутафория. Наверное, сдают нервы. Город, люди, слова, деревья - все смешано и уже невозможно понять, за что стоит держаться, а что достойно проклятия и забвения. Наверное, усталость. Я вращаюсь в барабане чужой лотереи, и она интересует меня, ее выигрыши и проигрыши...
  
   Даже не сомневаюсь, что квартира полностью прослушивается. Плевать. Ускорю завершение этого дешевого балаганного спектаклика... Пошли они! Рядом, свернувшись по-кошачьи, лежит маленькая шлюшка, которая ни черта не умеет делать, а просто любит ебаться и не стесняется брать за это деньги. Ей начхать на Великую Русскую Идею, после осуществления которой она все равно продолжит повизгивать и кончать, и мурлыкать, полоща рот, и брать за это деньги. Вот и вся Идея. И это самый чистый человек, встретившийся мне за последнее время.
  
   Осознавал ли я безысходность своего положения... Трудно ответить однозначно. Когда одна бессмысленность умножается на другую бессмысленность, то по всем и математическим, и жизненным законам получается ноль. Пытался ли я оправдать себя... В чем? Для угрызений совести нужны либо подлость, либо предательство по отношению к тому, во что когда-то верил. Я же верил в абсолютную никчемность собственной жизни. Этой вере я не изменил. А то, что я когда-то возомнил себя обладателем гибнущего таланта и страдающей души... Так это просто был приступ неудовлетворенного тщеславия. Болезнь привела меня в "монастырь". Теперь приступ прекратился. Буду подыхать дальше, но уже в другой обстановочке.
  
   Вот и шлюшка зашевелилась...
  
   Даже не сомневаюсь, что моя "сестренка" Надя точно такая же тварь, как и я. Абсолютная ложь - это уверенность в том, что все происходящее - правда. Все дело в моем собственном отношении ко всему происходящему. Достоевщина захватывает! Самокопания возбуждают... Мне начинает нравиться нынешнее положение. И где-то еще теплится Надежда.
  
   Как она сказала? "Просто привыкни к этому"...
  
   В десять утра я встречаюсь с ней у "Славянской". Желанные женщины после проституток уже не кажутся такими желанными. Всегда удивляюсь себе, с какой легкостью я принимаю перемены... Подлец, что сказать. Кем мне только не приходилось становиться, но я так ни кем и не стал.
  
   Она стоит под пятнышком еле тлеющего солнышка. Водители сворачивают шеи, и было бы неплохо, если бы из-за нее возникла авария или сбили бы кого-нибудь насмерть. Какого-нибудь моего дальнего родственника... Видимо, цена мужчины равняется стоимости женщины, находящейся рядом с ним. А когда женщины уходят, происходит переоценка ценностей.
  
   - Куда мы едем?
  
   Все в этом мире - явления природы: ежики и ветер, реки и лунные кратеры, туберкулезные палочки и деревья. И человек тоже явление природы, со всеми способностями и повадками, тоже явление природы... Как водоросль, как дождь... Просто человечество - это затяжной дождь. Но и он когда-нибудь кончится.
  
   Сворачиваю на Маросейку. Глотка улицы подавилась машинами. Ныряю в переулки - прямой путь не всегда самый короткий, не верите - покатайтесь по Москве. Садовое кольцо проскакиваю с бывшей Кировской, черт, попереименовывали все, будто не их предки требовали за убийство Кирова "Гадин давить"! Выруливаю за Казанским вокзалом и двигаюсь прямо на Елоховку.
  
   Весь этот маршрут я преодолел, не вымолвив ни слова. Надежда задала сначала пару вопросов и тоже замолчала, конечно, не с пустотой же беседовать; задвинула солнцезащитные на глаза и раздраженно цокала указательным коготочком по сумочке на коленях.
  
   Оставив Елоховскую церковь слева, я вполз во дворы, петляя между немецкими домами петровской еще постройки. Наконец, отыскал нужный дом и подъезд и остановил машину. Она деланно равнодушно процедила:
  
   - Это что?
  
   - Пойдем, тебе будет любопытно кое-что узнать.
  
   Мгновение она колебалась. Конечно, черт меня знает... Но я уже обошел машину, открыл дверь и протянул ей руку.
  
   Подъезд, кажется уже навсегда пропитавшийся смрадом человеческой мочи. Наверное, еще демонстранты 1905 года, формировавшие в этом районе свои колонны, забегали сюда справить свою малую нужду. Выщербленная лестница. Третий этаж. Семнадцатая квартира.
  
   На звонок долго никто не открывал. Наконец, где-то там, в глубине длинного коридора, послышались шаги, грохнул сброшенный крюк, завыла дверь. Тусклый подъездный полусвет выхватил опухшие, полумертвые глаза. Потом взгляд и удивленный возглас, совпавший со скрежетом распахиваемой настежь двери.
  
   - Ты!?
  
   Из-под низко оттянутой нестиранной тельняшки вывалилась левая грудь (так, ничего себе). Все остальное выглядело ужасно. Водка делает свое дело: поредевшие, спутанные волосы, оплывшая рожа некогда одной из самых интересных русских рок-вокалисток... Последний раз я видел ее года три назад.
  
   Втроем мы прошли на обсаженную окаменевшими мухами кухню, заваленную пустой винной тарой, со стоящей на плите миску с ошметками мака столетней давности и прогнившей в раковине посудой.
  
   - Познакомься, Надя, это моя старинная подруга Олеся, но чаще мы называем ее по фамилии ее сумасшедшего и где-то сгинувшего мужа - Троянская.
  
   Олеся похмельно рухнула на стул и вцепилась в меня взглядом. Она не была ни огорчена, ни обрадована нашим появлением. Она опустилась до такой степени, что главным достоинством людей в ее глазах оказывалась толщина кошелька, то есть способность напоить ее в стельку. Оценивая наш внешний вид, несчастная Олеська решила, что материальных трудностей мы точно не испытываем, и теперь пыталась разыграть унизительную сценку... Впрочем, я не дал ей этого сделать.
  
   - Кто у тебя еще?
  
   Олеся как-то непосредственно огляделась, потом хрипло охнула и рассмеялась.
  
   - Да там... спят они... Из Питера двое мальчишек-музыкантов. Из наших, из рокеров...
  
   - Так разбуди их. Пусть сбегают!
  
   Пока шел чрезмерно шумный и матерный процесс отправки гонцов в близлежащий гастроном на Бакунинской, Надежда шепнула мне:
  
   - Что это за картина на стене?
  
   - А-а, интересная картинка, с историей... В семидесятые годы такая группа была, "Смещение" называлась. Олеська там пела. Джанис Джоплин наша!.. Так вот от их подпольных выступлений одна фанерная афиша осталась. Она ее хранила. А тут у нее один гений месяц в запое обитал... Ну и рисовал на всем, что под руку попадалось. Вот и нафигачил поверх афиши. У этого гения сейчас мастерская в Лондоне... А у Олеськи вот память. Правда, мухами засиженная, не разобрать уже...
  
   В дверях объявилась хозяйка...
  
   - Так сколько брать?
  
   ...и застыла перед стодолларовой бумажкой.
  
   - Хватит тебе на сегодня?
  
   Она взяла деньги и молча вышла. С порога доносился шепот - наставление юнцам. Грохнула дверь, и квартира наполнилась музыкальным троянским хрипом:
  
   - Я сейчас, - посидите пять минут?
  
   Надя все еще пыталась рассмотреть картину.
  
   - Давно ты ее знаешь?
  
   - Лет пятнадцать...
  
   - И все это время...
  
   - По-разному бывало. Вообще-то ее полсоюза знает. Особенно старые музыканты. Я вот тут у нее с "пикниками" познакомился как-то раз. Не знаю, от чего она сломалась... У меня кассета есть, вот на этой кухне записана: Троянская под гитару старые жиганские песни делает... Смерть какая вещь! А последние лет семь - вот так. Умрет она скоро. Организм не выдержит. Но мы здесь не ради нее.
  
   - А ради чего?
  
   - Хочется, чтобы ты немного лучше узнала, как жил твой брат, пока ты была в Штатах.
  
   - Она знала моего бра-ата?.!
  
   Стул подлетел под нее при помощи моей ноги. Садясь, она зажала обоими ладонями непослушный рот.
  
   - Вот мы и начинаем узнавать друг друга ближе.
  
  
  
  
   Стол, заваленный газетой, испещренной рекламными объявлениями, принял на себя четыре бутылки мутного с осадком "Алабашлы" и две бутылки какого-то вонючего коньяка с неразборчивой этикеткой - видимо, для нас. Троянская, Троянская...
  
   "Мульти-табс - крепкого здоровья всей семье, каждый день, всю жизнь".
  
   - Она не знает, какая компания у нас была! И вы, малолетки, тоже там, песенки свои педерастические... Ой. Здесь за вечер и за ночь в былые времена, когда еще мы знали, что "Леннон - жив!", человек двести могло побывать!.. Кого только не заносило... Может, еще по сто?
  
   Троянская разлила по стаканам. А я наблюдал за Надеждой: полстакана этого дикого пойла, этого оружия массового истребления, она опрокинула с таким достоинством, словно выросла в семье потомственного грузчика из штучного отдела!
  
   А помнишь, как Вова Трехногий умер?.. Прямо у нас на глазах... Я еще вот так же сидела...
  
   Олесю потянуло на пьяную грусть. Наверное ей для того, чтобы от души уж взгрустнуть, нужно было обязательно перечислять покойников. Надя смотрела на нее, ни хрена, я уверен, не соображая, но по щекам у нее в два ручья лились слезы. Ну, когда бабам нечего делить, они всегда найдут полнейшее взаимопонимание.
  
   - Возле Сандунов его подстрелили. Я вообще не врубаюсь, как он до меня добрался...
  
   Надя слушала, время от времени поднимала на меня глаза, то ли спросить что-то хотела, то ли рассматривала... Не поймешь. Одним словом - пьянка.
  
   Потом я сам уже ходил за вином. По дороге купил для Троянской какие-то тюлевые шторы, кофеварку и холодного шашлыка - на всех. Вернулся, попросил не пропивать подарок. Получил клятвенные заверения, что кофеварка отправится с ней в могилу и был уверен, что завтра же она променяет все это на самогон в соседнем подъезде. А Надя уже нетвердо стоит на стуле и примеряет шторы к окну, настолько грязному, что ему не нужно никаких штор. И через минуту они уходят вдвоем выяснять какие-то извечные женские вопросы, и, возвратившись, выясняется, что Надя подарила Троянской свой лифчик, а двое питерских смотрят на Троянскую, как на полуживую легенду, и молчат почтительно. Мы для них - боги.
  
   Ничто не меняется на этой Земле.
  
  
   Машина криво волочется по Садовому кольцу. Уже шесть штрафов...
  
   - В таком виде меня не пустят в гостиницу! Могли бы и там, у твоей подруги остаться...
  
   Плохо ей, моей Надежде, знаю. Мне тоже как-то не очень... Резко выворачиваю руль вправо, и ее голова, сорвавшись с моего плеча, падает мне на колени. Она мгновенно поднимается и смотрит зло.
  
   - Поворот, сестра.
  
  
  
   У "Славянской" я передаю Надежду выскочившему портье.
  
   - Прошу вас, не потеряйте эту даму по дороге к номеру.
  
   Рука ныряет в его карман и оставляет там бумажные деньги.
  
   - Не беспокойтесь, нам очень дорога эта барышня.
  
   Дурацкая сцена.
  
   Все наперекосяк.
  
   Уходят.
  
   Занавес.

XI

  
  
   Есть такие песни - может просто разорваться сердце... пошатнешься, сползешь по стене на корточки, умрешь и превратишься в пену... пшш-ш-ш... пиздец.
  
   Что поделать, я не прошел, не прошел сам для себя испытание организацией. Рыси не ходят стаями. К тому же, у рыси маленькое и слабое сердце, поэтому она не способна на долгое преследование добычи: все решается одним броском. Так что пути в бесконечное будущее достигаются разными людьми по-разному. Не люблю я "общественные ценности" вселенского масштаба...
   Не нахожу я в себе ни зерен, ни ростков ненависти ни к кому, какие бы противоположные мне взгляды ни встречались. Меня клонило в сон от коммунистического энтузиазма, и нынешние бизнес-сталинисты меня просто утомляют. Я зеваю от фашистов, хотя, может быть, их сентиментальность находит некий отклик в моей душе, и да - все-таки фашизм - это состояние души... но зачем при этом выстраиваться в шеренги... Меня тошнит от либеральных демократов - они просто паразитируют на врожденных человеческих инстинктах и приобретенных пороках, в отличие от меня, паразитирующего на собственных. О религиозных корпорациях и сказать-то нечего... "За доходы, а не за догматы".
   Существует ли Творец, видит ли Он меня, любит ли - какая разница! Если нет противоречий внутри себя самого, точнее: если нет различий, доведенных до предела, тогда - все в порядке. Пусть видит. Или же, когда внутренние противоречия настолько непримиримы, что каждое из них - индивидуальность, тогда тоже все в порядке. Пусть видит каждую грань отдельно и не обобщает. А "обобщение", то есть тело человеческое, все равно когда-нибудь сдохнет...
   Вот и Братья мои Христовы, которых я предал в сердце своем еще раньше, чем поклялся им в верности, устраивают сценки с переодеванием, любят, конечно, Родину, и каждый в этой любви имеет своей меленький интерес... У них ничего не получится, потому что форма у них абсолютно не соответствует содержанию. Как люди, они хотят быть сильными, богатыми и умными, а достичь этого пытаются за счет слабости, бедности и тупости собственного народа. И все, что их ждет - это бесконечная кровавая грызня друг с другом. И в том случае, если они придут к власти, и в том случае, если так и будут подбирать фантики от "Мишек косолапых", которые в моем детстве чаще всего валялись возле Кремлевского Дворца Съездов после череды новогодних Елок.
  
  
   Наисложнейшие комбинации рождаются только в головах шизофреников и патологических шахматистов. В реальной жизни все просто. Там, где речь идет о деньгах, никто не станет ввязываться в заумные многоходовые комбинации с вопросительным завершением. Все просто: шантаж, грабеж, подкуп. Успех зависит от виртуозности исполнения. Выстроенная и запущенная система контролирует сама себя. А кадры, по-прежнему, решают все. Разделяй и властвуй. Вот и я - внедряюсь и сею свои маленькие семена разногласий.
   Мое поведение неизбежно поднимет вопрос о моем физическом устранении... Так уж устроены эти секретные и тайные организации: они так тщательно соблюдают и культивируют свою таинственность, что не замечают, как базарные торговки, лузгая семечки, обсуждают между собой все их "святая святых".
  
   Вот от этого я и скучаю. А как грезилось: "НАЕМНИК МЕЧТЫ"! Впрочем, я не обещал верить, я обещал хранит верность, как запорожец с родной землей в башмаках клялся перед турецким султаном защищать землю, на которой стоит... Ведь у каждого из нас свое представление и о Боге, и о Родине.
   Прошлое мне не подвластно, будущее не известно. Настоящее вызывает приступы аллергии, переходящей в идиосинкразию. И я нашел - точнее, торжественно - обрел! свой единственный персональный смысл: устраивать представления посреди улиц! Театр имени Нерона. Актеры умирают прямо на сцене. Такова роль. Сегодня я играю поборника веры.
  
  
   Еще дважды я встречался с "батюшкой Сэмом", - так я прозвал директора Евангелистского Центра. Я принес ему статью, которую он просил, на "свободную тему" - о Джиме Моррисоне. А о ком же еще! Никого я не понимал так, как этого человека, умершего, когда мне было только четыре года...
  
   После пьянки у Троянской и всякого выболтанного, Надежда замкнулась. Моя информация, ее связь. Все. Конечно, черт меня знает... В обстановке тотального недоверия, я чувствую себя, как свинья в грязи, комфортно. А она - нет. И это ее погубит. Ей есть что скрывать, а мне - нечего. И это погубит меня. Чем ее держат? Точно, что не деньгами. Ну уж и не Страшным Судом!
  
   Мой пасквиль на Джима вышел в журнале "Русский баптист" сразу после публикации его биографии в "Ровеснике". Моя рукописная параша называлась "Несколько слов о Джиме Моррисоне".
  
   Вот текст этого поноса.
  
   "Господи во всех словах и делах
   моих, руководи моими мыслями
   и чувствами".
  
   "Коль нет веры в Бога, то бестелесная душа примет и беса, поскольку чувства, ее питающие, имеют свойство насыщаться.
  
   Я не осуждаю, потому что лишь Бог всем нам Судья. Я не разоблачаю, поскольку Господь в нужный час разоблачит все наши деяния. Я только пытаюсь поделиться своими мыслями и, по возможности, предупредить заблуждения тех, кто еще до сих пор не принял в сердце свое Сына Божьего Иисуса Христа - единственным Учителем и Спасителем. Как сам я пребывал в обмане, как сам я искал спасения вне Бога Истинного, как сам я предавался зломыслию, так теперь вижу вашу тьму и смятение, братья и сестры. И Господь свидетель мне, что нет у меня иной цели в написании этих строк, кроме цели развенчания ложных кумиров и прославления Имени Господа нашего - Иисуса Христа.
  
   Всякий, пускающий беса в тело - есть его раб. Бес говорит за него, делает за него, живет за него и не принадлежит себе человек тот. Кто задавал себе вопрос: когда человек начинает служить злу? Когда, в какой день и час он совершает свой первый, еще бессознательный грех? Кто подводит человека к пропасти и кто толкает в нее?
  
   Боюсь показаться предвзятым, но мнение мое в данном случае не может быть "независимым". Последние события, связанные с "воскрешением" имени Джима Моррисона и новой волной поклонения ему, вынуждают меня высказаться. И мне известно, что многие молодые люди считают Моррисона своим кумиром, "новым мессией", подражают ему и живут его "учением". "Учение" же его страшно, и ведет к погибели души и тела, как подвел он себя под личную смерть - страшную и бессмысленную.
  
   А кто соблазнит одного из малых сих,
   верующих в Меня, тому лучше было бы,
   если бы повесили ему жерновый камень
   на шею и бросили его в море".
  
   (От Марка 9:42)
  
   Эти слова Иисуса Христа о тех, кто соблазняет к греху, соблазняет умышленно, то есть осознанно служит силам смерти - толкает еще невинных к совершению первого злодеяния. Эти слова Господа нашего обращены к убийцам душ человеческих, к тем, которые потеряли свой первозданный облик, которым невозможно и страшно видеть себя среди чистых и непорочных и которые жаждут падения общего, дабы собственное падение не казалось им таким ужасным.
  
   Слова - плоды мыслей. Дела - плоды слов.
  
   "По делам их узнаете их".
  
   Слова Моррисона: "Впечатление приходит теперь, когда я оглядываюсь назад, думаю об этом, как будто души этих мертвых индейцев... Может быть одного или двух... Обезумев, бродили вокруг и вдруг прыгнули ко мне в душу. И они все еще там".
  
   Как романтично он описывает присутствие в себе "индейцев"! И, судя по всему, эти "один или два" не давали ему покоя всю жизнь. Так кто же эти "индейцы"?
  
   "Сей род не может выйти иначе,
   как от молитвы и поста".
  
   (Марк 9:29)
  
   Трагедия нравственного падения, страх, отчаяние, попытка напоить растерзанную душу из любого сосуда, без разбора, - так утопающий хватается за любую соломинку, даже если ее протягивает дьявол. Безверие пробуждает крайности, заставляет либо цепляться за жизнь любыми способами, либо вынуждает покинуть этот мир, убить себя, быстро или медленно. Вместо того, чтобы жить и умереть во Христе, не принимая черной помощи, Моррисон молился иному. Вот - молитва, правда "американская", как он назвал ее.
  
   "Давай воскресим богов, все мифы столетий
   Поклонимся идолам старого леса
   (или бы забыл уроки древней войны)
   Нам нужны великие золотые совокупления..."
  
   Он призывает "Давай!" Он не говорит "мне", он говорит "нам". Он искушает и надругается, он точно знает, что делает. Ему не нужен Бог, ему нужны "боги", "идолы" и "совокупления".
  
   "Не делай себе идола и никакого
   изображения того, что на небе вверху,
   Что на Земле внизу, что в водах
   Под Землею; не кланяйся и не служи им".
  
   (2-я заповедь)
  
   Но Моррисон призывает поклониться. Может быть, он заблудший язычник? Может быть, он не ведает дел своих и ему не проповедано Евангелие? Нет. Он говорит: "Forgive me, Father, for I know what I do" (Прости меня, Отче, ибо я ведаю, что я творю).
  
   Не кощунство ли это - знать Отца своего Небесного и, снова и снова приколачивая Его к кресту, просить прощения за последующую хулу на Него? Это не бессилие. Это - сила зла.
  
   Как же действует внутренний дьявол? О, очень просто! Нынешнее время уже само способствует ему. Побольше шоу! Достаточно скрыться под маской "нового учителя", "живого Гения", "секс-символа" и тогда... Тогда люди, неопытные в вере Христовой, примут и соблазнятся твоими бреднями, пока ты не начнешь противоречить сам себе, потому что ложь не может оставаться в долгой тайне, потому что "нет ничего тайного, что не стало бы явным". А опутавшись ложью, становишься заложником ее и уже все оставшиеся силы бросаешь на сохранение и поддержание неправды, как единственного жизненного оправдания.
  
   И тем более бес не подскажет, что единственным выходом из этого нравственного тупика является ПОКАЯНИЕ перед Господом нашим Иисусом Христом. И какое сердце нужно иметь, чтобы безучастно наблюдать, как по советам и призывам твоим гибнут поверившие тебе... И когда сам ты понимаешь, что давно уже погряз в беспробудном пьянстве, в наркомании, в чудовищном разврате, что уже превратился в урода и все же тянешь и тянешь за собой "малых сих"...
  
   "Все мне позволительно, но
   не все полезно; все мне
   позволительно, но не все
   назидает".
  
   (1-е Коринфянам 10:23)
  
  
   Человек не Бог. За то мы и низвергнуты на грешную Землю, что попытались сравняться с Всевышним. Но, видимо, этого наказания недостаточно, если сатана раз за разом находит нам все новые искушения.
  
   Но если мы чувствуем это искушение и принимаем его, пусть и безвольно, но как зло, значит что-то противится в нас "сладостям мира сего"?
  
   Это голос Бога заставляет нас задуматься.
  
   Но разве смерть и грех скажут, что они - смерть и грех? Все упаковано в современные стандарты восприятия: разврат и похоть названы "эротическим влечением, безумная алчность - "целеустремленностью", невинность - "предрассудком", а сатанинский бред Моррисона - "духовным поиском".
  
   Ложь повсюду и ложь во всем. Но истину оболгать невозможно! Истину... Человек же сбал и неразумен. Его можно обмануть в вере, подставив вместо Бога опустившегося "бунтаря за свободу личности". Свободу от чего? От сострадания к ближнему? От любви с чистым сердцем? Свобода, за которую любой закон любого государства наказывает, как за преступление...
  
   Не дать голодному хлеба - это грех. Не дать жаждущему воды - тоже грех. Но ищущему Бога подставить вместо Духа Святого бесстыдного дьявола - грех не искупаемый! Да не будет прощения убийцам душ человеческих! И каждый, сознательно грешащий против истинного Бога, да будет предан проклятию!"
  
  
  
  
   PLAY, сука!..
  
   She Lives on Love Street
   Lingers Long on Love Street
   She has a house and a garden
   I would like to see what happens...
  
  
   ...У меня
   у меня на окне - ни хрена,
   Только пыль,
   только толстая пыль на комодах.

  
  
   ..."Ну я же говорю, что уже потерял собственную личность под всеми этими масками. Пытаюсь, правда, иногда заняться реабилитацией. Создал благотворительный фонд, и одна из основных целей в нашем уставе - реабилитация моей незамутненной, самобытной и уникальной натуры, которая пока рассеяна, я бы сказал, в генофонде"...
  
   ..."Знаете, такой скромный, застенчивый, нежный интеллектуал, не желающий элементарно смотреть какие-то культовые телевизионные программы. Вот что-нибудь такое достаточно разжеванное идет лучше всего. Хорошо идут программы о природе, рекламы курортов хорошо идут. Не потому, что я куда-то собираюсь, а просто вот там опрощение какое-то есть. Я бы даже назвал это исследованием визуальной культуры. Еще хорошо идут политические программы. Там есть какая-то плсстическая качественность"...
  
   "Самый лучшей режиссер - это Создатель. И есть еще 12 сценаристов. Они тоже неплохо изменили мир в своем роде, отношение к жизни. Раньше было так: ноужно быть красивым, богатым, заниматься гедонизмом и смотреть на бои гладиаторов. Потом появились 12 апостолов, которяые написали сценарий, где можно быть убогим и нищим, но это могут как раз не все... Что бы вам еще рассказать такое?.. Вот там туалет у меня"...
  
  
   Александр Баширов
  
  
  

XII

  
  
   Батюшка Сэм лично встречал меня у входа в Центр. Чуть позади него торчала парочка натренированных феноменов из его собственной охраны, они усердно принялись блуждать по мне подозрительными взглядами и опустили их только тогда, когда мне была протянута для пожатия огромная рука с длинными и узловатыми пальцами. Затем мою машину отогнали на стоянку Центра. А я был приглашен в директорский "Mercedes-600L" неприятного изумрудного оттенка.
  
   Эта поездка была заранее оговорена со мной секретарем Евангелистского Центра. Интересная встреча и, кажется, та самая, Гед мне нужно будет выступить в своей основной роли скандалиста-провокатора. Вчера вечером Надежда привезла мне подшивки трех основных российских газет за последний месяц, где, покопавшись, нам удалось обнаружить интервью одного не слишком заметного, но вхожего в Царь-колокол человечка.
   Речь в этом интервью шла о какой-то чрезвычайно важной государственной белиберде: что-то крали опять у народа и обставляли кражу словесными клумбочками типа "национального блага", "очередного мощного шага вперед", черт с этим... Но там же, между прочим, говоря о заслугах либеральных президентских советников, человечек обмолвился, что им, советникам, "на пути к всестороннему сплочению нации" удалось добиться подписания Указа о налоговых льготах для различных религиозных организаций, но только в том случае, если они смогут избрать единого представителя, с которым и будет вести дела Царь-колокол. И я понимал, что если меня везут на эту встречу, то я должен каким-либо образом помешать им договориться. Но как никому не известный "писатель из Минусинска" может помешать оккультисту, баптисту и саентологу поделить между собой барыши, я не понимал... Разве что расстрелять их.
  
  
   Подмосковный дом отдыха Управления делами президента РФ. На сегодняшний день - дом терпимости религиозных убеждений. Им очень нужно договориться между собой. Сейчас здесь собрались представители практически всех конфессий и религиозно-философских течений обосновавшихся в России. Разумеется, отсутствуют Русская Православная, католики и мусульмане. У этих - свой рынок и свои, к их сожалению, принципы. В любом случае это мероприятие им не на руку.
  
   Официально этот сходняк сторонников всех методов борьбы за духовны рынок озаглавлен "Семинар по вопросам единства религиозных школ". Организатор - ЮНЕСКО.
  
   Еще по дороге, в машине, я получил обширный проспект семинара и очень внимательно его просмотрел. Прочитав в графе "докладчики": "Представитель Московского Центра Евангелистских Церквей - Воронов И. И." я вопросительно взглянул на Папу Сэма.
  
   - Видишь ли...
  
   Я вспомнил: "Видите ли, Юрий..."
  
   - ...там очень непростая обстановка. Будет много журналистов. Много недоброжелательно настроенных журналистов. Персональный представитель президента России. Но этим людям, я имею в виду участников семинара, очень нужно придти к единому мнению. Малейшее разногласие будет подхвачено ортодоксальной и просто конкурирующей прессой и превращено в шумный скандал. Поэтому самому обсуждению должен быть предан некий примирительный фон. Какое-то обобщающее душевное вступление. В прошлый раз, в Центре, ты произвел хорошее впечатление. Вот мы и приняли решение пригласить тебя сюда, как человека далекого от суетных коммерческих проблем, чтобы ты нейтрализовал недружелюбную прессу.
  
   Я не заметил, как Папа перешел на "ты".
  
   - И я умышленно не поставил тебя в известность, чтобы не потерять момент неожиданности. Импровизация - всегда в выигрыше в таких напряженных ситуациях. Сейчас твой мозг заработает с удвоенной силой и вынесет максимум полезного для всех нас.
  
   Он надавал на слово "нас", как пианист на нижнее "до".
  
   - Благодарю вас за доверие, но вам известно, что я не причисляю себя к какому бы то ни было религиозному течение и тверду стою на позиции Единой Церкви Христовой.
  
   - Тогда вам безразлично, какая именно конфессия делегирует вас на семинар.
  
   Как он ловко манипулирует между "вы" и "ты". Слух не цепляется, и в "ты" не звучит никакого амикошонства. Наверное, цереушная лингвистическая методика.
  
   - Да, так. А в каком качестве здесь присутствуетет вы?
  
   Вот еще из "программки": "Представитель Нового Духовного Ашрама - доцент кафедры психологии Независимого Университета г. Новосибирска Шерент С. В."
  
   И еще:
  
   Представитель американской церкви "Нью-Эйдж" - Ленни Мартинес Лав.
  
   - А я один из неофициальный учредителей и "специально приглашенный гость". Вообще-то, вот этим заниматься: программки, полиграфия всякая...
  
   Ну, ну, Папаша! е-мое!
  
   - ... корректировка регламента, аккредитация прессы... Очень, знаете ли, нервозная обстановка... Не дай Бог - скандал!..
  
   Все.
  
   Теперь все ясно. Я скандалю, в патетической, разумеется, форме. Срываю "семинар". Пресса раздувает слонов. У меня появляется репутация "духоборца". И пока полыхает скандал, Православие укрепляет свои коммерческие позиции. А "Псы" в это время прибирают к рукам посты в Московской Патриархии. Папа, так ты - наш!
  
   Батенька Сэм перехватил мою улыбку и, уже расчувствовавшись, похлопал меня по плечу.
  
   - Ничего, побудешь в опале, тебе не привыкать. Зато опала-то какая! В лучших домах "Бирюлево-Товарной"! Ха!
  
   Пидарас.
  
  
  
   Ленни Мартинес Лав. Выдает себя за коренную американку - прямую наследницу индейцев Пуэбло. Ей около тридцати - тридцати двух. Когда она говорит, мужчины потягиваются и закидывают ногу на ногу.
  
   В просторной комнате отдыха - человек двадцать. Почти все - представители разнообразных оккультных школ. Ленни рассказывает о технике космического слияния тел. Астральный секс с Господом Богом. Не плохо было бы выслушать эту лекцию индивидуально.
  
   Ленни некрасива, как Пи Джей Харви, и дьявольски сексуальна, как... Не понимаю, что со мной происходит. Как-будто индейцы, один или два, выплясывают ритуальный танец по кругу моей души, и эта шаманская пляска отражается в ее маслянисто-черных очах...
  
   Конференц-зал. Папаня объявляет мое выступление. Пока я иду к кафедре, мне подают записку: "30.07.1971. Париж" Дата и город смерти Моррисона. Прямо перед собой я вижу насмешливые глаза Ленни Мартинес Лав.
  
  

РУССКИЙ САТАНИЗМ - ТАКАЯ СКУКА...

  
  
   Секс, релиджи, политикс, сикрет сервис, бизнес, алкохол, драгс, рок'н'ролл, "Дорз", Лу Рид, побольше шоу!
  
   Лакшми.
  
   - Братья и сестры! Вопросы, обсуждаемые сегодня вами, возможно очень важны. Возможно... Но я хочу сказать о другом. Сегодня я стал невольным слушателем одной возмутившей и ужаснувшей меня теории. Я не намерен излагать ее, даже в общих чертах, дабы не осквернять свой язык и слух тех, кто не разделяет подобных "теорий". Я не желаю становиться популяризатором этого кошмара.
  
   Антрацитовый взгляд жжет мое лицо.
  
   - Может быть, кому-то из слушателей покажется странным, что я говорю не о церкви, которую представляю здесь, не о ее проблемах, но сейчас мне более всего важна проблема человеческой морали, и перед ней все остальные вопросы ничтожно малы.
   Я хочу сказать о любви. О любви между супругами. И в первую очередь я говорю это для тех, кто представляет здесь так называемые "оккультные" секты, взглядами которых я был ошеломлен.
  
   Ее зрачки плавают по моим губам, как лазерные прицелы.
  
   - Это мой ответ тем проповедникам изощренного разврата, которые сейчас находятся в этом зале, и с которыми мы наивно вознамерились заключить какие-то договоренности, напоминающие унизительную для верующей души сделку с дьяволом.
  
   Напряжение. Запахло скандалом.
  
   - Жена и Муж. А если быть точным - и мне надо быть точным, чтобы слова не подыскивались, а ложились ровно по смыслу - то Муж и Жена. Ибо сказано в Писании, что над женой глава муж, над мужем - Христос Бог. Что же являют собой муж и жена, соединенные законным браком? Во-первых, Закон. ВЕНЧАНИЕ В ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ.
  
   Духовное болото одновременно булькнуло, вспузырилось, раздалось возмущенное кваканье, а один несдержанный хиромант попытался свиснуть...
  
   Мексиканский нож скользит по шее.
  
   - В чем же состоит таинство брака? Толковый молитвенник гласит: "В том, что жених и невеста по своему взаимному согласию благословляются в церкви через священника для полной взаимной любви, рождения и христианского воспитания детей". Апостол Павел говорит по этому поводу: "...хорошо человеку не касаться женщины. Но во избежание блуда, каждый имей свою жену и каждый имей своего мужа".
  
   Говорил же инструктор в "монастыре", что инициативные действия лучше не согласовывать с руководство.. Кто захочет брать ответственность? Начнется волокита... и момент будет упущен.
  
   - Вот как человек проявляет свою верность христианским заповедям. От слабости природы человеческой, дабы избежать блуда, дозволяется мужу иметь жену. Кто-то подумает: но ведь есть же любовь между мужчиной и женщиной? Конечно, есть. Но что мы понимаем под словом "любовь"?
  
   Ее влажные губы беззвучно произносят: "Любовь - это я".
  
   - Любовь к телу и чувственному наслаждению есть сладострастие, а не любовь. Наслаждая тело, человек не любит, а удовлетворяет похоть. Не должно подменять любовь сладострастием, иначе следующий шаг - развращенность и блуд. А посему апостол говорит: "жена не властна над своим телом, но муж; равно муж не властен над своим телом, но жена". Чтоб не распоряжались телом своим по похоти, а доставляли радость муж жене, а жена мужу. Так учит апостол Павел, но много ли тех, кто так поступает?
  
   Кое-кто уже выходит из зала. Им все ясно. Срыв. Объективы работают на меня. Братство рассчитывало на скандальную акцию, а не на рекламу моей персоны. Но у нас с ними разный расчет.
  
   - Видеть в человеке божественную душу и любить ее, вот что такое любовь! Возлюби ближнего своего, как себя самого, вот как должно относится нам друг к другу! И в этом сестра моя в вере Христовой не дальше от меня, чем жена. Но жена более мне только тем, что спасает меня телом своим от греха блудодеяния. Она принимает в себя мой грех, и за то я люблю и берегу ее. И Господь благословляет это. И муж, и жена не грешат только законным браком, ибо "двое станут одно целое", но дети несут наш грех до крещения.
  
   Между нами звенящие от натяжения нити, в которых молниями разряжается человеческое электричество.
  
   - Что же происходит на наших глазах!? Люди обезумели, гоняясь за удовлетворением своей похоти, своих страстей! Тысячи и тысячи кинолент, как полчища бесов, ежесекундно бомбардируют наши души, разжигая в телах такие страсти, которых постыдились бы даже животные, если бы Господь наделил их стыдом! Тонны грязной макулатуры в виде журналов и газет атакуют наш разум, смакуя развратные повествования опустившихся людей... Слух истерзан похабными песенками, и вместе это именуется "искусством". И это действительно искусство - искусство дьявольского обольщения!
  
   Еще одна записка от нее: "We live, we die & death not ends it journey we more into the Nightmare".
  
   - Сатана низвергнут, он мертв! Его последняя вотчина - Земля. Здесь он строит свою последнюю линию обороны, но и здесь ему осталось не много. Да, он знает, nxj конец его близок, поэтому ему уже все равно. Все мосты для него сожжены! Но вы, читающие, рассматривающие, слушающие и делающие похабство, зачем это вам? Ведь вы еще не окончательно отреклись от Господа нашего, Он все еще любит вас! Зачем вы продляете последнюю агонию зверя и ввергаете человечество в еще большие муки! О, как сильна ваша похоть, ваша алчная похоть! Ни что, ни страдания русских стариков и детей, ни болезни, ни смерть не могут остановить вашу алчность!
  
   Взвизгнула какая-то нервная дамочка, а из журналистского ряда кто-то издевательски крикнул "браво!" Присутствующие начали выходить уже рядами.
  
   - Все страсти у дьявола в аду. Страсти - это наживка, которую бес забрасывает в мир. Кто хватается за эту наживку, тот оказывается пойманным на крепкий крючок, спастись от которого может помочь только Божественное вмешательство. Но как Господь спасет вас, если вы душой и телом жаждете отдаться сатане?
   И вот, видя это, господ отдает своего безгрешного Сына в руки дьявола. Он жертвует одним, самым любимым, спасая всех... Горе вам! Вы накликали великое горе! Вы не приняли этой жертвы, и здесь, и сейчас продолжаете заключать сделки со злом. Горе вам!
   Дьявол торжествует и подбрасывает утехи своим мертвецам. Вы - лощеные и респектабельные, деловитые и лицемерно набожные, все вы - чертопоклонники и сатанисты! И русский мир должен видеть ваши истинные облики!
  
   Последняя индейская пытка: слезы из-под опущенных ресниц.
  
   - Господи, ты видишь все! Один ты ведаешь тайны сердец. Господи, спаси тех, кого еще можно спасти! Мы молимся о них. Господи, спаси Россию!
  
   Проходя через холл, я физически ощущал волны ненависти.
  
   Папаша Сэм окликнул меня.
  
   - Я видел негодяев, но чтобы так оскорбить верующих...
  
   На его оплывшей роже я прочитал настороженное удовлетворение. Конечно, черт меня знает... С одной стороны - задача выполнена. А с другой... Как теперь я сам поведу себя в связи с окончательным воплощением в образе русского патриота? На этот счет никаких установок не существовало. И теперь, наверное, он жалел о "Бирюлево-Товарной", козел.
  
  
   Ленни Мартинес Лав ожидала меня у машины.
  
   - Я хотела бы возразить вам. Наедине.
  
   - Очень сожалею, но боюсь, что нам постоянно будут мешать.
  
   - Кто же?
  
   - Карлос Кастанеда.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Запах дыма и, кажется, лета -
   Что-то вечное жгут под окном...
   В одинаковых синих беретах
   Две торговки садятся в "Рено".
  
   Мужики в домино забивают
   Костяного козла на столе,
   И плывут над вершинами зданий
   Небеса из Шанхая в Кале.
  
   Эта временная бесконечность
   Может длиться минуту всего.
   В ней разлука случится и встреча,
   И любовь, и, конечно же, боль...
  
   Оборвется, как ниточный бисер,
   Календарная очередь лун,
   И осенние пыльные письма,
   Не открывшись, сгниют на полу.
  
   И торговки "Рено" поменяют
   На бандитской вдовы "Мерседес",
   И уже из Кале до Шанхая
   Потекут океаны небес.
  
   Под зонтами попрячутся люди,
   Доминошников смоет волна.
   Ну а ты... Ну а ты так и будешь
   До снежинок стоять у окна.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

XIII

  
  
   Счет времени давно уже потерян. Время не имеет значения. Ничто не имеет значение. Этот лабиринт не имеет ни входа, ни выхода, и даже рождения, и даже смерти - все происходит в извилистых тоннелях этого лабиринта - это замкнутые кривые линии.
  
   Пешка сделала самостоятельный ход. Гроссмейстеры с лазерными арбалетами прикидывают: а не прихлопнуть ли пешечку... Удачный момент - обвинить противников в сведении счетов. Или подождать? Мне кажется, ионии решили подождать... В некоторых московских храмах внедренные "Псами" священники уже рассказывают пастве о "христианском воине", бросившем вызов врагам отечества. Мне понятно, на что меня толкают.
  
   Организация знает, как использовать человеческие страсти.
  
   Для всех остальных я - очередной сумасшедший.
  
   Вряд ли мне доведется когда-нибудь узнать, достиг ли учиненный мной скандал назначенной цели или не достиг. Я далек от тонкостей товарооборота, и как всякий уважающий себя варвар, считаю коммерцию делом постыдным для кшатрия... Но мир давно перевернулся с ног на голову, и я не могу с уверенностью сказать, что это положение не есть истинное положение этого мира. Мы все подчинены политике и экономике, как действующим понятиям. И это факт. И если я жив, то, значит, каким-то неведомым образом сумел вписаться в общую схему... И уже ясно, что монастырские колдуны изучили каждый закоулок моей извилистой души и используют их согласно сделанным выводам.
  
   Попытка нарушения системы тоже является частью системы.
  
   Мне и не собирались доверять.
  
   Направьте нужного человека в нужную точку, и он сделает то, что нужно вам, при этом он может мнить о себе что угодно.
  
   Кнопкой я приколол на стену третью записку от Ленни: "Отпусти мне грехи. Научи меня любить. Мы - двери... L.M.L.". Каждый день мне пытаются дозвнтиться заинтересовавшиеся люди. Каждый день мне звонит Надежда.
  
   Все-таки я еду в "Славянскую". На салфетке я пишу ей: "Номер прослушивается".
  
   "Я знаю" - на обратной стороне салфетки.
  
   - Меня пригласили в одно приятное общество. Там знают, что я здесь с сестрой. Соберись, пожалуйста, мы сейчас поедем.
  
   Надежда кивает головой.
  
   - Я пока спущусь за минералкой.
  
   В баре я набираю номер Гани. Конечно он рад. Конечно он ждет. Конечно он готов помочь.
  
  
   Через час мы уже у него дома. Ганя - человек не задающий не нужных для себя вопросов. Каждый распоряжается собой так, как считает нужным. Сославшись на приглашение друзей, Ганя оставляет нас до утра. Мы одни - я и Надежда.
  
   - Я догадываюсь, зачем ты привез меня сюда. Понимаю, в каком положении ты сейчас оказался. И чтобы действовать, тебе нужна информация. Но что нового я могу рассказать тебе... Неужели ты думаешь, что я знаю о "Псах" нечто такое, от чего ты пришел бы к пониманию ситуации, в которой...
  
   Она тихо рассмеялась, прочтя на ганькином столе стих:
  
   "Чмокнула однажды гуру
   Фря кудлата в манипуру.
  
   Удивился: "Фря кудлата,
   Почему не в анахату?"
  
   Фря кудлата виновато
   Отвечает: "Там лохмато..."
  
   Да, все так. Но в манипуру
   Нас целуют только дуры".
  
   - Извини. Хороший у тебя друг... А я, наверное, плохая боевая подруга. Думала, что ты такой же, как они...
  
   - Они нормальные люди, не лучше и не хуже других. Просто такая у них работа... Комитетчики - это, если хочешь, склад характера, состояние души, определенный психологический тип. А так - все как у всех: семья, работа, домашние хлопоты... А "Псы"... В каждом обществе найдется некоторое количество людей с чрезмерно чувствительной психикой и непосредственной эмоциональной реакцией на социальные раздражители. Вот их и используют согласно их характерным особенностям для достижения собственных целей. Я думаю, что какая-то часть венных и бывших гэбистов, оказавшись совсем уж не у дел, сражается таким образом за свое собственное светлое будущее. Вряд ли мы узнаем, кто эти люди... Да и зачем? Свое отношение и свое положение я определил. Попробую сыграть... Но я хочу спросить: ты-то как оказалась во всем этом? Ради чего?
  
   Нервничает. Теребит волосы, потом откидывает их за плечи.
  
   - Ты все знаешь. Это из-за брата...
  
   - Где он?
  
   - Его уже нет. Он покончил с собой. Тихо и без всяких посмертных записок. Я не знала его жизни, его целей... Я была уже в другом конце света.
  
   Все еще нервничает, но говорит спокойно, ровно, без эмоций.
  
   - А Братство? С ним как...
  
   Видишь ли, ты с самого начала считал меня жертвой. Ведь так? Но все совсем по-другому. Мы с братом воспитывались в религиозной семье, но я неуютно чувствовала себя в этой атмосфере. Вскоре появилось настоящее отвращение ко всему этому благообразию, к этой тихой заповедной жизни. Я стала убегать из дома. Шлялась с разными ублюдками. Потом хипповала... Видимо, тогда и попала в поле зрения комитета. Вообще мне кажется, что религиозными фанатиками становятся люди, подсознательно ненавидящие всякую религиозность - так они борются с тайными комплексами.
   Брат был другим. Я старше его на три года, и когда произошло несчастье с родителями, и мы остались одни... Я связалась с одним уродом, югославом. Который якобы чему-то учился в Москве... А брат замкнулся, ушел в религию, потом отказался от службы в армии. Попал в колонию.
   К тому времени, когда он освободился, я уже успела побывать замужем за этим югославом и развестись. Точнее, нас развели. Его взяли на фарцовке. Меня тоже допрашивали. А тюрьма была для меня четкой реальностью: брат сидит, почему бы и сестренку не пристроить... Можно сказать, что я сама предложила им себя в качестве информатора. Вот видишь: все просто.
   Брату фактически запретили проживать в Москве. Югослава выслали на родину, меня - вместе с ним. Там мы разошлись, а квартиру уже конфисковали. Так что брат жил под Москвой, на даче у одного известного священника. Считал его своим духовным отцом.
   Когда я с позором вернулась в Союз, то была пропитана такой ненавистью к самой себе, что готова была унизиться до чего угодно, лишь бы видеть вокруг себя одну грязь, соответствующую цвету моей души!..
   В 1989 брата снова арестовали. Кураторы из "бюро добрых услуг" разъяснили мне, что это из-за его друга, священника, и пока он под следствием, его еще можно спасти. Нужно только связаться со священником и информировать о предпринимаемых им шагах по спасению брата. Я думаю, что они таким образом хотели отследить связи... Хотя и так все уже рушилось в этой стране к чертовой матери!.. Я не поверила ни одному их слову. Но очень хотела изменить свою жизнь!.. Очень! Писала сообщения о всех встречах священника... о телефонных разговорах... Знаю, что он обращался к Сахарову, чтобы тот походатайствовал за брата... А потом священника кто-то убил... топором по голове... недалеко от дома.
  
   - Это был Александр Мень...
  
   - Да.
  
   Надя спустилась с дивана и села рядом со мной на ковре.
  
   - Конечно, это не из-за нас. У отца Александра было достаточно врагов. Книги его пользовались очень большой популярностью, а сам он склонялся к идеям экуменизма, мечтал растопить этот дремучий лед зачерствевшего Восточного Православия...
   Брата я больше не видела Он освободился уже без меня... И без МИня... А я... В общем, кроме чекистов не было у меня никого родней. Кровные души. После пластической операции меня отправили в Штаты, где и оформили брак с одним старичком...
  
   Пауза.
  
   - А старичок, надо полагать...
  
   - Да. В Отечественную попал в плен. Потом оказался в Америке. Я толком и не знаю его биографию. Он был нужным для Москвы человеком. Не значительным, а просто нужным. За одиннадцать лет до моего замужества с ним этот дедушка, обладая незаурядными организаторскими способностями, создал секту "новой религии" или "нового времени", если более точно. Деньги на создание, вне всякого сомнения, были получены отсюда.
   Сейчас эта "Новая Церковь" или "Новый Храм", или "Нью Эйдж" - суть не в названиях - достаточно серьезная организация с отделениями в 27 странах и, разумеется, с собственными коммерческими учреждениями, не приносящими никакой прибыли, но с четко отлаженным механизмом "отстирки money". Два года назад мой муж умер, и церковь раскололась на три самостоятельные группы. Сейчас они делят свои зарубежные филиалы, чтобы потом вновь объединиться, но уже под другим руководством. КГБ больше нет, и многие проекты просто сгинули навсегда. Но там, где нет КГБ, сразу появляется ЦРУ. Ничто не стоит на месте. "Конторы" нет, но кадры остались. Те, которые хорошо изучали диалектику, и знают, как и в чем проявляется историческая закономерность, стали служить новой России... Ну а "двоечники" готовят заговор, и мы на них пашем... Вот и я здесь за тем, чтобы не дать этой "новой церкви" объединиться. И ты здесь по той же причине. Нам сейчас выгодно всячески способствовать любому разделению... потому что все объединения - не в нашу пользу.
  
   - Ты о России или о "Псах"?
  
   - Какая разница... Ну что, полегчало, брат?
  
   Легче пока действительно не стало.
  
   - А ты, как вдова основателя, имеешь идеологические обоснования принадлежности российского филиала к той части "церкви", которая пока еще находится под контролем "Псов"?
  
   - Дело в том, что идеологически они ничем не отличаются друг от друга. Но штатники не хотят разрушения этой "церкви". Им же тоже нужно где-то кокаиновые бабки отмывать... И "Псы" не хотят, потому что надеются в будущем использовать и эту, и подобные этой организации в своих предполагаемых целях. А вот нынешние российские политики ведут уже свою игру. И они запустили через прессу слух, что "Нью Эйдж" сотрудничала с советской разведкой, и многие в Америке и в России поверили в это.
  
   - А ты, не представляя официально ни одну из расколовшихся частей, исполняешь роль объективного последователя идей своего мужа, и, при помощи личного обаяния и "верующего" брата, сплачиваешь "церковь" вокруг себя... Да... Нарушил я ваши планы!
  
   - Зато вызвал одобрение Московской Патриархии! А здесь кусок пожирнее будет...
  
  
   Не будет.
  
   Сигарета тлела быстрее, чем я успевал затягиваться. Уж слишком легко она разоткровенничалась со мной. Может быть, и она решила начать собственную игру? И эта "откровенность" - просчитанный ход... Или она пытается обезопасить себя? Или вовсе хочет выйти из игры? Нет, так из игры не выходят... Морочит голову...
  
   - Не думал услышать от тебя столько... Зачем тебе я?
  
   - Перечислить все?
  
   - Сначала все, связанное с тобой, а потом уже обо мне.
  
   - Хорошо...
  
   Она взяла подсвечник, стоявший на ганькином столе, зажгла свечу и поставила между нами.
  
   - Выключи свет. Так мне спокойнее.
  
   Живой огонь способствует откровению.
  
   - Мой покойный муж не был фанатиком. В душе он был авантюристом, но не терпел насилия. Видимо, сказались война и плен. К тому времени, когда Советы отыскали его и приступили к вербовке, он успел побывать в Латинской Америке, шесть лет прожил в Мексике и вернулся в США уже в шестидесятых годах. Ты знаешь, что это были за годы для американцев... Вьетнамская война, молодежный бунт раскрепощения личности, сексуальная революция, рок-музыка и нетрадиционные религии... Тогда приживалось абсолютно все! И мой муж замыслил создать собственную секту. Надеюсь, ты не будешь спрашивать меня, что движет человеком, который решил стать богом?
   Когда на него вышел комитет, он жил в каком-то курятнике и проповедовал набор слов из Достоевского двум десяткам обкуренных хиппарей. Мог ли он отказаться от возможности осуществить мечту? Однозначно - не мог. Это сатана, брат... от него не отказываются...
  
   Она и вправду мне - сестра... Что люди знают о себе...
  
   - ...Я выезжала к нему, зная одно: этот человек "сочувствует" нашей стране. На а он, я уверена, знал, зачем его "женили". Мне нужно было просто следить за ним и информировать Лубянку о каждом шаге и слове моего мужа. Поначалу я так и поступала, тем более, что давно уже разучилась стыдиться или вообще никогда не стыдилась своего положения... Знаешь, как разрушается человек! Нет ни одной страсти сильнее саморазрушения! Ему было семьдесят три года... Однажды я, издеваясь, предложила ему: "Мы считаем, что физическая близость людей имеет отражение в космическом плане. Ты прожил жизнь, а я ее только начинаю. Я хочу ребенка... Почему бы тебе не благословить одного из своих учеников на зачатие ребенка во мне?" Он не сомневался в том, что я профессиональная шлюха, но ответил мне иначе, очень по-русски: "Не стоит плодить стукачей".
   У меня случилась истерика. Я сбежала в Тексас-сити и две недели напропалую, пьяная, предлагала себя всем подряд, как угодно, чем грязнее, тем лучше... Меня отыскали, избитую, и отвезли к мужу. Примерно в это же время я узнала, что мой брат покончил с собой. Потом умер муж. Наверное, впервые я почувствовала, что не все в жизни - игра.
  
   От свечи оставался маленький, трепетный огарочек.
  
   - Потом это чувство прошло, потому что и оно - часть игры. На этом меня держат. Когда мне предложили приехать в Москву, чтобы сыграть партию, где партнером будет некто, изображающий моего брата, никто не сомневался, что я соглашусь...
   Соглашусь! Слабо сказано! Мой муж очень странно поступил по отношению ко мне... Может быть, он понимал меня. Он оставил мне деньги. Достаточно много денег. Достаточно для того, чтобы я покончила с собой так, как мне хочется... продолжительно, чувствуя смерть каждым атомом своего тела...
   Когда я увидела тебя... Про таких, как ты, говорят: "ничего святого". Я была в твоей квартире после того, как прочитала твою статью о Моррисоне... Я видела его плакат на стене... Я слушала кассету, оставленную в магнитофоне... И я впервые почувствовала, что встретила человека, который способен убить меня с любовью. Ты уничтожаешь себя всеми счастливыми способами, но почему-то еще жив!.. И знаешь почему? Тебе не с кем было умереть! Мы демоны, брат, мы демоны!.. И мы будем в раю... иди ко мне...
  
  
   Осторожно, как пантера, мягко, как теплая вода, пролилась она мне на колени, ласковые змеи обвили мою голову, и губы отыскали самый сладкий плод человеческий... Кровосмешение...
  
   - Мы демоны, брат, мы демоны...
   картинка
   картинка

XIV

  
  
   Можно подумать, что зайдут такие уточенные интеллектуалы и перед тем, как предложить шприц с "золотым уколом", вступят в философский диспут о том, в какой мере удаленность от Солнца влияет на способность мыслить у живых существ. Все произойдет гораздо проще: войдут два стокилограммовых амбала без шей, сшибут на пол, один сядет на ноги, другой на грудь, и задушат на хуй.
  
  
  
  
   Ганя вернулся рано утром. Честный и Чистый. Глядя на таких людей. Понимаешь, почему мир до сих пор жив. Ради них стоит быть пограничником на линии горизонта, где небо смыкается с огромной зловонной мусорной кучей.
  
   Ночью она сказала: "Теперь мы обязательно спасемся". И я верю ей. Состояние абсолютного покоя, состояние вечной жизни. Бессмертие. В том ли дело, как именно мы покинем этот мир... И не будут ли те, иные миры. Такими же бессмысленными и невыносимыми... И так - вечность за вечностью... Но теперь, когда уже не нужно ничего больше менять, теперь, когда рядом счастливая женщина, нашедшая наконец-то своего персонального палача, останусь ли я тем же, кем был до вчерашнего дня...
  
   Пантера тянется, мурлычет и лижет мне шею. Оставляя на ней кровавые следы стершейся губной помады.
  
   Втроем мы поехали завтракать. Ганька ничему не удивлялся, считая, видимо, что девушка и машина - это комплектующие детали некоего механизма, устройство которого мне каким-то чудом удалось разгадать. Потом мы завезли Ганю в институт, где он постигал тайны сценического искусства, а сами, сделав неимоверный крюк по Карфагену, который должен быть разрушен, припарковались возле Ваганьковского кладбища.
  
   - Здесь нам не помешают?
  
   - Нам уже нигде не помешают.
  
   Время любви - мгновение! А потом ее нужно убить, чтобы она не состарилась, не сморщилась и не начала ходить под себя. Завывая в приступах бытового маразма.
  
   Я повел ее по левой стороне. Могилы, могилы, могилы... Трогательное надгробие - мраморная дева, укрывшая слезы в ладонях... Над всем - крест. Толковый был загробных дел мастер.
  
   - Что будем делать?
  
   - Жить!
  
   - Sex.
  
   - Разве что-нибудь изменилось... Ну не бежать же нам от того, к чему мы подсознательно... черт! Кто придумал все эти поганенькие словечки! "Подсознательно", "трансцендентально", "ибо"... Черт! И где еще мы сможем что-то чувствовать! Или ты, встретив родственную душу, уже изменила... вот еще одно поганенькое словцо: "мировоззрение"... И решила растянуть удовольствие? Знаешь, что такое смерть? Это одиночество. Видишь: вокруг - смерть... Сорокалетняя Джульетта - вот что такое смерть. Мы демоны, сестра, мы демоны...
  
   Могила Есенина. Душевнобольная поклонница таланта, лет пятидесяти, надрывно повествует кучке зевак о трагической гибели любовницы поэта: "Вот тут, после похорон, всю ночь... восемь осечек подряд... двадцать три окурка от папирос "Ирис"..."
  
   Бред какой-то. Как-будто осечки могут быть через одну! Конечно, подряд.
  
   - Знаешь, всю жизнь я прожила, как ядовитая болонка, которую передавали от одного приговоренного к другому... Я перестала жить. И как только я решилась, судьба послала мне тебя! Значит, мы на верном пути. Лучшего не стоит и желать...
  
   Айвазовский утонул в нарисованных собственной кистью морях.
  
   - Это не судьба. Это просто еще один повод развеять скуку.
  
   Лучший кадр Олега Даля в фильме "Золотая мина": он сидит в ресторане на открытой палубе "Кронверка", она - напротив... оба знают, что все кончено.
  
   - Такие, как мы, должны выглядеть уродливо, чтобы люди сразу же избегали нас...
  
   - Любишь ты себя, сестра... Это и ценно!
  
   А Высоцкий лучше бы и вообще не жил.
  
  
  
   На завтра мы приглашены в Пушкинский музей, но открытие небольшой экспозиции рисунков Шагала. Сказано же: "Заводи знакомства".

XV

  
  
  
   Некоторые вещи нужно пережить в детстве или во сне... Или в искусстве. Например, жестокость. Для того Господь и посылает нам некоторые сны, чтобы мы пережили ужас и никогда не повторили его во взрослой жизни. Для того и переданы нам некоторые художники, чтобы заставить нас однажды пережить их чувства. Чтобы знать, как поступить со своими... когда придет время скорби. Лучшие работы Шагала - после смерти жены. Остальное - сплошные слюни меланхолика.
   Ухожу к любимым французам, где меня и настигает весьма подвижный мужчина. Кажется, что его правая рука даже во сне протянута и раскрыта для пожатия.
  
   - Великий Еретик! Баптист, признавшийся, что молится иконам! Я не ошибаюсь?
  
   От него исходило цунами положительной энергии!
  
   - Если не ошибаюсь - я, но мне что-то не доводилось лицезреть живого человека в течение нескольких последних месяцев. В основном - одни боги, ну, в крайнем случае - их заместители. Вас среди них я точно не встречал.
  
   - Точно так. Но через вашу сестру мы должны быть заочно знакомы.
  
   Успевшая Надежда становится регулировщиком.
  
   - Сергей Юрьевич Стельнов. Президент независимой телекомпании S-TV. Мы познакомились в Америке, где господин Стельнов продвигал несколько проектов на американском телевидении. Специалист по массовым скандалам. Ну а это, как вы правильно уже догадались, мой брат.
  
   Руки расходятся.
  
   - Признайтесь, Сергей Юрьевич - это не настоящее имя.
  
   Взлет удивленных бровей.
  
   - Вы должны быть Марком Эммануиловичем. Говорят, что Дягилев тоже был евреем.
  
   - Точно так. "Где гарантия, что жид в мавзолее не лежит". А вы, простите, антисемит?
  
   - Ну что вы... Я всего лишь ничтожный служитель Великой Русской Идеи.
  
   Один глаз у него - кнут, другой - пряник.
  
   - Знаете, как я создал собственную компанию? Я знакомился только с теми людьми, которые разделяют те же взгляды, что и я. А знаете, как мои телепроекты приобрели популярность? Я рассказывал в них о тех людях, поступки которых я понимаю, а в некоторых случаях и разделяю.
  
   - Вы посвящены в подробности моей души?
  
   - Не точно. Но чувствую цвет исходящей от вас энергии... И, знаете, этот цвет совпадает с тем спектром оттенков, в котором я работаю. Вам нужно приоткрыть свое сердце перед телеаудиторией. Запомнившееся лицо - это переход в иную область действия. Я бы сказал, переход в новое качество.
  
   - Для исповеди мне вполне хватает Отца Небесного.
  
   - Точно так! Вы очень энергичный молодой человек. Вот эти танцовщицы Дега... Видите: они в раю или в аду... они не принадлежат сами себе. Вот этот ослепительный оттенок на пачках... Он выдает художника. Так и вы - не принадлежите сами себе, и телевидение - сегодняшний художник - откроет ваш собственный цвет! А если проще: вы используете меня в своих целях, а я на вас, надеюсь, заработаю. Мы же не на пресс-конференции. У меня - нюх! Надежда... мы с вами старые друзья.
  
  
   У него действительно нюх на коммерчески успешные проекты.
  
  
   - Чем ты его взяла?
  
   - Новым протопопом Аввакумом с экстремистскими наклонностями. Ну что? Сообщаем?
  
   - Конечно.

XVI

  
  
   Папаша Сэм встречал нас в Центре, в комнате, оборудованной для переговоров. Каждый наш новый шаг вынуждал Братство предоставлять все больше и больше самостоятельности мне и Надежде, сужая при этом пространство, где мы смогли бы проявлять эту самостоятельность. Другими словами, нас выключали из общей схемы и запускали в автономном режиме. Чтобы наша хаотическая активность сама в конце концов нашла себе конкретное применение. Я знаю, что их бесила моя неожиданная популярность... но организация, в отличие от отдельного человека, не имеет чувств, используя при этом обширный набор возможностей для достижения целей. Поэтому Папаша Сэм восторгался очень даже естественно.
  
   - Больше всего мы опасались, что между вами возникнут психологические проблемы. Слава Богу, вы смогли понять друг друга! Честно говоря, вы превзошли все наши ожидания. Как вам удалось выйти на такой популярный, да еще и полуамериканский телеканал? Это оружие, ребята, это оружие! Как вы намерены его применить?..
  
   И в первый раз я увидел испуг в ее глазах. Мгновение. И все. Она опять цинично ухмыляется.
  
   - Такая подлая штука эта жизнь, что начинаешь ее, как романтик и авантюрист, утверждаешься в ней, как прагматик, а завершение проводишь, как прожженный деляга.
  
   - О чем это ты, сынок?..
  
   - Очень уж стремительно начала развиваться моя жизнь. Не могу сказать определенно, в каком из этих трех состояний я окажусь к моменту прямого эфира.
  
   - Ты, это... не шути.

  
  
   "Нужно всегда считаться с настроениями народа, если это не нанесет серьезного ущерба нашим действиям. Это особенно верно для той войны, которую мы ведем, где моральный дух и готовность к самопожертвованию должны в значительной степени заменить принуждение".
  
   "Мы должны избежать рифов, на которых наш корабль развалится на части. Именно здесь таится величайшая опасность, и я буквально содрогаюсь, когда думаю о ней. Только отсутствие единства может погубить наше дело. Все рухнет, если величайшая осмотрительность, сдержанность и умеренность не восторжествуют среди нас и не станут главными принципами борющихся сторон".
  
  
   Джордж Вашингтон
  
  
  

   Телеинтервью, телебеседу планировали сделать в январе, на праздник Рождества Христова. А пока, за несколько дней до него, я грустил, курил паскудный московский план, запивал его наидешевейшим сухим болгарским и изучал сетку канала S-TV.
   Ничего такого "выдающегося" я не обнаружил. Видимо, даже обычный, средний уровень изложения является для телевидения чем-то таким конгениальным, что достижение этой посредственности, хотя бы в одной передаче в месяц, изматывает авторов, как переписывание вручную "Войны и Мира".
   Понятно, конечно, работают на "массу"... Но какое-то у них совсем уж безнадежное представление об этой самой "массе"... А может, так все и есть на самом деле...
   ...Бесчинствуют арабы, зверствуют сионисты, христиане из NATO пожирают славянских детей, а русские пьют и молятся на атомную бомбу; жизнь идет...
  
   Тоска.
  
   По-женски изогнувшись на диване, Надежда издевалась над собой.
  
   - Ты первый человек, который отказался от "личной беседы" с сеньоритой Мартинес Лав. Я слышала, что эти беседы так содержательны... Когда я вижу таких женщин, мне хочется стать мужчиной.
  
   - Обычные мечты скромной девушки-христианки.
  
   - Ты видел ее губы! У женщин губы, соски и там - все одного цвета... А губы и там - вообще одно и то же...
  
   Она облизывается.
  
  
   Наступило седьмое января.
  
   Экран: идет заставка. Добрый людоедик Жириновский раздает детишкам конфеты "Белочка" возле могилы Неизвестного Солдата. Вкусные конфетки? Подрастешь - голосуй за ЛДПР! Работает.
  
   Лучшая жевательная резинка "Love is..."
  

Это место для вашей рекламы

  
   Если бы я был камнем, Сергей Юрьевич стал бы рекой, омывающей камни и заставляющей их петь.
  
  
  
   -...и мы вели репортаж с того семинара. И нам показалось, что вы сознательно срывали его. Чем же лично вам, стороннику Единой Церкви, помешала попытка объединения религиозных организаций?
  
   - Давайте сразу уточним определения, чтобы в дальнейшем не возникло недопонимания. Действительно, я являюсь, как вы сказали, сторонником объединения всех Христианских церквей и конфессий. Но - и это существенно важно - объединения на основе истинной Русской Православной Церкви. Словом "истинной" я подчеркиваю то, что та коммерческая организация, которая сегодня выдает себя за "Русскую Православную Церковь" не является таковой по своей сути.
  
   - То есть, вы находитесь в оппозиции по отношению к Московской Патриархии.
  
   - В оппозиции можно находиться по отношению к чему-то равнозначному, соизмеримому, где есть общее понимание предмета в целом. Оппозиционными и правящими могут быть, например, политический партии, сражающиеся за свое видение общей проблемы - экономического и политического устройства страны. В духовной же борьбе не может идти речь об "оппозиции", поскольку все, что не от Бога, то от дьявола. Жизнь и Смерть - что между ними может быть общего? Это взаимоотрицающие друг друга понятия.
  
   - Значит, вы активно боритесь с тем, что мы сейчас понимаем под Русской Православной Церковью?
  
   - Московская Патриархия - это всего лишь одна из тысячи голов дьявола, пожирающего нынешнюю Россию. Он для того и выставляет эти головы, чтобы нам не удалось поразить его в самое сердце. А его сердце - в единстве.
  
   - Правильно ли мы вас поняли - вы заявляете, что дьявол, то есть гибель России, как духовного понятия, содержится в единстве государства? Что единая Россия - это ее могила?
  
   - Вы меня правильно поняли. Поясню. Россия - это не географическое понятие, а русский - это не определение национальности. Россия - это символ того, что Господь наш, Иисус Христос, не оставляет человека во власти дьявола и борется за него. Поэтому и русским называется каждый, принявший Православное Крещение, будь он славянин, негр, семит или китаец. И география для Символа не имеет значения. Символ укрепляется культурой. А носитель культуры - это каждый отдельно взятый человек. И вот это имеет значение!
  
   - Вы полагаете, что Россия как государство сегодня не способна сохранить Православную культуру?
  
   - Слово "государство" происходит от слова "государь" - "господарь" - "господин". То есть, государство - это территория, которой управляет некий господин. Но для истинного христианина существует только один Господин - Иисус Христос, Бог наш. А он управляет не только Россией, но и всей жизнью на планете. И в этом смысле я рассматриваю Россию как следующее и окончательное название планеты, которая ныне носит неопределенное название "Земля". Нас же, людей, живущих на свете, пытаются вогнать в какие-то, ничего не значащие с точки зрения истинной духовности, организации, будь то религиозные объединения или экономические территории, лживо прикрывающиеся понятиями "страна", "союз" и прочей терминологией...
  
   - Но эта, как вы выражаетесь, "экономическая терминология" поддерживает хоть какой-то порядок на планете!
  
   - В том-то и дело, что это не "хоть какой-то порядок", а вполне конкретная, жестко регламентированная и четко выполняющаяся программа. Программа, не изменяющаяся вот уже несколько тысяч лет. Программа, при которой очень узкой группе лиц позволено ВСЕ, приближенному персоналу, непосредственно обслуживающему их интересы, позволено КОЕ-ЧТО, а остальному, подавляющему большинству населения всего мира НЕ ПОЗВОЛЕНО НИЧЕГО. Только вечное безысходное рабство, где-то сытое, где-то ужасное. Мы намерены изменить, с Божьей помощью, такое положение.
  
   - Таким образом, вы ввергните нас в хаос?
  
   - Для начальника концлагеря хаос начинается там, где заканчивается его произвол, где было оказано малейшее сопротивление его бесчеловечным издевательствам. Вот какого хаоса опасаются нынешние "пупы земли". И если продолжить лагерную терминологию, то скажу так: побег из этого лагеря невозможен. Речь идет только об уничтожении всей действующей на планете системы. Не смена власти, а уничтожение системы, при которой практически все люди находятся в заложниках у очень узкого круга вполне благополучных нелюдей. И мы начнем свою войну именно из России, которая станет Символом Божественного Образа каждой человеческой души.
   Заметьте, Христос не удалился от мира, тихо молясь о спасении... Он отдал Себя в жертву. Перенес страшные пытки и изуверские унижения. Он показал всем поколениям истинное лицо этого "хоть какого-то" порядка. Да, Он запретил Петру взяться за меч, но лишь потому, что обязал апостолов проповедовать Евангелие. И это был первый этап Его Замысла. Теперь, когда Новый Завет известен всему миру, начинается второй этап: парализация механизмов дьявольского управления, свержение сатанинской власти. Мы - новые апостолы, призванные посеять хаос. За нами Господь пошлет следующих и последних - истинно Православных. Духовников, которые наилучшим образом подготовят мир Божий ко второму пришествию Христа.
  
   - Вы говорите "мы"... У вас уже есть единомышленники?
  
   - Мои единомышленники - все истерзанное человечество. Если же вы спрашиваете меня о существовании некой группы сопротивления... я скажу вам так: система управления миром построена на лжи. А ложь - конструкция неустойчивая. Такая же неустойчивая, как и ее проводники - электрические сети. Достаточно группы из десяти абсолютно преданных своему делу, друг другу и Господу человек, чтобы еще при нашей жизни вывернуть и вытрясти всю эту респектабельную биржевую нечисть, как вшей из прогнившего тулупа...
  
  
  
   Уверен, что это был последний прямой эфир телеканала S-TV.
  
   Я сказал: "с нами - Бог!", хотя так и подмывало закончить:
   "Гот мит унс!"
  
  
  
   Ну вот и все. Из телецентра я выходил уже в гриме и уже с другими документами: полоумный физик из города Сызрань, приезжал на передачу для впечатлительных кухарок, показывал детали "летающей тарелки", упавшей на мою жену, после чего она стала получать из космоса сигналы на неизвестном пока языке, но оглохла на одно ухо. Вот она, моя жена, рядом со мной.
  
   - Сержант, где тут мятро? А? Не слышу... А? А?..

XVII

  
  
  
   Папаша Сэм уже не смотрел по-отечески свысока. Внутри он трясся от ярости, но ничего поделать уже не мог. Частная лавочка под названием "Православный терроризм" только что получила международную известность. Можем начинать прием заказов. Теперь все будет работать само на себя. Побольше шоу! Будем сеять строго оплаченный "хаос", чтобы его не начал сеять кто-нибудь другой, неподконтрольный. Времена очень неустойчивые. Лучше содержать своего террориста, который конкурентам и развернуться не даст, чем отлавливать десятки экспортированных... Да и как отлавливать... Безликие ассосины хороши только на мелком коммерческом уровне. Большой игре нужен бренд.
  
   "Адем"
  
   Берем ответственность.
  
   В мою поддержку уже официально высказались Национально-Патриотическое Движение и Русский фронт.
  
   Надежда стремительно восстанавливает старые связи.
  
  
  
   И все-таки Папаша Сэм - деляга. Не может смириться с тем, что кошелек с неразменным червонцем уплыл у него из-под носа, и шипит, и шипит...
  
   - Сейчас ты в игре, в азарте, все у тебя получается... Но никогда не забывай, кто впустил тебя в жизнь, кто сделал тебя таким. Всегда помни о том, что по следу твоему идут Псы Христовы! И следы твои видны ясно.
  
   - Может быть оттого Господь Бог наш Иисус Христос и вошел в воды иорданские, чтобы сбить со следа псов...
   Благослови нас, вечное Ничто,
   На переулках нашей русской майи,
   Где тополей прощальный почтальон
   В кострах из палых листьев полыхает.
  
   Мы ангелы, сошедшие с ума
   От Библии, вина и рок-н-ролла...
   Над тупиками скорчились дома...
   И в наших душах холод, только холод.
  
   Мы ангелы, уставшие волочь
   По тротуарам сломленные крылья.
   И под ногами молча меркнет ночь.
   И пятна мертвых глаз ее застыли.
  
   Мы улыбались, делая надрез
   На горле этих кончившихся суток,
   И превращали в диких поэтесс
   Неряшливых домашних проституток.
  
   Точи, точи, скрипач, свою струну...
   Благослови нас, преподобный Джаггер!
   Мы бабочки, начавшие войну
   Из выдавленной гусеничной Праги.
  
   И "сатисфэкшн" не в желанье жить
   Нуворишами сытого покоя...
   Рассвет, как лист, над городом дрожит,
   Растроганный гитарною игрою.
  
   Да вот и он, пропившийся рассвет,
   Дрожа, суется в солнечную петлю...
   Наш "сатисфэкшн" - ни в достатке лет,
   Ни в центнерах, ни в баррелях, ни в метрах...
  
   Ни в чем, к чему приложен инвентарь
   Стерильной реконструкции планеты,
   Нет наших дел, нет наших слов! И жаль,
   Что на бульварах трупов наших нету.
  
   Точи, точи, скрипач, свою струну...
   Молись за нас, непостижимый Марли!
   Мы - краски, расписавшие страну,
   Похожую на бесконечный Гарлем.
  
   Мы ангелы... Игла, благослови
   "Лед зеппелином" старую пластинку...
   Пусть отобьет по высохшей любви
   Тяжелые гитарные поминки.

  
  
  
   "Как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье... Между тем, во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч, живущих в городе, ни одного, который бы выкрикнул, громко возмутился.
  
   Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников; но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами.
  
   Все тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливые чувствуют себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно".
  
  
   Антон Чехов.
  
  
  

  
  
  
  
   "Он думает иногда о самоубийстве. О, кого слушают и кому верят, - большую часть своей жизни не знает ничего. Только надеется на какую-то Россию, и на какие-то вселенские ритмы страсти; и сам изменяет каждый день и России, и страстям".
  
   "А на улице - ветер, проститутки мерзнут, люди голодают, людей вешают, а в стране - реакция, а в России - жить трудно, холодно, мерзко".
  
  
  
   Александр Блок
  
  
  
  

Любка (Love)

  
  
  
   "Ты спрашиваешь, где ад, но к чему это знать? Тебе следует знать, что ад существует, а не то, где он находится... По моему мнению, он где-то вне этого мира... Пощимся же узнать не где он, а как его избежать".
  
   Святой Иоанн Златоуст.
  
  
  
   "Надлежит писать не то, что видишь, а то, что видеть следует".
  
   Эдуард Мане
  
  
  
  

I

  
  

ONE YEAR AFTER

  
  
  
   Опустошение души наступает тогда, когда все, во что верил и чему сопротивлялся, что любил и ненавидел, в чем сомневался и от чего бежал, когда это все, пусть бессмысленное, но живое, исчезает, а на место этого едва дышавшего мира приходит и устанавливается твердо, как надгробный мрамор, беспричинная алчность, жажда властвовать и наслаждаться своей, пусть ничтожной но властью.
   Возбуждает. Не кровь. Возбуждает жажда крови. Еще один врожденный человеческий инстинкт, как самого жестокого существа на сегодняшний день. А кровь сама по себе... просто жидкость из организма. Как бензин... Ведь возбуждает не процесс внутреннего сгорания в двигателе авто, а скорость!
   Опустошение души наступает тогда, когда убийство становится просто способом зарабатывать деньги. И не имеет значения, под каким рекламным слоганом работает фирма. Рутина... И движение жизни лишь в том, что постоянно приходится скрываться. Заботиться о безопасности собственной жизни. И если бы терактами пришлось бы руководить из какого-нибудь постоянного офиса, то можно было бы повеситься с тоски.
  
   Самая первая акция была демонстративной. Рекламный ход.
  
   АУМ!
  
   "Синтез мистических учений Востока и Запада". В бывшем заводском клубе, а ныне маленьком, затерянном в Тушинских дворах кинотеатре "Вымпел" проходило заседание руководителей секты "Последователей Елены Блаватской". Тихое, особенно не афишируемое мероприятие.
   Неожиданно двери распахнулись, и в зал ворвались восемь человек в черный "корниловских" кителях, в масках с прорезями и с нашивками на рукавах: череп со скрещенными костями - знак отречения от всего мирского. Семеро с короткоствольными автоматами, один с видеокамерой и пистолетом Стечкина на офицерском ремне. Вслед за ними в оцепеневший от неожиданности за вошел священник, одетый в схиму. Капюшон почти полностью закрывал его лицо так, что видна была только пышная, с резкой проседью борода. Один из автоматчиков достал баллончик с краской и изобразил на опущенном киноэкране официальный знак организации "Адем". Все происходящее детально снимается оператором. Громоподобным басом священник объявляет:
  
   - Православные есть? Целуй крест и выходи!
  
   Внушительных размеров, побитый зеленью, медный крест тут же появляется у него в руках. Никто не шелохнулся. Происходящее кажется нереальным. Тридцать секунд... минута...
  
   - С Богом, ребята!
  
   Зал даже не успел наполниться воплями. Ужас заглох под непрерывным дребезжанием автоматных очередей. Вот уж ни одного стона... Гильзы со звоном летят на пол. Как конфеты "Белочка" на могилу неизвестного солдата. Совсем стихло... Несколько последних выстрелов в забившихся под стулья. Ботинки в крови...
  
   - Господи, Иисусе Христе, прими души грешные и разберись.
  
   Оператор снимает детали. Еще раз эмлблему на экране - крупно.
  
   Все выходят, садятся в угнанные машины и растворяются.
  
   Размноженные кассеты переданы четырем телекомпаниям - российской, французской, американской и катарской.
  
  
   У Папаши Сэма уже ничего не получалось. Он переигрался. Запилился, как старый виниловый диск. Тлел. У него уже ничего не получалось, и он вопил в полуистерике, как несостоявшийся актеришка. Время вышло.
  
   - Как ты посмел предпринять такую акцию, не поставив в известность Братство! Ты клялся в верности! Что ты возомнил... Ты знаешь, против кого ты пошел!..
  
   - Тихо! Небесный Брат... Медленно мыслишь. Спускайся вниз, тебя там ждут.
  
  
   Всякое действие должно быть продублировано несколько раз, чтобы оно основательно отпечаталось в человеческой памяти.
  
  
  
   Санкт-Петербург. В подвале дома на Тамбовской улице найдены трупы трех членов Общества Сознания Кришны. Удавлены собственными четками для медитации. На груди вырезано "АДЕМ". Харе Бол!
  
   Кассеты со съемками расправы переданы тем же телеканалам. Листовки с фотографиями трупов разбросаны в нескольких районах города. На стенах появляются надписи "АДЕМ".
  
   Новосибирск. Расстреляны и сожжены руководители сибирского филиала секты Хаббарда.
  
   Красноярск. Убит директор строительной фирмы, получивший заказ на строительство Еврейского культурного центра.
  
  
   "Схимник" - иеродиакон-расстрига отец Фрол. Я познакомился с ним в Оптиной Пустыни, где он совершал паломничество на могилы оптинских старцев. Отец, одержимый идеей Великоросского мессианства, оказался в опале как раз из-за проповеди методов, которыми должна спасаться Россия. Меня он понял мгновенно.
   Отец Фрол напрочь лишен корысти и хитрости. Он вверен, что Господь Вседержитель исполняет его руками Свою Волю.
   Я убежденно считаю его СВЯТЫМ.
   В народе он уже получил прозвище "Креститель".
   Я ежевечернее "исповедуюсь" ему. Я для него - родной сын.
  
  
   Владивосток. Забросана гранатами дневная служба в молитвенном доме секты "Свидетели Иеговы". Четырнадцать погибших. В округе разбросаны листовки с текстом "приговора". Кассеты с видеозаписью разосланы...
  
   АДЕМ
  
   Газеты, радио и телевидение - это боевые средства ведения психологической войны. Являясь в первую очередь предприятиями коммерческими, СМИ никогда не смогут отказаться от демонстрации "сенсаций", поддерживающих планки их рейтинга на высоком уровне. А рейтинг - это привлечение на канал дорогостоящей рекламы. А реклама - это то, ради чего существует телевидение, как бизнес. Так что теракты - ходовой товар... где-то между роликами гигиенических прокладок и бесконечными, как слезы рабыни Изауры, сериалами. Хочешь заниматься политическим бизнесом - готовься жить в таком пространстве.
  
  
   По сути Братства "Псы Христовы" уже не существует. Саянский монастырь и его "мирские" представители больше не в состоянии диктовать свои условия, потому что все активно действующие боевики Братства в Москве и Санкт-Петербурге принесли клятву на верность новому духовному наставнику "ПСОВ АДЕМА" - отцу Фролу. Все группы, лишние и тяжело управляемые группы провалены по информации Надежды и частично истреблены, частично арестованы ФСК-ФСБ. Небесные братья в Саянах согласны на любые условия. Лично я не вижу смысла в их дальнейшем земном существовании. Но законы бизнеса требуют подготовки высококлассных специалистов узкого профиля. Вот они и готовят. Уже не массово, как прежде, а индивидуально, на заказ. А чтоб Небесные Братья не грустили, им дали возможность открыть в Москве небольшой, но очень коммерческий банк под названием "Радовест" и четыре ресторана, объединенные общим именем "Трапеза" - пусть осваиваются, куда деваться, все равно жизнь припрет - придется героиновые бабки отмывать и доходы с продажи проституток. Адем.
  
  
   Москва. Вчера на Берсеневской набережной был обнаружен труп директора Московского Евангелистского Центра. Два огнестрельных "в область головы". Прощай, Папаша Сэм...
  
  
   Отец Фрол сидит на стуле, опустив тяжелые крестьянские ручищи между ног.
  
   - Скорбен и тяжек путь наш. Но мы несем этот трудный Крест, ради матушки нашей - Земли Русской. Ради веры нашей - Истинно Христовой, Православной.
  
   В подмосковных Мытищах строится храм Успения Пресвятой Богородицы. Я хочу, чтобы этот храм стал "памятником" отцу Фролу.

II

  
  
   Мне снится Ленни Мартинес Лав. Третью ночь подряд не прекращается эта пытка. Во сне ее глаза уже не похожи на смолистые угли. Она смотрит на меня, как гоголевская утопленница, и я чувствую, как наполняюсь какой-то неведомой ранее, дикой, первобытной языческой энергией, и это не секс, и это неизвестно что... И я не в силах объяснить себе, что же она, эта мексиканка, сделала со мной тогда, в момент нашей первой и единственной встречи... Это вне моего понимания. Я мог бы объяснить, что поступки - это цепь тайных влечений, удовлетворяющихся с учетом накопленного жизненного опыта в благоприятствующих тому ситуациях. Но это - просто ничего не значащие слова. Влечения - это то, из чего мы сотканы и то, что нами правит. И то, что нас погубит.
   Я убежден, что моя Надежда - это та же самая Вера, только решившая проблему собственной смерти. Лица всех моих женщин сливаются, и я вижу, что был всегда с одной и той же женщиной. Мне не нужна Надежда - женщина. Хотя она более самка, чем миллионы других особей ее пола. В ней я вижу Еву в момент беседы с Левиафаном. Мне нужна умирающая Надежда, потому что и сам я - плоть и кровь, предназначенные для последней жатвы. Но Ленни... Это уже не смерть Это - вместо Смерти, которая преследует только живых и не властна над вновь рожденными, вновь рожденными не для жизни, а для исполнения долга...
   Я верю, что каждый после жизни наследует плоды своих убеждений. Атеист - разлагается на молекулы и превращается в элементы таблицы Менделеева. Верящий в перевоплощение - рождается вновь и несет в себе следы всех прежних воплощений. Христианин, если он честен перед самим собой - наследует Царствие Божие и наслаждается философией Господа своего. А наемный воин - во всех мирах и на всех планетах, так и остается наемным воином, и его Валгалла - это передышка у костра между боями.
   Во мне нет жажды насилия и мне незачем продолжать начатое. Я не обезумел от идеи, потому что не нашел никакой - ни русской, ни киргизской, ни американской, ни какой-либо другой идеи... Просто есть гордые, не желающие. Чтобы с ними обращались, как с животными, и не я показал им путь. Разве мне не известно было, до какого безумия может опуститься человек, ясно понимающий всю бессмысленность своей затеи? Мне никогда не были понятны люди, ввязывающиеся в тяжелые пожизненные мероприятия.
   Мы редко теперь встречаемся с Надеждой, и каждая наша встреча превращается в неуправляемую сексуальную мистерию. Она сходит с ума, она почти сошла с ума, ей хочется оргий. Ей хочется обыкновенных групповух и ей страшно признаться, что кроме секса у нее не осталось ничего. Она никак не может умереть. Она призналась мне, что хочет переспать с Ленни Мартинес... Нет и никогда не было человека, которому я мог бы довериться более, чем Надежде. Знаю, женщина - самый неподходящий сосуд для сердечных излияний. Но я должен куда-то сливать свою грязь, от которой уже задыхаюсь. Мы демоны, сестра, мы демоны... И ее молчаливый вопрос: "кто ты, безумец и убийца?" задается лишь потому, что кроме смерти ей уже ничто не может доставить удовольствия...
   А я думаю о том, что не мной придумана мысль о превосходстве одной нации над другой, одного народа над другим народом. Не мной... Но эта идея живет и ищет своего выхода, и я думал покончить с этой идеей, предъявив ее обнаженную суть, но я искал смысл там, где его нет... Народы, как и женщины, втайне мечтают быть изнасилованными.
  
  
  
  
  
   - Братья мои, бессмертные воины Христовы, истинные патриоты и защитники земли Русской! Не веселье и не празднество привлекло сегодня сюда всех нас. Знаете вы, что великое горе постигло наше Братство... От поганой руки ослепленного бесами безумца оставил сей мир брат наш, житель Свято-Даниловой пустыни, иеромонах Василий. Великое горе на всей Земле и скорбь Небесная! Враги истребляют молитвенников за Русь, заступников наших перед Святой Богородицей Покровительницей. Господь учит нас терпению, и мы терпим ради Него. Но поруган не только Отец наш Небесный, поругана вся Россия, поруганы несчастные люди, не знающие. Где искать им спасения на Земле... Кто станет им заступником здесь, в этой жизни? Кто, как не мы! Сама Земля не простит нам молчания и бездействии! Разве не стало нам уроком убийство монахов Оптиной пустыни? Разве можно смириться с избиением православных служителей Христовых в Киеве? Чем оплатится смерть иеромонаха Василия?! До каких пор жиды и жидовствующие будут поганить Землю Русскую и глумиться над ее святым народом? Я вижу перед собой молодые русские и бесстрашные лица! Я счастлив, что Россия еще рождает настоящих сыновей, способных вышвырнуть из ее городов и сел всю эту нечисть, выкидышей зеленой статуи "свободы", заморских жополизов, да простит меня Господь за точное определение этой спекулянтской швали! Нас уже превратили в мировую корову, которую позволено доить всякому обрезанному, которому место - шнырем в русском кабаке, чтоб стоял и угадывал, чего изволить желает хозяин той земли, где наплодил он свое поганое потомство! Нам хотят подменить Бога Истинного на Микки Мауса, чтоб ему мы кланялись под телеклоунады черножопых шоуменов! Наши улицы заполнены какими-то уродами с колокольчиками, нашим детям прививают неполноценность и рабское послушание, заставляя их учить историю Родины по масонским "учебникам"! Наши крестьяне вымирают, потому что рынки захвачены кавказской поганью, ненавидящей нас и нашу Землю! Над нами ставят опыты и эксперименты, считая, что нет больше России, а есть лишь территория, заселенная "лабораторными крысами"... Терпимо ли нам осознавать это, братья? Русские ли мы? Пусть каждый из нас сам ответит на это! И пусть не пугают нас тем, "что подумает цивилизованный мир". Мы боремся за спасение своей Родины именно от этого "цивилизованного" мира! Пусть каждый из вас делом проявит свою верность России и Русскому Народу!
  
   Все присутствующие еще и еще клялись в верности Богу, России и отцу Фролу, целуя Образ Спасителя и Крест.
  
  
   Этим вечером в Москве входил в моду славянский тип лица.

III

  
  
  
   Надежда безжизненно, не шевелясь, сидела в кресле. Одни лишь глаза выдавали сжигающее ее изнутри адское пламя. Волосы были распущены и падали с плеч по спине, по рукам, по груди. Мягкое черное платье. Крахмально-белая кожа. Черное и белое. Никаких видимых полутонов. Я знаю, что два дня назад она встречалась с Ленни Мартинес. Она уже поняла, что потеряла меня. Ее голос мертв.
  
   - Она ищет встречи с тобой.
  
   - Она знает, где меня найти.
  
   - Ты не понимаешь, она уже очень много лет ищет тебя... И... и если она появится здесь, твои псы задушат ее раньше, чем она пересечет Садовое кольцо.
  
   - Какая разница, где именно ее задушат.
  
   - Это нужно тебе!
  
   - Она не может искать меня "очень много лет". Всего лишь четыре года назад я шлялся пьяный по Арбату и видел в гробу все ваши "великие замыслы"!
  
   - Ты не понимаешь... Есть вещи, о которых мы даже не подозреваем, а лишь воплощаем в своих поступках, привязанностях, никак не объясняя их себе. Это - другое... И ты же сам хочешь ее... увидеть...
  
   Надежда не может представить себе, насколько сложной должна быть форма, чтобы вместить ее сексуальные фантазии.
  
   Занавес ладоней перед сценой лица.
  
   - Я не знаю... Я не знаю, что со мной происходит. Иногда мне кажется, что я схожу с ума, когда мы занимаемся с тобой любовью!.. любовью... Я чувствую, что это мой родной брат кончает в меня! И мне страшно думать об этом, и в то же время во мне пробуждается безумное желание кровосмешения!.. Но и этого мало! Я хочу увидеть тебя с другой женщиной! И не просто с другой, а с той, которую я ненавижу, которой я завидую... И я хочу видеть, как ты будешь ласкать ее, как она подожмет ноги в коленях, а потом раздвинет их, и ты... Да! И как она будет стонать содрогаться от наслаждения, и это будет долго, долго... и больно... Я хочу... Я хочу мучений... Я жажду страдания! А ты перестал приносить мне страдания! Ты мог бы сейчас избить меня и изнасиловать! Но ты лишаешь меня даже этого, самого малого наслаждения...
  
  
   Поздно. Все это сказано слишком поздно. Пусть наслаждается равнодушием. Во мне нет желания даже убить ее. Просто до тошноты разъебенная баба... Проститутки интереснее стократ.
  
   - Зачем она меня ищет?
  
   - Я все устрою. Она мне объяснила, как устроить встречу. Она не убьет тебя.
  
   - Вот это и хуево...
  
  
   Голос терялся в закоулках пространства.
  
  
   Случаются мгновения, в которые мне отчетливо становится ясной и понятной вся безнадежность всех человеческих усилий познать что-либо свыше своего животного круга интересов. В такие минуты я становлюсь равнодушным, и уже ничто не способно ни огорчить, ни удивить, ни обрадовать меня. Мир погружается в серую пелену, и я вижу, как в этом кисельном тумане, наощупь, отвратительно неуклюже передвигаются расплывчатые фигурки людей. Потом краски становятся резкими, словно перед грозой, но их границы все равно остаются стертыми. Нет четкости. Очень много полутонов.
   Это состояние непродолжительно, оно постепенно размывается вместе с пейзажем, и на смену ему восходит солнце. Нет, не очарование, не прелесть... скорее - свежесть... кратковременная и не вовремя пришедшая весна. Мне хорошо, но я спешу укрыться в тени, принимая, может быть, последний восход за навязчивую галлюцинацию. Все приятное вызывает болезненное привыкание.
  
   Но иногда случаются поистине страшные мгновения, когда я осознаю, что нет на Земле ничего важнее и дороже человека... Я никогда не смогу понять всей схемы мироздания, я бесконечно далек от тайны шестого дня творения, и тем не менее... Чувствую, как совершенен человек в своем первозданном виде. Когда же, в какой момент своего безумия мы становимся теми убогими существами, рыскающими по миру в поисках отчаянной суеты?
  
   Я взял на себя наисерьезнейшую задачу человекоубийства, не зная, в сущности, своего действительного предназначения. Все, что я делаю - делаю от смертной тоски...
  
   "Мы демоны, брат, мы демоны..."
  
   Я хочу быть человеком и не могу им стать. Непомерные амбиции при полном отсутствии воли сделали меня подлецом. То, что я обманул и предал себя... Если бы это касалось только меня... Я предал веру, людей, природу, любовь, я предал само слово "жизнь", все то, что я сейчас понимаю под словом БОГ.
  
   Маховик уже раскручен и набирает обороты, и кровь уже на губах, и машину убийств уже нельзя остановить... Только уничтожить. И наивно думать, что я смогу ее уничтожить. Каждый из нас рождает своих чудовищ, тщедушных и гигантских, над которыми мы теряем власть. Все мои вопросы к себе не имеют ответов. И ответы известны всему роду человеческому с незапамятных времен. Зачем спрашивать, заранее зная: так страшно оттого, что все во мне уже имеет название.
  
   Человек неосознанно рождает идею... Скорее всего, он просто подбирает ее на свалке истории, но думает, что - рождает! И эта идея растет в нем, взрослеет, калечится и коверкается вместе с ним и, в конечном итоге, выползает из родителя, становится больше его. И вот - идея уже неуправляема, уже довлеет над человеком и диктует своему "родителю" свои условия. А что остается сломленному существу... Следовать за своим детищем.
  
   Мысли теряются в закоулках пространства.
  
   Я говорю о России, о чувстве Родины, о патриотизме... А что я понимаю под этим в действительности? Лживые лозунги фальшивой веры - рублевая монета, подрисовавшая себе два нуля - это то, что снаружи, то, чем я компенсирую приобретенную инфекцию неполноценности. А что же на самом деле находится внутри... Четыре года прошло с тех пор, как я признался Душману в желании сдохнуть "со смыслом", сдохнуть злобно и в зависти! Что изменилось? Я сдох в тот момент, когда признавался. Все остальное было делом мертвого. И был момент, была вспышка, когда я действительно захотел... нет, не я, что-то во мне вдруг потребовало перемены... Совесть? Что такое "совесть" - реакция разума на борьбу морали и природной нравственности против системы выдуманных обязательств, против выживания любой ценой... Наше животное чувствует запах сырой земли из уже приготовленной могилы, наше разумное и человеческое чувствует бессмертие "по образу и подобию". Может быть сто тысяч ошибок ста тысяч переводчиков и толкователей... Смерть - это физическое разложение плюс полное и окончательное забвение. Небытие ни в какой форме, отсутствие воспоминаний. Полное исчезновение всего, что было связано с жизнью. Но в чем же заключается бессмертие? В чем бессмертны люди? Телесная форма изменяется и, в конце концов, разлагается... Что же остается? Может быть, самый близкий спутник всей жизни - человеческое имя? Имя, являющееся символом всего того, под чем оно было поставлено... ИМЯ - КАК СИМВОЛ СОВЕРШЕННОГО... Дело имени. Иисус - имя и Понтий Пилат - имя. Имя Авраам и имя Адольф... За этими именами уже не стоит дел, за ними стоят целые понятия. Нет, бессмертие не слепо! И если оно не слепо, значит оно разумно. И человечество - это один огромный, изменяющийся во времени организм! Но эта мысль уже не утешает...
  
   Каков масштаб последствий деятельности бессмертия?
  
   "Нас забудут, но не скоро,
   А когда забудут, я опять вернусь..."
  
   Мы созидаем и разрушаем во имя бессмертия. Человек - ничтожно малая молекула Вселенной - как хочется выйти из-под контроля, выпасть из системы! О, это наивысшее!..
  
   Возвеличить одну нацию. Истребить другую нацию. На каком уровне возникли эти необходимости? На каком уровне они продолжают существовать? И настанет ли эпоха равенства...
  
   Какое счастье для человечества и какая трагедия для русских, что Христос Спаситель не родился в Тамбовской губернии и не крестился в волжских омутах!
  
   Каков же уровень осознания национальности? Низший - я русский. Посредственный - я горжусь русскими. Высший - русские гордятся мной.
  
   Вот - ловушка!
  
   Прежде я спрашивал себя: "Что я? Что делаю? Зачем?" Теперь я должен следовать за своим чудовищем. Пусть и от тоски...
  
   Надежда сошла с ума. Скорее бы все с нами кончилось... Ничего не осталось, ничего. Одни полутона.

IV

  
   Жизнь проходит, как давка в трамвае.
  
   Москва. "Редиссон-Славянская". Ms. Vorona.
  
  
   Осень в тряпочках кровавых
   Дождевую тянет нить...
   Разве ты имеешь право
   Без меня на свете жить...
  
   Твой брат.
  
  
   По личному приглашению Надежды Ленни прибывает во Владивосток.
  
   - Она уже звонила по контактному телефону. Говорить будет только с тобой. В семь утра по московскому времени.
  
   -... да, запомнил.
  
   На лице - ничего.
  
  
  
   Отец Фрол от бездействия, с тоски съездил на какие-то одному ему ведомые Святые Гробы. Вернулся, полон энергии и жажды кровавой.
  
   - Два уж месяца сидим мы, словно мыши под папертью! Когда ж дело-то? Так без нас всю слезную Русь обрежут в веру ихнюю шайтанскую!..
  
   - Будет у тебя, Отец, дело, будет. Гад один среди нас объявился, Иуда... Веру продал. Братство продал.
  
   - Да я ж его!..
  
   - Скоро, Отец, скоро.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ты знаешь, брат, наш бог - земля,
   Где незабудок цвет сквозь кости.
   Зашит в пшеничные поля,
   Разросшиеся на погосте.
  
   Ты знаешь, брат, из наших рек
   В кисельном вареве рассвета
   Рождался самый первый снег
   И делал белую планету.
  
   У нас от снега - свет волос
   И сероглазые мадонны...
   И даже наш дворовый пес
   Не то святой, не то влюбленный...
  
   Луна и лес, вода и хлеб,
   И солнце падает в колодцы...
   Ты знаешь, брат, что наша степь
   Над всякой истиной смеется!
  
   И воет в колокол душа
   Молитвой длящегося лета...
   И слова огненного шар
   Пылает жаждою рассвета!
  
   Ты знаешь, брат, нам не найти
   Себя на Западе и Юге...
   Там незабудкам не цвести
   Под сонный свист осипшей вьюги...
  
   Там не прощаются навек,
   Расставшись лишь на полминуты...
   Ты знаешь, брат, наш оберег
   С чужим ковчегом перепутан.
  
   И только память, где-то там,
   В последнем выдохе... Не знаю...
   Как-будто видит Божий Храм
   В костях разбитого сарая...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Снова снится Ленни... И кажется, что это уже не сны. Скоро развязка.

V

  
  
   - Скажу вам прямо: когда мне передали, что вы изъявили желание встретиться с представителем нашего издания, мне понадобилось некоторое время, чтобы принять решение. С одной стороны, я считаю вас преступником, причем, опасным преступником, и, исходя из этого, должен был бы сообщить в соответствующую службу о вашем предложении. С другой... Я не думаю, что вы собираетесь прорекламировать очередное преступление через наше издание. Это было бы невозможно. И поэтому, как представитель независимого издания, я принял решение встретиться с вами на ваших условиях.
  
   - Я благодарю вас за такое решение. Я действительно подтверждаю, что не имел мысли использовать ваш журнал для очередного "хода" в этой безумной игре. Более того, все, что будет сказано мной, имеет некоторые документальные подтверждения, и я намерен передать вам эти материалы, если вы решите опубликовать нашу беседу.
  
   - Вы хотите сказать, что...
  
   - Что я передам имеющиеся у меня в распоряжении документы и материальные свидетельства, касающиеся деятельности террористической организации "АДЕМ". Выбор вашего издания не случаен. Мне известны ваши принципы и цели, которые вы преследуете своими публикациями. Европейцы иначе смотрят на многие вещи, чем мы, русские. Я уверен, что ваш независимый "WORLD PACIFIC" отразит сказанное без искажений.
  
   - Почему вы не передаете документы русским спецслужбам?
  
   - Без публикации интервью и продублированных бумаг в ваших руках, русские спецслужбы могут и не принять никаких мер.
  
   - Даже так!
  
   - Я хочу быть правильно понятым. Четыре года назад перестал существовать Советский Союз... У подавляющего большинства населения страны эта катастрофа не вызвала прилива положительных эмоций. Людей ограбили, обманули, ввергли в гражданскую войну и продолжают грабить и обманывать. Сотрудники спецслужб - тоже граждане этой страны и они испытывают те же чувства, что и большинство населения. Вполне допускаю, что некоторые из них сочувствуют и разделяют взгляды, пропагандируемые организацией "АДЕМ". И есть вероятность того, что ход этим бумагам не будет дан. Вы спрашивайте...
  
   WP: Тогда объясните мотивы своего поступка.
  
   В (Воронов): Дело в том, что я не создавал, в полном смысле слова, эту организацию. Я просто использовал часть и без меня созданного механизма в личных и только личных интересах. Таким образом, за короткое время я убедился, что терроризм в том виде, в котором он существует сейчас - это не более, чем одна из форм коммерческой деятельности, развивающейся по законам шоу. И это еще не самая бесчеловечная форма современного бизнеса. А у меня нет склонности к предпринимательству.
  
   WP: И вы решили закрыть свой бизнес?
  
   В: Понимаете, в чем дело... Люди очень быстро привыкают к тем условиям, в которых они живут. В том числе и к скотскому существованию люди тоже привыкают и перестают замечать его. То есть, смиряются со скотством. Сейчас время прагматиков и не просто прагматиков, а обездушенных прагматиков. Никто не станет уговаривать человека "возвыситься духовно", если за этими уговорами не будет стоять возможность получить конкретную прибыль от такого "возвышения". Поэтому к оскотинившемуся и будут относиться как к скотине - выжимать из него все соки, пока тот не сдохнет. Я же - идеалист...
  
   WP: Поэтому не хотите, чтобы грязь ваших собственных поступков испачкала весь "АДЕМ"?
  
   В: Люди обязаны сопротивляться насилию над собой. Я имею ввиду общество, народ, нацию. Осознать себя человеком - вот главная задача каждого. В уродливо построенном и уродливо руководимом обществе сопротивление принимает такие же уродливые формы. И в этом случае терроризм - это крик отчаянного. И когда терроризм принимает массовые формы - сразу появляются люди, видящие в этом явлении источник доходов. Они-то и делают сопротивление управляемым и прибыльным... Вот поэтому я и рассказывают вам об этом, чтобы чуть укоротить руки таки м дельцам. А поскольку "АДЕМ" уже достаточно известное движение, то после моего признания его трудно будет обвинить в нечистоплотности.
  
   WP: Другими словами, вы хотите дать терроризму еще один шанс?
  
   В: Я хочу показать людям, что не смотря на то, что во главе их очень часто оказываются мерзавцы, сами люди должны отдавать себе отчет в том, что они рождены свободными и достойными всех тех прав, которыми должен обладать человек, созданный по образу и подобию Божьему.
  
   WP: Вы верите в Бога?
  
   В: Да, Бог есть. Но это - не Иисус Христос.
  
   WP: Но могли же вы каким-либо образом объяснить своим людям, что терроризм - это не выход... Это еще большее заблуждение...
  
   В: Во-первых, я не уверен, что терроризм - это не выход. А во-вторых - люди шли не за мной. Они двигались и действовали ради идеи, которую не я им внушил. И я не в праве утверждать. Что идея, которой они следуют, является заблуждением. Скотская покорность - вот это точно заблуждение. А сопротивление всегда позитивно! И настоящий духовный руководитель этого сопротивления - Отец Фрол - чистый и убежденный человек. После моего "признания", я надеюсь, он будет осторожнее.
  
   WP: "Креститель"?
  
   В: Так его прозвали в народе.
  
   WP: И все-таки: фактическое бойкотирование спецслужбами расследования совершенных вашей организацией преступлений породило здесь, на Западе, устойчивую версию о подконтрольности...
  
   В: Я не знаю ни одного государства на так называемом Западе, которое не относилось бы к России враждебно. И если вы, европейцы, особенно те, с кем мы непосредственно воевали и, значит, обменивались и кровью, и культурой, способны в какой-то степени видеть в лице России не только всемирное пугало, то американцы, например, очень сильно заблуждаются на наш счет. Им кажется, что русский народ безумно обрадовался той шайке кровопийц, которую Америка назначила здесь в качестве правительства. В следствии этого заблуждения, им ничего не остается, как приписывать любое народное возмущение проискам "реваншистов" из "спецслужб". Так что я категорически отрицаю какую бы то ни было связь с действующими сотрудниками госбезопасности.
  
   WP: Я сожалею... И еще - ваша странная просьба...
  
   В: Серебряный доллар! Я ведь сейчас совершил предательство, а всякое предательство должно быть материально вознаграждено. Иначе его можно трактовать как "перемену убеждений" или "прозрение"... Я же не хочу оставлять шанс спекуляциям на этот счет. В день публикации вам будут переданы документы. Всего хорошего.
  
   НАДЕЮСЬ, ЧТО ТЕПЕРЬ РОССИЙСКОЕ РУКОВОДСТВО БУДЕТ ВЫНУЖДЕНО ПРИЗНАТЬ ФАКТ НАЛИЧИЯ В СТРАНЕ ВООРУЖЕННОГО НАРОДНОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ. А ЗНАЧИТ, БУДЕТ ВЫНУЖДЕНО СЧИТАТЬСЯ С НУЖДАМИ СВОЕГО НАРОДА, ПОД УГРОЗОЙ МАССОВОЙ ПОДДЕРЖКИ РУССКОГО НАРОДНОГО ТЕРРОРИЗМА.
  
  
  
   А меня больше нет.
   Аэропортовская вечная толчея. Я стою и смотрю, как огромные железные птицы с ревом уносят в небо добычу своих алюминиевых желудков. Через пару часов меня тоже. Как червячка, примет чрево лайнера, вознесет, вознесет! И выплюнет где-то там, у холодного океана, за много тысяч километров отсюда.
  
   Объявляют регистрацию рейса.
  
  
   Москва - Владивосток.
  
  
   Она оборачивается, бледная, как холодное зимнее небо.
  
   - Пусть сохранит тебя... Господь... Прощай, брат!

VI

  
  
   Автобусный экспресс, покряхтывая, тащится по унылым приморским пейзажам из аэропорта в город. Все совершенно чужое, природа, незнакомые люди... но кажется, что сам воздух здесь пропитан теплом и чем-то положительным... Добром, что ли...
   Центр Владивостока. Местные называют этот район "миллионкой". Каменный мешок двора. Разговорчивый мореман, списанный на сушу за непреодолимую и беспредельную слабость к спиртному, успел сообщить мне, что раньше в этом доме размещалась китайская опиумная курильня. Сейчас живут люди. Коммунальная система. Нужная мне квартира - на последнем, четвертом этаже. Поднимаюсь по узким ступеням.
   Дверь в коридор открыта. Дальше - шесть комнат. В какой же из них она?
   Женщина с белым пуделем в руках молча тычет пальцем в одну из дверей и так же молча исчезает в своей конуре. Открыто. Вхожу без стука.
   Узкая комната со скошенным от крыши потолком, кажется, по-французски такие комнаты называются "антресолями". Разобранный диван, небольшой столик, кресло. Она спит.
   Я сижу в кресле почти два часа, курю и стряхиваю пепел на пол.
  
   Ленни Мартинес Лав. Lenni Martines Love.
  
   - Зачем ты зовешь нас? Ты знаешь нашу цену. Она неизменна. Твоя смерть дает тебе жизнь и освободит тебя от злой судьбы. Не опоздай.
  
   Если бы я мог вновь увидеть вас и поговорить с вами, и прогуляться в вашей компании, и отведать крепкого пива ваших бесед, я думаю, мог бы...
  
   - спасти уже погибшую душу. Получить отсрочку. Похитить золото. Подобно разбойнику, и вернуться в лагерь с былой славой.
  
   - Как тореадор поворачивается лицом к отравленным рогам и пьет красную победу, солдат тоже со своим трофеем, пробитым шлемом, и идущий по карнизу нетвердой поступью на пути к внутренней благодати.
  
   - (Смех) Ну и что же. Не будешь ли ты сожалеть?
  
   - Нет.
  
   - Скоро наши голоса должны слиться в один, или один должен уйти.
  
   Она смотрит на меня уже два часа.
  
   Теперь она сидит на диване, плед сползает с ее плеч, обнажая грудь. Я не вижу...
  
   - Был ли ты на том перекрестке?
  
   - Мне кажется, что я никогда с него не сходил... Я и сейчас там...
  
   - Хочешь, я уведу тебя?
  
   - Если ты сможешь...
  
   - Главное, чтобы ты хотел.
  
   - Я хочу.
  
  
   Все плывет и плавится у меня перед глазами. Видения детства... Кровь... Я выхожу на сцену. Ботинки в крови. Буря убийц. Золото дурака. В небесах Бог... Где она?
  
   Она возвращается в зрение.
  
   - Ты запомнил?
  
   - Это был я?
  
   - Не нужно ничего говорить. Все происходит само собой, вне твоего сознания. Отпусти себя, останься с тем, что на самом деле присуще только тебе, очистись от ненужных навязчивых образов. Иди ко мне, я помогу тебе... Помнишь? Помнишь ту долгую ночь в мексиканской пустыне?..
   Смотри: я - ночь, я помогу тебе уснуть... Видишь: я - утро, ты снова родился... Ты нашел меня, чтобы во мне найти себя. Помнишь... дорогу... Рассвет еще не размыл неба, но приближение утра уже вдыхалось...
  
   - Наконец-то! Наконец-то кончается эта проклятая ночь. Я страшно боюсь этой темноты. Все время ждешь, что из-за каждого куста выскочит безумный черт и начнет творить свои безумства.
  
   Старый индеец, сидевший в кузове дребезжащего грузовика, в конце концов замолчал, и все остальные, ехавшие в кузове вместе с ним, облегченно вздохнули. Было не понятно, то ли старик обожрался пейотов, то ли пейоты давно уже сами сожрали его и теперь говорят через него и пугают добрых людей.
  
   Некоторое время все молчали. Машину трясло, как в пьяном припадке.
  
   Эта часть Мексики практически лишена дорог, и лишь неровные грунтовки, да и то - такие редкие, позволяли трудно передвигаться от одного селения к другому, такому же, наполовину вымершему селению.
  
   Каждый из восьми пассажиров был мексиканским индейцем. Каждый ехал по своим личным надобностям. Но всех их объединяло одно желание - выбраться поскорее на асфальтовое шоссе, чтобы прекратилась эта изматывающая душу и изнуряющая тело тряска.
  
   Едва первые лучи восхода прорезали наполненный сумраком воздух, все почувствовали почти физическое облегчение. Водитель несколько раз ударил кулаком в крышу кабины, что означало скорый выезд на асфальтовую трассу. Тут уж вздох облегчения стал не просто ощутимым, но и слышным... Завязались короткие разговоры, кто-то достал пачку дешевых американских сигарет и запустил ее по кругу. Очертания земли прояснялись...
  
   Маркус молчал. Сидевший рядом с ним старик несколько раз пробовал заговорить с ним, но Маркус даже не попытался просто взглянуть на него. От предложенной сигареты он отмахнулся, и тогда уж его действительно оставили в покое. Кто знает, от чего молчит этот молодой пуэбло, и почему глаза его так спокойны, как не бывают спокойны глаза живого человека. Может быть, ночью этот парень увидел нечто, что и привело его в эту спокойную отрешенность... Кто знает. Ночью в мексиканской пустыне многое может случиться.
  
   Он сел в машину последним. Водитель увидел стоящего на дороге человека и притормозил. Маркус запрыгнул в кузов, принеся с собой часть ночного безмолвия, и разговоры пассажиров как-то стихли сами собой, и после этого, до самого рассвета, так никто и не заговорил. Только старик бредил чертями и причитал, причитал, причитал...
  
  
   - Ленни, что это... Откуда эти видения? Кто эти люди?
  
   - Смотри, смотри! Ты же не боишься. Тебе остается только смотреть... Просто смотреть - и ты получишь все ответы. Ты чувствуешь меня... Не бойся. Трогай меня руками и смотри.
  
  
   Айяуаска - это молчание, познание и прекращение всяких страхов. Это напиток, за которым охотятся опухшие от тошной сытости гринго, но что они понимают в индейских видениях? Они, эти глупые гринго, сослепу уничтожили ацтекскую культуру и истребили само понятие "познание истины". Они набили свои изнеженные утробы разными наркотическими снадобьями и , развалившись в шезлонгах, возомнили себя неотъемлемой частью тайного мира пуэбло, уичолей и яки - этих последних потомков Великой Цивилизации, простиравшейся некогда от древнего Урала до Карибского моря.
  
   Маркус безмолвствовал оттого, что знал: сегодня на рассвете он должен умереть. От него было сокрыто, как именно это произойдет, но то, что час последней истины вплотную приблизился к нему этим утром, оставалось для него единственной правдой. И Маркус ждал, и это ожидание было его последней войной и единственным стремлением.
  
  
   Голос Ленни плывет среди видения. Дополняет его... И я начинаю понимать.
  
   - Кто знает о том, что скрывают от людей Боги, за тем занавесом, который мы привыкли называть Смертью? Только умершие... и те, кто приготовился умереть. Познав бесконечность, уже не стремишься задержаться на этой неуютной планете, где все - лишь обман зрения, обман разума, твердая иллюзия, хотя и оборудованная для несчастной жизни, но все же враждебная к каждому из нас в отдельности. И тайны, скрывающие суть наших мыслей и наших поступков, доводят до безумства как глупцов, так и мудрейших мира сего. И лишь избранным приподнимаются веки Всевышнего, и они смотрят ему прямо в глаза.
  
  
   Айяуаска носила Маркуса по разным мирам Вселенной. Он видел тысячи разноцветных галактик, которые возводились, процветали и рушились прямо у него на глазах. Он видел великое множество существ, отправляющихся в разные концы потустороннего бытия. Видел бесподобных ангелов с молниями в крыльях и видел обреченных демонов с мудрыми глазами. Он видел то, от чего у нас, ничтожных, помутился бы разум и остыло бы сердце. И я видел все это вместе с ним. А то, что ехало в машине и еще называлось Маркусом, было обречено. Рассвет поднимался...
  
  
   - Помнишь, его семилетняя дочь... Рожденная от женщины гринго и сразу же брошенная ею, пророчествовала... Это началось за три года до смерти Маркуса. У девочки осталось странное имя - Ленни Мартинес. Сильные индейские гены - так думали... Тогда все поражались маленькой девочке, умеющей снимать ладошками боль, и возле хижины Маркуса даже ночью всегда толпились крестьяне. Любой пуэбло в округе знал, что маленькая Ленни Мартинес возвещает волю богов. И все, сказанное ей, сбывалось верно и в точности.
   Маленькая жрица объявила Маркусу о его смерти. Она говорила не со своим отцом - ее настоящий Отец был недоступен пониманию земного индейца Маркуса. И она говорила с ним просто, как с соплеменником. И ее слова были высшим судом - сегодня на рассвете.
  
  
   Я не знаю, откуда смотрел, не видел себя... Словно сам воздух душной мексиканской ночи был моим зрением... Ленни, едва касаясь, обводила контуры моего лица тонкими перьями своих пальцев...
  
  
   Впереди, перед грузовиком, показалась ровная лента асфальтированного шоссе, прорезавшего пустыню, словно раскаленный нож кусок подтаявшего масла. Шоссе приближалось... Метров сто... восемьдесят... тридцать...
  
   И в тот момент, когда грузовик выкатился на покрытый вихрящейся пылью асфальт, произошел страшной силы удар! Неизвестно откуда, словно из ада выскочивший автобус, с огромной скоростью впечатался в правый борт грузовика.
  
   Силой удара Маркуса рвануло вверх, и, описав в воздухе дугу, он плашмя рухнул на дорогу. Голова его треснула, как яичная скорлупа, и он мгновенно умер. Но уже после смерти глаза Маркуса распахнулись, и он увидел склонившегося к нему русоволосого мальчика лет четырех... Какой-то большой и незнакомый город...
  
  
   Путешествие завершилось. Мое сердце колотилось с такой силой, что я невольно прижал руку к груди. Леви прикоснулась к руке губами... И волнение покинуло разум. Мне уже ничего не нужно было объяснять. В склонившемся к Маркусу мальчике я узнал себя.

  
  
   - Зачем мне все это? Разве можно что-то изменить? Судьба распоряжается нами по-своему, и даже мексиканская ведьма не способна изменить ее ход.
  
   - Когда ты увидел меня впервые, я прочла в твоих глазах, что ты хотел убить меня.
  
   - Ничего бы не изменилось. Я не индеец Маркус. Я другой - тот, кому он отдал перед смертью свой тоскливый дух.
  
   Ленни спустила ноги на пол, откинула плед и поднялась. Ее смуглая кожа матово отсвечивала в окнах меркнущего дня.
  
   - Все еще хочешь убить меня?
  
   - Если твой отец жил во мне все эти годы, то почему ты нашла меня только сейчас? Не ушел ли дух Маркуса к кому-нибудь другому, пока я валялся со шлюхами в пьяном беспамятстве?..
  
   - Хочешь избавиться...
  
   Ленни медленно стягивает со стола расшитый мексиканскими узорами летний пончо, и под ним оказывается восьмизарядный "Вальтер".
  
   - Возьми и сделай это. Только ты имеешь право на выстрел, так же, как только я имею право на Маркуса.
  
   Моя рука тянется к оружию.
  
   - Да, ты не Маркус. Ты - это ты. В тебе живет лишь его смутный дух... Но этот дух сможет проясниться, если ты сможешь, очень захочешь понять, что ты такой же осколок погибающей цивилизации, какими являемся мы, американские индейцы, давно уже смешанные с тысячами разных кровей, но все еще сохранившие свой дух...
  
   Ладонь охватывает рукоятку. Механизм для убийства.
  
   - В тот день Маркусу было точно столько же лет, сколько и тебе сейчас. Тебе необходимо было пройти сквозь пустоту, переступить через кровь, потерять душу, чтобы однажды обрести дух. Было предсказано...
  
   Она приближается, опускается на колени и касается лбом ствола.
  
   - ...у нас родится дочь... И она будет чем-то б?льшим по отношению к миру, чем мы, обычные смертные демоны. Ты тоже избран, как и я... Ведь судьба не слепа. Поэтому она всегда оставляет нам выбор. Но перед этим дает почувствовать правду. Мне не открыто, кем должна стать наша дочь... Мы можем только догадываться: осколки погибающих народов - русский и женщина пуэбло... Может быть, она станет той мизерной каплей Жизни, которой именно и не хватает людям, чтобы очнуться от этого гибельного сна... Я не знаю. Я лишь исполняю пророчество о тебе и обо мне. Остальное - вне нашей власти, вне нашего понимания.
  
   На окна спускаются сумерки.
  
   - Мы просто имеем страшное право - решать. И теперь ты должен принять решение. ДА или НЕТ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - Таким, как мы, ничего не простится.
  
   - Таких, как мы, не судят!
  
  
  
  
  
   Вспомнились давно прочитанные и так же давно забытые слова Феофана Затворника: "Нет большего греха, как молиться Богу без страха, внимания и благоговения; молиться языком, а умом с бесами вести беседу". Так я и поступал... пока не узнал своей настоящей Природы... "умом с бесами вести беседу"... Да ладно! Я сам - бес. Она желает меня и я желаю ее. Что еще...
   Еще? Нужна видимая, ощущаемая всем существом перемена. Правда ли все, что я видел и слышал, или это очередной самообман, и не просто ли сумасшедшая баба рядом...
  
   ДА или НЕТ.
  
   Тихий океан разбивался у моих ног миллионами холодных сверкающих капель. Я сидел на бетонном парапете безлюдной набережной и кормил жареной камбалой бездомного доброго пса. В его глазах была искренняя благодарность.
  
   Стихия шумела, и я не услышал ее шагов. Только почувствовал горячие руки на своих плечах... И целовал ее, и больше воздуха жаждал сумасшествия! Безумие - это свобода...
  
   ДА!
  
   - Научи меня видеть мир сейчас, каким его видишь ты! Я знаю, что мне не суждено увидеть нашу дочь. Но сейчас я хочу увидеть мир таким, каким увидит его дочь, еще находясь в тебе...
  
   - Мы видим мир одинаково... Это плохой мир.
  
  
   Ветер врывается в нас и уносит дрожащие мысли и образы. Формы... Все дороги вверх или вниз. Этот город расположен на сопках.
  
  
  
  
  
  
  
   Никогда мне не нравилась жизнь, в гуще которой я вращался последние годы. Все эти интриги, заговоры, преступления... И поэтому ничто во мне не изменилось и сейчас. Я видел, как ломали сознание сомневающимся, ломали в "Саянской обители". Ломали старым и проверенным "христианским" методом: сажали в земляной колодец на неопределенный срок и весьма скудно подкармливали - только, чтоб не сдох. И все. Тот, кто не сходил с ума, искренне начинал просить помощи у Бога. Два-три месяца, и человек приходил к полнейшему убеждению, что лучше с Богом на устах, чем трупом в земле. И за это я тоже сполна отомстил "псам". Но сам при этом не изменился. Только поменял отношение к некоторым вещам.
  
   - Ленни, я устал от сомнений.
  
   - Не сомневаются только зомби. Ты же живешь и любишь.
  
   - Любовь - это одно из критических состояний психики. Как сильное опьянение.
  
   - Ты словно боишься.
  
   - Самый страшный исполнитель чужой воли - влюбленный зомби.
  
   - Ты боишься?
  
   - Я хочу...
  
  
   Мне нужно было время, чтобы поверить и привыкнуть к происходящему внутри. Долгие годы я разрушал, разрушал, разрушал... И вот впервые я ощущаю в себе чувство созидания. Это ново, и не знаю, нужно ли... И спешить уже некуда. И совсем уже исчезла потребность объяснять свои поступки каждому первому встречному, чтобы лучше понять самому... И только хочется быть с ней, слушать ее, молчать с ней...
  
   Мы уедем из города. Здесь невозможно сосредоточиться и полностью успокоиться, а это так необходимо нам обоим.
  
   Я смотрю на эту женщину - мать моей будущей дочери - и мне становится понятным, почему мне позволено было дожить до сих пор.
  
   Все мы - обреченные на погибель - поражены идеей мессианства, даже если никогда не обнаруживали в себе этой идеи. Отсюда вечное ожидание "своего часа", и мрачная литература, и sex, как в последний раз, и жажда разрушения, и самая пронзительная грусть...
  
   Смогу ли я осознать себя... Смогу ли найти свою истину среди бесчисленной собственной лжи... Сейчас это важно. Я должен найти. Это передастся ребенку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ленни - Любовь. Душераздирающий вопль индейского шамана! Граница дозволенного для смертного человека. За этой границей уже нет бытия... Одиночество ползущего по кресту. Опуская руки в пустоту - непременно сорвешься... Но протягивая одну руку высшему, а другую - карабкающемуся за тобой, безусловно становишься звеном единой цепи. И не имеет значения, какого цвета твой плащ... Главное - цепь жизни. И если ты не в цепи, то ты - ничто, даже если твое ничто равняется тремстам миллионам подданных. И жестокие звенья... и пустые звенья... и мертвые звенья... Я потерял способность рассуждать.
  
  
  
  
   Мы уехали. Мы остались одни. Никого.
  
  
  
   Дети любви.
   Дети насилия.
   Дети безразличия.
   Наследуют ли они...
  
   - Ты никогда не узнаешь, кто ты на самом деле. И даже в свой последний миг и даже после него ты никогда не узнаешь настоящих причин своих поступков. Все, что тебе дано - выбирать на перекрестке дорогу, но какую бы ты ни выбрал, тебя будет сопутствовать дьявол... Только на каждом перекрестке - свой.
  
  
   Чальчухтоттолин! Чальчухтоттолин!..
  
   - Сколько мы будем вместе?
  
   - Пока я не почувствую в себе твоего ребенка.
  
   - Это похоже на кровосмешение...
  
   - Все зависит от тебя.
  
  
   Чальчухтоттолин! Чальчухтоттолин!..
  
  
  
  
  
   Видения кровавых кошмаров преследуют меня по ночам. Я вижу себя все так же, как тысячи жизней назад: ботинки в крови...
  
   Where is she?
  
   Она рядом.
  
   - Ты не сломаешь свою судьбу, потому что ты не человек! Перестань издеваться над собой.
  
   - Я ненавижу себя!
  
   - А ты возлюби...
  
  
  
  
   Мне противно и собственное тело, и собственные мысли, и собственная душа. Все, что связано со мной, мне противно. Если я сделаю это сейчас мне будет противен ребенок...
  
   - Вспомни ребенком себя...
  
   - До Маркуса?
  
  
   Чальчухтоттолин! Чальчухтоттолин!..
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - Не надо любить меня, как женщину... Не надо любить меня, как человека... Люби меня, как сатану, которая погибнет вместе с тобой, сию секунду, как мотылек на адовой лампе бульварного фонаря!
  
   У нее все одного цвета: и губы, и соски, и там, и душа...
  
  
   Снег завалил все легкие пути.
  
  
  
   - Не думай о той маленькой девочке из мексиканских снов. И Маркус... Ты уже отдал его дух. Теперь все прошедшее - лишь плод твоего воображения. И только одному человеку удалось удержать тебя в живых до сего дня... Джим Моррисон. Ты верил, что часть его души передалась тебе... Ты был готов лежать в его могиле мертвым, чем чувствовать себя бессмысленным живым. Даже его воспоминания, даже его галлюцинации ты считал своими... Так ты завидовал... И так ли теперь?
  
   - Мне уже не нужно осознавать себя.
  
   - Не подменяй одну пустую надежду другой, такой же пустой... Просто проживи несколько мгновений по-настоящему. Дай руку! Чувствуешь, как там горячо... Это зарождается новая жизнь.
  
   - И наследует всю кровь...
  
   - И всю кровь, и все грехи человечества! Всю жизнь! Не оставайся тем глупцом, который беседует с духами на перекрестке... Не обольщайся. Мы сами - демоны, бог мой, мы демоны...
  
   - Так говорила другая...
  
   - Неужели ты еще не понял, что это была одна и та же женщина... Что всю твою жизнь с тобою была только я...
  
  
   Все давно уже кончено.
  
  
  
   Адем...
  
  
  
  
  

  
   Все кончено. Последний Гаутама ответил на все последние вопросы. Мужчины уходят на войну. Мужчинам некуда больше уходить ни в этой жизни, ни в следующей, ни в какой-либо другой.
  
   Зеленый ветер раскачивает листву.
  
   Каждый день я кормлю жареной камбалой бездомного доброго пса.
  
   Lenni - Love, моя последняя женщина. Нет ничего, что осталось бы непонятным или невысказанным. Страсти и соблазны, проекция падения в бездну... Я - живой! Я живу с ней уже много тысяч лет и остаюсь тем же, кем появился в ее любви впервые. Ведь она не любит - она исполняет Волю, а это уже не просто совпадение дьявольских запахов. Иногда меня убивают. Иногда она умирает от горя. Мы грустим... Но сейчас, впервые за сотни тысяч лет, мы ждем появления ребенка. И в этом ожидании исполняется наша любовь. Мне не суждено увидеть появление девочки на свет... Но я увижу все иначе.
  
   Хотя иногда мне хочется выстрелить ей в живот.
  
   - Ты, азиат, потомок скифов, что ты чувствуешь в сердце своем, когда общаешься с духами далеких предков!?
  
   Солнце взрывает бездны ее глаз!
  
   - Я - трава у подножия Ольгиного монастыря. Мои песчинки начинаются в Валдайских ключах и растворяются вместе с Великой рекой в бесконечности неба.
  
   - Ты видишь свой боевой шлем?
  
   Нет ничего нового. Ботинки в крови.
  
   - А ты, пуэбло, бешеная мучача, дочь саксонской женщины, древняя азиатка, мексиканская змея, помнишь ли ты мудрость ацтекских щитов? На каком кресте римляне распнут нашу дочь?
  
   - Ты будешь молиться о ней и мстить.
  
   - А ты будешь знать путь...
  
   - Оставь это, иначе разум перестанет подчиняться тебе. Кресты давно готовы, и мы давно подвешены на них. Не страдает тот, кто не родился.
  
   - Сиддхартха.
  
   - А ты можешь возразить! Ты - трава...
  
   - Душа умирает без войны.
  
   - Но ветер все-таки с Востока?
  
   - Я всегда стою на одном перекрестке...
  
   - Путник пьет...
  
   - Я уже не путник. Я охраняю горизонт.
  
  
   Звезды сжигают цветы.
  
  
   - Ленни Мартинес Love, расскажи мне о своей вере, о своей надежде и о своей любви...
  
   - А ты откроешь нам свой народ.
  
  
   "...ты и я слишком хорошо знаем о существовании чего-то, что не есть мы и что играет этими картами, в которых мы то ли трефы, то ли червы, но уж никак не тасующие их и раскладывающие руки, - такая умопомрачительная игра, в которой нам дано лишь узнавать нашу судьбу, как она ткется или распускается с каждым ходом, узнавать, какая фигура идет до нас или после, в каком наборе рука выкладывает нас противнику, узнавать борьбу взаимоисключающих жребиев, которая определяет нашу позицию и наши отказы".
  
  
   Ahime' Chalchiuhtottolin abbia misericordia di te, Perdoni I tuoi pecati e ti conduca alla vita eterna.
  
   Chalchiuhtottolin...
  
  
   " У времени и у смерти лица женщин. У смерти оно бледное и сердитое, потому что оно никак не может примириться со своим ремеслом. У времени лицо четырнадцатилетней девушки: весною оно зеленое и улыбчивое; летом - красное; осенью - сиреневое; зимой - синее и грустное. Но это всегда лицо одной девушки. Так и должно быть, время не стареет, оно священно. Тот, кто противится ему, будет сломлен, кто пытается обогнать его, знает наперед, что ему конец. Время неминуемо настигнет его и бросит в черную ночь забвения. А ночь забвения - близкая родственница ночи смерти".
  
  
  
   It was many and many years ago,
   In kingdom by the sea,
   That maiden there lived, whom you know
   By the name of Annabel Lee...
  
  
   Chalchiuhtottolin...
  
   Lenni Martinez Love
  
   - Я верю, потому что надеюсь, а надеюсь, потому что люблю, а люблю, потому что верю... И этот круг продолжается бесконечно, и это - тот самый лабиринт, из которого не стоит искать выход... Дух и Материя, Европа и Азия... Американские перекрестки... Слияние Готики с Византией... Мы просто подчиняемся времени.
   "Кто ты? Кто ты?.." - вопрос, пульсирующий в твоих венах, в твоей вопрошающей душе... Ты не сможешь найти ответ на этот вопрос. Просто смирись с этим, ведь ты уже часть меня. Я - Америка... я давно уже вышла за рамки религий, за пределы рас и народов. Ты найдешь во мне любую из женщин, о которых ты когда-либо думал и мечтал. И я не стремлюсь к равновесию, потому что прекращение колебаний - это прекращение жизни. Равновесие во мне - это нечто невысказанное... То, что неизбежно вливается в мир с приходом больших Личностей и больших изменений. Вот мы и служим этим изменениям и только им... А ты чуть не погубил себя служением Умирающей Неподвижности... Но Сила сопутствует не каждому гиганту. Я знаю. Ты завершаешь свой земной путь, и ты исполнил все обряды, связанные с бессмертием.
   Человек - воплощение мировой идеи о колебаниях времени. Ты решаешь за себя и совершаешь поступки, но за тебя давно уже все решено... Кроме одного - ты сам выбираешь по какой из дорог ты отправишься с перекрестка. Ты хочешь жить только потому, что родился... Жизнь - это просто влечение. Вот сущность живущего. И всегда находится что-то выше тебя. Что это - выше? Об этом открыто лишь тебе одному...
   Мы с тобой товарищи по времени и поэтому мыслим одной и той же эпохой. Нам неведомы тайны ушедшего, нам не раскрыть тайны грядущего. Мы просто наполняем сегодняшний день.
   Мы ищем гармонию, чтобы пережить Вселенную. Герои стремятся к господству, аскеты наследуют мудрость, пророки прокладывают фарватер... Выбор никогда не падает на нас случайно. Я ищу созвучия. Я - Америка. Я живу во всем мире и со всем миром и вижу его как единое целое. Мы научились понимать движение... А ты? Где сейчас ты? Ведь ты уже во мне... И я люблю тебя, печенег!
  
  
  
   У меня тоже давно уже нет ни земли, ни народа... Мне очень жаль... И я рыдаю, как варвар над разграбленным курганом! И, как воин, я затачиваю для мести свой меч. Но Вселенная хохочет надо мной и уважает мое варварство, и если бой закончится честно, мне не придется прятать глаза от звезд. А время двинется дальше, верша неизбежность...
  
   Сейчас она уйдет, и мы уже не встретимся в этой жизни, и в следующих мирах будут тысячи других женщин, но это всегда будет одна и та же женщина...
  
   Вечная женственность и вечное мужество.
  
   Дьяволы...
  
   - Я люблю тебя, росс...
  
   - Прощай...
   He enters stage:
  
   Blood boots. Killer storm.
  
   Fool's gold. God in a heaven.
  
   Where is she?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Я не умру в ванной комнате маленького парижского отеля. Нервный голос гудит в мегафоне: "Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Никто не хочет жертв! Сдавайтесь!" Самолет Ленни уже приземлился в аэропорту имени Кеннеди. Я сижу в кресле и вспоминаю, как полусумасшедшая тетка вещала на могиле Есенина "...восемь осечек подряд двадцать три окурка..." Я стреляюсь на своей собственной могиле.
  
   Все кончено.
  
   Мы демоны, бог мой, демоны... Все у нее одного цвета: и губы, и соски, и там, и душа, и кровь... Есть вещи известные и неизвестные - знакомые и незнакомые, а между ними двери - это мы... Дождь моросит... Наверное, звонит мать. Я уже у выхода... Ей лет 19... Она протянула левую руку через стол. На ладони лежала маленькая смешная куколка с крошечной вышивкой на платьице "Вера"... А что остается мне? Только лишь молиться. За зайчиков на стене говорить спасибо... Ганя принес яблоко и положил его рядом со мной... Стой! Запретная зона... Придать своим поступкам смысл и обязательно хранить верность...
  
   When you're strange
   Faces come out of the rain
   When you're strange
   No one remembers your name
   When you're strange
   When you're strange
   When you're (пауза) strange...
  
  
   И очень жалко трофейный дедовский ковер...
  
  
   This is the end.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1994. Украина. Березань. -- 2005.Москва.
  
  
  
   110
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"