Федор Раскин учился на втором курсе педагогического университета. Поступил, чтобы не идти в армию. И женится - на потоке было только три парня, на три группы. Мать предложила ему идти на филологию. Он не сопротивлялся, ему нравилось читать.
Учился на тройки, поэтому стипендию не платили. Жил с мамой. В двушке, в центре города. Мать получала пособие - две тысячи рублей. Покупала продукты. Федору ничего не перепадало. Мать считала, что деньги должны быть у нее, она кормила Федора и покупала ему одежду на распродажах, или в секонд-хэнде. Живи как хочешь. А так жить не хотелось. Федор видел себя в своей квартире, при машине. Девчонки окружают, сами желают познакомиться. Но выходило иначе, над ним подтрунивали и смеялись.
Он постоянно был в одной одежде. Мать редко стирала. Редко покупала что-то новое.
Он менял белье раз в месяц, ходил в одной рубашке, одних джинсах.
Раз в месяц мать принималась за стирку, снимала с него белье, ставила замачивать. Мыла ванну, и Федор залезал в теплую воду. Лежал и наслаждался. Жаль, что мать редко заставляет себя приниматься за стирку, редко моет ванну, потому что это было приятно, лежать и мечтать. Думать о девушке. Он еще никогда не был близок с женщиной.
Девушки в серьез его не воспринимали, подтрунивали. А он не умел вовремя отшутиться, или засмеяться.
Он не водил девушек в кафе и не дарил цветы. Ухаживал как-то неуклюже, неловко.
Однажды пригласил однокурсницу Дашу в парк. Она согласилась, может, не нашлась, как отказать, а может, расценила приглашение, как развлечение. Шли по дорожке и молчали. Федор это замечал, молчание тяготило его. Он мучительно подбирал слова, проигрывал в уме диалоги и молчал. А девушка скромно улыбалась, но не помогала. Пройдя по дороге, она поправила прическу, посмотрела на него вопросительно, но Федор молчал.
- Ну что, я пойду? - Даша развернулась и пошла в сторону дома.
Другой раз он пригласил ее подругу, встретил после занятий и пригласил к себе. Вика согласилась. Федор не знал, как расценивать ее согласие. Пришли в квартиру, дома была мама.
- Я приготовила тебе супа горячего, булочек напекла.
Федор не знал что сказать. Вика если и была растерянна, то виду не подала. Вошла в квартиру, прошла в комнату.
Обедали втроем. Федор поглядывал на мать, мать поглядывала на Вику, Вика на Федора.
Разговор не клеился.
- А вы давно встречаетесь? - первая не выдержала мать Федора.
- Мы не встречаемся, - ответил Федор, и осекся.
Вика молча ела суп.
- Хотите добавку? - мама Федора пошла на кухню, стала греметь кастрюлями.
- Зачем ты меня пригласил? - спросила Вика.
- Просто так - и Федор отвернулся.
Вика пошла в коридор, оделась и вышла.
Когда вода начинала остывать, он включал душ. Приходила мать, намыливала ему спину, терла живот, аккуратно намыливала низ живота. Гладила. Было приятно. Он со стоном прикрывал глаза и так стоял. Вода стекала по его телу, его била дрожь.
- Давай, одевайся, простынешь совсем, говорила мать и закутывала его в полотенце. Федор шел в комнату, мать возилась с бельем, стирала.
Вечером, лежа в кровати, Федор размышлял, почему так складывается. Почему его не ценят? Не понимают? Он видел себя остроумным, понимающим, способным. Он должен иметь больше, чем есть. Одна мать слушала его рассуждения, с жаром спорила с ним, советовалась, но он не ценил мнения своей матери. Она его и должна понимать. И опекать. Он же хотел признания толпы, признание девушек, приятелей.
Он должен быть хозяином своей судьбы, а не рабом. Он должен творить свою судьбу, а не получать подачки от жизни.
Как понять, достоин ли ты получить от жизни подарок? Способен ли на поступок?
Ему захотелось совершить безумие, совершить преступление. Идеальное преступление.
Он давно уже думал, если совершить преступление, просто так, без мотива, без всяческого повода и лишить жизни совершенно постороннего мне человека, так ведь меня и не найдут никогда. Потому что он убьет один раз, без системы, без улик, без свидетелей.
И тогда это будет идеальное убийство. И он будет судья. Он не тварь дрожащая. И уж конечно, не пойдет с повинной к следователю. Как Раскольников. Это было глупо. Раскольников был слаб, впечатлителен.
И я, зная о содеянном, он будет выше пустоголовой толпы и выше глупостей и предрассудков.. Я не раскаюсь, потому что я право имею - так рассуждал Федор.
Он решил поехать на любом трамвае, совершенно в произвольном направлении. Выйти через шесть остановок, пройти в какой-нибудь двор и подкараулить жертву. Вечером. Народу ходит не много. Он стукнет жертву ножом и убежит.
Это будет не грабеж, не насилие, не месть - случайная жертва, случайная смерть.
Идеальное преступление - это не преступление, где все просчитано и учтена любая мелочь, а наиболее простое преступление.
Чтобы найти убийцу, нужен мотив. А в идеальном убийстве мотива нет. Вот и все. Просто и легко.
Весь следующий день Федор сидел дома. Ждал вечера.
Натачивал нож, и готовился. Ему не было страшно, он не испытывал волнения. Смерть не трогала его. Обыденность. Может, потому что он никогда не видел смерти?
Стало темнеть и Федор накинув куртку выскочил из квартиры.
Трамвай пришел быстро. Тридцать восьмой. Шестая остановка - у книжного, он там бывал, знал немного местность.
Пошел во дворы. В детском саду гуляли дети, на скамейках сидели мамы с колясками.
Он прошел дальше. Зашел в арку. Никого. Притаился и стал ждать. Раскрыл книгу, чтобы скоротать время. "Современная русская проза".
Кто-то шел. Из парадной вышла молодая женщина. Шла куда-то, быстро и беспокойно. Увидев Федора, не прибавила шагу, не удостоила внимания. Что ж, она сама себе подписала приговор. Он догнал ее, схватил за волосы и резко рванул. Женщина вскрикнула. Он повалил ее, зажал ей рот и стал доставать нож. Женщина сопротивлялась, но он крепко держал ее всем телом. Достал нож и воткнул его в ее тело. Вынул и снова воткнул. Через какое-то время женщина перестала сопротивляться. Затихла. Федор встал с нее, и увидел, что задралась ее юбка. Нагнулся, еще больше задрал ее. Черные кружевные трусики. Его мать такие не носит. Ему захотелось стоять и смотреть на женщину. Гладить ее голые ноги, залитые кровью, грязные, от борьбы на земле. Но пора было уходить.
Не оглядываясь, он пошел в сторону трамвая, чтобы больше тут не появляться.
Он шел уверенной походкой, спокойно, не торопясь.
Он видел, что на него стали смотреть как будто в страхе, с уважением. Чувствуют, думал Федор. Что-то поменялось во мне, и люди это чувствуют. Теперь начнется другая жизнь, другие отношения. Может быть женщины. Он вспоминал черные кружевные трусики. И улыбался. Я не тварь дрожащая...
Люди шарахались, отходили в сторону, смотрели, как удаляется странный молодой человек, в куртке, залитой кровью и с ножом в руке. Кто-то вызвал милицию...