Lesta Omela : другие произведения.

И продолжился путь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Финалист конкурса СТ-2014 "Слон в посудной лавке" Это мой самый первый рассказ. О юном человеке, которого угораздило родиться не тогда и не там. Сможет ли он найти себя и раскрыть свой талант?

  Серебристой лентой вился в долине ручей. Высоко в горах вырвался он из скалы мятежным родничком и устремился вниз, сливаясь с такими же, как он, братьями, набирая мощь, чтобы донести чистую воду - подарок старых гор - до великого моря. Еще недавно, когда весеннее солнце стало топить снег в горах, был он полноводным, рокочущим, замутились его струи, и силы было достаточно, чтобы шевелить под собой угловатые камни, а самые мелкие срывать с места и тащить по руслу вниз, в долину.
  Но к маю растаял снег, и обмелел ручей, присмирел. Прозрачные снова струи то свивались в звенящие косы, то расправлялись, а там, где приходилось воде послушно огибать спины холмов, образовались тихие неглубокие заводи, и была вода в них прохладна и гладка, как зеркало.
  В одном из таких изгибов неподвижно лежал на воде белый лепесток.
  Наверное, горный ветер, от которого нет защиты там, на скалистых вершинах, вырвал его из лона цветка и бросил в стремительный поток. И плыл лепесток вниз по ручью, постепенно вместе с ним замедляя бег, пока не зацепился за лежащую в неглубокой воде ветку, и затянуло его в тихую заводь, и там и остался он. Сначала ещё вздрагивал, словно пытаясь освободиться, а потом покорился, затих.
  Белый, но не белоснежный, с зеленоватыми прожилками у основания и как бы подернутым сероватой дымкой заостренным концом. Не было в долине таких, ни на лугу, ни в лесах. Oт того, наверное, горного цветка, что растут высоко, прямо на скалах, и только и есть в них привлекательного, что их недоступность.
  Вроде и никакой красоты особенной, что пленит надолго взгляд, но... странный был он, неведомый, нездешний...
  
  ***
  Так думал, сидя в тени ивовых побегов и глядя на принесенный ручьем подарок, двенадцатилетний пастушок. Время было за полдень, и он и сам не знал, сколько уже сидел так, уносясь мыслями из долины то высоко в горы, то в бескрайние просторы моря. Может и час смотрел, может и дольше... А больше ему и смотреть здесь было не на что. Уже не первый год выгонял он спозаранку овец на изумрудные луга, и сидел там целый день, то на пригорке, то у ручья, глядя вокруг, так что изучил родную долину до последней травинки.
  
  Негоже, скажете, сыну известного на всю округу кузнеца пастухом за овцами ходить? Так-то оно так, да только что делать, если у малого и руки не оттуда растут, и голова непонятно чем забита? Старшие-то сыновья у кузнеца уж давно были при деле: и в мастерской помогут, и товар на ярмарку отвезти. Пробовал отец и младшего к работе пристроить, да ничего не вышло: не было у мальчишки ни силы в плечах, ни желания ремеслу учиться. Нет, отца-то он крепко уважал, и помочь никогда не отказывался, да только пользы от его помощи меньше было, чем вреда. Помнится, нужно было отцу ненадолго из кузницы отлучиться, и попросил он мальца за печью поглядеть, мехами поработать, чтоб огонь не погас. А когда вернулся, увидел: сидит мальчик перед кузнечной печью, и смотрит заворожено, как мерцают в ней догорающие угли, и нашёптывает что-то непонятное, а глаза такие - в общем, понятно стало мастеру: не кузнец это. И рассердился бы, да только таким светом лучился взгляд мальчика, что не нашлось у мужика ни одного грубого слова, и только спрятал он вздох в широкой груди.
  
  Он всегда был не таким, как прочая деревенская ребятня. Пока другие мальчишки играли в салки или плескались в теплой воде пруда, этот сидел в сторонке и рассматривал листья подорожника, как будто читал на них волшебные сказки. И когда детвора гонялась по поляне за пёстрыми бабочками, те сами слетались к нему, садились на палец, а он беззвучно шевелил губами и глядел так, что казалось, будто ведут они беседу о неведомом.
  
  Немало бессонных ночей провела жена кузнеца, волнуясь за сына. В деревне у них каждый с малолетства при деле был, а для сына её младшего вроде как и места не находилось. Вот состарятся они с отцом, старшим сыновьям свои избы справят, дочь замуж выдадут - а с младшим что делать, кому такой нужен? Неприкаянный ведь, засмеют его люди, не примут. Но, вопреки родительским страхам, односельчане мальчика не чурались, и даже любили по-своему. Светлый он был, легкий, и хотя по большей части молчал, но если уж начинал сказки рассказывать, то заслушивался и стар, и мал.
  
  Был один раз, мальчишке тогда девятый год пошел, улыбнулась родителям надежда. К концу октября, когда убрали уже урожай и отгуляли осенние праздники, попросился мальчик к деревенскому старосте грамоте учиться. А тот и рад: будет, думал, ему на старости лет помощник в нехитрой общинной бухгалтерии. Потому не жалел старик свечей долгими зимними вечерами, сидя над букварём с кузнецовым сыном. Да только не так все вышло. Как выучился мальчишка складывать буквы в слоги, а слоги - в первые немудрёные слова, так и перестал по вечерам к старосте ходить. На те гроши, что отец на леденцы отсыпал, купил он на февральской ярмарке потрёпанную книжку с картинками, и больше с ней не расставался.
  Отец хмурился, ворчала мать, но отобрать книгу у сына всё же не решились. Часто он так и засыпал с ней, прижавшись щекой к полустёртым страницам.
  
  Через год, по весне, когда пришла пора выгонять овец в долину, определил кузнец сына в помощники к общинному пастуху. Пастух был старик неведомого возраста, пришлый, но осевший в деревне, никто уже и не помнил когда. Мальчишка проводил теперь дни среди поросших травой холмов, то слушая рассказы старика, то листая неизменную свою книгу. Овцы разбредались по долине и жевали сочную траву, благо уйти им было некуда, да и хищных зверей в окрестных лесах давно уже не видели. А когда следующим летом захворал старый пастух и слёг, стал сын кузнеца пасти стадо один.
  
  Так и текли неспешно дни, недели, месяцы, похожие друг на друга в своей простоте. Книжка с картинками была зачитана почти уже до дыр, а мальчик научился мечтать, просто глядя на знакомые до последней детали пейзажи.
  
  Но иногда однообразие это нарушалось неожиданно и приятно. Вот и сегодня, не успел мальчик ещё наглядеться на принесенный ручьём лепесток белого цветка, как судьба приготовила ему новый подарок. Подняв взгляд к вершине лежащего напротив холма, увидел он чётко очерченный на фоне прозрачного майского неба темный силуэт. Спиной к нему стоял незнакомец, и рука его непрерывно двигалась в плавных причудливых жестах. На голове у него была высокая чёрная шляпа с чуть обвислыми широкими полями - точь в точь как у колдуна из книжки. Но самым таинственным показался мальчику неизвестный предмет - большой разноцветный квадрат на деревянной треноге. "Вот диво-то дивное! Волшебник!" - подумал пастушок, подхватывая с земли ещё теплеющую матушкиными пирогами дорожную сумку...
  
  
  ***
  
  Осторожно взобрался мальчишка на вершину холма по узкой, протоптанной пастухами тропинке. Затаив дыхание, взглянул на таинственного незнакомца и понял: не волшебник вовсе это был, а художник. Задумчиво и отрешённо смотрели глаза из-под чуть сведённых бровей, вроде и прямо на мольберт, а вроде и за него, а рука двигалась как бы сама, ведомая сказочной силой. И, подобно волшебной палочке, ходила причудливыми фигурами колонковая кисть, накладывая на холст, слой за слоем, масляную краску. Странный был человек, неведомый, нездешний. Никогда ещё не видывал пастушок таких, ни в своем селении, ни в окрестных.
  Тихонько опустился он на траву чуть поотдаль, и сидел там неподвижно, следуя взглядом за движением кисти. Радостно смотрел, восхищённо, и только одна мысль билась в висках и рвалась наружу, но настолько казалась она кощунственной, что и додумать её до конца мальчик не решался, не то что произнести вслух.
  Словно прочитав мысли пастушка, остановился художник, опустил кисть, отступил на шаг от холста и спросил:
  - Ну как, нравится тебе картина?
  Ласково спросил, как ребёнка малого, будто заранее знал ответ. Но достаточно было этого вопроса, чтобы победила мальчишеская непосредственность и восхищение, и робость, и выпалил он на одном дыхании:
  - Господин, прекрасна твоя картина, всё хорошо в ней: и холмы, и травы, и овцы, как живое всё, даже лучше! Только вот небо - вроде бы всё как есть, но плоское оно какое-то, и беззвучное...
  Тихо стало вдруг, только поползли вверх и к переносице брови художника, а мальчик, не зная как объяснить, сбился, замолчал... А потом вдруг продолжил, взметнув вверх руку:
  - Господин, знаете, как поёт в небе по утрам жаворонок, высоко-высоко, так, что только по песне и найдёшь его?
  И разгладилась капризная складочка на лбу художника, поднял он глаза вверх, туда, куда указывала мальчишеская рука. Нет, не было в этот заполуденный час уже в небе жаворонка. Но разве помеха это глазу художника? Почувствовал это мальчик, да так осмелел, что вскочил, и потянулся пальцем прямо к недорисованному небу на холсте, прямо туда, где... Но уже опередила его проворная кисть, и легла на холст еле-заметная чёрная точка, в том месте, где увидели они оба поющую птаху.
  И взметнулось плоское небо, выгнулось лазоревым куполом, зазвенело... Как не стало масляной краски, а только майский воздух, и тепло, и птичья трель...
  
  Потом обедали вместе, прямо на траве, каждый свое. Художник говорил непрерывно, иногда даже не проглотив куска, как будто годами приходилось ему молчать. Говорил о рутинных мелочах городской жизни, о капризах заказчиков и зловредности хозяев дорогих салонов, о невозможности купить хороший холст, об отсутствии источников вдохновения и непостоянстве музы. О том, что ученики его либо ленивы, либо бесталанны, а чаще и то и другое вместе. Что "вот ты, простой деревенский пастух, смог же мгновенно увидеть и понять самое главное, значит не перевёлся ещё на земле талант, так почему же"...
  Мальчишка слушал его и понимал, наверное, не более пары слов из десяти, а мысли уже раздвинули границы привычного и унеслись в неведомые дали. И все же некоторые слова оседали в сердце, как остаются крупицы золота на ладони после мытья речного песка. Эти самые главные слова кружились хороводом в его голове, всё стройнее, всё красивее, обретая форму и смысл, пока не сложились в одному ему понятный магический код:
  
  ...Ты - Увидел - Талант - Ученик...
  
  Если бы вгляделся художник в тот миг в лицо мальчика, то увидел золотую вспышку в глазах, прямо из сердца, открытого невидимым кодом. Но он не вгляделся, и не увидел, так как говорил и думал в тот миг, как водится, только о своём.
  
  - "Я сейчас, я мигом," - только и крикнул пастушок, вскочив с места и устремляясь вниз по зеленому склону. И прежде чем успел художник вежливо ответить, мальчик уже выбежал на пыльную просёлочную дорогу и помчался в сторону спрятавшейся за холмом деревушки.
  
  Художник доедал свой обед неспешно, то и дело возврашаясь взглядом к склону холма, скрывшему за собой бегущего мальчишку. Он бы и сам себе не признался, что сердце его страннейшим образом ёкало, пока ещё мог он видеть тоненькую фигурку, удаляющуюся в облачке дорожной пыли. Ощущение было такое, как если бы встал он утром, распахнул окно, и увидел вместо серых городских домов бескрайнее, сверкающее в рассветных лучах море. И что делать с этим ощущением, он, естественно, не знал, и потому, сделав усилие, вернул мысли в привычное русло.
  Деревенский люд он не то чтобы не любил, но как-то не понимал, как будто не пара десятков миль отделяли город от зеленых холмов, а как минимум половина мира. Приезжая в долину рисовать пейзажи, он подсознательно исключал из них крестьян, просто жил мимо них, и всё. А значит, и сейчас надо было просто забыть странного пастушка, выкинуть из головы, как не бывало. К тому же солнце уже перевалило далеко за полдень, и нужно было поспешить в поселок, чтобы успеть взять извозчика на почтовой станции.
  Напоследок еще раз глянув на дорогу, художник перевёл глаза на картину. И, будто не встретив на пути холста, взгляд провалился в бездонное летнее небо, разлившееся над зелёной пасторалью.
  
  ***
  
  Запыхавшись, вбежал мальчишка на родной двор, перепрыгнул три ступеньки крыльца и влетел в просторную кузнецову избу. Пусто было в горнице, только слегка колыхал ветерок расшитые крестом занавески, да танцевали пылинки в солнечных лучах. Отец с братьями целый день работали в кузнице, а сестрёнка в это время обычно матери на огородах помогала. "Так даже лучше, так проще, - думал мальчик, - они потом сами всё поймут". Мысли в голове роились и путались, и он лихорадочно бросал в сумку все, что попадалось под руку: буханку хлеба, завёрнутую в льняное полотенце, отцовскую жестяную флягу, единственную свою старую книжку. За окном, на заднем дворе, колыхалось на ветру выстиранное бельё. Мальчишка выскочил прямо в распахнутое окно, сдёрнул с веревки первую попавшуюся рубаху - большую, наверное, братову - и оцепенел: за рядом развешанных штанов и исподнего, возле не пустой ещё деревянной кадки, стояла мать. Смотрела на него, не проронив ни звука, только невольно разжались пальцы и упало свежевыстиранное полотенце в дворовую пыль.
  
  Молчал и мальчик. Не ожидал он в этот час застать мать дома, и не подготовился, не выдумал слов. В повисшей тишине, на пыльном, залитом солнцем дворе, столкнулись два взгляда. "Отпусти!" - молил беспокойный серо-зеленый из-под непослушной пшеничной чёлки. "Да хранит тебя Бог..." - отвечал ему карий, усталый, в сеточке мелких морщинок. И слова, которые уже выровняли свои ряды и готовы были броситься в атаку, поняли вдруг свою ненужность , отступили...
  
  ***
  
  Художник смотрел на картину долго, а когда, наконец, смог оторвать взгляд, то понял, что нужно торопиться. И не потому, что последний извозчик отправлялся в город засветло.
  Сегодня с ним произошло то, о чём мечтает в своей жизни каждый живописец. Всю жизнь, с тех пор как отучился и открыл собственную студию, он то считал гроши, то выполнял оплачиваемые, но не дарящие вдохновения заказы. Лишь мысль о том, что когда-нибудь и он напишет свой шедевр, и многие поколения будут помнить его имя, не давала опустить руки. И вот теперь сразу два внутренних голоса - творец и коммерсант - твердили ему в унисон, что эту картину нужно поскорее показать людям, немедленно, прямо сейчас - и тогда жизнь его изменится безвозвратно.
  
  Закинув на плечо короб с красками и подхватив лёгкий складной мольберт, он спешно спустился с холма и зашагал по дороге в сторону станционного посёлка.
  
  
  
  ***
  
  Никогда ещё, за всю свою мальчишечью жизнь, не пробегал пастушок расстояние от дома до пастбища так быстро. Вот уже промелькнули слева последние деревенские избы, закончился перевитый плющем плетень, и понеслись навстречу поросшие травой холмы. Справа и слева разбредались во все стороны оставленные на произвол судьбы овцы. Мальчик не видел их, полностью захваченный мечтами о полном приключений будущем.
  
  Та же тропинка, по которой утром он взбирался с робким любопытством, чтобы взглянуть на странного пришлого человека, привела его вновь на вершину холма. Поляна была пуста.
  
  Ещё видно было по примятой траве, где стоял недавно тяжёлый короб с красками. Оставшиеся от обеда крохи уже склевали ненасытные воробьи, и только пестрела неподалеку на траве оброненная в спешке клетчатая салфетка...
  
  ***
  
  Солнце, опускаясь к верхушкам деревьев, уже сменило свой цвет с лимонной цедры на медово-оранжевый, а пастушок всё стоял на вершине холма, не в силах преодолеть оцепенения. Словно вытканная на мягком зелёном ковре, лежала за его спиной долина, и в ней - деревня, где он безмятежно спал все эти годы. А впереди, насколько хватало взгляда, простирался Мир, о котором сложено столько чудесных сказок, и столько ещё можно сложить... Прохладный горный ветерок толкнул в спину, защекотал вихрами шею. Словно проснувшись, мальчик подхватил с травы нехитрые свои пожитки и зашагал вниз, все быстрее и быстрее, прочь из зеленой долины, от этой его ненастоящей жизни...
  
  ***
  
  То ли задела лежащую в воде ветку серебристым бочком юркая рыбка, то ли ветерок зацепился за загнутый край уснувшего на воде белого лепестка... но только шевельнулся лепесток, освободился от пут, и заскользил снова в прозрачных струях ручья...
  
  ... И продолжился путь.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"