Аннотация: Пастух из степи. Воин из пустыни. Жрица с далеких берегов ледяного моря. Что их связывает? Какая судьба уготована им?
Пыльная буря не утихала уже неделю, гоня быстрыми воздушными потоками горячий поземок и огромную клубящуюся стену облаков бурого цвета из песка и пыли. Абай плотнее подоткнул полог, заменяющий дверь и подкинул последние лепешки кизяка в очаг.
Такая же песчаная буря год назад полностью засыпала проходящий мимо их южного стойбища большой караван из Персии, уничтожила зеленые весенние пастбища, заставив откочевать в это новое место, но и здесь она их застала врасплох.
Зашевелилась старенькая мать, закутанная в теплые шкуры что-то тихо бормоча во сне.
Отхлебнув прокисшего кумыса из кожаного бурдюка и слушая постукивания песчинок и мелких камешков по стенам жилища мужчина задумался.
"Через неделю закончатся последние запасы еды. Воды почти нет, приходится этот вонючий кумыс пить! А буря и не думает утихать. Что же мне делать?".
Остальное племя откочевали уже далеко на север в лесостепную зону, на более тучные пастбища, а молодому пастуху Абаю пришлось остаться из-за резко приболевшей матери.
Когда уже не молодой матери полегчало, и прошли приступы сильного кашля, из ближайшей пустыни налетела эта проклятая буря. Он успел только загнать в ближайший распадок небольшое стадо своих овец, укрыть их старыми кошмами , а также привязать коня с наветренной стороны и тоже укрыть. Это было неделю назад. За это время половина отары погибла, задохнувшись пылью, а остальных пришлось загнать в юрту, теперь они тихо лежали у входа, тесно прижавшись друг другу и не издавая звуков.
"Ручей засыпало песком. Даже овец не напоить, коня тем более!".
Помирать не очень хотелось и смотреть как умирает родная мать тоже.
Абай посмотрел на затихших овец.
"Придется снова овечью кровь пить и сырым мясом питаться" - понурив голову подумал он. Сквозь завывания ветра со стороны распадка послышался дикий визг, а за стеной конское ржание, овцы тоже заблеяли, все теснее прижимаясь друг к другу.
"Что происходит!" - Абай схватил в правую руку тяжёлую камчу со свинцовым шариком на конце и с трудом выбрался из юрты.
С наветренной стороны его низкое жилище уже засыпало почти наполовину бурым песком.
Дальше сотни шагов ничего не было видно, хотя был уже полдень. Прикрывая рукой лицо, мужчина осмотрел коня, тот все не успокаивался, дергая привязь и мелко дрожа.
- Тише, тише родной! - прокричал Абай, стараясь пересилить шум ветра, поглаживая коня по голове и шее.
Наконец жеребец успокоился и лишь прядал ушами, посматривая в сторону распадка.
"Надо проверить! Может кому-то помощь требуется!" - Абай стал спускаться навстречу ветру в расщелину к ручью. Снизу снова раздался громкий визг от того места, где он укрывал отару, а затем бросил мертвых овец. И тут до него донеслась стойкая вонь мертвечины.
"Их же песком занесло, трупного запаха не должно быть!" - удивился Абай, крепче стиснув верную камчу. Прошлой зимой с ее помощью он ловко проломил череп слишком наглому молодому волку, покусившемуся на его отару. Теперь серая шкура грела зимними ночами мать. Абай замедлил шаг, стараясь лучше рассмотреть сквозь пелену пыли место погребения павших животных. Впереди послышалось возня и обиженное рычание. Наконец мужчина приблизился настолько, чтобы рассмотреть, что происходит.
На том месте, где он оставил овец, теперь зияла воронка в песке, а на ее дне над грязным трупом овцы боролись две голые и лысые человеческие фигуры.
"Гули !!!" - с ужасом осознал Абай, пятясь назад - "Нужно бежать!". Он, спотыкаясь, вернулся в юрту, крепко сжимая в ладони оберег из потемневшей бронзы в виде диковиной фигурки носорога, доставшийся от прапрабабки, а той неизвестно от кого.
"Пока буря не закончится я не смогу разобрать юрту и двинуться следом за остальными, а когда эти твари дожрут овечьи трупы, то придут к юрте, сначала за конем, а потом и за нас примутся!".
Он стал вспоминать все, что рассказывали седоголовые аксакалы об этих темных существах в его раннем детстве долгими зимними ночами сидя у теплого очага и попивая свежий и терпкий кумыс из кожаной фляги.
"Гули очень ловкие и быстрые, но не особо сильная нежить, они пришли с южных земель из страны персов, которые по указу царя Кира стали их нещадно истреблять с помощью меча и магии. Охотятся чудища чаще стаей из двух или трех особей. Питаются в основном мертвечиной, разрывая неглубокие могилы или подбирая падаль в степи, но в голодные дни могут напасть на одинокого ребенка или уставшего и ослабленного взрослого человека, задрать острыми когтями, а затем сразу сожрать или утащить в свое логово и подождать пару дней пока мясо немного протухнет. Гули плохо видят в темноте, но обладают хорошим нюхом и слухом".
"Убить гуля можно только единственным сильным и точным ударом в голову, от второго удара у него затягивается рана и он оживает! Когда гуль вдоволь насытится то становится неповоротливым и стремится быстрее вернуться в логово, где впадает в спячку на два-три дня пока снова не проголодается".
Абай крепко задумался. Как одному справится с двумя, а то и несколькими существами? Только если застать их врасплох и немедля убить, не давая шанса напасть всей сворой и разорвать его на куски. Из оружия у него была тяжелая камча, да еще небольшой кинжал в посеребренных ножнах, подарок погибшего не так давно отца на его пятнадцатилетие.
Наконец приняв решение и стараясь не разбудить мать, он полностью разделся, а потом начал натирать кожу оставшимся кумысом, стараясь перебить запах давно немытого человеческого тела. После этого, зачерпнув из остывшего очага горсть сажи и пепла, густо смазал им еще мокрое тело. Одежду и обувь он оставил в юрте, надев только меховую набедренную повязку с притороченным кинжалом, оберег на шею и взяв в руки кожаную камчу со свинцовым шариком.
Ветер не утихал, а казалось только крепчал, мелкие песчинки больно жалили кожу, а пыль начала забивать прищуренные глаза. Оставшийся путь Абай преодолел ползком стараясь особо не шуметь, хотя такой ветер уносил все звуки назад в сторону юрты. Над краем воронки он поднял только голову и начал всматриваться вниз. Гули уже перестали драться между собой и теперь увлеченно терзали вторую овечью тушу, от первой остались одни разбросанные на дне мелкие косточки. Наконец они полностью насытились и с трудом взобравшись по противоположной стенке воронки на четвереньках засеменили, переваливаясь с боку на бок, вниз вдоль ручья иногда порыкивая друг на друга. Абай двинулся следом, держа дистанцию и стараясь не упустить их из виду, но вскоре они скрылись за стеной пыли и только следы на песке не дали ему потерять ориентир. Через некоторое время четкие следы в песчаных барханах привели его к большому каменистому холму, густо поросшему кривым кустарником. Отпечатки лап, петляя, среди кустов, уходили в глубокую и узкую нору у подножия холма. Мужчина выждал еще время и пополз внутрь в темноту. Ход был тесным, но через время раздался в стороны, да так что можно было стоять чуть пригнувшись. Впереди стало чуть светлее и пройдя еще несколько десятков шагов мужчина осторожно вышел в просторную пещеру, сверху, несмотря на пыль, было видно небо через большое круглое отверстие в потолке.
"Курган ! Это курган древнего вождя, а не пещера!" - с удивлением заметил Абай, когда глаза привыкли к тьме и он рассмотрел в центре помещения на каменном возвышении деревянную резную гробницу. На каменном полу повсюду были рассыпаны и разбросаны костяки и черепа разных размеров, встречались и почти целые тушки степных животных. У основания деревянного гроба скрючившись во сне, лежала особь покрупнее, более мелкая свернулась чуть поодаль.
"Один удар, у меня будет всего один удар!" - не останавливаясь, закрутились мысли в его голове, сразу вспотело лицо, по телу разлился холодок, а сердце предательски застучало еще быстрее.
Напасть он решил сначала на более крупного трупоеда, рассудительно решив, что с мелким будет проще справиться. Чуть отступив от стены, он раскрутил над головой хлыст камчи и мощным импульсом сверху вниз послал свинцовое грузило в лоб спящей и ничего не подозревающей твари.
Нежить высоко подскочила над полом, а затем неумело рухнула, заваливаясь на спину, дергая лапами и хрипя. Абай потянул деревянную рукоять камчи на себя, но тяжелый свинцовый шарик глубоко застрял в прочных лобных костях черепа, убитого гуля, а мелкая тварь уже просыпалась, разбуженная предсмертными хрипами вожака. Дернув еще пару раз и убедившись, что быстро освободить оружие не получиться он бросил рукоять камчи на пол, и выхватил остро заточенное лезвие кинжала. А тварь уже летела в прыжке на него, занося когтистую лапу для удара в горло. Абай на пределе своих возможностей отскочил в сторону в темноту и затаился, чуть пригнувшись и спрятав отблескивающее лезвие за спину.
Гуль промахнувшись упал на землю, перекатился через себя и широко расставив лапы принялся озираться по сторонам выискивая жертву. Но человек вымазанный с ног до головы черной сажей сливался с темной стеной гробницы стоя беззвучно и не шевелясь. Тварь начала принюхиваться, тихо порыкивая и дергаясь из стороны в сторону, но опять не смогла обнаружить его. Абай же продолжал ждать удачного момента и едва она развернулась в противоположную от него сторону, он разбежавшись, запрыгнул ей на спину, обхватил крепкими ногами поясницу и одним резким и точным движением вонзил широкое лезвие отцовского кинжала чуть ниже затылка нежити, перерубая толстые позвонки и рассекая жилистую шею.
Два сцепившихся тела покатились по каменному полу и застыли.
Спустя некоторое время одна из фигур тяжело поднялась на ноги и прихрамывая, побрела к выходу из могильника, сжимая в окровавленной руке острый кинжал.
Сильный ветер наконец стих, небо очистилось от бурой пыли, а далеко на востоке вставало весеннее солнце.
Как вернулся в родную юрту Абай не запомнил, очнувшись только к утру следующего дня. Тело чесалось от запекшейся повсюду крови, а живот сводило от голода. Накормив и напоив так ничего и не заметившую мать, он оставил ее у входа наслаждаться свежим, чистым воздухом после стольких дней в затхлой юрте, а сам наскоро перекусив холодной бараниной пошел к ручью отмываться.
Текущая вода уже немного очистила русло от песка, унося его вниз по течению, и человек сначала вдоволь напился холодной воды, затем используя песок и глину начал оттирать толстую корку сажи, грязи и крови со своего тела. За это время солнце достигло зенита, обнаженное и чистое тело начало припекать все сильнее, и Абай вернулся обратно в жилище.
Прежде чем разобрать каркас юрты и загрузив весь нажитый скарб в крепкую повозку двинуться за сородичами он решил закончить начатое дело. Предстояло вернуться внутрь кургана, теперь оскверненного нежитью, собрать и закопать все останки, отрубить поверженным тварям головы, а затем сжечь тела, не забыв вознести молитву. Ну и конечно, вернуть оставленную камчу.
Обратную дорогу удалось найти не сразу. Его старые следы были едва видимы, он пару раз их терял и снова возвращался, пытаясь вспомнить прежний путь. Наконец вдалеке показался знакомый каменистый холм и Абай ускорил шаг.
С помощью огнива удалось поджечь несколько факелов, пропитанных бараньим жиром предусмотрительно взятых в дорогу и развесить их в старых, но еще крепких держателях на стенах гробницы. Уборка могильника заняла немного времени, выносить старые тухлые кости приходилось вручную, а затем долго собирать хворост в колючих кустарниках, выискивая сухие и ломкие ветки.
Напоследок он за ноги вытащил наружу сначала одну, а потом и другую тварь, удивляясь их легкому весу. При ярком дневном свете удалось лучше разглядеть тела существ. Сухие и жилистые с выпирающими острыми позвонками, не по-человечески распахнутыми ртами, скорее пастями, они уже мало походили на людей. Короткие и толстые когти на трехпалых ладонях выглядели опасно.
У первого гуля, убитого камчой от сильного удара выпал глаз и теперь висел на белесой ниточке нерва. У второго же голова свободно болталась на перерубленной обоюдоострым кинжалом шее.
Ее он легко отрезал первой, круговым движением лезвия, бросив голову в старый кожаный мешок, а тело в центр большой кучи хвороста. С крупной особью пришлось провозиться дольше, толстые шейные позвонки все не хотели поддаваться кинжалу, ему пришлось подобрать в округе большой и тяжелый камень и сначала переломить им длинную шею чудовища, потом дело пошло легче. Когда и вторая голова оказалась в мешке, а тело брошено к остальным костякам, Абай подпалил последний факел, щедро полил взятым с собой старым льняным маслом образовавшуюся кучу из веток, старых и свежих костей и бросил факел в центр. Полыхнуло знатно, столб оранжевого пламени загудел и взвился на высоту в два человеческих роста, затрещали мгновенно вспыхнувшие ветки, в лицо пахнуло запахом горелого мяса, а тела гулей окутало невиданное им ни разу бело-голубое пламя.
Внезапно висевший спокойно на шее молодого человека бронзовый оберег весь задрожал и раскалился, обжигая грудь в районе сердца, в ушах зазвенело, а сам пастух ощутил, как все его тело распирает и наполняет необузданная и дикая мощь. Затрещала по всем швам меховая жилетка, до этого свободно накинутая на его тело, а теперь разрываемая от резко увеличивающихся мышц. Абай только и успел что взмолиться, обращаясь к Небесному владыке, как без чувств рухнул на землю рядом с огромным костром, а в этот момент в чистом небе вспыхнула огромная ветвящаяся молния и донеслись раскаты грома.