Война повсюду - в газетах, в телевизорах, в интернете, в телефонах, в объявлениях на стенах домов и в маршрутках, в головах...
"Пункт сбора помощи беженцам"...
"Адреса убежищ"...
"Пункт сбора помощи армии"...
В супермаркете - толстая тетка с красными щеками и заплывшими глазками с Красным крестом на пузе стоит рядом с тележкой с надписью "Помощь армии". Рядом стоит такая же, только с символикой другой организации - "Помощь беженцам". Между ними шныряют студенты с прозрачными коробочками: "На операцию ребенку"...
Надоело...
Выхожу на улицу, ноги скользят на тонком льду, лицо обдает ледяной ветер. Но обратно в тепло супермаркета не вернусь.
Иду медленно, глаза в пол - тщательно выбираю место, куда бы поставить ногу. Поэтому замечаю ее уже в последний момент.
- Ой, извините, - она делает шаг назад, и я вдруг замечаю, как ее модный остроносый сапожок на небольшом узком каблучке скользит в сторону предательски прикрывшейся комьями снега луже.
Ловлю ее под локоть и с трудом удерживаю равновесие.
Смотрю ей в лицо - раскрасневшееся на ветру, на щеках слезы, глаза сияют...
Какая война? Какие беженцы? Какие операции? Вот она - мир в человеке! Стоит на льду, улыбаясь, несмотря на сырость, гололед и ветер!
Улыбаюсь ей в ответ.
- Юля, - говорит.
- Петя... ой, Дима... то есть, Коля... - почему-то тушуюсь я. Щеки вдруг вспыхивают, и уже не чувствую ледяного ветра.
Она смеется.
Время замирает вокруг нас. Я смотрю на нее и не могу насмотреться. Она вдруг становится серьезной. Что-то спрашивает - я не слышу слов, улавливаю только общее настроение. "Вам плохо?" Медленно мотаю головой.
И вдруг она исчезает. Мир снова приходит в движение. Ветер с новой яростью бросается на мое лицо. А я пытаюсь проследить взглядом, куда она ушла, но все без толку. Ее нет...
Бреду домой - снова глаза в пол, но теперь еще и шарю по сторонам. А вдруг?..
Но ее нет...
- Тебе повестка пришла, - мама даже не оборачивается от плиты, когда я вхожу в кухню.
- И что теперь? - сажусь к столу.
- Завтра сказали прийти... с вещами... - она умолкает, но я же вижу, как еле заметно вздрагивают ее плечи.
- Не пойду... - твердо говорю я.
- Тебя же... в тюрьму... - с трудом сдерживаемый всхлип мешает ей закончить фразу.
- Лучше в тюрьму, чем на бойню...
- Коля... - она садится рядом со мной и берет меня за руку.
С какими вещами? Они там совсем что ли? У меня же мать пожилая и я - единственный кормилец! Даже в Великую Отечественную таких не призывали - только добровольцами...
Всю ночь ворочаюсь, слушаю мамин сдавленный плач, вой ветра за стеной, а перед глазами лицо случайной знакомой - раскрасневшееся на ветру, на щеках слезы, глаза сияют... на губах улыбка... она что-то шепчет, но слов не разобрать - они теряются в гуле... Что это за звук? На ветер не похоже. Как гром, только не прекращается...
Война - слово вдруг вспыхивает в мозгу, растекается алым и огненно-рыжим, поглощает все...
Открываю глаза. За окном темно. Но гул не прекращается...
Медленно подхожу к окну, чуть отвожу рукой занавеску...
Двор, по которому мы с ребятами бегали наперегонки, футбольное поле, где мы гоняли мяч, все изрыто воронками. Вывороченная земля комьями мерзлой грязи лежит на изуродованном асфальте, покрытом глубокими трещинами, как старушечье лицо морщинами. Старые клены и каштаны, в чьей тени уютно устроились покосившиеся лавочки, теперь повалены. В низком кирпичном заборчике, что змейкой тянется вдоль двора, сквозные раны, из которых льется-сыплется сухая кирпичная кровь...
Это какое-то безумие! Этого не может быть! Закрываю глаза и мотаю головой.
Гул замолкает...
Снова выглядываю из окна. Кажется, все на своих местах - асфальт цел, без единой новой трещинки, земля там, где ей и положено, футбольное поле как обычно готово принять новых игроков. Клены и каштаны по-прежнему укрывают своими кронами покосившиеся лавочки. Забор цел и невредим...
Быстро одеваюсь, собираю все самое необходимое в большую спортивную сумку. В кухне заставляю себя выпить оставшийся с вечера холодный чай. В ванной быстро чищу зубы, стараясь лишний раз не включать воду...
В голове одна мысль - нельзя этого допустить! Делай, что хочешь, но допустить этого нельзя!
На улице морозно. Ветер утих, но тысячи ледяных иголочек все равно колют щеки. Где-то вдалеке назойливо гавкает собака. Над головой каркают вороны. Хрустит под ногами лед. Военкомат далеко - можно бы подъехать. Но я почему-то иду пешком. Чтобы в последний раз насладиться тихим зимним утром?..
Вдруг покой и тишину разрывает неестественный свист.
Оборачиваюсь на звук.
Ба-бах...
Дом, из подъезда которого я только что вышел...
Мама...
Бросаю сумку... разворачиваюсь... бегу... почему... почему... почему так медленно... спотыкаюсь, падаю... мама...
- Давайте я провожу вас до дома, - она ловко выворачивает руку, и ее запястье обвивается вокруг моего локтя...
Мир в человеке...
- Я не хочу... домой... - выдыхаю.
- Тогда пойдемте в кафе, - она улыбается кокетливо и тянет меня к посыпанной песком дорожке...
- Знаешь, - ее пальчик выписывает кренделя на моей голой груди, - мне иногда снятся очень страшные сны. Будто война уже здесь. Будто я выхожу из дома, а в дом попадает снаряд. Я разворачиваюсь, бегу... И вдруг понимаю, что бежать мне некуда и не за чем, что меня ничто не держит, что мне нечего терять...
- Мне тоже как-то приснился такой сон, - беру ее за руку и провожу большим пальцем по узкой ладошке. Только мне есть, что терять и есть, за кого держаться... Но ей я этого не скажу.
Просто целую ее в щеку и ощущаю соль на губах. Она плачет.
- Я люблю тебя...
- И я...
Война?! Война где-то далеко. Война не здесь. Не сейчас. Здесь и сейчас только она - мир в человеке...