Аннотация: Дополнение к сборнику "Маленькие русские апокалипсисы" Читатель! Если тебе понравился текст, можешь оценить его в рублях. Счет 2200 1529 8365 1612
Чудо Святого Сортирия.
Сначала на этом месте было святилище. Никто не помнит, какого бога, но было точно. Позже идолище того бога благополучно сожгли, а на капище устроили свалку. Благо место было на выселках и расчищено от леса. Народ туда ходить боялся, но свалить телегу мусора не считал зазорным. Мусор и помои возили несколько веков, пока не появилась горка, поросшая березками. Березки были хорошо удобрены, от того каждую весну дивно благоухали, дружно щелкали набухшими почками и весело зеленели. Место нарекли Почки.
В Почках завелась слобода. Люди там жили все больше пришлые, промышлявшие промывкой бараньих и свиных кишок. Позже дело дошло до устройства скотобоен и мясных коптилен. Березки пошли на растопку, но название Почки осталось, поскольку уж очень гармонировало с неистребимым запахом овечьих потрохов и утробной желтой жидкости для дубления кож.
На горке, как водиться, поставили церковку. В самом городе церквей было видимо-невидимо, и каждая имела особого небесного покровителя, все свои святые были разобраны. Слободская же церковь долго оставалась без патрона, что давало повод слободским оправдывать свои постоянные жизненные невзгоды именно этим обстоятельством. Уже после того, как деревянную храмину в последний раз пожгли татары, одна баба на сносях не добежала до повитухи, к которой отправилась при первых схватках и разрешилась от бремени прямо на пепелище. По странному стечению обстоятельств во время родов было ей видение непорочного зачатия девы Марии, о котором роженица и сообщила дьячку из примостившейся неподалеку кособокой часовенки.
Слободские мужики, знавшие оную бабу с совсем другой стороны, не самой пристойной, но, по их разумению - лучшей, долго толковали на предмет означенного видения и пришли к единственно приемлемому заключению на сей счет: ежели такой девке могла померещиться какая Мария, так только Магдалина. Дьякон смотрел на явление с иной стороны - раз что-то привиделось, следовательно церковь надо отстроить наново. И то дело, ведь, сколько бездетных баб сбежалось со всей округи - все угольки растащили да пожрали, предварительно растолкя в ступках и размешав в святой воде.
Архимандрит и весь клир судили так и этак, но решение вынесли - церкве быть! Хоть денег не дали ни полушки. Кто хочет - тот и строй. Дьячок, однако, духом не пал и принялся обхаживать местных толстосумов. Особенно зачастил к Мифодию Бездетному. Сводил его на останки пепелища, пустынного, будто метлой выметенного. Так, мол, и так, Мифодий, потряси мошной, авось Богородица к тебе смилостивится. Мифодий хватил собольей шапкой о землю, потоптал ее сафьяновым сапогом, плюнул, сказал пару ласковых слов, среди которых самым пристойным было: "да!". На том ударили по рукам.
Следующим чудом было рождение у Мифодия через семь месяцев сына. Купчина приторочил к поясу тяжелую мошну и пошел на закладку, где и застал дьяка расхаживающим по краю большой ямы, следящим за выемкой векового мусора, забивкой дубовых свай, да еще препирающимся со строительным десятским о выдаче порции хлебного вина. Мифодий сыпанул в высокий дьяковский клобук серебро, воскликнув в сердцах: "Эх, ма! Ставь каменную!"
Случай этот долго был предметом подтрунивания слободских мужичков. Де, не на небеса следует пялиться Мифодию, а под рясу дьяку заглянуть. Однако из разговоров этих ничего не вышло. "Дети, тьфу! дело наживное, а церковь, она людям на века останется", - ответствовал злым языкам Мифодий. В честь всех событий и нарекли церкву мудрено: "Мифодия Бездетного церковь непорочного зачатия Марии Магдалины в Почках".
Поминальные Мифодию в той церкви пелись до самого прихода большевиков. Те, конечно, церковь закрыли и устроили в помещении склад ГСМ, принадлежащих ближайшему заводу "Красный Почечник", специализированному на выпуске резиновых муляжей сыров и колбас для оформления магазинных витрин, который тут же и построили.
Под горкой у седьмой проходной открылся "Голубой Дунай", церковь решили было перестроить в общественный туалет. Но тому помешали силы небесные и земные факторы: во-первых, завод не хотел снимать с баланса здание, во-вторых, канализацию подводить на горку посчитали слишком накладным.
"Это хорошо, - сказали заводские работяги, - А то на горку с полным пузырем не набегаешься".
Других чудес в округе долгое время не наблюдалось. История церкви забылась, как и само название места, и все остальное.
Очередная серия чудес начались только в эпоху Гласности и Перестройки с закрытия пивной к тому времени лишенной официального названия и прозванную просто - "Жбан". От всей радости осталось только безалкогольное кафе, в которое народ захаживал распить принесенное с собой и отлить. Власть предержащие жестоко отнеслись к распитию спиртных напитков, распорядившись всякую торговлю прекратить, оставив только туалет. Туалет удался на славу: просторен и сравнительно чист, вполне пристойное помещение, где можно культурно раздавить банку самогона или нитхинола.
Следующей метаморфозой места был переход туалета в кооперативные руки, отчего он тут же стал платным. Пользоваться им перестали, и некоторое время Жбан стоял закрытым. Вскоре завод начал дышать на ладан, продукцию вовсе перестал выпускать, рабочие слонялись по пустым цехам, приискивая, что бы еще стянуть, да толкнуть налево.
Тем временем в город заехал некий Ив Бсдетни, дальний прямо потомок знаменитого купца, ныне прижившийся во Франции, где владел фирмой по производству презервативов. Ничего от величия предка своего он не обнаружил: ни домов, ни лабазов, никакой иной собственности, которую можно было бы востребовать к реституции. Только церковь в седьмом микрорайоне. Но храм изначально принадлежал слободе, о возврате его вообще не могло идти речи. Все же Ив захотел его выкупить у завода и отреставрировать в память о предке, равно как для рекламы своей фамилии, увековеченной в названии фирмы и изделий ее. Фамилии и без того слишком распространенной в здешних краях, благодаря охочим до баб потомкам Мифодия, всеми своими поступками опровергавших ее. Завод предложил выкупить храм вместе с производственными мощностями. "Только заплатить придется валютой", - заявила дирекция завода.
"У меня других денег и нет", - ответил Бздетни и уехал, ничего не купив, но все же пожертвовав несколько тысяч франков церковной общине на восстановление храма "Мифодия и Марии Магдалины". Денег этих аккурат хватило для убеждения дирекции завода "Красный Почечник" безвозмездно передать храм верующим.
Тлетворный дух мазута и керосина был заглушен (но не истреблен до конца) усиленными воскурениями мирры и ладана. Церковь покрасили, побелили, перекрыли, перестелили, окрестили, освятили и осветили, провели все другие необходимые при таком случае манипуляции.
С туалетом, тем временем, происходили превращения. Сначала кооператоры устроили там кафе, потом появился магазинчик, затем понадобилось помещение под свои и чужие товары. Писсуары и нужники совсем повывели.
И чудо явилось! Иван Бездетный, от звонка до звонка отстояв смену в курилке, наконец, получил зарплату за второй квартал прошлого года, вышел с завода через седьмые проходные и направился привычным шагом пропустить в кооперативном кафе-распивочной стаканчик "Распутина" да запить его банкой "Белого медведя". После этой нехитрой приятной манипуляции его потянуло к привычной двери, ведшей, по его мнению, в "отливочную". Но вместо поредевшей шеренги писсуаров Иван обнаружил в комнате, забитой до потолка пестрыми упаковками неизвестно чего, некого черноусого субъекта на пышнотелой крашеной блондинке. В черноусом закипела и без того распаленная южная кровь, он выхватил большой черный пистолет, намереваясь тут же застрелить наглеца.
Бездетный был не из таковских, что дают себя так запросто подстрелить. Под крики на непонятном и красивом языке, под свист пуль пустился наутек он, но не к своему микрорайону, а на пригорок - к церкви. Таким образом, Иван разминулся со своим преследователем, рванувшим к автобусной остановке, на которую обычно обращали свои стопы все посетители предприятия общепита и культурного отдыха.
Бездетный добежал до церкви, где и укрылся за одним из ее контрфорсов. Огляделся вокруг - никого. Можно дух перевести. И тут ему вновь приспичило до крайности. Не раздумывая долго, Иван извлек на тьму ночи что полагается (ширинку он расстегнул загодя). Блаженно мочась, он воздал очи горе и увидел золоченый крест. "Ё - мое!" - ёкнул Иван, опуская глаза. Прямо на него из-за забранного решеткой окна взирал возмущенный лик богомолки. "Это вроде богохульства получается, - ужасался Иван, не в силах остановить излияние. - За это..." И не успел он додумать мысль о каре до конца, как наказание свершилось. То, что он держал в руках, одеревенело. "Вот это да! Теперь придется ходить в раскоряку, на люди не покажешься", - сказал себе Иван, пощупав теплую окаменелость.
Кое-как добрался Бездетный домой, уронил голову жене на широкую грудь. Жена, внимательно исследовав его недуг, резюмировала: "Выпей аспирину". Аспирин не помог, как и горячая вода, и вода холодная, вазелин и вьетнамский бальзам с гордой надписью "Голденштерн".
Вконец убитый горем Иван завалился в постель, уткнулся в подушку и чуть не расплакался. Под бок ему забралась жена, нежно спросила: "Может это поможет?". "Это" тоже не помогло, даже на седьмой раз. Решено было пока на работу не ходить, отлежаться дома. На самом деле Ивану захотелось напиться "в смерть", как только жена уйдет на работу. Ужраться - это средство от любого недуга, особенно от любовного.
Жена работу проспала, как только проснулась - первым делом обследовала больное место. Через час сказала: "Так можно и вовсе работы лишиться" и умчалась на службу. Ваня повалялся немного в постели, встал, посчитал денежки и грустно вздохнул. Остатка средств после ревизии карманов женой, которую она заспанная проводила каждое утро машинально, еле хватало только на одну бутылку. Послать кого-то, придется пить вдвоем, тогда средство может не подействовать, самому же бежать за бутылкой нет никакой возможности.
За свинцовыми думами о тяжкой доле, средствах ее исправления и методах лечения заклятой болезни Ивана застала соседка, которой он поначалу постеснялся открыть дверь.
- Твоя жена посетовала мне вчера на твою болячку. Спрашивала: есть ли средство? - сообщила соседка через дверь.
- Средство-то есть - спирт "Рояль". Да только достать я его никак не могу.
Соседка удалилась, но через полчаса явилась вновь и предъявила в дверной глазок красную пробку. Отступать дальше было некуда, пришлось впустить ее. Соседка, поставив лекарство на стол, уходить не собиралась, мотивируя это сугубо научным интересом к действию лекарства. Все произошло после первого стакана. Бездетный сам не мог понять, как так получилось. Сначала он отмерил дозу, испробовал эффективность, потом упругость опробовали и без паузы завалились в постель. Дальше все шло по кругу доза - постель, постель - доза, доза - постель. Средство не действовало. Вернее действовало, но не так. Иван не помнил когда заснул и от чего: от спирта или от изнеможения.
Вечером его разбудила жена. Разбудила, но с постели не подняла. Все началось сызнова. Иван впал в продолжительное полуалкгольное, полуусталое полузабытье, запутавшись в больших и малых кругах: утром - жена, днем - соседка, вечером и ночью - опять жена, снова утро. Похмелья он не ощущал, но был все время пьян, накормлен и умыт. Через неделю, слегка очухавшись, Бездетный обнаружил на себе уже другую соседку, отчего вновь потерял сознание. Вновь очнувшись, он хотел было разобраться с очередью и понял, что обращается уже к третьей - уж вовсе незнакомой. Соседки множились с невероятной быстротой. Иван потерял им счет, вместе с ним сон и аппетит, высох, осунулся, вдобавок простыл. Тем не менее проклятие не оставляло несчастного, наоборот, твердость и стойкость его даже возросли.
Не в силах выносить дальнейшее насилие над собой и своим телом, бедный Ваня решился, наконец, прибегнуть к помощи медицины. Уличив момент, когда за женой хлопнула входная дверь, Иван схватил мусорное ведро, накинул брезентовый плащ, незаметно выскользнул из квартиры и понесся вниз мимо группок женщин, поджидавших чего-то на лестничных площадках.
Стоило ему выбраться на улицу, как его встретил мощный удар кулаком в лоб, отбросивший больного в толпу мужиков, мгновенно принявшихся его тузить. Бедный Ваня на колени, застонал: "Мужики, делайте что хотите, только ногами не бейте!"
Рогатые мужья на время прекратили размахивать кулаками, дав возможность несчастному завопить: "Ах, я бедный, ах я несчастный (эти слова он где-то слышал и считал их берущими за душу). Меня не бить надо, а в поликлинику свести, может и стакан поставить". С этими словами Бездетный скинул древний пыльник, демонстрируя всем свое горе. "Вот это да!" - удивились мужики. "Так все время и стоит, подлец!" Быстро сбегали, организовали закусочки, выпили и принялись слушать историю Ивана да судить, как лучше ему помочь. Пошли толки, пересуды, вспомнились истории из армейской жизни. Ивана подхватили под белы рученьки и понесли в травмапункт. Там, под внимательными взорами мужиков, фельдшер сделал пострадавшему укол чего-то противоспазматического. Заклятый орган вздрогнул, согнулся, забился в страшных мучениях. Мужики облегченно вздохнули. Но через несколько мгновений упрямец успешно продемонстрировал превосходство высших сил над искусственным созданием фармации и восстал в полном здравии. "Эх! - прокомментировали победу Жизни мужики. - Каков подлец!" Скорая помощь доставила Ивана в больницу, к вящим недоумениям и завистям врачей, не знавших средств борьбы со столь тяжелым случаем приапизма, равно к радости дежурных медсестер и санитарок.
Пока доктора боролись за здоровье Ивана Бездетного, в микрорайоне 7 стали происходить странные вещи. Вечерами, после окончания смены, вокруг церкви стали собираться группки подозрительных личностей. Прихожане поначалу радовались этому, зазывали народ на вечерни, несли слово божье толпе, но скоро заметили у собравшихся трехлитровые банки с мутным пивом и изумились обычаю собравшихся бегать за угол, но самое ужасное - с каждым днем они обоняли нарастающий запах застоялой мочи.
Не подействовали ни проповеди, ни уговоры, ни воздвигнутые заборы, ни наряды пешей и конной милиции, штрафовавшей всех подряд, гуртом забиравшей в отделение за оскорбление общественной нравственности - разогнать собравшихся не было решительно никакой возможности. Скоро церковь стала излюбленным местом сбора и времяпрепровождения заводских мужиков, микрорайоновских, даже деревенских, соборно объединив город с деревней и пригородом.
Рабочие мужского полу стали ходить на завод исключительно через седьмые проходные, через них же выходили на обед, полдник, перекур, собрания и производственные совещания. На заводе стало удивительно чисто и просторно. Прогулы и бюллетени сделались редкостью, зато увеличились простои. Поскольку последние годы простои были правилом, а работа - редким исключением, это никого особенно не смутило.
Все жили ожиданием очередного чуда. Там где нетерпеливо ждут его - оно непременно является, порой в самом неожиданном обличии. Бомж по кличке "Вшивый" однажды утром не обнаружил никого из собутыльников (как и самих пустых бутылок) на своих обычных "точках", что заставило его впервые за много лет покинуть окрестности подворотни у винного магазина и отправиться на поиски друзей. Розыски привели его к церкви, где он угостился на халяву пивом, воспрял духом и спросил у толпящихся: "Чего тут ждете-то?" Мужики, промолчав, хитро улыбнулись. "Не хотите говорить - и не надо. Я на вас с высокого забора..." Вшивый подошел к стене, расставил ноги (ширинку он не застегивал уже много лет), наглядно демонстрируя процесс, который он намеривался совершить с высокого забора.
В этот миг из храма послышался громогласный хоровой распев чрезвычайно редкой молитвы "Во спасение от вод Потопа". Вшивый вздрогнул, ощутив нечто, чего он не испытывал столь давно, что забыл когда и при каких обстоятельствах это было в последний раз. "Мужики, чавой-то?" - опешил он, показывая всем случившееся.
"Ага!" - хором воскликнули мужики и бросились истово, с яростью мочиться на стены храма. Вшивого увезла скорая помощь, постоянно дежурившая неподалеку, с той поры как у церкви стало случаться по несколько пьяных драк на дню.
Однако до больницы скорой добраться было не так-то просто из-за запруженности всех дорог, ведших к храму, встречными автобусами из города, белыми Мерседесами и краснобокими "девятками", набитыми черноусыми субъектами, цистернами с пивом, толпами сбежавших с уроков школьников и птушников, старичками и калеками на костылях. После дезинфекции в больнице Вшивый был помещен в одну палату с Бездетным. С минуты на минуту ожидали прибытия столичного светила медицины, которая, как известно, склонна превращать уникальные случаи - в типичные.
В скорости специальный рейс санавиации доставил профессора Мендельсона, без промедления помывшего руки и осмотревшего пострадавших.
- Ну-с, господа, симптом Бездетного, я намереваюсь впредь так именовать эти клинические случаи (не свою же фамилию прикажите давать), является редкой формой нервной аффектации со стойкими последствиями в периферийной нервной системе, - вразумлял провинциальных коллег гений сексопатологи. - Этот случай достоин всестороннего исследования. Я хочу поставить ряд опытов и экспериментов. Предполагаю для начала совмещение психотерапии и медикаментозного лечения седативными препаратами. Хоть не очень надеюсь на благоприятный исход, если даже бром не помогает. Может, испробуем лучевую терапию? Если не поможет - прибегнем к хирургическому вмешательству.
- А если и это не поможет?
- Ампутация, пожалуй, даже экстирпация всей мышцы. Да-с, экстирпация! ... Речь идет о жизни больного.
- Тестикулы тоже?
- Тестис, пожалуй, можно оставить. Хотя ума не приложу, как он с ними будет опорожнять мочевой пузырь.
- Может вставить дренажный катетер?
- Скажите лучше: искусственный пенис. Полагаю, любая выпуклость в промежности будет вызывать нежелательные воспоминания, что искалечит психику и усложнит реабилитацию. Но, не будем торопиться. Здесь надо семь раз отмерить, и только один - отрезать. Никак иначе. Так-то-с! Что это у вас там происходит? - неожиданно спросил профессор, повернувшись к окну смотровой палаты.
Из окна был виден пригорок в Почках с небольшой церковью, штурмуемой толпами людей. Черная толпа бесновалась, крутилась и вертелась вокруг церкви, стремясь каждым своим членом прорваться к стенам. В церкви ударили в набат - колоколам ответило дружное "Ура!!!".
- Похоже, нам придется готовить новые койки, - скептически прокомментировал это "ура" главврач, по ходу делу объяснявший профессору связь симптома Бездетного и массового психоза.
- А пойдемте посмотрим, - неожиданно предложил профессор.
Смотреть было уже не на что. Подмытый упругими струями, холм начел проседать и осыпаться, обнажая пласты вековых залежей истории, бывших когда-то мусором, но превращенных временем в культурные слои. Прогнивший фундамент, давно превратившийся в труху, проломился, дальний предел рассыпался по кирпичику, из стен вывалились скелеты Мифодия и безымянной роженицы, которую в свое время посещали видения зачатий. Купол подкосился, луковка упала, ударилась оземь и разлетелась в клочья, осыпав толпу кусками кровельного железа. Массы в экстазе рвались к останкам сводов и стен, боясь опоздать к концу излияния. Скоро стены и своды, купол и колокольня ушли Титаником в мутную желтую жижу, пенящуюся и клокочущую. Образовавшееся озерцо немного побушевало в своих зыбких берегах, но, подпитываемое новыми струями, переполнилось, вышло из берегов, превратившись в хлынувший к седьмым проходным поток. Мочепотоп смыл часть толпы, успевшее стать частным кафе "Жбан" с черноусым субъектом и крашеной блондинкой, по своему обыкновению лежавшими на складе среди товаров в пестрых упаковках, седьмые проходные и несколько пустых цехов завода.
В этот страшный миг Иван Бездетный испустил глубокий вздох и уснул сном праведника, даже святого. Скорей всего святого Сортирия - покровителя всех отхожих мест. Заклятие оставило Ивана.
Вшивый все вертелся. Ему не давало покоя отсутствие вшей и суетные мысли: сколько спирта брать с медсестер за палку - мензурку или целый "рыжик"?