В небольшой комнатке, приютившей в себя столько аппаратуры, сколько вероятно с трудом уместилось бы в помещении в несколько раз просторнее, но, тем не менее, обставленной так, что даже самый невыносимый педант с трудом придрался бы к чему-нибудь, раздался писк открывающегося электронного замка. Спустя секунду металлическая дверь с привычным лязгом отворилась и в помещение, натягивая на ходу белый халат, буквально влетел немолодого вида мужчина.
- Доброе утро, Саша, - запыхавшись, бросил он одиноко сидящей в углу фигуре.
Человек до сего момента неподвижно наблюдавший за цифрами и постоянно метающимися то вниз, то вверх диаграммами на спроецированном на стену изображении, наконец, встрепенулся и, с трудом сдерживая волнение, ответил:
- Доброе, профессор, - взгляд его нехотя скользнул по наручным часам, согласно которым через пять с лишним минут к концу подходило обеденное время.
Профессор, шумно пыхтя, на ходу извлек из внутреннего кармана очки, неуверенным движением пристроил их на носу и расположился рядом со своим ассистентом.
- Я ничего не пропустил? - тревожно поинтересовался профессор и жадно впился глазами в мелькающие на стене показания приборов.
- Нет, Максим Палыч, процедура разморозки назначена на три часа. Вы ведь сами утвердили время, - ответил Саша, а про себя подумал, что еще немного и ему впору было бы бежать за успокоительным.
- Да, я помню. Просто всю ночь в голову лезли мысли о том, как все пройдет. Ты же понимаешь всю важность этого события. Вот я и решил коньячку принять, так сказать для хорошего сна... а как оказалось - немного перебрал, - Максим Павлович провел рукой по облысевшей макушке, очерченной каймой поседевших волос, и с тоской вспомнил об оставшейся дома початой бутылке.
Саше определенно не нужно было напоминать о важности предстоящего мероприятия. Последние месяцы, ровно после того как их эксперименты, проведенные на подопытных животных, завершились с положительным результатом, он только и слышал о том, что следующим шагом непременно должны быть испытания на человеке. Выбирать объект не пришлось, так как в криохранилище, находящемся на попечении Академии наук имелся всего один человек, пребывающий в состоянии анабиоза уже без малого пятьдесят лет. После началась неспешная, тщательная подготовка к разморозке. Все бы ничего, но вскоре профессора посетили серьезного вида люди и ненавязчиво намекнули, что намеченную процедуру следуют провести как можно скорее. Слухи о заинтересованности правящих верхов в проекте, разнеслись с молниеносной скоро-стью. Все не понаслышке знали, что если правительство положит глаз на какие бы то ни было разработки, то тут либо подчиняйся, либо прикрывай лавочку. В конце концов, в ответ на многочисленные просьбы профессора предоставить им еще немного времени для исследований, он получил лишь весьма конкретные сроки...
Время шло, и с каждым днем, приближающим их к эксперименту, профессор становился все мрачней, а последнюю неделю Саша то и дело улавливал щекочу-щие нос алкогольные пары, настойчиво сопровождающие его руководителя. Вот и сегодня - как только профессор приблизился к Саше, того сразу же окутал резкий дурманящий аромат.
Он посмотрел на профессора и с трудом смог свыкнуться с мыслью, что когда-то этот полный энергии мужчина вызывал в нем восхищение, а его энтузиазм регулярно расплескивался через край и заряжал собой всю их группу. Теперь же вид у него был, мягко говоря, не важный, но Саша вряд ли мог ручаться, что выглядит хоть немного лучше - бессонные ночи все-таки давали о себе знать.
- Я все понимаю, Максим Палыч. Несмотря на очень непростую задачу, мы должны выдать подобающий результат, да еще и в столь короткий срок. В такой ситуации любой с трудом сохранит сдержанность. Признаться, я постоянно думаю о том, что будет, если у нас ничего не получится. Да и не только я, все наши только этим и озабочены. А вы как считаете, то о чем говорят - правда, ну...то что случается с теми группами, которые не выполняют поставленные цели?
- Не знаю Александр, не знаю, - профессор тяжело вздохнул и продолжил. - Одно я знаю точно: очень часто те, кто сидит наверху требуют поистине невозможного, будто перед ними джинн из волшебной лампы, а не простые ученые.
- Вот и я об этом думал. Как же мы выдадим положительный результат, если до конца не уверены, что наша технология сработает и сейчас.
- Не все в науке движется благодаря трезвому расчету. Мы и так сделали все, что в наших силах, и даже больше. Отныне нам придется положиться на слепую удачу.
- Надеюсь, она хоть немного разбирается в крионике, - сказал Саша и нервно усмехнулся.
- Конечно разбирается, иначе мы с тобой уже давно ждали бы определения на обязательные работы.
После слов профессора в воздухе тяжелым грузом повисла тишина. На стене по-прежнему жили своей жизнью десятки цифр и графиков. Саша принялся делать записи в лабораторный журнал, а Максим Павлович задумчиво бродил по комнате.
Вскоре раздался звонкий сигнал коммуникатора. Саша небрежно ткнул в крохотный аппарат, который требовательно оповещал о входящем звонке и сразу же из динамиков донесся женский голос, скороговоркой сообщивший:
- Все инструкции полностью выполнены. Ждем вашей команды.
- Понял тебя, - отозвался Саша и бросил вопросительный взгляд на профессора. Тот утвердительно кивнул. Затем Саша посмотрел на часы и добавил:
- Начинаем через четыре минуты.
- Ну что ж, давай посмотрим, что из этого выйдет, - отстраненно проговорил Максим Павлович и потянулся за портсигаром.
После недолгих манипуляций Саши в движение пришла металлическая створка на стене, открывая их взору смотровое окно, за которым метались, как жуки в банке, полдюжины человек.
- Максим Палыч, здесь нельзя курить - техника безопасности.
- Ах да, действительно, сам же её составлял, - огорчился профессор и положил плоскую коробочку на стол, с которой золотом поблескивала выгравированная на лицевой стороне надпись: "за неоценимый вклад в продление жизни".
Две минуты до начала, - оповестил скорее себя, нежели профессора, Саша.
- Знаешь, Александр, я был таким же юным ассистентом, как и ты, когда мой руководитель сказал мне: "Не знаю через сколько лет мы сможем вернуть к жизни этого парня, да и сможем ли вообще, но как мне хочется увидеть его лицо, когда он вновь, спустя столько лет откроет глаза и поразится тем, как кардинально изменился мир, и как до боли знакомы ему живущие там люди".
- Сейчас это вряд ли имеет значение, Максим Палыч. В любом случае, насколько я знаю, он добровольно пошел на это.
- Так и есть, а знаешь ли ты, что он позволил заморозить себя ради того чтобы оплатить операцию своей дочери. Тогда за участие в подобных экспериментах давали неплохие деньги.
- Видимо ему придется снова постараться, только на этот раз, видимо, чтобы спасти наши жизни, - Саша присоединился к профессору, и теперь они оба сосредоточенно вглядывались в суету, развернувшуюся по ту сторону смотрового окна. - А действительно, как он воспримет свое возвращение?
- Как ты и сказал, теперь это уже не важно.
Снова кинув взгляд на часы, Саша, наконец, обреченно произнес: "Время" - будто огласил собственный приговор.
- Тогда начинаем.
Саша отдал короткую команду и незамедлительно люди, полностью облаченные в белое, обступили отливающую синевой стеклянную капсулу, в которой безжизненно застыл человеческий силуэт.
- Что теперь? - поинтересовался бледный как мел Саша.
- Остается только ждать, - подытожил профессор.
- Тогда вы не против, Максим Палыч, - Саша схватил со стола портсигар, достал сигарету и прикурил о встроенную в него зажигательную поверхность. Затем глубоко затянулся и через надрывный кашель под удивленным взором профессора с трудом прохрипел:
- А я ведь так и не подписался под техникой безопасности.
* * *
- Жизненнее показатели на нуле, мы... потеряли его, - надтреснутым голосом вымолвил Саша и посмотрел на стремительно мрачнеющего профессора. - Неужели мы где-то допустили ошибку?
Профессор застыл перед смотровым окном, и взгляд его, казалось, был устремлен мимо развернувшейся по ту сторону сутолоки, куда-то далеко за пределы лаборатории. В тот момент в голове у него бешено крутился водоворот мыслей, но, в конце концов, он смог выдавить из себя лишь скупое "я не знаю", что, в общем-то, было недалеко от истины - он действительно не понимал в чем они просчитались. Уверенность была лишь в одном - ничем хорошим для них это не кончится.
-Максим Палыч, что теперь с нами будет? - спросил Саша, заранее зная, что услышит в ответ.
Но профессор промолчал, потому что в памяти всплывали воспоминания о начале работы над проектом; фрагмент за фрагментом они накладывались друг на друга и лихорадочно прокручивались перед глазами, сливаясь в сотни, тысячи дней изматывающих трудов и в итоге - в его жизнь. Максим Павлович прекрасно понимал Сашу, но, что было страшнее для него самого, он так и не осознал.
Неожиданно засигналил коммуникатор, заставив Сашу испуганно подпрыгнуть в кресле. Он обменялся с профессором тревожным взглядом и, приготовясь к худшему, неуверенным движением принял звонок.
- Они уже прибыли, - панически доложил находящийся на том конце человек. - Как же быстро они узнали...как быстро. Профессор, мы сделали все, что было в наших силах, все что могли, но...как же быстро они узнали, как..., - голос внезапно оборвался, оставив Сашу и профессора одних наедине с казавшейся нереальной тишиной.
- Значит все кончено, - заключил, окончательно потерявший надежду Саша.
Слова долетали до Максима Павловича каким-то далеким эхом, в котором он едва угадывал смысл. Перед его глазами по-прежнему пролистывались потрепанные, пожелтевшие страницы прошлого и в один момент он нашел ответ. Ответ, который не нужно было искать, потому что он давным-давно хранился на полке памяти. Нужно было лишь ухватить его и бережно сдуть с обложки пыль. То, о чем он так боялся думать, мысли, которые он старался отогнать как можно дальше - открыли ему непреложную истину. Теперь профессор не сомневался в том, что должен делать и, наконец, произнес:
- Саша, свяжись с Купиным и как можно скорее.
- Но профессор, эксперимент окончен, - опешил Саша, - мы уже ничего не можем сделать.
- Я сказал, немедленно свяжись с Купиным, - вышел из себя Максим Павлович.
- Хорошо, - согласился Саша, удивленный не столько просьбой наставника, сколько его разгоряченными интонациями.
Выполняя поручение профессора, Саша не заметил, как тот отошел от смотрового окна к противоположной стене, увешанной стеллажами. Он всячески пытался понять, зачем же Максиму Павловичу понадобился руководитель бригады, неудачно осуществившей разморозку человека, как вдруг за спиной прозвучало:
- Скажи ему, пусть подготавливаются к заморозке.
- Что? К заморозке?! - Саша развернулся к профессору и застыл в изумлении.
В руке у Максима Павловича был зажат пистолет для инъекций с заряженной в него ампулой. На ней отсутствовала маркировка, но Саша отчего-то не сомневался, что находится внутри стеклянного бутылька, и что профессор собирался сделать. - Вы же не сделаете этого. И Вы, и я...да все понимают, что это бессмысленно. С минуты на минуту за нами придут, откроют дверь и уведут в одном им известном направлении. Вероятнее всего нацепят наручники, а может, и наденут мешок на голову, чтобы мы не видели, как нам пускают пулю в лоб.
- Когда-нибудь ты поймешь меня, - сдержанно ответил профессор; по лбу у него покатились блестящие бисеринки пота.
- Но у нас не осталось времени. Мы не успеем.
- Наше время не выйдет, пока не закончится эксперимент, - сказал Максим Павлович, и рука с зажатым в ней пистолетом потянулась к шее. Игла уткнулась в кожу, готовясь впрыснуть в кровь усыпляющий препарат.
- Купин на связи, - донеслось из коммуникатора.
Саша смерил профессора взглядом, пытаясь убедить себя, что тот спятил, но весь его вид выражал лишь абсолютную уверенность. Немного поколебавшись, Саша все-таки ответил на вызов:
- Это Соколов. Профессор просит подготовится к заморозке и как можно скорей.
После нескольких секунд молчания Купин ответил:
- Я не ослышался, к заморозке?
- Нет, не ослышались. У нас появился новый...подопытный.
- Принято, начинаем приготовления.
Вновь переведя взгляд на профессора, Саша спросил:
- Вы точно уверенны в этом?
- Уверен, как ни в чем другом, можешь не сомневаться.
- Я был рад работать с вами, - сказал Саша и только в тот момент понял, как привязался к этому поседевшему старику.
- И я Саша. Ну а теперь командуй, отныне ты главный. Если повезет, еще свидимся, а если нет, то...удачи нам всем, - после этих слов профессор без колебаний вонзил иглу себе в шею и нажал на курок.
Издав еле слышный стон, Максим Павлович выронил пистолет и пошатнулся. Глаза его закатились, а сам он начал валиться вперед. Сорвавшись с места, Саша в мгновение ока подлетел к руководителю и успел подхватить его, уберегая от удара о твердый пол. Тело профессора, сраженное уколом, безжизненно застыло в объятиях ассистента.
Саше казалось, что он держит в руках манекен, но никак не живого человека, настолько профессор был легок. Бережно усадив его в кресло, Саша вызвал людей для транспортировки нового подопытного в лабораторию. Спустя пять минут Максима Павловича, не проронив ни слова, увезли на каталке двое мужчин.
Проводив взглядом безмолвную процессию, подспудно напомнившую Саше перевозку мертвеца в морг, он плюхнулся в кресло и на мгновение подумал, что все закончилось, но быстро отогнал эту мысль. Эксперимент для них по-прежнему продолжался. Вот только девствующие лица немного поменялись.
В очередной раз прокрутив в голове последовательность всей процедуры, Саша мысленно сказал себе, что готов пройти все это еще раз, от начала и до конца, и был уверен - остальная группа тоже. "Время отныне наш главный враг - во сто крат главнее нас самих, - подумал он, и вновь погрузился в такой равнодушный, но все-таки умиротворяюще спокойный мир цифр и диаграмм, на тот момент открывшийся лишь ему одному".
Вскоре коридоры подземного комплекса Центра криогенных исследований заполонило гулкое эхо шагов. Шагов, приближение которых заставило сердце Саши биться вдвое быстрей. Тяжелая, уверенная, непреклонная поступь - не характерная для просторов скрытой от людских глаз обители тайны бессмертия. Никаких сомнений не осталось - за ними уже идут...
* * *
Плеск воды где-то совсем рядом...
Шум ветра - убаюкивающий, изредка срывающийся на утробное завывание...
Волна. За ней еще одна и еще, словно заботливо раскачиваемая колыбель...
На одной из них лодку сильно подбросило вверх, отчего лежащий в ней человек мгновенно очнулся.
Преодолевая боль, он с трудом поднялся на колени и попытался оглядеться. Его небольшую деревянную лодку неспешно несло вперед по течению. Реки? Моря? Он не смог ответить на этот вопрос, потому что вокруг распростерлась лишь чернота - абсолютная и бескрайняя. Даже небо, если это было небом, поправил он себя, будто соткалось из мрака - ни намека на свет звезд или луны. Казалось, над ним распростерся исполинских размеров черный купол, начисто снивелировавший такие понятия как горизонт, день и ночь. Но все же это пространство не было лишено света. Поверхность воды фосфоресцировала, создавая, кажущееся плотным, призрачное свечение и он мог видеть растекающиеся по водной глади колебания, уходящие вдаль и скрывающиеся за занавесом пустоты.
Подползя к носу лодки и ухватившись за борт, человек удивленно разглядывал переливающуюся поверхность воды. Затем вытянул вперед руку. Бирюзовый цвет, охвативший морщинистую кожу, постепенно сменился зеленым, который игриво потанцевав на ней, уступил место холодному лазурному. Вернув руку на борт, человек осторожно, будто опасаясь чего-то, перегнулся через край. Он ожидал увидеть свое отражение, вероятнее всего - измученное, искаженное тупой болью во всем теле, но не такой, какая зачастую способна возникать в старческих суставах - эта боль была вызвана скорее бесконечной усталостью от тяжелой работы, а может быть и...от жизни. Но в итоге перед ним предстало лишь озаряющее его странный заплыв сияние. Разглядеть себя в перламутре воды он не смог, как ни старался.
Ему представилось, что так может выглядеть река на какой-то далекой планете; настолько далекой, что не хватит и нескольких жизней для полета на неё.
Или же..., он осекся, осознав всю нелепость своей мысли, но все же прогово-рил её про себя - его несет в рай - туда, где люди нетленны и цветут вечнозеленые сады.
Человек на мгновение вообразил, как его криками радости встречают почти стершиеся из памяти люди. Так заманчиво это выглядело, но разум вовремя возобладал над ним и теперь он видел себя плывущим по поверхности чужой планеты, такой спокойной и заманчиво мерцающей в свете незнакомых звезд. Он настолько погрузился в размышления, что практически забыл о боли; не осталось ничего, кроме свиста ветра в ушах.
Через мгновение, а может и целую вечность человек заметил, как что-то изменилось. Не так много, но и этого хватило, чтобы понять - его путешествие подходит к концу, по крайней мере, по воде. Вдалеке замаячили пенные холмики бурунов, настойчиво твердящие о том, что берег уже близко.
Каково было удивление человека, когда лодка, наконец остановившись, причалила к вездесущей темноте, за которой, словно ничего не было. Он пристально вглядывался в сгустившуюся пустоту и невольно подумал о том, что людские жизни, как и светящийся позади него поток, рано или поздно утекают в никуда, как и задумывалось природой.
Но человек не мог оставаться в лодке. Он чувствовал, как его неумолимо влечет туда, где теряется свет. Собрав остаток сил, человек неуверенным движением перекинул сначала одну ногу, потом вторую и вот уже он стоял на матово черном берегу. Оказавшись лицом к лицу со своим страхом, человек спросил себя: хочет ли он узнать, что лежит там, за краем небытия. И ответ явился к нему во всей своей очевидности. Не к этому ли он стремился все время? Отбросив сомнения, он шагнул вперед. Боль током растеклась от ног к спине, застряв там, как ржавый гвоздь. Затем еще шаг. Десяток. Сотня.
Наконец, выбившись из сил, человек остановился - один, поглощенный тьмой. Не было ни запахов, ни звуков. Он не слышал даже свое надрывное дыхание. Лишь сердце молотом выстукивало изнутри бешенный ритм.
Свет, исподволь усиливающийся, заставил человека встрепенуться. Перед ним возник отливающий синевой цилиндр. Человек не раздумывая, пошел к нему, как к спасительному огню маяка в беснующемся океане. Проведя по холодной, запотевшей поверхности стекла, он приник лицом к капсуле, в которой покоился до боли знакомый ему мужчина. Воспоминание непрерывным потоком свалились на человека в этот момент, и он с разрастающимся страхом наблюдал за тем, кто покоился по ту сторону, а когда мужчина с невообразимо белесой кожей внезапно открыл глаза и вперил их в него, то отстранился от капсулы с диким ужасом. Ноги его подкосились и он упал. Не найдя в себе сил подняться, человек пополз подальше от этого невыносимого зрелища, но на его пути материализовалась еще она капсула. Он сменил направление, но вскоре перед ним появилась еще один запотевший цилиндр. Человек метался из стороны в сторону, но вскоре был полностью окружен, уставленными стоймя, криокапсулами.
Капсулы поочередно открылись и также друг за другом из них вышли их за-ключенные. Полностью обнаженные с мертвым, отсутствующим взглядом. Человек застыл в центре круга из восьми человек и с каждым мгновением ужасался, узнавая их. Здесь был и неудачно размороженный подопытный, и Саша, и Купин, и совсем юный аспирант Ковальцов, и все остальные члены экспериментальной бригады. Все они будто хотели от него чего-то, и вскоре он понял чего. Саша, а за ним и все остальные подняли вверх руки с оттопыренными указательными пальцами и указали на то, что находилось позади припавшего к земле человека.
Девятая сверкающая криокапсула с открытой дверцей гостеприимно дожидалась своего владельца...
Человек, забравшийся в тесный стеклянный цилиндр, ощущал только безгра-ничный страх, но внутренний голос упорно твердил ему, что он все делает правильно. Увидев перед собой Сашу, он глубоко вздохнул и попытался различить в его глазах хоть толику жизни. Но в них лишь застыл лед.
Без тени сомнения Саша захлопнул створку.
Воцарилась темнота и...вселенский холод.
И профессор открыл глаза.
* * *
Солнечный свет, пробивающийся сквозь жалюзи, аккуратно разрисовал стену комнаты в светлые полосы, на фоне которых было заметно, как в воздухе неторопливо движутся частички пыли. Казалось, день был в самом разгаре и настойчиво пытался проникнуть внутрь, забраться в каждый уголок.
Профессор зажмурился от резанувшего по глазам нестерпимо яркого света и рефлекторно попытался закрыться от него рукой, но тело отказалось слушаться. Мысли лихорадочно метались, с трудом выстраиваясь в единую связанную цепочку. Лишь спустя некоторое время пришло осознание того, что он не может двигаться.
Когда глаза более или менее привыкли к освещению, Максим Павлович смог оглядеть помещение, в котором находился. Напротив него расположились бережно заправленные койки с прикроватными тумбочками и штативами для капельниц. Рядом с ним тоже находился штатив, от которого к его руке тянулась прозрачная трубка. Из увиденного он сделал заключение, что находится в больничной палате. Но вспомнить, почему оказался здесь, профессор так и не смог, словно детали этого затерялись в обрывках какого-то далекого сна. Зато из памяти всплыл давно забытый эпизод из его детства. Тот, в котором он отчаянно барахтался на дне бассейна, впервые в жизни оказавшись лицом к лицу со смертью. Наверное, он вспомнил об этом, потому что именно сейчас почувствовал себя тем беспомощным маленьким мальчиком, чудом вынырнувшим на поверхность с темной промозглой глубины.
Вдруг он почувствовал, что теряет силы. Комната стремительно затанцевала перед ним, и профессор вновь потерял сознание.
На этот раз он очнулся от механического звука открывающихся дверей. Створки разошлись в стороны и в помещение, практически погрузившееся во мрак, юрко скользнула человеческая фигура.
Профессор едва мог различить очертания незнакомца, но почему-то не сомневался, что он пристально наблюдает за ним.
- Перевести блок в режим номер два, - донеслось из темноты.
После этих слов стена с окнами зарябила, как картинка в когда-то используе-мых людьми телевизорах. Цвета принялись лихорадочно сменять друг друга. Спустя пару секунд мельтешение замедлилось, а когда оно, наконец, прекратилось, на месте стены появилось прозрачное стекло, за которым задвигалось множество самых разнообразных рыб, лавирующих средь голубого пространства. Одновременно с этим на потолке вспыхнули лампы, придав окружающему еще большую гротескность.
- Добрый вечер, профессор, - сказал стоящий напротив дверей рослый мужчина в форме и зашагал вдоль ряда коек. - Как вы себя чувствуете?
- Что случилось, я не могу пошевелиться? - ответил вопросом на вопрос Максим Павлович.
Он пристально разглядывал незнакомца и сразу же обратил внимание на его фуражку, на которой серебрилась кокарда с изображением черной змеи с высунутым наружу раздвоенным языком. Затем у него на лацканах он заметил приколотые значки: змея, помещенная в круг. Такие отличительные знаки были лишь у тех, о ком в народе ходили зловещие легенды - у загадочного подразделения "Гадюки". Кто-то однажды поведал ему, что если тебе суждено встретится с ними, то это будет в первый и в последний раз; уж кто-кто, а они смогут позаботиться об этом. По слухам эти ребята были чем-то вроде инквизиции, действующей по первому требованию правительства.
- Случилось, то, о чем вы мечтали очень долгое время, - незнакомец проше-ствовал мимо профессора и подошел к стене, где еще минуту назад было всего лишь несколько окон, а теперь же во всей красе раскинулись просторы океана.
- Разморозка. Неужели нам все-таки удалось? - голос Максима Павловича звучал очень вяло, хоть профессор и выражал искреннее удивление. - Но постойте, я ведь помню, что эксперимент закончился неудачей. Подопытный скончался. О чем Вы тогда говорите?
- Я говорю о вас, профессор, - незнакомец постучал костяшкой пальца по стеклу и к нему тут же подплыла огромная лупоглазая рыбина, но вскоре не найдя ничего интересного, развернулась и скрылась восвояси.
Максим Павлович непонимающе воззрился на своего собеседника в приталенном черном кителе.
- Вас разморозили. Технология работает и притом весьма эффективно.
Профессор застыл в изумлении, и перед глазами у него промелькнуло лицо Саши - удивленное и...безжизненное.
- Почему же вы не радуетесь, профессор? Я ведь так хотел доставить вам ра-дость хорошей новостью, - незнакомец взглянул на него через плечо и профессор заприметил на его лице недобрую ухмылку.
- Я рад, рад, безусловно, просто я очень плохо помню последние моменты своего бодрствования, - профессор прекрасно понимал, с кем имеет дело и пытался взвешивать каждое слово.
"А еще эта ухмылка, - подумал он, - как у кота, играющего с беззащитной мышкой".
- Тогда я спокоен, - сказал незнакомец и, отвернувшись от кишащей живно-стью стены, направился к кровати профессора.
- Где я нахожусь?
- Вы, как видите, находитесь в палате на реабилитации. А что, вас что-нибудь смущает, - сказал незнакомец и уставился на Максима Павловича с пронзительно хитрым прищуром.
- Нет, нет, просто хочу поинтересоваться, что с моей группой.
- Ааа, с вашей группой. Не беспокойтесь, каждый из них послужит или уже успел послужить нашему доблестному правительству. Понимаете, несмотря на бле-стящий результат эксперимента, вашу группу решено отстранить от деятельности.
- Как отстранить? - возмутился профессор.
- Очень просто, мой уважаемый друг, отныне данной проблемой займутся другие люди. У них и новый подопытный имеется, такой субтильный паренек, как же его...Соколов кажется.
- Саша? Почему он это сделал?
Незнакомец склонился над профессором и, глядя на него в упор, произнес:
- Потому что он вел эксперимент, и мы решили, что он должен удостоиться такой чести.
- Вы решили? Выходит, вы заставили его лечь в криокапсулу? - профессор пытался стойко выдержать его взгляд, но запах исходящий от него, не давал ему покоя. Запах крови определенно был дурным знаком.
- Не горячитесь профессор, я уверен, что тем самым мы оказали ему неоценимую услугу.
- Какую еще услугу, черт подери? Сволочи, что вы сделали с остальными? - почти закричал Максим Павлович.
- Как я и сказал - они послужат нашему правительству, всего-то и делов. На ком-то ведь нужно испытывать новое оружие, не так ли.
Профессор ахнул от услышанного и почувствовал, что его сотрясает дрожь.
- Но...но мы же сделали то, что они велели. Зачем вы так поступаете с нами?
- Потому что никто и никогда не должен узнать о ваших результатах, - так же спокойно и холодно ответил незнакомец.
- Но ведь это настоящий прорыв в науке. Теперь люди смогут заснуть се-годня и очнуться через десятки, сотни лет. Разве не этого они хотели?
- Я не сомневаюсь в вашей преданности делу и поэтому считаю, что вы должны знать правду.
- Что? Какую правду?
- О том, что технология разморозки была разработана еще пятьдесят лет назад.
После этих слов Максим Павлович будто впал в прострацию. Взгляд его зафиксировался на гигантском "аквариуме" и он видел, как рыбы одна за другой припадают своими мордами к стеклу. "Кажется, я спятил, но они пялятся на меня. Эти твари будто читают мои мысли".
Незнакомец, по всей видимости, оказался доволен, произведенным на профессора эффектом, и теперь довольно ухмылялся.
Наконец, профессор нашелся, что сказать:
- Не может быть, но почему об этом не было сказано ни слова?
- Подумайте, вы же умный человек. Подобные вещи всегда прибирала к рукам верхушка. В данном случае оставалось лишь грамотно замести следы и придумать правдоподобную легенду. Человек, заморозившийся себя ради больной дочери. Господи, какая чушь! Люди готовы верить в любую ересь, лишь бы она прошибала слезу. Скажу вам по большому секрету - этот человек не кто иной, как первый разработчик технологии разморозки, позволившей выводить людей из анабиоза. Как только правительство прознало про неё, то незамедлительно решило перенять для собственных нужд. При этом предусмотрительно похоронив ее создателя в им же созданном ледяном гробу. В итоге никто ничего не прознал и для населения эта проблема так и осталась окутана завесой тайны.
Ограничив время для подготовки к эксперименту, мы тем самым надеялись, что вашей группе не удастся добиться успеха, но благодаря вам, вышло с точностью, да наоборот...
- То есть мы в любом случае были бы обречены? - прервал тираду незнакомца профессор.
- Только если добились бы результата, что, в общем-то, и произошло. В конечном счете, проектом на неопределенный срок будут заниматься другие люди, а о вас больше никто и никогда не услышит.
- И так будет каждый раз, когда новая исследовательская группа будет в состоянии разморозить человека?
- Именно, профессор, я не сомневался, что вы схватите все на лету. Так про-должится до тех пор, пока верхи не решат, что технологию можно будет внедрять в массы.
- Это безумие чистой воды.
- Это наша работа, - поправил незнакомец профессора. - А теперь извините, но меня ждут дела, - он отошел к центральному проходу между койками и громогласно обратился в пустоту. - Лейтенант, он готов к испытанию, можете забирать его, - затем он вновь заговорил с профессором:
- Мне всегда было интересно, что же находится по ту сторону жизни. Скажите, что вы видели?
- Там ничего нет, кроме смерти, - дрожащими губами вымолвил Максим Павлович.
- Тогда мы вас вряд ли чем-то удивим, - сказал незнакомец и зычно рассмеялся.
Исхудавшего старика с полностью отрешенным взглядом пришедшие люди поместили на каталку, хромированные ножки которой блестели в искусственном свете ламп. Весь путь до раскрытых дверей он шептал только два слова: "Это безумие, это безумие".
Старший офицер секретного подразделения "Гадюки" безмолвно наблюдал за тем, как очередного человека транспортируют на испытательный полигон. Далеко не первого и определенно не последнего.
Сказанные профессором слова заставили его глубоко задуматься. "Все-таки смерть, есть смерть, - размышлял он, - возможно, именно к ней нам и суждено прийти, как ни крути. По крайней мере, пока. А до тех пор мы можем лишь оттягивать неизбежное".
Он снова принялся теребить значок на правом лацкане. Дурная привычка ещё с тех времен, когда его только прикрепили к "гадюкам". "Но тогда все было совсем по-другому, - подумал он, - слишком много ненужной морали и пустых страхов. Однако они уже давно и безвозвратно затерялись в прошлом".
- Вы уже купили свою вечность, профессор, - бросил он вслед скрывшемуся из виду Максиму Павловичу. - Теперь она ваша. Еще немного и вы сможете забрать её. Раз и навсегда.