Мои увлечения в студенческие годы требовали денег. "Халтуры" на свадьбах приносили очень хорошие деньги. Но впрягся я в это дело основательно только на старших курсах. Играл даже в свой первый год работы ассистентом на кафедре после окончания института, пока не повстречал в одном из сел своего студента. Он был шафером на свадьбе. Дальше продолжать "халтурить" было уже не безопасно для карьеры. Даже сегодня, я не считаю те деньги легкими. Играли в селах, на традиционных молдавских свадьбах, в основном по два дня, и на улице. Часто поздней осенью, когда уже ударяли морозы и замерзали пальцы. Человеческие отношения раскрывались перед моими глазами во всем их многообразии. Чаще всего под действием алкоголя. То был адский труд. Но даже его нельзя сравнивать с тем ужасом, с которым я столкнулся, подрабатывая в начале своего обучения. И который, собственно и заставил меня позже "подсесть" на свадьбы.
Поскольку на младших курсах дополнительных заработков не было совсем, я согласился с идеей одного из наших однокурсников работать летом в студенческом отряде проводников. Прошли обучение в Кишиневском "Резерве проводников", сдали экзамены. Каким-то непостижимым образом, еще до начала обучения, узнали все премудрости "левого бизнеса" проводников. Даже прикинули сумму дохода, поскольку маршрут был известен: "Кишинев - Москва".
Сдав досрочно летнюю сессию, начали работу в этом таинственном стройотряде, в котором, кроме студентов политехнического института, были еще и медицинского. Если бы сегодня я оказался вновь перед возможностью выбора, ни за что не согласился бы там работать. А ведь это был Советский Союз. Официально, никакого разгула бандитизма, никакого свободного рынка и бизнеса. И тем не менее, все, от чего меня уберегали в семье и школе, все, что некоторые постигали годами, выбрав путь, чуждый морали коммунизма, все это накатило за два месяца. Может быть, то была специфика маршрута, может, особенность того времени. Но хватило на целую жизнь.
Самый приятный личный опыт- первая женская грудь в руках. Самый жуткий - риск жизнью. Один раз своей, другой- пассажира. Не могу утверждать, что те "университеты" не оставили следа в моей жизни.
Работать по "обороту" нам не очень разрешали. "Оборот", это когда сразу по возвращении из одного рейса, проводник уезжал в следующий. Обычно, поезд обслуживали две бригады. И пока вторая бригада, совершала поездку по маршруту на нашем поезде, мы отсиживались дома.
Желание заработать толкало нас на дополнительную работу. Возникла мысль ездить на внутренних рейсах, по республике. Эти рейсы были короче, мы успевали, и отдохнуть, и дополнительно заработать. Главное отличие от поездок в Москву заключалось в том, что на внутренних рейсах мы работали только в паре со штатными проводниками. Чаще всего с женщинами. Причем, с достаточно взрослыми и профессиональными. Это был для нас ценный опыт.
Один из таких внутренних рейсов был организован таким образом, что от состава, который следовал из Кишинева в Рени, на станции Бесарабка, "отстегивали" два вагона и отправляли в другое направление. А на обратном пути, на той же станции, мы ждали, пока эти два вагона пригонят и подцепят к основному составу.
Во время одной из таких поездок, основной состав приехал на Бесарабку и ждал те самые вагоны. Что-то с ними случилось. Ждали слишком долго. Была ночь. Теплая южная ночь. Все вывалили из вагонов на платформу. Поскольку туалеты на стоянке были закрыты, некоторые пассажиры направились к туалетам на станции. Кто-то побежал в буфет. Я стоял на перроне, вместе с проводниками. Вдруг в тишине раздался детский плач. Он был какой-то необычный. Не могу объяснить, но у меня возникла аналогия с музыкальной записью - звук как будто периодически подрывался. Он доносился откуда-то с другой стороны состава, но недалеко от нас. Поскольку плач нарастал и усиливался, проводницы открыли противоположную дверь тамбура, спустились на другую сторону и стали идти на крик.
Буквально через мгновение, из под вагона раздался голос:
- Маша, быстро принеси одеяло!
Проводницы засуетились и, через несколько минут, занесли в вагон что-то укутанное в одеяло.
Меня сразу поразило насколько сработанные и где-то привычные были действия проводниц.
-Слушайте, у меня в вагоне ехала беременная. Может она где-то рядом.
-Если бы она родила там, то мы бы ее увидели. А ее нет.
-Бабы, давайте искать в вагоне.
И несколько проводниц стали "прочесывать" вагон. Мы шли тенью за ними. Никого. О происшествии уже знал бригадир. Он, видимо, сообщил начальнику станции, но особого ажиотажа это еще не вызвало.
-Маруся, а проверь-ка ты туалеты, может она где-то без сознания лежит,- стала рассуждать самая пожилая проводница.
Первый туалет оказался пустой. Второй, проводница не смогла открыть:
-Кто-то держит с внутренней стороны. Ваня попробуй ты.
Проводник соседнего вагона навалился на трехгранный ключ, открыл дверь, заглянул во внутрь туалета. Но тут же испуганный и побледневший вылетел оттуда:
-Она там. Я не могу...
Пожилая проводница крикнула:
-Ну-ка все на перрон, особенно студенты. Ваня беги за врачом. Маруся давай полотенце и стой на входе, никого не впускай.
Нас вытолкали на перрон. И тут началась всеобщая суета. Пришла медсестра из медпункта. Следом - милиционер. Через некоторое время, приехала карета "скорой помощи".
Новость облетела всю станцию. Народ стал подтягиваться со всех сторон.
Конец истории отпечатался фотографией в моей памяти. Коридор из живых людей между вагоном и зданием вокзала. По нему впереди идет врач "скорой" и несет что-то завернутое в одеяло. Следом, еще один врач "скорой", с медицинскими инструментами. Потом проводница, с какими-то вещами. За проводницей следует молодая босая девушка, с распушенными волосами и с ногами по колено в крови. Я не вижу ее лица, оно закрыто волосами. Девушка идет с трудом и с полным безразличием к окружающим. Мне кажется, она уже простилась с жизнью. Замыкает шествие милиционер, который несет ее портфель. И нелепая мысль в моей голове: "Этот портфель совершенно не подходит ее гардеробу".
Поначалу, тихо, робко, затем все громче и настойчивее стали доноситься возгласы из толпы:
-Мне бы этого ребенка отдала!
-Ну, сука, убить ее мало!
- Как можно живого ребенка в окно выбросить?
-Да как она смогла окно туалета открыть? Мы уже несколько лет его не открываем...
- Крепкая, стерва...
-Отдала бы в детдом!
Вернувшись после поездки, я особо не распространялся о случившемся. Но часто думал об этом. В ту ночь, по разговору проводниц я понял, что такие ситуации у них не впервые. Обычно новорожденного выбрасывали на ходу. И если бы не вынужденная в ту ночь задержка на Бесарабке почти на час, судьба ребенка была бы предрешена.
Больше на внутренних маршрутах я не работал. Это происшествие надолго оттянуло мой первый сексуальный опыт. У меня появился какой-то барьер к женщинам. Потом, конечно, природа взяла свое. И все забылось. Или мне казалось, что забылось.
Поездами с того времени не люблю ездить. Страна другая, сервис другой, но не могу забыть премудрости профессии. Перед глазами вагоны "в отстойнике" с развешанным намоченным постельным бельем для изготовления "китаек", стаканы с разбавленным чаем и многое еще.
Прошло двадцать два года.
Как-то вечером в гостиной, жена, беременная сыном,
спросила меня:
- Валера, а как ты отнесешься к предложению рожать дома?
Обалдев от услышанного настолько, что перестал
соображать, я нервно выпалил:
-Я не готов на эту тему говорить, - а у самого перед глазами
вдруг появилась та самая картина на перроне провинциального молдавского городка.
На следующий день уже вспомнились детали того происшествия: женщина сама рожает в туалете поезда, вскрывает окно, выбрасывает ребенка. И все это проделывает, не привлекая к себе внимания окружающих. А затем, у нее еще хватает сил держать замок двери. Несколько дней прокручивал все в подробностях, переживая различные эмоции. И вдруг неожиданно, во мне что-то щелкнуло. Мне стало спокойно. Еще предстояло пройти немалый путь, но он был выбран.
Мы родили дома. Причем, именно, мы. В день родов,
съемочная группа телепрограммы "Ноу-Хау", где я был генеральным директором, продюсером и ведущим, снимала материалы для очередной передачи. За несколько часов до того, как родился наш сын, на съемочной площадке умер художник. Это был несчастный случай. Я не смог бы ничем помочь, даже если был бы с ними на съемках. Час, пока там ждали скорую и милицию, а здесь пробивался на свет сын, мне было непросто. Но я был абсолютно уверен в себе. И надежным помощником своей жене и сыну.
Прошло еще четыре года. Как рожать дочку у нас уже сомнений не было.