Аннотация: Последний день жизни комсомолки Екатерины. Собственно, по хронологии событий это первый рассказ.
Сегодня Катя была не просто Катя. Сегодня папа назвал ее Катериной. Катей она была до старших классов, но сегодня, как драгоценный артефакт, она получила комсомольский значок.
Сквозь прошедшие школьные года она видела, как родители вели ее в первый класс с какими-то яркими цветами, названия которых она не помнила, и от пыльцы которых пару раз чихнула по дороге. Папа ей улыбался и крепко держал за руку, а она даже немного боялась и волновалась, но не показывала свой страх перед таким количеством народа и первыми учителями, которые будут наставлять ее в нелегком пути к коммунистическому будущему. Тогда был первый значок, на котором был изображен курчавый мальчик, знак ее принадлежности к тысячам других октябрят. В девять лет, отсидев на душном, но почетном сборе собрания, она стала пионеркой. Катерина гордилась красным галстуком, специально подольше гуляя после уроков, и даже разрешила потрогать алую ткань соседскому мальчишке младше ее на год и тайно влюбленным в нее трогательной детской любовью.
Но теперь она могла свысока смотреть на тех же пионеров, тащивших пачки пожелтевших журналов и газет, перевязанные крепкими жесткими веревками. Катерина прошла по утреннему школьному коридору, как бы невзначай бросив взгляд на свою черно-белую фотографию на почетной доске, залитую яркими солнечными лучами, подобно ангельскому свету. На уроки пораньше уже пришла стайка первогодок, оживленно о чем-то беседуя, сидя на скамейках у раздевалки. Она улыбнулась знакомой соседской девочке и продолжила свой путь к кабинету истории.
Зайдя в пустой оплот знаний с белыми партами в три ряда, где приятно пахло вчерашними цветами, принесенными на день учителя, она положила портфель на скамейку. Сидела Катерина принципиально на первой парте, потому что считала, что учителям нравиться, когда их мудрые слова хватают жадным детским мозгом, глядя прямо в глаза и почти физически ощущая своего приемника знаний.
- Здравствуй, Катя! Вот уж не думала, что кто-нибудь уже пришел так рано, - поприветствовала ее вошедшая в кабинет молодая учительница истории в симпатичной черненькой юбке и белой блузке.
Эта Юлия Николаевна ей определенно не нравилась. Мало того, что она ходила модных вещах, поставляемые капиталистическими странами, и вставляла иностранные словечки в речь, так еще и ненавязчиво ставила под сомнение значимость Октябрьской революции и дела Сталина. В добавок ко всему этому безобразию, в нее влюбились почти все парни из класса за то, что она умела красиво перекидывать ногу на ногу, на миг показывая нижнее белье. И ученица была готова поклясться, что Юлия Николаевна делала это с порочным умыслом. Не то чтобы это беспокоило Катерину, просто вызывало легкое отвращение за дискриминацию образа советской учительницы.
Вскоре ученики занимали пространство кабинета, устраиваясь за своими партами, шумно разговаривая и шурша тетрадями и учебниками. Затем звучал звонок, обозначая начало ритуала приветствия учителя и записи в журнал прогульщиков. Жизнь потекла в обычном русле, иногда сменяясь приливами разочарования или радости от полученной отметки в дневнике. На переменах кто-то из мальчишек торопливо курил на заднем дворе, по-взрослому затягиваясь и обсуждая, какая прикольная задница у Юлии Николаевны.
После истории у них была геометрия, где на доске вечно царствовали белые фигуры, а за учительским столом управлял их жизнями старый седой Петр Иванович и по велению его хриплого голоса, одни беспощадно уничтожались серой тряпкой, а другие рождались под мягкими детскими пальцами, держащими мел. Катерина знала, что учитель геометрии ее очень любил за аккуратные фигуры и правильные доказательства их свойств. Одним виртуозным изображением идеально прямого параллелепипеда без линейки она с седьмого класса заслужила его уважение. Петр Иванович, выслушав несколько несвязных ответов домашнего задания, спросил Катерину и получил ответ, достойный еще одной пятерки в журнале. Пятерка по геометрии была для нее обыденным делом. Петра Ивановича она любила за то, что он был чем-то похож на его прадеда, работавшего в ЧК после революции. Отец показывал ей его фотографию, где молодой прадед в кожаной куртке стоит в обнимку с несколькими другими чекистами, улыбаясь и опустив левую руку с маузером.
Последним уроком была биология. Среди пыльных чучел мелких животных очень хорошо вписывалась в атмосферу полутемного кабинета Анастасия Михайловна, женщина средних лет в очках с толстой оправой и с непонятной горообразной прической. Добиться хорошей оценки у этой ведьмы, как ее иногда мягко называли ученики, было чудовищно сложно, потому что Анастасия Михайловна давно не спала с мужчинами и никогда за свою скучную жизнь не испытывала оргазма и от этого была злой и вредной, получая садистское удовольствие от рисования в дневниках жирных двоек. Причем двойка должна быть непременно жирная и большая, иначе учительнице будет не так приятно, и она снова обведет ее ручкой. Но даже у биологички Катерина вырывала скупое одобрение и хорошую, а иногда и отличную оценку.
Дорога домой лежала через пару кварталов и старое футбольное поле, на котором иногда проходили уроки физической культуры. Обычно Катерина шла домой со школьной подружкой, которая жила в соседнем дворе. По пути они весело болтали о прошедшем дне, иногда звонко смеясь, вспомнив забавный случай, типа того, как однажды застали целующихся девятиклашек в туалете.
Но подруга заболела и сегодня Катерина шла домой одна, под противным моросящим дождем и пасмурным осенним небом, мимо кирпичных пятиэтажек с пустыми оконными глазами, которые к вечеру вспыхнут электрическим светом искусственной жизни. Она думала по дороге о том, как ее мама испечет яблочный пирог и папа придет уставший с работы, а она покажет ему дневник, сообщив, что решила поступить в медицинский университет. И вечером она обязательно навестит больную подружку и расскажет ей новости школьной жизни.
Компания подвыпивших молодых людей как раз в это время отдыхала возле одинокого дерева, растущего рядом с железобетонным забором. Стряхнув налипшую грязь с туфель, Катерина осторожно поглядела на сомнительную кучку антисоциальных элементов, но решила идти мимо них, не делая крюк вокруг поля. Бездушная космическая случайность уже сводила ее с неминуемой роковой опасностью, рассекая будущее молодой комсомолки на кровавые куски. Кто из новоявленных врагов атаковал ее первой, она не поняла, а лишь ощутила, как цепкая рука схватила ее за талию и дернула назад.
- Только пикни, горло порежу! - гаркнул голос, отдававший спиртным.
Ее тащили в угол забора. Катерина все же вскрикнула и попыталась вырваться, за что получила удар в живот, от острой боли перехватило дыхание и брызнули слезы.
Ее оттащили под прикрытие высокого забора-предателя и ударили по лицу, от чего она упала на землю. Девушку трясло от шока и непонимания нарушенного жизненного равновесия, и она лишь тихо застонала, когда увидела, как из разбитого носа на землю упали капли густой крови. Она с ужасом сообразила, что с ней хотят сделать. Попросту изнасиловать, лишить того, чем она гордилась, в отличие от нескольких одноклассниц, гордо рассказывающих о контрацепции.
Один из врагов уже ухмылялся и расстегивал ремень на брюках. Резко набрав воздуха в легкие, она вскочила на ноги, увернувшись от рук, пытавшихся вновь бросить ее на землю.
- А ну, на место! Сказал же, порежу!
Самый высокий из парней вытащил из джинсов складной нож и встал между ней и стеной на пути к свободе, пока двое других подбирались к ней сзади. И Катерина пошла на прорыв, презирая, как настоящая героиня, оружие противника. Пытаясь сбить его с ног, она почувствовала, как холодная сталь больно лизнула ее глубоко в живот. Проскочив мимо, она получила еще один удар ножом в спину, и боль вспыхнула ярче, заливая все тело.
- Придурок, зачем пырнул девку?!
- Заткнись, валить нужно!
Катерина услышала, как нападавшие бросились бежать. Пытаясь не обращать внимания на боль, бившей все сильнее с каждым ударом сердца, она сделала еще два шага и начала оседать на землю. Она посмотрела на себя и испугалась, что одежда вся заляпана кровью и больно сделать новый вдох.
Лицо уткнулось в сырую землю, даря ей свои последние минуты молодого дыхания. Девушка хотела крикнуть еще раз, позвать на помощь, но сил уже не было, глаза заливал свет другого мира.
Она боялась, что умрет, когда уже была мертва. Катерина думала, почему же ей так хорошо, когда совсем недавно было больно и страшно. Капли прошлой жизни падали на ее уже несуществующее лицо, принося горькие воспоминания, затухающие быстрее, чем она хотела.
Отец нервно курил дешевые сигареты, уже устав успокаивать рыдающую мать, подруги в черных одеждах тихо переговаривались рядом, боясь заглянут в ее застывшее лицо. Ей вдруг стало себя так жалко, что она хотела закричать, что жива, что ее не убили, и она не истекала кровью, и что не нужно ее закапывать в холодную землю на три метра, потому что она так хочет еще увидеть солнце и яркие душистые цветы, снова поехать к морю и набрать ракушек, поступить в университет и родить милых детишек от будущего мужа. Но кричать она не могла, лишь безмолвно наблюдала за уходящими картинами и лицами, придавленная пластом смерти, а над головой шумел темный океан. Он давил на нее все сильнее, крадя воспоминания и оставляя от них мертвые основания печали. Пропадали родители, подруги, просто знакомые люди и места, где она бывала и квартира, где она прожила все свои шестнадцать лет. От всего этого остались обломки снов, которые она видела в прошлой жизни и которые трудно вспомнить.
Темный океан убаюкивал ее, унося все дальше от живого мира. Катерина думала, что ее несет к Богу, в которого она не верила, но никого похожего на него она не заметила. Рядом раскачивались на невидимых волнах яркие звезды, иногда ей казалось, что они шепчут ей и пытаются поделиться с ней своей мудростью, но она не могла разобрать их слов. Чувства растворялись, и она сама пыталась не цепляться за них, не замечая времени и пространства, которых наверняка тут не было и не могло быть.
Вдруг ее сотрясло упавшей звездой, и боль ворвалась в ее новое тело вместе с дыханием смерти, благословившей ее на путь обратно. Она закричала что было сил, разрывая ночную тишину кладбища и приветствуя своих соседей-мертвецов.
Она открыла необыкновенной голубизны глаза и, увидев мать-луну, осознала себя заново. Она легко встала с мягкой могилы и погладила мраморную плиту со своим прошлым черно-белым изображением.. Она хотела прочитать имя и годы жизни, но глаза врали ей и упорно выдавали черноту и воронки хаоса засасывали ненужную истину, ведь она теперь не была той юной комсомолкой Катериной, погибшей несколько лет назад. Она теперь нечто новое, призванное свыше.
Мертвая комсомолка взвыла на луну от отчаяния, пиная босыми ногами плиту и ругаясь грязными словами.
Вдалеке раздался голос и мелькнул свет фонарика. Девушка со злобой посмотрела в сторону приближающегося кладбищенского сторожа и вцепилась белыми пальцами в деревянную скамеечку, которую поставил здесь ее отец два года назад, и вырвала ее из земли.
Сторож осветил фонариком идущую к нему голую девушку с горящими в темноте голубым светом глазами и волочащую за собой скамейку. Оторопев от такого зрелища, пожилой человек, нащупал на поясе пневматический пистолет и крикнул:
- Стоять! Ты кто такая?!
Здравый смысл подсказывал, что пора стрелять, когда девушка ускорила шаг и подняла скамейку над головой, словно простую палку. От испуга он промахнулся и сделал шаг назад, оступившись и упав на землю, больно ударившись головой об могильную ограду. Оружие предательски выпало из рук во тьму. Девушка легко преодолевала расстояние, разделяющее ее и сторожа. У того от удара об ограду дико болела и кружилась голова, он мог только ползти, чем активно и занимался. Но отползти далеко он не смог, так как девушка взмахнула деревянным орудием и обрушила его на грудь старика. Сторож вскрикнул и схватился за сломанные ребра. Мертвой комсомолке потребовалось пара секунд, чтобы взмахнуть скамейкой вновь и разбить врагу голову.
Она отбросила орудие убийства и села на корточки перед убитым. Девушка подумала что она, наверное, только что совершила нечто ужасное, но раскаяния не приходило.
Мать-луна оказалась довольна жертвой и засветилась ярче обычного, подарив свой холодный свет звездам, теснее прижавшимся к ней.
Девушка по непонятному велению сердца встала на колени перед красными богами, явившим ей из вечности свой лик, забрав воспоминания, взамен подарив истину далекого коммунизма, которого сейчас окружили враги и погибшие коммунисты, красноармейцы, революционеры и другие, верные святой партии, не могут найти покоя в своих потревоженных саркофагах.
Ленин ласково улыбался ей, Сталин курил трубку, дым которой кутал луну в темные облака. Пионеры, эти безмолвные призраки, салютовали бессмертным богам погибшей страны, готовые прийти по их первому зову, как мертвая комсомолка Катерина.