111
Фортуну за меня бранить изволь!
Она, явясь богиней беспощадной,
Ценнее мне не выгадала роль,
Чем с площади с замашкою площадной
Кричать и, этим имя замарав,
С подобным ремеслом в душе смириться:
Коль ты маляр, то грязен твой рукав,
Но сжалься же! Я так хочу отмыться,
Настой готов из уксуса глотать,
Как тот больной, что жаждет исцеленья,
Не видя в горьком горечь, и считать
Двойную дозу мерой исправленья.
Мне жалость только, добрый друг, нужна,
Ведь ей одной душа исцелена.
112
Любовь и жалость сгладят на челе
Тот шрам, что был наложен клеветою.
Ведь кто же уличит меня во зле,
Раз ты его сокрыл за добротою?
Ты мне - весь мир, и что считать грехом,
Похвальным что, со слов твоих узнаю.
Как всем во мне, мне нет нужды ни в ком,
И правит мной мораль твоя стальная.
Как в пропасть мысли сбрасываю я
О том, что подхалим иль критик скажет.
Не слышать - часть змеиного чутья,
А глухость вот рассудок чем докажет:
Ты так хорош в мечтаниях моих,
Что жив лишь там, скончавшись для других.
113
С тех пор, как от меня далёко ты,
Душевный глаз имеет только зренье,
А очи на лице полуслепы -
Ведут меня, теряя обозренье.
Цветов и пташек образ и наряд
Они преподнесут в фальшивом свете,
Едва поняв, на что они глядят,
И правду исказив в любом предмете.
Да разве б отличить теперь я мог,
Что страх плодит, что селит восхищенье.
Моря и горы, ворон, голубок,
Рассвет и мгла - твое лишь воплощенье.
Я верен так, так полн тобой, безмерным,
Что даже зренье стало мне неверным.
115
В былых строках, как видится, я лгал
О том, что впредь не мог любить нежнее.
Не ведал я, что, как ни полыхал,
Гореть начну с годами всё сильнее.
Узнав, что вносит Время раз мильон
В закон царей и в клятвы измененья,
Желанью ли, красе святой - урон
Несет Оно, а разуму - сомненья,
Зачем, боясь Тиранова лица,
Не стал гласить: "Сильней любить нет мочи",
Пусть в этом был уверен до конца,
Сей миг венчав, не думая о прочем?
Любовь - дитя, так что и речь вести,
Что вырос тот, кому еще расти.
116
Препятствий я не стану замечать,
Коль две души стремятся к единенью.
Не то любовью стоит величать,
Что в смене дней поддастся измененью.
Любовь крепка навечно, как маяк,
Незыблемый в бушующие бури,
Ее звездой неясный светит знак
Судам морским с возвышенной лазури.
У Времени любовь моя не шут,
Пусть серп Его с ланит срезает розы.
Любовь, стерпев движение минут,
И Страшного Суда снесет угрозы.
А если уличат меня во лжи,
То нет стихов и любящей души.
117
Вина на мне за то, что с рук я сбыл,
Чем должен был за щедрость расплатиться.
К тебе взывать, бесценный мой, забыл,
С кем всей душою смог соединиться.
У Времени ты мне купил часов,
Но тратился на тщетные я встречи
И с ветрами под флагом парусов
Уехать от тебя мечтал далече.
И нрав дурной, и каждый мой просчет
Припомни мне, добавив подозренья.
Любой мой грех поставь на перечет,
Но только не взводи курок презренья.
Оправдан я лишь тем, что доказал,
Как верен ты и сколько ты прощал.
118
Подобно как острейшею приправой
Мы часто возбуждаем аппетит
Иль вытравить пытаемся отравой
Болезнь, что не распознана на вид,
Так я, с тобой несчастия не зная,
Довел себя добром до дурноты
И горечи отпить решил от края,
Чтоб дальше в горьком не было нужды.
Такая вот любовь к предвосхищенью
Меня до сущей хвори довела -
Здоровый, стал я жаждать излеченья
Скорбями от излишества добра.
Наука мне, но я не удивлен:
Лекарство - вред тому, кто так влюблен.
119
Как много слёз Сирены я испил
Из кубков, что внутри подобны аду,
Надеждой страх, а страх мечтой целил -
Здоров бы был, но выпустил награду!
Несчастный грех то сердце совершит,
Что счастию отдастся без оглядки.
Едва не вылезали из орбит
Глаза мои в безумной лихорадке!
О польза зла! Секрет есть в том один,
Что с ним и благо видится яснее,
А чувство, что восстало из руин,
Прекраснее, и крепче, и сильнее.
Не зло ли удовольствия стяжатель,
Раз втрое больше взял я, чем потратил.
120
На пользу лишь, что ты ко мне был зол.
Душа моя, то горе вспоминая,
Не знала бы, насколько грех тяжел,
Коль медная была б или стальная.
Тиран я, и страдать тебя обрёк,
Как сам страдал, попав как бы в геенну,
И взвесить то мне было невдомёк,
Как пережил я сам твою измену.
Ту горестную ночь бы вспомнить нам -
И я, однажды скорбью опалённый,
Пролил тебе на грудь бы тот бальзам,
Которым сам лечился, уязвлённый.
Пусть будет грех расплатой дорогой -
Ты мой простишь, а я прощаю твой.