Лесная тропка неожиданно заканчивалась перед малинником. Колючие заросли сплошь были покрыты крупными спелыми ягодами. Жалинка, вздохнув, сползла с ослика. Утоптанная земля приятно холодила натруженные за день пятки десятилетней курносой девчушки.
Она нерешительно потопталась около переплетенных ветвей, а затем все-таки подошла к ощерившемуся колючками ягоднику. Ослик нетерпеливо подтолкнул девочку ближе к кусту, и Жалинка, вновь тяжко вздохнув, стащила с его спины перевязанные обрывком веревки корзинки.
Девчушка аккуратно приподняла стелющуюся прямо по земле игольчатую плеть и прикоснулась к одному из шипов указательным пальцем. Капелька крови появилась, и тот час же исчезла, всосавшись в его острие. Все неприступные с виду заросли дрогнули, волна шороха и шелеста пробежала вдоль всего малинника, и перед Жалинкой открылся узкий темный лаз в глубину.
Девочка обернулась, но никого поблизости не было. Птахи звонко щебетали вокруг, не предвещая никакой опасности. Но Жалинка все-таки пошептала своему ослику пару слов прямо в длинное ухо, и тот привычно повернулся боком, перекрыв любому любопытному взгляду открывшийся ход.
Нагнувшись, она протиснулась в отверстие, привычно вжав голову в плечи, но ни один их шипов не прикоснулся к ребенку. Связанные корзинки Жалинка волоком тянула за собой.
Примерно сажени через две узкий лаз открывался на небольшую полянку, заросшую невысокой, но густой травой, мягкой и шелковистой, словно горенский ковер. Один-единственный экземпляр такого чуда ручного ткачества был представлен в аале Жалинки - красовался на стене в большой комнате головы поселения. С него ежедневно смахивали пыль специальной щеткой из перьев, а раз в седьмицу чистили росой. В девочках у головы была подружка Жалинки - Зарька, которую и взяли-то только, чтоб за ковром ухаживать. Прикасаться к горенскому чуду постоянно разрешалось только членам семьи головы да желающим за три стотинки. Но однажды в шестерог Зарька, дождавшись, когда все уйдут на заутреню в святиг, кликнула Жалинку, и девочки, чуть не в четыре руки наглаживали ковер, загадывая самые сокровенные желания.
Считалось, что шерсть священных горенских овец, с которой они добровольно расставались (её, в отличие от обычных овец, которых стригли - регулярно вычесывали в течение года), обладает чудодейственными свойствами. Дескать - кто прикоснется раз - исполнятся все желания. Порой к дому головы такая очередь выстраивалась страждущих, что он не успевал ларец закрывать, куда дары за прикосновение складывал. Поэтому и приходилось полностью чистить ковер каждый шестой день.
Зарька, которая уже больше года ковром этим занималась, таская тяжеленные бадьи с росой, вскорости верить в чудеса перестала, поскольку руки постоянно болели, а спина девочки ныла, как у столетней старухи. И даже ежедневные просьбы облегчить эту работу ковер не удовлетворял. Жалинка, которая переживала за подругу и старалась ей постоянно помогать, предположила, что, может быть, ковер надо мыть ещё тщательнее, и тогда точно желания исполнятся. И девочки старательно терли выбеленным холстом капризный ковер, обильно орошая оный собранной с утра росой.
-2-
Жалинка была пришлой, из горюнов. Соседний аал, где она жила со своей семьей, сгорел прошлым летом, якобы от удара молний. Но знающие поговаривали, что молнии уж больно прицельно били в дома - ни одного целого из пяти десятков не осталось. Из всей семьи Жалинка только и уцелела, да ещё пара ребятишек, что на речке удили. А Жалинка с ними увязалась - "змееглаза" поглядеть хотела.
День и ночь добирались малые заплаканные погорельцы до соседнего аала, а добрались - и приветить их никто не захотел.
Родная тётка только зубами скрипнула, когда голова ей девчонку привел. Дескать - родная ты ей, вот и бери, воспитывай. Поскрипела-поскрипела, да и приняла - людской молвы испугалась.
Одного парнишку уцелевшего - в святиг отправили, на духовника учиться, а другой сам куда-то дальше побрёл - в десяти верстах ниже по запутице ещё один аал стоял, а того пониже - город Оверень. Там замок крестский стоял, в ученики парнишек того возраста и набирали. Голова снаряжал сына своего "обиженного" - дитёнка-мальца в город проводить-подвезти, но тот на то и "обиженный", что вроде головой покивал, но недопонял чего-то, кобылу запряг, да вверх по запутице и поехал. Малец в сожженный дом обратно не захотел, спрыгнул с возу, да и тропками в город подался, а дошел аль нет - никому и дела не было.
У тётки Жалинке было несладко - хоть своих детей-то у сродственницы не имелось. Заместо детей - поросята, да овцы с козлами в самой избе жили. Тётка чуть не в хвосты их целовала, а на племянницу добрых слов не оставалось. Ввечеру рукой махнет, да ковригу ржаную черствую на стол швырнет - вот и вся ласка.
Жалинка обижалась сначала, плакала постоянно, родную семью свою вспоминая - вот уж где она любимой дочуркой была. Не приходилось ей спину гнуть заради живности домашней, да раз в день черствым хлебом питаться, все лучшее старались матушка с батюшкой любимой доченьке принести. А как в город выбирались, так обязательно пряников медовых привозили. Жалинка порой зажмуривалась у себя в каморе (один из загонов тётка ей для житья выделила) и так ясно представляла себе, что опять дома очутилась, а за столом ждет её матушка, что еле сдерживалась, чтобы не броситься в комнату. Только блеяние да визг по соседству приводили в чувство, и Жалинка отворачивалась к дощатой перегородке, глотая обиду пополам со слезами.
Местные-то ребятишки особо пришлую не жаловали - обзывали по-всякому. Только Зарька-Заринка в подруги напросилась - её, сиротку, тоже травили - заступиться-то некому, а вдвоем сподручней от злыдней отбиваться.
-3-
Золотая осень прошла в заботах о сборе урожая да заготовке кормов для любимцев тётки. Жалинку каждый день посылали в лес за грибами и ягодами. Ориентировалась она в лесу плохо сначала, мало всего собирала, но подруга Заринка все тропки показала, да грибные места заветные рассекретила.
Тётка сперва бурчала, что от приживалки нежданной "толку чуть", но постепенно уже и шагу без помощницы сделать не могла. Только и слышалось из любого угла: "Жалинка! Поросята-то до бадьи добрались, охальники!..", "Жалинка! А глянь - тесто в кадке не поднялось?", в общем, Жалинка - то, Жалинка - это. Вот и носилась девочка, ноги сбивая, старалась тётушке-кормилице во всём угодить.
"Не забывай, кто тебя приветил, пригрел, да благодарна будь!". Жалинка не забывала - не давали запамятовать-то.
Примерно раз в четыре седьмицы тётушка доставала праздничное платье, повязывала белую косынку и отправлялась в святиг - молиться. Большая часть жителей аала ходили туда каждый шестерог, но тётушка считала, что она не настолько богата, чтобы беспокоить своим вниманием богов чаще, чем она это делает. Перед выходом из дома тётка рано утром выгоняла зевающую Жалинку на улицу и доставала из запрятанного узелка несколько стотинок. Жалинка и не собиралась подглядывать за схроном тётушки, но однажды просто случайно наткнулась на заветный узелок в сундуке со старой ветошью. Завязан он был столь мудрено, что и рисковать развязывать его не стоило.
В святиге молились всем богам. Трем главным - почитай все, а богам помельче - каждый по желанию. Весь аал знал, что Малинка - тётка Жалинки - молится Цеце, всё ждёт, что найдется добрый молодец, кто замуж её позовёт. Да в двадцать шесть годов-то на старую деву никто зариться не хотел. Вот и посмеивались люди втихаря, Сушеной Малиной тётку называя.
Цеця хорошей богиней была, редко кому отказывала в замужестве, да Малинка в этот редкий свиток, видимо, попала.
- Опять тётка злая придет, Цеця не возьмет у неё подарки, - надкусывая яблоко, голосом пророчицы вещала Жалинка Зарьке, вращая глазами. В собранном стогу было прохладно, тихо шуршали жуки да шмыгали полёвки.
- Может, Цеця вместо неё тебе помогает?! - вдруг заговорщическим шёпотом сказала Заринка, оглядываясь вокруг, хотя на три версты окрест ни одной живой души не наблюдалось.
Жалинка молча дожевала яблоко, и вытерла пальцы о грязную юбку. Она и сама об этом думала последнее время. Девочка перевернулась на живот и глубоко вдохнула запах пересушенной на солнце травы.
Зарька, не дождавшись ответа, тоже перекатилась на живот и положила голову на скрещенные руки.
- Ты знаешь, Жалька, я хочу в Оверень податься. Вот подрасту только... - мечтательно произнесла Зарька, томно прикрывая глаза.
- Чего так?
- Да так... Помнишь Богдану, ну, что по соседству с тобой жила... - Жалинка удивленно приподняла бровь. До сих пор она не могла себя заставить считать дом тётки своим. Зарька поняла, что ляпнула что-то не то и затараторила: - Ой, не с тобой, с Сушеной Малиной, тьфу... Короче дом ейный рядом с домом твоей тётки стоит, вот! - Заринка перевела дух, наконец совместив речь с мыслями.
- И?...
- И осенью-то в город подалась Богданка, ей как раз пятнадцать стукнуло. Их в доме семерик был, без бабки с дедом. Голова ей бумагу справил знакомцу какому-то, а матка ейная как узнала, что в город, да к... этому, ну - как его, ну... в корчму подавальщицей, вопила на весь аал, неужто не помнишь?
- Неа.
- Ну... да ладно. Так вот, она аккурат на праздник Лялин заявилась домой, с подарками. Вся в обновах, такая, что - ах!
И Зарька всеми доступными эмоциями изобразила - какая явилась Богданка из города.
- А матка её на порог пускать не хотела. Как увидела - сразу развернулась и в дом ушла, к платку дареному не прикоснулась и из жилой риги не показывалась, покуда дочурка не уехала.
- Да чего так? - Жалинка наконец заинтересовалась рассказом подруги, с трудом разлепив веки.
Возбужденная Зарька даже села, скрестив ноги.
- Да она там... в загульных девках, говорят, ходит, во как!
- Да ладно тебе?!
Жалинка тоже присела, высунув голову из прохладного стога на пекло.
- Люди говорят. - По-взрослому заявила Зарька и опять зарылась в траву.
Девочки помолчали.
- И что, ты тоже хочешь... в девки загульные? - Жалинка пихнула затихшую подругу в бок.
- В город хочу. - Буркнула Зарька из глубины стога. - Это только невезучие в загульных девках ходят, а я замуж выйду. Вот буду с того года Цеце молиться да подарки носить - она мне мужа городского найдет.
- А я магиней быть хочу! - неожиданно заявила Жалька, вскакивая на ноги и отряхиваясь. - Чтобы в любой момент все желания исполнялись!
Зарька высунула голову из сена и пальцем у виска покрутила.
- Ведь они же проклятые все, Жалька, ты что!
- Да? Проклятые? А я, значит, счастьем окруженная да нашёптанная?
Жалька пулей выскочила на жарень и закружилась, раскинув руки.
- Вот захочу, чтобы дождь пошел - и пойдёт! - закричала и топнула ногой о потрескавшуюся землю.
Вдалеке ощутимо громыхнуло, и горизонт мгновенно заволокла непроглядная хмарь.
Жалинка испуганно опустила руки и посмотрела на подругу. Та только плечами пожала.
- Во совпадение! Дождя-то три седьмицы не было. Ливанёт!
Резкий ветер налетел и начал ворошить стог. Тучи быстро надвигались, маленькие смерчи закружились над полем.
- Бежим!
И девочки помчались со всех ног, не обращая внимания ни на кротовьи норки, в которых можно было сломать ногу, ни на жесткую, словно из железа кованую, жабру-траву. Едва успели в аал заскочить да по домам разбежаться - громыхнуло так, что бревна в избе подпрыгнули, и чугунки по полу раскатились. Поросята с ягнятами такой визг подняли, что Жалинке в пору новые уши было покупать.
Тётка из святига пешком возвращалась - под самый ливень попала. Так что в дом она вдвойне злая влетела, как ведьма на помеле. Жалинке пришлось к поросятам в самую камору прыгнуть, покуда Малинка рыдала в голос и волосы на себе рвала.
И гроза и тётка успокоились далеко за полночь.
-4-
- Ох, не той богине ты молишься, Малинка, - знахарка деловито раскладывала замусоленные карты рубашками вверх. - Не той. Вот смотри... Да глянь ты, что ли! - толкнула в плечо задумавшуюся было клиентку гадалка.
Малина послушно перевела взгляд с висящей под низким потолком сушеной летучей мыши, растянутой на нитках, на стол с разложенной колодой.
- От не пойму я, в самом деле, зачем ты ко мне пришла? - старушка мельком глянула на встрепенувшуюся Малину: - Сама-то лучше меня картины читаешь.
- Думала, что новое мне скажешь.
Малина сгребла карты и ловко перетасовала колоду. Она закрыла глаза и, для верности, повязала поверх них черный плат, сложенный до состояния широкой полосы. Тонкие руки порхали над деревянным столом, раскладывая причудливый узор из нескольких десятков вручную расписанных прямоугольников. Такие карты делали только несколько мастеров в Родимии и то - только если боги благословляли. Сам процесс росписи занимал несколько месяцев, порой затягиваясь до половины года. И стоили такие картинки немалых денег. Карты представляли собой изображения богов, богинь и духов.
Малина закончила и провела раскрытой ладонью над раскладом. Некоторые карты под рукой вопрошающей слабо замерцали. Знахарка вздохнула.
- Ну вот, глянь-кось. То же самое и вышло. Не Цеця, а Ляля тебя услыхала, сразу ребенка тебе дала. Племянница-то небось не обделенная?...
- Тише ты! - перебила её тётя Жалинки, срывая повязку с глаз. - Не дай Род, услышит кто - сожгут и меня, и Жалинку, как сестру мою горемычную - Бояну...
Знахарка с Малиной одновременно посмотрели на оконце, но желающих приобщиться к таинству гадания не наблюдалось. Видимо потому, что к нему приставлено было широкое зеркало, повернутое к проулку, а для надежности поверх было задернуто наглухо. Любой, кто попытался бы заглянуть в комнатку, узрел бы всего лишь собственное отражение.
- А второе, второе-то имя у ней какое будет, а? - знахарка пытливо заглянула в глаза молодой женщины.
- Тьфу на тебя, Кривша! Уж не такое как у тебя первое!
Малинка с Крившей немного посмеялись, но вскорости опять взялись за толкование карт.
- Вот смотри, здесь "земляная кошка" выглядывает, а в ногах - "зеркалица"... А вот-вот - "путевик" падает...
- Уйти она хочет от меня... - Малина накрыла руками карту духа путешествий. Изображен он был в виде идущего юноши, одетого в широкие полотняные штаны и рубаху. Дорожные сапоги его взметали пыль с дороги, а соломенная шляпа была лихо заломлена на бок. Из дорожной сумы его выглядывала дудочка, а пара ложек была заткнута за веревочный поясок.
Под руками Малины юноша преобразился в Жалинку, которая весело шла по дорожке, только вместо сумы у неё висела корзинка с крупными ягодами малины.
Жалинка с карты подмигнула тётушке и обратно превратилась в шагающего юношу.
Малина резко собрала карты и начала торопливо складывать их в холщовый мешочек. Из-за её резких движений, две карты высыпались из общей колоды и упали на стол рубашками вверх. Женщина замерла. Если какие-либо карты выпадали сами - "торопились" - это означало скорейшее наступление событий, о которых они вещали.
Кривша медленно перевернула ближайшую к себе карту:
- Берегиня! - выдохнула она и, взглядом испросив разрешения у Малинки, перевернула другую.
-5-
-... А живут они в хоромах белокаменных, таких высоких, что полнеба закрывают, а на вторую половину - тень отбрасывают!
Рассказчик сплюнул и вновь сунул трубку за щеку.
Девочки внимали с открытыми ртами.
Когда пауза затянулась, Жалинка дернула задремавшего, было, деда за рукав.
- Диду-у, - протянула она, - ну а ещё, ещё что про магиков знаешь?
Дед встрепенулся, вынул погасшую трубку изо рта и постучал ею о березовую чурку.
- Ишь, любопытные малявки, зачем это вам про магиков знать понадобилось, а?
Старик грозно сдвинул кустистые седые брови и погладил длинную - до пояса - бороду.
Зарька с Жалинкой, поджав босые ноги, восседали на скамье, по-простецки справленной из половины бревна поваленного дерева.
- Интересно просто! - перемигнувшись, заявили в один голос.
- Интересно просто... Надо же. Другие от одного только виду их шарахаются, а этим - интересно... О как!
Кряхтя, знаток жизни магиков подкинул ещё пару поленьев в начавший было затухать костер.
Девочки жались друг к другу, как две замерзшие птахи, но в аал возвращаться не спешили.
- Дома-то не заругают? - старик снова уселся на колоду и оперся на суковатую палку.
- Не... Тётка к знахарке пошла, Цеця-то ей опять помочь отказалась... - Жалинка вздохнула и ещё ближе придвинулась к Зарьке. - А Зарька сегодня бадью в студенец ухнула.
- Ага, - подтвердила Заринка, - голова чуть горло себе не надорвал... - и, уже потише, - и мне косу...
Старик пошуровал в разгоревшемся заново костре палкой и задумался. Звезды мерцали в отмытом грозой небе, и прохладный ветерок шевелил ветви деревьев.
На траве появилась роса. Жалинка потерла ладошками озябшие плечи.
- Зазябли, магини! - дед перебросил кусок овчины над костром, и девочки накинули её на себя. - А вот любой колдун без дохи согрелся бы... Они пошепчут-пошепчут да пальцами - щёлк! - и в шубе, али переместятся куда надо, в тепло значит...
- Диду, а в магики девочек берут?
Старик расхохотался, грозя искривленным от старости пальцем.
- Во чего задумали, магини! Да до обучальни ентой через Оверену шагать надо, да по дороге ещё верст десяток отмахать до Тьеверени, а там и путь проложен магиками самими. И ежели сам без таланту - то и путь не найдешь.
Жалинка вздохнула, а Зарька её по руке тихонько гладить начала.
- Вот подрасту чуток и уйду!
Старик только едва заметно улыбнулся.
-6-
Жалинка тихонько юркнула в заднюю дверь и прокралась к своей каморе. Ночная Дева завершала свой неспешный и полный тоски путь навстречу Дневному Рыцарю. Вскоре появится розовое озеро, из которого выплывет Рыцарь, и будет освещать землю, продолжая ежедневный поиск своей возлюбленной. Жалинка очень любила это грустное сказание. Каждый раз она втайне желала, чтобы они, наконец, встретились, но сказка заканчивалась всегда одинаково безрадостно. Порой девочка сама переделывала конец сказа, и они с Зарькой радостно скакали по лесной полянке, изображая праздник встречи Девы и Рыцаря.
Поросенок по соседству сонно хрюкнул, и Жалинка тихонько погладила его по пятачку.
Неожиданно распахнулась дверь. В проеме появилась тётка в белом исподнем и со свечой в руках. Распущенные черные волосы в беспорядке окружали бледное лицо, отблески свечи отражались красно-желтыми всполохами в огромных глазах.
- И где тебя носило, паршивка! - Малинка с нечеловеческой силой выволокла Жалинку из каморы, подняв девочку за ворот платья. - Я полночи не сплю, оббежала всех соседей! Они наверняка уже решили, что я тебя втихаря прикопала в лесу!
Проснувшиеся поросята с визгом носились по загону, испуганно тычась в щели между досками.
Тётка швырнула Жалинку в комнату и захлопнула дверь.
- Уйти от меня решила, злобыня?!
Девочка недоумевающее уставилась на родственницу.
- Да знаю, знаю я всё. Плохо тебе у меня. - Жалинка гордо вскинула голову и сжала тонкие губы. - Пойми ты, глупая... Ну не умею я любить, не могу я...- Малинка села прямо на пол, на циновку. - Сядь!
В голосе тётки было столько усталости и печали, что, собравшаяся, было, высказать всё, что думает, Жалинка покорно опустилась на пол напротив Малинки.
- Желя... - девочка дернулась, и Малинка положила ей руку на плечо.
- Не надо, тётя Малина, меня так только мама называла...
- Да, - Малина улыбнулась сквозь слёзы, - мы вместе тебе первое имя выбирали. Одна ты у меня осталась, сиротка...
Тётка тихо заплакала, а Жалинка теперь уже её утешать стала.
Спустя некоторое время, девочка решилась:
- Тётя Малина, а с чего вы решили, будто я уйти хочу?
Малина вытерла слёзы и улыбнулась:
- Да просто на меня ты похожа очень... характерная... Я тоже долго терпеть не стала, да не то что свою ворчливую тётку, а мать родную...
Жалинка не перебивала. Она знала, что Малинка когда-то давно, почти сразу после её рождения, ушла из дома без материнского благословения, а куда и зачем - никто рассказать ей не удосужился, да и любые разговоры на эту тему быстро пресекались. Спустя несколько лет вернулась и осталась в соседнем с родным аале.
Тётка замолчала, а в голове Жалинки крутился сегодняшний рассказ деда Пилюты. И какая-то мысль беспокоила в глубине души, что-то недосказанное, недоспрошенное на языке вертелось. Жалинка ещё в лесу деда спросить о чем-то хотела, да погнал он девчонок по домам, а то совсем иззябли. Потужилась вспомнить, да мысль за хвост уцепить - ан нет, ускользает, как змееглаз речной.
- Ну, спать давай ложиться, а то уже светает.
Малинка задула свечу и полезла на печь, а Жалинка к поросятам пошла - будто и не случилось ничего.
-7-
Звонкий цокот копыт, сопровождаемый резкими звуками рога, чуть не заставил Заринку свалиться с крыши. Девочка, как самая легкая по весу (жена головы-то пудов десяток весила, если не с лишком, сам он - вполовину полегче, да все одно - тяжел крышу застилать), раскладывала свежую солому, убирая сгнившие косицы. Пятнадцатилетний старшой головы - Тихомир - подавал ей перевязанные пучки, стоя на крайней перекладине. Вот он-то как раз и скатился с лестницы, благо - в наваленную рядом солому, едва на торчащие вилы не наткнулся.
Жители аала высыпали на площадь, в считанные минуты заполонив оную.
Красивый мужчина лет тридцати в красном бархате да сафьяновых сапогах деловито приторочил рог к изукрашенному седлу и развернул свиток. Два охранника-воина в полной, несмотря на жару, экипировке грозно поглядывали на толпу, для острастки придерживая одной рукой эфесы сабель - а вдруг кому указ государев не по нраву придется, да вестника обидеть захотят.
До Заринки доносились только обрывки слов, и она, торопливо спустившись вниз по лестнице, помчалась со всех ног к площади, а там, забравшись на свободную ветку близстоящей осины, сплошь усыпанной любопытными деревенскими мальчишками, словно галчатами, стала вслушиваться в речь глашатая.
Конь под ним - вороной трехлеток - нетерпеливо перебирал копытами, лоснясь и играя мышцами.
- Такого бы мне в конюшню... - мечтательно произнес конюший Артюх, любуясь чистокровным верховым.
- На кой ляд он тебе, дурень, ни запрячь, ни нагрузить. Толку с этакой лошаденки? Только жрать подавай да чисть. Небось по полпуда чистого зерна в день, не считая сена... - практичный дед Пилюта разом охладил пыл конюшего.
Мгновенно вспыхнувший Артюх стал взглядом выискивать обидчицу. Не нашел, но вспылил:
- И где это видано, чтобы баба мужика правильности учила, да ишшо исправляла при всём честном народе-то, а! - обиженно гаркнул он, заставив глашатая на миг прерваться.
" ...Пятого дня...червеня месяца... одна тысяча...первого года от сотворения Родовии..." - продолжил вестовой, вновь углубляясь в свиток."... Покушение на государя...вне закона...тысяча золотых монет... В укрывательстве...сожжению дотла".
- Да тебя толку исправлять-то. Безграмотным был, им и останешься, только чужим лошадям в зубы заглядывать умеешь, да жену бить... - Малинка к конюшему вплотную подошла, да руки в боки упёрла. Жена Артюхова - состарившаяся раньше времени женщина, прихрамывая, подальше отбежала, за спины соседей.
Артюха чуть удар не хватил. Что жену он бьёт - почитай вся деревня знает, да это только ей на пользу - баба место своё знать должна. И лошадей повыше, чем людей ценил: так лошадь - она скотина умная и преданная, сковородником, если что, не огреет. Ну зубами чуть цапанёт, ежели конюший поддатым слегка заявится, ну, копытом топнет.
- А кто это у нас страха бояться перестал, а? Думаешь, раз заявилась в аал, ведьма обученная, так можешь теперя честных работяг забижать? - мужики рядом согласно кивали головами. Артюх, вдохновленный поддержкой, воодушевился: - Я, может, с детства спину не разгибаю, кусок хлеба зарабатываю, некогда было мне по обучальням время просиживать... - конюший чуть слезу не утирал, на публику играя.
- Да тебя из святигской обучальни выперли за отсутствие понимания к науке. А честным давно ли ты стал, в работяги выбился? Или напомнить как после крестского похода к голове прибежал, как сто монет за твою голову объявили за разбой?
Народ шумел, распаляясь - кто Артюха поддерживал, кто правду за Малинкой признавал.
Вестовой давно уж свиток свой сложил, за сварой с интересом наблюдая. Услыхав про "сто монет", он полез в кожаную суму и стал перебирать там свитки всевозможных размеров.
Чистокровный верховой, не подозревая, что с оценки его стати всё и заварилось, гарцевал, высоко подкидывая ноги.
Люди шумели. Артюх с Малинкой стояли друг напротив друга, как кошка с собакой. Мальчишки улюлюкали и размахивали рубахами. Старая осина, давно подтачиваемая сердцевинной гнилью, не выдержала такого кощунственного обращения. Внутри дерева у самого корневища что-то хрупнуло, и мощный с виду ствол стал заваливаться вперед, прямо на роющегося в суме вестника.
Народ с криками стал разбегаться. Зарька с дерева спрыгнуть едва успела, мальчишки посыпались с веток, как горох. Конь под глашатаем встал на дыбы, сбросив мужчину, один из охранников резво к нему бросился, едва избежав хлестанувших по лицу ветвей.
- Это ведьма всё, всё ведьма Сушеная! - орал на всю площадь обиженный Малинкой Артюх. - Она наколдовала вестника государева погубить! Супротив магиков указ-то, теперя вас всех жечь у позорного столба будем!
Зарька ошеломленно смотрела в сторону, куда тыкал грязным пальцем конюший. Позорный столб на площади был, но только для виду. Прилюдно у него никого не пороли, не привязывали. Народ в аале Игоневском был мирный, редко когда так всенародно сходились полаяться.
- На помощь, скорее! - воин, придерживая рукой голову глашатая, оглядывался вокруг. Народ, крови не любивший, растекся по дворам, будто и не было никого. Только Малинка к пострадавшему вестовому побежала, на Артюха рукой махнув. Тот ещё пытался что-то вслед кричать, но зрители разбежались, и несостоявшийся актер трагической направленности, поплелся домой, что-то бурча в сторону хромающей позади жены.
-8-
Жалинка всё интересное проспала. Она настолько умаялась за зябкий вечер в обществе деда Пилюты и ночь с обезумевшей тёткой, что даже утренние петухи не разбудили её. Жалинка только накрылась одеялом с головой. Очнуться от сна её заставили лишь громкие крики в доме.
Девочка пулей влетела в избу и остановилась в недоумении: на гостевой кровати прямиком на белых накрахмаленных наволочках и простыне лежал незнакомый мужчина, весь в крови (как сначала показалось Жалинке).
- Не стой столбом, принеси скорей воды! - тётка гневно сверкнула глазами на застывшую посреди комнаты девочку.
Жалинка, схватив в сенях бадьи, побежала к студенцу. За околицей её уж поджидала возбужденная Зарька.
- Ну что там? Жалька-а-а! Вестовой-то жив ещё али нет? - Зарька семенила рядом, пытаясь подстроиться под быстрый шаг подружки. - Ну, Жалька! Меня голова послал... - жалобно заскулила девочка.
- Да жив, жив... вроде. Только весь в крови! А что случилось-то? - Жалинка зацепила крюком бадью и быстро опустила её в колодец.
- А ты что, не знаешь что ли? - Заринка всплеснула руками и в красках начала описывать произошедшее на площади. Жалинка даже вторую бадью чуть не упустила - вот уж тётка ей бы косы пооткручивала. Это Зарька легко накануне отделалась, хотя потом до полуночи дед Пилюта их в лесу сказками развлекал. - ... Артюх ведьмой тётку твою обозвал... обученной! - закончила она.
Жалинка, закусив губу до крови, потащила полные бадьи в сторону тёткиного дома.
- А конь-то где? - будто её больше ничего не интересовало, спросила Жалинка.
- Да оберегатель вестового его забрал. Им ещё вверх по запутице до горенских поселений добраться надо дотемна. Поехали указ государев оглашать.
- А что в указе-то этом, Зарька?
- Да что-то про магиков... - Зарька виновато отвела взгляд. Не хотела говорить, что Артюх про Малинку кричал, да про столб позорный.
- А... ну-ну... - Жалинка дальше и спрашивать не стала, а Зарька облегченно выдохнула.
Зарька в дом заходить не стала - голове доклад понесла.
Жалинка бадьи на скамеечку около печи поставила, тряпок чистых из сундука принесла. Что вначале за кровь приняла - красным бархатом оказалось. Вестовой был все ещё без сознания. Малинка теплой водой рану на затылке промыла, а потом мужчину раздела до портов.
Жалинка только вздыхала рядом.
- Что вздыхаешь так, племянница? - тётка впервые так Жалинку назвала.
- Наволочка испачкалась...
Тётка рассмеялась, а мужчина пошевелился и застонал.
Малинка мгновенно стала серьезной.
- Беги к Кривше да попроси беловца жгучего, ветку азарки и... - тётка оглядела рану на голове мужчины, - рожговицы чуток.
Жалинка кивнула и уже выскочила, было, за дверь, но, изумленно спросила:
- Тётя Малина, а ведь знахарка-то в аале - Кривша, может быть её с собой позвать?
- Иди-иди, заботливая. Кривша тебе все скажет. Рожговицу не забудь!
-9-
Кривша только ахала да охала. Будто не траву отсыпала, а кожу с себя живьем снимала. Беловец и азарку сразу дала, а рожговицу с полчаса разыскивала. А в поисках все бурчала, что, мол, Малинка совсем из ума выжила - рожговица материал ценный да редко встречающийся. Жалинка знай себе помалкивала, мимо ушей Крившины причитания пропуская.
Наконец, черный мешочек был найден, и Жалинка с интересом рассматривала вытряхнутый из него на стол серо-бурый порошок. Кривша тщательно отмерила серебряной ложкой две порции и пересыпала их в маленькую берестяную коробочку.
- Вот, держи. Да смотри - не просыпь... Дорогой порошочек-то.
Жалинка крепко прижала к груди травки и немного задержалась на пороге.
Кривша суетливо убирала свои сушеные запасы.
- Тётушка Кривша...
- Что тебе, детонька?
- Тётя Малина сказала, что вы мне объясните, почему ей можно самой вылечить вестового...
Кривша застыла, переминаясь. Заглянула выцветшими рыбьими глазами в Жалинкины карие.
- Так прям и сказала?
- Ага.
- Ну, слушай тогда...
Знахарка подошла к окошку, привычно поставила к нему зеркало и задернула занавески. Старуха тяжело вздохнула и присела на табурет.
- Тётка твоя, Малинка, только пятое лето, как здесь обретается. Раньше она в вашем аале жила...- Жалинка судорожно сглотнула - воспоминания о сгоревшем доме были ещё слишком яркими. - Потом в школу к магикам она отправилась, да обучалась там.
Девочка была ошеломлена:
- Она... магиня?
- Магиня... - Кривша пошарила у себя за воротом и вытащила массивный серебряный медальон, висевший на невзрачном кожаном шнурке. Жалинка никогда такого не видела. - Вот, видишь - у меня знак есть, что травами я врачую. - На медальоне вспыхнула семилепестковая ромашка. Знахарка спрятала медальон под рубаху. - А у Малинки значок посерьезнее. Захочет - покажет тебе. Она не только травами врачевать умеет да воду заговаривать, с животными общий язык всегда найдет и руками раны исцелит. Она, - Кривша перешла на шепот, - берегиня! - Жалинка головой покачала - не поняла, мол. - Защитница она, воин. Вестового-то без охраны оставлять по уставу никак нельзя, да, видимо, нарушила она обет свой - оберегателям открылась. Вот они и уехали, его оставив. По одному в горенские аалы ездить опасно, вот она охранять вестника государева взялась. Проглотила гордость-то... Да ты беги, беги, детонька! - спохватилась знахарка, услышав тревожный писк - у порога столбиком стоял мышонок. - Малинка тебя уж заждалась!
-10-
Зарька, прижавшись к дощатой перегородке ухом, подслушивала разговор головы с женой. Тихомир, счастливо избежавший ранения вилами, побежал на реку за свежей рыбой и "обиженного" брата с собой увел. Зарька голове о вестовом доложилась и на улицу побежала. А оттуда - тишком через заднюю дверь жилой риги да мимо камор - обратно в дом как мышка просочилась, и ухом к стене приросла.
- Вот ужо несчастие какое, а! - причитала жена головы Яринка.
- Накаркаешь - несчастие! Давно надо было срубить эту осину к еловой праматери. Собирался же в четверог гнильё это с площади убрать. Ежели вестовой на тот свет отправится - нашему аалу беда!
- Да Сушеная Малина его к себе в дом забрала, Кривше не доверила...
- Ей я государя нашего доверил бы... Малинка - баба умная, знахарка знатная - не чета Кривше. Старуха-то видит уже плоховато, да слышит через раз...
- А про магиков указ-то вышел - не накличет беду на аал?
- Ежели выходит глашатая, отпущу на все четыре стороны, будто и не было такой у нас... А ежели наоборот что выйдет... Артюх-то и до Краснограда доберется... А чего они сцепились-то, Яринка?
Та, заторопилась, аж захлебывалась:
- Ой, да мне Любыня рассказывала, будто Невзорка - Артюхова жена-то - накануне к Малинке пришла. Артюх вишнёвицы перестоявшей в погребе напробовался, да по привычке на Невзорку накинулся - поучить жизни-то. А она - ребенка под сердцем носит, только Артюху ещё про то неизвестно! Он её погонял-то по избе, да о стол головой приложил, ей и заплохело. Девчонка ихняя до Любыни сбегала, а та - Малинку привела, покуда Артюх в сарае отсыпался. Вот она на Артюха и обозлилась - своих детей-то нет, дева старая...
Заринка слушать дале не стала. Так же тихохонько из дому выскочила и к Жалинке со всех ног помчалась.
-11-
Вестовой к ночи очнулся. Обвел глазами кругом - тёмно. Пошевелился и застонал от острой боли в голове.
Тут же вспыхнул огонек, и красивая черноволосая, смутно знакомая женщина выплыла из темноты и приблизилась к раненому. Она безмолвно налила воды в глиняную миску, сыпанула туда чего-то из берестяной коробушки - запахло палёной шерстью. Также молча обработала рану на голове мужчины. Как ни странно - боли никакой он не почувствовал - только теперь уже запахло паленым мясом.
Женщина налила из кувшина воды в кружку, провела рукой над ней, пару слов туда пошептала - жидкость засияла на мгновение. Вестовой безропотно выпил и провалился в странный беспокойный сон.
Малинка на мужчину долго смотрела. Потом тихо достала из кожаной сумы свиток, что во всеуслышание на площади зачитывался - долго разглядывала витиеватые буквы. Дочитала и обратно все свернула - как и было. Затем - в камору к Жалинке пошла. Поросята и коза завозились в чистой соломе. Малинка только взглянула в их сторону - затихли, как мышки.
Девочка старательно делала вид, что спит.
Малинка тихонько тронула племянницу за плечо. Жалинка резко села на тюфяке, завернувшись в одеяло, не стала из себя сонную строить.
- Желя... Ты сегодня ни слова не сказала мне, да не ела ничего.
- Тётя Малина, я же просила вас...
- Хорошо, хорошо, Жалинка! Спрашивай, что узнать-то хочешь, вижу же, что беспокойно тебе.
Жалинка помолчала, с мыслями собираясь.
- Расскажите мне, а как - в магини берут?
Малинка горько усмехнулась и на тюфяк присела.
- Так и берут - если путь найдешь!
- А... вы, почему теперь не колдуете?
- Да дорогое это удовольствие, племянница... Сначала кажется - всё можешь! И меч заколдовать, и путь одним словом осветить, и рану исцелить... А потом понимаешь, что сила не просто так дается - платить надобно за это!
Жалинка сидела с открытым ртом.
- А как, как платить-то, чем?
Малинка встала, отряхнула сорочку от нацепившихся соломин.
- Людьми дорогими, Жалинка, платить. Пока нет у магини мужа - есть у неё сила. А как замуж выйдет - всё, сила впятеро уменьшается... А если ребенка родит - то и свечку зажечь силой не сможет.
- Так и ладно! - девочка обрадовалась. - Зачем мне муж? Если можно... о-го-го! - не смогла точно сформулировать Жалинка.
- Маленькая ты ещё, глупая. Разве видела хоть одну магиню старую? Все от силы отказываются - ещё ни одна не устояла перед зовом Природы...