Жена собиралась в санаторий. Нет, она не жаловалась на что-то конкретное, просто жутко устала от "всех этих дел". Как у всякой порядочной и уважающей себя женщины, у супруги то тут что-то постреливало, то там что-то потягивало. Не зря же доктора говорят, что нет здоровых людей, есть недообследованные. Несмотря на мои потуги, ехать Яне пришлось самой. Трудно было сказать, хотела она изначально ехать вместе со мной или же это было компромиссное решение. Мое известие, что с отпуском пролет, ее огорчило совсем ненадолго и, на мой взгляд, скорее формально. Не подумайте превратно, отпуск я просил, даже писал заявление и попытался доказать руководству его жесткую необходимость. Руководство кивало, сопело и двигало кустистыми седыми бровями. В принципе, даже по тону солидного откашливания все стало ясно еще до первого произнесенного слова.
Я умолчу о слезной трагедии сборов. Не знаю, бывают ли на свете женщины, способные совершить этот отчаянный подвиг без причитаний, жалоб и стонов. Лично у меня это процесс в исполнении ненаглядной вызывает печаль. Правда, на этот раз печальная журавлиная песня была приправлена новизной впечатлений и в мерном курлыканье проскакивали слова МРТ, сканирование или томография. Но сама тема мне успела надоесть еще за обедом, так что я слушал в этой обновленной песне только мелодию.
Все оказалось довольно банально. У подруги подруги мужа ее подруги была подруга, которая работала младшей сиделкой старшего вагоновожатого в заведении, где, собственно, можно было сделать томографию. По знакомству договорились за полцены, хотя заплатили, скорее всего, добрых полторы. Только не спрашивайте, зачем это нужно делать перед санаторием. Так посоветовала подруга, а это - закон. Ну и сами посудите, новая обстановка, новые впечатления, почти эротический процесс, да и после всего этого на память остался красивый диск, на котором супруге можно было посмотреть себя почти в разрезе. Вот Вы бы отказались?
Опустим полный наставлений, указаний и вопросов процесс ожидания и посадки в поезд. Честное слово, провожая уносящий супругу вагон, я плакал. Плакал я от облегчения, что процесс провожаний пришел к концу и, пожалуй, самое главное, что мне не пришлось ехать в санаторий на машине. Может, я немного сгустил краски, так получилось из-за наложения друг на друга массы печальных лично для меня событий последней недели. В обычной жизни моя супруга - вполне милая, ухоженная и даже интеллигентная женщина с высшим образованием. Да чего там греха таить, она мне до сих пор очень и очень нравится, а особенно она мне нравится, когда "ноги-на-плечах". Так что все случившееся до отъезда - просто синдром дороги. Вдоволь намахавшись беленьким платочком в голубой горошек, я поплелся домой. Квартира носила следы скоропалительных сборов глубоко уважающей себя женщины. Распихивать все забытые и не оправдавшие надежд вещи по местам было откровенно лень, да и нехорошая примета, говорят. Так и осел я с бокалом приличного виски на диванчике перед телевизором. Следуя заповеди, употреблялся напиток медленно и вдумчиво. Похоже, процессу я отдался настолько полно, что за раздумьями и уснул. Сон на неразобранном диване может быть во всех отношениях приятен и полезен только в ограниченном количестве случаев. Мой диван и мой случай к этому списку явно не подходили, а выпитого виски оказалось катастрофически недостаточно.
Выпадение в реальность произошло где-то глубокой ночью. Я несколько секунд не мог сориентироваться в точке своего бытия. Телевизор меланхолично гонял значок практически спящей вместе со мной проигрывающей аппаратуры. Комната пребывала во мраке. Затекло, казалось, все. У меня вообще закралась мысль, что кто-то превратил меня в конька-горбунка и выиграл на мне пару заездов на самых трудных трассах формулы-один. Поскрипывая сервоприводами и посапывая гидравлическими линиями, я доплелся до торшера. Гордость за себя тепло лизнула сердце. Все же я не женщина, закрытая бутылочка стоит на журнальном столике, рядом на подносе стакан с жалкими остатками виски и тарелочка с порезанным яблоком и гордыми тремя ягодками винограда. И никакого бардака! Похвалив себя, я позволил окунуться в отдых аппаратуре и поплелся в санузел, нужно было совершить надлежащие ритуалы и занять надлежащее солидному отдыху телоположение.
Шлепая босыми ногами, я в потемках добрался до кровати. Всегда предпочитаю на всякие ночные процедуры ходить без света. Глаза привыкают и можно сносно ориентироваться в пределах знакомой квартиры, а со светом же сплошная головная боль, включай его, выключай потом. В общем, до кровати я добрался без приключений. Они начались уже на месте. Совершенно не заботясь о том, что возможно осталось лежать после сборов на покрывале, я бесцеремонно откинул его. Все соберем завтра, если оно и помнется, то будет таким же чистым. Вот оно благословенное вертикальное положение на жестком в самую меру матрасе.
Тем не менее, не спалось. Какое-то ощущение даже не тревоги, а скорее невысказанного предположения надоедливой мухой кружило вокруг меня. Я попытался отогнать его малой силой и перевернулся на бок. Эфирная муха не отстала. Я опять повернулся, раскрылся, снова накрылся. Методы явно не имели успеха. Мелкая ментальная негодница грызла мою сигнальную систему предчувствий, а потом окончательно запуталась в ней. Изнасиловав тело, я сел на кровати и открыл глаза. Задернутые тяжелые шторы цепко держали спальную комнату во мраке даже днем, потому что моя ненаглядная супруга всегда щепетильно относилась к малейшим признакам света во время своего драгоценного сна. Создавалось полное ощущение, что я так и не открыл глаз. Ментальная муха, видимо, почувствовав неладное, ринулась в последнюю безумную атаку. Мне не стало страшно или тревожно, просто предчувствия перешли в стадию устойчивого дискомфорта. Намереваясь встать и раздвинуть шторы, я передвинулся на половину кровати моей ненаглядной супруги. Рука тут же ощутила что-то лишнее. Пустота кровати была нарушена чьим-то телом. Оставалось надеяться, что живым.
На несколько мгновений я завис. Потом мощные природные процессоры "прожевали" затор, и пришли мысли. Я не настолько сильно выпил виски, чтобы забыть о приведенной в дом женщине. Кроме того, я был человеком весьма щепетильным в выборе дам, да и было бы уж совсем полным уродством приводить стороннюю подругу в дом.
- Нет, Семен Семенович, нет, только не говорите, что Вы привели в дом мужика легкого поведения, - сам для себя пошутил я. - Супруга Вам этого никогда не простит.
- Можно подумать, девицу легкого поведения она бы простила, - сам себе ответил я.
От этого маленького дурачества стало веселее и обстановка потеряла антураж фильма ужасов. Я даже тихонько прыснул смехом "в усы". Тем не менее, тело от этой шутки не исчезло. Радовало уже то, что под оставшейся на нем рукой чувствовались колебания, сопутствующие дыханию. Тело явно было живым. Оцепенение, вызванное удивлением, прошло. Я слез с кровати и, обогнув ее, приоткрыл штору. В нашем дворе всю ночь светили несколько довольно сильных фонарей, их блеклый желтый свет радостно нырнул в комнату.
- Тетка Матрена любила Семена... - сказал я от удивления.
На подушке лицом к окну лежала девушка и, судя по лицу, это была не кто иная, как моя собственная жена. Супруга, которая должна была катить в вагоне к своему санаторному счастью, мирно посапывала рядом со мной. Это так удивило меня, что я выпустил штору, которая мгновенно отрубила наглый хвост пробравшегося дворового света. Я уже собирался пробраться и лечь спать, когда понял, что эфирная муха продолжает трепыхаться в паутине моего предчувствия. Я опять приподнял штору. В тусклых отсветах фонарей под моим окончательно проснувшимся взглядом в облике моей супруги обнаружилось, по крайней мере, две странности. И если нечастый гость - благодушие на ее лице, я бы даже сказал, умиротворение, мог быть связан с каким-то вагонным приключением, то вот вторая странность грубо брала за обнаженную душу.
- Неужели в поездах уже открыли парикмахерские и массажные салоны? - шепотом удивился я сам себе.
На счет массажа в поездах, я, пожалуй, был неправ, но вот о том, чтобы кто-то из женщин производил покраску волос в полевых условиях вагонного туалета, я еще никогда не слышал. Не знаю, как у Вас, но у моей супруги этот процесс сугубо интимный, беззастенчиво отнимающий массу времени, а так же душевных сил. Я прекрасно помнил непослушные светло-соломенные завитки кучерявой шевелюры моей ненаглядной, девушка же на нашем супружеском ложе имела какой-то радикально темный цвет волос. Мало того, они были прямыми. Архипелаг Гулаг с ним, со скандалом, но я должен был выяснить правду. Отпустив штору, я потянулся к шнурку настенной бра со стороны кровати моей супруги. Тонкий направленный луч света, предназначенный для чтения, выстрелил в белое постельное белье, слегка потеснив мрак. Ошибиться с полутора метров в цвете волос было бы верхом неприличия. Улыбающееся во сне личико жены было обрамлено прямыми волосами цвета каштан с переливами какой-то красной меди. В задумчивости я помотал своей головой, как собака после купания, и попробовал внимательнее рассмотреть знакомый лик супруги. Ошибки быть не могло, вот родинка-мушка, вот малюсенькая точечка-шрамик, вот дырочка в ноздре, проколотая в угоду моде. Но как так можно?
То ли свет, то ли мое пристальное внимание были причиной. Глаза супруги резко открылись. Увидев меня, она мило, даже лучисто, улыбнулась, потянула руки вверх, коснулась стены и резко повернулась на другой бок, свернувшись калачиком.
По телу пробежали предательские мурашки, сделав меня на краткий миг маленьким мальчиком в темной комнате. Никогда моя супруга не соглашалась носить контактные линзы, отдавая предпочтение очкам, а ее рисунок радужки, нанесенный природой в голубых тонах, был известен мне до мелочей. Девушка же на кровати улыбнулась мне глубокими темными омутами.
Спал я на диване. Можете смеяться, я не обижусь, но переступить, облизавший душу липкий страх я так и не смог. Тем не менее, после принятого на грудь дополнительного горючего спалось мне на диване спокойно и даже беспечно. Снилось что-то скорее эротичное, нежели ужасное. По крайней мере, утренняя палатка на укрывавшем меня пледе голосовала за первый вариант. Утро наступило внезапно, как только я проснулся настолько, чтобы вспомнить ночное приключение. После сна под спиртное меня стала донимать мысль, что все это мне вообще приснилось, не сходя с дивана. К нашей супружеской спальне я крался на носочках, совершенно не отдавая себе в этом отчета. Заметил эту смешную манеру ходьбы, только нечаянно наступив на кошачью игрушку. Событие одновременно заставило вспомнить всех родственников нашей кошки и развеяло тяжесть момента. На тихое шуршание отброшенной игрушки из кухни бодро выскочил, сверкая возбужденными глазами, шерстяной мешок по имени Сима. Вид привычной кошачьей морды окончательно успокоил, и я смело открыл дверь с полной уверенностью увидеть пустую кровать.
Плотная штора окна дала небольшую огненную течь, и шкодный тонкий лучик утреннего солнца, играя с парой пылинок, уютно сидел в желто-розовой лужице на стене у изголовья кровати. Мне даже не пришлось включать свет, чтобы понять тщетность своих надежд на спокойную концовку сна. Миниатюрный холмик кровати на все голоса кричал, что мне все это не приснилось. С другой стороны в этом была и хорошая новость. Виски оказался не паленым. Мое проникновение в темный мирок спальной комнаты осталось гостьей незамеченным, и я решил взять небольшой тайм-аут для приведения в порядок моего пошатнувшегося мироощущения. В конце концов, раз неизвестная, косящая под жену, не исчезла после ночного акта моего запугивания, никуда она не денется и на время, пока я пью чай.
Для пущей встряски сознания я выбрал кофе. Варить что-то в аутентичной турке было откровенно лень, я вообще никогда не понимал приверженности жены к этой моде, постоянно заваривая мелко помолотый кофе прямо в чашке крутым кипятком. Получалось, на мой взгляд, вполне сносно, хоть супруга, закатывая глаза, говорила что-то о северных варварах. На эту реплику я обычно очень медленно, давая ей хорошо рассмотреть это злобное кощунство, наливал в чашку холодного молока. С другой стороны, после такого надругательства над вырванными с кровью у кенийских аборигенов лучшими зернами, можно было быть совершенно уверенным в целости и сохранности моего напитка.
Иногда мне было жутко жаль этих избитых представителями кофейной мафии аборигенов. Ну вот представьте себе этих плюгавеньких черненьких ребят, тщетно пытающихся с палками в руках защитить холщовый мешочек с жалкими крохами урожая от злобных откормленных белых мордоворотов с электрошокерами в руках. Жуть. Просто за душу берет. Да берет так, что немедленно тянет перейти на чай.
За одой жалости к аборигенам я совсем упустил из виду объективную реальность нашей кухни. Только мельком глянув в темное стекло микроволновой печи, я заметил силуэт, находящийся за моей спиной в дверях. Очень медленно, как будто стараясь не расплескать свой опять проснувшийся холодок страха, я повернулся. В проеме кухонной двери стояла гостья. Теперь я был совершенно уверен, что это не моя супруга. И уверенность эту мне давали не каштановые с оттенком меди волосы и не карие глаза и даже не блуждающая на губах улыбка. Гостья стояла босиком, попирая не такой уж теплый ламинат пола. Кроме того, ее фигурка была закутана в простыню, а поскольку простынь была все же с двуспальной кровати, то висела она абсолютно во всех местах. Гостья, поймав мой взгляд, улыбнулась всем лицом, даже немного присев от усердия, как делают это дети, и что-то промурчала в несколько слов. Лицо моей супруги в обрамлении темных волос было очаровательно непривычным для меня, от этого кожа казалась светлее, а ямочки на щеках отчетливее. Эта по-детски открытая улыбка купила мое расположение, не торгуясь, со всеми потрохами.
- Мур-мур-мур, чего-то там еще, - сказал я, усмехнувшись, и указал на мягкий диванчик кухонного уголка, - проходите, очаровательная близняшка моей супруги. Вы случайно не сестры?
Гостья еще раз улыбнулась, окатив меня волной карего сияния глаз, и невесомо в несколько коротких шажков с грацией балерины переместилась на диванчик. Она забралась в него с ногами и тут же обернула небольшие ступни простыней. Мне показалось, что гостья слегка замерзла, хоть в квартире и было вполне тепло. Кофе я заварил, но молока еще не добавил. Чтобы не тянуть время, я просто предложил кареглазой близняшке свою кружку. Моя супруга в такой ситуации, конечно, покривила бы носик, но от глотка горячего суррогата в моем исполнении не отказалась. Близняшка осторожно наклонилась к чашке, даже не вынимая рук из простыни, и не менее осторожно понюхала. Носик скривился, а на лице появилось выражение удивления. Я усмехнулся и придвинул пластиковую бутылочку с молоком. Бутылка стояла дальше от края, но Близняшка все же смогла выгнуться и понюхать ее содержимое. Улыбка скромности прогулялась по губам, и из простыней появилась рука. Потрогав бутылку, гостья убрала руку обратно.
Мы сидели и смотрели друг на друга. У меня в руках была кружка с кофе, в руках Близняшки высокий бокал с весьма подогретым молоком. Почти синхронно мы делали небольшие глоточки. При этом я миллиметр за миллиметром ощупывал доступные к обозрению участки тела гостьи, рискуя получить перелом глаз, а она жеманно улыбалась после каждого малюсенького глотка. Как ни крути, убрать цвет волос и глаз, а так же необычную улыбчивость, ну и, пожалуй, добавить кучерявости - передо мной моя супруга. Но это совершенно точно была не она. Ни разу не видел я свою жену в простыне, а уж ходить босиком было просто верхом неприличия для ее ухоженных ног. Когда гостья допила молоко, я повторил процедуру прогрева и удалился, оставив Близняшку улыбаться молочному стакану. Негоже такому необычному сюрпризу мерзнуть, нужно было что-то подобрать из одежды. Поначалу мне вспомнились демоны, принимающие для всяких пакостных дел облик противоположного пола, то ли инкубы, то ли суккубы. Я не был знатоком в демоногологии, помнится, отличие было только в том, что одни были мальчиками, другие - девочками. Силясь вспомнить какие из демонов предназначались мужчинам, я добрался до барахолки супруги. Я не собирался урезать право жены на собственность, просто у нее имелась масса всяких вещей, которые она не надевала с первого пришествия, в их числе имелись и совершенно новые непонравившиеся вещи. Их постепенно переправляли маме, подругам и знакомым. Отодвинув зеркальную створку шкафа-купе, я перешел к закутку "забытых вещей".
Через пяток минут колебаний я вернулся к неожиданной гостье. Махровый халат был совершенно новым, лишь один раз он удостоился чести попасть на глаза моей супруге. Тогда я лишний раз убедился, что мой взгляд на хорошее совсем не тот же, что у моей жены. Мой подарок к годовщине свадьбы отметил уже как минимум третью годовщину в шкафу. Для ног Близняшки я выудил такой же шкафный раритет - вязаные то ли из козьей, то ли из овечьей шерсти тапочки. Их, тогда еще моей невесте, подарила бабушка Маня. Тапочки были теплые и добротные, просто чем-то не приглянулись. Близняшка осторожно высвободила руку из простыни, потрогала халат, развернула его, потрогала второй рукой и посмотрела на меня. Я вышел из кухни.
Девушка сидела в халате, подогнув под себя ноги, тапочки так и остались лежать на кухонном диване. Посмотрев на недопитый стакан молока, я задумался над самим завтраком. Была суббота и утренний кофе мог совершенно непринужденно перейти собственно в сам завтрак. Пока я резал хлеб, доставал масло, печенье и открывал маленькую баночку варенья, моя гостья внимательно наблюдала за мной с ужасно сосредоточенным видом. Это удивление и любопытство окончательно вытеснило из моей головы остатки опасений. Даже если это и демон, то выглядел он не только соблазнительно, но и забавно.
- Кстати, нужно будет попросить жену, чтобы перекрасила волосы, - забил я себе шепотом зарубку на будущее, - может, будет эдакая пикантная изюминка. А можно просто парик купить, скорее всего, мое предложение с окраской канет в Лету.
Гостья осторожно попробовала все. Больше всего ей понравились намазанные мной маленькие бутербродики из масла и варенья. Правда, сначала она попробовала отдельно масло и отдельно варенье. Хлеб ей, определенно, был знаком. Трапеза продолжилась. Я намазывал маленькие кусочки хлеба, а потом мы вместе с улыбающейся гостьей уплетали их, так продолжалось довольно долго. Потом просто кончилась оставшаяся со вчерашнего вечера половинка лаваша. Я заметил, что гостья в процессе дегустации несколько раз спускала ноги на пол, но потом опять подбирала под халат. Решив исправить дело, я взял в руки один из тапочек. Лично мне эти изделия бабы Мани всегда напоминали какие-то особенные кулинарные финтифлюшки. Форма тапочка была похожа на пирожок, только горловина, подбитая мехом кролика или, может, собаки, выдавала в нем нечто другое. Гостья немного удивленно и уж совершенно точно заинтересованно посмотрела на меня, когда я присел перед ней на корточки, держа в руке тапок. Она как-то смущенно улыбнулась, затем поежилась и укутала нос в воротник халата, как будто спрятавшись.
- Дай мне ногу, - сказал я, указывая на прикрытую длинной полой халата ступню, - я надену это.
К моему удивлению гостья осторожно протянула мне свою маленькую ножку. Мне всегда нравились миниатюрные ножки жены, я в шутку называл их мышиными лапками. Близняшка не вздрогнула и не отдернула ногу, когда я коснулся ее. Кожа моей гостьи была едва теплая, а из-за разницы тепла и холода по ноге пошла волна мурашек. Ножка уютно нырнула в тапочек. Гостья немного удивленно посмотрела на приобретение и высвободила вторую ступню. Потянувшись за вторым тапочком, я сел на пол, стало удобнее. Осмелев, я немного помассажировал вторую ногу незнакомки, перед тем, как обуть ее в тапок. Разгоняя кровь, я сначала погладил ступню, аккуратно перебрав пальчики, затем чуть интенсивнее размял ее, потер подушечками своих пальцев пятку, потом впадинку и надел тапочек. Подняв глаза на Близняшку я увидел нежащуюся в лучах солнца кошку. Лицо подбил легкий румянец, глаза оказались мечтательно прикрыты, губы излучали миру в улыбке свою благодарность. Наконец, обратив внимание на мое лицо, близняшка опять окатила меня кареглазой волной благодарного взгляда, а в освободившиеся руки ткнулась первая ножка, явно обделенная ласками. Взаимопонимание, пожалуй, было достигнуто.
- Я благодарю тебя, - немного неуверенно сказала гостья, когда ножка опять нырнула в опушку тапочка.
- Ты все же знаешь язык, - обрадовался я. - А то я тут начал думать черт знает что.
- Близко могу, - сказала гостья фразу, в ее понимании все объясняющую. - Далеко нет.
- И в чем же разница? - почесал я кончик носа, присаживаясь напротив.
- Я беру слова к понятиям из твоего сознания, - просто улыбнулась Близняшка.
- Читаешь мысли? - уточнил я беспечно, не поверив сказанному.
- Нет, просто беру и использую твои ассоциации с миром, - смущенно пожала плечами гостья. - Не удивляйся, если в абстрактных понятиях я буду поначалу путаться.
- Хорошая шутка, - откинулся я на спинку стула.
- Вовсе нет, - опять улыбнулась гостья. - В твоем языке это называется, кажется, "эмпатия", но я могу и ошибаться. Я чувствую резонанс твоих ощущений, могу с ним слиться и многое понять. Мне кажется, что сейчас ты что-то хочешь спросить о своей женщине.
- Да, - согласился я. - Угадала. Только не о ней, а о том, почему ты такая на нее похожая и откуда тут появилась?
- Был зов, сильный зов, - смущенно ответила гостья. - Я сопротивлялась, но потом мне стало просто интересно. Звали именно меня, как будто кто-то знал мое собственное тело лучше меня самой. Как будто кто-то порой мягко, а иногда сильно и настойчиво касался одну за другой всех струн моего тела. Самое необычное в этом зове было то, что спустя некоторое время после его окончания тело продолжало изнемогать от какой-то мягкой истомы, пытаясь увлечь меня за своими ощущениями. Я выждала и заглянула по беспечно оставленному следу. В месте, откуда исходил зов, не было совершенно никакой опасности. Источником был обычный человек. Это было совершенно невероятно, такое мощное поле не могло иметь источником обычного человека. Испугавшись, я прервала контакт. Ночью мне снился сон, как будто я попала в чужой мир, позволив зову тела возобладать над моими страхами. Результат сна перед тобой.
Она замолчала, с извиняющейся улыбкой глядя на меня.
- Отпад, - еле выдавил я.
- Я тут совсем не на долго, - сказала опять гостья. - Я не знаю, сколько у меня есть времени, зов родного мира чувствуется внутри меня пока слабо, но он настойчив и рано или поздно увлечет меня обратно. Прости, если причинила тебе какие-то неудобства.
Я сидел, наверное, с открытым ртом, слушая эту историю. В другое время я бы уже начал улыбаться чьей-то не в меру разыгравшейся фантазии, но не в случае сидящего напротив меня сюрприза. Как бы ни было абсурдно сказанное моей гостьей, другого объяснения лично у меня не было.
- Ты колдунья? - спросил я первое, что пришло в голову.
- Я не могу однозначно осознать это понятие, - милое личико выдало задумчивость. - Я чувствую потоки энергии и могу с ними резонировать. Весь мир наполнен колебаниями и их резонансами. Наверное, близкое слово будет "экстрасенс".
Мы посидели. Я заметил, что взгляд гостьи постоянно гуляет по кухне. По некоторым реакциям я смог понять, что большинство вещей ей либо известны, либо она поняла их назначение. Но многое было и в новинку. В такие моменты ее глаза застывали и наливались какой-то особенной глубиной, как будто она смотрела внутрь себя.
- Как тебя зовут? - спросил я. - Наверное, это неприлично спрашивать, спустя почти час с момента знакомства.
- Анна, - девушка сфокусировала на мне свой взгляд, вернувшись из неизведанных глубин.
- Игорь, - ответил я, улыбнувшись.
Мою супругу звали Яна, пожалуй, я даже не удивился, узнав имя заблудшей на огонек гостьи. Она как будто частично была противоположностью моей жены, являясь ее близнецом. Лаская ее ноги, я не мог полностью отделаться от мысли, что это розыгрыш, и супруга просто никуда не уезжала. Но в таком случае игра была настолько виртуозной, что мое мироощущение пасовало и снимало шляпу перед мастером своего дела. Добавив все "за" и убрав все "против", я поставил точку, убедив себя, что Яна уехала на отдых. Единственная вещь продолжала терзать мой разум. Я так и не смог для себя придумать приемлемого объяснения на счет появления "близняшки" в моей квартире. Я еще мог убедить себя, что сканирование на МРТ могло вытащить чье-то сознание из мифических глубин. Но чтобы тело - это было выше сил моего воображения. Молчание затягивалось, а гостья уже закончила осмотр достопримечательностей кухни, так ни разу и не задав вопроса о находящихся тут вещах. Как хозяину, мне стоило разрядить обстановку.
- Может, прогуляемся? - предложил я.
- У вас ходят на улице в этом? - гостья улыбнулась и опять спрятала нос в вороте халата.
- Думаю, что мы сможем решить проблему с одеждой, - улыбнулся я в ответ.
Практически не ношенные голубые джинсики, новая белая футболка, местами чуть потертый джинсовый пиджак со следами немного поржавевших пуговиц, белые гольфы и старенькие кроссовки, когда-то блиставшие безупречной белизной. Вот с нижним бельем я как-то не рискнул, но Анна даже не спросила о нем.
Начало осени позволило нам просто гулять по степенным улицам города. Мы прошлись вдоль раскрашенного в родовые цвета юной модницы парка, постояли немного у хирургически чистой витрины автосалона, миновали ряд небольших фривольных кафешек, еще не перестроившихся на осенний лад. Моя неожиданная гостья любопытство проявляла довольно сдержанно, со стороны вообще могло показаться, что девушку мало что удивляет. Неспешная прогулка рядом друг с другом, минимум разговоров. Я как будто опять окунулся в атмосферу нашего первого свидания с тогда еще будущей женой. В то время мы тоже долго гуляли, практически не проронив ни слова. В те уж порядком забытые времена нас сильно ограничивало юношеское стеснение. Сейчас же такая манера поведения была для меня сильно непривычной. Все чаще и чаще ловил я себя на мысли, что взрослая женщина, идущая рядом со мной, притягивает мои мысли, постепенно делая их совсем нескромными. Меня все сильнее и сильнее выбивало из состояния морального равновесия противоречивое чувство, складывающееся из двух диаметрально противоположных позывов. С одной стороны это была какая-то отложившаяся в сознании доступность, создаваемая знакомым профилем супруги. С другой - прозрачная стена культурной дистанции с совершенно незнакомой женщиной, незримо формировавшаяся отливом волос и глубиной темных глаз. И, наконец, я даже отчетливо поймал в своей голове четкий рисунок юношеского томления, когда проходящие мимо симпатичные женщины порождают безумный взрыв желаний, оставаясь столь же безумно недоступными на расстоянии вытянутой руки.
Надолго нас задержал магазин женской одежды. Это было довольно солидное заведение с модным названием "бутик", продававшее одежду крепкого финансового достатка. Моя супруга Яна всегда произносила это слово с модным прононсом, переплавляя его своими красивыми губками в нечто схожее с "бутцсик". Супруга прекрасно знала, что меня глубинно веселит этот термин пафосного гламура. В виде маленькой мести я называл облюбованный нами небольшой магазинчик, торговавший фирменной продукцией одного из мясокомбинатов, "колбасный бутик". Воспоминания о маленьких семейных хитростях развеселили меня, немного истончив прозрачную скорлупу дистанции с незнакомой женщиной.
Анна с любопытством смотрела на выставленные манекены в строгих деловых костюмах. Потом ее внимание перекочевало на следующую витрину с клубными платьями вперемежку с вечерними нарядами. Девушка внимательно осмотрела каждый наряд и опять вернулась к витрине деловых костюмов.
- Это какие-то знаковые одежды? - спросила она, немного смущенно подняв на меня глаза. - Их могут носить только люди определенного положения?
- Нет, - немного удивился я. - Это деловые костюмы. Как правило, они используются для того, чтобы показать солидность момента. Их обычно надевают на деловые встречи. Хотя, многие женщины могут их носить и повседневно. Тут, пожалуй, дело привычки и стиля.
- А я могу примерить такую одежду? - немного смутилась Анна.
- Не вижу проблем, - улыбнулся я, кивнув в сторону входа в магазин.
Уже внутри магазина, отвязавшись от вежливого продавца, я вспомнил об одной деликатной мелочи. Моей спутнице стоило приобрести некоторые детали интимного туалета. И если бюстгальтер девушке был необязателен, то элементарные трусики стоило все же добавить к ее гардеробу. А если мы собирались примерять деловые костюмы с юбками, то и колготки оказались бы совершенно нелишними. Так что осмотр галереи магазинов мы начали с отдела нижнего женского белья.
Когда Анна рассмотрела продаваемые в отделе предметы, ее эмоции уверенно окрасили лицо. Сначала кровь добавила коже лица розово-алых тонов, а потом, отхлынув, оставила аристократическую бледность. Неуверенно бочком девушка отодвинулась от витрины, слегка прикрывшись моей фигурой. Я усмехнулся, невольно сравнивая поведение гостьи и моей супруги. Выбор полностью пал на меня. Не рискнув предлагать девушке кружевное белье, я купил добротный хлопчатобумажный предмет нейтрального черного цвета с маленьким логотипом, вышитым белой нитью и пару тонких колготок в цвет легкого загара. Потом не удержался и купил еще тоненькие белые кружавчики, которые и трусами назвать было бы излишне сильно, авось понравятся. Белье, конечно, простирнуть полагалось бы, ну да не в магазине же. А без него примерка срывается, нельзя же обмануть душевные порывы столь необычной дамы.
Продавщицы Анну почему-то сильно смущали, то ли их дежурная улыбка, похожая на ухмылку мороженой трески, то ли излишняя навязчивость. Девушка не проронила ни слова, пока я не спровадил блондинистую приставалу. Видимо, меня она стеснялась меньше, так как дело сразу пошло на лад. Минут через десять у нас было три претендента: два костюма с юбками и один брючный. В комплект я прихватил консервативную белую блузку с небольшим стоячим воротником. Пока Анна находилась взаперти примерочной кабины, я гадал, справится ли она сама с примеркой или нет. Глупо, конечно, уж женщина-то всегда найдет, как облачиться в интересующий ее наряд, будь он хоть ретро, хоть авангард, хоть техно. Знакомая ручка тронула занавеску, а потом показалось розовое от удовольствия личико, сияющее под стать новой копейке. Костюм был с каким-то зеленым отливом. Цвет мне не нравился, но вместе с оттенком красной меди волос моей гостьи костюм смотрелся неплохо. Единственное, что сразу бросалось в глаза - некоторая совсем легкая натянутость в юбке. Она просто не села по фигуре, хоть размер своей жены я прекрасно знал. И еще. Девушка почему-то не надела колготки, а без них, да еще и без туфлей зрелище было совершенно незаконченное.
- Анна, - немного замялся я. - Прости, что спрашиваю, ты надела белье?
- Черное, - румянец проступил на щеках девушки. - Оно такое необычное на ощупь.
- А колготки? - уточнил я.
- Они мне малы, наверное, - замялась девушка.
- Ты их натягивай на ногу с носка и постепенно вверх, - задумавшись, я показал на своей ноге, только потом уловив комичность момента. - Они очень прочные и хорошо тянутся. Надень, пожалуйста, без них такие костюмы не носят. Я сейчас туфли раздобуду.
Отдел обуви в магазине тоже был. А вот с объяснением пришлось немного помучаться. В конце концов, я купил пару классических черных туфлей на небольшом каблучке, пригрозив продавщице, что верну, если жене не подойдут. С необходимыми добавлениями костюм стал смотреться значительно лучше. Анна с удовольствием и практически детским восторгом крутилась у зеркал, пытаясь то и дело поправить не ложащуюся на фигуру юбку.
- Оставь ты ее, - порекомендовал я, улыбаясь, - она просто не по твоей фигуре.
- Как красиво! - была, пожалуй, первая фраза девушки, выражающая отношение к одежде. - Я похожа на какую-то знатную даму. Правда, юбка совсем не солидная. Красиво, но у нас так засмеяли бы, сильно короткая.
- Примерь лучше другой, - порекомендовал я.
Второй костюм был из тонкой шерстяной ткани темно-синего цвета в едва заметную светлую тоненькую полосочку с небольшой опушкой черного меха на воротнике. На Анну он лег просто замечательно. Девушка пребывала в полном восторге.
- Хочешь, купим тебе, - предложил я, холодея, подумав о возможной цене этого чуда и мысленно добавив себе в оправдание, - что же вы с нами делаете, женщины.
- Нет, что ты! - прошептала Анна. - Не думаю, что в твоем мире это стоит сущих грошей. Это очень красиво, но скорее, красотой любимой настольной безделушки. Давай лучше я надену следующий.
Мы примеряли еще три костюма, пока Анна насладилась собой в роли настольной безделушки. Продавщицы продолжали улыбаться нам в след чуть искривленными в легкой брезгливости губками разбалованных модниц. Магазин подвергся дальнейшему исследованию, окончившемуся у другого выхода длинной галереи. Девушка немного устала, но лучи счастья, то тут, то там пробивали ее образ, согревая мою душу. Я первый раз за долгие годы супружеской жизни ловил себя на мысли, что поход по магазинам не оставил у меня в душе совершенно никакого раздражения. Единственный взятый трофей солидно и как-то даже душевно облегал ножки медноволосой девушки. Туфли сели по ноге, как будто все время с момента рождения именно ее и ждали в этой пещере Али-Бабы.
Я удивлялся сам себе. Мы пешком прошли почти весь центр города, завернув в пару кафешек. Очередная большая остановка случилась в одном из салонов красоты. Анна просто застыла у витрины, где одна симпатичная дама покрывала ногти другой симпатичной дамы лаком. Я внимательно рассмотрел ногти моей спутницы, благо она в задумчивости положила обе руки на стекло витрины. Ногти девушки оказались весьма ухоженными, но вот лак их, похоже, никогда не касался.
- Не порядок, - сказал я сам себе.
Начав коготками и покрасив их в вызывающий глубокий малиновый цвет, мы плавно перешли к вопросу прически. Анна сидела на кресле, как застывшая ледяная статуя, то ли боясь шелохнуться, то ли от вдумчивого созерцания процесса. По моим скромным подсчетам, все это могло затянуться надолго. Меня глодала блоха нетерпения. Хотелось чего-то необычного. Говоря простыми словами барона Мюнхгаузена "нужен был обыкновенный подвиг". И ведь душа-то была к нему готова.
Идея была безумной, как раз под стать моим мыслям. Попросив Анну никуда не уходить, я вышел на улицу, доставая на ходу трубку мобильного телефона.
- Батон, привет, говорить можешь? - спросил я своего закадычного кореша. - Дело есть.
- Нет, сёня не поеду, - еле двигая челюстью, выдавил Серега. - Я тут возлияю. Компашка, деушки. Давай-ка собирай свои кости и пылесось к нам. С Надюхиной подружкой познакомлю, пока твоя на выезде.
- Да ну тебя с твоими девицами, - усмехнулся я. - Дай моцик покататься.
- Тю! Да бери, не убейся только, - легко согласился Батон. - Мож, потом? У нас тут пара деушек бесхозных...
- Не-а. Не хочу. Слушай, а можно я твоего чоппера возьму? - спросил я с замиранием души.
- Бери, для тя не жалко, только не дури, это тебе не эндурика по кочкам гонять. Чоппэ - штука солидная и требует уважухи! - выдал Серега. - Номера скрути, у тебя же прав на моцик нет.
- Слышь, а можно я куртку твоей Надюхи кожаную и каску возьму? - совсем уже обнаглел я. - Понимаешь...
- Понимаю, - прервал меня Батон, закашлявшись в пьяном смехе. - Бери. Сидуха чоппи - это правильный выбор. Не опрокиньтесь только в процессе прокачки организмов, колеса-то всего два.
Вопрос был решен и я, поймав такси, покатил к гаражу Батона. Благо, ключ от батонного гаража у меня был по причине обитания там некоторых причиндалов к моему автомобилю, а так же видавшего виды эндурника Сузуки. На батоновом "Зюзике Боливарике" я ехал не в первый раз. Батон был моим другом и на такое дело не жался, периодически и он ездил на моей четвероногой Мазде, катая подруг в плохую погоду. Не могу сказать, что мне этот тяжелый мотоцикл так уж сильно нравился. Скорее, он вызвал какое-то чувство легкого опасения. Это чувство не мешало мне вполне сносно управляться с этой тяжелой машиной, но полной гармонии, как со своим стареньким эндурником, никогда не возникало. Этот зверь был не для легкомысленных покатушек, чоппер - это неспешная солидность, когда ты сам с себя чешуеешь и пупеешь, насколько ты крут и конкретен. Именно на таких суровых тачках красотки с обтянутыми тонкой тканью попками смотрятся как нельзя кстати. Номера снимать я не стал, просто взял весь пакет документов Батона вместе с правами. Ну кто по сумеркам сможет на небольшой фотке прав отличить одну бородатую морду от другой? Что на фотографии, что на мне морды были неплохо упитанными с довольно наглым взглядом и бородкой-эспаньолкой.
Анна пребывала в полной эйфории от созерцания своей новой прически. Я опоздал к окончанию процедуры минут на пятнадцать, но как мне показалось, приехал слишком рано. Девушка увлеченно рассматривала журнал с прическами и периодически крутилась у зеркала, видимо, представляя их на себе. Я не силен в прическах. На Анне, похоже, была какая-то разновидность карэ. Сзади волосы были подстрижены повыше, а с боков свисали двумя довольно длинными медными крыльями. Девушка была сильно увлечена и ничего не замечала вокруг. Даже оплатив все процедуры, я не спешил оторвать ее. На удивление мне было приятно наблюдать за ней, стоя в дверях. Образ гостьи накладывался на образ супруги, которая придирчиво осматривает себя перед выходом в свет. На душе было тепло и уютно. Наверное, я замечтался, потому что совершенно неожиданно увидел улыбающееся лицо Анны прямо перед собой. Не знаю, что увидела девушка в моем лице, она тихо рассмеялась и, крутнувшись, сделала какой-то полупоклон, немного наклонив голову. Волосы распахнулись и тут же опали, практически закрыв лицо. Слова были совершенно излишни, Анна была ужас, как хороша.
Негромкое сытое урчание движка, яркая полоса света, ветер, спускающаяся ночь, две крепко обнявшие меня ручки и негромкое сопение в левом ухе. Именно так выглядело для меня маленькое счастье очередного дня. Мысли были тягучими и ленивыми, они мне напоминали объевшегося сметаной полосатого дворового кота. Неспешно опять всплыла сценка на выходе салона красоты.
- Покатаемся? - спросил я, подмигнув девушке. - У меня есть железный конь.
- Ты имеешь в виду животное, но в твоих словах какой-то подвох, - прищурилась гостья.
- Никакого подвоха, - сделал я суровое лицо, - металлом блещет лик его, характер тверд, как сталь, нутро горячее души сжигает страстью даль.
Девушка с легкой опаской обошла припаркованный на тротуаре мотоцикл. Мне казалось, что она борется с желанием потрогать его, останавливаемая каким-то страхом. Наконец, она робко положила руку на кожу сиденья.
- Он не живой, - посмотрела она на меня с улыбкой. - Ты пошутил. Он не живой и не одержим демоном. Странно, но ты именно о нем и думаешь. Как мы на нем поедем?
- Он оживет, когда придет срок, - голосом заговорщика прошептал я. - Это старое волшебство, передаваемое из поколения в поколение.
Куртку из толстой и немного грубой черной кожи Анна приняла с некоторой опаской. Вещь была тяжела, но хорошо защищала от ветра. Немного повертев на вытянутых руках довольно тяжелую и украшенную большим количеством молний-зипперов часть рокерской экипировки, девушка все же надела ее. К потертым джинсам куртка, несомненно, шла, правда, была великовата в плечах и поясе. Покрутившись, Анна вопросительно посмотрела на меня. Я утвердительно кивнул, протянув шлем. Спорили не долго, девушка наотрез отказалась его надевать. Пришлось из солидарности убрать и свой стилизованный под военную каску времен мировой войны шлем в седельную сумку.
- Садись, - похлопал я по седлу позади себя, находящемуся немного выше основного и оснащенного небольшой спинкой.
Анна колебалась. Сесть на заднее сиденье чоппера - своего рода интимная процедура, связанная с тесными объятиями. Мне было немного тревожно, что девушка откажется. Но желание новых ощущений уверенно брало верх. Девушка робко положила руки мне на плечи, потом прижалась ко мне и, слегка толкнув, оказалась в седле. Руки продолжали лежать на моих плечах, хотя остальное тело только угадывалось где-то рядом. Я пустил двигатель. Первый вопросительный рык сразу же перешел в басовитое урчание. Ручки на моих плечах дрогнули. Я немного подождал, но девушка так и не прижалась ко мне.
- Прости, ты не будешь возражать, если я обниму тебя, - послышалось рядом с левым ухом.
- Возражать? - обернулся я, удивившись столь глупой просьбе. - Буду настаивать. Прижмись плотнее, так и теплее и удобнее.
- Спасибо, - промурлыкала Анна и, похоже, хитро улыбнулась, медленно продвигая руки по коже моей куртки в сторону груди. - Я прижмусь, как ты и советуешь.
Руки завершили пленение моей груди, спину несильно толкнуло тело гостьи, плотно прильнув к ней. Я дал газу, выводя движок из полусна. Новый утробный басовитый глас железного коня заставил вздрогнуть Анну всем телом. Тут же волна мягких волос прошлась по левой стороне лица, нежное тепло девичьего подбородка уткнулось в мою шею, а жар щеки слился с моей щекой. Удовлетворенно улыбнувшись окончательно достигнутой целостности, я аккуратно тронул благородного зверя серебристо-черной масти с места.
Под мерный рокот железного зверя мы неслись между небом и землей по широкому лучу света, который, казалось, прямо за нами стирал эту призрачную границу, возвращая все на круги своя. Именно в такие минуты, двигаясь где-то "между небом и землей", я всегда остро ощущал одиночество. Луч света делал темноту плотнее, урчание двигателя и шум воздуха ограждали от звуков, а холод встречного ветра добавлял последний штрих холодной симфонии одиночества. Но на этот раз все было как-то иначе. Теплое дыхание почти полной копии моей жены изменило пограничные условия этой крохотной реальности. Как будто этот чужой мир обтекал нас с Анной, оставляя всех за бортом нашей уютной сферы, заставляя замедляться даже само безжалостное время. Жаль, что супруга панически боится этих "двуногих" монстров, отдавая предпочтение исключительно машине. Километры истончались, плавились и рассыпались прахом, попираемые поступью нашего железного зверя. Мир застыл, покоряясь какой-то древней магии.
Как кролик из шляпы волшебника выскочил из темноты дорожный знак небольшого и хорошо знакомого мне городка. Я был просто шокирован. Больше сотни километров бесследно пропало в ночи, как будто кто-то сложил для нас ленту дороги незримой петлей, обрезав большую ее часть. Выезжая прокатиться, я даже не планировал столь длинную поездку. Только остановившись на заправке, я окончательно сбросил наваждение ночного магического пути. Чудесного коня нужно было покормить. Да и решить, что делать дальше, тоже было нелишним.
- Ты устала? - спросил я продолжавшую тихо сопеть мне на ушко девушку.
- Бесподобно, - промурчала она, даже не пошевелившись.
- Поедем дальше, вернемся или заночуем тут? - спросил я, не дождавшись продолжения.
- Как хочешь, - наконец, потянулась она, разорвав объятия. - Я бы съела чего-нибудь.
В ресторанчике этой небольшой гостиницы мы с женой несколько раз останавливались. Она была хорошо видна с дороги, хоть и располагалась немного в стороне. Первый раз мы просто хотели перекусить чего-то теплого, а потом пришла мысль побывать тут еще раз. Сезон отдыхающих спал, и ресторан не гремел музыкой местного ансамбля, что отлично вписывалось в мое настроение. Кухню ресторана нельзя было назвать изысканной, самое подходящее этому заведению слово, на мой взгляд, было "добротно". Добротная мебель, не кричащая дешевой помпезностью обстановка, небольшой, скорее декоративный, камин и знакомые, пожалуй, с самого детства блюда, сделанные с душой, покорили наши души. Бутылка красного вина, печеные овощи, хорошо прожаренная телячья вырезка с зеленью, малюсенькие пирожки с капустой. Нужны ли изыски, когда просто хочется утолить голод?
- Давай, никуда не поедем, - предложила Анна. - В таверне же можно остаться на ночь?
- Тут нет двухкомнатных номеров, - улыбнулся я.
- Нам хватит и одной кровати, - опустила глаза Анна. - Ты же постоянно соскальзываешь мыслью, называя меня в своих ощущениях женой. Я чувствую, что... Я хочу остаться.
Она была права, я постоянно путал ее в мыслях с Яной, как будто со мной рядом была именно супруга, сильно поменявшая имидж. Бывало, я находился в компании других будоражащих мое воображение дам. В тесном мирке общения такого дуэта всегда был интерес, эротические фантазии, возбуждение, даже страсть. Но никогда не было состояния душевного уюта, когда ты знаешь, что все углы уже сточены, все зацепы убраны, нужно просто наслаждаться новизной ситуации, забыв об обмане, двуличии, нюансах и масках. Не хватало, пожалуй, двух вещей: танцев и цветов.
Номер был не люкс, но слово "добротно" распространялось и на него. По крайней мере, кровать и постельное белье были в полном порядке. Заказанный мной цветок и бутылку игристого вина принесли, когда Анна осматривала туалетную комнату. Едва ее порозовевшее личико выглянуло оттуда, я протянул ей ветку лилии. Личико еще более зарделось.
- Милый цветок, - пролепетала она, почему-то еще сильнее покраснев до глубокого малинового цвета. - Игорь, а куда... Нет, я так не могу сказать...
- Все просто, сейчас покажу, - улыбнулся я, одной рукой мягко подвинув ее внутрь.
Большая раковина, сделанная в форме лепестка, отделяла нас от зеркала. Лицо и часть фигуры девушки были освещены двумя небольшими бра, каштан и медь играли отблесками электрического пламени, создавая в моем воображении иллюзию теплого огня. Моя фигура полностью тонула во мраке, оставляя видимым только лицо, как бы нависающее из темноты над моей гостьей. Анна подобно мне, не отрываясь, смотрела в глаза зеркального партнера. Наши взгляды, наконец, соединились через бездну чужого пространства, называемого зазеркалье. Нам обычно трудно сказать что-то человеку в лицо, куда проще сделать это по телефону. Так и тонкая грань зеркального мира придала девушке смелости, отделив реальную жизнь от зазеркальной. Взгляд моей гостьи был глубоким, манящим и теплым, казалось, что я постепенно тону в карей глубине этого зовущего океана. Весь мир на тонкий миг застыл, оставив нас наедине со своими зеркальными двойниками, и только лицо Анны продолжало набирать огонь, окрашивая щеки томным румянцем. Когда карий цвет для меня, казалось, заполнил весь мой мир, девушка закрыла глаза и немного откинула голову назад. Этот первый поцелуй стал как будто логическим финалом моего падения в бездну.
Небольшие пузырьки внутри янтаря игристого вина один за другим вспыхивали и падающей звездой проносились вверх. Казалось, только они и жили в данный момент реальности в безликом номере гостиницы. Неяркий кружок настольной лампы проливал отраженный свет на укромный мирок для двоих. Скомканная постель. Очертания свернувшейся в клубочек вместе с простыней женской фигурки, хитро смотревшей на мир поблескивающими в полумраке глазами. Спутанные в безудержном порыве в единое целое детали мужской и женской одежды. И упавший на коричневую лаковую поверхность журнального столика белый лепесток цветка. Все части этого полотна дополняли одна другую. Бытие гостиничного номера было пропитано запахом секса и лилий.
Как грезы на этом фоне всплывали отдельные картинки и воспоминания. Трепещущее в полумраке, как дымчатый опал, девичье тело, оправленное в запах желания с проблесками томления и слегка пахнущее листвой осенней ночи с нотками мускуса, давно заняло все мои мысли. Ломая линию моих ласк, Анна порывисто освобождала нас от одежды, путая вещи и комкая движения. Весь путь нашего отступления к постели был усеян павшими в схватке со страстью "телами" рубашек, брюк и туфель. Лишь отмеченные парой затяжек колготки и черные трусики продолжали держать оборону, когда мы достигли вожделенного предела. "Бастилия" сдавала свои рубежи. Разгоряченная каменная кладка проседала, порождая шуршанием песка потусторонние стоны и вздохи. Теплые застенки раздвигали свои сомкнутые железной волей ворота, неся любопытному внешнему миру запахи животного мускуса и пагубных людских страстей. Темные, исходящие внутренним жаром входы, наконец, стали доступны, робко открыв подлунному миру свое влажное, чуть поблескивающее нутро. Она пала, выразив миру огромное облегчение и даже бурную радость, она пала, отдавшись на волю безграничного, освобождающего ее нетерпение полета, она пала, многократно излив благодарность своему освободителю. "Бастилия" пала.
- Как хорошо, - сказала Анна банальную фразу, разлившуюся по моей душе теплым весенним ручейком. - Как необычно, как трогательно, как волшебно.
Ну что можно ответить на такое? Только поцеловать под коленкой. Что я и сделал. Игра снова началась. Мне не хотелось спешить, хотелось наслаждаться творческим процессом неспешно. Анна оказалась ужасно стеснительной девушкой, но с удовольствием приняла мою затею. Ее тело, послушное моим знакам внимания, вздрагивало, млело, иногда напрягалось или покрывалось мурашками. Девушка с удовольствием погружалась в пучину взбиваемой мной пены чувств. С самого начала я заметил, что Анна сильно удивилась, даже попробовала робко избежать, а потом с наибольшим безрассудством упала в оргазм от моего далеко не братского поцелуя. Мне нравилась девушка, ее запах и вкус оказался практически точной копией моей жены за некоторыми маленькими исключениями-изюминками, делавшими этот процесс, пожалуй, только более пикантным. Я продвигался внутрь действа небольшими осторожными шажками. Двигаясь кругами, наскоками и отступлениями, прогулками вокруг да около, я приближал мою гостью к очередному падению в бездну извечных страстей.
- Подожди немного, - послышался неровный, иногда срывающийся голос Анны. - Я хочу...Подожди.
С неохотой я оторвался от процесса, уверенно идущего в гору, оставив свое минимальное присутствие для поддержания "температуры".
- Ты открыл мне необычные, совершенно невероятные ощущения. Никто и никогда не шел тем путем, на котором я сейчас с тобой, - тихо и немного сбивчиво прошептала девушка. - Я хочу тоже тебе подарить нечто особенное. Если ты готов открыться, я подарю тебе оргазм.
- Хорошо, - ответил я, длинно лизнув животик на стыке с ногой. - Обязательно, но позднее, когда ты получишь все цвета радуги.
- Нет, нет... - девушка всхлипнула и безвольно дернула тазом на мою неожиданную выходку. - Я подарю тебе мой оргазм. Если ты выдержишь - это будет столь же незабываемо, как и твой подарок мне.
- Хорошо, - совершенно не задумываясь, согласился я и тут же вернулся к прерванной церемонии восхождения на женский Олимп.
- Ты только не сопротивляйся, - послышался разбавленный задержками дыхания голос Анны. - Мне и так потребуется много сил, не сопротивляйся...
Зацепив последние еле слышные слова лишь краем сознания, я совершенно не придал им значения, с головой погрузившись в процесс. "Бастилия" снова была готова пасть. Об этом говорило слишком много признаков. Тут что-то и пошло не так.
Мое сознание начало двоиться. Одна часть по-прежнему ласкала Анну, получая от этого иррациональное для мужчины удовольствие, а другая часть стала искажаться, постепенно превращая меня в какое-то иное существо. Я видел, слышал и плыл по мягким волнам. Тело, набравшее было вес, опять стало стремительно падать в невесомость. За ним вся Вселенная стала стремительно сужаться, как будто скатываясь в мягкий теплый шар вокруг меня. Легкий укол страха тут же растворился в море отрешенности и того, что люди зовут предвкушением. Процесс схлопывания моей личной вселенной скачкообразно ускорился, вырвав и поглотив мою первую часть сознания, ласкавшую Анну, внутри моей второй части. Мое Я стало терять привычные ориентиры. На краткий миг из темных закоулков сознания выскочила паника, тут же смытая сиянием нарастающего светло-желтого всепоглощающего света. На ничтожно малый миг все вокруг застыло. Самое подходящее ощущение - это задержанное до предела дыхание. Тот его момент, когда насильно запертый и из последних сил удерживаемый вдох ломает оставшиеся шаткие запоры, за которыми грядет "буря". Все внутри этого странного мира ждало бури. Пространство вокруг резко потемнело, как будто сознание уверенно проваливалось в беспамятство. Я даже не успел собрать остатки мыслей в кулак, как мир вместе со мной рухнул в бездну. Рухнуло все. Но самым глубоким было падение моего совершенно дезориентированного Я. Оно как будто упало на несколько этажей ниже, оставив абсолютно все переживания наверху. Тянущая пустота, какая-то нежная, практически похотливая тоска, да полная покорность - вот и все, что осталось мне. Угасающая мысль еще успела подумать о том, что, наверное, вот так и отдается воле мужчины измотанная в сексе женщина.
И мир взорвался теплыми красками. Мою истосковавшуюся за миг по всем радостям жизни душу нещадно вырвало из провала. Вы когда-нибудь чувствовали себя взлетающей баллистической ракетой? Я был взлетающей ракетой, которая, изнывая от наступающей свободы, рвет на куски приземленные мысли планетарного притяжения. Безумное чувство легкости плавило все пределы моего сознания. Казалось, само сознание стекает с моей души обрывками расплавленных мыслей, тревог и радостей. Разве может быть еще ярче, теплее и легче? Может. Очередной взрыв красок, света и тепла вырвал какую-то сердцевину моей души из остатков растерзанного "тела", бросив ее далеко вверх, как будто баллистическая ракета сбросила отработавшую ступень. Ощущение безумного полета опять нарастало. Оплавившаяся от неги душа готовилась сбросить очередную выжженную оболочку.
Я не могу осознать, сколько ступеней баллистической ракеты отбросила моя душа, отрываясь от оков унылого бытия, есть подозрения, что все. Сознание, наконец, стало всплывать из каких-то первобытных глубин, куда вопреки логике отправил его этот безумный взлет. Вскоре я смог осознать себя ничтожной, но очень счастливой мухой на стекле мироздания. Невзирая на свою ничтожность, все мое существо пело от легкости, счастья и радости, купаясь в оставшихся от любовного потопа лужицах неги. Я, наконец, стал ощущать свое тело. В голове слышались толчки какого-то мощного и уверенного прибоя, руки и ноги казались ватными и слегка подрагивали, а во рту было сухо. Глаза открылись с большим трудом. Сквозь радужные разводы я увидел слегка размытое сплошь в теплых желтых искорках тело Анны. Лицо девушки светилось. Слегка прищуренные глаза дарили тепло, а губы таили легкую ухмылку.
- Ну как он тебе, женский оргазм? - протиснулся между миров голос Анны.
- Безумно, - еле-еле выдавили мои сухие губы.
- Спасибо тебе, ломающий устои, я ухожу, - прошептали тающие в желтых сполохах губы девушки, послав последний воздушный поцелуй. - Все было не зря...