Все изложенное в этом произведении - правда, все фамилии в этом произведении - вымышленные, все люди этого произведения не существенны, не существовали, не существуют и не будут существовать. Автор этого произведения - один человек. Спасибо Николаю Ивановичу за предоставленную возможность использования новейших разработок в области сканирования и распознавания текстовой информации.
Эпиграф ::->
Залы, отличающиеся большим разнообразием форм, в основном дошли до нас в подлинном виде. Считается, что план расстановки подвальных залов полностью совпадал с планом расположения залов в царской резиденции. В средние века считали, что причиной частых эпидемий чумы была питьевая вода, которой город снабжался по античному водопроводу. Поэтому водопровод и канализацию перекрыли, а все фекальные воды и нечистоты через специально сделанные отверстия начали сбрасывать в подвальные помещения. Веками накапливавшиеся нечистоты местами заполнили подвалы до самого потолка. Работы по очистке и исследованию подвальных помещений закончены сравнительно недавно.
Солнечная Далмация. - Сплит, 2002. Хорватия.
Началось :::->
Главного героя ее романа звали Михаил. Конечно, было бы логичнее, если бы его звали Роман, или, в крайнем случае, фамилия у него была Зощенко... Но фамилия у него была такая же незамысловатая, как и имя - Сергеев. С нее-то все и началось.
"Хочу в Брюссель, поесть капусты", - подумал Михаил, прямо посреди проезжей части нагнувшись завязать шнурок. Уже вторую неделю в городе стояла жара, которая успешно справилась и с кондиционерами, и с зелеными листьями, и со спинами отдыхающих горожан. Первые, как вы поняли, не смогли пережить эту темпераментную погоду, вторые просто пожухли. А третьи просто облазили по второму кругу. Радовало это только производителей сметаны, объемы продаж которой подскочили в десятки раз (ну привыкли наши люди доверять простому бабушкиному средству!) и чернокожих гостей города, коих тоже развелось немало (вероятно, прослышав о потеплении в этих широтах, они решили искать здесь лучшей жизни).
Машин на проезжей части почти не было, поэтому изнывающий от жары милиционер во кустах со радаром не обратил никакого внимания на сей стопор движения, которым мог бы стать некий гражданин в шортах на босу ногу, распластавшийся прямо посреди дороги. И очень зря, что не обратил. А ведь если бы обратил, все могло бы на этом и закончиться.
Михаил поднял голову, повернул ее по сторонам, увидел милиционера с радаром совсем рядом, быстренько встал и завершил переход. Конечно, ему не было куда спешить, тем более, ни капли не хотелось ускоряться, покрываться дополнительным от этого потом, да и вообще хоть как-то двигаться хоть куда-то. Но все-таки он шел на красный свет, создал помехи движению, и вполне обоснованно решил "не нарываться" - этого не хотелось еще больше, чем солнца.
Мухин, приятель Михаила, заядлый автомотобициклист, когда-то предупреждал его не связываться со стражами порядков - у него пару раз был неприятный опыт, и ничего хорошего из тех опытов он для себя не вынес. Не доверять Мухину причин у Михаила не было.
Таким образом, завершив переход, Михаил с облегчением вздохнул, покрылся новой порцией пота и не спеша зашел в арку. В арке его ждали. Конечно, Мухину было неизвестно, что ждали именно его, но это было именно так - хотел он об этом знать или не хотел, ждали именно его. Ждали именно его.
Жена у Мухина была странной женщиной. Звали ее Венера, соседи же, тихо посмеиваясь, называли ее между собой Венерой-из-раковины. Правда, посмеивались все же тихо, почти про себя. Отец Венеры, отставной генерал, бредивший Вертинским по утрам и неизменно вот уже в течение 7-10 лет выпивавший сто грамм коньяку вечером, назвал ее так в честь своих предков. Собственно говоря, он верил, что одна из его родительниц и была та самая Венера Брюллова. (Хотя, не уверен, что это был именно Брюллов: некоторые искусствоведы говорили об авторстве Рафаэля, некто Кузькин высказался в пользу Микеланджело, да и сам генерал, подвыпивши, иногда заявлял, что "может быть, и Леонардо руку приложил, вполне может быть!"). Впрочем, это долгая история, для соседей же гораздо актуальнее было то, что связи в штабе у генерала до сих пор были, и норов у генерала тоже до сих пор был...
- Хм... А что изменилось-то? - недоверчиво огляделся Мухин.
- Как что? А лампочки повесили!
Да, здесь стоит сделать лирическое отступление, и рассказать о том, куда повесили лампочки и почему красотища.
Когда-то в детстве, когда все еще были маленькие, в город приехали строители. Одним из сооружений, которое они построили, был дом, в котором жили все соседи капитана (тогда он еще был капитаном, да). И вот то ли у них в планах что-то поменялось, то ли тогда тоже была жара и строили они по ночам, но дом ни с того ни с сего получился круглый и с арками. Арок, естественно, в проекте не было, но в доме они были - сквозные, темные, перекрестные арки, каждая метров по сто в длину. Посмотрев на это безобразие, архитектор уехал жить в столицу (так сказать, от греха подальше), а строители, оставшись без архитектора, остались весьма довольны своим произведением, сдали проект на руки начальнику ЖЭКа и смылись в неизвестном направлении.
Именно в эти арки и повесили лампочки. Ильич, старый дворник, проснувшись однажды в своей каморке за углом, до того не нашелся, что сказать по этому поводу, что просто решил отдать концы. И отдал. По крайней мере, соседи приводили именно эту причину как решающую неудобного для многих финала прекрасного дворника. Что ж, соседям виднее, они всегда обо всем знают. Кстати, позволю себе еще немного отступиться: вы не находите, что слова дворник и дворянин очень созвучны? Однажды наукоемкий товарищ из какого-то НИИ, расщедрившись, сказал мне, что "под зонтиком" неразрывно связано "под дождем", да так, что хочется стать мокрым!". Мне кажется, дворник с дворянином связаны таким же типичнейшим образом.
Но это в прошлом. А пока Ильич был жив, здоров, малость попивал и всячески этому был рад. В его каморке водились тараканы, но и этому он был рад. Жены у него не было, и этому он был тоже рад. Вообще, трудно было бы припомнить случай, когда Ильичу не было бы радостно. Вот, пожалуй, разве что один раз... Это было в театре. На пару с Сашкой, своим приятелем с детства, которого за глаза уже величали Александром Григорьевичем, они прошли однажды через черный ход наугад в первое попавшееся здание. Хотелось отметить встречу. Как оказалось, здание было театром, в котором Александр Григорьевич работал - совершенно по привычке повел он Ильича по знакомому маршруту. В театре в то время было пусто - шел спектакль. В буфете - аналогично. Иногда открывались двери, ведущие в зал, и люди в черных масках с противогазами на боку на носилках выносили хорошо одетых мужчин и женщин. То ли это были артисты, то ли сами зрители - Сашка не говорил, а Ильич и не спрашивал. Так продолжалось недолго - неожиданно из открывшейся двери хорошо одетый мужчина вышел сам, гневно посмотрел по сторонам и строго сказал:
- Александр Григорьевич, а почему вы не на рабочем месте? У нас сегодня полный зал, и каждая секунда дорога! Мы же платим вам заработанную плату не для того, чтобы вы филонили в рабочее время! Пройдите, пожалуйста, в зал.
Зал утопал в бурных овациях. Александр Григорьевич остался за кулисами и тихонько думал про себя. Ему претило слишком часто появляться на людях. Даже та профессия, которую он выбрал когда-то, чтобы в дальнейшем работать в театре, была не его профессией. Тем более, что новое время требует новых героев. А спасать утопающих на спектаклях стало не модно. Ведь каждый сам предлагает свои собственные обстоятельства...
Частенько он завидовал людям из Союза культуры и творчества глухих. При чем не какому-то отдельному индивиду, а всем сразу. Хотя и у них в Союзе тоже было море проблем, и он об этом был прекрасно осведомлен. Зато они частенько ничего не слышали, и поэтому не так больно реагировали на то, что их самих так же часто не слышат.
Александр Григорьевич слышал часто, много и везде. Герасим, его соратник по молодости, неоднократно повторял ему: "Саша, не мути воду в ступе. Люди сами предлагают обстоятельства. Когда-нибудь и тебя вознесут на вершину, но кому нужен памятник еще одному неизвестному народному артисту?"
Еще один хороший человек, почти тезка по духу, Алексей Геннадьевич Троцкий, обобщал вышесказанное в стихотворной форме: "Сотня французов сидела на площади. И вот французов на площади нет. Сотня англичан сидела на площади. И вот англичан на площади нет. Сотня немцев сидела на площади. И вот немцев на площади нет. Сотня русских сидела на площади. Русские есть! Площади нет". И добавлял: "Новое время требует новых героев".
Как никогда это подтверждалось сегодняшним вечером.
Хотя сегодня ночью обещало быть полнолуние. Говорят, когда на луне в полнолуние проступают красные пятна, на земле мгновенно вырастают поля красных маков, на которых потом случается всякое. Такое случалось раз в две тысячи первом году, когда многие ждали конца света, и ожидалось в следующий раз в три тысячи первом году, когда конец света планировали повторить. Тем не менее, у многих жила и до сих пор живет надежда дожить до лучших времен. Жила она и у Алексея Геннадьевича Троцкого. Да как назло, про него мало что можно сказать. По традиции Антон Палыча Чехова, хочется просто сказать прямо: жил полтора года в браке, потом умер естественной смертью... Но ведь этого мало - изощренный ум читателя несомненно требует каких-то подробностей из его биографии, слухов, сплетен из личной и общественно-политической жизней... Ничего это нет. Жил, и все тут. Многие так живут. И жить будут.
Впрочем, был один замечательный случай. Однажды, когда он захотел подшутить над своей женой, то придумал вот какую прелестную шутку. Зашел в ванную, пустил воду, улегся и блаженствовал в горячих парах где-то около часа. Надо сказать, что обычно принятие ванны занимало в их небольшом семействе у каждого члена семейства не более получаса. Примерно через час он брал правой рукой лезвие и надрезал мааааленькую венку на левой ноге. Вреда для здоровья, в общем-то, не предвиделось, но краской ванна заполнялась почти до краев. После этого расслаблялся, но чутким ухом начинал ловить приближение шагов жены.
Произошло это примерно минут через двадцать. Вода уже начала остывать, и в ванной уже становилось неуютно, когда долгожданные шаги раздались и женский голос с хрипотцой и улыбкой произнес: "Леша, дорогой, ты что там, утоп, что ли?" Дверь открылась, картина взору открылась. Он лежал с открытыми глазами, голова наполовину в воде - в общем-то, вся в воде, но нос чуть выступал, - вполне естественно поджав ноги, руки расслабленно болтались, в красной-прекрасной ванне, не дыша.
Что, вы думаете, сделала жена? Странно, но она просто бухнулась в обморок. Услышав стук тела, Алексей Геннадьевич недоумевающее поднял голову, посмотрел на лежащую на полу женщину, вылез, отнес ее в спальню, попутно наследив на полу. А что бы вы сделали на его месте?
Поймите, ее реакция действительно была очень и очень странной, т.к. буквально давеча она сама подложила ему неплохую... как бы это сказать образно попроще... свинью. Гуляя в лесу, они на несколько минут разделились, и вдруг он услышал пронзительный женский крик. Бросив свою березу, он естественно побежал в сторону крика и увидел свою жену, которая сидела во мху, а в правой руке у нее был окровавленный указательный палец.
- Что это?! Как ты это?! Зачем же?! - закричал он. - Надо в больницу, скорее! Держи его, не выпускай! - закричал он.
Тут она хитро улыбнулась, встала и улыбнулась снова:
- Ну что же ты раскричался, милый, все нормально, все хорошо. Шутка. Это была шутка. Не мой это палец, вот на мху валялся. Я его нашла и в корзинку положила, чтобы тебе показать, а потом решила, что так эффектнее будет...
А что, на профессиональный взгляд автора, очень удачная шутка! Хотя о последствиях ее вы уже знаете...
Троцкая Нина носила в девичестве фамилию Иванова, но, в третий раз выйдя замуж, решила наконец-то ее поменять. Это, естественно, сразу же дало ей определенные преференции перед родственниками. Фамилия мужа была известна в высшем свете, и с того рокового момента высший свет принадлежал и ей. Но поверьте: высший свет - не самая легкая ноша из возможных. Когда его принимаешь, либо когда тебя принимают в нем, либо когда он принимает тебя, все взгляды становятся стеклянными и непроницаемыми, двери начинают распахиваться самостоятельно, а ноги автоматически начинают шаркать во всех неподходящих для этого направлениях, по всем подозрительно лакированным поверхностям. Пожалуй, только дети все так же бегают на лужайке перед домом. Только детей у Нины не было. Хотя ее родители давно хотели подарить ей маленького ротвейлерчика, чтобы он у нее сдох от чумки, и она завела себе наконец ребеночка. Родители были буддистами, верили во всяческие реинкарнации, но недаром же ex-Иванова в четвертый раз выйдет замуж не за кого-нибудь, а за звучную фамилию Сухово-Кобылина!
Впрочем, хорошо может быть и тогда, когда фамилия у вас Иванов. Но вот если у вас фамилия Петропавлов-Константиннопольских, как вы с такой фамилией будете жить? Между прочим, она даже в двадцать три символа не уместится. С такой фамилией человек никогда не станет чертежником.
Терзаясь сомнениями, Сухово-Кобылин повернул ключ. "Действительно, странная все-таки у меня фамилия, что ни говори", - терзаясь сомнениями, Сухово-Кобылин повернул ключ, открыл дверь, зашел в свой дом на берегу моря. Дед его жил на этом же самом месте, прадед его жил тут же, прапрапрапрадед... И почему-то так сложилось, что называть их стали именно так - может место располагало, может дикая степь в голове жены родоначальника... Но теперь-то жить приходилось Сухову-Кобылину! Впрочем... Сухово-Кобылин повернул ключ, открыл дверь, зашел в свой дом на берегу моря и замер, удивленный. Прямо посреди комнаты вместо привычного журнального столика и круглого барчика с напитками возвышался неприлично большой аквариум. Удивительно, но рыб в нем было немного. Еще более удивительным после первого приступа удивления показалось ведро, стоявшее рядом с аквариумом. Ведро было полно рыбы.
На диване сидел довольный Петр Никодимович Ошо с удочкой в руках, курил трубку и разглядывал вошедшего с явным неудовольствием. Еще бы!
Любимым изречением Петра Никодимовича было следующее изречение. Он выдавал его всем своим знакомым, и наблюдал их реакцию, фиксируя наметанным взглядом малейшие отклонения мимики, телодвижения и прочее. Он выдавал его всем девушкам в общественном транспорте, всем студентам на практике, всем милиционерам при исполнении и даже однажды не побоялся высказать его вслух своей маме. Просто он был ихтиологом, и с детства интересовался метанием красной икры как отдельным - олимпийским - видом спорта.
- Посмотрите на этот аквариум. Посмотрите на то, что внутри него, на эти водоросли, ракушки, мелкий песочек на дне, кислородные пузырьки... Что вы видите?
Естественно, все видели всё, но все видели всё по-своему, все видели разное. Это-то и смущало...
Как вы знаете, одна из наиболее простых обязанностей ихтиолога - вести подсчет рыб. Одна из наиболее противных обязанностей ихтиолога - вести подсчет рыб. Наиболее тяжело этим заниматься во время нереста: десятки тысяч рыб проходят перед глазами по реке, и ученому необходимо подсчитать их и попутно определить их принадлежность к тому или иному виду. После окончания нереста ихтиологи долго не могут избавиться от образа рыб, постоянно прыгающих у них перед глазами.
Правда, Петр Никодимович никогда не занимался подсчетом рыб, потому что был кабинетным ученым. Он оперировал на чучелах. И тренировался, как обычно, на кошках...
Здесь снова стоит сделать небольшое отвлечение. Вам может показаться незначительным этот эпизод жизни, не стоящим упоминания и без того в достаточно сложном произведении, но пройти мимо такого сильнейшего образа автору просто не удалось. Этот образ рыб в словесном выражении так отчаянно стал прыгать перед глазами автора, что и во всем своем произведении автор стал видеть не более чем причуду некоего странного хомоолога в брачно-охотничий сезон. Но это уж совсем никуда не годилось, и чтобы избавиться от наваждения, пришлось переводить его в нормальный человеческий цифровой вид.
В любом случае, вам придется согласиться с выше и нижесказанным.
Однажды некий бесшумный голос высказал вслух некие мысли, впоследствии попавшие неким неясным образом в один неизвестный науке журнал и вызвавшие тучу негодований (но это уже другая история). Говорил же он примерно о том, что эсхатологические доктрины человечества понятны тогда, когда уясняешь себе, что каждые несколько секунд любой человек оказывается в ситуации смертельной (для тела) опасности. И датчики сигналят: "Командир, по большому счету, у нас закончился кислород!" С этим-то и работают главным образом индуистская, буддистская и даосская йога, суфийские практики и прочие современные холотропы и ребефинги. Их цель - обмануть автоматику или рассредоточить сигнализацию по менее тревожной синусоиде. Конец света же очевиднее всего из наблюдения рыб, тяжело поводящих жабрами, в чьих натуженных глазах - тоскливое ожидание...
В связи с этим у автора, как и у любого сознательного гражданина и патриота, возникает вопрос:
- Скажите, товарищи, а как в вашем городе относятся к спасению от смога каннских львов? Да-да, тех самых, что выдают в Каннах.
Конечно же, данный вопрос не относится к лицам женского пола - как подсознательный феминист и активный сторонник женщин, автор хотел бы освободить их от многих обязанностей. Отвечать на этот вопрос - в том числе. Хотя история знает множество примеров странного поведения сих существ, странных поступков, совершаемых ими в ясности ума и трезвости мыслей, и, как ни удивительно, странных мыслей. Из последних наблюдений, зафиксированных историей, хотелось бы вспомнить случай с Петром Ивановичем Чуйковским.
Странная женщина 15 числа мая месяца нарочным передала Петру Ивановичу письмо. В нем рассказывала о себе, о друзьях, о своей непростой жизни. Просила ответить. Петр Иванович с этого письма посмеялся и нигде в дальнейшем не использовал - естественно, не тот был человек, чтобы заниматься такими глупостями, - а передал его автору сего опуса. Вот он-то уж не мог отказать себе в удовольствии опубликовать хотя бы отрывок из него - автору всегда было интересно читать о себе. Итак.
"А сейчас немного о себе.
Это не входит в мое послание господам Булгакову Михаилу и Владимиру Маяковскому.
Я, Глинская Наталья Викторовна, по понятным вам причинам, в настоящее время сменила фамилию. Мою новую фамилию я приводить не стану. Это мало что даст тем, кто привык меня узнавать по приведенным мною ФИО.
Проживаю по адресу: Республика Былаярусь, г.Минск, ул.Аракчеева, д.3, кв.17.
Квартира родителей и младшей сестры (свой настоящий адрес и телефон приводить не буду во избежание возможных неприятностей из-за текстов приведенных мною документов), тел. 2030405.
Занимаюсь преподаванием Русского Языка и Литературы в Средней Специальной Школе. Являюсь профессиональным лингвистом и любителем Художественной литературы.
Это - мое основное хобби.
О своей семье я тоже ничего не скажу.
О своих друзьях я дала ссылки в начале приведенного текста.
Тем, кто хочет меня увидеть, я обычно говорю приходить в гости."
С Натальей Викторовной нам довелось-таки пообщаться лично. Было это, правда, намного позднее, лет через восемь после приведенного выше письма. Наталья Викторовна, как оказалось, слыла славной женщиной. К ней действительно ходили гости, причем - довольно часто, и сама она никогда не отказывалась от угощений. Достоин упоминания один из ее диалогов, состоявшийся как раз по дороге в одно известное всем место, куда ее пригласил один известный всем господин. (Однако, по примеру Н.В., автор не будет называть ни сокращенного, ни полного его имени, дабы не вызвать огорчения у наследников и прочих родственников).
- У меня нет мужа, и никогда не было.
- А имя у тебя есть? - как-то грубо, даже невежливо спросил торговец пряниками.
- Да, меня зовут Марья Ивановна. У меня не было ни сестры, ни брата. Никогда не было Ингмара Бергмана и Марчелло Мастрояни. Высоцкого живым я так и не увидела. Что удивительно, мне часто снится Лев Толстой и Вильям Шекспир - они сидят рука об руку, рядом, за деревянным столом, в какой-то глуши российской или шотландской, ноги уперли сильно в землю, как будто вот-вот вспрыгнут, смотрят в разные стороны и икают. Я понимаю, что когда кто-то икает, значит, его вспоминают, но я не желаю им такой судьбы, и они как будто тоже начинают это понимать - перестают икать и поворачиваются спиной друг к другу. И там, куда смотрит первый, заходит солнце, и там, куда смотрит второй, заходит солнце. И так продолжается довольно долго - до тех пор, пока они не переворачиваются примерно градусов на девяносто. И когда они переворачиваются, два солнца начинают восходить. А у меня во рту после этого остается вкус лимонной конфетки. Вот такой вот сон мне снится.
- Я не торгую лимонными конфетками, это вам нужно к пану Аракчееву зайти, - смягчился торговец.
- Как жаль, как жаль... А я как раз хотела пригласить в гости и вас.
Впрочем, в любом случае, кто-то всегда находился. Так "в доме Облонских" появился Курт Иванович Воннегут, в миру прозванный "Кащеем Бессмертовичем" за свою способность создавать нестандартные ситуации и находить из них впоследствии выход без ущерба для собственного здоровья. Таким же случайным образом появился на свет Анемподист Сальвадорович с двойной фамилией Журавлев-Пискарев. Однажды в дом постучалась в годах уже женщина, представилась Майей Семеновной. Кто-то из соседей, кстати, услыхав ее имя, сразу же ехидно подумал: "Как романтично! А почему бы и мне Инной Ацтековной не назваться?" Впрочем, не стоит заострять внимание на незначительных деталях быта. Стоит, пожалуй, заострить внимание на другом. И вот тут кроется для читателя небольшой подвох - для этого вам придется кое-что сделать. Однако, сделать кое-что, прямо скажем, может быть, иногда, впрочем, даже частенько, и не совсем приятное. Вы готовы сделать это ради того, чтобы понять, о чем идет речь? Вы готовы сделать это ради того, чтобы понять, о чем идет речь? Вы готовы сделать это ради того, чтобы понять, о чем идет речь? Тогда прислушайтесь. Прислушайтесь.
Вот, вы слышали? - она подняла вверх свой сухой старческий палец, так, как это делают моряки, когда проверяют на прочность ветер.
- Что? - проходящий мимо респектабельно одетый мужчина с сигарой в руке остановился. - Что слышали?
- Только что родился ребенок. Девочка.
- Где родился ребенок? - несколько встревожено огляделся по сторонам прохожий.
- В Мадриде. Чувствую, что сейчас выходит еще одна хорошенькая девчушка в маленьком городке Рива Брандо. Вы знаете, в последнее время на свет появилось очень много девочек - следующее столетие будет очень хорошим для вас, молодой человек, поверьте. Не стоит огорчаться по пустякам.
- Да-да, конечно, конечно, конечно, - растерянно произнес молодой человек, как-то неуклюже повернулся боком и быстрым шагом поспешил уйти в нужном ему направлении.
Майя Семеновна снова осталась одна. Пустая аллея, пустая скамейка напротив, пустой мусорный бак, пустое дерево с корявыми разлапистыми ветками, пустое гнездо, сброшенное мальчишками на землю - пустота снова окружила Майю Семеновну. Впрочем, та ли это была пустота, которую представляет себе каждый из вас? Вероятнее всего, что не та. В ее пустоте всегда находилось место вещам, но порой так тесно было для возгласов, криков новорожденных, первых агу и мама, шуршащих в своей вечной погоне за пропитанием стрекоз, жуков, комаров, пчел, улиток, шуму дождя по кирпичной стене, шуму отбойного молотка за спиной, шуму моря в ушных раковинах, в эмалированных раковинах, в банальных стаканах, шуму покрасневших от стыда листьев, упавших в глазах ветра, принесшего с собой смену времени года. Когда-то давно (во имя разума, как же давно все это было!), услышав звон колокольчика, многие становились прозрачнее и смешливее, начинали рассказывать стихи на память, повторять вслух таблицы умножения, иностранные и собственные алфавиты, и прочее, и прочее... Как же давно все это было! Может быть, мы забыли такую же старую как мир истину, высказанную опередившим свое время калмыцким оратором и декоратором Аглы Моисеевичем? "Если мы начнем с алфавита, то как обычно застрянем на восьмой букве", - гласит она.
Иногда стоит прислушаться к тому, что тебе говорят на незнакомых языках. Аглы Моисеевич с самого детства любил иностранных студентов и обожал разные языки слушать. Конечно, кроме немецкого, португальского и, пожалуй, датского. Португальский ему не нравился без особых ассоциаций, равно как и датский. Немецкий же был сильно "испорчен" тем, что отец (превосходно им владеющий, т.к. в эпоху неких договоров дед служил в Германии, ну, а вся семья служила при нем, разумеется) пытался привить любовь к этому ужасу.
Еще французский - но тут просто равнодушие (и, конечно, период его изучения немного раздражал). Все остальные языки, особенно которых не знал совсем, Аглы Моисеевич мог слушать часами и получать огромное наслаждение...
Как-то на свежую голову, в порядке убывания, он даже составил своеобразный рейтинг рекомендованных к прослушиванию языков. На первом месте стоял язык Саамский, далее - Исландский, Норвежский (Бокмол), Шведский (кроме ск(а)онэ), Голландский, Английский (скотт), Испанский, Корейский, Французский.
Кстати, тут было бы логичным вспомнить историю Пети и Васи. Простые советские школьники, они не знали Аглы Моисеевича, не знали друг друга, более того - жили в разных городах, и по национальности один был китаец, а другой кореец. Но их объединяли языки, которые им преподавали в начальных классах.
У Пети в школе была учительница немецкого языка, вроде бы Софья Сергеевна. А фамилия у нее была Трегубова. И вот этих своих трех губ она очень стеснялась, произносила неразборчиво, и все годы ее "языковой практики" Петя был уверен, что фамилия у нее не иначе как Трегугу. А это, на его взгляд, было гораздо хуже, чем Трегубова.
У Васи в школе был преподаватель физкультуры веселый дядечка - Илья Владимирович. Если не врет школьный архив, учил он Васю языку тела и в отведенное время занимался общей физической культурой подчиненных ему детишек. Как романтический пример окультуривания, в домашнем Васином архиве до сих пор хранится замечательная старая почтовая карточка, подписанная перьевой ручкой. Хотелось бы в качестве небольшой передышки привести вам ее текст с банально сохраненной автором орфографией и пунктуацией.
Куда:Нарвский пр., д. 16, кв. 6
Кому:тов. Солдатенкову Василию Ивановичу
Тов. Солдатенков! Я просил Вас зайти ко мне вчера на занятиях, но прождал Вас напрасно! Откровенно говоря, я Вас не понимаю. Вы комсомолец должны были быть примером для других во всех отношениях, вместо того, чтобы прятаться за углом, разигривать скромную барышню или труса или еще что нибудь подобного. Подумайте, сколько труда я вложил (и безкорыстного), чтобы из Вас что нибудь сделать - и постыдитесь! На соревнования я Вас заявил и буду ждать Вас <в> понедельник (10/II) на занятиях. Приходите обязательно!!!
Передохнули, и бог с ней, с карточкой. Все дело-то в том, что Илья Владимирович был маленький, жилистый, и голова у него была лысая. И вот за эту лысую голову звали его в народе не иначе как "Лампочка". Но однажды ему это прозвище надоело, и он пошел к директору в кабинет, и пожаловался.
- Я больше не буду у вас работать, - пожаловался он директору, - потому что меня все называют Лампочкой!
Директор в его положение вошел, и физкультурника по собственному желанию уволил. И ведь никто не подумал, что детям просто хотелось света! Понимаете теперь, почему на одном из балов Маяковский бросил в спину главному наркому страны фразу: "Плохо, когда учителя стесняются своих фамилий"?!
Посреди степи на возвышении из верблюжьих кизяков почти по тому же поводу шел митинг. Оратор как раз читал лекцию собравшимся о методологических особенностях произношения личности и положения тел в пространстве. Федор Михайлович в своих произведениях, кстати, не мог не воспроизвести позже этот случай - до такой степени слова оратора поразили его воображение. Автор позволит себе привести некоторую часть того, что он говорил.
- Определяемое положение тела в пространстве соседней личности становится явно неопределенным, когда эта же соседняя личность начинает развивать мысли и давить на психику. Некоторая настороженность по отношению к такому барьеру вызывает умиление, т.е. лень через ум. Именно в преодолении этого барьера заключается задача каждого гражданина, т.е. каждой Нины в гражданском (то ли брюке, то ли браке), и именно каждая Нина определяет направление эмбриона мысли и рост его под сознанием. При чем настороженность, т.е. Настя (через наст) с возможностями роженицы в женском числе, оставляет желать худшего, не напрашиваясь на комплименты.
Т.о., необходимо ограничить все определяемое с одной стороны и с другой стороны, т.е. с обоих сторон, т.е. со сторон, оклеенных обоями, и, если понимать данные положения как необратимые, - отделить их разнообразием средств и методов достижения тел...
В журнале с обычным для того времени названием "Последовательность случайных процессов" почти об этом же писал молодой автор, некто Разумов им. Я.У.Горького: "Предлагаю ввести в эксплуатацию новую конституцию планеты Земля... Незаконное чтение, запоминание, применение и распространение человеческих мыслей карается стиранием памяти. Если вы являетесь белковым человекообразным организмом, с чем вас и поздравляю, получите подсрачник! Спасибо.
Моя мама частенько про меня говорит:
- Умная голова дураку досталась.
Нет основания ей не верить, замечая за собой критические психозы
я начал изучать принцип работы своего мозга. В результате вскрытия своей головы я обнаружил частичное отсутствие нервных окончаний в коре головного мозга, кроме того, там кто-то забыл свою отвертку. Она постоянно каталась по черепу, тарахтела и мешала думать. Видимо, мне нужна помощь специалиста, иначе люди, которые со мной общаются, подумают, что я употребляю тяжелые химические вещества, тогда меня изолируют от общества, будут изучать в лаборатории под микроскопами, обрабатывать вонючими реактивами, показывать студентам, а потом уничтожат в газовой камере"...
Конечно, во всех этих словах была доля истины, но - разве не было доли истины и во всех остальных? Разве это полагалось брать в качестве образца для подражания? Разве так уж необходимо было рефлексировать по поводу утраченной молодости и сезонных колебаний цен на нефть? Канечна, нет, - сказал бы Иосиф Ибрагимович, и многие с ним соглашались. Тем более, что каждому, вновь согласившемуся, Иосиф Ибрагимович присваивал почетное звание танка. Согласитесь, приятно иногда побыть танком - ну хотя бы на мгновение, ну хотя бы вообразить себя таковым! Знал И.И., чем польстить людям. Чем и пользовался.
Люди вообще часто любят отвечать добром на тавро. Как любил повторять Корней, старенький уже сторож то ли военных, то ли колхозных складов в деревне, где жила бабушка Сергеева и куда он сам так любил приезжать с субботы на воскресенье: "Дык-шапа-така-е, а-пата-нема". То есть, если принять во внимание старость Корнея, вечную усмешечку в его поблекших глазах, махорочку в мешочке на поясе, вставную челюсть и перевод на русский, так любят, что "Только шапка есть, а пальта нету". А вот на следующих трех строчках я бы на вашем месте собственною рукою записал, при чем здесь все-таки было пальто и зачем Сергеев вышел на площадь.
Сергеев вышел на площадь перед домом. Настроение было хмурое, что, впрочем, ни для кого из окружающих не было неожиданностью. Еще вчера в прогнозе погоды передавали об ухудшении отношений в эфире в ближайшие несколько дней как о давно свершившемся факте. Все прохожие поэтому обижались на Сергеева и проходили мимо, не смотря на него, а смотря под ноги. Некое подобие блюза раздавалось из кухонной форточки под крышей трехэтажного деревянного дома - казалось, какие-то неземные кузнечики распиликались в порыве взаимного разочарования, рвут друг другу жилы на ногах, трепещат рукокрылами. Марья Ивановна во дворе дома косила траву...
Сергеев нагнулся посреди площади и завязал шнурок. Делать было нечего - шнурок должен быть завязан. "Как странно, эти шнурки тянутся за мной почти уже вечность, а все равно каждый раз я их завязываю - потешно завязываю, потом снова, потом развязываю поспешно, потом снова, потом завязываю, потом снова, и снова, и снова развязываю..." - подумал Сергеев. Конечно, ему не было куда спешить и совсем уж не над чем было потешаться. Но эта мысль не уходила, не отпускала его, ухватилась цепкими острыми коготками за извилистые серые нейрончики, и трепала, трепала из стороны в сторону, "плющила и колбасила" как сказали бы молодые люди нашего неловкого времени, била ключом, пузырилась, фонтанировала, разветвлялась на тождественные ручейки, торжествовала и снова, и снова склоняла его на колени. Впрочем, неловкое время оправдывало многое - многие встречали его склоняемыми и прилагательными, многоточными и многопоточными, несказуемыми и где-то-причастными, диаметральными, противоположными, основополагающими, значительными умениями во многих областях науки и творчества, массовыми гуляниями и отчаянными праздниками.
Этими людьми автор и заканчивает свое пространное произведение. И да пребудет с ними стая белых лебедей с малыми лебедятами. И да пребудет им животных зубов мудрости...
Минск, 2003
P.S. ::::->
А море сегодня шумело в каждом колоске, и странная была его музыка, странная. Светлая, грустная, с косичками...