Аннотация: Статья опубликована в журнале "22" (журнал), номер 144(статья), 2007 г., Израиль.
В последние годы все чаще в российских дискуссиях разного уровня возникает полемика о степени "европейскости" России (в качестве примера можно сослаться на интернет-сайт Полит.ru). Актуальность этой темы заключается в том, что Россия находится на перепутье. Идет интенсивный поиск национальной стратегии и национальной идентичности России. Российское общество мучительно выбирает путь, по которому пойдет эта огромная страна в ближайшие десятилетия. И команда президента Путина усиленно занята обсуждением и поиском возможных путей решения сложнейших политических и экономических проблем, стоящих перед российским обществом.
Пойдет ли Россия дорогой "западной цивилизации", копируя политические и экономические формы западных стран, или выберет иной, свой, особый путь развития? Ответ на этот вопрос конечно же, как и неоднократно в прошлом, будет определен не теоретиками и учеными профессорами и не умными дискуссиями и размышлениями, а продиктован жестокой реальностью и, главное, результатами практической деятельности миллионов людей. Тем не менее в борьбе политических сил, лагерей, тенденций и деятелей различного ранга эти теоретические дискуссии и размышления играют важную, иногда определяющую, роль. Главный ответ, который должны дать ученые и теоретики и, от которого может быть будет зависеть выбор того или иного пути - какой страной является Россия на самом деле, какие реальные человеческие, интеллектуальные и материальные ресурсы для реализации того или иного пути у нее имеются. Вот почему эта, казалось бы, интересующая только узких специалистов в области истории, российской философии и истории российского государства, проблема из теоретической и чисто научной все чаще становится центральной в дискуссиях общественных деятелей, политологов, писателей, журналистов и всех думающих россиян. Это не просто теоретический спор о древних событиях - это спор о возможном пути развития России.
В начале XXI века Россия все еще на перепутье и окончательное решение, по-видимому, все еще не определено и не принято.
Подавляющее большинство участвующих в этом споре разделилось на три части. Первая, состоящая из большинства западных и российских ученых (как и большинство наиболее серьезных историков и философов прошлого), считает Россию государством неевропейским. История России, говорят они, ее политические традиции и основные культурные и цивилизационные характеристики резко отличаются от истории и традиций большинства европейских стран. Вторая же часть утверждает, что Россия является вполне европейским государством, и только злая воля коммунистических диктаторов вырвала ее из семьи цивилизованных, европейских народов. Третья же часть утверждает, что Россия является и всегда являлась одновременно как европейским, так и неевропейским (азиатским) государством.
На эти сложные вопросы нельзя дать правильные ответы, не зная и не понимая, что происходило с Россией в прошлом, что произошло в 1917 году и что же происходит с Россией сейчас. Вот почему так важно знать и правильно понимать историю российского государства.
Как могло случиться, что большинство христианского населения такой огромной страны как Россия так легко поддалось атеистической, антирелигиозной, марксистской пропаганде, позволило глумиться над религиозными храмами и святынями, безразлично наблюдало за уничтожением духовенства , позволило уничтожить, а часто с торжеством и воодушевлением участвовало в притеснении и уничтожении миллионов своих сограждан?
Утверждали, что в России в 1917 г. произошли сначала буржуазная (Февральская), а затем социалистическая (Октябрьская ) революции. В 1936 году объявили, что социализм в СССР "победил в основном", а в 70-х годах партийная пропаганда заявила, что советское общество живет в условиях "развитого социализма". И вдруг в 90-х пришла Перестройка, задуманная как совершенствование социализма, а завершившаяся антисоциалистическим и антикоммунистическим переворотом. Теперь Россия строит капиталистическое общество, основанное на частной собственности и свободной рыночной экономике. Как можно понять все эти революции, крутые шарахания в совершенно противоположные стороны в одной и той же стране и с одним и тем же народом?
Катастрофичность исторического развития России была замечена давно, и многие видные историки и общественные деятели неоднократно отмечали этот факт как главный в характеристике исторического пути России. Гигантские цивилизационные обвалы-катастрофы периодически повторялись на протяжении всей истории российского государства. Можно отметить три таких страшных периода: удельные времена (XIII-XIV века) - время всеобщего упадка на Руси; времена Ивана Грозного и Смутное время (XVI век), когда Московское государство испытало страшное потрясение; революция 1917 года и последовавшая за ней гражданская война. Все три периода характеризуются резким экономическим и культурным упадком, ослаблением общественных уз, падением нравственности и разрывом традиционных связей с европейскими странами.
Актуальность и важность рассматриваемой темы подтверждает и вышедшая в издательстве ОГИ трилогия известного политолога и специалиста по истории российской философии Александра Янова "Россия и Европа. 1462-1921", которая также посвящена проблеме "европейскости" России и катастрофичности ее исторического пути. Цель этой книги - попытаться показать (вопреки мнению подавляющего большинства западных и российских ученых, считающих Россию государством неевропейским), что Россия является и всегда являлась европейским государством настолько же, насколько она является и всегда являлась государством неевропейским (азиатским), и что, так же как и в XVI веке, России предстоит сегодня решающий выбор между двумя ее древними традициями: азиатско-татарской (берущей начало в Московcком государстве, где царь являлся преемником татарской государственности) и европейской.
В своих доказательствах Янов не кажется убедительным прежде всего потому, что, ссылаясь на различные исторические факты, он совершенно упускает из виду состояние собственно народа, состояние огромного большинства населения страны. Янов говорит о политических традициях, об отдельных событиях и личностях, но не о народе и не о стране в целом. Так, упоминая о том, что во времена древней княжеской Руси существовала традиция вполне европейcкого отношения князя к своим вольным дружинникам, Янов как бы забывает, что эти вольные дружинники были собственно иностранцами на княжеской службе (потому и звались "дружиной") и эти вполне европейские отношения никак не характеризуют ни время, ни страну, ни основные, главные отношения князя ко всем остальным подданным - к дворцовым служащим, холопам и кабальным людям, работавшим на князя как его рабы или смердам (так называли простых жителей, подвластных князю территорий), платившим ему дань. Это были отношения господина к рабам. И тот факт, что князья Древней Руси выдавали своих дочерей за королей европейских государств, совсем не говорит, что Древняя Русь была обычным европейским государством. Князь и его дружина были правящим меньшинством в огромной дикой стране, очень долго оставаясь иностранцами-скандинавами, не смешивающимися с аборигенами. Европейским в Древней Руси было только правящее меньшинство, в то время как подавляющее большинство еще долго оставалось языческим и полуцивилизованным.
Русь XVI-XVII веков Янов рисует обыкновенным североевропейским государством, мало чем отличающимся от Дании или Швеции, с конституционными устремлениями боярских реформаторов и как будто бы вполне европейским самоуправлением и судом присяжных, уничтоженным впоследствии Иваном Грозным. Все это похоже на подтасовку фактов для доказательства сформулированной Яновым гипотезы. Утверждение Янова, будто Русь вышла из монгольского ига еще более европейской, также не выглядит убедительным ("иными словами, вышли из своего Египта русские еще более европейским народом, чем вошли в него"), несмотря на все приведенные Яновым факты (бояре и дружинники будто бы стали законодательствовать вместе с великим князем и стали, по сути, соправителями Московского государства). О пропасти, которая существовала несколько веков между правящими верхами Древней Руси и собственно народом, Янов не говорит ничего. Вряд ли он этого не знает - просто это нарушает стройность его гипотезы - будто Россия европейское государство.
Все дело в том, что Россию на протяжении ее истории характеризуют не просто две различные политические традиции, но две различные части населения одной страны или два разных народа в одной стране - вот в чем глубина и сила конфликта. Это не только и не столько дуализм политической традиции (тогда бы все было значительно проще) - это дуализм культуры, это страна, состоящая из двух разных частей. В этом суть конфликта и источник катастроф. Речь идет о периодически повторяющемся расколе страны на две части: европейскую и неевропейскую. Евразийцы, писавшие о неевропейскости России и об особенности ее исторического пути, с которыми так яро спорит Янов, безусловно же были намного ближе к истине, чем он.
Но А.Янов прав в том, что в России, начиная еще с времен древней Киевской Руси, наблюдается роковой симбиоз европеизма и самобытных, отличных от европейских, форм организации и жизни общества, и повторяющиеся цивилизационные обвалы. Европейские элементы традиции, идеи и люди на протяжении веков сожительствуют с азиатско-московскими, неевропейскими. "Европейская и неевропейская традиции не только живут, как две души в душе одной, но и борются между собой насмерть", - пишет Янов. Опричнину времен Ивана Грозного Янов справедливо называет российской цивилизационной катастрофой. Иван Грозный поголовно вырезал всю тогдашнюю элиту страны, уничтожил ее лучшие административные и военные кадры. И революцию 1917 года Янов также совершенно правильно считает цивилизационной катастрофой, после которой Россия снова "по второму кругу - забрела в тот же неевропейский исторический тупик".
О дуализме России и русской культуры, о двух различных частях ее населения (темном, отсталом большинстве "мужицкой" России, противостоящем образованному европейскому меньшинству), о сравнительной "молодости" русского народа написал Александр Воронель в книге "Трепет забот иудейских". Вот несколько цитат из этой книги: "Дело в том, что духовная родина русского правящего класса (после Петра и особенно после Екатерины) всегда была в Европе. Не случайно дворяне весь XIX век говорили по-французски. ... Замечательная русская культура XIX века, вернее, то, что мы зовем русской культурой, создано особым европейским народом, который говорил на особом языке (мужики зачастую даже не понимали его, а многие не понимают и сейчас), жил во враждебной дикой стране, пользовался необычайным (даже для Европы) комфортом (англичане в Индии тоже жили комфортабельнее, чем дома) и генетически был интернационален"... "Беспрецедентность русской революции связана с беспрецедентностью русского государства, сумевшего создать оазис европейской жизни, европейский народ, европейское государство внутри варварской страны, варварского народа, варварского государства, почти не задев цивилизацией основную массу населения"... "Ощущение трагедии дает не сам ход русской истории, а его сопоставление с современной ему практикой Европы. Русский народ не тупее других, но он позже начал" ("Трепет забот иудейских", "Москва - Иерусалим", 1976).
Аналогичные мысли были высказаны автором настоящей статьи в работе "Тайна российских катастроф", опубликованной в журнале Российской академии наук ("Политические исследования", Љ 4, 1992). Более полно гипотеза о двух Россиях и сущности революции 1917 г. была опубликована мною в отдельной брошюре "Причины и смысл русских катастроф" (В.П.Идзинский, Полтава, 1992).
Тогда, 15 лет назад, российское общество, по-видимому, не было готово к восприятию этой идеи. Не последовало никаких откликов. И только в последнее время появились другие статьи, где в различных вариантах высказывалась одна и та же мысль: до 1917 года в одном государстве существовали две различные России.
Гипотеза о двух Россиях (двух народах в одной стране - малом и большом) в последние годы получает все большее понимание и поддержку. Многие писатели, философы, историки, журналисты высказывают мысли, согласные с этой гипотезой. Например, Владимир Медведев говорит: "Петр не просто уничтожил стрельцов и заставил стричь бороды. Он расколол нацию на чужеродных бар и русских крестьян, он создал раскол культур, который привел к Октябрю и к катастрофе гражданской войны" ("Круглый стол", "Литературная газета", Љ 45, 2003). Андрей Пионтковский отвечает Медведеву там же: "Дело в том, что он не окно прорубил, а открыл щелку, в которую пролезла узкая головка российской политической элиты. И с этого времени, как ни в какой другой стране, у нас образовалось два разных народа. То, что в русском языке называлось "барин" и "мужик"... это два народа, которые просто не понимали друг друга".
Революция 1917 года совсем не была "помрачением" или случайной смутой, спровоцированной кучкой злобных заговорщиков (партией большевиков), как это модно изображать в последние годы, а была обусловлена глубинными и объективными причинами российского общества.
Это роковое в истории России явление не объяснимо никакими преходящими причинами, сколь бы значительными они ни были - ни поражением России в мировой войне, ни недостатками монарха, ни ошибками политиков Временного правительства, ни пропагандой социалистических и марксистских идей, ни злой волей малочисленной большевистской партии и ее лидеров. Все указанные факторы и многие другие лишь способствовали наступлению революции. Причиной крушения такой огромной страны не могло быть ни случайное стечение обстоятельств, ни воля нескольких гениев зла (Ленин, Троцкий и др.). Лозунги большевистского правительства, идеи и догмы марксизма-ленинизма были, по образному выражению С.Л.Франка, быстро выкипевшей пеной. Реальные же силы революции в иной, часто противоречившей социалистическим представлениям форме, продолжали действовать и после Октябрьского переворота и обеспечили ему победу и длительное продолжение.
Рассматривая Октябрь как политическое, социальное, правовое явление, как правило, недостаточно акцентируют внимание на том факте, что это прежде всего была революция в области духовности и культуры. Истинные причины катастрофы лежали в глубинном процессе, уже давно протекавшем в общественном организме России. Его корни не лежат на поверхности.
Страшные силы, породившие события 1917 г., возникли не в начале ХХ века и даже не в ХIХ. Как уже сказано выше, главная историческая особенность России заключается в том, что начиная с образования древнерусского государства, в ней всегда были две культуры: культура правящего меньшинства и культура угнетаемого большинства населения страны - собственно народа, между которыми существовала не только огромная дистанция, но и не менее огромная пропасть. Различие между господствующим слоем и народом (не только в материальной обеспеченности, но, прежде всего, в культурном уровне) было таким огромным, что Россию и русский народ можно рассматривать как "двойную звезду" или как "созвездие двух звезд" различной природы и величины. Этим главным фактом и объясняется конфликтность (катастрофичность) исторического пути России и ее "загадочность".
Очередной раскол возник в результате реформ и нововведений царя Петра I. Петр Великий искал средства укрепления и умножения своего государства. Не найдя в русском обществе людей для реализации своих далеко идущих планов, молодой царь обратился к Западу. Оттуда были приглашены военные, мастера и ученые. Российское государство становилось все более европейским, а народ по-прежнему оставался азиатским. Привносимые с Запада идеи, нравы, знания укреплялись лишь в верхушке общества, все более отдаляя ее от народной массы. Так реформы Петра I привели к глубокому культурному расколу Руси. Еще в екатерининские времена многие поняли всю опасность ускоренной экспансии европейской культуры в верхи общества в очень короткий исторический срок. Заимствуя все, вплоть до чужого языка, это меньшинство (дворяне и нарождающаяся интеллигенция) так сильно оторвалось от подавляющего большинства народа, что фактически образовало в государстве как бы новый народ ("малый народ"), который славянофил Хомяков сравнивал с европейским поселением, заброшенным в страну дикарей. В России выросла другая, русско-европейская культура, сосуществующая с традиционной русско-московской.
Дуализм культуры вел к расколу нации. Россия - поле встречи различных культур и эпох. Два варианта "национального характера" или "два полярных типа русскости", о которых писали Г.Федотов и Л.Аннинский, качества, накапливающиеся на протяжении долгой истории, обусловили неизбежность общенациональной катастрофы. Разница ритмов жизни (задач, стремлений и целей) двух частей одного общественного организма, в конечном счете привела к углублению раскола нации с трагическими последствиями.
Собственно говоря, вся история России до 1917 года есть по преимуществу история правящего государством европеизированного меньшинства (малого народа). История же огромного большинства населения страны ("большого народа") начинается главным образом с Октябрьской революции 1917 года, которая в известной мере сродни национально-освободительным революциям. Наконец большой народ сбросил иго малого народа и приобрел свою независимость.
Славянофилы были правы, говоря, что расколотая нация обречена. Именно раскол нации - вопреки мнению многих - был преодолен в результате Октябрьской революции 1917 г., которая, конечно, была не социалистической, а культурно-освободительной войной большого народа. В результе этой революции была разрушена европеизированная оболочка общества, большая часть которого оставалась в полуварварском состоянии времен Московской Руси. С победой большевиков были ликвидированы "буржуазные" свободы, законность, политические партии и многие другие европейские ценности. Россия добуржуазная начала уничтожение России рыночной, капиталистической; Россия полуязыческая начала уничтожение России христианской (вот где сошлись воинственный атеизм и язычество!); Россия неевропейская уничтожала Россию европейскую.
Революция разрушила многие материальные и духовные ценности "чуждой" народу культуры, изгнала из страны или физически уничтожила ее представителей.
"В итоге не будет преувеличением сказать, что вся созданная за 200 лет империи свободолюбивая формация русской интеллигенции исчезла без остатка. И вот тогда-то под нею проступила тоталитарная целина. Новый советский человек не столько вылеплен в марксистской школе, сколько вылез на свет Божий из Московского царства, слегка приобретя марксистский лоск", - горько констатировал Георгий Федотов ("Россия и свобода"). Коммунистическая Россия стала в этом отношении продолжательницей Московского государства и петровской империи, унаследовав многие их черты: произвол абсолютной власти, засилье государственной собственности, несвободный образ жизни.
"Вовремя" подвернулись евреи, оказавшиеся к тому времени в пределах Российской империи в относительно большом количестве и в силу сложившихся обстоятельств (угнетенное и бесправное религиозное меньшинство, сочувствующее провозглашаемым красивым западным идеям), с одной стороны, ставшие игрушкой судьбы, а с другой, в определенной степени стимулировавшие и даже инициировавшие грозные революционные и послереволюционные события. Их помощь большому народу в борьбе с малым оказалась существенной. Тут важную роль сыграла "заимствованная на западе" и "идущая впереди" идея - близкие и понятные еврейским массам социалистические идеи и лозунги о социальной справедливости, братстве и равенстве народов. Новая советская власть выгодно использовала евреев, которые временно заменили уничтоженные или изгнанные образованные слои.
Начиная с конца 30-х годов, власть постепенно освобождается от евреев в высших партийных, государственных и военных структурах, более не нуждаясь в их, так необходимых на первых порах, образованности, энергии, энтузиазме и вере в социалистические идеи. Тем самым, режим становится все более национальным, русским даже по составу его вождей и руководителей.
Социалистические идеи и лозунги послужили только "ширмой": независимо от того, сознавали это руководители нового государства или нет. В битве за власть неизбежно должны были проиграть, уйти с арены все те, кто не на словах, а на деле хотел стоять на позициях социализма, все, кто отстаивал хоть какие-то принципы. Путь к власти в тоталитарном государстве открывался самым беспринципным, бесчеловечным, самым-самым. Такими как раз и оказались Сталин и его окружение.
И вот в теперешней России и в государствах СНГ мало кто верит в коммунистические идеи, и ни в одной из стран бывшего СССР нет социалистического общества. А что же есть? Есть, как мне представляется, относительно однородные по своему культурному уровню молодые образования, в которых цивилизованные гражданские отношения еще только должны установиться. Возьмите крестьянина, рабочего, парикмахера, продавца и сравните их с президентом, министром, профессором, дипломатом, политиком. Сегодня этих людей, за небольшим исключением, не разделяет такая культурная пропасть, как до 1917 года, - все они представители одной культуры. Это и есть главный результат революции. Элита общества и новая интеллигенция уже не "отщеплены" от народа.
Такой взгляд на революцию 1917 года и на послереволюционный период России позволяет понять и ее прошлое, и настоящее. Не было никакой социалистической революции, как не было никакого социалистического общества. Для победившей в 1917 году части российского населения не было никогда и буржуазного общества (состояния).
Небуржуазность, или вернее добуржуазность, на протяжении многих веков являлась наиболее характерной особенностью русской жизни, жизни подавляющего большинства населения Руси. Вот почему и удалась, казавшаяся многим противоестественной и авантюрной, насильственная коллективизация, по своей сути очень похожая на закрепощение, только в государственной форме, когда помещика заменил назначенный сверху чиновник-бюрократ. Поэтому-то, в отличие от восточноевропейских стран, так трудно идут и пробуксовывают объявленные новым российским режимом буржуазные реформы. Российское общество еще не готово ни к демократии, ни к цивилизованным рыночным отношениям.
Независимая история этой части (этого народа, который мы называем большим) только началась в 1917 году. Только начав самостоятельную жизнь, пусть даже ценой трудных поисков и жертв, народ начинает отвечать за свои ошибки, накапливает собственный опыт, познавая не по учебникам, что хорошо, а что плохо. Какой бы трагичной ни была история России после революции 1917 года, творцом этой истории является освободившийся от опеки европеизированного меньшинства народ. Остается вслед за М.Гершензоном повторить: "Мы не судим прошлое, потому что нам ясна его историческая неизбежность..."
Часто же, когда говорят о России до1917 года, имеют в виду в основном Россию "малого народа" - Россию европеизированную, что приводит к идеализации дореволюционного прошлого. Но в любом случае у России до 1917 года и России теперешней безусловно есть общее: как минимум язык, великая русская литература XIX века, территория проживания, тот же миф о всемирной отзывчивости русской души или вера в то, что "русские спасут мир" и др.
За последние десятилетия многие россияне узнали правду о революции, о гражданской войне, о массовых репрессиях и миллионах жертв большевистского режима. Узнали правду и ужаснулись. Потомки "варваров" ужаснулись тем разрушениям и преступлениям, которые сопутствовали революционным победам их отцов. Значит, сохранившиеся от катастрофы остатки культуры уже начинают побеждать. Хочется верить, что теперь начнется долгая, трудная и созидательная работа по переходу российского общества в новое, цивилизованное состояние.