"Ты никак на Карнавале по Карибам ездила!" - воскликнул мой гость, разглядывая картину, висевшую над камином.
"А как ты догадался?" - оторопела я.
"Да у меня такая же была, и тоже над камином висела. Еще когда жена... Это было наше последнее путешествие ..." - он недоговорил и шумно хлебнул из бокала.
Борис похоронил жену год назад. Скоропостижный рак. С тех пор мы все старались его как-то развлечь, зазывая на всякие посиделки по делу и без дела. Он везде ходил, со всеми соглашался, но явно отсутствовал в этой жизни. Было такое впечатление, что общаешься с его проекцией в этом мире, а сам он застрял где-то в межгалактическом пространстве невыплаканных своих горестей. Выражение бесконечного удивления перед зигзагом судьбы, который лихо выбросил его на обочину, навсегда застыло на его лице. И вот он теперь стоит он на этой самой обочине и не совсем понимает, что же все-таки дальше.
А картину я действительно купила в круизе по Карибским островам. Сыну исполнялось семнадцать и я решила отпраздновать это на пароходе. Конечно, с моей стороны, в этот "широкий" жест вплеталось еще и тайное желание отдохнуть самой. Пять дней на корабле, ничего не делать, ни о чем не заботится. Даже о сыне с его приятелями - а куда они с корабля то денутся?
Эта девятиэтажная махина поглощала тебя мгновенно и отрезала от всего остального мира надежно и бесповоротно - ни мобильной связи, ни интернета, ни даже простых телефонов. Как только ты вступал на мягкие ковровые покрытия внутри этого гиганта, все мысли, желания, тревоги обычной жизни растворялись в мягком сиянии голубоватых ламп. Ты становился маленьким колесиком огромного развлекательного комплекса. Все это бесшумно двигалось вокруг тебя, обтекая тебя и увлекая тебя, лишая всякого желания сопротивляться, опьяняя тебя сладким ощущением полного и оглушительного безделья. Догадаться о том, что ты болтаешься где-то в океане можно было только выбравшись на верхнюю палубу. Отсюда открывалась какая-то бесконечная панорама невозмутимой синевы, которая только подчеркивала нереальность всего происходящего.
Жизнь в этом гигантском муравейники никогда не замирала, и очень скоро ощущение времени тоже растворялось в его голубом мерцании. Однажды, бродя в этих катакомбах, потерянная во времени и пространстве, я наткнулась на какой-то зал уставленный картинами. Картины стояли вдоль стен, в проходах между креслами, на столах и возле диванов, как будто гигантская галерея переезжала с место на место. Между ними бродила публика в панамах, шортах и тапочках на голую ногу, остро диссонируя с богатыми рамами выставленных картин, создавая неповторимый эффект навязчивой галюцинации. Незаметно в моей руке очутился бокал шампанского, который к моему удивлению я никак не могла допить до дна. Он странным образом оказывался полным каждый раз, когда я подносила его ко рту. Только немного освоившись с ситуацией, я поняла, что его ловко наполняют официанты, бесшумно снующие между ротозеями. Это был поистине цирковой трюк - раз - у тебя за спиной вырастает официант, два - и твой бокал полон как раз в тот момент, когда ты смотришь совсем в другую сторону. По-моему в задачу устроителей аукциона, а это был, действительно, аукцион, входило основательно подогреть публику, чтобы торги шли шумно, весело, и опьяневшая публика сообразила, что она, на самом деле, приобрела только на берегу, когда весь этот карнавальный вихрь океанской волной отхлынет назад в прошлое.
Результатом этого шампанского угара стало приобретение этой картины. Безусловно, при желании, можно было проследить тайные мотивы моего, воспламененного даровым шампанским, ума. Во-первых, она была написана русским художником, что, как теперь я понимаю, умилило мое размягченное шампанским воображение. Во-вторых, на ней была изображена Венеция в дни карнавала. Это само по себе тоже сыграло определенную роль. Именно карнавал в Венеции был связан с одним из самых лирических моментов моей неугомонной биографии, плюс корабль, на котором все это происходило, носило символическое название Карнавал.
Итак, приобретение состоялось, правда доставка заняла несколько месяцев. Однако, вот уже несколько недель картина надменно возвышалась над камином, вызывая во мне сложные необъяснимые чувства, смесь удивления и какой-то затаившейся обиды.
Мы с Борисом молча застыли перед картиной в потоке нахлынувших воспоминаний. К моим эмоциям, примешивалось смутное ощущение, что меня все-таки лихо провели под всплески дешевого шампанского.
Когда гости разошлись, я села напротив камина, пытаясь выплеснуть в догорающий огонь то неприятное ощущение, которое занозой сидело во мне весь вечер. Я не могла толком объяснить, почему мне стало как-то неуютно от того, что у Бориса тоже когда-то была такая же картина. Как будто часть его беды выплеснулось через картину в мою гостиную, наполняя ее чем-то чужим и неуютным. Я поймала себя на мысли, что, наверное, Борис неосознанно ощутил это мое состояние. Может быть, поэтому он был особенно неразговорчив в этот вечер, отвечая невпопад и избегая общения со мной.
Трещал огонь, а я смотрела на картину, вспоминая Венецию. Медленно всплывали улицы, переулки и мосты карнавальной Венеции, заполненные невероятными масками и шумной, крикливой толпой. В этой толпе можно было одинаково легко остаться в одиночестве или стать частью этой живой человеческой реки и понестись вместе с ней вдоль темных каналов, выплескиваясь на просторные площади и устремляясь в узкие переулки, где неумолимое время застыло в вечно падающих башенках и увязло в каменных кружевных арках. Вспоминались темные, горящие желанием глаза, нежные незаметные пожатия сильной руки, тайные жаркие поцелуи украдкой. Захотелось все забыть и прыгнуть назад в этот волнующий, сновидению подобный мир.
В какое-то мгновение я почувствовала, как что-то незаметно изменилось в картине. Не в состоянии отвести от нее глаз, я пыталась разобраться в своих ощущениях. И вдруг меня осенило - на картине стали четко вырисовываться фигуры в черных плащах, поодиночке и небольшими группами разбросанные вдоль набережной и на мосту. "Странно, как это я раньше не обратила на них внимания" - пронеслось в моей голове, вернее было ощущение, как будто не я, а кто-то рядом подумал об этом. Чем больше я всматривалась в эти силуэты, тем больше возникало ощущение, что они живые и, какими-то неуловимыми движениями перемещаются по картине. Я никак ни могла зафиксировать сколько же силуэтов в каждой группе, как будто какая-то легкая темная рябь скользила по картине, перемещая силуэты с места на место. Может догорающий огонь камина бросал причудливые блики, а мое усталое воображение дорисовывало иллюзию. "По-моему, надо идти спать" - опять кто-то подумал рядом со мной. Я выключила свет в гостиной и побрела в спальню, размышляя на ходу о причудах моего воображения.
Ночь выдалась какая-то неспокойная. Я постоянно просыпалась в каком-то полубреду, выныривая из черного небытия, чтобы опять нырнуть в его липкие объятья. В короткие промежутки полусна-полуяви мне чудились какие-то шорохи в гостиной, шуршание одежды и приглушенный шепот. Эти шумы то приближались к спальне, то затихали где-то в глубине дома. Окончательно я очнулась когда забрезжил серый рассвет. "Какая странная ночь" - подумала я устало. "Наверное я подхватила какой-нибудь очередной грипп". Двигаться не хотелось, мысли вяло толпились в голове. Вспомнилась странная рябь на картине вчера вечером. "Привидеться же такое" - пронеслось в голове. Была суббота и это несказанно радовало. Можно было спокойно болтаться в постели и наслаждаться сознанием того, что впереди целых два дня заслуженного отдыха.
Наконец привычка завтракать по утрам взяла свое. Я выползла кое-как из постели и поплелась на кухню, путаясь в длинном халате и гулко шлепая тапками по холодному полу. Проходя через столовую, я заметила на стуле черное кашне видимо забытое кем-то из гостей. "Надо будет звонить, выяснять кто забыл" - лениво пронеслось в голове. "А может сами объявятся" опять подумал кто-то рядом со мной. Этот кто-то рядом начинал меня забавлять. "Надо сходить в аптеку и купить что-нибудь от гриппа, а то так и до раздвоения личности недалеко, а там глядишь и в шизики запишут" - усмехнулась я и отправилась в ванну. Душ немного освежил и согнал остатки сна. "Кто же все-таки забыл этот шарф" - рассуждала я за завтраком рассматривая дорогое кашне. Оно было невероятно приятное на ощупь, мягкое и теплое, и явно не вязалось с той публикой, которая собиралась изредка у меня. Перебирая в уме вчерашнюю компанию, я никак не могла вспомнить никого в черном кашне. Я немного злилась на свою рассеянность, так как перспектива обзванивать всех и каждого меня явно тяготила. "А-а-а, кому надо сам позвонит" - в конце концов решила я и стала собираться в аптеку.
Туманное зимнее утро за окном настоятельно советовало завернуться во что-то теплое и пушистое. Моя рука непроизвольно потянулась к черному шарфу. "Ну не убудет же от него, если я в нем сбегаю в аптеку" - пронеслось в голове. Удивительно как легко мы идем на компромиссы с самим собой. Выходя в серый промозглый туман, я мысленно поблагодарила ротозея гостя, который так предусмотрительно забыл шарф. Кашне лежало мягким облаком вокруг шеи, погружая не только плоть, но и мысли в приятное сомнамбулическое состояние. Туман уже не навевал тоску, а становился неотъемлемой частью окружающей действительности. Очертания привычных зданий вокруг расплывались в этом всепоглощающем тумане, контуры их перемешивались, принимая причудливые формы. Что-то до боли знакомое мелькало иногда в этих силуэтах, но где и когда я их видела никак не выстраивалось в моем воспаленном мозгу. "Наверное у меня поднимается температура" - равнодушно подумала я. Аптека была от меня в двух кварталах, а я все брела и брела в этом мягком тумане не узнавая знакомой улицы и потеряв счет времени. Иногда что-то надоедливо начинало жужжать рядом, пытаясь вернуть меня в ускользающую реальность, но сознание отказывалось повиноваться. Последнее что я запомнила - скамейка, неожиданно вынырнувшая из тумана, и вставшая непреодолимым препятствием передо мной.
Мягкий солнечный свет пытался пробиться сквозь мои ресницы, нашептывая что-то радостное и чудесное моему сознанию. Я тихонько приоткрыла глаза. Я лежала в каком-то незнакомом помещении и в окно било сияющее солнце. "По-моему, больница" - скользнуло в мозгу. И, как бы отвечая на мою догадку, в комнату тихонько скользнула сестра. "Ну вот и очнулись, ну вот и славненько" замурлыкала она, порхая вокруг меня. "А то ваш ухажер нас совсем замучил. Так и норовит проскользнуть в палату без спроса" - шуршала она, что-то бесконечно поправляя вокруг меня. "Какой ухажер?" - вяло удивилась я. Последний год был, что называется, "неурожайным", в смысле кавалеров. "Да вот и он!" - воскликнула сестра. На пороге стоял Борис. "Ну не буду вам мешать" - подмигнула она мне. "Кризис миновал, так что можете немножко посекретничать" - и с видом заговорщицы она выскользнула из палаты.
Я уставилась на Бориса. Кого-кого, а его я меньше всего ожидала увидеть в качестве своего кавалера. Мы и встречались то всего пару раз у общих знакомых, и, может быть, пару раз перебросились общими фразами. В памяти всплыл последний вечер у меня дома и, странное, хотя, как мне казалось, объяснимое, поведение Бориса. Всплыли та ночь, тяжелое утро, туман, скамейка... дальше память отказывалась подчиняться, уплывая куда-то в небытие.
Борис все топтался у входа, явно ощущая неловкость ситуации. "Ты, случайно, не знаешь, как я здесь очутилась" - спросила я, чтобы хоть как-то сгладить затянувшееся молчание.
"Это я тебя привез"
"Ты?"
"Понимаешь, я когда картину у тебя увидел, понял, что они к тебе тоже придут. Я хотел еще вечером вернуться, предупредить, но постеснялся. А на утро, меня как будто кто-то из дому гнал, я места себе не находил. Я тебе звонил несколько раз... Я не думал, что они так быстро объявятся, хотя догадался... Я на тебя в Центральном Парке наткнулся. Ты на скамейке была... почти без сознания"
"В Центральном?" - я ничего не могла понять. Сбивчивые объяснения Бориса еще больше запутывали мое расстроенное сознание. Кто - они? Как я оказалась в Центральном парке? Какое отношение имеет ко всему этому Борис? Причем здесь картина? Туман опять заклубился вокруг. Краем угасающего сознания я успела заметить вскочившую в палату сестру. Она сердито махала на Бориса руками, вытесняя его из комнаты.
Пробуждение было мгновенное и, какое-то болезненно острое. За окном была ночь. В комнате ощущалось чье-то присутствие. Я оглядела палату. Лунный свет мягко струился в огромное окно, теряясь в темных углах и под потолком. Никого не было. Я немного расслабилась. "Наверное, остатки болезненного бреда" - подумала я. В это время, краем глаза я зацепила какое-то легкое движение в дальнем углу, как будто темнота в углу шевельнулась, и начала мягко стелиться по полу, старательно обходя самые светлые участки на своем пути. Я замерла, с ужасом глядя на приближающуюся тень. Что-то о кроликах и удавах мелькнула на дне моего оторопелого сознания. Какая-то вялость и безразличие навалились на меня, отсекая всякую попытку к самообороне. Инстинкт самосохранения просто растворился в ужасе, обуявшем все мое существо. Тень застыла у шкафа, надежно укрытая от лунных лучей. Она немного поколебалась, а, затем, стала расти вверх, постепенно приобретая очертания мужской фигуры. Фигура была укутана черным плащом, под капюшоном белым пятном выделялось лицо, скорее это напоминало карнавальную застывшую маску с темными прорезями для глаз. Кроме лица, двумя белыми пятнами выделялись кисти рук с невероятно длинными пальцами. Незнакомец молча смотрел на меня бездонными глазницами. Между нами лежал столб лунного света, который как будто препятствовал продвижению незнакомца. Язык у меня во рту распух до каких-то невероятных размеров, надежно блокируя гортань, так что все мои попытки крикнуть заканчивались глухим мычанием. Незнакомец едва шевельнул пальцем, и вся комната передвинулась так, что моя кровать оказалась за шкафом, а спасительный лунный столб сбоку от меня. Несмотря на весь мой ужас, меня поразило именно то, что незнакомец действительно не двинулся с места, это пространство переместилось вокруг него. Маска-лицо стало медленно приближаться ко мне, увеличиваясь в размерах. Голубоватый свет мерцал в бездонных глазницах, гипнотизируя и парализуя меня. Мне вдруг стало совершенно все равно, что со мной будет. Даже какое-то запретное наслаждение появилось и опьянило меня. Я провалилась в мерцающую глубину.
Свет погас....