Было десять утра по гонконгскому времени. Торги на фондовой бирже Ханг Сенг шли вяло. Трейдеры в красных мундирах выкрикивали приказы на покупку и продажу в том, что было их обычным контролируемым безумием торговли. Это был день, похожий на любой другой. Сначала.
Лу Пак первым заметил новости, поступающие на его карманный компьютер Quotrek.
Пак носил свой Quotrek пристегнутым к поясу, как большой карманный пейджер. Он только что купил шестьдесят акций IBM и решил проверить черное устройство. Он нажал кнопку, и жидкокристаллический дисплей ожил. Устройство было подключено к сервису электронной подписки, предоставляемому британским информационным агентством Reuters. За солидную ежемесячную плату Лу Пак получил доступ к ежеминутным сводкам новостей и биржевым операциям, имеющим решающее значение для ведения бизнеса в быстро меняющемся мире глобальных финансов. Это была новость, которая, как правило, не появлялась в печати в течение нескольких дней - если вообще появлялась.
Для среднего гражданина бюллетени Reuters часто были фрагментарными или бессмысленными. Не для Лу Пака. Для него цены на пшеницу в Чикаго или ситуация в Камбодже могли оказать мгновенное влияние на его средства к существованию. Служба Reuters действовала как устройство раннего предупреждения, такое же важное, как радар.
Лу Пак моргнул, наблюдая, как черные буквы на жидкокристаллическом дисплее складываются в заголовок. Его глаза расширились. Заголовок был кратким: "GLB СНИЗИЛСЯ на 27 ПУНКТОВ на ТОРГАХ NIKKEI".
Для Лу Пака эта короткая цепочка символов содержала целый мир значений. Это означало, что цена за акцию доселе быстрорастущего Глобального коммуникационного конгломерата потеряла беспрецедентные двадцать семь пунктов на токийской фондовой бирже Nikkei. Она падала как камень.
Лу Пак вложил значительные средства в GLB. Он уже потерял тысячи долларов США за те четыре секунды, которые потребовались ему, чтобы переварить плохие новости.
Лу Пак вскочил, размахивая обеими руками.
"Глобус на продажу!" - выкрикнул он по-английски, на общемировом языке бизнеса. "Глобус" - так в pit называли GLB. "Есть желающие?"
Трейдер предложил ему пятьдесят пять долларов за акцию. Он, очевидно, не получил новости. Лу Пак поддержал его. В мгновение ока, всего лишь обменявшись отрывистыми предложениями и несколькими небрежными пометками в их торговых книгах, Лу Пак продал все свои акции GLB, а другой трейдер оказался в положении, когда мог понести большие убытки. Если только GLB не восстановился.
Курс GLB не восстановился. Новая цена попала на большую электронную торговую ленту. По биржевому залу пронесся слух, что GLB, крупнейший в мире коммуникационный конгломерат, направляется в подвал. Взволнованные трейдеры с потными подмышками совещались со своими карманными квотреками. Были выкрикнуты приказы на продажу, которые были приняты. За время, которое потребовалось для их исполнения, стоимость упала еще на пять пунктов. В комнате стало накаляться.
И на верхнем электронном табло строка биржевых кодов и номеров начала опускаться все ниже и ниже. Не только для GLB, но и практически для каждой торгуемой акции.
Это началось. И раз начавшись, остановить это было невозможно.
В течение пятнадцати минут более двух тысяч профессиональных трейдеров сновали по заваленному бумагами полу биржи Кабуточо в Токио, Япония. Их котировки предупреждали, что гонконгский индекс Hang Seng упал на ошеломляющие 155 пунктов - из-за масштабных распродаж акций Глобального коммуникационного конгломерата инвесторами и взаимными фондами. Включились компьютеризированные торговые программы. И были выполнены. В мгновение ока массивные пакеты акций пришли в движение, как призрачные джаггернауты - движимые громким голосом, нажатием кнопки. Не было предложено ни одной монеты. Ни к одному сертификату акций не прикасалось человеческое агентство. Никакие ценные бумаги физически не переходили из рук в руки. Да они и не перешли бы. Биржи с таким же успехом могли бы торговать в воздухе. Изменились только абстрактные цифры. В книгах трейдеров. На компьютерах и на международных банковских счетах.
Но эти цифры были чрезвычайно важны. Поскольку они представляли собой нечто большее, чем просто золото или драгоценности. Они олицетворяли веру человека в других людей и правила, которые регулировали международную торговлю.
И все это вот-вот должно было развалиться.
С акульим остервенением Токио начал разгружать активы GLB. И в течение десяти минут Сингапур и Мельбурн делали то же самое. Торговый зал Palazzo Mezzanotte в Милане гудел от слухов, поскольку звонок на открытие был отложен на двадцать минут. Рынки Франкфурта и Цюриха начали покупать доллары, а затем, осознав, что до открытия Нью-Йоркской фондовой биржи остались считанные часы, развернулись и продали.
К моменту открытия лондонской фондовой биржи Financial Times это была приливная волна. Она захлестнула финансовый район Лондона подобно невидимому шторму, разорив крупных инвесторов за считанные минуты. А затем, учинив душераздирающую бойню, он продолжил движение на запад, невидимый, неосязаемый, неудержимый - но столь же разрушительный, как огненный шторм.
Над головой орбитальные разведывательные спутники сделали снимки безмятежной планеты, окутанной голубыми облаками. Земля вращалась, как и всегда. Точные объективы зафиксировали обычную октябрьскую погоду - песчаную бурю в Сахаре, ураган, формирующийся у Пуэрто-Рико, ливни в центре Бразилии и первую снежную бурю в верхней Манитобе.
Объективы не зафиксировали - не могли зафиксировать - величайший переворот в современной мировой истории. Потому что это была паника, подпитываемая страхом и поддерживаемая спутниками связи sentinel, которые передавали потоки новостей туда и обратно между континентами.
А затем двусторонний трафик сообщений зловеще изменился. Поток переместился на запад. Неистовые телексы, телеграммы, факсы и трансконтинентальные телефонные звонки перекрыли все линии связи, известные современному человеку. Каждое из них содержало одно-единственное слово.
Это было обычное слово, но в том контексте, в котором оно передавалось, оно таило в себе потенциал погрузить мир в бездну тьмы и отчаяния.
Слово было "Продать".
Глава 2
Его звали Римо, и он держал перед лицом связки разноцветных воздушных шариков, когда входил в Таллахасси, штат Флорида, в здание парламента.
Охранник у двери сразу заметил шарики и окликнул Римо со своего поста охраны.
"Я знал, что это была плохая идея", - пробормотал Римо себе под нос. Он переместился так, чтобы шарики оказались между ним и охранником.
"Что у вас здесь за дела?" охранник хотел знать.
"Поздравительная записка губернатору", - сказал Римо. Он не потрудился изменить свой голос. Проблема была не в его голосе. Дело было в его лице. И в его толстых запястьях. Запястья выдавали, пожалуй, больше, чем его лицо с высокими скулами. Вот почему его униформа из мелкой проволоки была ему на два размера больше. Наручники сомкнулись вокруг его причудливых запястий, скрывая их.
"Я свяжусь с его офисом", - сказал охранник, потянувшись к своему стационарному телефону.
"Вы не можете этого сделать", - поспешно сказал Римо. Воздушный шарик цвета морской волны ударил его по носу.
"Почему нет?" спросил охранник, поднимая глаза. Он сжимал трубку в своей мясистой руке.
Римо соображал быстро. Он не хотел ранить охранника. Этот человек всего лишь выполнял свою работу. И Римо был здесь, чтобы ударить губернатора. Больше никого.
"Потому что это сюрприз", - прошептал Римо сквозь воздушные шарики. "Это его день рождения".
"Не помешает, если я свяжусь с его секретарем", - сказал охранник, нажимая кнопки на телефонной клавиатуре.
"Да, так и будет", - сказал Римо. "Поверь мне".
Охранник колебался. "Как это?"
"Их послала жена губернатора".
"И что?"
"Полагаю, ты не слышал", - заговорщически прошептал Римо.
"Слышал что?"
"Губернатор и его секретарь. Они, знаете ли, близки ".
"Нет!" Выдохнул охранник. "Я этого не слышал". Он смотрел на Римо сквозь пузыри эластичного баллона. Он увидел лицо, разделенное на искаженные полупрозрачные кораллово-розовые, охряные и бордовые сферы. Он задался вопросом, что случилось с основными цветами.
"Если вы дадите знать секретарше, что я приду", продолжил Римо, " она, вероятно, скажет вам, что сегодня не день рождения губернатора или что-то в этом роде. Вы знаете, как ревнивы секретарши".
"Хотелось бы", - сказал охранник. "Тем не менее, я должен позвонить. Это моя работа".
"Поступай как знаешь", - сказал Римо. "Но я предупреждал тебя".
Охранник завершил вызов и почти минуту говорил тихо. Римо слышал разговор обеих сторон, поэтому был готов к ответу охранника.
"Она говорит, что сегодня не день рождения губернатора".
"Видишь! Что я тебе говорил?"
Охранник задумчиво потер челюсть. "Я не знаю. Может быть, мне не стоит позволять тебе подниматься. Ты можешь оказаться чокнутым".
"Я похож на психа?" Искренне спросил Римо через связку воздушных шаров, похожих на мыльные пузыри.
"Ну, нет ..." - сказал охранник. У психов были пистолеты или ножи, а не воздушные шары.
"Посмотри на это так", - предложил Римо. "Если ты позволишь мне пройти, ты можешь получить нагоняй от секретарши, но она точно не сможет причинить тебе вреда. Но если вы этого не сделаете, жена губернатора устроит губернатору скандал из-за того, что ее воздушные шарики не были доставлены, и посмотрите, где вы окажетесь ".
"Вы правы", - сказал охранник. "Мне лучше попытать счастья с этой потаскушкой секретаршей. Хорошо. Продолжайте".
"Спасибо", - сказал Римо, направляясь прямиком к лифту. Он взял пустую клетку и поехал на ней на этаж губернатора. Коридор был отполирован и полон людей. Расторопные правительственные служащие заметили Римо, выходящего из лифта. Загорелая блондинка спросила: "Это мне?" и, рассмеявшись, исчезла в кабинете.
Римо нахмурился. Он привлекал больше внимания, чем если бы пришел в уличной одежде. Но наверху предупредили его, чтобы он убедился, что никто не разглядел его лица. Не то чтобы Римо больше заботился о приказах.
Он размахивал воздушными шарами перед своим лицом, лавируя между рабочими, и отступил в офис губернатора, стратегически расположив воздушные шары. Оказавшись внутри, он обернулся и заметил секретаршу сквозь щели между двумя воздушными шарами черничного цвета.
"Воздушная программа для губернатора", - объявил он бодрым голосом.
Секретаршей была знойная латиноамериканка, примерно двадцати трех лет, ее лицо уже приобрело мясистость вокруг щек. Ее глаза вспыхнули, когда она заметила Римо, стоящего за своими воздушными шарами.
"Что ты здесь делаешь!" - рявкнула она. "Я сказала тому охраннику не пускать тебя наверх".
"Это от его жены", - невозмутимо сказал Римо.
"О", - сказал секретарь, успокаиваясь. Римо подумал, что, может быть, у губернатора все-таки был роман со своей секретаршей. У Римо не было информации об этом - не больше, чем он знал, когда у губернатора день рождения.
"Это юбилейная программа полета на воздушном шаре", - твердо сказал Римо.
"Охранник сказал "день рождения".
"Ты знаешь, каковы охранники", - сказал Римо, пожимая плечами.
"Очень хорошо. Отдай их мне".
Римо попятился от протянутых рук секретарши. У нее были длинные красные ногти, которые сверкали, как окровавленные кинжалы.
"Ничего не поделаешь. Это программа "поющий воздушный шар". Должна быть доставлена лично".
"Я не могу позволить вам просто зайти к губернатору без предварительной записи".
"Скажи это жене губернатора". Многозначительно сказал Римо.
Секретарь нервно перевела взгляд с закрытой кленовой двери губернаторского кабинета на скопление воздушных шаров.
"Я объявлю о тебе", - сказала она натянуто.
"Предполагается, что это будет сюрприз, - намекнул Римо.
"Со мной никогда раньше такого не случалось", - сказала она, нервно теребя руки.
"Доверься мне", - сказал Римо. "Я профессионал".
"Очень хорошо", - сказала секретарша. "Чем вы обычно занимаетесь?"
"Вы просто открываете дверь, и я войду. Я гарантирую, что после того, как я уйду, вы не услышите ни слова жалобы от его чести".
"Хорошо", - сказала секретарша. Она взялась за латунные ручки двойных дверей своими безукоризненно наманикюренными руками и распахнула их.
Римо пронесся мимо нее, сдвигая шарики, чтобы скрыть свой профиль. Это была настоящая боль, но пока все получалось.
Губернатор Флориды удивленно поднял глаза от своего стола. Его брови соскочили с ресниц, как будто их укололи булавками.
"Что?" - спросил он испуганным голосом.
"Баллонграм", - фальшиво пропел Римо.
"Мы посмотрим на это", - прорычал губернатор, потянувшись к своему интеркому.
"Это от твоей секретарши", - прошептал Римо. "Я думаю, она влюблена в тебя или что-то в этом роде".
"О?" - удивленно переспросил губернатор. Затем, когда эта мысль дошла до него: "О". Это было очень приятное "о". Это сказало Римо, что у губернатора Флориды не было романа со своей великолепной секретаршей-латиноамериканкой, но он был открыт для такой перспективы. Губернатор убрал руку с переговорного устройства и откинулся на спинку стула.
"Что ж, продолжайте", - подсказал он. "Пойте".
"Надеюсь, вы не возражаете против капеллы".
"просто сделай это".
"Вы должны держать воздушные шарики. Я итальянец. Я не могу петь, пока у меня не будут свободны руки".
Губернатор вышел из-за своего стола и взял в руки воздушные шарики.
"Используй обе руки, - предупредил Римо, - или они уберутся от тебя. Я думаю, они готовили гелий слишком долго или что-то в этом роде".
Губернатор схватился за связанные узлом струны, и когда он крепко сжал их, Римо соединил руки вместе с внезапным хлопком двумя руками.
Губернатор поморщился от неожиданного ощущения жжения. Когда он попытался оторвать одну руку от другой, ему показалось, что его руки были приварены друг к другу клеем Крейзи.
Это была абсурдная мысль, но все же это было единственное объяснение, которое пришло в голову губернатору. И он озвучил его.
"Крейзи Клей?" спросил он.
"Синанджу".
"Но это одно и то же, верно?"
"Неправильно", - сказал Римо, толкая губернатора обратно в его кресло с высокой спинкой, обитую латунью. Губернатор не сопротивлялся. Новизна того, что его руки слились с партией подпрыгивающих воздушных шариков, подавила естественную реакцию страха.
Он поднял глаза, впервые увидев лицо Римо. Он обратил внимание на темные, глубоко посаженные глаза Римо, его тонкий, дерзкий рот и густые черные волосы, подчеркивающие сердитое выражение.
Его взгляд привлекла красная строчка над карманом униформы Римо из мелкой проволоки. На строчке было написано: "РИМО УИЛЬЯМС".
"Это имя..." - начал губернатор.
"Звучит знакомо?" Подсказал Римо. "Это мое имя, хотя я не часто им пользовался, ну, может быть, лет двадцать или около того.
"Я не могу точно определить это", - признался губернатор.
"Вы подписали мой смертный приговор в прошлом месяце", - сказал Римо, его голос из оптимистичного превратился в твердый на одном дыхании. "Вернуться к вам сейчас?"
Белая, как кость, бледность, разлившаяся по лицу губернатора, сказала Римо, что так оно и было.
- Вам звонил парень по имени Норвелл Рэнсом, - продолжал Римо. "Он сказал тебе, что, если ты не потянешь за ниточки, которые выдвинут мою казнь на первое место в списке, он расскажет миру, что ты была в постели с каждым наркоторговцем к северу от Медельина".
Реакция губернатора была настолько политической, что Римо чуть не рассмеялся в внезапно вспотевшее лицо этого человека.
"Конечно, я ничего не знаю об этих необоснованных обвинениях".
"Да, это так. И ты знаешь, что я сбежал до того, как они смогли пристегнуть меня к электрическому стулу. Тебе, наверное, интересно, откуда я все это знаю".
"Все что?"
"Норвелл Рэнсом - я бы сказал, покойный Норвелл Рэнсом - временно контролировал организацию под названием CURE. Вы, вероятно, никогда не слышали о CURE". ,
"Я категорически отрицаю, что когда-либо слышал это имя".
"Хороший ответ. Пэт. Избавляет меня от множества скучных разговоров. CURE была основана еще в начале шестидесятых, чтобы заботиться о таких парнях, как ты. Коррумпированные политики. Нечестные профсоюзные боссы. Копы на подхвате. Судьи на подхвате. Человек, которого выбрали главой CURE - не обращайте внимания на его имя - годами управлял им как центром обмена информацией для внутренней разведки. КЮРЕ предупредил бы власти, и плохие парни отправились бы в тюрьму. Но КЮРЕ было недостаточно. Видите ли, таких парней, как вы, было слишком много. Поэтому было решено разобраться с ними более напрямую. Вот тут-то я и вмешался ".
"Если у вас есть законные полномочия арестовать меня, - строго сказал губернатор Флориды, - я должен настаивать на предъявлении ваших удостоверений".
Римо действительно посмеялся над этим. "Извини, приятель. Я не подчиняюсь закону. Я то, что известно как подразделение правоохранительных органов. Неофициально я убийца. Мне никогда не нравилось описание моей работы, но это те карты, которые мне сдали ".
"Убийца?" - слабо переспросил губернатор.
"Видите ли, когда вы подписывали мой смертный приговор, вот чего вы не знали: я уже был мертв. Не мертв -мертв. Официально мертв. Я был пристегнут к электрическому стулу в Нью-Джерси около двадцати лет назад. Когда я очнулся, я не был мертв. Я работал на КЮРЕ. Мне это не понравилось, но это было лучше, чем вернуться в камеру смертников.
"Пока, конечно, я не вернулся в камеру смертников. Это само по себе долгая история. Короткая версия заключается в том, что мое лицо было размазано по всей первой полосе National Enquirer. Мое прикрытие было раскрыто. Мой начальник увидел это и впал в кому. Президенту пришлось заменить его. Он выбрал вашего друга Рэнсома. Только Рэнсом был плохим яблоком. Он засыпал меня мешком с песком, начисто стер мою память о днях, проведенных в камере смертников, и отправил меня в вашу очаровательную маленькую камеру смертников. Это был его способ убрать меня с дороги ".
"Эта история настолько странная, что я не могу в нее поверить", - напряженно сказал губернатор.
"На самом деле, это был не план Рэнсома", - сказал Римо. "Это была безумная идея моего начальника о пенсионной программе. Отправьте меня туда, откуда я пришел. Никто бы не заметил разницы. За исключением того, что, хотя я и не помнил КЮРЕ, я помнил синанджу ".