Аннотация: История любви и предательства, посвящается Генри Джеймсу
ДАМИАН ДЕ N
Генри Джеймсу
Некая утрата иногда может обернуться приобретением.
Джейн Остин "Нортенгерское аббатсво"
N-Холл до сих пор возвышается над вересковыми пустошами. За годы, прошедшие со времен этой истории, он изменился не сильно и остается той же мрачной, темной громадой. Время не властно над этим склепом, грандиозным древним чудовищем.
История эта правдива, за истинность ее ручался мой прадед, услышавший ее от своего отца, а тот - от своей матери. Селия Э., моя пра-пра-прабабка была непосредственной участницей этих жутких событий. Она родилась в Бате в семье театрального антрепренера и актрисы, привлекательной, талантливой, но не слишком удачливой. Отец отправился искать лучшей доли в Африку, надеясь намыть там золото, а мать скончалась рано, оставив Селию без поддержки, однако один из поклонников артистического таланта взял Селию под свое покровительство, устроил в школу и дал достойное образование, а по достижении двадцати одного года нашел ей место компаньонки у весьма достойной старой леди. В этом доме в Лондоне Селия и познакомилась с двумя джентльменами.
Первого звали Дамиан де N, он происходил из древнего рода, его предки приплыли когда-то в незапамятные времена на кораблях Вильгельма Завоевателя. Он сразу же взволновал романтичную натуру Селии: такой мрачный и загадочный, словно сошедший со страниц Романа. Подобно Кэтрин Морланд Селия находила эту загадочность необыкновенно привлекательной. Был де N к тому же весьма богат, что также делало его заманчивым в глазах молодой девушки, лишенной средств к существованию. Однако, нужно быть к Селии справедливее: не деньги привлекли ее в Дамиане де N, он был красив, причем той романтической красотой, что привлекает юных девушек. Он был высок, строен, всегда безупречно одет, и обладал безукоризненно изысканными манерами. То что он был бледен и несколько нелюдим, диковат, словно сторонился общества, лишь придавало ему очарования. Селии он казался сказочным принцем.
Второй джентльмен - Джонатан Энг - был скромным солиситором, и не мог, конечно, соперничать с великолепным аристократом. Не был он и красивы, но нескольких сохранившихся фото достаточно, чтобы убедиться: это был открытый, честный человек, простой и отзывчивый. Он сделал Селии предложение, не особенно надеясь на согласие, она обещала подумать, однако в любовные дела вмешалась, как это увы бывало во все времена, покровительница Селии, ничего в любви и не смыслившая.
Пожилая дама сочла, что Дамиан де N будет для ее компаньонки лучшей партией. "Конечно же, - говорила она, - для дорогого Дамиана это будет мезальянсом, но ему нужна хорошая жена, честная и заботливая, а вы, дорогая моя Селия, как раз таковы. Вы, к тому же, очень красивы, а именно такой должна быть хозяйка N-Холла".
В скором времени сыграли свадьбу, и Селия уехала со своим мужем на север. Вопреки всем ее чаяньям Дамиан не повез ее на медовый месяц в Италию, о теплом солнце которой она грезила, читая романы. Вместо этого молодые отправились в Шотландию, где у Дамиана жили друзья, на взгляд Селии весьма странные.
Доктор Бёрк произвел на нее приятное впечатление, то был рыжий шумный медик, настоящий шотландец, успевший побывать, как полевой хирург, во многих местах, прежде чем осел в Эдинбурге. У него было множество историй, который Бёрк любил рассказывать вечерами за чашкой пунша. Жена его, Эмилия, была особой ничем не примечательной. Целые дни она посвящала заботам о муже и доме, общаясь с гостями ровно столько, чтобы не показаться нелюбезной.
Была у доктора Бёрка дочь, Имогена. Лет ей было примерно столько же, сколько и Селии, и была она - в собственной диковатой манере - хороша собой, но было в ней и нечто отталкивающее. С первой встречи Селия испытывала дрожь, глядя в это округлое кукольное личико, в холодные серые глаза. Имогена будто с первой минуты невзлюбила Селию, хотя ничем не выдавала своей неприязни. Но Селия чувствовала это: страстную, пугающую ненависть, на которую способны только шотландцы.
Она испытала немалое облегчение, когда месяц закончился, и Дамиан объявил, что они едут в N-холл.
Имение мужа произвело на Селию огромное впечатление: то была древняя громада, не сдающаяся времени. Казалось, любой, вошедший сюда, превращается в тень. Селии здесь было одиноко и жутко, будто ее заживо погребли в хладном склепе.
Со временем она стала замечать все больше странностей в своем муже. Они словно множились, как плесень, в этом сыром нездоровом климате. Жизнь их и в Лондоне и в Эдинбурге была полна балов и ночных прогулок, и там Селия не замечала этого, но теперь вдруг поняла, что Дамиан не покидает дом до заката и более того, старается даже не подходить к окнам. Все они до единого были закрыты тяжелыми плотными шторами, отчего дом казался особенно мрачным. Днем, предоставленная сама себе, Селия бродила по окрестностям, но получала от этого мало удовольствия. Церковь, куда она в одиночестве ходила на воскресную заутреню, была маленькой и темной, с единственным окном, и потому до того сырой и холодной, что на скамьях появлялся тонкий налет плесени. Ее окружало замшелое старое кладбище, навевающее уныние. В лес Селии ходить отсоветовали, он был густой, глухой и дикий, там водилось немало зверья, и даже местные жители не знали, где кончается земная твердь и начинается трясина. Для прогулок Селии оставался только сумрачный сад, единственным украшением которого был склеп.
Спустя несколько недель Селия обнаружила, что большую часть своего времени Дамиан проводит не в кабинете или библиотеке, как она сперва полагала, а в этом зловонном темном месте. Он возвращался оттуда то возбужденный, то удрученный и кидался писать письма.
Время шло, странности же только множились. Между тем, Дамиан оставался неизменно нежным супругом и как мог развлекал свою юную жену. К ней приезжали портные и шляпные модистки, соседи навещали ее как можно чаще, а к Рождеству Дамиан закатил настоящий бал. Тогда же в N-холл привезли рояль, на котором Селия с наслаждением музицировала. Порой Дамиан присоединялся к ней, и они исполняли что-нибудь в четыре руки. Каждое утро на своей подушке она обнаруживала какой-нибудь подарок, украшение или просто милую безделушку, и это развеивало все ее сомнения.
Прошло чуть больше года, и Селия обнаружила, что пребывает в тягости. Эта новость воодушевила Дамиана: он удвоил заботу о Селии, а потом сказал, что непременно выпишет в имение врача, который следил бы за ее хрупким здоровьем.
Вместо врача в N-Холл приехала Имогена Бёрк.
С той минуты, как женщина переступила порог имения, Селия не переставала задаваться вопросом: что за отношения связывают ее и Дамиана? В манере держаться и в поведении они были очень похожи, и порой это пугало. Имогена привезла с собой множество книг, и днем читала их в библиотеке, и тогда Дамиан присоединялся к ней. Вечерами гостья часто уходила в склеп, куда Селия зайти не решалась.
Здоровье ее, обычно отменное, стало ухудшаться. Сперва она связала это со своим деликатным положением. Затем ей пришло в голову, что началось все это с приездом Имогены. Обратиться за советом и помощью Селии было не к кому, и она написала единственному человеку, бывшему с ней неизменно добрым. Джонатан Энг ответил незамедлительно. Он предостерег Селию брать что-либо из рук Имогены Бёрк и пообещал приехать как можно скорее, дабы оказать всю возможную дружескую поддержку. Увы, дорога от Лондона до N-Холла занимала немало дней, а Селии стало плохо меньше, чем через неделю, и она рарешилась от бремени на полтора месяца раньше положенного срока. Имогена, взявшая на себя обязанности повитухи, унесла ребенка, а Селия провалилась в забытье. Когда же она пришла в себя спустя несколько часов, у постели ее сидел Дамиан. "Наше дитя... мертво..." - только и сказал он.
Наутро Имогена уехала, оставив безутешных родителей. Дамиан оставался столь же предупредительным и нежным, но Селия словно посмотрела на него новым взглядом. Он стал отдаляться от нее, все больше времени проводил в склепе, и в иные дни они почти не разговаривали.
Наконец приехал Джонатан Энг. Чтобы не компрометировать Селию, он остановился в деревне у одной почтенной вдовы и в воскресенье пришел на службу в церковь. Вид Селии ошеломил его. Прежде цветущая, пышащая здоровьем красавица превратилась за год с небольшим в бледное свое подобие. Джонатан упал перед ней на колени и целовал руки, убеждая в глубочайшей своей привязанности, говоря, что все для нее сделает. И тогда, собрав все силы, Селия поведала ему о своих подозрениях.
С того дня, как похоронили их несчастного сына, Дамиан почти все время проводил в склепе. В иные дни Селия вовсе его не видела, а если и видела, то пахло от него мертвечиной. Слова ее встревожили Джонатана Энга, и, сопроводив Селию до ворот поместья, он притаился в саду и стал ждать появления Дамиана де N.
Несмотря на то, что Джонатан просил ее поостеречься и быть осторожнее, Селия решилась сама проследить за мужем. Спали они в комнатах, расположенных на разных концах длинного коридора, так уж здесь было заведено. Подле спальни Дамиана устроена была комната для слуги, пустующая, в ней-то и укрылась до поры Селия, дрожа от страха. Одна только мысль, что в любой момент верный друг может прийти ей на помощь, поддерживала ее.
Наступила наконец полночь, пробили двенадцать раз тяжелые часы, и из спальни вышел Дамиан. С замиранием сердца Селия последовала за ним. В это мгновение отчетливо вспомнились ей все странности, замеченные в муже, то, как он порой избегал ее, как боялся солнечного света, как скрывался в тени. Что за чудовище таилось под этой приятной наружностью? О, самый ужас был еще впереди.
Дамиан де N прошел по саду не зажигая лампы, и Селия, дрожа от ужаса, последовала за ним. С помощью старинного ключа Дамиан отомкнул замок склепа, и ужасное зловоние ощутила Селия, зловоние и хлад могилы. И еще сильнее стал ее ужас, когда вспыхнул свет. Селия едва успела спрятаться за пологом, и что за комната предстала перед ее глазами! В кощунственном соседстве со старинными саркофагами стояли кровать, полускрытая пологом, стоял тут и стол со всевозможными яствами, и Дамиан пировал за ним. И подняв чашу, выточенную в форме черепа, он сказал, глядя в глазницы: "Что ж, мой сын, выпьем за бессмертие, что ты даровал мне".
Вскрикнув, Селия лишилась чувств: Дамиан пил из черепа их усопшего ребенка.
В чувство ее привел Джонатан Энг. С рыданием Селия бросилась в его объятья. "Утешьтесь и не плачьте больше, - сказал ей Джонатан. - Я отомстил за вас и ваше дитя. Но, да простит меня Господь, может и к лучшему, что он скончался. Сегодня днем я говорил со святым отцом, ваши священником, и вот что за историю он мне поведал: много веков семье де N владела этими землями, распространяя свое дурное влияние. Будто дьяволы они были, жестоки и нечестивы. Святой отец не решился рассказать мне обо всех их злодеяниях, я же не смогу поведать вам и половины того, что он сказал. Такое не для ваших ушей, моя леди Селия. Скажу лишь, что муж ваш был - исчадие самого Ада, и то, что я видел в склепе, самого меня едва не погубило, мне потребовалось все мое мужество, чтобы не лишиться рассудка".
"Где сейчас Дамиан?" - спросила дрожащим голосом Селия.
"Мы бились, - ответил Джонатан, - бились честно, могу вас уверить, и мне удалось победить его. Он мертв, леди Селия. Я запер тело в склепе, и завтра же отправлюсь к мировому судье и все ему расскажу".
"Нет-нет! - зарыдала Селия. - Вы не можете бросить меня! Увезите, увезите меня отсюда!"
"О! - вскричал Джонатан. - Будет ли мне даровано счастье назвать вас женой?!"
"Да! Тысячу раз да!" - ответила Селия, и они скрепили клятву нежным поцелуем.
Селия была очень слаба, и влюбленные не могли немедленно покинуть N-Холл. Решено было отправиться назавтра утром, как только Селии позволит путешествовать здоровье. Она отправилась спать, и заснула, несмотря на все ужасы и треволнения этого дня. Должно быть сам Господь решил даровать ей отдохновение и покой. Пробудилась она еще до рассвета от холода, идущего от раскрытого окна. В комнате никого не было, Селия даже служанку с собой не брала, так что ей пришлось самой подняться и закрыть его. Задернув шторы, Селия обернулась и - кровь ее застыла от ужаса. Перед ней стоял Дамиан. Руки и лицо его были в крови, глаза горели дьявольским огнем.
"Ты хотела закрыть меня в склепе? - прорычал он голосом так далеким от привычной его нежности. - Так я заберу тебя с собой! Мы славно проведем вечность, два мертвеца в обнимку, и черви будут пировать нами!"
Селия вскрикнула, принялась звать на помощь, дергая и дергая за шнур звонка, но не раздавалось ни звука. Тогда, в последней, отчаянной надежде спастись, она схватила со стола масляную лампу, в которой едва теплился огонек, призванный разгонять ночной мрак и страхи, и швырнула ее в лицо чудовища, скрывавшегося под личиной ее мужа. Вспыхнул огонь, но и он не мог остановить Дамиана. Собравшись с последними силами, Селия выскочила за дверь и закрыла ее за собой на ключ. Загудело, зарокотало, пламя наконец занялось и в считанные секунды, должно быть, охватило комнату. Начала гореть дверь и ковер под нею. Еще мгновение, и весь этаж был охвачен огнем, словно сам Дьявол явился, чтобы забрать своего служителя.
Только чудом Селия сумела добраться до лестницы, где встретил ее Джонатан. Вырывшись из горящего особняка, они побежали без оглядки, не обращая внимания на ночной мрак и начавшийся дождь и покой нашли только в доме священника, которому и поведали всю эту ужасающую историю. Занялся рассвет, день прошел, а N-Холл все еще горел, и пламя не унималось, пока священник не поднялся на холм и не окропил ворота усадьбы святой водой и не прочитал Crux sancta sit mihi lux. Тогда только огонь унялся, но долго еще местные жители не решались приблизиться к усадьбе.
Селия и Джонатан, обвенчавшись наскоро в маленькой церкви, покинули страну и уехали в Италию, под теплым солнцем которой прожили счастливые годы. Иногда только вспоминались Селии дни, прожитые в N-Холле, зловещем и темном рядом с первым ее мужем. Тогда глаза ее увлажнялись, и она шептала исступленно: Vade retro satana.
N-Холл и по сей день возвышается над вересковыми пустошами, все так же бросает свою мрачную тень на и без того безрадостные окрестности. О том давнем пожаре напоминает лишь копоть на древних стенах да белый крест, который появляется на камнях после дождя, будто по некоему благому волшебству.