- Ну, что вы думаете, Виталий Александрович, насчет скорого уже конца сионистскому этому искусственному образованию? - Васин спросил как бы мимоходом, но явно имея в виду вышедшего в коридор Вайсмана. Это было в понедельник, пятого июня. - Справедливый гнев миролюбивых арабских народов сметет с одной из их исконных земель так называемый "Израиль", - он буквально слово в слово повторял то, что печаталось в газетах в течение последних недель.
- Вы полагаете, Алексей Федорович? Я опасаюсь, что арабы не слишком способны легко осуществить это. К сожалению, не следует забывать ни сорок восьмой год, когда Израиль чудом выстоял, ни пятьдесят шестой, тем более.
- О чем вы говорите, Виталий Александрович? В сорок восьмом, если бы мы им не помогли оружием, надеясь на то, что они ведут антиимпериалистическую борьбу против Англии, они бы и дня не продержались. А в пятьдесят шестом воевали вкупе с той же Англией и Францией против сбросившего монархический режим народа Египта, подло воспользовавшись тем, что нам трудно было помочь ему в это время из-за контрреволюционного мятежа в Венгрии. Можно подумать, что вы не помните!
- Честно признаться, Алексей Федорович, я тогда интересовался совсем другим.
- А у меня впечатление, что и сейчас тоже. Вы что: радио совсем не слушаете? Уж тогда бы знали, что война там началась: её начал Израиль. Но войска арабских стран дали ему сокрушительный отпор и теперь победоносно продвигаются вперед - израильская армия беспорядочно, трусливо бежит.
- Посмотрим, что дальше будет, Алексей Федорович. Извините, я должен идти.
- А чего смотреть, Виталий Александрович? Насер сумет их разгромить в любом случае, можете не сомневаться, - вслед уже ему сказал Васин.
С Вайсманом Стеров говорил уже в его кабинете.
- Женя, - он давно не называл так своего начальника, - ты на этого гада только не реагируй. Он же нарочно провоцирует, старая сволочь: пытается воспользоваться обстановкой, чтобы навредить тебе и Николаю Петровичу.
- Да плевать на него!
- Боюсь, нельзя. Будь очень осторожен. Именно сейчас.
- Ты пятьдесят шестой помнишь?
- Израиль сейчас один, к сожалению. А против не только Египет - еще и Сирия, Иордания, Ирак - уж не считая другие арабские страны.
"Всевышний не допустит, чтобы вся эта банда уничтожила Израиль", - Женя опустил голову: чем, кроме сочувствия, мог он помочь государству его юношеской мечты? Где, помимо всего прочего, ближайший друг его, Саша c Эстер, "младшенькие", Фрума Наумовна и Рувим Исаевич. Неужели погибнут они, если орды арабов хлынут туда?
Газеты еще две недели назад сообщили о выводе с Синая войск ООН и занятии его до самой границы с Израилем египетскими войсками, затем - о закрытии Египтом Тиранских приливов. Кое-какую информацию поставлял Игорь, слушавший по ночам вместе с Дедом "вражеские голоса": 23 мая Леви Эшкол, премьер Израиля, заявил в Кнессете, что помехи, чинимые израильскому судоходству в Тиранских проливах, будут рассматриваться как акт войны.
Но самым неожиданное неожиданным событием было прибытие в Египет короля Иордании Хусейна - несмотря на то, что до того Хусейн и Насер были заклятыми врагами: он подписал оборонительный пакт с Насером. Следом за ним и президент Ирака Ареф, ранее отклонивший просьбу Хусейна направить войска в Иорданию, согласился прийти ему на помощь: иракские войска и танковые части вступили туда. Сирия, уже больше не входившая в единое государство с Египтом, Объединенную Арабскую Республику, название которой Египет продолжал официально носить, тоже готовилась вступить в войну.
Король Саудовской Аравии Фейсал отдал приказ вооруженным силам своей страны быть готовыми участвовать в отражении израильской агрессии. Проведена всеобщая мобилизация в Судане. В Алжире сообщено об отправке алжирских воинских частей на Ближний Восток в помощь Египту.
В Аммане глава Организации освобождения Палестины Шукейри заявил, что, овладев Израилем, уцелевшим евреям помогут возвратиться в страны их рождения. И добавил: "Но мне кажется, что никто не уцелеет".
- Еще не вечер, - сказал Медведев, когда Женя зашел к нему сообщить об услышанном только что начале войны. - Я говорил с Лешей недавно: он оценивает израильскую армию весьма высоко. Сирия, куда его посылали, совершенно с нашим советниками не считается; он к их боеспособности относится весьма критически.
То, что радио сообщает о триумфальном шествии арабов, еще ничего не значит. Давай-ка, махнет с тобой к Деду: послушаем, что на самом деле там происходит. Попросим жен наших завтра отвести девочек в садик самих.
После работы заехали за Игорем и втроем покатили на дачу. Игорь дорогой сказал, что, судя по вчерашним передачам БиБиСи и "Голоса Америки", трудно было ожидать, что Израиль мог начать войну сегодня. "Вражеские голоса" сообщали о том, что на пляжах Тель-Авива полно загорающих солдат.
- Подумаешь, - отреагировал Коля, - могли специально: в качестве отвлекающего маневра. Антон Антонович, наверно, уже в курсе, что происходит.
- Нет: приболел он - я вчера один передачи слушал. Ася ему не даст спускаться в подвал; Мише тоже сказал, чтобы не позволял Деду, когда мама уйдет.
- Что-то серьезное?
- Нет, кажется: небольшая температура - похоже, простыл. Ася ему горчичники вчера ставила.
На даче Ася встретила их жалобой на Деда: рвется спуститься вниз и послушать заграницу. С трудом удается удержать его: Миша в её отсутствие даже специально плакал, чтобы не пустить в подвал. И вообще, это не дело - слушать передачи, которые глушат: не дай Б-г, если каким-то образом об этом узнают.
- Ты разве не знаешь, что война на Ближнем Востоке началась? - остановил её жалобы Игорь.
- Ну, и что теперь? Понимаю, там Саша с родителями, "младшенькие". Но разве оттого, что что-то узнаете сверх того, что сообщает наше радио, чем-то им поможете? Идемте, я вас лучше покормлю.
- Спасибо, Асенька: потом. Сейчас мы тем ни менее, все-таки, хотим узнать, что на самом деле происходит, - возразил ей Коля.
Дед сделал попытку присоединиться к ним, но его-то уж Ася не пустила: пообещала позвонить и пожаловаться Валентине Петровне. Но упоминание имени невестки только усилило его стремление спуститься и узнать новости из надежных источников:
- Да ей это в первую очередь и небезразлично: её сын там, подруга самая близкая. - Но Ася не уступила - тем более что остальные поддержали её.
... Дожидаться очередных передач на русском языке БиБиСи или "Голоса Америки" не стали. Поймали первую же станцию, вещавшую на английском, и приникли к приемнику. Сообщения были поразительными - не имеющими ничего общего с тем, что было в советских.
Первое: израильская авиация, нанеся внезапный удар по египетским аэродромам в 7.45 утра, начала с уничтожения взлетно-посадочных полос, а затем стала уничтожать сами самолеты, лишенные возможности взлета. Через два часа пятьдесят минут удалось покончить с египетской авиацией. Бомбардировкам подверглись 19 аэродромов, уничтожены 300 из 340 боевых самолетов, в том числе 30 бомбардировщиков дальнего радиуса действия Ту-16.
Нападение было внезапным: израильские самолеты сделали дугу над Средиземным морем и появились над египетскими аэродромами оттуда, откуда их не ждали - с запада. Кроме того, шли на чрезвычайно малой высоте, что не давало радарам возможность засечь их.
- Гениально! Это я могу вам сказать как летчик, - воскликнул Коля.
Затем были уничтожены в течение получаса сирийская и иорданская военные авиации: 89 самолетов.
Второе: израильские танковые бригады ведут успешные наступательные бои на Синайском полуострове. Первый бой начался в 8.15 утра танковой атакой у Хан-Юниса и закончился взятием его. Затем два батальона из бригады, взявшей Хан-Юнис, вклинились между позициями египтян и морем и стали быстро наступать на северо-запад; остальные батальоны её прорвали оборону Рафияха. Другая танковая бригада зашла в тыл противнику. Еще одна бригада двигалась южнее через песчаные дюны в направлении Бир Лахфан. И еще одна - к Абу Агейле. Уничтожено большое количество египетских танков советского производства и артиллерии. Наступление поддерживается израильской военной авиацией, беспрепятственно действовавшей в воздухе.
Третье: в Иерусалиме израильские войска овладели бывшей резиденцией британского комиссара и прилегающей к ней с тыла укрепленной зоной.
- Вот как израильтяне бегут, а египтяне наступают! Так вот! - Коля выключил приемник. - Пошли к Антону Антоновичу: порадуем его.
- Отметим, я думаю? - добавил Игорь.
- Стоит: непременно!
Дед, выслушав радостные новости, однако, сказал:
- Жаль, Валюша с Сережей не знают: представляю, как сейчас переживают.
И Коля предложил Жене:
- Может быть, отметим позже? А сейчас поедем, обрадуем всех наших.
- Конечно: поехали.
Отказались от Асиного предложения немного задержаться, чтобы поесть: спешно укатили, прихватив с собой котлет.
...Валентина Петровна была несказанно благодарна, когда они в двенадцатом часу заявились к ней, чтобы поделиться тем, что уже знали. Целовала и того и другого, плакала от радости.
Уговаривала подождать немного Сергея Ивановича, который вот-вот явится, и вместе поужинать и выпить за победу страны, где живет вновь обретший там зрение её младшенький.
Но они и от этого отказались: поспешили домой - рассказать всё женам. Там и отметить.
Радио и газеты и на следующий день продолжали сообщать о победах арабских армий и продолжающемся отступлении израильтян. То же, но как-то меньше, и в день после него. Потом почему-то вообще эта тема куда-то вдруг исчезла.
Женя и Коля продолжали каждый день ездить на дачу, иногда вместе, иногда кто-то один, и привозить информацию о том, что действительно происходило в те дни. О том, что израильские танковые бригады прорвали оборону египтян под Рафияхом и Абу Агейлой и начали окружение их армии на Синае.
Меньше двух суток прошло с начала войны до момента, как авангард бронетанкового соединения израильтян достиг Суэцкого канала. В конце среды, 7 июня израильские войска подошли к перевалу Митле, преграждающему все подступы к каналу. Началось паническое отступление египтян, бросающих танки и удиравших пешком через Синайскую пустыню.
За неполных 4 дня 100-тысячная египетская армия была разгромлена, тысячи машин и 700 танков советского производства были захвачены либо уничтожены. Молниеносная победа была достигнута во многом благодаря полному господству в небе израильской авиации.
К середине 7 июня израильтяне овладели Старым городом в Иерусалиме и подошли к Стене Плача, главной еврейской святыне. Еще во вторник была взята Рамалла. К вечеру 7 июня в руках израильтян был весь западный берег реки Иордан.
Разгромив египтян и иорданцев, 8 июня израильская авиация обрушилась уже всей своей мощью на огневые позиции сирийцев на Голанских высотах, откуда сирийцы обстреливали Израиль. В пятницу утром началось молниеносное наступление израильтян, в субботу была взята Кунейтра. До Дамаска оставалось лишь несколько десятков километров.
ООН принял решение о прекращении огня уже 7 июня в 8 вечера по Гринвичу, и представитель Израиля в нем Аба Эвен выразил согласие своей страны соблюдать это соглашение, если и арабы будут соблюдать его. Но Египет, Сирия и Ирак отказались. Согласилась лишь Иордания - несмотря на то, что еще за полчаса до этого король её Хусейн заявил: "Мы будем сражаться до последнего дыхания, пока мы стоим перед Б-гом. Мы омоем Святую Землю последней каплей своей крови". Египет согласился на прекращение огня поздно ночью уже следующего дня, когда мало что оставалось от семи полностью укомплектованных дивизий. Сирийцы, разгромленные и потерявшие Голанские высоты, откуда прежде могли беспрепятственно обстреливать территорию Галилеи - только после повторного призыва Совета Безопасности о прекращении военных действий.
Дед ту неделю не ставал с постели: держалась температура, хоть и невысокая. Из-за этого Валентина Петровна ускорила свой переезд с Ванечкой на дачу; почти каждый день приезжал туда и Сергей Иванович. Так что было достаточно, кому не давать ему вставать. Ребят, Мишу и Ванечку, тоже старались к нему не пускать, опасаясь возможности заразиться, хотя они не раз находили возможность нарушить запрет Валентины Петровны и Аси.
Сидя в постели, Дед читал Библию. И, глядя на горящую лампадку перед висевшей в углу иконой, принадлежавшей еще Анне Павловне, молился - за победу праведного войска.
2
А в воскресенье, 11 июня, на дачу нагрянули все: Вайсманы и Медведевы с детьми, Изиком и Акимом Ивановичем, Сережа с Людой. Незадолго до их появления Игорь, поднявшись из подвала, сообщил о том, что война закончилась вчера в 19.30. С результатом, которого почти никто в мире не ожидал.
И еще одну новость, сразу омрачившую Валентине Петровне радость победы страны обитания её младшенького, Антоши: СССР 10 июня разорвала дипломатические отношения с Израилем. А это значило, что даже очень редкие телефонные звонки туда, возможность услышать его, Сонечкин и Фрумочкин голос отныне невозможны. Теперь надежда только на сестру Раи, через которую Фрумочке удавалось получать весточки от Саши.
Коля попытался успокоить её: дипломатические отношения с Израилем уже разрывались однажды, в 53 году, но в 56 уже были восстановлены. Может быть, и сейчас произойдет так же скоро. Но это было слабое утешение для Валентины Петровны - тем более что Коля, похоже, сам был не слишком в том уверен.
Ася на всякий случай увела детей на речку, когда мужчины выразили желание в полном составе спуститься в подвал и послушать передачи зарубежных радиостанций. По ним чувствовалось, насколько мир потрясен ошеломительной победой маленького Израиля над много превосходящими его по численности и количеству и качеству вооружения арабскими армиями.
- Что ж: и поразил Давид Голиафа, - сказал Дед, к которому они пришли сообщить услышанное. - И потому уцелели внук мой и все наши: не то сделали бы с ними то, что немцы прежде. Это главное, и праздновать нам надо сегодня. - Он настоял, чтобы, когда сядут за стол, помогли ему тоже дойти до него.
Неожиданно Толик тоже попросил разрешения присутствовать за столом вместе с взрослыми, а не идти гулять во дворе с остальными детьми, которым ни к чему было слышать о том, о чем будут говорить во время обеда. И ему не смогли отказать: уже пятнадцать - не проболтается где не надо, а послушать хочется. Наверно, и надо, чтобы послушал.
- Тогда я с ними побуду, - поддержала его просьбу Ася. - Все равно, я запахи пищи сейчас переношу не слишком хорошо, так что лучше мне побыть на свежем воздухе. - Но может быть, помимо её беременности причиной было и нежелание принимать участие в не интересном для неё разговоре.
А остальные женщины отправились на кухню и занялись обедом. Правда, делали его в основном Клава, Марина и Люда: Валентина Петровна только давала время от времени какие-то указания. Её мысли были не о том. Далеко: там, где её сын, невестка, подруга.
Мужчины тем временем, сделав то, что попросили женщины, сидели около Деда и обсуждали события.
- А чего удивляться? Евреям было за что воевать: что могло их ждать, если бы они не победили? Защищали свою жизнь, своих жен, детей. Как в Отечественную. Помните, Аким Иванович?
- Еще бы не помнить, Николай Петрович: дай Б-г, как воевали. Наверно, много больше Героев Советского Союза было бы, кабы их всегда включали в списки. Рад я за них. Только жаль, что власти наши столько денег угробили, помогая не тому, кому надо.
- А что им было помогать? Освоили бы свои территории, как израильтяне пустыню Негев. Женя, ты мне говорил, что к началу еврейской массовой иммиграции в Палестину арабов там было не шибко много.
- Их козы уничтожили растительность: страна превращалась в пустыню, и арабы во множестве покинули её, - вместо Жени ответил Изик. - Иезриельская долина превратилась в малярийное болото. Евреи-халуцим (пионеры) и суданцы - тех нанял барон Ротшильд - осушили её и сделали снова пригодной для земледелия.
Арабы хлынули из соседних стран, потому что с приходом евреев там появились рабочие места, и они могли иметь какой-то заработок. А теперь они претендуют на эту землю, как, якобы исконно их.
- Кстати: даже компартия Израиля во главе с её лидерами Микунисом и Снэ голосовали в кнесете за войну с Египтом, - вспомнил Сергей Иванович.
... Все эти разговоры не прекращались и за обеденным столом, только велись еще более оживленно. Толик слушал, навострив ушки и жалея, что ничего нельзя будет что-либо рассказать потом, как всегда, кому-то из друзей.
В какой-то момент Дед сказал:
- Устал я что-то. Акимушка, ты отведи меня, а они пусть продолжают.
Аким Иванович сидел с ним долго. Вернулся, когда обед уже заканчивался, и все стали собираться обратно в Москву.
3
А утром Ванечка разбудил Мишу.
- Миш, Миша!
- Что, Ванюш?
- Миш, я тут без тебя к дедуле пробрался. А он спит и не просыпается, хотя я его за руку трогал три раза.
- Что?! - сна уже не было ни в одном глазу: неужели это? Ванечкин взгляд требовал ответить: почему дедуля не хочет просыпаться? А что ответить? То, что он подумал, и что, надеется, совсем не так? Нет, конечно: ведь он один из самых старших в их детской иерархии после Толи, их непререкаемого авторитета, а Ванечка пока самый младший.
- Устал он после вчерашнего, поэтому так крепко и спит. Ложись, еще поспи.
- Нет, Миш: я больше не хочу.
- Тогда одевайся и во двор иди. Погуляй или на качелях покачайся. Я скоро тоже приду.
- А к дедуле сходишь?
- Зачем? Пусть спит. А ты иди.
Но почти сразу после того, как Ванечка ушел, только надев тапки, тихонько прошел в комнату к Деду. С замиранием сердца прислушался, надеясь услышать его дыхание, потом потянул его за руку: она вдруг упала с кровати и повисла.
- Дедуля! Дедулечка! - звал Миша и не слышал ответа. Значит...
Он побежал в спальню родителей, но мамы там не было. В окно увидел, что она закрывает калитку: наверно, провожала до нее папу на работу. Выбежал к ней и, уткнувшись в её большой живот, заплакал навзрыд.
- Мама: деда! Он, он...
- Что, что?
- Он не просыпается, мама. Я его потянул за руку, а она повисла, как неживая. Мам, неужели он... - Миша захлебнулся в рыдании.
- Тише ты: Ванечка может услышать! - Это сразу подействовало на него: он замолк.
- Ванечка первый увидел, что дедуля не просыпается. Мама, он умер, да? Скажи!
- Я схожу к нему, посмотрю. А ты иди к Ванечке и отвлеки его чем-нибудь, понимаешь?
- Конечно: я же большой.
... Да, ребятки, к сожалению, не ошиблись. Глаза Деда, Антона Антоновича, закрыты, но дыхания нет: очевидно, смерть наступила во сне.
Ася сложила его руки на груди, потом перекрестилась на икону в углу: лампадка продолжала гореть перед ней. И тогда пошла в спальню к Валентине Петровне.
- Наглая, ничем не спровоцированная агрессия! - громко разорялся Васин на следующее утро в коридоре.
- Советский Союз не отреагировал бы разве, Алексей Федорович, как на акт агрессии на блокирование какого-нибудь из своих портов? - осторожно, чтобы Васин не почувствовал издевки, спросил его Стеров.
- Эйлат отнюдь не являлся одним из жизненно важных портов для Израиля. Вы разве сами это не понимаете? Арабский мир просто заявлял свои законные права, и не более того. Читайте газеты.
- Спасибо, Алексей Федорович, я всё понял. Простите, меня Николай Петрович зачем-то срочно вызывает.
У Медведева был и Вайсман. Оба были чем-то сильно расстроены.
- Просьба у меня будет к вам, Виталий Александрович.
- Слушаю, Николай Петрович.
- Беда у нас, Виталий Александрович. Умер отец доктора Гродова: только что позвонила Валентина Петровна. Так что...
- Я уже понял. Всё будет: папа мой, после того, как доктор Гродов маму, можно сказать, с того света вытащил, просто молится на него. А остальное сделаю я: вы не беспокойтесь. Только скажите, где и когда хоронить его будете, когда уже будете знать.
- Вечером только, наверно.
- Буду ждать вашего звонка.
Когда после ухода Стерова они выходили, чтобы ехать на дачу, столкнулись на лестнице с Васиным.
- Николай Петрович, вы надолго исчезаете? А я как раз хотел предложить устроить общее собрание, чтобы осудить всем коллективом преступление израильской военщины.
Сами понимаете, присутствие на нем и личное выступление руководителя института совершенно необходимо. Не можете ли задержаться на пару часов?
- Нет, никак: умер очень близкий человек. Так что, без меня.
- Примите мои самые искренние соболезнования. Но, тем не менее, ваше, да и Евгения Григорьевича, отсутствие на таком важном в данный политический момент собрании могут не совсем так понять.
- Ничего: объясните собранию причину, почему мы не смогли быть на нем.
- Я, конечно, понимаю прекрасно ваше горе, Николай Петрович, но все-таки...
- Нет: никак невозможно. Извините, мы спешим.
Гроб стоял у вырытой могилы. Наступили последние минуты прощания с Антоном Антоновичем. Каждый вспоминал, кем был и что сделал им он.
Валентина Петровна под руку поддерживала Сергея Ивановича. Сколько рассказывал ей Сережа, когда познакомились они, молодой врач из провинции, и она, счетовод в домоуправлении, куда он пришел прописываться, о человеке, который полностью заменил ему рано ушедшего из жизни отца и не оставившего одного, когда потом умерла и мать. Не женившийся, пока не встретил женщину, тоже согласившуюся считать Сережу сыном.
К ним и повез её Сережа, чтобы сыграть свадьбу. Она не смогла сразу же не полюбить их, вырастивших и выучивших её Сережу. А когда Фаины Афанасьевны не стало, жил он с ними, и она знала, кто так еще поддержит и вовремя подскажет, как не свекр её. Столько повидавший в жизни, через столько прошедший в ней. Мудрый, несмотря на почти полное отсутствие образования столько знавший благодаря жадному чтению. Бесстрашно решивший спасти их еврейских друзей от почти верной гибели перед самой смертью Сталина.
Оказывается, чувствовал он, что скоро уйдет от них. Макар Иванович тогда накануне отвел его в спальню и через не слишком большое время вернулся и сообщил, что Антон Антонович заснул. Вчера передал ей, что сказано ему в тот самый последний их разговор; среди таких, как пожелание, чтобы Игорь обязательно достроил дом для своей семьи, и другое, самое важное: сообщить как-нибудь Антоше, что его уже не стало, чтобы поставил он свечку в церкви в Иерусалиме. Надо связаться с Раечкой, чтобы передала через Дору. Нет, лучше позвонить ей самой.
Теперь она и Сережа самые старшие, раз не стало его, этого удивительного человека. Старшие и для своих детей, и для остальных здесь. А ведь до последнего момента было ощущение какой-то защищенности оттого, что еще кто-то есть из более старших.
Женя вспоминал о днях сразу после смерти Беллы. Как, стараясь экономить, стал тогда питаться в основном хлебом, картошкой с подсолнечным маслом и кабачковой икрой. Дешево, но вскоре почувствовал чувство постоянного голода и какого-то головокружения. А ходить к друзьям, чтобы мамы их накормили чем-то более существенным, не хотел из гордости.
И Дед тогда, заметивший, в каком он состоянии, попросился пожить у него, так как он мог отказать? Накормил его Дед в первый же день мясным супом, от которого сразу сил прибавилось, а потом стал показывать ему как что готовить: Белла его к готовке не подпускала. Правда, мясо хорошее выбрать в магазине он умел.
Еще Дед записывал все расходы и перед тем, как уехал от него, показал их. Для того чтобы он понял, что лучше купить немного мяса, чем кучу картошки. И потом уже его больше никогда не качало от голода.
Еще: как Дед вправил им, молодым, мозги, рассказывая многое и объясняя то, что в школе, печати и по радио им старательно вдалбливали в совершенно превратном свете. Как, не задумываясь, предложил спрятать их, если начнется выселение, в том страшном пятьдесят третьем году.
Миша, подавляя рыдание, неотрывно смотрел на лицо того, кто был ему с того времени, как он себя помнил, ближе всех на свете. Ближе мамы и папы: те работали, учились, занимались всякими своими делами, а дедуля был с ним всегда - кормил, гулял, рассказывал сказки, читал.
Страшно скучал по нему, когда отправляли его в Сочи, хоть там море, горы, фрукты в саду бабушки Симы, еще один дедушка, тоже Миша. И еще дядя Паша, который учил его плавать, и с которым никогда не было скучно. Но все равно, не было радостней дня, когда они возвращались, и он ложился спать рядом с дедулей.
... Ася, прижимая сына, думала о том, что ушел из жизни единственный человек, знавший кроме неё самой и Игоря тайну его появления на свет. Ему, а не своим родителям, доверила она её когда-то, смогла рассказать всё как на духу, и он тогда расставил всё по местам, объяснив ей то, что теперь давно уже ясно ей: то, что получилось с Игорем, с Юрой было невозможно.
И забрал их с Игорем жить к себе, когда родился Миша, названный в честь отца Игоря. А ребенка, который вот-вот появится на свет, они с Игорем обязательно назовут либо Антоном, либо Антониной.
... Игорь вспоминал о еще одном царском подарке, сделанном им Дедом: предложении построить на их большом участке, там, где они сажали овощи, небольшой дом, где Ася будет полной хозяйкой. Они отказывались: после того, как Женя и Коля получили квартиры, их прежние комнаты в порядке увеличения жилплощади удалось с помощью Коли получить ему и матери; в немалой степени еще из-за болезней отчима.
Новиковы в начале даже чуть с ними не поссорились - Кузьма в качестве соседа их совершенно не устраивал, но вскоре успокоились: тот почти уже не вылезал из комнаты, а мать следила, чтобы никаких запахов в квартире от него не было. Мать с отчимом живут в бывшей Клавиной комнате, а Женина, в которой прописана его семья, стоит запертая. Конечно, в ней они могут жить, но как было оставить Деда одного, и никак ему не хотелось, чтобы Миша жил в одной квартире с Кузьмой.
Но, все-таки, почему Дед должен при этом отдавать им кусок своего участка? А он настаивал: мол, Мишанька здесь вырос, здесь ему родное всё. Повел показывать дом, который построили у реки: одноэтажный, с окнами, сходившимися в одном из углов, площадкой-настилом и навесом крыши над ней у стены.
Не отставал от них до тех пор, пока они не согласились. Он вместе с Дедом нарисовал план и прикинул смету. Уже завез на участок доски и некоторые другие строительные материалы, успел соорудить каркас; помогли Женя и Коля. Дед выходил полюбоваться.
Стояли и остальные: Сережа с Людой, Медведевы, Щипанов с женой, Новиковы, Макар Иванович. Изик и с ним, неожиданно для всех, Оля. Еще соседи, дружившие с Дедом.
Не было только детей - кроме Толика и Миши. Пришлось Игорю просить мать присмотреть за ними сегодня в квартире Вайсманов. В помощь ей за старшего оставили Гриню - тот не спорил, почему Мишу берут, а его нет: знал, что значил для того Дед.
Последние минуты. Уже позади отпевание в кладбищенской церкви, надгробные речи. Стали подходить и прощаться; наклонялись поцеловать в холодный лоб.
Потом заработали могильщики: накрыли крышкой, заколотили и опустили в землю.
4
Изик не пошел на поминки, потому что не пошла Оля. Поехал проводить её: она была в положении. Когда вернулась домой с зимних каникул, увидел у неё на пальце обручальное кольцо: вышла замуж. Как сказала ему, за своего бывшего одноклассника, курсанта высшего военного училища. Собственно, ему это было уже все равно.
Но что-то в их отношениях всё еще оставалось: она иногда осторожно одергивала его, когда он в запале говорил что-то, за что можно и пострадать серьезно. Даже один раз сказала, что если надо будет, сможет спрятать у себя литературу, которую ему держать опасно. Ей он и не боялся сообщать, что на самом деле происходило в войне израильтян с арабами.
- Рада, что им набили таки морду. Кому мы только суем наши деньги? Самим бы ой как пригодились, - сказала она, когда они уже подходили к общежитию. - Теперь, по крайней мере, вы все уже можете больше не бояться за судьбу своих там. Кстати, как со зрением у Антона?
- Видит - правда, носит очень толстые очки. Но, все-таки, видит: читает на русском и на иврите.
- На иврите?
- А что? Он его знал куда лучше, чем я.
- Ты его знаешь?
- Недостаточно хорошо: учу.
- Значит, собираешься когда-нибудь тоже там оказаться?
- Может быть. Если бы у нас с тобой получилось, то, точно, нет.
- Радуйся, что не получилось. И не могло получиться.
- А Соня и Антоша? Ведь у них...
- Исключительный случай. Антон мне казался иногда больше евреем, чем многие из вас. Я не удивлюсь, если он там перейдет в иудаизм.
Когда нескоро вернулись домой с поминок, застали у себя Уткова.
- Не ждали?
- Ты исчез больно внезапно, -- ответил Николай, обнимая его. - А у нас тут вот...
- Да мне уже сказали. Жаль, когда уходят такие редкие люди.
- Николай Петрович, может, я домой пойду? Ребята спят уже, а я беспокоюсь, как там Кузьма Игнатьич, - осторожно спросила Нюра.
- Я вас отвезу, тетя Нюра, - предложил ей Женя.
- Да незачем: я сама на метре доеду. А то вы устали сегодня на похоронах, да и выпили на поминках. Так что не беспокойтесь понапрасну.
- Спасибо, что приглядели за ребятами нашими.
- Да что уж? Хоть этим могла немного отблагодарить за всё то, что вы детям моим сделали.
Но везти её пришлось. Вошла Марина и сказала, что позвонил Виктор Харитонович: вернувшись, обнаружили Кривцова лежащим без сознания в коридоре. Тамара сама сделала ему укол и сразу вызвала скорую. И Женя быстро увез Нюру: успеть приехать раньше, чем "скорая" увезет его.
- Клавочка, ты Леше постели и ложись: намаялась сегодня. А мы еще посидим: помянем нашего дедушку. Я сам там на кухне всё достану.
На поминках он и Женя пили очень мало: надо было везти после них всех домой. И он не протестовал, когда Леша налил и себе и ему по целому стакану.
Помянули Деда и, едва закусив, задымили, открыв настежь окно и плотно прикрыв дверь. Почти сразу заговорили о только что закончившейся войне.
- Блестяще, а? Разбомбили все взлетные полосы, потом сами самолеты, которые уже не смогли взлететь, и...
- И не только - еще, наверно, самое главное: нашим самолетам, которые должны были лететь на помощь арабам, уже негде было сесть. И они уже туда не полетели. А то трудно было бы сказать, сам понимаешь, чем бы эта война кончилась. Так что не блестяще: гениально.
- Ты серьезно?
- Да более чем. Володькин полк был перебазирован в Армению: им раздали карты Израиля с нанесенными на них объектами. Я его там встретил перед вылетом в Египет в качестве еще одного военного советника. Но повезло: отменили.
С меня и Сирии достаточно: чувствуешь себя с ними, как дурак. Слушают тебя, но делают по-своему.
Да и никак не хотелось их учить воевать против тех, кто мне гораздо ближе. Кто они - эти Насер, Амер, Садат? Сторонники Германии и Гитлера в ту войну. А мы им Золотые звезды Героев Советского Союза навешиваем, вооружаем и всё прочее.
- Западное радио сообщало, что эта война была необходима нам, чтобы уничтожить израильский атомный объект в Димоне, построенный французами. Что мы передали Насеру дезинформацию о готовящемся нападении израильтян на Сирию, чтобы спровоцировать арабов.
- Трудно сомневаться, что так и было. Да, те еще союзнички у нас.
Такое говно, я тебе скажу, и, похоже, еще слишком долго им будут. В армии солдаты для офицеров быдло и только. Не то, что в израильской армии.
Антон проснулся. Еще стояла ночь. Подушка была мокрая: оказывается, он плакал во сне. Снился ему Дед, говоривший:
- Ты, внучек, не забудь свое обещание. Ухожу я от вас: пора мне.
А вдруг так оно и есть: умер дедушка, родной, любимый? Страшно представить, хоть возраст у него немалый. И всё равно... Сердце давит, трудно дышать от одной только мысли, что это может быть правдой.
А рядом тихонько посапывает во сне Соня, жена. Он осторожно дотрагивается до её увеличившегося живота: они ждут ребенка. Ощущает толчок внутри - и сразу успокаивается: глупо верить тому, что может присниться. Он не отнимает руку и, не сразу, но засыпает.
... Но днем он вспомнил свой зловещий сон и уже не мог отделаться от тревоги, стараясь всячески, чтобы ничего не заметила Соня и остальные. Сказал лишь Исааку, и тот предложил ему поехать в свою контору: звонить оттуда в Америку Доре, чтобы она связалась по телефону с его родителями. Напрямую звонить в Москву уже было невозможно: СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем.
С Дорой удалось связаться не сразу: её не было дома. Было поздно, и они собрались уехать домой, чтобы не вызвать беспокойства у Сони, но при последней попытке Дора подошла к телефону.
- Hello [алло]?
- Тетя Дора, это Антон. Здравствуйте.
- Антон? А я собиралась сама вам звонить: по просьбе твоей мамы. Мне придется сообщить тебе плохую новость: умер твой дедушка.
- Значит, это правда?
- Что? Ты уже знал?
- Мне он почему-то приснился. Сказал, что уходит от нас, и напомнил об обещании поставить свечку в церкви, когда его не станет.
- Твоя мама просила передать его желание, чтобы ты сделал это в Иерусалиме.
- Я поставлю её в храме Гроба Г-сподня.
- Да, теперь ты сможешь это. Прими мои самые искренние соболезнования: твой дедушка был удивительный человек. Что поделаешь: мы же не вечны. Будем продолжать жить и помнить ушедших. Что у вас слышно? Как Сонечка себя чувствует? Скоро уже?
- Да, через месяц. Чувствует себя нормально, спасибо.
- А ты сам как, дорогой? Как твои глаза?
- Спасибо, не жалуюсь: врачи сделали всё возможное. Читать могу. И многое другое тоже.
- Я сообщу всё твоей маме. Но ты береги их: не переутомляй, слышишь?
На обратном пути договорились пока никому не говорить о смерти Деда. Мало того, что Соне сейчас не следует расстраиваться, остальные всё еще продолжают волноваться за Сашу. Умчавшегося с начала войны в качестве военного корреспондента сначала в Иерусалим, а после его освобождения на Синай.
Звонить оттуда он не мог, и они знали о нем только по его ежедневным репортажам в газетах. Судя по сделанным им снимкам и подробностям, которые сообщал, и зная его, можно было не сомневаться, что лез он в самое пекло.
Саша был среди тех, кто следом за Мотой, полковником Мордехаем Гуром, командовавшим наземными силами в битве за Иерусалим, ворвался через ворота Святого Стефана (Львиные) в Старый Город к главной еврейской святыне, Стене Плача. Он снял своим привезенным еще из Советского Союза "Зорким" момент, когда подошли к ней командующий Центральным фронтом бригадный генерал Узи Наркис, главный раввин армии генерал Шломо Горен, заместитель начальника генерального штаба Бар-Лев и Мота; затем и самого Моше Даяна вместе с начальником генерального штаба Ицхаком Рабином.
Генерал Узи Наркисс, министр обороны
Моше Даян и нач. генштаба Ицхак Рабин
входят в освобожденный Иерусалим
через Львиные ворота, июнь 1967
Но когда протрубил шофар
1
на Храмовой Горе, его уже не было в Иерусалиме: на предельно возможной скорости вел свой джип на Синай, где три дивизии Цахала под командованием генералов Таля, Иоффе и Шарона довершали сокрушительный разгром семи египетских дивизий.
Раввин Шломо Горен трубит в шофар
у освобожденной Западной стены
В результате жестоких боев уже в конце 7 июня был занят танками полковника Иски перевал Митле; оказавшиеся в тылу израильтян египтяне яростно атаковали его, пытаясь прорваться к Суэцкому каналу, чтобы спастись. А в пятницу, 9 июня, в два часа ночи дивизия Иоффе уже вышла к Суэцкому каналу.
Израильские войска на Синайском полуострове в 1967 году.
Фото с официального сайта Кнессета
Шло массовое бегство египтян через пустыню к каналу. Они бросали свои танки и технику, а солдаты, бывшие феллахи, и непривычную им обувь и так брели, без пищи и воды. Их офицеры бросили их и удирали на захваченных еще уцелевших машинах, думая лишь о себе. Израильские военные, обнаружив умирающих от многодневной жажды безоружных египетских солдат, останавливали свои машины, чтобы напоить их или подвезти к каналу.
Последнее делалось потому, что их было столько, что трудно было брать всех в плен. Вместо этого их подвозили к каналу и предлагали переплыть в узком месте. Но одна из их групп была на середине канала скошена с противоположного берега египетскими же пулеметами.
Было что-то похожее на то, что когда-то советские власти вели себя в отношении тех, кто попал к немцам в плен - хорошо знакомое по рассказам отца Игоря, Михаила Степановича. А ведь они, по мнению израильских солдат и офицеров, отнюдь не были плохими солдатами. В отличие от их офицеров, спасавших только свою шкуру.
Как велика была разница между ними и израильскими офицерами, всегда идущими в бой впереди своих солдат. Командиры танков сражаются при открытом башенном люке даже под ураганным огнем противника. Недаром почти пятую часть всех погибших составляют они, офицеры, никогда не отдававшие своим солдатам команду "Вперед!", а только "За мной!". Конечно, не может быть речи о том, что они презирают их или могут бросить на произвол судьбы.
Поэтому и победили в этой войне, что все вместе дрались за существование своей страны, за жизнь детей и жен. Еще и потому, что качественно превосходили своих врагов: свободные люди, какими евреи стали, создав собственную страну, против почти людей, живущих еще по средневековым понятиям.
Сколько чудесных людей узнал он за эту неполную неделю. Как жадно слушали они, когда удавалось ему читать им свои почти только что написанные стихи. Как старались уберечь его, когда, желая увидеть всё собственными глазами, шел туда, где могла настигнуть его смерть.
Не отпустили одного, без сопровождения, когда через несколько дней после окончания войны он собрался возвратиться в Хайфу. Сопровождавшим, к полному удивлению, оказался не кто иной, как Шломо. Раненный в руку, висевшую на перевязи.
- Серьезно?
- А: подумаешь - эн давар [не беда] ! Заживет как на собаке. Зато ребятишек моих увижу и Ревитальку. Может, родила она уже еще одного. Слушай, Саша: что, если мы с тобой рванем напрямик через Газу? Быстрей очутимся в Хайфе. Мне ведь тоже туда: я своих отправил в Рамат-Ишай, когда мне велели явиться в мою часть. Там её мать, она побудет с ребятами, пока Ревиталь находится в больнице для рожениц: моя прибаливает в последнее время.
Саша возражать не стал: тоже не меньше хотелось увидеть всех своих. Настроение у обоих после произошедшей победы над арабами было замечательным. Ехали и беспрерывно говорили.
Шломо вспоминал своего деда - халуца, члена "Ха-Шомер"
2
, а потом Пальмаха. Он знал и самого Йосефа Трумпельдора
3
и от него перенял любимое выражение того "эн давар", перешедшее от деда к Шломо. Если бы он дожил до сегодняшнего дня!
И у Саши не было желания портить ему настроение напоминанием о расстреле Пальмахом под командованием Ицхака Рабина "Альталены". Эта война сплотила всех: даже Бегин, возглавлявший партию Херут, наследницу ревизионистского движения Жаботинского, присоединился к тем, кто настаивал в тот момент на возвращение к руководству правительством Бен-Гуриона.
Он вел машину на предельно возможной скорости, изредка останавливаясь, только чтобы залить в бак бензин из канистры или добавить воду в радиатор. Ели на ходу, не останавливая машину.
![Вступление в Старый город []](/img/i/irzhawcew_m_j/glava17shtml/image001.jpg)
![Рабби Шломо Горен трубит в шофар у Западной стены []](/img/i/irzhawcew_m_j/glava17shtml/shofar.jpg)
![Наступление на Синае []](/img/i/irzhawcew_m_j/glava17shtml/image003.jpg)