Дойдя до деревни, я нашла там домик Лютера, спрятавшийся в глубине сада на самом краю песчаного холма. Думаю, из окон было видно все то же море и причал, к которому вела каменная, врытая в склон холма лестница. Я постучала в дверь, и мне открыла служанка, которая сказала, что хозяин снова ушел на пристань ждать корабли. Она даже показала, в какой стороне стоит искать его, если уж я не согласилась подождать его под крышей. Я посмотрела на лестницу и заметила чуть в стороне от нее сидящего на бревне человека.
Он был высок и строен, с темными, чуть вьющимися волосами. Когда он обернулся, услышав мои шаги по песку за его спиной, я смогла рассмотреть его лицо. Черные глаза, длинный породистый нос, маленький рот и слабый подбородок. Один рукав его рубашки полоскался на ветру. Мне стало немного жаль его, хотя я поняла по выражению его лица, что он не выносит жалости.
-Меня зовут Джил. Я подруга Леама, и вот его записка, - я протянула листок Лютеру. Пока он читал, я, не дожидаясь приглашения, уселась на бревно рядом с ним, и подставила лицо теплому ветру.
-Зачем вам это, Джил? - тихо спросил меня Лютер.
-Я хочу как можно яснее представить себе причину смерти леди Хильды, - за последние дни я столько врала, что сил на это у меня уже не осталось, и я говорила почти правду.
-Причина ее смерти и так яснее ясного, что еще вам надо? И кстати, кто вы ей?
Я не ожидала такого вопроса. Я могла бы сказать, что подруга, но он быстро поймал бы меня на лжи, он же был из дома Сигрид. Однако я была ее подругой. Или слугой, что больше отвечает ситуации. Надо иметь сильный характер, чтобы заставить служить себе даже из могилы.
-Никто. Просто я услышала эту историю, и мне показалось, что рассказ далеко не полный.
Лютер горько и зло усмехнулся.
-И кто же рассказал вам?
-Непосредственный участник.
-С какой же из сторон?
Пришла моя очередь усмехнуться.
-С той, которая не знает ни жалости, ни сожалений, ни сомнений. Сэр Родрик и вовсе, по-моему, гордится тем, что сделал.
-А если гордится, то что же он не рассказал вам всего? - Лютер повернул ко мне голову. Я покосилась на него. Было заметно, что он начинает злиться. Иного я и не ожидала, поэтому просто закрыла глаза и снова позволила морскому ветру играть моими волосами.
-Думаю, не посчитал нужным. Или забыл случайно. Всегда ведь забываешь рассказать что-нибудь важное, правда?
-И он хочет, чтобы я ему напомнил? - в голосе Лютера зазвучала ядовитая ярость.
-Едва ли, - я продолжила говорить спокойно и тихо. - Это я хочу, чтобы вы рассказали мне все. И, возможно, Хильда.
-С чего это мне откровенничать с женщиной, с которой откровенничал Родрик?
-С того, что благодаря мне его хватил удар. Жизнь прожита не зря, не так ли?
Лютер помолчал и зашуршал запиской Леама. Надо было мне все-таки проверить, что там мог написать этот старый шутник. В ответ на мои мысли Лютер хмыкнул.
-Вот что он имел в виду... Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Расскажите!
Мне послышался далекий женский смех. Кажется, я сегодня слишком много думаю о призраках. Отогнав глупые мысли, я рассказала о представлении, которое устроили я и Леам. О "проклятье менестреля" и о Раймонде с Границы. И все равно, я слегка слукавила. Я преподнесла все так, будто исход был продуман заранее, хотя не я, ни Раймонд, ни тем более Леам не знали, чем все обернется.
-Он говорил мне тогда, что худшее для Нилуса - это бессилие, но, думаю, то же можно сказать и о нем. Он смеялся тогда, а теперь вынужден лежать. И не поешь, и не выпьешь, - я усмехнулась и продолжила мысль. - Не знаю, сколько он протерпит. Он не из тех людей, что склонны ограничивать себя в чем-то.
-И все же этого мало, - прервал меня Лютер, и он явно сказал это мне в укор. Я посмотрела ему в лицо. Он раскраснелся, и глаза стали не болезненно-брезгливые, а отчаянные.
-Не мне выносить приговор, хотя я и пытаюсь составить как можно более непредвзятое мнение об этом деле, - я старалась отвечать ему как можно спокойнее.
-Но мой голос вы примете в расчет? Я заплатил свою долю в этом деле и имею право высказаться! - Лютер движением подбородка показал на то, что осталось от его правой руки. - И более того, я готов отдать вторую руку, чтобы увидеть Родрика, болтающимся на виселице за смерть Олава.
Я отметила новое имя.
-Олав - это...?
-Сын госпожи Сигрид. Он был моим названным братом, хотя по происхождению гораздо выше меня. Мы росли вместе: я, он, Улав... Родрик убил и его, будь он проклят!
-Олав и Улав - племянники Нилуса?
-Да, и зачем Нилусу приспичило жениться на этой гордячке? У нее были все пороки знатной дамы, ни одного не пропустила: горда, упряма, своевольна, не склонна слушать никого...
-И даже мужа своего, - закончила я за Лютера, нервно хихикнув.
-Именно, - в запале продолжил Лютер, не обращая на мое хихиканье никакого внимания. - Хотя, возможно, время прошло бы, и Нилус справился с ней, но тогда она была просто невыносима, до крайности избалована своими братцами. Слова ей поперек не скажи. И Нилус плевал и делал, как она хотела.
-А что его племянники? - я решила слегка направить Лютера. Ведь если задуматься, то мне тоже слово поперек говорить бесполезно.
-А что они? Они считали Нилуса героем и были готовы для него на все. Сейчас это глупо звучит, но тогда и я сделал бы что угодно, лишь бы заслужить его похвалу. Мы были совсем мальчишками. Кто выжил - повзрослел быстро, - Лютер заговорил тише, глядя куда-то себе под ноги. Затем усмехнулся. - Нилус всегда относился с иронией к нашему энтузиазму. Тогда это бесило нас, а теперь я понимаю, что ему не один раз хотелось назвать нас щенками. Мы были бешеные. Нам хотелось подвигов, так чтобы наши матери хватались за сердце от наших рассказов.
Лютер замолчал.
-А чем вам не понравились горные тролли? - я подумала, что его вступление слегка затягивается.
-А что в них проку? Какая честь в том, что тебя просто закидают камнями? Поймите, Джил, с нами были дамы, и мы все были с хорошего похмелья... - Лютер криво улыбнулся и покосился на меня.
-Да уж, - протянула я.
Лютер прикусил ноготь большого пальца оставшейся руки и со смехом покачал головой.
-Мне тогда было так плохо, что я еле держался в седле, а когда мы спрятались в укрытии, решая, что делать, то голос Хильды, очень резкий, - она уговаривала Нилуса, - так вот, ее голос врезался мне в мозг раскаленными иголками. Я лежал и думал: когда же ты умолкнешь? И как Нилус терпел это? Мне тогда и в голову не могло прийти, что она уговаривает его свернуть к Родрику. Даже по дороге я не знал, куда еду. Лишь когда мы миновали мост, и из замка вышел, встречая нас, сам Родрик, закутанный до пят в мех, до меня дошло, куда мы попали. Родрик почти сразу спросил, помнит ли Нилус, кто убил брата Родрика. Нилус в ответ глухо зарычал. Хильда положила руку ему на плечо и сказала, что теперь Нилус ее любимый муж, и неужели дядя не оставит эту глупую вражду ради нее? Родрик, тут же сбавив тон, ответил, что ей нет у него отказа, но пусть и гости проявят уважение к хозяину. Пусть Нилус, скорый на расправу, поклянется ему не обнажать меч в его доме. Нилус поклялся. Я чувствовал нарастающую злобу в его голосе. Злобу зверя, загоняемого в западню. Родрик пригласил нас внутрь. Мы спешивались и входили в его замок, а сам он стоял у дверей и рассматривал нас. Я лишь потом понял, что он уже тогда прикидывал, сколько нас и как мы вооружены. Я помню его взгляд, когда я вслед за Олавом и Улавом входил в замок, я помню тот триумф, читавшийся в его глазах, и который он пытался скрыть. Я заметил это, проходя мимо, но не поверил собственному сердцу. Мы долго шли по гулким коридорам этого проклятого замка. Клянусь вам, Джил, чертов дворецкий Родрика проводил нас по одним и тем же коридорам по нескольку раз! Наконец, мы вошли в просторную залу, естественно, никто из нас уже не ориентировался, в какой части замка мы находимся. Дворецкий рассадил нас, и слуги стали накрывать на стол. Родрик отсутствовал, возможно, отдавал приказы о наших комнатах, лошадях и повозках. Я просто сидел и оглядывался по сторонам, потому что никогда раньше не бывал в замке Родрика. Мне казалось, что кабаньи головы скалятся на меня со всех сторон. Когда меня от них затошнило, я перевел взгляд на стол. Мне смертельно хотелось выпить, чтобы прошла голова, но в то же время от вида различных бутылок меня тошнило. Я посмотрел на Нилуса и Хильду. Они о чем-то перешептывались, и Хильда сжимала его руку. Когда я валялся с перевязкой и дикими болями в руке, мне почему-то часто вспоминалась эта картина. Олав и его брат то недоуменно, как и я, оглядывались по сторонам, то смотрели на Нилуса. Нилус же не смотрел ни на кого, только на Хильду. Сейчас мне кажется, что я заметил тогда тоску в его глазах, но, скорее всего, я придумал это в бреду после раны. Наконец, появился Родрик и оба братца Хильды, гостившие у него.
-Ирдман с братом были там? - спросила я. Это не было новостью для меня, хотя я и забыла об этом.
-Да, и это стало неприятным сюрпризом для Хильды. Мы, наконец, начали есть, и в голове у меня слегка посветлело. Хильда вскоре захотела спать, с ней ушли почти все дамы, кроме самых стойких. Нилус молчал, а Родрик развлекал Олава и Улава рассказами об охоте. Ирдман ковырялся в тарелке. Я поглядывал на него, потому что никогда до того дня не видел его, но слышал, что он один из влиятельнейших людей Двора. Знаете, Джил, тот вечер научил меня тому, что я ничего не понимаю в людях. Я думал, что Ирдман должен быть сильным и властным человеком с прямым взглядом и громким голосом. Что он должен быть героем, как Нилус. А я видел перед собой высокого, чуть сутулого блондина с невыразительным лицом канцелярской крысы и тихим голосом. Хотя, кажется, он промолчал весь вечер. Когда Родрик рубил Олава на куски, он всего лишь молча взглянул и отвернулся. Он никак не прореагировал, когда Родрик, неожиданно закончив одну из своих охотничьих баек, заявил, что удивлен, как совесть и честь позволяют Олаву и Улаву просто сидеть за его столом, есть и пить, когда их дядя должен ему, Родрику, плату кровью. Пусть слово, данное племяннице, удерживает Родрика и Нилуса от того, чтобы выяснить отношения, но племянников не держат никакие обязательства. А долг перед семьей - это высокий долг. Он говорил это в лицо братьев совершенно спокойно, а я слушал и не мог поверить в то, что слышу. Я помню, как покраснел Олав. Он украдкой взглянул на меня, но Родрик продолжал давить на них. Он буквально нависал над ними, не позволяя им даже глаз от себя отвести. Я посмотрел на Нилуса. Я не понимал, почему тот молчит. Нилус исподлобья смотрел на Родрика, я заметил, как у него обозначились скулы. И все же я надеялся, что все это кончится шуткой. Теперь я понимаю, каким был дураком. Первым не выдержал Улав. Он сказал, что Родрик прав, ведь, переступив через свою ненависть, он принял и накормил их. Они в долгу перед ним, и он готов заплатить собой за дядю, которого уважает и почитает. Что для него будет радостью взять этот долг на себя. Нилус встал, но встал также и Олав. Он сказал Нилусу, что согласен с братом. Родрик, играя в благородство, заявил Нилусу, что он сравняет шансы: братья могут нападать на него оба сразу, тогда как он будет один. Нилус пытался возразить, но стулья уже полетели в стороны, в зал вошли какие-то люди и обступили кругом Родрика и братьев. Я снова посмотрел на Нилуса, он затравленно глядел на этот круг и сжимал рукоятку своего меча. Глядя на него, я приготовил свой. Из-за обступивших их людей, Олава и Улава видно не было. Я встал и подошел ближе, Нилус остался сидеть. Также не сдвинулся с места и Ирдман, а его младший братец, смерив меня презрительным взглядом, тоже подошел к кругу. Сначала все шло неплохо и смахивало на тренировочный бой. Каждая сторона громогласно болела за своих, и мне начало казаться, что все ограничится первой кровью, но тут Родрику видимо надоело играть, и он проткнул Улава насквозь быстрым и резким ударом. У меня перехватило дыхание, я видел, как Олав смотрит на согнувшегося брата безумными глазами, не в состоянии пошевелится. Родрик отступил на шаг, давая всем возможность насладиться последними мгновениями жизни побежденного. Затем повернулся к Олаву. Олав, весь бледный, смотрел прямо в его лицо. "Нападай", - сказал Родрик. Олав кинулся на него. Я видел, что он собой не владеет, а Родрик спокоен и играет в полную силу. Я понял, какие же мы щенки по сравнению с ним. Я видел, как Родрик наносит ему рану за раной, одну другой опаснее. Я слышал, как Олав вскрикивает от боли, и отвечал ему своими криками. Я начал прорываться ему на помощь, но меня держали крепко, я что-то орал, но меня почти душили чьи-то руки. Меня отпустили, только когда раздался голос Нилуса, прогремевший в зале: "ну все, хватит!" Нилус поднял обнаженный меч, и на него тут же с криками кинулись люди Родрика. Они все, как один, были вооружены. Я бросился к Олаву, но тот был уже мертв. Мимо меня прошел Родрик. Я обернулся и увидел, как все наши пытаются защитить Нилуса. Я кинулся к Родрику, но тот обернулся, и я увидел блеснувший клинок. Потом, вместе с болью, пришло осознание, что моя рука больше не держит меч. Что она вообще больше ничего не держит. Что она теперь сама по себе, отдельно от меня. От шока я вырубился. Я пришел в сознание, если можно так назвать мой бред, уже в повозке, везущей домой то, что от нас осталось. Провалявшись свой срок в постели, я встал и узнал, что Нилус не прожил и дня после прибытия, что его похоронили вместе с Олавом и Улавом. Что убита половина наших людей. И что, наконец, Сигрид прогнала Хильду, не смотря на слезные просьбы той оставить ее в семье.
-Нилус пробивался к спальне Хильды. И я слышала, что перед смертью он завещал сестре принять ее, - задумчиво произнесла я. Мне было очень грустно, но к грусти примешивалась и жалость. Хотя я понимала, что Лютер не потерпит ее по отношению к себе, поэтому позволила себе просто пожалеть всех. В случае с синьором Игнацио эта история задела лично меня, сейчас же я просто слушала, находя подтверждение своим мыслям и догадкам.
-Откуда вам это известно? - насторожился Лютер.
-Неважно, - вздохнула я, подумав, что очень не вовремя вспомнила о синьоре Игнацио. - Он все равно уже умер.
-Вы так и не сказали мне, из какого вы Дома.
-Я из семьи Рейн, - мне совсем не хотелось рассказывать Лютеру о том, на кого я работаю. К слову сказать, мне и самой почему-то было противно думать об этом. Поведение Родрика не покоробило и не удивило меня. Ничего иного я от него и не ожидала, а вот то, что там присутствовал мой хозяин и играл роль молчаливого свидетеля, неприятно поразило меня. На душу лег еще один камень рядом с тем, что символизировал чувство вины за смерть Игнацио.
Над нами с криком пролетела странная полупрозрачная птица. Мы с Лютером одновременно подняли головы, затем, посмотрев друг на друга, рассмеялись.
-Я рассказал вам все. Остальное, похоже, вам известно лучше, чем мне, - сказал мне Лютер. Он продолжал улыбаться и стал гораздо симпатичнее.
-Может, да, а может, и нет. Мне все еще не ясны некоторые подробности, но их нужно спрашивать с других людей, - я кокетливо покачала головой, а затем потянулась к нему и чмокнула в щеку.
-Это еще что такое?
-Спасибо и просто привет на прощание. Мне пора. Удачи.
Я резко поднялась с бревна и зашагала по песку к лестнице. Лютер пару раз окликнул меня, но я не обернулась. У меня щипало глаза, но в то же время в голове вертелись веселые песенки про повешенных.
Я спустилась с песчаного холма и пошла по причалу. Под моими ногами скрипели доски, а вокруг меня - разнообразные яхты, бригантины и барки, покачивающиеся на волнах. Единственный человек, стоящий на пристани рядом с двухмачтовой бригантиной, видимо, разбирался с грузом. Подойдя ближе, я облилась холодный потом. Передо мной стоял человек с профилем синьора Игнацио. Неужели, одного прикосновения к бумагам и тех нескольких слов, произнесенных Раймондом, оказалось достаточно? Или правду говорят о море, что оно способно вернуть мертвых назад, если вспоминать о них достаточно часто? Но, приглядевшись, я поняла, что усталость и грусть сыграли со мной дурную шутку. У незнакомца был сильный подбородок и неприятный, жестокий рот, что в сочетании с орлиным носом придавало этому человеку сходство с хищной морской птицей. Чем дольше я вглядывалась в его черты, тем явственнее становилось различие между ним и синьором Игнацио, что успокаивало.
Незнакомец, наконец, заметил меня. Он оценивающе осмотрел меня с ног до головы и хищно улыбнулся. Его глаза были зелены, как глаза морского дьявола.
-Как звать того, кого ты ищешь? - неожиданно спросил он. Выговор у него был неприятный, слегка лающий. - Твоего парня?
-Лютер, и я его уже нашла.
Незнакомец лающе рассмеялся.
-А я подумал, что ты одна из девочек, которые вечно спрашивают о своих женихах. Liam, Liam, beidh me cout gan mhoill, или что-то в этом духе.
От неожиданности я отступила на шаг назад.
-Если вы о Леаме, то он сам себе капитан и уже вернулся.
-Дурочка, это песня такая, и там твой Леам не вернулся. Леам, Лютер, так кого ты искала? - он зло прищурился. Я отступила еще на шаг.
-Не тебя... - буркнула я себе под нос и надменно вздернула подбородок.
-Хэй, Дилан, а тут еще какие-то ящики! - раздалось откуда-то с корабля.
-...Дилан.
-Так тащи их сюда! - рявкнул в ответ Дилан, отвернувшись от меня. Я возблагодарила всех своих немых покровителей, что моя мать так и не назвала мне имени моего отца. Надеюсь, оно было не Дилан. Хотя, вглядываясь в него, я замечала все больше знакомых черточек. Всегда странно находить сходство с отцом, которого у тебя никогда не было. Мои чувства были обострены усталостью, и возможно, я обманывала саму себя, но некоторые гримаски, мелькавшие на лице Дилана, я видела не один раз в зеркале. И эти зеленые глаза, в которых так часто мелькало яростное безумие. Признаюсь, я привыкла считать себя сиротой, у которой мать свихнулась из-за слабости характера. И я относила свою жестокость и странные поступки именно на счет дурной наследственности с ее стороны. Но теперь я смотрела на этого Дилана, не знающего сомнений и рамок, и начинала понимать, что виной всему в моей жизни не слабость матери, а мрачная, почти зловещая сила отца, один раз просто уплывшего, неизвестно куда.
-Вы ведь не первый раз здесь?
-А? - Дилан повернулся ко мне с удивлением, что я посмела что-то спросить.
-Вы ведь бывали здесь раньше? И много раз?
-Ну и что, если был? Девочка, скажу тебе сразу, я тебя не помню.
-А я вас и не знаю.
Он явно хотел сказать мне что-то в ответ, но заметил в воде бутылку, бьющуюся о борт его бригантины. Она почему-то заинтересовала его, и он начал рассматривать ее, склонив на бок голову. Я тоже присмотрелась.
-По-моему, там бумага, - наконец, сказала я.
-Хэй, кинь мне сачок! - рявкнул Дилан человеку, возившемуся на борту.
-Какой еще сачок?
-Какой угодно, лишь бы не такой дырявый, как твоя башка!
-Сейчас, - пробурчал матрос, и через пару секунд в нас полетел приличных размеров рыболовный сачок. Дилан поймал его на лету. Также ловко он сумел выловить бутылку и отбил у нее горлышко, которое было залито воском. Аккуратно, чтобы не порезать стеклом пальцы, он вынул листки бумаги и развернул их. Я наблюдала за ним и видела в его лице жадное любопытство даже к такой мелочи, как письмо в бутылке. Я понимала все его жесты и все его чувства. Дилан покосился на меня.
-Что там? - сразу же спросила я.
Он прокашлялся и начал читать:
-Писано по пути к Бостону. Джиллиан! Драная ты кошка! Всей душой любя тебя, заклинаю: не смей показываться даже на пороге моего дома! Ты знаешь, кто я. Я - старый уличный пес, а тебе известно, что мы, дворняги, любим проделывать с такими потрепанными жеманницами, каковыми являются все представительницы вашего кошачьего племени...
Я начала истерически хохотать.
-Интересно, какова та, кому это письмо... Ты случайно не знаешь? Знаешь ведь, - он пристально и с интересом посмотрел на меня.
-Это я! - провыла я. - Старая дворняга, чтоб его!!!
-Читаем дальше, Джилли?
-Нет! - взвизгнула я и, продолжая хохотать, побежала прочь с причала. Я поняла, за что я ненавижу море. За то, что оно делает возможным почти все: и то, что я хочу, и то, что не хочу. Кровь морского дьявола в моих венах и призраки, следующие за его кораблем.
Громко топая, я пробежала по причалу, затем по маленькой каменной площадке. Я свернула на первую попавшуюся тропинку, показавшуюся среди дюн, лишь бы не подниматься снова по лестнице. Я перешла на шаг, только когда среди туманных, будто песок стал невесомым и полупрозрачным, дюн замаячили остроконечные шпили башен и что-то круглое и монументальное среди них. Тропинка превратилась в мощеную дорогу, и я вошла в старую часть одного из бесчисленных поместий Вигденского Дома. Монументальное здание оказалось старым амфитеатром. Подобные постройки то входили в моду, и тогда реставрировались, то выходили из моды, и тогда в них гулял только ветер и бездомные собаки. По нынешнему его состоянию я не смогла определить отношение глав Дома к подобному стилю. Амфитеатр явно не реставрировался, но был при этом еще целым, хотя некоторая атмосфера заброшенности все же присутствовала. Под его стенами была рыночная площадь, где по определенным дням торговали те, кто приплывает с моря. Сегодня здесь было немноголюдно, и, пользуясь этим, посреди площади стоял какой-то бродяга в хламиде и торговал амулетами. Он пел что-то непонятное и притоптывал в такт по булыжной мостовой, помахивая гирляндами из белых цветов с привязанными к ним маленькими косточками. Я остановилась послушать ту чушь, что он пел, и через пару минут до меня дошло, что это невероятная смесь из разрозненных формул заклинаний и просто ничего не значащих слов, придуманных для рифмы. Явно этот бродяга пел песенки собственного сочинения. Заметив, наконец, мое внимание, он замолк и сильнее затряс гирляндами.
-От блох и летучих мышей, от любви и верности, от страха и смеха! - крикнул он мне.
-А от оживших мертвецов? - строго, будто домохозяйка, выбирающая свежую рыбу на рынке, спросила я.
-И от них родимых! - бродяга затряс гирлянды так, чтобы косточки в них застучали. Я поглубже заглянула в его глаза и поняла, что он совершенно безумен.
-Тогда беру, - я нашла пару монет и выбрала гирлянду. Цветы в ней были на удивление свежие, а косточки - старые и выбеленные солнцем. Я не стала вглядываться в них, но, по-моему, это были кости кисти рук. Вешать на шею это "украшение" я не рискнула. Стоило мне лишь повернуться к бродяге спиной, как он пропел вслед мне знакомые строчки голосом, в котором не было ни капли безумия:
-Все дни мои заполнены работой,
Да так, что я невзвидел целый свет.
Увидев же танцующих вивернов,
Я понял, места мне здесь больше нет.
Я обернулась и подошла вплотную к нему. Он улыбнулся мне улыбкой дегенерата, а я подумала, уж не перенять ли мне эту улыбочку для утренних визитов к милорду. Вдруг все предстало передо мной в ином свете. И этот бродяга, и Дилан с причала уж слишком смахивали на героев моих сновидений, а рассказ Лютера - это просто голос, что иногда рассказывает мне в полузабытье разные истории. А я сейчас лежу, свернувшись в комочек на моей узкой кровати в доме милорда, и чтобы не умереть во сне, мне, пожалуй, пора вернуться.
Уже на подходах к дому я начала зевать. Но прежде чем лечь, я решила спросить милорда могу ли я отдохнуть еще немного. Подойдя к его кабинету и уже взявшись за дверную ручку, я обнаружила, что держу гирлянду. Чтобы не тащить ее к милорду, я повесила ее на ручку двери. Милорд что-то читал, увидев меня, он удивленно улыбнулся.
-Что-то случилось?
-Нет, милорд. Я просто хотела спросить, не нужна ли я вам в ближайшее время?
-А что ты предлагаешь? - его улыбка стала чуть мягче, чем обычно.
-Я хотела бы поспать, вот и все.
-Конечно, спи. Тебя никто трогать не будет.
-Благодарю вас, милорд.
Я вышла и посмотрела на гирлянду, висящую на дверной ручке. Поддавшись порыву, я покрепче намотала ее на ручку и быстрым шагом направилась в свою комнатушку. Сон обступил меня, как только я положила голову на подушку. Нет ничего лучше небольшой прогулки перед сном.