Исаева Софья : другие произведения.

Die Verrückten sind in der Stadt

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ о том, что можно увидеть, заглянув ночью в дверной глазок.


   Die VerrЭckten sind in der Stadt.
  
   Я сижу на опущенной крышке унитаза в квартире герра Лизарда и пишу свои записки карандашом для подведения глаз на двухслойной туалетной бумаге. Бумага кое-где рвется, но я все равно пишу, потому что настолько привыкла писать, что просто не могу остановиться.
   За запертой на щеколду дверью туалета слышны странные звуки: коротенькие шаги, шорохи, шипение. Я сижу и надеюсь, что когда наступит утро, я смогу пойти домой и даже, возможно, снова жить как раньше. Моя прежняя жизнь (до этой ночи), казавшаяся мне адом, теперь кажется спокойной гаванью.
   Все началось для меня (или закончилось?), когда я в очередной раз решила взять себя в руки и начать новую жизнь, преисполненную контроля и ответственности. Ознаменовать сие я хотела окончанием рассказа, который давно висел на мне, как камень на шее. Я просидела за компьютером до половины четвертого ночи, но рассказ так и не закончила. Я выползла из-за стола, не чуя под собою ног, решив, что моя жизнь (какая-никакая, а реальная и вся моя) дороже мне, чем посмертная слава (весьма и весьма сомнительная). В таких веселых мыслях я глотнула на кухне воды, домыла посуду и пошла было спать, но по дороге в спальню меня загипнотизировал огонек дверного глазка, словно звездочка, светящийся в темноте прихожей. Подчиняясь этому гипнозу, я подошла к двери и заглянула в глазок.
   Я не закричала во все горло только потому, что у меня перехватило дыхание. На лестнице, ведущей на следующий этаж, которая отлично просматривалась из моего дверного глазка, двигалось что-то странно-гибкое оранжево-фиолетового цвета. Оранжевые пятна резали глаз под светом лампочки на лестничной клетке, а темно-фиолетовая окраска этого существа вызывала гадливость. Оно двигалось рывками. В один момент оно резко выбросило вперед длинные тонкие конечности. Его пальцы, частью оранжевые, частью фиолетовые, пробежали по глади стены, подобно разноцветным паукам-птицеедам. Они прощупывали пространство под собой, живя при этом самостоятельной жизнью. Это можно было сказать и об остальных частях тела этого существа. Его голова судорожно дергалась из стороны в сторону. Время от времени появлялся длинный красный язык. Оранжевые пятна его выступающего хребта складывались в причудливо изломанные дорожки, когда оно изгибалось под немыслимыми углами. И хотя это существо имело четыре конечности и голову, то есть вид вполне антропоморфный, его непривычная яркая окраска искажала привычные очертания. А его движения в целом были не мужские, не женские, а будто все вместе. Их можно было счесть человеческими, но все человеческое в них было так искажено, что они выходили за границы восприятия. Мой мозг (я ощущала, как он нервно дергается в черепной коробке!) не желал видеть и признавать факт существования такой твари.
   Я не могла больше стоять без движения и судорожно дернулась. Существо на лестнице тут же замерло в нелепой позе, а затем одним прыжком оказалось прямо у моей двери. Я услышала, как его тело ударило о дверь, ногти зашуршали по внешней отделке, а оранжево-фиолетовая голова прижалась к дверному глазку. Сначала я увидела на оранжевой коже мелкую темно-сиреневую сыпь, а затем оранжевый глаз без зрачка. С хриплым стоном я отпрянула от двери, рухнула на четвереньки и, поскуливая, уползла в спальню. Там я завернулась с головой в одеяло и стала трястись нервной дрожью, истерично прислушиваясь к любому шороху, доносящемуся из прихожей. Мне мерещились сопение, шипение, стуки и шорохи. Я представляла, как это существо ползает по моей двери, пытаясь протолкнуть свое гибкое тело сквозь самую крошечную щель, и добраться до меня. Мне хотелось позвонить и попросить помощи хоть у кого-нибудь: у лучшей подруги, у бывшего приятеля, у брата, наконец. Но я боялась взять телефон и заговорить; даже просто пошевелиться на кровати мне было страшно. Вдруг это существо услышит меня?
   Вот тут я и вспомнила о герре Лизарде, живущем в соседней квартире. Я могла бы позвать его, но он, наверное, уже спит. И даже если я разбужу его зловещими стуками в стену, едва ли он придет. А если и придет, то на выходе из своей квартиры встретит это существо. Нет, мне нельзя его будить ни в коем случае, пусть даже я и упущу такую возможность сблизить наши отношения. Ведь до этого дня наше общение с герром Лизардом (к моему величайшему сожалению) заключалось в основном в следующем:
   Герр Лизард (встречая меня
   1)в парадном, когда я, накрашенная, надушенная и на каблуках, мчусь сломя голову на встречу;
   2)у двери в дом, придерживая для меня входную дверь, в то время как я, потная и пыхтящая, втаскиваю туда свой велосипед;
   3)внизу, покорно придерживая для меня лифт, в то время пока я, нервная и злая, пытаюсь справиться с замком почтового ящика;
   4)на нашей лестничной клетке, когда он вышел вынести мусор, а я, пьяная и веселая, не могу попасть ключом в замочную скважину):
   -Доброе утро (день, вечер), фройляйн Стелла!
   Я (всегда застигнутая врасплох, смущенная и краснеющая):
   -О, герр Лизард, здравствуйте! - дальше я имела обыкновение устремлять на него взгляд своих прекрасных (я надеюсь) и искренних (в этом уверена) глаз. Он же смотрел на меня с отцовской теплотой. Он и по возрасту годился мне в отцы, что меня ничуть не смущало. То есть наоборот, не мешало моему смущению в его обществе, потому что именно его общество нравилось мне более чем чье-либо еще. Во всяком случае, в этом меня убеждало мое воображение.
   Мысль о нем ненадолго прогнала страх, но глухой удар в мою входную дверь вернул меня в реальность. Существо все еще не оставило попыток проникнуть в мой дом. Прикинув все варианты в уме, я пришла к выводу, что у меня есть несколько выходов из этой ситуации:
   1)вызвать полицию (друзей, родственников и т. д.), предоставив им решать эту проблему за меня, но для этого нужно слезть с кровати и взять телефон;
   2)достать из кухонного ящика походный топорик (распугиватель кротов, лак для волос, нож для разделки мяса, тяжеленную гладильную доску и т. д.) и попытаться справиться с этим существом самой. Для этого мне надо было сначала выбрать оружие, подходящее к данному случаю, и опять-таки встать с кровати;
   3)покрепче завернуться в одеяло, молиться и надеяться, что это существо не вломится ко мне до наступления утра. Прочитанные сказки уверяли меня, что нечисть исчезает с криками петуха и первыми лучами солнца.
   Подумав, я выбрала последний вариант не в последнюю очередь потому, что для этого не надо было вставать с кровати. Я сидела на ней, куталась в одеяло, тряслась от озноба, качалась из стороны в сторону, а тварь за моей дверью все постукивала и царапалась. Но оно делало это не постоянно, а с перерывами, будто отдыхая. Стоило мне перевести дыхание и чуть-чуть сменить позу, как оно тут же реагировало на мое движение усилением активности. Казалось, оно чувствует меня (слышит? видит сквозь дверь?).
   Когда небо за окном посерело, стуки и шорохи замолкли надолго, я набралась храбрости, сползла с кровати и потащилась в ванную, волоча за собой одеяло. Там я включила горячую воду, залезла в ванну и сидела под душем до тех пор, пока не начала чувствовать, что еще немного, и я обварюсь кипятком.
   После того, что пережила ночью, я была сама не своя. Я не чувствовала ни ног, ни рук, не головы. Я будто умерла и родилась заново, но это была совсем не та новая жизнь, к которой я стремилась вечером накануне. Мне казалось, что я старая, страшная, больная и безумная женщина, которую заставили играть мою роль. А прежняя я лежу в какой-нибудь канаве.
   "Она не придет. Ее разорвали собаки, арматурой забили скинхеды, надломился предательский лед", - напевала я про себя, умываясь, тщательно укладывая волосы, крася ресницы. Я не узнавала черты лица женщины, глядящей на меня из зеркала. Она была мне также чужда и незнакома, как и люди, некогда (еще вчера вечером!) бывшие моими друзьями, с которыми я договорилась встретиться этим утром. И хотя сама я охотнее всего проспала весь оставшийся день, наплевав на договоренность, то эта женщина вспомнила о встрече и начала собираться с хладнокровием трупа. "Ее руки подготовлены не были к драке. И она не желала победы. Я теперь буду вместо нее".
   Перед тем, как открыть дверь и шагнуть на лестничную клетку, я заставила себя заглянуть в глазок. Лестница была пуста. Я быстро распахнула дверь, выскочила прочь и заперла ее за собой. Думаю, даже мухе не хватило бы времени залететь внутрь. Я вызвала лифт и оглядела дверь. Ночное существо никак не повредило ее, но не могу сказать, что это меня порадовало. Я отвернулась и стала сверлить взглядом двери лифта. Когда за моей спиной щелкнул замок двери герра Лизарда, я мучительно вздрогнула, но продолжила медитативно созерцать двери лифта.
   -Доброе утро, фройляйн Стелла! - до боли родной голос произнес обычные слова под аккомпанемент звона ключей.
   -Доброе утро! - равнодушно ответила я немеющими, как от кокаина, губами, снова доказывая этим, что я - уже не я, а кто-то другой.
   Лифт приехал. Я и герр Лизард вошли в него. Герр Лизард нажал на кнопку первого этажа. Я стояла как истукан, глядя на кнопочки и даже не пытаясь искоса разглядывать моего соседа, как сделала бы раньше. Герр Лизард почувствовал перемену в моем поведении и спросил:
   -У вас что-то случилось?
   Раньше этот вопрос заставил бы меня
   1)выпрыгнуть из лифта на полном ходу;
   2)броситься на шею герра Лизарда и задушить его в объятьях;
   3)умереть на месте;
   но теперь я просто покачала головой и устало ответила:
   -Работа. Не высыпаюсь, - и все же покосилась на герра Лизарда. В его карих, теплых глазах мелькнула озабоченность. Я выдавила из себя улыбку. Лифт приехал на первый этаж. Мы вышли и почему-то остановились лицом друг к другу. Он, высокий и худой, с зачесанными назад волосами, в темной куртке и с сумкой через плечо, и я, маленькая и мрачная, в черном пальто, короткой юбке, сапожках, сжимающая в руках черную сумочку с цепочками. Разглядывая его лицо глазами той другой женщины, я вдруг увидела, что герр Лизард выглядит старше, чем есть на самом деле. Его глаза светились смехом и жизнью, а волосы были почти седыми. Рот в любой момент готов был растянуться в шутовской улыбке, но рядом с ним пролегли глубокие вертикальные морщины. "Его что-то точит", - вдруг подумала я.
   -Хотите, я приду к вам выпить кофе сегодня вечером? - сказала я то, что давно хотела сказать. Полуулыбка окаменела, как и все его лицо.
   -К сожалению, сегодняшний вечер и все выходные я проведу далеко от города. Командировка от лаборатории, вы понимаете.
   Я не чувствовала собственного лица, но тем не менее мне было все равно.
   -Очень жаль, что вы уезжаете. Мне спокойнее, когда я думаю, что рядом со мной, пусть и за стенкой, кто-то есть, - ответила я, отупело наблюдая, как озабоченность в его глазах сменяется болью. Возможно, я случайно наступила на больную мозоль, которых, как у холостяка, у него было предостаточно.
   -Удачной дороги, герр Лизард. До встречи, - вежливо завершила я наш разговор и вышла из подъезда. В этот раз я придерживала перед ним дверь.
  
   Когда я дошла до "Клофелина", там уже сидела Лиза, моя близкая подруга и соавтор. Еще одного гостя и гвоздя программы по совместительству видно не было. Я вздохнула с облегчением и уселась за столик. Рядом с Лизиным ноутбуком стояла чашка кофе, а в пепельнице дымилась сигарета, значит, настрой у нее рабочий, и в свою очередь это означало, что меня она не пощадит. Вот если бы рядом с ноутбуком стоял бокал с коктейлем, пепельница была бы отодвинута на соседний столик, и на тарелочке лежали бы аппетитные цветные пирожные, тогда я могла бы вздохнуть свободно, потому что работать мы в такой день все равно бы не стали.
   -Вижу, работа у тебя кипит, - сказала я вместо приветствия.
   Лиза оторвалась от ноутбука и посмотрела на меня.
   -Ты сделала свой отрывок?
   -Нет.
   -Ну, хоть продумала его?
   -Нет, - я глядела на Лизу глазами раненой (или уже убитой?) лани.
   -Тогда садись на мое место, читай, что я успела написать, и думай о своем поведении.
   -ОК, - ответила я, пересаживаясь на стул Лизы. Она в это время допивала свой кофе. Мне хотелось рассказать ей о том, что пол ночи в мою квартиру пыталось проникнуть какое-то оранжево-фиолетовое существо. Но рассказать легко, как бы между прочим, как легкомысленное оправдание моей лени. Я не смогла выдавить из себя ни одного слова. Лицо снова окаменело, чтобы скрыть это я стала читать.
   Я читала отрывок, написанный Лизой, и страдала. Слова пролетали сквозь мое сознание, оставляя меня лишь догадываться об их смысле. Каждый абзац мне приходилось перечитывать по три раза. В результате я запоминала последовательность слов, но никак не нить повествования.
   -Дочитала? - спросила Лиза, успевшая за это время сходить к стойке и принести нам кофе, а я отвлеклась от текста, чтобы взять чашечку.
   -Не совсем, - протянула я.
   -Дочитывай быстрее! Он скоро придет! - Лиза нервничала сильнее, чем я. Хотя, если бы не страшная ночь, то я была бы взвинчена точно также. Но вполне земной, пусть и несколько андрогинный юноша не выдерживал никакого сравнения по вреду, наносимому нервам, с инопланетной цветной нечистью. На этого юношу, который должен был вот-вот явиться, у нас с Лизой были грандиозные планы по перенесению его (целиком, заживо и без наркоза!) в наш роман. Там ему отводилась роль странного дипломата, который появлялся то в женском платье, то в мужском, заставляя весь императорский двор ломать голову над его истинным полом. Для самого дипломата в этом была прямая польза: он мог говорить, что угодно, ни один галантный мужчина не мог бы вызвать его на дуэль без риска опозориться, что бросил вызов женщине. Задумка нам с Лизой понравилась, но вот реального материала было маловато. Тогда Лиза вспомнила о Максе, который при первом знакомстве заставил ее весь вечер гадать, мальчик он или девочка. Нам нужно было пообщаться с Максом лично, и для этого мы разработали такой план:
   Шаг первый. Лиза, знакомая с Максом шапочно, звонит ему под моим нажимом и назначает встречу под предлогом обсуждения наших с ней кандидатур в его танцевальную группу.
   Шаг второй. Я и Лиза встречаемся с Максом в "Клофелине", одна из нас как бы случайно захватывает с собой ноутбук. Дальше наши роли раскладываются так: Лиза, обаятельная до умопомрачения, ведет беседу с Максом о танцах, погоде, ценах на нефть, играх, общих знакомых, ни о чем и т. д. Я, прикинувшаяся глюком, сижу за ноутбуком и, изображая срочную работу, документирую по возможности все словечки и особенности поведения Макса.
   Шаг третий. Под вежливые улыбки я и Лиза исчезаем с горизонта Макса, унося в объятиях ноутбук.
   Мы обе понимали, что занимаемся ерундой (и занимаемся ею любительски, потому что профессионалы используют в таких случаях диктофоны), но встреча уже была назначена. Надо было извлечь из нее максимум пользы. Та странная женщина, в которую я превратилась, стала настраиваться на то, чтобы играть роль стенографистки. Она уверенно отхлебнула кофе, отметила, что зерна пережарены, размяла пальцы.
   -Держите меня семеро. Понеслось! - сказала Лиза сквозь зубы, вставая навстречу высокому худощавому юноше в джинсах и куртке на размер больше, чем надо, под которой виднелась рубашка на выпуск. Вид вполне приличный, но такой наряд могла выбрать и девушка. Я невольно сравнила Макса с герром Лизардом, и поняла что мой сосед выше и худее, и вообще он отшил меня.
   Лиза и Макс поздоровались, как друзья. Я же просто кивнула ему, не поднимаясь с кресла и не протягивая руки. Макс ответил мне тем же. Он погрузился в мягкое кресло, бегло взглянул на стойку, затем зыркнул на меня, на Лизу и чуть театрально склонил голову на бок. Мои пальцы замерли на клавиатуре в полной готовности.
   -Чем обязан...?
   Лиза тут же пустилась в светский треп, который Макс поддерживал вежливо, иронично, но слегка равнодушно. Кровь так и не вернулась к моему лицу, казалось, она вся перешла в руки. Я печатала с большой скоростью, но совершенно не то, что было нужно:
   "Если передо мной сидит мужчина, то его женственность противоречит его душе. Иногда ему, должно быть, хочется заорать во весь голос: "Я выдержу любую пытку, любое испытание, которому бы вы пожелали меня подвергнуть! Я не сломаюсь, пусть и тонок! Я не сорвусь, хоть и хожу всегда по краю!" И следом он зябко кутается в плед, потому что мерзнет, и тоскливо обводит глазами комнату, потому что не видит в ней того, что хотел бы видеть".
   -Какой идиот, я в шоке. Убили мага толпой, потом убили Ринку, получили по балде все трое, а еще хватает наглости какие-то претензии предъявлять...
   "Находясь в обществе женщин, он двигается нарочито мужественно, чтобы сила, которой нет в его тонких женских руках, была видна хотя бы в энергии красивых жестов. Они красивы в ущерб силе. Они идут в разрез с желаниями их обладателя. Они насмехаются над ним, рассказывают о его слабости на своем молчаливом языке. И его лицо, округлое и гладкое, не знающее грубой бритвы! Как же смешно смотрится на таком лице выражение надменной силы! С таким лицом, но более холодным, изображали некогда Ангелов Смерти... "
   -Я не понял, она записывает наше интервью? - не выдержал треска клавиатуры Макс. Я мрачно усмехнулась в ответ.
   -Сейчас не модно нанимать для этого стенографистку. Это моя срочная работа. Она ударила мне по голове хоть и нежно, но внезапно. Простите, если раздражаю вас.
   Он поднял брови. От этой его гримасы мне вдруг захотелось сладкого. Какого-нибудь пирога, например.
   -Пожалуйста. Хотя логичнее было бы сказать, что мы мешаем вам.
   "Если передо мной сидит женщина, то она мучительно пытается прорвать покровы своего тела. Пытается плыть против течения, находя именно в этом своем стремлении доказательство ошибки, которую совершила природа, обрекая ее на слабое женское тело".
   -Лично я скорее против, чем за. Мне не нравится, что человек постоянно врет, пытаясь выставить нас в плохом свете и выгородить себя, но пока однозначно ничего говорить не буду...
   "Ее силы уходят на борьбу с волнами жизни. Поэтому каждое неосторожное замечание людей, любой намек ранит ее беззащитную, изможденную постоянной борьбой душу. Она копит эти удары, стараясь не показывать обиды. Старается быть сильнее, чем есть; быть мужчиной. Но обиды копятся в ней, и когда уже нет сил терпеть, она говорит себе: "Чаша переполнена". И начинает рвать связи. Она безжалостно жжет мосты, в этом находя и страсть, и наслаждение, и лекарство от одиночества".
   "Вот ведь занесло меня", - подумала я, перечитав последний абзац. Сладкого захотелось уже смертельно.
   -Сколько же вы оба курите! - сказала я, чтобы
   1) прервать их диалог;
   2) дать понять Лизе, что мне надо отойти;
   3) сказать хоть что-то.
   -Сигареты стимулируют общение, - тут же отозвался Макс.
   -А я пойду и куплю себе штрудель! Вишневый! - я поднялась из-за столика, поправила юбку и удалилась в сторону стойки, стараясь не налетать на многочисленные парочки.
   Мне казалось, что я не сумею донести свой штрудель до столика. В моем воображении я
   1) сжирала его по дороге;
   2) накапав слюной себе под ноги, скользила на ней, падала и разбивала тарелку.
   К счастью я дошла до столика и смогла приняться за вожделенный штрудель, не теряя чувства собственного достоинства. Сладкое подействовало на меня, я подобрела и стала менее критична в своих оценках Макса.
   "А вдруг существо, сидящее передо мной, является причудой, капризом того, кого нам никогда не понять? Странной задумкой, воплощенной для того, чтобы мы меньше задавали вопросов; чтобы поняли, что на многие нам не суждено получить внятного ответа, потому что само существование подобных существ (тавтология, я знаю) является ответом на вопрос".
   Я больше не могла печатать одной рукой и сделала перерыв, чтобы покончить со штруделем. Начинка оказалась сыровата, но мне и это показалось райской пищей.
   -Просто люди очень нехорошо поступили по отношению ко мне, и я ушел. А Франция - это я. Так что данного коллектива сейчас не существует, - Макс продолжал разглагольствовать.
   "Это существо создано для того, чтобы, меняя свой облик постоянно, дурачить нас. Оно создано для грима, ярких нарядов и странных историй. Оно - символ изменчивости этого мира и в то же время его постоянства, потому что такое явление могло и может возникнуть в любую эпоху. Это создание испытывает все чувства в такой полноте, что нам это кажется извращением, уродством, и мы отвергаем его".
   Я почувствовала, что иссякла и посмотрела на Макса, ища вдохновения. В их диалоге с Лизой наступила мучительная пауза. Макс просто курил, отсутствующим взглядом глядя куда-то поверх моей головы. Я пошевелила затекшими ногами и налетела на Макса. Он подскочил, как ужаленный, и тут же убрал ноги. Видимо, я и ему не нравлюсь. Чтобы смягчить некоторую неловкость ситуации я могла бы
   1)кокетливо улыбнуться, показывая, как он мне интересен (что было бы частичной правдой);
   2)так же нервно дернуться и покраснеть, показывая, что он мне небезразличен (что было бы в некотором роде ложью);
   3)не прореагировать вовсе, что могло скрывать любой из вышеперечисленных вариантов, а также служить демонстрацией моего полного равнодушия к нему (что было истинной правдой).
   Однако женщина, заменившая меня сегодня, была старше, мудрей и циничней. Она сказала:
   -Кажется, я видела на витрине черничный пирог.
   -Вы хотите пирог? - непонятно чему удивился Макс.
   -Да, пирог, черничный. Одного куска будет достаточно, - заявила я голоском его мамочки (во всяком случае, по моим предположениям, она говорила именно так). Вот тут меня заставил удивиться сам Макс. Он встал, одернул рубашку (как совсем недавно я одергивала юбку), достал из куртки бумажник и отправился к стойке. Мы с Лизой переглянулись.
   -Не забудь это записать!
   Я кивнула и занесла было руки над клавиатурой, как по привычке (вредной, но прочно укоренившейся) перечитала два последних абзаца. Я вдруг задумалась над собственными словами. Если я так легко признала странную природу Макса, то почему я отказываю в том же существу на лестнице? Только потому, что оно выглядит чуть более странно, и было ядовитой расцветки? Или потому, что оно ломилось в мою дверь? Впрочем, ломись Макс в мою дверь, я либо впустила его, либо вызвала полицию.
   Я снова перечитала все то, что написала о Максе. Похоже, мне здорово достанется от Лизы. Мы ведь хотели образ максимально приближенный к реальности, но по моей вине отошли от нее уж очень далеко. А с другой стороны, какова реальность, таков и реализм, как честное ее отражение. Если в реальности к добродетельным девицам в дверь ломятся чудовищные лягушки, то принц вполне может оказаться неопределенной половой принадлежности. В таких мыслях я скопировала написанное мной в почту, указала темой "Он отшил меня!!!" и послала самой себе на электронный адрес.
   Макс принес мне и Лизе по куску черничного пирога, но Лиза от своего своротила нос, и я, под шумок захапав себе все, принялась искать в тормозящем Интернете ядовитых тропических лягушек, ведь именно на них (как меня запоздало осенило) смахивал мой ночной гость. Только он был похож на очень худую лягушку, которая
   1)сидит на диете;
   2)живет в осажденном городе (хотя бывают ли в осажденных городах лягушки?).
   Я разглядывала многочисленные лягушачьи портреты, и у меня появился еще один вопрос. Это существо было похоже больше на лягушку или на человека? Ведь во всех лягушках есть что-то антропоморфное и именно в той степени, которая была присуща тому существу. И все равно, мне казалось, что по сравнению со слизистостью лягушек (и несмотря на привычку высовывать длинный красный язык), это существо было скорее человеком. Взять хотя бы его руки, которые так напугали меня. Между пальцев отсутствовали перепонки, и руки в целом производили паучье впечатление.
   Пытаясь изобразить это, я пустила свою руку по столу за пирогом. Я заставила ее повторить все ломаные движения, которые вспомнила. Мои пальцы тут же судорожно задергались, ногти ударили по корпусу ноутбука. Затем моя рука рванула в сторону и чуть не сшибла пепельницу. Наконец обезумевшая от непривычной свободы конечность добралась до тарелки, и тут мне пришлось снова взять над ней контроль. Сомнений не было, планы моей руки были деструктивные, а я все еще не наелась.
   -И что это было? - спросил заинтересованный (уже всерьез, а не просто вежливо) Макс.
   -Я пытаюсь определить опытным путем, лягушка больше похожа на человека, или человек на лягушку?
   -Что было раньше - яйцо или курица? - откомментировала Лиза.
   -Согласно мифологии, яйцо, - просветил нас Макс. Он снова курил и разглядывал меня своими карими глазами. Я невольно сравнила их с глазами герра Лизарда (он отшил меня!!!). Глаза Макса были темнее и холоднее. Когда он задумывался, его глаза становились почти черными и совсем непрозрачными. Не знаю, какой метафизический (или метахимический?) состав понадобился бы тому, кто захотел бы прочесть его мысли.
   -И к какому же выводу вы пришли после вашей пантомимы? - со смехом разглядывая сигарету, спросил Макс.
   -Ни к какому. Но взгляните сюда, взгляните на этого прекрасного представителя Raorchestes Resplendens! - я попыталась повернуть ноутбук, но он приклеился к столику. Лиза взглянула на монитор и поджала губы. (Да, да, именно этим я и занималась вместо того, чтобы работать!) Макс встал, наклонился над столом и заглянул в монитор сверху вниз.
   -Зачем это вам? - не меняя позы, лишь переведя взгляд на меня, спросил он.
   -Я видела его сегодня ночью! - театрально прошептала я и откинулась на спинку кресла, ожидая аплодисментов и вскриков удивления. Их не последовало.
   -Вы видели во сне лягушку? - уточнил Макс. Я засмеялась, затем откинула волосы назад и взглянула на него безумными глазами.
   -Я видела крупное, размером с человека, создание сегодня ночью. Я уже шла спать, когда нечаянно заглянула в дверной глазок, - тут я закрыла лицо руками, просидела так ровно пять секунд и, раздвинув пальцы одной руки, взглянула одним глазом на Макса. Он продолжал стоять и смотреть на меня, нелепо наклонившись над столиком.
   -Оно почувствовало меня и ПРЫГНУЛО ВПЕРЕД! - последние слова я крикнула тоном "отдай мои деньги!" и сделала резкое движение к Максу. Он вздрогнул и выпрямился, затем оглядел зал кофейни. Несколько посетителей недоуменно смотрели на меня. Лиза же спокойно раскурила сигарету, наслаждаясь временным отдыхом от Макса.
   -Оно прыгнуло резко, как лягушка. Оно и цветом напоминало эту тропическую инопланетную лягушку! Оно было фиолетовым и оранжевым одновременно! Оно было покрыто сиреневыми пупырышками! Оно шипело, ломалось, кривлялось и показывало язык! Его руки слепо ощупывали стены и ступеньки лестницы. Казалось, они оставляют после себя пятна слизи. Его острые коленки возвышались над постоянно двигающейся головой. И лишь извивался он как ящерица, во всем другом он был подобен лягушке, - говоря все это, я позволила своему телу а) имитировать по возможности движения твари; б) продемонстрировать те эмоции (страх, гадливость, удивление и т. д.), которые испытала сама. Макс сел и, не отрываясь, смотрел на меня. Я заметила в его глазах блеск профессиональной заинтересованности.
   -Оно прыгнуло на меня, но между нами оказалась моя дверь! Я отпрянула в страхе! - я перешла на драматический шепот и сделала жест руками, будто отталкивала что-то от себя.
   -Жесть, - буркнула Лиза.
   -Оно прижало свою отвратительную голову к дверному глазку, и наши взгляды встретились, - я замерла с перекошенным ртом и выпученными глазами.
   -И что дальше? - прервал мою паузу Макс. Я медленно перевела на него взгляд моих невидящих (якобы) глаз. Макс смотрел на меня с улыбкой и подпирал кулаком голову. Даже не кулаком, а кулачком. Потому что выглядел он в тот момент как юная девушка. Он даже напомнил мне одну мою старую подругу.
   -Мои колени не выдержали и подогнулись. Никто не мог прийти ко мне на помощь, и я никого не могла позвать. Я была совсем одна! А вы представляете, что такое оказаться один на один с такой тварью?! - мой голос дрожал.
   -Я могу представить, - снова буркнула Лиза. - У меня сосед алкаш, и все время путает наши двери. Если не открывать, то обойдется.
   Я не обратила на ее язвительность никакого внимания.
   -Я рухнула на пол и поползла прочь от двери! - говоря это, я одной рукой схватилась за волосы, а другой будто подтягивала к себе что-то. - Я забралась на кровать и затихла. Я старалась не дышать, чувствуя всем нутром, что даже простое дыхание может выдать меня.
   Я снова замолчала.
   -Дальше? - спросила Лиза.
   -Дальше, дальше, - с нормальным раздражением в голосе ответила я. - Дальше я просидела на кровати всю ночь, а эта скотина караулила меня и пыталась забраться в квартиру по вентиляции.
   -Ужас какой!
   -Неплохо подготовились! Вы в проекте, - подал голос Макс.
   -Чего?
   На мое удивление Лиза отреагировала грубым смехом.
   -Во-первых, это импровизация, а во-вторых, я вам тут душу изливаю, а вы...
   После того, как я все рассказала в такой дурацкой манере, мне стало легче. Видимо, правильно говорят, что смех способен победить страх.
   -Вы хотите уверить меня, что видели это на самом деле? - Макс поднял брови.
   -Ну да.
   -Не верю. Впрочем, если только это не жертва взрыва на химическом заводе.
   -Взрыва? - всполошилась я.
   -Давайте найду, - он встал, потушил сигарету и, топая, подошел ко мне. Тяжесть его шагов (или подкованных ботинок?) я ощущала сквозь кресло. Он встал рядом со мной, одной рукой оперся о спинку моего кресла, а другая его рука зависла над сенсорной мышью, на которой все еще лежали мои пальцы.
   -О, пожалуйста, - запоздало спохватилась я и, как стыдливая школьница, зажала руки между коленями. Макс начал искать свой завод, а я разглядывала его лицо надо мной. Как и предполагалось, следов бритвы на коже обнаружено не было. Гладкая длинная шея, женское горло.
   -Вот, - Макс жестом пригласил меня ознакомиться со статьей, а сам выпрямился, сунул большие пальцы рук в карманы джинсов и стал смотреть, как я читаю. Лиза тоже уткнулась в монитор.
   Искомый химический завод нашелся на новостном сайте в списке сенсаций за позавчера. Я тогда была занята и пропустила эту статью.
   "Сильный взрыв произошел на одном из крупнейших химических предприятий страны в четверг около 14:15 по местному времени. Он инициировал еще несколько взрывов, на заводе начался пожар.
   Сила взрывов была такова, что в радиусе примерно двух километров от предприятия во всех строениях были выбиты оконные стекла. Около 2 тысяч человек, проживающих в непосредственной близости от завода, были срочно эвакуированы. Территория завода оцеплена полицией, ведется тушение огня" и т. д.
   Я в панике посмотрела на область, где произошел взрыв. Далековато от нас. Либо это существо умеет летать, либо приехало ко мне на электричке, потому что на своих двоих оно не смогло бы с такой скоростью преодолеть подобное расстояние.
   -Неужели не видели статью? - голос Макса раздался прямо над моей головой. Я вздрогнула и покосилась на него. Он улыбнулся мне улыбкой лучшей подруги. "Чур меня, чур!", - подумала я.
   -А на шпагат вы умеете садиться? - спросил Макс, вернувшись на свое место.
   -Не-а, ни вдоль, ни поперек, ни по диагонали.
   Лиза аккуратно стала придвигать ноутбук к себе. Я поняла, что пришла моя очередь развлекать Макса, набрала воздух в легкие и спросила:
   -А с чего вам вообще пришла идея такого проекта?
   -Дело было вечером, делать было нечего. Мы и стали под пиво сценки разыгрывать...
   Лиза над моим ухом истошно застучала по клавишам.
  
   Часа через два, после пяти чашек кофе, еще двух кусков пирога, бананового рулета и бесчисленных историй и имен, мы с Максом перешли на "ты". Лиза рядом с нами в поте лица строчила, не вынимая изо рта сигарету. Макс в приступе веселости даже заснял ее на фотокамеру мобильного.
   Когда мы вышли из кафе, Макс предложил проводить нас обеих. Я и Макс довели Лизу до остановки трамвая, посадили ее внутрь, а сами пошли по направлению моего дома. Какое-то время мы шагали молча, затем Макс затормозил у маленького кафе.
   -Может, зайдем?
   Я неопределенно покачала головой. В маленьком зальчике продавались различные напитки и еда на вынос. Макс изучал ассортимент пива.
   -Выпьем пива? - он обернулся ко мне. Я отрицательно покачала головой.
   -Совсем не будешь?
   -Нет.
   -Может, коктейль?
   -Нет, спасибо.
   -Ты совсем не пьешь? И не куришь, похоже?
   -Не курю, но выпить люблю. Иногда. Понимаешь, я не спала всю ночь и теперь боюсь, что меня вырубит даже с маленькой бутылочки безалкогольного пива.
   -А я себе возьму, не возражаешь?
   -Бери, конечно.
   Он купил себе пива, сигарет, и мы побрели дальше. Как только мы вышли из кафе, во мне стало подниматься смутное беспокойство. Казалось, что та другая женщина сдает свои позиции, и во мне прорывается моя прежняя личность, испуганная и обиженная. Воспоминание о том, что мне ответил герр Лизард, прокручивалось в моей голове все чаще и чаще. Оно напоминало уколы боли при невралгии, от них хотелось поморщиться.
   -Почему не спала? - нарушил молчание Макс, успевший уже открыть бутылку.
   -Я же сказала. Из-за этой твари за дверью.
   Он покачал головой.
   -До сих пор не могу поверить в то, что ты надо мной не прикалываешься. Может, все же кончишь эту игру, и мы поговорим нормально?
   У меня снова (в который раз за этот день?) онемели губы, но на этот раз от злости.
   -Я говорю нормально! Наше общение тормозит только твое недоверие.
   -Ну, извини. Я привык судить о мире по собственному опыту, а мне такие кошмары мерещатся только при температуре под сорок. Но даже их побеждала мысль, что сдохну скоро на фиг. Ты не болеешь, случайно?
   -Нет, я была здорова, трезва и ничего не курила. Честно. И это самое страшное.
   Макс понимающе улыбнулся. Если бы он оказался девушкой, мы вполне могли бы подружиться. Я смогла бы признаться ей, как же мне страшно идти домой, а потом сидеть там одной. Но старая и мудрая женщина, которая помогала мне прожить этот день, сказала мне, что я должна побороть себя.
   -Иногда до такого состояния доводят сильный фильм или книга. Ты ужастики до поздней ночи не смотрела?
   Его придирчивость слегка раздражала, но с другой стороны меня (как признанного любителя проигрывать различные варианты) заинтересовало, сколько объяснений он сможет мне предложить.
   -Нет, я не смотрела телевизор. У меня его вообще нет. А есть компьютер, но на нем я работала.
   -Значит, довкалывалась до галлюцинаций. Ушла в работу по самую макушку и довела сама себя до истощения. После чего стала уминать сладкое за обе щеки и рассказывать жуткие истории.
   Я неласково покосилась на него, но промолчала. Мое молчание объяснялось тем, что
   1)у меня не было слов;
   2)мне надоела эта тема;
   3)я подумала, что он мог быть и прав.
   -А ты танцевала раньше? - спросил он меня после затянувшейся паузы. Куда свернуть, я объясняла ему жестами.
   -Ну, если изучения вальса в начальных классах школы можно назвать танцами, то да. А в детском саду я все время участвовала в постановках, если тебя это интересует.
   -Значит, необходимый опыт имеется, - ухмыльнулся Макс.
   Мы дошли до моего дома и остановились. Вдруг та другая женщина окончательно покинула меня. Видимо, у нее и без моей жизни была своя собственная. Возможно, у нее были даже муж и дети, которые требовали ее внимания. Она ушла, и ко мне вернулся страх перед одиночеством моей квартиры.
   -Вот я и дома, - упавшим голосом сообщила я Максу.
   -А, тогда последнее, телефон твой можно?
   -Конечно.
   Макс порылся в карманах, нашел мобильник и записал продиктованный мной мой домашний телефон.
   -Я позвоню тебе завтра, позволишь?
   Я картинно равнодушно пожала плечами, на самом деле внутренне трясясь от страха.
   -Звони. Заодно убедишься, что я пережила эту ночь. А если до шести я не сниму трубку, то вызывай Лизу и полицию.
   Макс молчал, изумленно глядя на меня. Я развернулась и, не говоря ни слова, зашагала к двери.
   -Стелла! - неуверенно позвал он, но я, не оборачиваясь, вошла в подъезд.
   В лифте на меня навалились обреченность и усталость. Спокойствие (пусть и трупа) меня покинуло совершенно. Всеми силами я пыталась замедлить движение лифта, но он все равно пришел на мой этаж. Я вышла. Лестничная площадка была все та же, что и утром. Именно это и было самым страшным.
   Я собралась духом, на цыпочках подошла к собственной двери, прижала ухо к щели и прислушалась. Ни звука. Пальцы, сжимающие ключ в кармане, стали скользкими от пота.
   Чтобы отпереть замок мне понадобилось три секунды. Я распахнула дверь и снова замерла, прислушиваясь. Ничего.
   Оставив входную дверь открытой, как путь к отступлению, я со всех ног кинулась в спальню. Там а) никого; б) милые сердцу шкатулки не пропали, содержимое гардероба не было вывалено на пол. Затем я рванула в гостиную. Там а) снова никого; б) компьютер на месте, распечатки аккуратной стопкой лежат на столе. Последними были подвергнуты проверке:
   1)кухня (никого; еда на месте, холодильник не унесли, под столом пусто);
   2)туалет и ванная (никого; унитаз прикручен крепко; полотенца валяются в тазах);
   3)кладовка (никого и ничего, кроме пыли, веника и совка).
   Только после этого я заперла дверь в квартиру и отправилась на кухню. Там я поставила вариться два яйца, открыла банку фасоли в томатном соусе, включила электрический чайник, после чего опустошенно рухнула на кухонную табуретку. С которой, впрочем, мне пришлось соскочить минуты через три, потому что в квартире зазвонил телефон.
   -Алло!
   -Стелла? Это Макс.
   -А...
   -Я знаю, что иногда бывают моменты, когда лучше сдохнуть, чем оставаться одному. Хочешь, я поднимусь?
   -Аа, все в порядке, Макс...я сейчас поем и лягу спать, - ответила я голосом умирающего лебедя.
   -Точно?
   -Точно. Спасибо, Макс.
   -Ладно. Я позвоню завтра.
   -Пока, - я повесила трубку. Как забавно, ему понадобилось минуть десять, чтобы принять решение позвонить, а мне - полтора года, чтобы пригласить герра Лизарда. Но ответ мы получили один и тот же.
   Я вернулась на кухню и уставилась на плиту. Странно, но мысль загулять с Максом не приходила мне в голову, хотя по дороге домой я всерьез обдумывала варианты проведения досуга:
   1)купить билеты сразу на три (или четыре?) фильма и провести в кино весь оставшийся вечер;
   2)отправиться в центр города и, досконально изучив витрины модных магазинов, собрать материал для статьи в глянцевое издание и таким образом подзаработать;
   3)проведать родственников на их кладбищах.
   А ведь мы с Максом могли целый день гулять по зоопарку, есть мороженное и пить пиво. Я бы выпила одну маленькую бутылочку, а он - четыре. Я так растрогалась, что чуть было не позвонила ему. Меня остановило то, что его номер был у Лизы, а не у меня. Что ж, придется придумывать самой, чем заняться.
   Я понимала, что мне лучше лечь спать, а не работать, но хотелось мне именно работать, а не ложиться спать. В результате я поела, не стала мыть за собой посуду, поработала, снова поела, вымыла посуду за оба раза, еще слегка поработала и только после этого завалилась спать.
   Проснулась я на закате. В квартире царили сумерки, а в подъезде - шелест лифта и хлопанье дверей. Я встала, приготовила себе чай и вернулась за компьютер. Рассказ, который я не смогла доделать вчера, был почти готов. Осталась лишь пара вставок. И это было хорошо. А плохо было то, что работать мне приходилось без музыки, потому что в наушниках или с орущими динамиками я бы точно пропустила первые признаки приближающейся опасности. Весь вечер я прислушивалась и дергалась от пустяковых шумов. Треск обоев и старой мебели, шорохи рассыхающегося паркета, все это могло довести меня до нервного озноба. К тому же соседи по дому никак не хотели угомониться. Они ходили, орали, гоняли лифт по этажам. Тот даже начал болезненно стонать.
   Время перевалило за полночь, а вожделенной тишины так и не наступило. Двери в подъезде хлопать перестали, голоса утихли, лифт уснул, но машины продолжали идти по шоссе, лаяла собака, звенел трамвай. Я вдруг поняла, что чем тише становилось, тем больше звуков возникало. Например, когда машин стало меньше, и трамваи перестали ходить, я услышала, как где-то вдалеке идет поезд. Кто-то запоздало возвращался домой и парковал машину. Я отчетливо слышала звон ключей и звук шагов. Они буквально эхом отдавались в ночной тишине. Этот человек, казалось, и сам почувствовал, что находится на прицеле ночи, и попытался идти тише. Он ушел, а к шуму машин и электричек добавилась отдаленная музыка. Впрочем, в ее реальности я не была уверена. От напряжения у меня могло просто начать звенеть в ушах.
   В тишине квартиры звук поднимающегося лифта произвел эффект пожарной тревоги. Что-то во мне тут же оборвалось. Я тихо соскользнула со стула и метнулась через коридор к входной двери. Как я и боялась, лифт остановился на нашем этаже. Двери открылись, и я увидела высокий силуэт герра Лизарда. В два шага преодолев расстояние между лифтом и дверью в его квартиру, он аккуратно (как взломщик) завозился с замком. Я видела, как старательно он придерживает пальцами ключи, чтобы они не звенели громко.
   Мой рот наполнился ядом и горечью. Мне захотелось:
   1)заказать тортик (или пиццу?) и заявиться к нему на огонек, оправдывая позднее время своего визита благородным желанием его накормить и утешить. Ведь если он вернулся так срочно, не уехав в свою командировку, то для этого должны быть поистине драматические причины;
   2)зайти к нему завтра рано утром "за сахаром", а потом долго удивляться его присутствию и собственной рассеянности;
   3)выйти прямо сейчас, пока он не успел скрыться в квартире, чтобы долго и надоедливо расспрашивать его о причинах сорвавшейся командировки.
   Все это преследовало лишь одну цель - увидеть, какими глазами он посмотрит мне в лицо.
   Герр Лизард тем временем украдкой покосился на мою дверь и вошел в свою квартиру. Я слышала, как два раза щелкнул его замок, за этим последовал странный металлический звук, который мне никак не удавалось расшифровать.
   Глубоко внутри я понимала, что он совершенно не обязан был принимать мое предложение, значит, и у меня нет причин сердиться на него. И вообще, мне еще повезло. Он же всего-навсего наврал мне (отшил!!!) и вернулся поздно. А мог бы наврать, вернуться поздно, пьяным и с какой-нибудь незнакомой мне женщиной.
   "А с каких пор ты считаешь его своим?" - спросил меня мой циничный внутренний голос. Я сжала зубы и направилась в спальню. "Ты не одна теперь и можешь ложиться спать", - продолжал увещевать меня голос.
   Я послушалась его, легла спать и сразу отключилась. Когда я снова пришла в себя, то жутко испугалась. В моей квартире что-то изменилось, и мне далеко не сразу удалось понять, что именно.
   Оказалось, что из-за стены, из квартиры герра Лизарда, доносятся ритмичные глухие удары, будто кто-то играет на барабане. "Как странно, - подумала я. - Раньше такого не было". "Не было? - сонно откликнулось мое второе "я". - Ты сидишь всю ночь в наушниках. Ложишься в наушниках, просыпаешься в наушниках". "Твоя правда", - согласилась я и снова вырубилась.
   Весь остаток ночи я просыпалась только для того, чтобы отметить, что барабан в квартире герра Лизарда все еще звучит. Ближе к утру к нему добавился еще и странный сладковатый запах. Он убаюкивал и навевал странные сны, многие из которых были даже приятными.
  
   Утром я долго не могла проснуться, потому что мой странный внутренний голос вдруг стал на редкость разговорчивым. Он рассказывал и рассказывал мне разные истории, одна увлекательней другой, но стоило мне попытаться запомнить запутанную нить повествования, как история сменялась, оставляя меня лишь гадать о ее конце. В результате проснулась я поздно, отупевшая и сумасшедшая.
   Моя комната была наполнена светом, а лучи непривычно яркого солнца били мне прямо в лицо, мешая спать. Я встала и выглянула в окно. На улице было ясно и так хорошо, что я даже рискнула здоровьем и вышла на мой просевший от старости балкончик. Субботнее утро (или это был уже полдень?) выдалось на редкость тихим. От какофонии ночных звуков не осталось и следа, хотя по шоссе продолжали идти машины и ехать трамваи. Но делали они это как-то тихо и умиротворенно. Насколько я могла видеть, на улицах народу почти не было. За все время, что я грелась на балкончике, подо мной прошла лишь какая-то дама с коляской. День обещал быть удачным, и мои страхи как-то потускнели под ярким солнцем. Я уже начала строить различные рабочие планы, как за моей спиной в квартире зазвонил телефон.
   -Алло!
   -Стелла? Это Макс!
   -Привет, Макс.
   -Ты просила позвонить, я позвонил.
   Меня слегка передернуло. Можно было подумать, что я сама всучила ему свой телефон, а потом долго и слезно умоляла его позвонить мне.
   -Мне вызывать полицию? - продолжал язвить Макс. Я чувствовала, что, теоретически, его звонок должен был испортить мне настроение, но почему-то не испортил.
   -Не надо. Они уже уехали. Зачем беспокоить их дважды? - хладнокровно ответила я. Макс рассмеялся.
   -Рад, что все в порядке. За вчерашний вечер мне столько идей пришло в голову. Я, кстати, так и не услышал от тебя вразумительного ответа. Ты участвуешь в проекте или нет?
   -Еще не знаю, - ответила я истинную правду. - А какие у тебя идеи?
   -Не по телефону. Может, встретимся, погуляем, пивка попьем, заодно и обговорим.
   -А кто еще в проекте?
   -Пока только ты и я, но для воплощения моих идей и этого хватит. Так, встречаемся?
   -Макс, скажу честно, у меня работы невпроворот, на всю следующую неделю хватит. А пока я ее не закончу, ни о чем другом думать не смогу.
   -Понятно.
   -Если ты позвонишь мне на следующих выходных, тогда я и начну думать, - я ясно понимала, что Макс больше не позвонит мне после этого разговора (чего я и добивалась), но все же я не огорошивала его прямым отказом, как поступил со мной герр Лизард. Причиняемые нам обиды созданы не для того, чтобы их копить, а для того, чтобы на них учиться.
   -Хорошо. Ладно, - суховато ответил Макс.
   -Пока.
   Повесив трубку, я вдруг поняла, что совсем даже не против "попить пивка", но не в компании Макса. Мне и одной было что отпраздновать, ведь я:
   1)закончила рассказ;
   2)не умерла от страха при виде твари на лестнице;
   3)попыталась сблизиться с герром Лизардом и получила отказ;
   4)благодаря всему вышеперечисленному, начала, наконец, новую жизнь.
   Все это и по отдельности заслуживало хорошей пьянки, а уж в совокупности... к тому же я давно забыла, когда в последний раз напивалась.
   Взглянув на часы, я аж присвистнула и стала в спешке одеваться. Сегодня суббота, и надо успеть в магазин. Поскольку на улице было тепло, я снова решила рискнуть здоровьем и надела кофту на молнии, а не пальто.
   Выйдя из квартиры и в ожидании лифта рассеянно думая о взрыве на химическом заводе, я без содрогания (почти) разглядывала лестницу, которую так хорошо видно из моего дверного глазка. Вдруг и как-то запоздало (я тормоз, знаю) мне в голову пришел один простой вопрос: а куда делось то существо утром? Но чтобы ответить на этот вопрос, мне надо было решить для себя, существовала ли эта тварь на самом деле? Потому что если не существовала, то ответ был бы простой и однозначный: эта тварь растворилась в воздухе, как только мое психическое (или физическое?) состояние изменилось.
   Лифт пришел, и я вошла в него, не отвлекаясь от размышлений. Если тварь существовала на самом деле, то она могла
   1)растаять в воздухе (все же);
   2)убежать вверх по лестнице и спрятаться на чердаке;
   3)убежать вниз по лестнице и спрятаться в подвалах;
   4)упасть в шахту лифта и там до сих пор валяться;
   5)прятаться у кого-нибудь в квартире.
   От последнего варианта меня передернуло. Я решила не продолжать список, хотя это существо вполне могло а) все еще сидеть на лестнице; б) его мог кто-то просто прибить со страху. Не смотря на то, что я решила больше не бояться, такие рассуждения заставили меня преодолеть дистанцию "лифт-лесенка-входная дверь-улица" с рекордной скоростью.
   Уже в магазине (как ни странно, безлюдном) разглядывая яркие упаковки с продуктами, я поняла, что на месте этого существа предпочла бы именно склад этого магазинчика в роли убежища. Можно затеряться среди ящиков, и еда всегда под рукой. "Хотя не от еды ли оно приобрело такую расцветку?" - подумала я, разглядывая упаковку с маленькими мармеладками анилиновых расцветок.
   Выбрав пиво, я подумала, нужна ли мне закуска? Придя к выводу, что закуска мне ни к чему (в крайнем случае, растрясу заначку и открою банку зеленого горошка), а также что с размышлениями об этом существе надо заканчивать, я решила подвести предварительный итог. Итак, эта тварь была
   1)галлюцинацией;
   2)жертвой неправильного питания (напр., ребенок питался только мармеладками с промышленным красителем, и вот что из него выросло);
   3)жертвой (или причиной?) взрыва на химическом заводе (напр., раненая взрывом лягушка скрестилась с раненым взрывом рабочим завода. Ну, и снова не обошлось без промышленных красителей);
   4)инопланетянином;
   5)допившимся до "белочки" художником, живущим в моем подъезде и увлекающимся боди-артом;
   6)жертвой (опять-таки) живущего в моем подъезде сумасшедшего генетика (а где, собственно, работает герр Лизард?).
   Мой список мог быть длиннее, но кассирша вдруг решила, что я несовершеннолетняя, и спросила, сколько же мне лет. Как минимум минуту я пялилась на нее сначала с непониманием, а потом и со смущением, потому что напрочь забыла собственный возраст (а так же дату рождения, адрес и полное имя в придачу).
   Уладив вопрос с покупкой пива вполне миролюбиво (я все же смогла вспомнить, сколько мне лет, а кассирша поверила мне на слово), я вышла из магазина с упаковкой из шести банок. "Этого мне хватит. А что не допью, останется на завтра", - думала я, идя домой и отстукивая кончиками пальцев по упаковке какой-то замысловатый мотивчик. В моей голове понемногу обретал очертания восхитительный план. Я собиралась целый день
   1)пить пиво вперемешку с чаем;
   2)читать истории о людях, попавших в шторм, и кровожадных орхидеях;
   3)слушать музыку так громко, чтобы весь мир и герр Лизард знали, что я думаю по их поводу;
   4)не работать вообще!
   Конечно, гонять компьютер только ради музыки - неразумная трата электроэнергии, но иногда можно себе это позволить.
   Продумывая, что именно хочу слушать и читать, я дошла до дома, вошла в подъезд и села в лифт. Однако прямо перед дверью в квартиру моя решимость больше не возвращаться в мыслях к ночному чудовищу дала трещину, и я взглянула вверх по лестнице, пытаясь вспомнить как можно ярче, как это существо ломалось и дергалось, все его странные ужимки.
   В одной книге я прочитала когда-то, что для того, чтобы понять и почувствовать человека, надо скопировать его движения и выражение лица. Побуждаемая а) желанием проверить этот совет практикой; б) попыткой примирить таким образом мое сознание с фактом существования в мире подобных тварей; в) прорепетировать возможный номер для Макса, я поставила упаковку пива на нижнюю ступеньку, а сама, присев на корточки, стала ломанными прыжками передвигаться по лестнице, плюнув на испачканные руки и риск порвать колготки. Я изгибала спину, тянула шею и вращала головой, как то чудовище. Хаотично шарила руками по стене, экстатично дергалась. Очень быстро у меня заболела шея и закружилась голова. Чтобы не полететь кубарем с лестницы, мне пришлось на самом деле опереться о стену руками. Я чувствовала под пальцами неровности и пупырышки старой краски. Ноги онемели от непривычного напряжения, и каблук соскользнул с одной ступеньки. Чтобы не упасть, я крепче прижалось к стене, почти ткнулась в нее носом.
   Благодаря этому, я и разглядела на стене бледные фиолетовые разводы. К голове сразу же прилила кровь, в ушах зашумело. Поверх зеленоватой краски, которой обычно красят стены, были пятна полупрозрачного, как высохший клей или желатин, вещества, вполне определенных цветов. Я стала осматривать стену до рези в глазах, - пятен находилось все больше и больше. Фиолетовые отыскивать было легко, а оранжевые - сложнее, я искала их почти на ощупь.
   -Что вы делаете, фройляйн Стелла? - тихий вопрос герра Лизарда прозвучал, подобно грому над моей головой. Я дернулась. "Неужели у меня так звенело в ушах, что я не слышала, как он открывает дверь?"
   Я медленно повернула голову в сторону двери. Он стоял, держась рукой за дверную ручку, и удивленно глядел на меня. Я тут же осознала, в какой нелепой позе нахожусь: одна нога подогнута, второй я упиралась каблуком сапога в нижнюю ступеньку, спина выгнута, щека прижата к стене, руки с неестественно растопыренными пальцами разведены в стороны. Я тут же попыталась принять позу более приличную и села на ступеньку, целомудренно сведя колени вместе.
   -О, простите, герр Лизард! Я репетирую номер. Меня пригласили в танцевальную группу! - я попыталась натянуть на колени мою короткую юбку, но тут заметила упаковку пива, которая стояла прямо у ног герра Лизарда и чертыхнулась про себя. Надо же было так пропалиться!!!
   Сам герр Лизард, смотревший на меня каким-то отсутствующим и опустошенным взглядом, вдруг нахмурился. Между бровей пролегли две глубокие морщины, и в лице тут же появилась смесь крайней озабоченности и скрываемой агрессии. Он вообще выглядел как никогда больным, с растрепанными грязными волосами и впалыми щеками, поросшими седоватой щетиной. Серый домашний свитер висел на нем мешком.
   -А как же ваша командировка? - невинно прощебетала я, обхватив колени руками. И хотя я проповедую всепрощение, но частенько не могу сдержать яда. - Вы уже вернулись?
   Герр Лизард ответил мне, устало подняв и опустив веки, будто не имея сил что-то говорить.
   -Хотите прийти ко мне? - еле слышным голосом спросил он.
   -Когда? Сейчас? - от обалдения я заговорила, сильно повысив голос. Он слегка дернулся, а потом снова кивнул тем же способом, подняв и опустив веки. Я отвернулась от него к стене и стала ковырять пятно ногтем, почти ничего не понимая. Я говорю "почти", потому что сразу же вспомнила о проблеме влюбленных под кодовым названием "журавль и цапля".
   -Вы заняты, конечно? - снова тихо спросил меня герр Лизард. Я подумала, что в моих силах не наступать хотя бы на эти грабли, и решительно ответила:
   -Конечно, я свободна. Макс не назначал мне репетиций на сегодня. Видите, я даже пива прикупила. Не знаю теперь, куда его девать, ведь приглашали вы меня...я вас... на кофе!
   Тараторя это, я поднялась, отряхнула юбку, спустилась со ступенек и подняла упаковку с пивом. Со словами: "Пиво так пиво", герр Лизард слегка посторонился в дверях, пропуская меня внутрь и продолжая сжимать пальцами дверную ручку.
   -Меня зовут Норберт, - уже громче произнес он. Я протиснулась мимо него, продолжая обнимать упаковку с пивом.
   -Очень приятно, Стелла, - отозвалась я, мысленно сравнивая, сколько времени нам с Максом понадобилось, чтобы перейти на "ты". Норберт загрохотал замком за моей спиной, я резко обернулась и заметила странный засов, привинченный с внутренней стороны двери. Видимо, именно он и издавал тот непонятный металлический звук, к которому я уже успела привыкнуть за эти годы. К моему облегчению Норберт даже не прикоснулся к засову.
   -Проходи, пожалуйста, в комнату. Нет-нет, можешь не снимать обувь! - добавил он, видя, как опасно я балансирую на одной ноге, пытаясь расстегнуть молнию на сапоге и не уронить пиво.
   Чувствуя его нетерпение, я прошла через темную прихожую в комнату, которая, видимо, была гостиной, и застыла в шоке на самом пороге. Я ожидала увидеть:
   1)уютную холостяцкую квартирку, милую в своей безликости;
   2)запущенную холостяцкую квартирку, угнетающую своей безликостью,
   а увидела жуткую смесь музея, помойки и рабочего кабинета черного мага.
   Со стен, покрытых бежевыми обоями, на меня таращились маски, одна другой страшнее. Посреди комнаты стояли два черных кожаных дивана лицом друг к другу, на одном из них я заметила две черные подушки и черный же плед. Между диванами был низкий журнальный столик из черного стекла. На нем горело несколько чайных свечек, какое-то благовоние дымилось на специальной подставке, а в полной пепельнице тлела сигарета. Еще на столике были:
   1)две тарелки с остатками еды;
   2)три чашки, одна стеклянная, две глиняные, очень оригинальной формы;
   3)странный ножик со сточенным лезвием;
   4)какие-то палочки;
   5)стопка бумаги, верхние листки смяты.
   Как только я вошла, на меня хлынул тот запах, который я чувствовала ночью, но во сто крат усиленный. Впрочем, он был приятным. "Возможно, он призван заглушать запах гнили", - всполошено подумала я. Единственное окно в этой комнате, откуда мог поступать свежий воздух, было закрыто. Жалюзи на нем были опущены, что создавало в комнате искусственные сумерки. На тумбочке рядом с окном горела маленькая лампа. Ее свет отражался в мутном зеркале, висящем рядом и украшенном сплетенными проводами, лампочками и прищепками для белья. Под зеркалом на подставке стоял камень причудливой формы, напоминающий отрубленную голову. Вкрапления в камне отражали свет лампы и загадочно поблескивали.
   Почти по всему периметру комнаты на полу (даже у стеллажей с книгами) валялись груды какого-то тряпья. Я бы подумала, что это просто хаотично разбросанное белье, приготовленное в стирку, но настолько рваные вещи стирать никому не придет в голову. В целом по обстановке читалось, что хозяин квартиры мечется от интереса ко всему миру до глубокой ненависти к самому себе. Я было впала в панику, но услышала шаги Норберта за спиной, подавила страх и шагнула в комнату.
   -У тебя почти музей, - бодро прощебетала я, потому что это было
   1)первое, что пришло мне в голову;
   2)единственное, что я могла "прощебетать", не выдав эмоций.
   Норберт с очаровательной непринужденностью отправил ногой ближайшую к нему кучу хлама под стоящий рядом стул и, с нежностью оглядев маски, ответил:
   -Я начал собирать их, когда еще ездил в экспедиции.
   Затем он кротко извинился и вышел из комнаты в другую дверь, оставив меня нервно переминаться с ноги на ногу под взглядами его масок. Они были сделаны из самых разнообразных материалов: дерева, металла, кожи, перьев и т. д., но все были одинаково отталкивающими. На первый взгляд, впрочем. В одной я обнаружила шокирующее сходство с Максом. Подмигнув ему, а затем отвернувшись, я снова начала отстукивать мотивчики по упаковке пива, разглядывая внушительных размеров музыкальный центр, занимающий часть стены за одним из диванов.
   -А ты археолог? - прокричала я в дверь, за которой исчез Норберт.
   -Нет, палеонтолог, - ответил он, тут же вернувшись в комнату, причесанный и повеселевший. И хотя он посмотрел на меня с улыбкой доброго-доброго волка, у меня отлегло от души. Свет и тепло вернулись в его глаза. Они уже не были такими темными и пустыми.
   -Копаюсь во всяких окаменелостях, - добавил он с лукавой улыбкой, сгреб с охапку грязную посуду и снова вышел из комнаты.
   -Я знаю, чем занимаются палеонтологи! - крикнула я ему вслед, продолжая барабанить пальцами по пиву и думая, на что бы мне посмотреть, чтобы не расстроиться сильнее, чем уже расстроилась. Я вдруг поняла, что одиночество Норберта Лизарда было не вынужденным положением (велением судьбы, кармы, или просто неудачливостью), а сознательно принятым решением. Вся его квартира говорила о том, что он уже привык быть один, делать, что ему нравиться и никому не быть обязанным отчетом.
   -Я планировал кофе, поэтому к пиву у меня нашлось не так уж и много, - сказал Норберт, возвращаясь ко мне и неся в руках три тарелки. На одной был аккуратно нарезанный плавленый сырок, на второй - приличного размера кусок жареной курицы, а на третьей - (к моей великой радости и удивлению) пирог.
   Норберт поставил тарелки на стол, отбросил плед, сел на диван и позвал меня:
   -Садись!
   Я развернулась на каблуках, снова оглядела маски, натолкнулась на одну, которую не заметила, ужаснулась торчащим рогам и перьям и все же уселась рядом с Норбертом, отдав ему, наконец, упаковку с пивом. Пока он разрывал картонку и доставал банки, я придирчиво изучала тарелки (оказавшиеся безукоризненно чистыми) и пирог. Это был шоколадный бисквит с прослойками из суфле и вишневого джема, покрытый шоколадной глазурью. Норберт в это время молча открыл две банки, одну аккуратно поставил передо мной, сдвинул в сторону ножик, палочки и пепельницу и пододвинул кончиками длинных пальцев тарелку с пирогом ко мне.
   -Угощайся!
   Я не знала, за что взяться сначала, и решила эту дилемму в пользу пирога (не в последнюю очередь, чтобы не огорчать хозяина). Норберт же отпил внушительный (судя по звуку) глоток пива и вздохнул.
   -Когда я думал о тебе, то представлял именно танцовщицей или актрисой. Угадал.
   Я, рискуя подавиться не дожеванным пирогом (он думал обо мне!!!), тут же схватилась за свое пиво.
   -За то, чтобы Макс не выкинул меня из группы! - провозгласила я тост, подумав про себя: "до того, как я в нее вступила".
   -Макс - это...? - спросил Норберт после приличного глотка.
   -Мой руководитель, - с кривой усмешкой и приподнятыми бровками ответила я. Норберт чуть склонил голову вниз, глядя на меня, как любящий учитель на кокетливую ученицу. Пиво (или не совсем пиво) ударило мне в голову, и я добавила:
   -Вон он, висит у тебя на стене!
   Норберт тут же перевел взгляд на стену с масками.
   -Который? - снова повернувшись ко мне и приподняв для пущего эффекта одну бровь, спросил он.
   -Вон тот круглый. Который насупился, - ответила я, имея в виду странную круглую коричневую маску с крестиком вместо рта.
   -Африканское полнолуние, - откомментировал Норберт. Я не совсем поняла, что он имеет в виду. - Мне ее подарил коллега. А вон там четверть луны. Они обе деревянные.
   Он перегнулся через спинку дивана и показал рукой на маску, висящую недалеко от "Макса". Она действительно была выполнена в форме полумесяца и производила какое-то сонное впечатление. Возможно, пиво сделало свое дело, а может, присутствие Норберта, но все эти маски не казались мне больше такими уродливыми, как сначала. Я отвернулась от стены и для профилактики глотнула пива как следует. Норберт с ласковой улыбкой наблюдал за мной.
   -Это полнолуние так похоже на Макса, что надень он ее и приди домой, его мама не заметила бы в нем различий, - слегка позлословила я. Норберт беззвучно рассмеялся, его лицо на секунду стало гримасой. Я знала подобный смех и расшифровывала его, как "какие же вы идиоты, но я все равно вас очень люблю".
   -Скажи, а что ты репетировала на лестнице? - продолжая улыбаться, спросил он. Я тут же нахмурилась.
   -Макс придумал номер, - начала я, медленно и мучительно подбирая слова. - Пантомиму. О том, как хрупок наш человеческий облик. Как странный грим может исказить очертания тела и сделать его не-человеческим до неузнаваемости. А если еще и движения перестанут быть нормальными... На лестнице мне пришло в голову потренировать, проникнуться идеей, так сказать.
   Всю эту чушь Норберт выслушал, задумчиво поглядывая то на меня, то на стену напротив.
   -Как ты понимаешь, на мне будут тонны грима, - добавила я. Норберт вполне серьезно кивнул, глотнул из банки и сказал:
   -Меня тоже увлекает идея изменений. Мир меняется, и это не совсем правильно - стремиться оставаться таким, каким ты был. А маска или грим - самый простой способ стать кем-то другим.
   -Особенно, если сам себе ты уже порядочно надоел! - вырвалось у меня. В глазах Норберта мелькнуло настолько странное выражение, что мне тут же захотелось
   1)провалиться сквозь землю;
   2)заплакать;
   3)не рождаться вовсе;
   4)извиниться и тихонько, по стеночке, уйти.
   Впрочем, зачем уходить, когда я только пришла, и пиво еще не допито? Чтобы сгладить (или усилить?) неловкость, я вскочила с дивана и подбежала к стене с масками. Норберт приподнял брови, глаза снова потеплели, в них появился смех.
   -Например, я - Стелла, но мне надоело быть Стеллой. Я надеваю маску и становлюсь...можно вон ту, в форме выпотрошенного яблока?
   Норберт встал, подошел ко мне и легко снял со стены маску, до которой я не могла и дотянуться.
   -Это крашенное дерево. Видишь, целиковый срез, - он прошелся пальцами по краю маски. Я вынула ее из его рук и приложила к лицу, приняв позу фарфоровой пастушки.
   -Я становлюсь кокетливой инопланетянкой со странными знаками клановых отличий. Как ты думаешь, что значит красный крестик на лбу и два черных на щеках? Или... можно ту, рядом?
   -Тоже крашенное дерево, но, - видишь? - здесь поработали сверлом, и эти дырочки подчеркивают текстуру, - Норберт взял у меня инопланетянку и дал вторую маску.
   -А вот и негр, у которого вокруг глаз кожа почему-то облезла ровными ромбиками. Это так его расстроило, что он похудел, и сам стал похожим на ромб, - я ссутулилась и заставила мои коленки дрожать, как от слабости. Негру Норберт рассмеялся и шутливо приподнял брови, сразу же напомнив мне шута средневековья.
   -Или, - тут я сама аккуратно сняла маску красного демона с двумя зубами, как у морской свинки, - я дух мести, мучающий сотрудников компаний, которые обещают вылечить пародонтоз одной только зубной пастой!
   Я изогнулась и, приняв позу атакующей змеи, завела свободную руку за голову и растопырила пальцы так, чтобы это было похоже на корону. Норберт, уже не только смеющийся, но скорчивший рожу, как шут, снял маску другого демона, зеленого, приложил к лицу и грозно на меня зарычал, взмахнув над моей головой рукой с растопыренными длинными пальцами. Мы оба рассмеялись.
   -Ну, мне и маску надевать не надо. Я и так страшный, - заметил Норберт, вешая обоих демонов на стену.
   -Вовсе нет! - запротестовала я. - Из тебя не торчат перья и клыки, как вот из этого!
   Я жестом показала на маску, которая так напугала меня. Норберт повернулся к ней и склонил голову на бок.
   -Она не деревянная, так ведь? - спросила я.
   -Нет. Это цельный коровий череп, - Норберт постучал пальцем по маске.
   -Настоящий? - ужаснулась я
   -Да, я специально искал, чтобы был с рогами, поверх него крашенная кожа...
   До меня медленно дошло, что этот кошмар на стене сделал сам Норберт. "Я, что, и, правда, живу рядом с черным магом? Такое только в книжках бывает!" - пронеслось у меня в голове. В это время Норберт продолжал рассказывать:
   -Еще вороньи перья, что-то нашел, что-то выклянчил у смотрителя в зоопарке. А вот эти накладки, - он провел пальцами по круглым, призрачно поблескивающим камушкам, идущим рядком под глазами маски. - Это лабрадорит. Я купил его в специальном магазине для ювелиров. А волосы выдернул свои собственные...
   -А все эти...эээ...ингредиенты что-нибудь обозначают? - осторожно спросила я, трезвея на глазах и уже ища взглядом свою банку пива. Норберт лишь пожал плечами, не отрывая глаз от своего шедевра.
   -Это как посмотреть. С одной стороны обозначают что-то, но с другой - это просто кусочки головоломки, которые сложились в моей голове. Понимаешь, каждую свою работу я продумываю до тех пор, пока не вижу всего артефакта целиком. Когда мне в голову пришла идея этой маски, я занимался каталогизацией. Скучнейшая работа, понимаешь, но у меня было достаточно времени, чтобы все составляющие маски нашли свои места. Я назвал ее "Защитник", она - амулет для хороших людей, - Норберт, наконец, повернулся ко мне. Глаза у него сияли, он явно был рад поговорить о своих работах. Я отлично его понимала, спроси меня кто о моих рассказах, так я буду болтать без умолку весь вечер и ночь в придачу.
   -Если это амулет, то не практичнее было бы сделать не такую громадную маску, а, например, кулончик, чтобы носить на себе? - спросила я, всей душой болея за бедных коров и думая, что так их черепа останутся при них. В следующую секунду я поняла тщетность собственных надежд. Ведь если делать кулончики, то можно использовать черепа мелких животных: кошек, крыс и т.д. Я искренне понадеялась, что не подкинула Норберту хорошую идею, впрочем, интерес в его глазах говорил об обратном.
   -Возможно, я попробую. Но пока мне хочется делать крупные вещи.
   -Ты мог бы продавать такие странные штучки. Многие люди любят все... натуральное, - сказала я, подумав, что сама не захотела бы держать у себя дома куски мертвых животных. Но о вкусах не спорят.
   -Я хотел бы продавать мои маски. Но их так долго делать. Я успеваю сделать за год только две, - сообщил мне Норберт с глупой надеждой на мое понимание в голосе.
   -Маленькие ты успеешь сделать быстрее, - сказала я. Он прищелкнул языком.
   -Не уверен. С мелкими деталями надо быть осторожнее, и крепить их сложнее. А ты легко придумываешь всякие бизнес-идеи.
   -К сожалению дальше идей дело не идет, - вздохнула я. Норберт пол минуты разглядывал меня, потом снова вернулся к своим маскам. И на меня и на них он начал смотреть с одинаковой радостью.
   -Я сделал еще две. Вот они. Одна на деревянной основе, а вторая - на основе грубой кожи. На изготовление обеих ушло в целом восемь месяцев, но я ими доволен.
   Норберт подвел меня к месту, где они висели, и при этом умудрился не разу до меня не дотронуться. Шок, который произвела на меня его квартира, маски только усугубили. Одна была синего цвета, другая - черно-красного, но в обеих чувствовались
   1)какая-то инородность, чуждость; они были непривычны и незнакомы мне;
   2)вполне определенный и индивидуальный стиль.
   Но, впрочем, я не могла утверждать, что по-своему они не были красивы. Собственное неприятие этого стиля я объяснила для себя несовпадением а) места (ну, не была я в том мире, откуда пришел их образ); б) времени (мне чудилось в них что-то головокружительно древнее). Я подумала, что уже два дня подряд жизнь преподает мне урок терпимости. Каков же будет экзамен?
   Рядом с масками висел некий артефакт в застекленном футляре. Мне в глаза сразу бросился очередной череп (мелкого животного, ага). Ко лбу черепа были прикреплены одинаковые веточки коралла, призванные изображать рога. Почти весь футляр был заполнен мелкими косточками и странными растениями, из которых я узнала лишь омелу. Приглядевшись внимательнее, я поняла, что все эти кусочки складываются в лицо. Не слишком живое и красивое. Будь у меня более жесткие представления о прекрасном, я бы возмутилась и потребовала от Норберта придать этому его творению черты какой-нибудь ушасто-эльфийской аниме-принцессы. Но поскольку я никогда не была адептом "кавайности", то могла оценить оригинальность и даже своеобразную прелесть этой работы.
   -А чей это череп? - спросила я, стукнув пальцами по стеклу футляра.
   -Лисы.
   -Ой! Ну ладно, ты хотя бы не держишь скелет мамонта в квартире.
   -Потому что он бы тут просто не уместился, - успокоил меня Норберт. - Но почти все мои коллеги начали свою карьеру с дошкольного интереса именно к мамонтам.
   -Волосатые слоны. Что в них интересного? - я вполне серьезно пожала плечами. Во рту пересохло, и захотелось пива. - Хотя сама я в щенячестве безжалостно погнала маму в музей на окраине, чтобы посмотреть на скелет мамонта.
   -В какой музей? На Альберт-штрассе?
   -Да.
   -Понятно. Я с ними работал.
   -А это случайно не футляр от экспоната? - сменила я тему. Норберт заулыбался.
   -Он самый. Вот тут, - он провел пальцами по боку корпуса, - был прикреплен номерок. Дырочки еще остались.
   -А это лесной дух там внутри? Мне он нравится.
   -Это самая долгая и кропотливая из моих работ. Плохо помню, когда ее начал, так давно было. Иногда казалось, что я вообще ее никогда не закончу. Мне в голову все приходили и приходили идеи, чего в ней не хватает. Тут одних растений видов пятнадцать. Работа грозила растянуться в бесконечность, но все же я ее закончил, - похвалился Норберт. Я понимающе кивнула и заметила:
   -Странное лицо.
   -Я вообще люблю все странное, - Норберт кокетливо улыбнулся. Я улыбнулась в ответ и вернулась к столу. Странностей с меня было достаточно, но так хотелось, чтобы он и дальше смотрел с радостью на меня, а не на маски. Их он видит близко уже не один год, а меня только первый день.
   -А что еще у тебя есть?
   -Рисунки и статуэтки, - ответил Норберт, садясь на диван и отщипывая кусок курицы.
   -А мне можно курицу?
   -Пожалуйста, - он тут же подвинул мне тарелку.
   -А статьи у тебя есть? - поинтересовалась я, пытаясь в то же время отодрать кусок курицы.
   -И статьи, но тебе будет скучно. Давай придержу, а ты оторвешь. Если хочешь, я найду тебе что-нибудь для общего ознакомления.
   -Найди, мне будет интересно. Нет, я хочу вот этот кусок. К тому же мне по работе пригодится расширение кругозора и прочистка мозгов.
   -Ну не мамонта же ты танцевать будешь. Тебе тот кусок или этот? А, черт!
   Курица порвалась в наших руках. У меня осталось мясо и кожица, а Норберту досталась кость, которой он и взмахнул, как учитель указкой. Потом потянулся к курице в моих руках, но я не пожелала ее отдавать со словами:
   -Ты палеонтолог, тебе и кость!
   Он снова шутовски приподнял бровь, как бы говоря: "Ах вот ты как, да?" Лоб тут же прорезали глубокие морщины. Я была так близко, что могла разглядеть любую из них. Я видела и складки у рта, и морщинки у глаз, и мешки под глазами, усиленные как плохой ночью (возможно), так и смехом. Я видела седину в волосах и впалые щеки. Мне стало так его жалко, что я его поцеловала. Сама. Никогда не думала, что когда-нибудь решусь.
   Мы стали целоваться, и я была бы безгранично счастлива и мучительно испугана, если бы не курица в моих руках. Она словно зажила второй жизнью и теперь наблюдала за нами, пытаясь поработить мой разум. Больше всего на свете мне хотелось
   1)забыться и отдаться порыву, но курица говорила, что тогда я уроню ее;
   2)прижаться к Норберту, но курица утверждала, что тогда я размажу ее по его свитеру, а она не желает вставать между нами;
   3)обнять Норберта, но проклятая курица продолжала оттягивать руки.
   Я скосила глаза, чтобы вернуть эту курицу на тарелку, и сама же разрушила волшебство момента. Пришлось без сожалений прервать поцелуй. В конце концов, если сейчас он не прогонит меня взашей, то у меня еще будет возможность поцеловать его без курицы-мозгоеда в руках, а если он меня прогонит, то значит прогонит. Хотя бы воспоминание останется.
   Когда я отодвинулась, Норберт вздохнул, еще посидел в той же позе, но, заметив, что я стала ковырять курицу, снова начал поигрывать костью. Мне вдруг стало интересно, а эта кость не пыталась поработить его разум, как моя курица? Впрочем, он палеонтолог, кости должны его слушаться. К моему удивлению Норберт не бросил кость на тарелку, а взял ножик и стал ее зачищать. Похоже, он делал это, задумавшись, на автомате. Его лицо окаменело, как тем утром, и я снова подумала, что его мучает какая-то навязчивая мысль.
   -Зачем ты мусолишь эту кость? - задала я дурацкий вопрос.
   -Мда, - ответил Норберт и бросил кость на тарелку, а ножик - на стол. Но почти сразу взял его снова и начал затачивать одну из палочек, лежащих на столе. Щепки от нее он аккуратно складывал в пепельницу. Я же жевала курицу и разглядывала его.
   В профиль было особенно заметно, какие длинные у него ресницы. Он, наверное, был красив в молодости ("когда еще ездил в экспедиции"). Этот его длинный с горбинкой нос, сильный подбородок, высокий лоб, крупный, улыбчивый рот могли сильно действовать на женщин. Если я поддалась на его обаяние, когда он уже был потрепан жизнью, то каков же он был раньше? И продолжая эти размышления, я тут же вернулась к своим прежним мыслям о нем. Если он был из тех мужчин, которые нравятся женщинам, что заставляет его жить в одиночестве? Ответов было много, Норберт мог
   а) быть гомосексуалистом (на которого совершенно не похож, и гостей-мужчин у него я тоже не засекала);
   б) быть женоненавистником (если да, то довольно вежливым и любезным);
   в) быть человеконенавистником в целом (ближе к правде, но для этого он слишком добродушен);
   г) быть маньяком (но это хрестоматийно до невероятности);
   д) встречаться с дамой сердца на ее территории (для этого он слишком регулярно возвращался домой, и имел характерно холостяцкий вид);
   е) иметь еще какие-нибудь серьезные отклонения от нормы, о которых я просто не догадывалась.
   Когда Норберту надоело строгать палочку (точнее, счищать с нее тонкий верхний слой), он снова бросил ножик на стол, взял свое пиво, допил то, что оставалось, и следом открыл новую банку. Затем, не выпуская ее из рук, он откинулся на спинку дивана и повернул голову ко мне. Я обгрызала курицу, продолжая внимательно наблюдать за ножиком в его руках. Хорошо, что он отбросил его, а то мне в голову стали приходить разные нехорошие мысли. Например, что он собирается
   1)зарезать меня, точнее отрезать кусочек, потому что лезвия не хватило бы на глубокую рану;
   2)срезать прядь моих волос (не в медальон (ни в коем случае!), а для маски);
   3)вскрыть себе вены.
   -Стелла?
   -Мм?
   -Сколько тебе лет?
   Я смотрела на него поверх курицы, удивленно вытаращив глаза. Второй раз за день этот вопрос поставил меня в глухой тупик. Но именно аналогия с проблемами в магазине помогла мне понять, что имеет в виду Норберт. Вот ведь придумал проблему! Неужели именно этот вопрос так его мучит?
   -Вы сговорились, что ли? - возмутилась я, проглотив кусок курицы. - Да совершеннолетняя я, совершеннолетняя! Можешь не беспокоиться о законности нашего поведения.
   Норберт улыбнулся моему возмущению, но не пожелал оставить тему:
   -Я имел в виду не совсем это.
   Я не выдержала, положила остатки курицы на тарелку, вытерла первый слой жира об кусочек бисквита, а второй - о рукава моей кофты (нервно обхватив плечи, будто зябну) и, наконец, ответила тихо и ласково:
   -Норберт, не морочь мне голову, - и в упор посмотрела на него.
   Второй поцелуй дался мне легче, чем первый. Он показался даже почти привычным. Перед тем, как переключиться целиком на Норберта, я вынула из его рук банку с пивом (чтобы не отвлекала и не порабощала разум) и аккуратно поставила ее на стол. Я не знаю, сколько времени мы провели, целуясь, но Норберт, по началу корректно державший свои руки при себе, дал, наконец, им волю.
   Неожиданно (и некстати) в моей голове зазвонил тревожный звоночек. Сначала он звонил тихо, потом громче, а следом я всерьез почувствовала, что что-то не так. Дело было в Норберте, точнее в его запахе. От него, от кожи и волос, остро пахло тропическими растениями и болотной лихорадкой (во всяком случае, мой мозг подсунул мне именно такие сравнения). Запах был приятным и все же вызывал смутную подсознательную тревогу. Я поняла, что если сейчас не вдохну обычного воздуха, то впаду в первобытную истерику. И даже у меня, привычной продумывать варианты, не хватало воображения (или опыта), чтобы представить, что я тогда сделаю.
   Я отстранилась от Норберта, точнее, сделала попытку, но он стал возражать:
   -Куда ты?
   -Я здесь и никуда не ухожу, - ответила я, высвобождаясь из его обхвата. Он неохотно отпустил меня, затем вздохнул и отвернулся.
   -Можно, я взгляну на твои книги? Я ничего не буду трогать, просто посмотрю.
   Он резко кивнул в ответ, глядя не на меня, а куда-то себе под ноги. Я посмотрела туда же. Под столом, на нижней полочке лежали очередные тряпки, внушительная стопка журналов, поверх них стояла ступка из белого камня. Норберт протянул руку, взял ее, поставил на стол и снова взялся за ножик.
   Я тут же встала и, взяв свое пиво, шагнула к книжным полкам. В сумерках квартиры было не очень легко разглядывать надписи на корешках книг, особенно если книги были старые, но я старалась. На полке в большом ассортименте были представлены медицинские справочники, атласы растений, многочисленные словари, работы по палеонтологии (больше было почему-то по палеоботанике), несколько книг об истории натуральных красителей и т. д. Художественную литературу я нашла на двух нижних полках. Богатая подборка профессионалов по сказкам о древнем ужасе меня изрядно позабавила, ведь именно одного из них я и собиралась читать сегодня. Сборник биографий знаменитых иллюзионистов, кажется, часть его я читала в журнале. Писатели фантасты, не гнушающиеся полетами в космос. К моему удивлению, один из них был представлен, и как мастер фантастики, и как серьезный философ.
   Я села на корточки, чтобы разглядеть книги на нижней полке, и натолкнулась на очередное тряпье. Среди темных тряпок ярко выделялась белая. Видимо, раньше она была майкой, но теперь была изодрана до потери формы и запачкана какими-то разводами. Их цвет невозможно было разглядеть в сумерках квартиры Норберта.
   У меня затекли ноги, и я поднялась. Думая, что про скелет Ктулху шутить будет совсем уж глупо, я шагнула к окну и раздвинула пальцами жалюзи. Забавно, окна Норберта выходили на ту же сторону, что и мои, но вид воспринимался совершенно иначе. Ко мне мир заглядывал, не спрашивая разрешения, а за Норбертом мог лишь подглядывать. Я обернулась. Норберт задумчиво строгал палочки в ступку.
   Отвернувшись от окна, я посмотрела на тумбочку с камнем-головой. Рядом с ней стояли два старомодных будильника (сначала я их не заметила). Один был поставлен на половину восьмого (как у нормальных людей), другой - на четверть третьего. Оба они громко тикали, как в старых фильмах ужасов, и показывали время, одинаковое до секунды. Я перевела взгляд на зеркало.
   Если бы у меня в квартире зеркало было декорировано прищепками и лампочками, то я повесила на прищепки фотографии близких людей, сентиментальные открытки и просто записочки, как знак того, что у меня есть личная жизнь. У Норберта же все прищепки были пусты.
   Я вдруг почувствовала, как же поразительно тихо в квартире. Звуки с улицы в нее не попадали. Рядом со мной тикали будильники, а за спиной раздавались лишь тихие ритмичные удары пестиком о дно ступки и скрип растираемого вещества.
   Норберт поднялся, и я, испугано дернувшись, обернулась к нему. Мы обменялись странными взглядами. Не знаю, что было в моем, но в его глазах чувствовалось мрачное предостережение. Держа ступку в руках, он вышел в соседнюю комнату. Я поняла, что надо срочно придумывать тему разговора.
   Когда Норберт вернулся, я уже послушно сидела на диване с новой банкой пива. Он поставил ступку на стол, и я заметила, что кроме истертых в кашу кусков тех палочек, там появился какой-то порошок.
   -Что ты делаешь? - спросила я. Норберт улыбнулся, начав аккуратно перемешивать порошок и пасту.
   -Готовлю краску.
   -Ты и краски для масок сам делаешь? - восхитилась я.
   -Иногда, - также коротко ответил Норберт.
   Я не стала настаивать на продолжении беседы, а просто сидела рядом, попивала "пивко" (как сказал бы Макс) и наблюдала за руками Норберта. Он орудовал ступкой, аккуратно и методично перетирая все ее содержимое в мелкий порошок. Даже волоконца палочек понемногу были истерты. Четкие движения длинных пальцев завораживали, и до меня не сразу дошло, что пауза затянулась почти неприлично. Я тут же спохватилась, посмотрела в лицо Норберта и сразу успокоилась. Он искоса ласково поглядывал на меня, загадочная улыбка стала чуть шире. Я облегченно вздохнула и снова обвела глазами комнату. У меня нет телевизора, и то, что быстро заметил бы обычный человек, ускользнуло от моего внимания, потому что являлось нормой жизни.
   -У тебя, похоже, нет телевизора?
   -Ненавижу их всех, - тут же ответил Норберт не слишком приятным голосом. Затем помолчал и прибавил пару смачных выражений так мягко и обаятельно, что я была сладко шокирована и сразу представила, каково это - быть на месте его подчиненного, если он им не доволен.
   -Я тоже прекрасно обхожусь без телевизора, - чуть более корректно заметила я. - Книги лучше. У тебя все аккуратно разложено по полочкам, а я в них просто утопаю. У меня книги валяются везде, но ведь это моя работа.
   -Работа? - переспросил Норберт, на секунду отвернувшись от ступки.
   -Да, я их читаю и иногда пишу, - скромно потупив взгляд, ответила я, чувствуя себя не очень уютно. Казалось, что я признаюсь в выборе писательской профессии своему учителю литературы, у которого никогда ничего выше тройки не имела.
   -Так ты писатель?
   -Да.
   -А как же танцы?
   -Ну и танцы тоже...
   -А что ты больше - писатель или танцовщица? - шутовская улыбка снова вернулась на лицо Норберта.
   -Писатель. А ты больше палеонтолог или... все это? - я обвела жестом комнату, не зная, как назвать изготовление масок.
   -Ни то, ни другое, - шутовская улыбка стала загадочной. Норберт продолжал перетирать этот порошок в пыль, а я снова засмотрелась на его длинные ловкие пальцы. Кончик одного был заклеен серебристой клейкой лентой (то ли порез, то ли ожог).
   В поисках чего-то третьего, что могло являться Норбертом Лизардом (а заодно и темой для разговора), я снова обвела глазами комнату, но наткнулась взглядом на вездесущее тряпье. Вообще, "ни то, ни другое" (а точнее, ни то, ни се) в моем сознании тесно ассоциировалось с Максом.
   -Я все время думаю о странных существах, - начала я, размышляя, не рассказать ли мне Норберту о твари на лестнице. Судя по маскам, она пришлась бы ему по вкусу. - До того, как ты окликнул меня на лестнице, я пыталась почувствовать, каково быть ... мутантом, что ли? Не знаю, как тебе сказать...
   Норберт на секунду прекратил перетирать порошок и посмотрел на меня. Затем снова отвернулся к столу, взял одну из чайных свечек, уже полностью расплавившуюся в своей металлической чашечке, вылил горячий стеарин в ступку и стал быстро перемешивать.
   -Это как мамонты. В детстве почему-то они нам интересны, а потом, становясь взрослее, мы уже привыкаем к их существованию. Пусть даже и в виде скелета в музее на Альберт-штрассе.
   -Спустя годы лично меня волновали не сами мамонты, а совокупность причин, приведшая к их гибели, как вида, - заметил Норберт, отчаянно работая пестиком. Его пальцы двигались так быстро, что напомнили мне о твари на лестнице.
   -Но я хотела сказать не об этом, - заупрямилась я. - Увидь я мамонта на улице, испугалась бы просто с непривычки. Увидь второй раз - нервно дернулась, а на третий раз, вполне возможно, пошла бы с ним знакомиться. Я хочу сказать, что мы все странные существа, поэтому нельзя относиться совсем уж к странным существам с предубеждением. Такой вывод я вынесла из последних двух дней моей жизни.
   Я ожидала, что Норберт спросит меня, к чему я это говорю (хотя этого не понимала и я сама). Вместо этого он поднялся с дивана, погладил меня по волосам и вышел из комнаты, унеся с собой ступку. С легкого расстройства и обалдения (куда это меня занесло?! и куда понесло его?) я допила пиво, оставшееся в моей банке.
   Норберт вернулся минут через пять, когда я уже начала всерьез беспокоиться, но еще не начала продумывать возможные варианты а) того, что с ним там случилось; б) самостоятельного побега из его квартиры. Он со вздохом облегчения сел рядом со мной, шмыгнул носом и взял пиво. Я заметила, что ступки при нем не было (наконец-то!).
   -Норберт? - я снова попыталась разговорить его.
   -Да?
   -А что это у тебя стучало всю ночь?
   Он повернулся ко мне с забавно вытянутым лицом.
   -Я мешал тебе спать?
   -Не очень, просто интересно стало.
   -Хотел расслабиться и не думать о работе. И забыл, что стены тут без звукоизоляции.
   Я усмехнулась, представив себе, как Норберт Лизард под тамтамы отплясывает по квартире с благовониями в руках.
   -Я думала, ты любишь работу, - заметила я, уткнувшись подбородком в его плечо. Он слегка скривился и прищелкнул языком.
   -Люблю. И все равно, работаешь, работаешь, а все, что ты получаешь после, это рак.
   -У тебя рак? - тут же всполошилась я.
   -Нет, - он покачал головой и обнял меня.
   Что-то в его тоне меня испугало. Когда я мечтала о нем (о нас), мне и в голову не приходило, что он может быть болен (хотя это было видно невооруженным глазом). В моих мечтаниях мы жили долго и счастливо во взаимной любви и согласии. Его смерть на больничной койке (или даже у меня на руках) в мои планы не входила. Как обычно, я оказалась совершенно не готовой к реальности.
   Норберт, будто слыша мои мысли, ласково гладил меня по голове. У него был какой-то покорно-усталый вид. Даже не верилось, что на этом лице может быть выражение угрозы. Я взяла себя в руки и решилась хотя бы одну мечту воплотить в реальности (чего бы мне этого не стоило!). Плюнув на страх перед его запахом и на все глупые мысли, я снова полезла к нему с поцелуями. Мне показалось, Норберт был просто счастлив, что я перестала болтать всякую ерунду, но и не потеряла к нему интерес.
   Сначала все шло хорошо, даже несмотря на то, что от его запаха (как будто даже усилившегося), у меня начала кружиться голова. Я терпела это, ощущая нарастающую страсть Норберта. Он крепко прижимал меня к себе и весь сам как-то напрягся. Если до этого я чувствовала через одежду в основном его кости, то теперь упругую мускулатуру. Я окончательно наплевала на приличия и стащила с него через голову этот ужасный серый свитер (одной тряпкой на полу больше, одной меньше - какая разница?). Под ним оказалась белая майка, а под ней в свою очередь рисунок рельефной до ненормальности мускулатуры. С Норберта можно было рисовать иллюстрации для учебника по анатомии. Казалось, у него одинаково напряжены все группы мышц торса, рук и шеи.
   Норберт снова притянул меня к себе, таким образом прервав осмотр и возобновив поцелуй. То, что по рукам извилистыми дорожками побежали набухшие вены, я почувствовала уже пальцами. Норберт весь покрылся испариной, и мои руки легко скользили по влажной коже. Вдруг пот стал странно вязким, пальцы липли к нему, как к сладкому пятну.
   Норберта зазнобило. Я чувствовала, что он пытается сдержать дрожь. Но это как раз не было странным. Меня и саму колотил нервный озноб. Сердце заходилось биением, и готово было спотыкнуться в любой момент, устав от бешеного ритма. Я никогда не чувствовала себя так "смертельно" влюбленной.
   -Я люблю тебя! - помимо воли вырвалось у меня. Он тут же замер. Я была слишком возбуждена, чтобы жалеть о своих словах. Да и прикусывать язык себе (и ему тоже) было поздно.
   -Тогда уходи! - ответил мне Норберт. Я ошалело смотрела на него. Его лицо блестело от пота, а глаза стали пустые и темные.
   -Уходи! - повторил Норберт, слабо оттолкнув меня. Я послушно встала, не в силах противиться приказу, сделала один шаг прочь и остановилась. Что бы (и как бы) это ни было, но уходить сейчас было просто глупо.
   -Ну, нет! Теперь я уже никуда не уйду! - заявила я, расстегивая молнию на кофте.
   Норберт смотрел на меня и не видел. Его дрожь стала совсем явной. Я застыла с глупо расстегнутой кофтой, не в состоянии отвести глаз и дать себе полный отчет в том, что с ним происходило. Пот катился по его телу ручьями. Он промочил майку насквозь, и она прилипла к телу. А затем, с головокружительной скоростью Норберт пошел разноцветными пятнами. Казалось, краска проступает (льется!) из каждой поры его кожи. Белая майка тут же стала оранжевой и фиолетовой. Его руки, лицо, шея, даже волосы быстро покрывались замысловатым рисунком из этих цветов. Окаменевшее лицо все еще напоминало о прежнем Норберте, и было жутко видеть последние проблески сознания в его остановившихся глазах. То ли гной, то ли слизь медленно затягивали их оранжевой пленкой.
   Я мучительно втянула в себя воздух, поняв, что если еще немного простою с перехваченным дыханием, то просто задохнусь. Тварь с лестницы (или Норберт Лизард?) тут же вышла из ступора и протянуло ко мне длинную в разводах руку. Я увидела тот самый кусочек серебристой клейкой ленты, который Норберт использовал вместо пластыря, и к которому я успела так привыкнуть за этот вечер. Мои нервы сдали. Громко завопив, я развернулась, перепрыгнула второй диван и кинулась к двери, которая вела (к сожалению) в глубь квартиры, а не к выходу из нее. Поняв это, я обернулась и с нарастающей паникой осознала, что тварь (я никак не могла называть это существо Норбертом) по-лягушачьи сидит в дверях прихожей и подслеповато принюхивается. Мне пришлось
   1)скрипнуть зубами;
   2)приготовиться задорого отдать свою жизнь;
   3)оглядеть маленький (все еще) доступный для меня коридорчик.
   Заметив характерную для туалета дверь, я, не задумываясь ломанулась туда, успев перед тем, как закрыться, даже включить себе свет. Дрожащими пальцами закрыв щеколду, опустив крышку унитаза, я рухнула на него, не в силах больше стоять. Ноги меня не держали, но шум за дверью был таков, что мне пришлось упереться в дверь сапогами из страха, что тварь (может, все же Норберт?) выломает дверь.
   Неожиданно в моей голове возникла странная женщина из вчерашнего дня. Она сказала мне:
   -Все было понятно почти сразу, но влюбленность сделала тебя глупой и наивной. Судьба пыталась огородить тебя от Норберта, подсунув вместо него Макса, но ты упрямо стояла на своем.
   -Можно подумать, Макс был лучше! А если он все же девушка? - на секунду я снова увязла в надоевших сомнениях.
   -Уж лучше девушка, чем разноцветная лягушка-оборотень с пристрастием к каким-то непонятным веществам, - возразила мне та женщина.
   -Макс еще молодой. У него вся жизнь впереди. Кто знает, каким он станет в ее конце? - я погрузилась в волны оптимизма.
   -А каково было начало жизни Норберта Лизарда, если результат ее таков? - странная женщина явно намекала мне на что-то. - Палеонтология, палеоботаника, медицинские справочники, разговоры о раке, как единственном результате долгого труда на благо человечества, экзотические красители, доступ к лабораториям палеонтологического института и безумное количество времени для одиноких размышлений.
   -Ты хочешь мне сказать, что он был болен и предпочел альтернативное самолечение традиционным процедурам? Что он был настолько умен и удачлив, что нашел способ, состав, какое-то активное вещество, которое помогло ему справиться с болезнью, но ценой таких превращений?
   -Он даже при тебе готовил что-то. Ты же не знаешь, что это было, - хладнокровно заметила странная женщина в моей голове.
   -Знаю. Какая-нибудь декоративная ерунда, потому что никто в здравом уме не станет добавлять в лекарство средней чистоты стеарин из чайных свечек. Все наши предположения совершенно бездоказательны. Что гадать на ромашке? Или бумажке? - я заметила висящий рядом со мной рулон туалетной бумаги и предпочла извести на странную рукопись (в бутылке, ага) хоть его целиком, чем вести душеспасительные (и мозгогубительные) беседы с самой собой.
   И вот я сижу на крышке унитаза в квартире герра Лизарда и царапаю свою исповедь на двухслойной туалетной бумаге. Я собираюсь писать до тех пор, пока хватит карандаша для подведения глаз, который оказался в кармане кофты. Или пока тварь не высадит дверь. Впрочем, судя по звукам, Норберт не проявляет такого желания. Он просто ходит, шипит и шуршит чем-то.
   Время от времени я поднимаю голову от туалетной бумаги и разминаю шею. Привлеченная хрустом моих позвонков тварь начинает царапаться в дверь и сопеть в щелки. И так по кругу час за часом, я снова пытаюсь дожить до утра и не сойти с ума. Не знаю, сколько времени прошло после того, как мой карандаш сточился, но за дверью туалета все же раздался надтреснутый голос:
   -Стелла, ты там? Ты жива?
   -Норберт, это ты?! Это снова ты?! - не сдерживая громогласного рева, я открыла щеколду. На полу у самой двери, прислонившись спиной к стене, сидел Норберт. Он больше не напоминал инопланетную лягушку. Казалось, его просто облили из окна краской. Пятна потекли и смазались, цвета потускнели. Он потянулся ко мне:
   -Стелла...
   Я дотронулась до него, но тут же одернула руку и истерично взвизгнула:
   -Ой, гадость какая!
   Цветная слизь на Норберте загустела. Она красилась и липла к пальцам. Он слеповато повел головой и потер глаза, все еще скрытые оранжевой пленкой.
   -Это все смывается, - прохрипел он.
   -Да? - икнула я сквозь слезы. - Тогда это надо немедленно смыть!
   Я схватила пытающегося встать Норберта за майку и потащила в ванную. Он скользил и спотыкался, а я немилосердно волокла его вперед с силой, о которой в себе и не подозревала. Я больше не беспокоилась о том, что могу испачкаться. Но и не понимала, что могу не рассчитать силу и разбить его голову о дверной косяк. И хоть я ревела, как белуга, больше ничего не боялась.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"