Аннотация: Фильтропункт в Грозном зимой и весной 1995 года - тема редкая в периодике и литературе. Но жизнь там шла своим чередом, была подчинена общим законам войны. Любовь и предательство шли рука об руку.
Фильтропункт
На рассказчика этой истории капитан Фомин вышел по звуку, напоминавшему мерный, с длительными паузами, глухой одиночный стук большого японского барабана.
В дальнем углу двора молодой боец деревянной киянкой вправлял вывернутые наружу края дыр, по всей вероятности, от гранаты, разорвавшейся внутри желтого "жигуленка" с серыми пятнами еще свежей грунтовки. Взгляд парня был отрешенным, без каких-либо проблесков интереса к новому для него человеку.
Фомин достал сигареты. Молча выкурили по одной. Щелчком отбросив окурок в лужу, где отражение солнца тотчас потеряло свои правильные контуры, несостоявшийся собеседник Фомина вновь медленно заколотил по посеченному осколками корпусу машины.
Дед, командир спецназа, позже попытался прояснить ситуацию Фомину:
- Человека сильно контузило. Через неделю у нас смена. Заберем его с собой. А то пришлось бы ему после госпиталя возвращаться домой в одиночку. Так будет всем спокойнее. Ему, может быть, даже, прежде всего. Человека ведь и в личном плане тряхнуло - будет похлеще любого взрыва.
Последней фразой Дед, вопреки своим намерениям, сделал эту историю еще более таинственной и тем самым привлекательной для Фомина.
Уже скоро общение с молотобойцем у машины - не без тех же сигарет и содержимого фляжки Фомина - наладилось, стало непринужденным и исповедальным, таким, какое было возможным в истории, рассказываемой под запись в блокноте. Казалось бы, отрывочные прежде строки и пометки при повторном и неспешном прочтении между тем складывались в целостное повествование о жизни фильтропункта...
"Фильтр" стал спутником войны. Он представлял собой универсальный объект, принявший на себя функции сразу нескольких, в обычной обстановке, вне войны, специальных учреждений с решетками на дверях и окнах - "обезьянников" при милицейских дежурных частях, изоляторов временного содержания, спецприемников и, собственно, самих следственных изоляторов.
В Грозном до недавнего времени был свой следственный изолятор. Но о нем сейчас напоминали только руины с разбитыми стенами крепостной толщины.
Новое место подобрали на северной городской окраине.
В прошлом там размещалось автотранспортное предприятие. Административный корпус не пострадал, поскольку его не бомбили, не взрывали и не обстреливали артиллерийским огнем. Не были нарушены коммуникации. Редчайший случай для чеченской столицы этого времени, но сюда подавались электричество и холодная вода. Теплые боксы первого этажа были переустроены в камеры, когда на них навесили решетки, сваренные из водопроводных труб.
От автобусов остались два ржавых "лиазовских" остова.
Несмотря на жесткий распорядок, каждый день здесь не повторял вчерашний. Все зависело от активности боевых действий.
По мере продвижения федеральных сил вглубь чеченской территории менялись число и состав доставляемых на "фильтр". В зависимости от предполагаемого доступа задержанных к штабам и финансам, стратегическим планам полевых командиров, допросную комнату тотчас, чуть ли не в очередь, занимали "гэрэушники", люди из главного разведуправления, а также офицеры службы контрразведки и не скрывавшие под масками свои лица прикомандированные прокуроры и следователи.
Явные, пропахшие порохом и дымом, чеченские боевики, "чехи", размещались отдельно друг от друга, по разным боксам. И если вдруг с армейской вездеходной техники на асфальт дровами сбрасывали новых людей с мешками или наволочками на головах, а мест для их раздельного содержания уже не было, то производился размен.
Назад в тот же кузов передавали - под запись в журнале выбывших - наиболее дерзких и упертых на допросах "чехов" для доставки в похожие по своему назначению места по другую сторону Терека, иногда - и за Моздок. Могло ли хватить бензина на непланируемые поездки? Этот вопрос закрывался одновременно с воротами за выезжавшей машиной.
Но чаще других сюда доставлялись из комендатур и от блокпостов люди без документов или нарушители комендантского часа.
"Фильтр" вмещал в себя не только чеченцев. Были бандеровцы из украинских отрядов. Попал сюда латыш. Он серьезно утверждал, что приехал в Грозный после новогоднего штурма по объявлению в газете о вакансии на местном радиозаводе. Свои объяснения насыщал технической терминологией, при этом непроизвольно щурился, словно выбирал цель из своего окружения. Подпалины на веках и бровях, синяки на правом плече также выдавали в нем снайпера. Одно время здесь содержались два федеральных солдата-срочника за убийство чеченской семьи.
На блокпосту задержали дальневосточного подполковника с армейским грузовиком, вместившим имущество разграбленного центра автосервиса. Из "фильтра" офицера передали военной прокуратуре. Еще сохранявшие заводскую смазку, запчасти сгрузили в догнивавший покрытый металлом кузов, кунг, наделив их статусом вещественных доказательств.
Среди изъятых железок были обнаружены также картонная коробка леденцов "Дюшес" и упаковка польской паркетной доски площадью менее одного квадратного метра - не хватило бы даже на туалет.
Уголовным делом история не завершилась. Вещдокам было возвращено их прошлое назначение.
У Казаха, начальника "фильтра", на автозапчасти появились свои планы.
Пятидесятилетний полковник Джамбульский из центрального аппарата исполнения наказаний если и был чем-то похож на казаха, то круглой, словно шар, бритой головой. Белесые глаза еще сохраняли голубые оттенки, и с его рязанского типа лица не сходила прямо-таки требовавшая общения улыбка. Его речь была совершенна, поскольку всегда была сориентирована на собеседника. Она содержала свойственный тому набор слов, мудрых, иногда пошлых, языковых оборотов, сообразных возрасту и полу, национальным особенностям, семейному положению, роду занятий и увлечениям, образу и опыту жизни вперемешку с анекдотами, байками и притчами, цитатами из священных книг втянутого в разговор последователя той или иной религии. Джамбульский был ходячей энциклопедией по теме блатного мира с его понятиями и смыслами татуированной росписи на воровских телах. Иногда он сам, отягощенный личными интересами, балансировал на краю закона.
Казах знал, как распорядиться автозапчастями.
В глубине территории автопредприятия еще при первом ее обследовании была обнаружена милицейская "канарейка" с мигалкой на крыше и большим гербом СССР по бортам.
Машина стояла внутри бокса со сбитыми с петель воротами. Она требовала ремонта. Этот вывод можно было сделать даже без ее беглого осмотра. Ключ застрял в замке зажигания. Его уже покрыл слой черной замазученной пыли. На затасканном сиденье лежал раскрытый на середине технический справочник по устройству автомобиля.
Теперь кто-то должен был перебрать запчасти, изъятые у подполковника дальневосточных морпехов, примерить их к "канарейке" и сделать вывод о возможности ее ремонта.
Эту работу Казах поручил младшему лейтенанту Буркину. Среди командированных в Чечню тот был известен как Бура.
Такое имя он получил по созвучию со своей фамилией, и оно прилепилось к нему с детских лет после первого же кона в буру, довольно простенькую карточную игру на деньги. Бура по призыву служил в автороте конвойного полка, используя там знания и умения, приобретенные в техникуме и достаточные для мастера по ремонту и обслуживанию автомобилей.
После демобилизации Бура провалил экзамен в технический вуз, но не вернулся домой, а закрутился по автосервисам областного центра. Там и снял временное жилье.
Как-то зимой он поехал за продуктами в свой городок. На обратном пути его автобус остановили спецназовцы. У них сломался служебный транспорт: старый драндулет с высоким капотом, как у грузовика, и деревянным корпусом под зеленой облицовкой для личного состава. Отряд возвращался после подавления бунта в колонии строгого режима. Кое-кто из бойцов находился под воздействием как еще сохранявшегося в их крови адреналина, так уже и влитого туда алкоголя. На некоторых имелись бинты. Мрачное настроение проявлялось во всем.
Даже отогревшись среди пассажиров рейсового автобуса, спецназовцы явно не собирались покидать его и выходить из тепла на мерзлую дорогу. Но и Бура не намеревался здесь ночевать. Он помог водителю спецназовцев и также занятому ремонтом рассудительному капитану, которого в отряде за глаза называли Дедом, хотя разница в возрасте с остальными здесь не была заметной.
Перед расставанием Дед взял у Буры номер телефона: "Мы тебя найдем, если что".
Это "если что" наступило довольно скоро. По событиям в колонии прокуратура возбудила уголовное дело. Спецназ сократился на треть: кто пошел под суд, кого уволили. Тогда Дед, уже заняв место командира, вспомнил о Буре, его характере, технических навыках, опыте конвойной службы.
Младшее офицерское звание Бура получил незадолго до командировки в Чечню.
На "фильтре" он вначале занимался "канарейкой" один. Когда понадобилось лебедкой поднимать двигатель, в помощники ему был выделен Куманек.
На волне своих нерасхожих острот таким образом Казах видоизменил фамилию лейтенанта Гуменка.
Кумом на "зоне" обычно называли заместителя начальника колонии по оперативной работе, грозную фигуру. Но здесь уменьшительно-ласкательный суффикс, применяемый к искаженной фамилии лейтенанта, делал его объектом постоянных насмешек.
Между тем и реальное положение Куманька не предполагало посвящение его в оперативные задачи.
По основной службе он был сотрудником известного на всю Россию следственного изолятора Матросская тишина в Москве, но занимался там только компьютерами. Чеченская командировка помогла бы лейтенанту утвердиться среди сослуживцев и арестантов. Он был чрезмерно начитанным молодым человеком, но беспомощным и наивным, как и подобает позднему и единственному сыну известного арабиста, который, как говорили, в то время работал помощником у известной в Москве чеченки.
Она просила за командировку младшего Гуменка у полковника Джамбульского, которого могла знать по Казахстану периода депортации туда народов Северного Кавказа.
В Чечне Казах взял лейтенанта под строгую опеку, разместил его в комнате, смежной со своим кабинетом, бывшей приемной директора автопредприятия.
Куманек и здесь был пристроен к компьютеру. Это был громоздкий аппарат с лучевой трубкой. Сейчас он в большинстве случаев подменял собой печатную машинку. Прежде, еще при работе автопредприятия, закаченные сюда религиозные и развлекательные электронные материалы на арабском языке, Казах представлял проверявшим из штаба группировки как добытые оперативным путем, а правозащитникам - как средство изучения менталитета и культуры вайнахов, древних прародителей чеченцев и ингушей.
В дело у Казаха пошло и другое имущество, обнаруженное в автозапчастях.
Польской паркетной доски, меньше метра, все же хватило на устройство гнезда с насестом для цесарки в углу его просторного кабинета.
Крапчатое подобие курицы казалось экзотической для жителя средних российских широт. Но на Северном Кавказе это была уже обычная в домашнем хозяйстве птица.
Когда-то она пролезла на "фильтр" со стороны заброшенных дач. Своим, с горошину, мозгом птица сразу же угадала в Джамбульском хозяина территории: ласкалась и терлась о его ноги, выпрашивая корм. В свою очередь, полковник во внешнем виде цесарки с лысой головой над шарообразным пуховым телом увидел созданный природой дружеский шарж на него самого.
Цесарка давала ему частые поводы для шуток. Одна из них заняла строку в журнале доставляемых на "фильтр". Курица была записана здесь под именем Марии Константиновны Цесарской.
В гнезде цесарка сидела редко. С неподрезанными закругленными крыльями, похожими на лопасти вентилятора, перелетала со стола на подоконник, шустро бегала по полу. Много зерна клевала, но и гадила часто.
Коробку с леденцовой карамелью, возможное доказательство по несостоявшемуся уголовному делу о разграбленном автосервисе, начальник "фильтра" встроил в систему своих сиюминутных поощрений по принципу незатейливой игры.
Вот и сейчас Казах при проверке работы над "канарейкой" выставил перед Бурой два сжатых кулака:
- Угадай, в какой руке?
Бура слегка хлопнул по левому кулаку полковника. Тот раскрыл пустую ладонь. Затем, даже не сжимая ее крепко, повернулся к Куманьку:
- Ну, а ты?
Куманек дотронулся до второго кулака. Сделал он это неловко, словно стыдился откровенной подсказки. Но и в этой руке ничего не было.
- Сегодня чай без конфет попьете. Оба, - назидательно заметил Казах. - Что мне утром обещали? Выкатить машину наружу. И что я вижу?
Последние слова будто послужили Буре сигналом к некоему представлению.
- Минуту! - он рычагом ослабил цепь грузоподъемника, закрепленного на верхней балке.
"Жигули" осели на накат из досок, концы которых выходили за пределы бокса и упирались в землю. Бура отцепил крюк. После несильного толчка ногой машина своим ходом покинула крытый бокс.
Ее яркий вид разнообразил прежде тусклый, впрочем, обычный для разрушенного Грозного в зимний день вид "фильтра".
После переборки двигателя отпала необходимость в постоянном помощнике у лебедки. Казах уже редко направлял Куманька к Буре.
Между тем приятельские отношения с другими сотрудниками "фильтра" у московского лейтенанта не ладились.
Рота внутренних войск со своим бронетранспортером, "коробочкой", держала под охраной периметр всего объекта. Солдаты и молодые командиры взводов были ребятами зашоренными: мысли и слова не выходили за пределы поставленной задачи. Офицеры возрастом постарше в свободное время надирались и не были способны на разговоры, интересные для Куманька.
Внутри "фильтра" было несколько других подразделений. Одна группа комплектовалась из сотрудников следственных изоляторов сразу нескольких российских регионов.
Несмотря на свой возраст, немногим за тридцать, это уже были люди с глубокой тоской в глазах и разочарованием в жизни, проступавшим наружу даже при пустяшном разговоре. Страх, с каким тогда приезжали в Чечню практически все, поднял со дна их природной натуры жестокость и заморозил иные чувства. Более других лютовал Шпала. Он был с Волги, там же и служил. Судя по большому росту и немалой силе, его род был крепок бурлацкими корнями.
Но что такое "фильтр"? Утром приходят родственники с паспортом человека, задержанного накануне в комендантский час. Того надо отпускать, а на его лице могли быть следы не только ночной бессонницы.
Казах провел рокировку. Профессиональные надзиратели были переведены в дежурную часть, расположенную между двумя дверьми, будто в своеобразном чистилище у католиков: одна дверь - на свободу, в рай, другая - за решетку, в ад.
Их прежнее место у камер заняли спецназовцы Деда.
У этих ребят, когда они сменялись с дежурства, не было много времени на беседы с Куманьком.
Командир знал, чем их занять. Дед, с угловатыми чертами лица кавказца, не был чеченцем. Родился и вырос в ином скалистом месте. С Центральной Россией связал свою дальнейшую судьбу. Он сохранил душу и сердце, которые напитались образами, а также жесткими принципами жизни своих горных предков. За унаследованную мудрость, проявлявшуюся часто в рассудительных речах, командира и называли Дедом.
Спецназовцы раздобыли раскладушки для камер с холодным бетонным полом. Один из боксов они переоборудовали в баню с парной. Мылись сами и раз в неделю устраивали помывку арестантов. Конечно, без предварительного одобрения Казаха инициативы зависли бы в воздухе. Но за предложениями Деда следовала реальная польза. Была и нематериальная выгода, отражаемая в меморандумах об установлении оперативных контактов.
Когда заканчивалось дежурство, жилое помещение этажом выше не превращалось в сонное царство. До ночного часа два брата Александр и Андрей в коридоре отрабатывали приемы боевых единоборств. Делали это увлеченно и азартно. Вскоре уже и другие начинали колошматить друг друга. Удобным партнером по тренировочным боям, спаррингу, в отряде Деда был офицер похожих физических качеств, как и Шпала. Но, не в пример волжскому бурлаку, он был бесхитростным и безобидным увальнем. Кто-то сравнил его с героем школьного рассказа для внеклассного чтения "Рыцарь Вася". И вправду, многое здесь совпадало - внешность, характер и имя.
В таких условиях Бура оставался лучшим собеседником для Куманька.
Работы с машиной завершались с темнотой. Часа за полтора до этого момента сюда подходил Куманек. За ним, как собачонка на прогулке, часто следовала цесарка.
Бура демонстрировал Куманьку восстановленные за день функции и узлы милицейской "канарейки". Тот в свою очередь приносил ему свежие новости.
Собственно, Куманек делился своими наблюдениями и слухами, пересказывал ситуации из набираемых им на компьютере отчетов. Таким образом, Бура узнал о двух недавних посетителях "фильтра".
Одним был правозащитник Ковалев. В журнале учета тех, кто был доставлен на фильтропункт, он ноготком отчертил фамилию Цесарской и потребовал незамедлительно освободить ее из камеры. Между тем курица-цесарка, привлеченная блестевшими наконечниками шнурков, крутилась у его ботинок.
Журналисты из окружения Ковалева не оценили шутку Казаха. Об исчезновении Цесарской на "фильтре" заговорили в международных правозащитных организациях. Казах вынужден был объясняться перед московскими генералами.
Другой человек, из чеченцев, пришел к Казаху в сопровождении "гэрэушника". Зашли они через приемную, а вышли через второй выход из кабинета начальника "фильтра" сразу в коридор. Эту дверь Казах использовал лишь для гостей, о которых другим не надо было знать. Уже вечером утреннего гостя вновь доставили от блокпоста, но уже с мешком на голове. Его чеченскую фамилию, близкую звучанием к Черномору, Куманек внес в список арестантов. Камеры тому меняли часто.
Куманек, навещая Буру у машины, иногда преображался. Он повязывал свою голову зеленой банданой с черепами. Сбрасывал с себя верхний камуфляж. Оставаясь в тельняшке без рукавов, просил Буру запечатлеть его фотоаппаратом, "мыльницей", явно для ребят из Матросской тишины.
Кадры, просматриваемые сразу после съемки, у самого же Куманька вызывали разочарование: посиневший от холода с хилыми руками, он был скорее похож на замороженную курицу в блеклой упаковке. Для придания Куманьку грозного вида, внешне соответствовавшего боевой обстановке, Бура как-то сунул ему в руку уже снаряженную запалом яйцеобразную "эргэдэшку" с чекой и предохранительной скобой, как у "лимонки". Гранату он нашел в углу бокса с милицейской машиной и затем там же ее прятал под промасленной ветошью. Другого вооружения, доступного для постановочного кадра, под рукой не было. Табельный арсенал Буры и Куманька хранился в оружейном шкафу дежурной части.
Однажды Куманек пришел с книгой в обложке, сохранившей чистый лазурный цвет, хотя страницы уже пожелтели от времени.
Книга была изъята у крымского татарина Куюмджи, которого задержали на блокпосту. Подозрительными показались чеченские адреса, написанные химическим карандашом на последних страницах. Селения из книжного списка еще находились на неподконтрольных федералам землях.
Издание представляло собой сборник поэта серебряного века Максимилиана Волошина с печатью библиотеки казахского поселка. Как рассказывал Куюмджи в кабинете начальника "фильтра", он, депортированный с семьей в холодные и голые степи, за чтением стихов крымского поэта, будто вновь дышал воздухом полуострова, омываемого морскими волнами, бродил по его горам, долинам и мысам.
Куюмджи подружился со своим ровесником из чеченцев, который перед возвращением на родину, еще не зная, где будет принят, в книге под лазурной обложкой указал сразу несколько мест.
К началу масштабных боевых действий в Чечне Куюмджи был уже известным филологом и поспешил сюда, чтобы вывезти семью друга к себе на крымские берега.
Полковник Джамбульский настолько обстоятельно расспрашивал профессора о казахском периоде его жизни, разбавляя вопросы своими рассказами, что уже сам Куюмджи заинтересовался прошлым начальника "фильтра". По словам Джамбульского, он был воспитан чеченской семьей после того, как его родители погибли в сгоревшем доме. Возможно, это была легенда, как и история с фамилией, но полковник все же неплохо владел языком чеченцев и легко общался на нем.
Профессор, часто чаевничая с Казахом, находился на "фильтре", пока сюда не дошло сообщение, тайно переправленное из еще дудаевского Чечен-аула, о том, что разыскиваемого им собрата по казахстанскому прошлому месяц тому назад похоронили на родовом кладбище у реки Аргун.
Полковник выпустил профессора со справкой на свободное передвижение. Книгу с адресами оставил у себя, чтобы те никого больше не смущали при проверках на блокпостах.
Цесарка загадила обложку. Куманек, прибирая в кабинете Казаха перед появлением там правозащитника Ковалева, книгу почистил, но назад не вернул, увлекшись чтением стихов.
Однажды "гэрэушники" из уазика, грязного, как весь транспорт Грозного в это время, внесли на руках человека в мешке. Такая осторожность в обращении с живым грузом была проявлена впервые.
"Гэрэушники" вынуждены были остаться до утра, поскольку вскоре после их приезда сюда начался обстрел. Пальба была интенсивнее и длительнее прежних случаев. Это обстоятельство невольно указывало на особую важность тайного пленника. Как вскоре открылось уже всем на "фильтре", речь надо было вести о пленнице.
Чеченка на блокпосту 1 января 1995 года,https://s-krovi.net/photos/14855-neobychnye-fotografii-vremjon-chechenskikh-vojn
Ее задержали на выходе из Черноречья, пригорода чеченской столицы, удерживаемого батальоном полевого командира с позывным "Мансур". Это была наиболее отмобилизованная и самая жестокая боевая единица армии Дудаева. Именно она, накопившая опыт ведения локальных войн за пределами Чечни, остановила продвижение федеральных сил на волне новогоднего штурма Грозного у президентского дворца и железнодорожного вокзала.
Засада военной разведки у Черноречья ожидала появления Мансура. Судя по перехваченным в радиоэфире переговорам боевиков, коридор для прохода готовил он.
По информации, переданной Казаху для внутрикамерной разработки, задержанная могла быть Мадиной, сестрой Мансура, в подчинении которой находилась группа снайперов, сформированная еще в Абхазии, или Лолитой, бойцом отряда. Это могла быть и другая, пока не известная сотрудникам ГРУ, девушка из ближнего окружения полевого командира.
В охрану "фильтра" в той или иной мере были включены все, кто носил погоны. Не обошли и Буру.
К первому ночному дежурству он не готовился, даже не вздремнул после ужина. Наспех собрался, захватил с собой планшетку, где должен был находиться справочник об устройстве "канарейки". Он надеялся по книжным схемам неспешно разобраться с датчиками и коробкой с фильтром, чтобы следующим днем не тратить много времени на подбор их аналогов из запчастей, изъятых у крохобористого подполковника.
В коридоре горело всего несколько ламп. Их слабый свет не мешал сну по одну сторону решетки и надзору за арестантами - с другой ее стороны. В полной темноте оставалась только камера с пленницей за кирпичным выступом, наполовину преграждавшим коридор в конце всего помещения. Недалеко от этой одиночки и был установлен дополнительный пост, если таковым можно было назвать табуретку, с которой просматривался весь коридор. Освещение едва дотягивалось сюда.
Бура раскрыл планшетку. Вместо технического справочника вдруг вытащил наружу книгу Волошина. Нечаянно совершенная им подмена при сборе на дежурство вызвала досаду.
Чтобы чем-то занять себя в освободившееся вдруг время, Бура в луче своего фонарика стал листать поэтический томик. Одно из стихотворений было отмечено закладкой, которой служило перо цесарки, черное с голубыми вкраплениями.
Первая строфа была сложна для восприятия из-за необычной рифмы. Бура прочел ее вслух.
Прежде, чем захлопнуть книгу, он вытащил пушистую закладку, поднял ее высоко на раскрытой ладони и резко опустил руку. Перо едва заскользило в свободном полете, когда из темноты одиночной камеры прозвучала тихая просьба.
- Мне нравится. Читай, пожалуйста, дальше, - женский голос был красивым, с небольшим восточным акцентом.
Бура направил свет фонарика в сторону камеры, но попытка узнать, кому принадлежат слова, сразу же была прервана:
- Не надо этого делать. Кораном запрещено смотреть на посторонних девушек и находиться с ними наедине. Харам!
- Коран для мусульман. У христиан другие книги и правила. Неужели ты такая страшная?
- Страшных не крадут и мешок на голову не надевают. Дочитал бы стихотворение...
Бура вернулся к Волошину. Слова были о красивой любви, но казались неживыми, во всяком случае, взятыми не из этой жизни, и с именами, запомнившимися еще со школы по древним греческим мифам - удивительным сказкам для взрослых.
Поэт писал о мертвой реке, по которой шел шум весел. Орфей с лодки звал Эвридику, вспоминая былой жар их соприкоснувшихся рук. Бессильными были крики, не помог и лепет мокрых камней. Чем завершилась история с тенью девушки, из стихотворения было не узнать. Содержание древнегреческих мифов Бура не помнил. Ему было проще пересказать устройство любого отечественного автомобиля.
Пленница попросила снова прочитать это стихотворение. После не раз повторенных по ее просьбе двух строк о злом роке, который бросает влюбленных друг к другу и через миг их разлучает, она заплакала, долго всхлипывала и, вероятно, затихла во сне.
На второе дежурство Бура пришел подготовленным Куманьком. В планшетке лежал тот же томик стихов. Закладкой было уже не перо цесарки, а шпаргалка с кратким изложением истории древнегреческих влюбленных.
Бура подождал около часа, но разговор с ним никто из темноты не начинал.
- Эй! - тогда он сам повернул голову к камере. - Ты не спишь?
- Я не "Эй". У меня другое имя.
- Как тебя зовут?
- Я обязана отвечать?
- Тогда я тебя буду звать Эвридикой.
- Твое дело.
- Что же, слушай, Эвридика, что с тобой произошло.
Бура обратился к шпаргалке. Как вчера перышку цесарки, его повествованию было придано свободное парение. Начался этот полет с любви лесной нимфы Эвридики и сына богов Орфея, певца и музыканта. Совместная жизнь оказалась недолгой. Супруга умерла от укуса змеи. Орфей своим волшебным пением вымолил у богов царства мертвых согласие вернуть Эвридику к жизни. Девушка тенью следовала за Орфеем, а тот, еще не выйдя за мрачные пределы, оглянулся узнать, не потерял ли он ее в пути. Сделал Орфей это вопреки запретам и уже безвозвратно потерял свою любимую для земной жизни.
С комментариями Буры рассказ не был таким печальным, чтобы, как в прошлый раз, вызвать у пленницы слезы.
- Боги мертвых победили богов живых, - она только вздохнула печально и добавила. - Не зови меня Эвридикой. Я - Ася.
- Ты разве русская?
- Это чеченское имя.
- Как и Маруся?
Ася тихо засмеялась. Перемены в настроении еще не произошло, но начало этому было положено.
- А тебя как зовут? - спросила Ася.
- Бура, - сказал Бура и осекся, поскольку это имя было не только кличкой, но и его боевым позывным. - Юра я.
Новая закладка открывала уже другие страницы лазурной книги.
Это был венок сонетов, где в единую изящную конструкцию сводились пятнадцать стихотворений. Так могло быть, если бы Бура из полутора десятка подогнанных друг к другу узлов собрал одну машину, и та сразу бы поехала.
Чтение стихов могло занять меньше времени, когда бы оно не перебивалось вопросами Аси, требовавшей пояснений.
- "Полночных солнц к себе нас манят светы...", - произнес Бура.
- А разве ночью солнце бывает? - спросила Ася.
- Один раз в году. В середине лета. Сам видел. В ночь на Ивана Купалу.
Бура вспомнил картину из своего детства, когда на лето его обычно сдавали бабушке в деревню.
И вот он лежит с пацанвой на берегу реки. Деревушка скрыта ночной темнотой. Ее существование выдает ленивый собачий перебрех. Неярко горит костер, достаточный для того, чтобы на прокоптившейся сковороде зажарить и обварить в молоке пойманных пескарей. Ближе к рассвету деревья начинают перемещаться. С луга слышны попеременные и разной звуковой окраски ржания лошадей, похожие на разговоры между собой.
- А потом солнце начинает играть. Радуга появляется. За ней - солнце. Падает с неба в реку, с реки отскакивает на небо, - Бура завершил свой восторженный рассказ.
- Обкуривались, что ли?
- Ты о чем? А-а-а, понятно! Только в Чечне я попробовал травку. Не пробило.
Бура продолжил фонариком высвечивать строки сонета, утверждавшего, что при полночном солнце, не при дневном свете, раскрываются смыслы голосов, звуки слов, запахи тел и шорохи растений, связь событий...
Бура попытался возобновить прежний тон шутливой беседы:
- Это почти как с говорящими лошадьми у меня получается.
- Я поняла, что такое полночное солнце, - сказала Ася. - Это любовь.
...Переговоры по обмену пленными шли трудно, главным образом потому, что ГРУ и Казах не могли установить, что за отношения были между Асей и Мансуром и существовали ли они вообще. С таким же успехом ее можно было считать подругой или сестрой начальника штаба Эли Авдаева с позывным "Ламбада", командира роты спецопераций Ширвани, брата Мансура, родственницей кого-либо другого.
Но не только от этих сведений зависело обговариваемое для обмена число плененных офицеров и солдат. Следы пыток, даже незначительная ссадина на лице или руках девушки могли свести до минимума согласованные прежде предложения.
Казаху подбросили лист из еженедельника со схемой двора "фильтра" и пометкой, в каком месте и когда должна появиться Ася, сколько времени простоять там.
Всего пять минут.
Подготовка же к такому осмотру заняла два дня.
На условленную точку во дворе, будто случайно, охрана выкатила высокий кислородный баллон для резки металла. Казах с командой Деда облазили прилегавшую к "фильтру" территорию, пометив на карте участки, с которых в полевой бинокль хорошо просматривался не только сама газовая емкость, но и были разборчивы заводские надписи на ее синих боках.
Раньше обычного начался банный день. Часы первого пара были отданы пленнице на помывку и постирушки. Ася в простыне, укрывавшей ее с головой и наброшенной поверх одежды, прошла по всему коридору до полевой бани в сопровождении Бэби.
Бэби была женщиной средних лет славянской внешности. Она наполняла свою речь суржиком, разговорным смешением русского и украинского языков, и, как говорила о себе, была из семьи казаков, но не местных, поскольку не была осведомлена о чеченском быте даже в общих чертах. Прежде она обитала при офицерской столовой штаба группировки в аэропорту Северный, хотя занималась чем-то иным, во всяком случае - не приготовлением пищи. Затем, когда пищеблок перешел под обслуживание прикомандированных работниц из армейских соединений, моложе и стройнее ее, женщина прибилась к "фильтру", унеся с собой широкий камуфляж, в который все еще вмещалась. За ней сохранилось и ее второе имя Бэби, судя по ее виду, данное ей скорее не из-за заимствованного обращения к легкомысленным женщинам западных вестернов, а по причине грубого сравнения с бабищей. На "фильтре" она уже реально кашеварила, но не отказалась и от своих прежних пороков, получая отсюда дополнительную выгоду.
Бура между тем доводил милицейскую "канарейку" до ума. Несколько раз он менял тормозные колодки, помпу, отрегулировал новую выхлопную систему. То, что ему не удалось с ремонтом, нельзя было спрятать. Двери автомашины не закрывались мягко. После первой же встряски барахлил подъемник стекла со стороны водителя: оно поднималось до упора, но затем под своей тяжестью оседало, образуя внушительного размера зазор. Начальные пробеги по территории "фильтра" были робкими, далекими от максимальных скоростей. Запуску двигателя предшествовали шумные перегазовки.
Оставалось еще перекрасить яркую "канарейку" в другой цвет. Бура запросил грунтовку, краску, лак.
Его никто не посвящал в замысел операции, но никто и не гнал его сейчас со двора. Напротив, неосведомленность Буры была частью создаваемой спецназовцами иллюзии безмятежности и спокойствия, с которым тот прежде занимался восстановлением машины.
Дед распределил по крыше снайперов, остался с ними наверху. По его сигналу Казах вывел наружу пленницу. Пощурившись на солнце и оглядевшись по сторонам, он провел ее к кислородному баллону, который после вчерашней рекогносцировки никто не догадался убрать на прежнее место. Начальник "фильтра" дал своей спутнице последние наставления и направился к "канарейке".
Бура повернулся навстречу полковнику, но взгляд не задержался на его грузной фигуре, отлетел рикошетом и остановился на девушке.
Она была в длиннополом черном пуховике и в зеленом платке, скрывавшем волосы. Край зеленого платья выбивался наружу, а из-под него выглядывали берцы-песчанки американского спецназа.
Пленница улыбнулась Буре. Пальцем показала на себя и поднесла его ко рту, беззвучно произнеся слово несложной артикуляции. В движении губ угадывалось имя "Ася".
Недвижимый воздух быстро прогревался. Но, может быть, не только подступавшее тепло было причиной тому, что Ася вдруг сняла пуховик и накинула его на кислородный баллон. Затем сдернула с головы платок.
Бура никогда не видел такого божественного создания, красоты поразительной и дополняемой строгой национальной одеждой, нити которой широкими стежками скрепляли историю горного народа, его культуру и дух. Ася была высокой и стройной, верхнее платье и нижняя туника - всех цветов и оттенков, кроме черного и красного, - были перехвачены изящным пояском, подчеркивавшим тонкость талии. Но больше всего впечатляли большие карие глаза и волосы, спадавшие на плечи ярко рыжей волной.
Полковник Джамбульский глядел на Асю другими глазами. Он распознавал в ее внешности тайные знаки. Только незамужняя женщина могла появиться на людях с непокрытой головой. Одежда до щиколоток указывала на воспитание девушки в исламе, американская армейская обувь - на ее близость к тем, кому доступны американские склады в Грузии и знакомы контрабандные переходы. Она не могла быть в отряде Мансура снайпером, еще кем-либо из его пехоты. Ее назначение состояло в том, чтобы быть любимой женщиной.
При полном отсутствии навыков оперативного зрения Бура в последнем был также уверен.
Судя по докладу Деда, никто не обозначился на контрольных площадках и за их пределами. На самой закрытой территории не появлялись посторонние люди.
С этого времени Казаха стала мучить головная боль от мысли о том, что наблюдателя следовало бы поискать в своем кругу. Тот, стоя у окна на верхних этажах административного корпуса, мог хорошо рассмотреть Асю.
На "фильтре" надо было теперь просеивать тех, кто имел возможность свободно выходить в город, для установления осведомителя боевиков.
Ночью после Асиного выхода немало хлопот добавил Шпала. Он напился и нашел себе по уму и силе забаву: кулаком разбивал выключатели, демонстрируя молниеносность реакции - надо было успеть отдернуть руку от оголяемых проводов перед тем, как неминуемо следовало короткое замыкание. Толстые подошвы берцев каждый раз спасали Шпалу от электрического разряда. Его хорошо встряхивало, что оставалось незамеченным для других в наступавшей темноте. Голова тотчас освобождалась от пьяной дури. Но, должно быть, - лишь на какие-то мгновения
Довольно скоро весь фильтропункт погрузился во тьму.
Асе явно не терпелось начать разговор с Бурой.
- Какие женщины самые красивые?- спросила она.
- Каких любишь.
- Но любят красивых.
- Любят, кого любят.
- А кто красивее - чеченки или абхазки?
- В Абхазии не был.
- Я тоже не была. Но одну абхазку видела. В наших горах. А потом она сбежала к своему морю. Черному, какой была сама.
- Кого-то испугалась?
- Меня.
- Почему?
- Потому что я красивая.
- Только мужчина может сказать, насколько женщина красива.
- Мой мужчина мне говорил: "Чеченки красивее абхазок".
- У него прежде была абхазка?
- Его жена.
- Чья жена?
- Это допрос?
- Ты боишься допросов. Тебя пытают?
- Пока только угрожают.
Они избегали длинных предложений, словно обменивались телеграммами. И между каждым таким посланием проходило время, будто необходимое для прочтения текста.
Разговор был неспешным и осторожным.
Близко заработал генератор. Из подслеповатых плафонов заструился бледный свет.
Арестанты шумно заворочались на раскладушках. Зазвучали выкрики, чтобы быть услышанными в других камерах. Задвигалась охрана и уже скоро она прервала такое общение арестантов.
Следующим днем Казах подошел к Буре. Вначале обогнул "канарейку", постучал ногой по колесам, полуприсев, заглянул в боковое зеркало, поправил козырек камуфляжной кепки.
После обмена соображениями о завершавшемся ремонте машины Казах взял Буру за край воротника и пристально, с проблеском иронии во взгляде, посмотрел ему в глаза:
- Парень ты умный, но такой глупый!
- Товарищ полковник, нельзя быть сразу умным и глупым.
- А у тебя получилось. Ты знаешь, чем отличается чеченка от абхазки?
Бура растерялся.
Между тем Казах ответил сам на свой же вопрос:
- Ничем. Чтоб ты знал, кавказские девушки одинаково послушны, религиозны и хорошие хозяйки. Но по-разному красивы. Вопрос возникает: почему? Почему Мансур абхазку любил, но женился на ней и бросил. Чеченка появилась. Одна, другая... Твоя скво тебе еще не рассказала о вдове? Есть и такая. Ее Мансур и сейчас продолжает любить.
- Скво? Это разве не индейская женщина?
- Ну, не Северно-Кавказский военный округ же! Чеченцы называют индейцами чудаков, кто воюет в горах сами по себе - без Масхадова с Мансуром, без арабов. Никого не признают. Как мне говорят, твоя ночная собеседница из таких индейцев. Сама пришла к Мансуру, пожила, сама ушла. Впрочем, все мы в каком-то смысле - индейцы.
Казах опять попинал ногой колесо машины, будто за время разговора с Бурой оно могло сдуться:
- Будь осторожен, парень. Не попадись в сладкую западню. Время у нашей скво такое. Обострение чувств, когда всего много - и крови, и любви.
Откуда Казах мог знать о его беседах с Асей? Бура подумал на Черномора, узнав вскоре, что Казах перевел того в соседнюю с пленницей камеру еще до наступления прошлой ночи.
Тем же днем подозрения укрепились.
Черномора вызвали на допрос, но назад он уже не вернулся.
Куманек отметил его в журнале по формулировке, продиктованной Казахом, как переведенного из "фильтра" в следственный изолятор Пятигорска.
Люди Деда убрали из камеры освободившуюся раскладушку. Но затем почти каждый день с блокпостов к Казаху стали доставлять человека, внешне похожего на Черномора, с головой, укрытой одной и той же чистой наволочкой. Будто тот таскал ее с собой в кармане, как носят большой носовой платок.
Это замечалось Куманьком. Иногда он улавливал запах коньяка, который тянулся за этим человеком, тайно выводимым из кабинета Казаха. Неясно было, каким образом арестант покидал территорию "фильтра", но в камерах его не было.
Однажды Куманек заметил Черномора на пятачке у кольцевой дорожной развязки.
На этом месте, в десяти минутах ходьбы от "фильтра", открыто торговали с пластмассовых ящиков фантой, пепси и кока-колой. Но реально здесь можно было приобрести чуть ли не все - если не сразу, то под заказ. Сбывались электроника, оружие, алкоголь, наркота, лекарства. Сюда часто заворачивали армейские бэтээры, приходили бойцы с ближайшего блокпоста. Федералы могли столкнуться с боевиками, которые внешне, без своих устрашавших арсеналов, не отличались от местного населения, и мирно разойтись.
Раз в неделю сюда выдвигалась Бэби в сопровождении двух вооруженных спецназовцев за всем, что нужно для плова - бараниной, темным рисом, приправами, немыслимой в зиму зеленью, а также за грузинским вином, доставляемым контрабандой через Аргунское ущелье по заказу Казаха.
Громадная женщина в камуфляже оказывалась в центре внимания чеченцев. Они восхищенно цокали языком, дергали ее за одежду и, видимо, угадывая ее доступность, делали дерзкие предложения, на которые она грубо отшучивалась, заставляя продавцов сбавлять цену на продукты.
В такую экспедицию обязательно навязывался Куманек.
Еще при первом выходе он за бесценок купил почти новенький Фунай, японский видеомагнитофон, и затем брал напрокат лазерные диски с американскими фильмами в русской гнусавой озвучке и эротику. Общие вечерние просмотры с комментариями к наиболее ярким эпизодам скрашивали свободное от дежурства время всей смены.
Тайная миссия Черномора завершилась, когда его провели в кабинет Казаха уже без наволочки на голове. Произошло это почти сразу после последнего похода Бэби на стихийный рынок.
Спецназовцы Деда обыскали ее комнатушку. В женских вещах был обнаружен еженедельник со следами вырванной страницы, судя по рисунку соседних листов, именно той страницы, которую недавно подбросили Казаху с планами на Асю. Полковник нашел ответ на мучивший его прежде вопрос, почему боевики не обозначились при прогулке пленницы по двору "фильтра". Бэби могла осмотреть ее обстоятельно еще раньше при выводе в баню.
Взбешенный Казах вначале сам допросил кухарку. Она ни в чем не призналась. Еженедельник был якобы не ее. Но это не помешало полковнику, затем передать Бэби "гэрэушникам" без слов о ее возвращении.
Черномор занял освободившуюся комнату и перешел на легальное положение. Днем был за дворника, помогал по кухне, выносил помои из пищеблока.
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/groznyj.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/plennye-chechenskie-boeviki.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/kopejka.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/specnaz.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/cesarka.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/koster.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/chechenka.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/utro.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/snajper.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/200-2/rynochek.jpg)