Аннотация: Иногда только смерть может соединить...
Тоска по небу.
Тоскливо...
Карандаш уверенно двигается вдоль ресниц, пусть не самых длинных, но зато рыжих и пушистых. Еще один взмах и... Вязкая тушь только портит всю красоту. Нет, сегодня ей не добраться сюда. Сегодня все очень натурально. Зелень глаз расцветает под натиском зеленого карандаша. Кошка! Точно, кошка, кто же еще?
Так, слово найдено. Значит, из семейства кошачьих. Рыжая и озорная, нет - грустная и неторопливая, иногда - шикарная и злая.
Тоскливо...
Тесность кожи заставляет вдохнуть и проскользнуть внутрь одеяния. Качнув бедром, расправив хвост и сладко потянувшись, кошка готовится...
Серый город мученически сносил долгое иго дождей. Питерская погода, обычно непредсказуемая, на этот раз была удивительно постоянна: уже пятый день небо беспросветно и бесконечно выжимало из себя непрозрачную плотную массу воды. С сыростью в город проникает и Нечто, что заставляет всех жителей пониже опускать голову, а мыслям приказывает течь невероятно медленно и, главное, тоскливо...
Нечто сталкивает людские судьбы, как легкие бумажные кораблики в апрельском полноводном ручье, связывает их узлом, да так, что не найти конца туго переплетенных нитей. Его не волнует, что привычное и спокойное не вернется никогда, как птица никогда не возвращается в разоренное однажды гнездо.
Вошел муж. Кошка устало отвернулась. С его появлением у нее никогда не возникало чувство радости или, хотя бы, интереса к его вялой персоне, но вот усталость появлялась даже на пару секунд раньше, но обязательно. Кошка уже привыкла к этому и знала, что как только веки начинали тяжелеть, а в мышцах появлялась несгибаемость, в дверном проеме или за ее спиной вырисовывался муж. Надо же, а ведь когда-то он казался ей лебедем, горделивым и великолепным своей изогнутостью и изящной силой. Правда, и она сама была лебедем. Но теперь она хищник. "У дороги чибис, у дороги чибис..." Тетеньки! Вам муж не нужен? Хороший, ласковый. Деньги приличные в дом приносит. Ау!.. Тетеньки. Ну, спасите мужика! Я же его ни день-другой съем! А чего отдаю? Печальный он больно. Да вы берите, женщина, берите, не прогадаете. Такие, как мой Лебедь, на дороге, это я вам точно скажу, не валяются. Берете? Что? Невзрачный, говорите? Зато он тихий. Тоскливо...
- Куда ты собралась? - Лебедь по-детски заискивающе заглянул в глаза.
- Да вот, хочу по Невскому хочу прошвырнуться, - Кошка же, наоборот, старательно отвела глаза в сторону.
- Юль, да ты посмотри, погода-то какая мерзкая. Давай лучше дома посидим, фильм какой-нибудь старый посмотрим. А? Юль...
- Гусев, - надо же, да у него и фамилия очень подходящая. Как же я раньше не замечала? - мне надоело сидеть дома. Я хочу проветриться. Ты вот, небось, целый день по городу колесил, а я уже в кресле затекла сидеть.
- Юль, ты охрану-то возьми? - поскуливающе протянул Лебедь.
- Да ну тебя, вместе с твоей охраной,- и Кошка резко развернулась, оставив за собой хвост легких, как ветер, ароматов.
Хлопнула дверь. Лебедь, тупо уставившись в телевизор, щелкал пультом с канала на канал, ни на каком не задерживаясь дольше секунды.
Дверь хлопнула снова. Кошка, кокетливо подперев рукой бедро, продефилировала перед Лебедем. Мягко потянувшись и полу прикрыв глаза, она промурлыкала:
- Юра, Юрочка, дай мне ключики от твоей машины,- зеленый глаз подернулся желтоватой томностью,- а я тогда возьму кого-нибудь из ребят.
Кошка умела притворяться, и Лебедь растаял. Но по тому, каким изумрудом сверкнули ее глаза в момент торжественной передачи ключей из его большой в ее маленькую, сверкающую самоцветами, ладошку, он догадался, что сегодня ему придется не спать дольше обычного.
Неторопливо шурша по гравию резиной, машина выехала из внутреннего двора. Кошка нервно улыбнулась себе в зеркало заднего вида и, подмигнув туповатому охраннику, неудачно скрывая свою обеспокоенность, мяукнула:
- Витенька, мы сейчас в "5-ую Авеню",- и ее нога нежно, но настойчиво утопила педаль газа. Машина, чутко реагируя, чуть-чуть потопталась на месте и рванула в места, вдавливая пассажиров в объятия велюра.
Разговаривать с охранником было не принято, да и Виктор не внушал ей мысли о своей интеллектуальной обремененности. Чтобы как-то скрасит свое путешествие по странно запруженным, в такую-то погоду, питерским улицам и проспектам, Кошка стала на память шепотом читать любимые стихи. Виктор посмотрел на нее как на умалишенную и только еще раз проверил, на месте ли никому не видимая кобура со смертельной начинкой. Удостоверившись и успокоившись, он заговорил первым:
- Юля, а вы знаете, какие распоряжения на ваш счет дал мне Юрий Алексеевич?- психологический шантаж явно ему удался - Кошка занервничала и резко рванула рычаг.
- И какие же? Не отпускать мою руку? А?!- ехидности в ее голосе было больше, чем предостаточно.
- Нет, конечно. Он всего лишь просил не упускать вас из виду и следить за вашими расходами.
На Лебедя это было не похоже. Он никогда не ограничивал Кошку в средствах, хотя тратила та, откровенно говоря, очень и очень много. А такие меры, как слежка и шпионаж, казались ему недостойными. Что-то насторожило Кошку в такой воле Лебедя.
Размышления прервал писк телефона. Держа одной рукой машину в равновесии, Кошка стала на ощупь искать его в сумке. Да где же ты пищишь? Рука как будто не слушалась ее. Нет, явно что-то было не так. Кошачья интуиция, как известно, никогда не подводит. Наконец, телефон попался, но рука отказывалась попадать на кнопку ответа. Вести машину одной рукой становилось труднее, так как они уже пересекли черту центра города и попали в какой-то типичный промышленный район с насмерть убитыми дорогами, и Кошка перекинула трубку Виктору:
- Витенька, ответьте, пожалуйста.
Виктор старательно придал своему лицу выражение учтивости и неестественно высоким голосом протянул:
- Алле, я вас слушаю,- трубка что-то прошипела в ответ, и он продолжил,- А кто ее спрашивает? Алексей? Сейчас я передам ей трубочку.
Кошка взяла телефон и... Нет, конечно, этой ей показалось. На лице обычно непробиваемого Виктора она прочитала такую злобу и ненависть. Да нет, это все нервы...
Голос, заливающийся в трубке смехом, заразительным и очаровательным, заставил ее улыбнуться и забыть о своих сомнениях.
- Котик, родной мой, я скоро буду. Я уже на Краснопутиловской. Через пять минут встречай меня. Целую.
Именно это "целую" было встречено Виктором с особой ухмылкой, не обещающей ничего хорошего.
Алексей стоял у парковки, сжимая в руках букет гладиолусов. Он брезгливо поморщился и понюхал цветы.
- Вот ведь курица. Целую,- передразнивая Кошку, протянул он,- Дура.
Подъехал "Мерседес", и оттуда выпорхнула Кошка, продемонстрировав всем на мгновение туго обтянутые шелком бедра под тесной кожаной юбочкой.
- Ты хороша, как никогда,- поцелуй был приторен и явно наигран, но Кошка этого не заметила, плененная ярко-розовыми чарами цветов.
- Котик, как ты догадался, что это мои любимые? Я же тебе никогда не рассказывала. Боже мой, неужели мы с тобой настолько похожи, что ты понял это сам?
Троица медленно прошествовала в бильярдную. Посетители оглядывались на них, ибо слишком большая разница в их выражениях лиц словно говорила о возможной участи Кошки. Она казалась слишком счастливой на фоне двух угрюмых и озлобленных спутников. И окружающие смотрели на нее с жалостью, с какой провожают на плаху смертника.
Лебедь достал из шкафа фотоальбом. Вот они с Юлей в Сестрорецке, куда он привез ее через три дня их знакомства. Вот они гуляют в парке у Адмиралтейства... Он вдруг с необычайной яркостью вспомнил небо того майского вечера: стремительно голубое, затягивающее в свою глубину. Тогда впервые ему пришло понимание того, что он - птица, крылья которой тяжелы под путами жизни реальной. Юля помогла ему распутаться и скинуть оковы, и они вместе парили в том голубом бесконечном пространстве: две свободные гордые птицы, счастливые в своем одиночестве. Он принял это чувство за любовь, но это было родство, близость которого не могла быть измерена обычными человеческими мерами. А потом... Он так и парил, а с Юлей что-то случилось, будто что-то тянуло ее к земле, с каждым днем опуская все ниже. Он и не заметил того момента, когда они разминулись в бесконечности. Что-то крепко держало Юлю внизу и не давало ей вырваться, хотя сверху он видел, что она трепещет в плену и пытается взлететь. Лебедь звал ее с собой в небо, но она только тоскливо отводила глаза. Тоскливо...
Кошке было не по себе. Перед ней стояла девица и нагло улыбалась, держа в руках гладкий кий. Нет, конечно, ни кий, ни даже самая наглая девица не могли вывести Кошку из себя. Но это... Она не могла дать себе хоть какое-нибудь объяснение происходящему. Девушка, стоящая перед ней, была ее собственной точной копией. Те же непослушные рыжие пряди, глаза, зеленеющие весенней листвой, нос - все было отражением Кошки. Вот только выражение глаз могло выдать. В нем не было мягкости, зато злобы было столько, что, казалось, вот-вот она выльется из них изумрудным потоком и затопит большую бильярдную вместе с замершими в ней людьми. Немой сцене, достойной пера Великого Гоголя, предшествовало трогательное, естественно, в обратном смысле этого слова, представление девушек друг другу:
- Юлечка, познакомься, это Анна Меттр. Но Меттр ей осталось быть не долго. Скоро она станет Юлией Гусевой, супругой известного финансиста Юрия Гусева,- глаза Алексея сузились, отчего он стал похож на шакала-падальщика.
Девица нагло улыбнулась. Кошка просто не понимала смысла происходящего. Но учтивый Виктор не дал ей погрузиться в размышления на эту тему и добродушно разъяснил:
- Юля, вы знаете, что все свое имущество ваш муж оформил на вас?- Юля знала,- Так вот, передайте ему за это большое человеческое спасибо. Мы тихо меняем Анну на вас и получаем все!
Тут Кошка поняла все. Маленькая пульсирующая точка внутри нее разрасталась и жгла все сильнее. Имя ей было - Боль. Боль скрутила ее, схватила грудки и со всей силы тряхнула. Сдавленный крик вырвался наружу:
- Лебедь! Лебедь мой!
- Чокнутая, что ли?- Алексей качнул головой и жалостливо добавил,- Прощай, моя кошечка,- и уже обращаясь к Виктору,- Заканчивай здесь.
Все было естественно. И тугая кожа, и зеленые глаза... И непонимание происходящего в них... Зато не было тоски, на смену которой пришло спокойствие...
...Птица туго била крыльями по воде. Крик, вырывавшийся из ее горла, не был печальным, наоборот, в нем явственно слышалась надежда. Птица звала...
Лебедь обернулся на шум открывающейся двери.
- Юлечка, это ты? Юля, я тут старые фотографии смотрел и вот, что подумал.
Девица протопала в центр комнаты и брезгливо смерила его взглядом.
- Юля, что с тобой происходит? Ответь мне!
Та заговорила, и голос ее оказался на удивление жутко высоким, срывающимся почти на писк:
- А вот это ты узнаешь у нее сам. И очень скоро,- выстрел пронзил тишину, как тугая стрела.
...Две птицы кружились в тугой синеве. Их ласкающие песни были слышны далеко. Неразлучность их была настолько разумеющейся, что никто и не мог бы подумать о том, что одна из них еще совсем недавно, распустив пушистый хвост, мяукая, крутилась у ног шакала. Но чары пали, и она обернулась птицей. Вернулась в небо, зовущее ее давно и настойчиво голосом любимого...