Инна Анатольевна Ищук

Украина, Одесса

Номинация "Малая проза"

Сборник

Радиация( Повесть)

48 Скорый (Повесть)

На заработках (рассказ)

Звонок с... (рассказ)

Петин портфель (рассказ)

Афганец (рассказ)

Волшебный полтинник (рассказ)

РАДИАЦИЯ ( Повесть)

В предгорьях Карпат на широко раскинувшихся просторах долин легко разгуляться ветру, через невысокие холмы несет он облака. Нахохлится туча и льет дождь неделями. Холмы набухнут, поля - болота, обувай сапоги и меси чернозем по дорогам. До леса только телегой и доедешь, машина встанет, забуксует, упрется колесом в рытвину, трактор зови.

Этим летом все изменилось. Солнце жгло поля, трава жухла и серела, воздух стал сухим и горьким. По дорогам пылили уазики, люди в военной форме разъезжали по селам. Некогда великая, непобедимая армия убирала линию ПРО. Шахты ракет, скрытые в недрах холмов, рассекречивались, ядерные боеголовки вывозились, сооружения взрывались. И с карты стиралось еще одно обозначение военного объекта.

Село Варваровка лежало меж двух холмов, опоясанное цепочкой растянувшихся озер. Никогда рыбак здесь не выводился. Приезжали из города с удочками и, сгорбившись, сидели по берегам ставов, вылавливая жирных налимов и лещей. В это лето берега опустели. Вода отступила, оставила за собой темный ил и мертвую рыбу. В темных зеленоватых лужах валялись дырявые ведра и тазы. Тропинка к лесу заросла бурьяном. А красная горка земли на опушке леса еще напоминала о высившейся мачте засекреченной ракеты.

В коридоре пахло ладаном и сгоревшими свечами. Баба Феня завязала кулек с конфетами и булочку в носовой платок.

- Все там будем, дочка, - вздохнула она, - тепереча ты тут хозяйка,

- Вера проводила засидевшуюся гостью до калитки и вернулась в дом. Георгий сидел на лавке. Коричневая свеча догорала перед портретом его матери, перевязанным черной лентой. Вера поправила выбившиеся из-под платка волосы и стала собирать тарелки со стола.

- Все там будем, - тихо проговорил Георгий.

Вера переставила гору тарелок.

- На все господа воля, - произнесла она и смела крошки со скатерти.

- Отчего ж сына не приехал? - она взяла пустой кувшин, - неужто телеграмма не дошла?

Отец подошел к окну.

- Я ему письмо напишу, - рассудила мать, - заказное, хоть раз бы наведался. Мы с тобой совсем одни остались.

- И я пару строк чиркну, - глядя на темнеющую улицу, проговорил Георгий.

Вера взгромоздила пирамиду посуды на поднос и понесла в кухню.

В кухне пахло борщом. Стол, шкаф были завалены грязными тарелками. Только на железной кровати, переставленной из комнаты свекрови в угол кухни, ничего не было. Вера поставила поднос на пол. На плите в казанке бурлила вода. За окном стало совсем темно. Хозяйка налила горячей воды в таз и принялась мыть тарелки. Сколько прошло времени, она не знала. Гора чистых тарелок росла на полу. Темные тени побежали по стенам, свет погас и снова зажегся. Блюдце выскочило из рук и плюхнулось в мыльную воду, обрызгав лицо. Вера очнулась и встряхнула головой. Вода остыла, печка уныло дышала затухающими углями. Хозяйка зевнула, бросила поленце к углям и брызнула керосином. Вспыхнувшее пламя разбудило её. Она отодвинула посуду, вытерла клеенку и разгладила лист на столе. Вот что свяжет теперь с сыном. Хоть какую-то весточку получить, три года не видела свое дитя, как уехал в город. Вера открыла шкафчик в столе и вытянула пачку поздравительных телеграмм. Внимательный, на каждый праздник счастья, здоровья желал, а что за этими словами? Как он там? Сама бы поехала, да как хозяйство бросишь и даль то какая. Ничего, выберется сын, приедет.

Вера взяла в руки лист, подышала, чтобы чернила высохли, и сложила в конверт. Лампочка испуганно мигнула. Вера положила письмо и уставилась на дверь. Необычная тишина поразила слух. За стенкой в своей комнате уже не сморкалась, не кашляла свекровь. Её железная кровать была пуста, не скрипела, не жаловалась. Ни звука, привычного храпа мужа тоже не было слышно. Вера замерла. И вдруг сорвалась и бросилась в спальню.

- Ты чего, - раздался с кровати голос Георгия. Жена, запыхавшись, упала на постель, и прижавшись к теплому круглому плечу мужа, завыла.

- Ладно тебе, - погладил её по волосам Георгий.

Утро пришло тихое, туманное, с неясными очертаниями домов. Люди тянулись из этих домов серыми старичками. Худые коровы мычали и шли вразброд по булыжной улице.

Вера мела крыльцо, когда Георгий вышел из дома.

- Ты куда? - окликнула она.

- В мастерскую, Марфа просила крест сделать, своему на могилу будет ставить.

Вера облокотилась о перила крыльца.

- А мне значит самой на буряки идти?

- Самой, - не оглядываясь, бросил Георгий и пошел угловатый, непривычно горбясь.

Вера перевела взгляд на дом, добротный, большой, с верандой и черепичной крышей, - все это теперь её и Георгия. И снова то чувство ночной немой тишины нашло на нее. Она перекрестилась и шагнула к двери. На кухонном столе белело письмо. Вера развернула лист. В конце чернели две строчки Георгия. Мать прижала письмо к груди, поправила сползший платок и вышла на улицу.

Туман, точно гигантский хвост уползал, низко клубясь по земле. Вера погоняла его, замахиваясь белым конвертом. И не заметила, как дошла до почты. Марьянка в белом платке надевала свою письмоноскую сумку.

- Успела, - обрадовалась Вера и протянула письмо девушке, - может дойдет.

- Андрюшке? - загорелись глаза Марьянки. Вера невольно обняла свою несостоявшуюся невестку. Несмотря ни на что обе они ждали одного человека.

- Ну беги, - отстранилась Вера, - с богом.

Она долго провожала уменьшающуюся фигурку на дороге. Чем не пара ее Андрею. И ходили же вместе. Нет бы после армии жениться. Как уехал в город, все сразу и забыл. Хоть бы строчку ей черкнул. Мучается бедняжка, все глаза проглядела, и забыть не может.

Над холмом поднимался алый краешек солнца. Налетел ветер, пытаясь сдуть платок с Веры, сорвал коричневые трубочки листьев с клена, слишком рано начавших жухнуть. Улица покачнулась. Вера прислонилась к срубу колодца. Воды в нем не было. Когда взрывали шахту ракеты, вся вода ушла из села. Головокружение прошло. Нет, сегодня она на поле не пойдет, возьмет отгул.

Во дворе дома Георгий ворочал стальную сетку. Лицо его раскраснелось, сетка не слушалась и выпрыгивала из пазов забора.

- Откуда это? - крикнула Вера, хватаясь за прутья решетки.

- С обломков шахты вытащили, - важно посмотрел Георгий, они там все побросали, а нам укрепление будет, весь забор расшатался.

- Говорят, не надо ничего брать, радиация там какая-то.

- Люди берут, а мы что хуже?

Вера покачала головой:

- Есть то будешь?

На плите шипела сковородка, чайник посвистывал. Георгий отрезал большие ломти хлеба.

- Сына приедет, может барашка из колхоза выпишем, - задумчиво проговорила Вера.

- Где там, - вздохнул отец, очищая луковицу, - растащили всех барашков, пока мы на Советскую власть спину гнули, думаешь, на что председатель хату двухэтажную выстроил.

- Что ты, - испугалась хозяйка и оглянулась на стук. Через порог появился паренек в клетчатой рубашке с торчащими каштановыми вихрами.

- Алешка, садись с нами, - Георгий пододвинул стул племяннику, - ну как у вас там?

- Мамка травы просила для коровы, наша вся вышла.

- Накосим, - улыбнулся Георгий. Алешка походил характером на Андрея, также робел, краснел как мальчишка и брался за любую работу. Как они вместе с Алешкой встречались, так не разлей вода. Друг за дружку держатся, один другого выгораживают. Как посмотришь на их озорные лица, и за шалости не отругаешь. То в сапог бабке лягушку кинут, то чернилами ручку двери испачкают, то курицу за лапку привяжут, а сами из-за двери прыскают, как она балет танцует.

- Ну, идем, - встал Георгий.

Вера вытерла глаза, глядя вслед уходящему Алешке, так напомнил ей сына. А ведь приедет, посмотрит, как они жить стали, стыдно будет. Она сняла с окон пропылившиеся занавески и свалила в таз. Теперь будем жить по-другому.

Неожиданно в комнате потемнело. Вера взглянула в окно. Розовое мохнатое облако закрыло солнце. Такое же облако появилось, когда взрывали шахту у них на холме. У всех, кто работал на поле, появился бронзовый загар на открытых частях тела, а у соседского пятилетнего Андрюшки пошли пузыри по лицу. Поговаривали, это из-за того, что в шахту пролилось ядерное топливо, когда забирали боеголовку.

Вера решила позвать мужиков, выглянула на крыльцо, но косарей уже не было. Красное облако вываливалось наизнанку лохмотьями, превращаясь в зонт. Зонт покачнулся и пополз к лесу. Потянуло гарью. Куры забились под насест, глупый индюк вытянул красный шнурок носа и испуганно залопотал. Оранжевое солнце жгло глаза, горячий воздух пек ноздри. На улице не было ни души. Казалось, все замерло в предчувствии близкой беды.

Вера вернулась в дом. Подмокшие занавески валялись в тазу. Воды в ведрах оставалось на донышке. А привезут ли сегодня, неизвестно. И сколько еще будут возить, пока не пробурят новую скважину, не найдут ушедшую воду. Вера подперла голову рукой. Как теперь жить? Казалось бы все есть: муж, дом, хозяйство, - все к чему стремилась, ждала, когда по-настоящему жить начнут. То свекровь до слез доводила, из дома гнала, то работала без отдыха, лишь бы Андрюшку на ноги поставить, а теперь что?

Знакомый колокольчик оборвал мысли. Хозяйка схватила ведра и помчалась на улицу. Соседи уже несли полные ведра, осторожно, боясь расплескать. А она, вот дуреха, вздумала стирать. Хорошо, что сегодня после похорон ей вместо двух ведер по норме положено четыре.

Георгий пришел поздно вечером. И не один. Лесник, зная строгий нрав Веры, потоптался у порога. Георгий втолкнул его в комнату и придвинул скамью.

- Веруша, дай нам сальца к горилке, - он поставил на стол бутылку.

Вера хотела раскричаться, запретить, но посмотрев на его заострившееся лицо, промолчала и полезла в кладовку.

Когда она вернулась, мужчины замолчали. Лесник чертил ногтем по столу, Георгий смотрел на стертую половицу.

- Сегодня еще одну взорвали, - медленно проговорил он, - в соседней Ивановке.

- Лес перестал расти, - взглянул лесник на хозяйку, будто жалуясь ей, - ветки сохнут, быть беде.

Вера выронила тарелку из рук. Значит то, что она видела сегодня, правда. Георгий налил в три рюмки, взял свою и опрокинул в рот. Лесник после выпитой горилки крякнул и схватил хлеб. Неожиданно заговорило радио, включившись после перерыва. Оно говорило не о том, что хотела услышать Вера. Почему в их селе так часто стали умирать люди, отчего не работает медпункт, по вечерам выключают свет, ничего нет в магазине, кроме водки и хлеба. Раньше, когда она работала на ферме, у коров было много молока, упитанные телята тыкались глупыми мордочками в ладони. Сено пахло летом, у всех была работа и в достатке дом. А сейчас она уже три года не получала ни копейки за свой труд. Слава богу, что есть хозяйство. А тут еще...

Лесник встал из-за стола и стал прощаться. Георгий поднялся за ним. И вдруг пошатнулся, вытер рукой нос, рука была в крови. Вера ахнула и побежала за платком. Лесник усадил хозяина и запрокинул голову, вытирая кровь с щеки. Жена села рядом и взяла больного за руку.

- Нельзя ему больше пить, - подумала она, глядя на его еще больше заострившееся лицо.

К утру у Георгия поднялась температура. Вера снова не пошла на работу. Она растерла горевшего мужа уксусом, сбегала к медсестре Даше, выпросила за десяток яиц лекарства и пичкала ими Георгия. На третий день, когда температура спала, Георгий ушел в мастерскую. Вера, наконец, повесила на окна выстиранные занавески. Теперь она знала, что надо делать, чтобы беда не повторилась. Она раздарила все вещи умершей свекрови соседям, выбросила битую посуду, клеенную бережливой старухой, притащила известь и выбелила комнаты, изгнав нечистого духа. Теперь она сама держала хозяйство. Георгий приходил с работы усталый и сразу ложился спать. Вера его жалела, сама таскала ведра, терла кукурузу курам, потихоньку копала картошку. И каждое утро, только вставала, смотрела в окно: Не едет ли сына. Сына не ехал. Мать собиралась, оставляла Георгию на завтрак казанок вареной картошки и шла в поле.

Осенний холодный ветер задувал за воротник, сухая трава цеплялась за ноги. Вера отдирала прилипшие к штанам колючки репейника, рассыпавшиеся на иголки. Солнце ярко горело на небе, но совсем не грело. От его лучей, казалось, шла такая злость, что воздух дрожал и тяжелел. Вера спускалась с холма и выходила в поле, где маячили согнутые спины сельчан, откапывающих буряки.

- Вера, - разогнулась навстречу пришедшей хромая Ангелина, - у Марьянки для тебя новость, зайди на почту. Женщина вздрогнула. Неужели весточка от сына.

Наскоро сделав норму, она побежала на почту. Но Марьянки в конторе не было.

- Может к нам занесла, - подумала Вера.

- Поднимаясь на крыльцо она вдруг столкнулась с лесником. Он выходил из дома какой-то озадаченный. Вера покачала головой:

- Опять?

Но лесник отстранился и тихо проговорил:

- Георгию плохо стало на лесоповале, когда бревна для мастерской выбирали, вот привез его.

- Допились, - крикнула Вера.

Георгий лежал на диване, закрыв глаза. Женщина осторожно дотронулась до его руки. Перегара слышно не было. Веки его дрогнули.

- Приболел малость, - произнес он, - хорошо Егор довез, сейчас полежу и встану.

Вера опустилась рядом. Что же это такое? Она его так берегла, все делала по хозяйству.

- Не должно так быть, - утерла она выступившие слезы, - съезди к врачу, может скажут что путное.

- Угу, - отвернулся больной, - мне уже легче.

Раздался стук в дверь. В комнату вошла маленькая щупленькая Дашка, сестра Марьянки, немного сутулясь, на цыпочках, словно боясь кого-то разбудить.

- Я вас целый день ищу, - стала оправдываться она, - вот, - и вытянула из старенькой потертой сумки письмо. - Я сегодня за Марьяну.

Вера улыбнулась, узнав на конверте почерк Андрея.

- Смотри, отец, дождались.

Вера открыла конверт и вытащила глянцевый плотный лист.

- Не может пока, - уронила Вера руки на колени, говорит в кампании депутатской будет участвовать. Если выиграют, он должность хорошую получит.

Георгий скрестил руки на животе.

- Дело хозяйское, - сказал он и уставился на потолок.

Вера посмотрела на бледное лицо Георгия, перевела взгляд на свой выцветший халат, штопанные, перештопанные штаны и почему-то ей стало так горько и обидно за жизнь. Она утерла глаза и вздохнула, ничего, все еще впереди: и сын приедет, как управится с делами, и муж в больницу съездит.

В районный центр поехали вместе. Вера держала Георгия за руку, словно боясь потерять. Он не сопротивлялся, следовал за ней по пятам, как маленький ребенок. К врачу в кабинет Веру не пустили. Она осталась в коридоре на деревянной скамейке и долго рассматривала плакаты на глянцевых зеленых стенах. Георгий вышел из кабинета съежившийся и растерянный, отдал все полученные от врача листки жене и сказал, что нужно ехать в город и немедленно. Вера испугалась, уцепилась за Георгия и уже не она, а он вел ее вдоль каменных полуразваленных заборов к остановке, чтобы ехать на станцию.

Сквозь голые деревья просвечивала железная дорога. На станции толпились бабки с мешками за спиной. Мешки были самодельные, из больших платков, бабки так заворачивали в них капусту, морковку и свеклу, что получался отменный рюкзак. Раньше Вера тоже пыталась торговать на рынке, но всегда половину товара раздавала своим соседкам по прилавку. Георгий ругал ее и больше не отпускал в город.

Потолкавшись, овота и взял страницу. Вера скользнула взглядом по заголовкам. И ничего о нас, - подумала она. Она вспомнила, какие цыплята уродились весной после первых взрывов шахт ракет: один без глаза, другой без ножки. И картофель, и морковь в этом году, несмотря на засуху, изъедены язвами.Поезд остановился. Бабки, толпясь, первыми двинулись к выходу. Георгий пожал старичку руку и поднялся. Когда они вышли из поезда, он сказал Вере:- Знаешь, он ведь ездит к нам, рыбы нет, а ездит по привычке.Вера задумалась. Какая отменная уха получалась, когда Георгий с Андрюшкой приносили ведро карасей со става, просто пальчики оближешь: наваристая, застынет, словно холодец. Андрюшка утром встанет колупнет кусочек рыбины и опять на рыбалку. А теперь он столичный житель, и как до него добраться, сколько ехать надо. Георгий дернул Веру за рукав кофты, и она успела отскочить от мчавшейся по тротуару машины. - Все им дозволено, - выругался Георгий, провожая взглядом черную иномарку, выехавшую на дорогу. Вера шла мимо цветных витрин, глаза разбегались, всевозможные выдумки города поражали её. Ей бы остановиться и рассмотреть, что за диковинная птица в клетке или водопад падает со стены, а люстры, вот бы такую выбрать, вместо их самодельной, из фольги, обернутой вокруг лампочки. А десятки экранов телевизоров, картины, краски. Они свернули в переулок и вошли в черные ворота. Впереди высилось девятиэтажное здание. Как только они попали в фойе больницы, Вера сразу почувствовала резкий запах лекарств. В регистратуре медсестра выдала карточкулаза разбегались, всевозможные выдумки города поражали её. Ей бы остановиться и рассмотреть, что за диковинная птица в клетке или водопад падает со стены, а люстры, вот бы такую выбрать, вместо их самодельной, из фольги, обернутой вокруг лампочки. А десятки экранов телевизоров, картины, краски.

Они свернули в переулок и вошли в черные ворота. Впереди высилось девятиэтажное здание. Как только они попали в фойе больницы, Вера сразу почувствовала резкий запах лекарств. В регистратуре медсестра выдала карточку. И опять женщина осталась в коридоре, только теперь белом, просторном, освещенном квадратными плафонами. Она смотрела на белую дверь, за которой скрылся Георгий, на понурые фигуры ожидающих больных и думала, что лучше отсюда уехать, а дома она сама вылечит мужа. Из кабинета появился врач в голубом колпаке и голубом халате. Вера интуитивно встала на встречу и увидела Георгия. Он был бледен, капельки пота выступили на его лбу.

- Я должен здесь остаться, - виновато посмотрел он на нее, - заберешь мою одежду, как обследуюсь, я сообщу.

Вера не знала, что делать. Колени ее задрожали, голос пропал. Она протянула руки вслед уходящему мужу. Но человек в голубом колпаке обернулся и строго посмотрел на женщину. Вере стало стыдно. Она оглянулась на сидевших в коридоре людей, ожидавших своей очереди, и бросилась за мужем. Но Георгий уже поднимался по ступенькам за стеклянной дверью, куда Вере не было хода.

Как она вернулась в село, Вера не помнила. Ее толкали в автобусе, пихали локтями, наступали на ноги. Она этого не замечала. Неуклюжая бабка заехала ей по лицу локтем. Вера смолчала. Она убеждала себя, что все еще уладится. Узнает в больнице, что за болезнь и сразу вернется домой, а она все сделает, чтобы его вылечить. Все достанет, что понадобится: козу можно продать, гусей тоже, разве что индюка оставить и кур.

Вера вышла из автобуса и остановилась. Как идти в опустевший дом.

- Тетя Вера, ну что? - услышала она за спиной знакомый голос. Марьянка подскочила к ней: "Ну, говорите"...

Женщина посмотрела в ясные Марьянкины глаза.

- На обследование остался, - выпрямилась она.

- Я вас проведу, - девушка взяла приехавшую за руку. Возле дома разгуливали гусь и гусыня. Они дружно подняли головы и загоготали.

- Вернулась я, - отозвалась Вера. Куры во дворе клевали хлебные крошки, которые накрошила им Марьянка.

- Я думала сегодня к вам перебраться, нельзя хозяйство оставлять, а мама с сестрой сами дома управятся

Вера зажгла свет в комнате и села на кровать. Сил раздеться не было. Марьянка принесла дров и распалила печку. Через грубу пошел жар. Женщина сняла кофту и хлебнула кипятка из чашки, поднесенной девушкой. Внутри стало тепло, глаза начали слипаться.

Вера проснулась от первого крика петуха . Марьянка спала на диване, свернувшись клубочком, положив голову на руку вместо подушки. Хозяйка накрыла ее одеялом и пошла на улицу. На пасмурном небе в проеме туч виднелся бледный месяц. В сарае похрюкивали свиньи. Вера натерла для них буряка и полезла в погреб за картошкой. Ящики были аккуратно сложены хозяйской рукой Георгия. Погреб оборудовать - было его дело. Вера прислонилась к косяку. Быстрее б узнать, что с мужем. Она сама никогда не жаловалась на боль, терпела до последнего, лечилась травами, лишь бы в больницу не ходить. И если б Георгий не настоял, и тогда бы в поликлинику не пошла, когда аппендицит лопнул. С тех пор, как ее спасли, она зауважала больницу и теперь верила, что раз Георгия взяли на обследование, так только, чтобы вылечить.

На кухне Марьянка чистила картошку

- Вот ранняя пташка, - обрадовалась Вера, - помощница моя.

Девушка слегка покраснела и, опустив глаза, тихо спросила:

- Тетя Вера, что Андрей пишет, приедет?

- Нет, - покачала головой мать, - не может.

Тучи полностью закрыли небо. Полил дождь. Косые струи хлестали по окнам веранды. Вера и Марьянка чистили фасоль, когда к дому подъехал на своем огромном Камазе сын бабы Фроськи Иван. Он был дальнобойщиком и всегда доставлял новости из города. Здоровый, недюжего роста, он неуклюже размахивал руками, когда говорил.

- Был я в больнице, - грохотал Иван, - Георгия на операцию оставляют, говорят маленькую язвочку вырезать надо, - выговорил он, опустив глаза. - Я в четверг ехать в город буду, могу подвести.

У Веры стручок фасоли выпал из рук. Как же резать?

- Ничего, тетя, - Марьянка положила свою руку на ее плечо, - вырежут, и бог с ней, язвой, мучиться не будет, на поправку пойдет.

- Верно, - поднял голову Иван, - так, что держите на чеку, в четверг за вами заеду.

Как она прожила до четверга, Вера не заметила. Ей все время казалось, что она Георгия предала, не с ним в трудную минуту, все не бросила и не поехала к нему. Единственное, что ее сдерживало, рассудительная Марьянка.

Иван зашел утром, выбритый, по-городскому одетый, даже немного надушенный. Вера с вечера напекла печенья, отогрела творог и налила в банку молоко. Иван поднял сумку и сам понес к Камазу. Никогда еще Вера не взбиралась на такую высоту в машину. Сидеть было удобно. Весь транспорт на дороге казался мелкими жучками. Пассажирка с ужасом думала как бы они не наехали своими огромными колесами на какую-нибудь легковушку. Тогда она точно не попадет к мужу. Иван довез ее до самой больницы. Вера снова вошла в черные ворота. Больничный запах уже не пугал ее. Ей дали белый халат и впустили на ту лестницу, по которой поднимался Георгий.

В палате было светло и просторно. Два старичка бодро поздоровались, привстав с постели. Георгий лежал у окна на большой железной кровати. Лицо его было желтым, нос заострился, глаза ввалились. Вера сдержалась, чтобы не заплакать. Она поцеловала мужа.

- Я тебя ждал, - сказал Георгий, - все прошло хорошо. Вера покачала головой и взяла за руку больного.

- Здесь всем так делали, смотри, как бегают, - кивнул он на соседей по палате.

В палату зашла нянька и попросила посетительницу следовать за ней. Они пошли по длинному широкому коридору. Вера скользила взглядом по стеклянным дверям палат, табличкам, светящимся табло "Операционная", "Процедурная", "Главврач". Тот самый врач, который принимал Георгия, сидел в кресле. Лицо у него было утомленное: темные круги под глазами, морщины и полузакрытые веки. Он перестал писать и попросил присесть. Говорил он долго, просто и доходчиво, не успокаивая и конкретно называя сроки течения болезни. Вера плакала, вернее слезы текли по ее щекам, она не вытирала их, будто стыдилась это делать перед врачом. Он сказал все, поднялся и отвернулся к окну. Сколько раз ему приходилось говорить это людям, видеть их слезы, их горе, не в силах им чем-то помочь.

Вера, наконец, вытерла слезы, ведь врач сказал, что больной ничего не должен знать, это продлит ему жизнь. Она вышла из кабинета. Лампы горели белым искусственным светом, отражаясь на белом полу. Надо было перейти коридор и опять зайти к мужу как ни в чем не бывало. Она решила, что теперь останется здесь до его выписки.

Ночью, когда муж уснул, Вера написала письмо сыну, большое, нескладное, на двух листах и уже не просила, не требовала приехать, а изливала всю тяжесть навалившейся на них беды.

Георгия перевели в палату для выздоравливающих. Он уже стал понемногу ходить, опираясь на палку, соседи поддерживали его и завидовали, что он так быстро поправился после операции. Вера закусывала губу и отворачивалась. Она съездила в село и продала индюка и козу. Врач выписал кучу рецептов, и она бегала по городу, расспрашивая встречных об аптеках В аптеках она видела людей, которым были нужны такие же лекарства, что и ей. Она встречала их потухшие взгляды и понимала их, и ее тоже понимали. В городе среди красочных витрин, больших улиц и высотных домов тоже жило горе.

Вера входила в который раз в черные ворота больницы, смотрела на очереди в фойе, на голубые колпаки врачей, которые резали, вырезали ту страшную , расползавшуюся болезнь, порожденную самим человеком. И никакого средства против нее не существовало. Вера брала халат на вешалке и поднималась по лестнице. Георгий ее ждал. Глаза его светлели. Он хватал ее за руку и просил говорить, рассказывать. Он сообщил ей, что как выздоровеет, оденет свои высокие сапоги, возьмет Алешку и пойдет на рыбалку, как тот старик, не взирая ни на что.

Георгия выписали из больницы. Поставили точку в истории болезни и отпустили домой. Иван на своем огромном Камазе довез их до села. Вера выбралась из машины и удивилась, как давно не была дома. Моросил мелкий дождь, деревья стояли тихие и молчаливые, необычная тишина повисла во дворе. Вера обняла Георгия и повела в дом.

Георгий больше не вставал с постели. Он лежал на кровати возле всегда горячей грубы и тихо таял. Вера капала лекарство в стакан и смотрела, как он пьет, как дрожат его желтые пальцы и кривится рот от горького зелья. Вера терла буряк, выжимала полезный для мужа сок, толкла картошку, процеживая ее через сито, размешивая со слезами. Ей казалось, что таит она сама, вот, вот не выдержит, расплачется у него на глазах. Она видела, как он мечется от боли, стискивает до крови пальцы. Она убегала в сарай и, не стыдясь свиней и кур, громко рыдала.

- Тетя Вера, - стучалась в сарай Марьянка. Она то и дело навещала их то с пирогом, то с печеньем..

Все чаще стали к Георгию заглядывать соседи. В селе горе людей сплачивает, каждый несет свое, стараясь хоть чем-то помочь, кто добрым словом, кто куском хлеба.

- Можно, - постучится баба Феня, - долгожительница села. Ходит она скрюченная надвое, опираясь на костыли. На своем веку много перевидала, хотя и выезжала из села только раз, и то не помнит, в какой город муж ее возил.

Дети ее разьехались, зарабатбывают на чужбине, внук в городе, невесту нашел, а баба Феня сама в доме. Вот и ходит по соседям, дарит помазочки из куриных перьев. Сама их сплетает, перевязывает и идет по гостям.

В селе, в каждом доме помазочки ее над печкой висят. А обтрепится подарок, (видать хозяйка часто пироги печет и мажет для блеска яйцом поверху), Баба Феня тут как тут с новым.

Вот и Вере принесла, нехай старым обметет углы хаты и сожгет беду, а новый на гвоздик повесит. Вера берет помазочек, смотрит на бабу Феню. Кабы ее слова сбылись, ничего б не пожалела.

Старуха дрожащими руками держит поданный ей на пробу пирог, жует беззубым ртом. Подберет крошки со стола и потянется за костылями. Пора и честь знать. Георгию кивнет и заковыляет к двери.

А то лесник вечером приедет, охапку дров привезет. Посидит рядом с Георгием, пожалуется, что снег еще деревья не укрыл. Ветки от мороза хрустят, ломаются. Запоздала в этом году зима.

Вера нальет леснику стаканчик, нарежет хлеба, принесет огурцов.

- Согрейся Степа, векуешь сам в лесу.

Лесник кивнет, блеснет глазом и опрокинет стаканчик

Судьба у него несчастная. Полюбил цыганочку, в дом к себе привел, одел ее, обул, стала она привыкать к его жизни. И мать успокоилась, видит счастье у сына. Но природа взяла свое.. Табора своего дождалась и через год ушла. Сохнуть стал Степан, почернел, бросил работу в колхозе и в лесники ушел. Матери по хозяйству поможет, дом поправит и опять в сторожку возвращается.

Раньше не нравился Вере этот мрачный суровый человек в грязных сапогах, небритый и пахнущий водкой. А теперь, как с Георгием плохо стало, поняла его - бирюка. Лесник, кроме них никуда не ходит, иногда в клуб заглянет, посидит на скамье, на девчат посмотрит, и домой, в лес.

Слякоть затянулась до декабря. Вечером подморозит, лужи затянутся желатиновым налетом, тучи набухнут, повиснут, едва касаясь земли.

А к утру вместо долгожданного снега только иней серебристыми иголочками повиснет на траве. Солнце выкатится, согреется земля, и опять мокро, сыро.

Никогда еще не было, чтобы в такое время малина зеленая стояла. А под забором первоцветы пробивались.

Обопрется о костыль баба Феня, заглядится на цветы:

- Погляди-ка, весна.

На полях озимые взошли. Деревья вот-вот почки пустят. Никому нет радости. Ударят морозы, померзнут почки, и урожаю не будет.

Прибежит тетя Глаша, Марьянкина мать, принесет сметаны.

- Без снега будем нынче, - вздохнет она, отдаст Вере банку.

Вера и рада гостям, гостинец принесут, доброе слово скажут, и горько ей. Знает она, что это за визиты. Сама так ходила к Марфе, когда ее муж лежал. Все сельчане прощаться приходят. И каждый понимает, что надежды на выздоровление нет, и будет так, как случалось у всех. И Вера потихоньку собирала платки, полотенца, покупала свечи и иконки.

Ночью ей снилась закопченная хата, грязные стены, потолок, она печет блины, но некому их дать, тарелка наполняется, блины уже некуда класть.

Вера слышит голосистый крик петуха, далекий лай собак, блеянье козы и поднимает голову от подушки. В комнате полумрак. Георгий тихо дышит на диване. Вера садится к нему, смотрит на его коричневое, высохшее лицо, исхудавшие руки, запекшуюся кровь под ногтями. Боль мучит его все сильнее. А обезболивающее уже на исходе.

На цыпочках, чтобы не разбудить мужа, она выходит на кухню, чистит картошку, ставит баняк с очистками. За окном светает. Где-то там далеко может Андрюша посмотрит в окно, вспомнит их.

У забора Вера замечает человека в кепке. Никак Иван. Слава богу, капли для Георгия привез. Иван садится на лавку. Он после дороги. Лицо у него усталое, серое, кажется, он сейчас упадет от усталости и заснет прямо на кухне.

Тяжело дается работа, но как без нее. Дом достроить надо, не век с матерью куковать, а то и жениться придется.

Вера провожает Ивана, вглядывается в улицу. Не идет ли Марьянка. Она сегодня в районе, почту получает. Авось, весточка придет от сына.

У калитки важно расхаживают гуси. Переговариваются, перышки друг другу поправляют. Попробуй, разлучи их, не вынесут. На дворе копошатся куры. Пестренькой, только ставшей набирать вес, опять нет. Видно к соседским курам сбежала. Вера подвязывает платок и идет искать.

Двор у бабы Фени большой. Дети, когда приезжали, зацементировали, чтобы по грязи не ходить. Окно дома, что во двор выходит, заколочено. Стекло еще в прошлом году, когда внук уехал в город, раскололось. Баба Феня слышит плохо, поэтому к ней можно и без стука заходить. Дверь у нее всегда открыта. Брать нечего: сундук в углу, стол дубовый, да кровать железная. Ни лампы, ни свечи. Как стемнеет, спать ложится, рассветет - встает.

- А Веруша пожаловала, - баба Феня снаряжалась в дорогу, надевала калоши, - гляди. внук привез, чтобы бабка не мерзла.

Калоша выскользнула из непослушных пальцев и упала на пол.

Вера подняла ее и натянула на валенок. Баба Фенька закивала в знак благодарности и продолжила, - приезжал он на днях со своей Ольгой. Она, бишь, городская, все журнальчики читала, пока он картошку копал. Забегит к ней на перекуре, страничку перевернет. Що робит с парнем.

Баба Феня сощурилась и сказала:

- А сама то ... сельская, в городе в техникумском общежитии живет, а строит из себя ... Тьфу.

Старуха плюнула и прижалась к спинке кровати, - Менэ к себе звалы. Скучно у них, ни земли, ни хозяйства, живут рядом, друг друга не знают. Чуть что поробят, на диванчик лягают, где им с землей справиться. Нет. Веруша, - баба Феня потянулась за костылем, - не пойиду к ним, на своей земле помирать буду.

Вера отыскала свою пестренькую рябу среди кур соседки и погнала во двор.

Поздним вечером в дверь постучали. На пороге стояла Марьянка с закутанным в шарф щенком.

- Тетя Вера, это Дружок, в районе привязался, Глядите какие глазенки, пусть у вас пару дней побудет, мать смириться, потом заберу.

- Добре, - согласилась Вера, заходи, соскучились по тебе.

Марьянка скинула валенки и пальтишко. Георгий приподнялся.

- Гляди, какой у нас жилец объявился, - показала Вера щенка.

Она налила молока в миску и смотрела, как смешно привалившись к миске, щенок жадно пьет.

- Меня сегодня в город звали, - как бы между прочим сказала Марьянка, - лоточницей на рынке работать.

- И чего ты, - отозвалась Вера.

- Как я там буду? Здесь мама, сестра, хозяйство. А там стой, чужие деньги считай.

- Не скажи, - покачала головой Вера, - видишь, как смерть косит село.

- От судьбы не уйдешь, - выпрямилась Марьянка и посмотрела в окно, не задернутое шторами. Звезды, как светлячки выпрыгивали из тянувшихся полос облаков. Желтел круг луны.

- Морозит, - сказала Марьянка, - может завтра зима настанет.

- Хорошо бы, как раз на твой день рождения. - Вера посмотрела на Георгия,- позовем завтра родичей, посидим маленько.

Утром выпал первый снег. Он был розовато-серого цвета с кисловатым запахом, но он был первым. От нового одеяния улица словно стала наряднее. Иван с Алешкой чистили дорожку к крыльцу. Вера накрывала на стол. Прибежала помочь Дашка, пока Марьянка с работой на почте справлялась. Во дворе поднялся переполох. Дашку закидали снежками, поздравили с первым снегом. Вера из окна смотрела, как заснеженная девочка лепит снежки и запускает в смеющегося Алешку. Хорошо, когда дома дети. Был бы здесь ее Андрюшка. Как он тяжело ей дался. В молодости перетаскала бидоны с молоком на ферме, долго не могла забеременеть. Молила бога хотя бы одного родить. Так оно и получилось. Только одного и пришлось воспитывать. И рос сельский паренек, все пристрастия, мечты о земле, лесничестве были. Галок, синиц в тетрадках рисовал. Каких смешных зайчат на досточке ей вырезал. Куда его судьба завела? Даст ли бог свидеться? Вера тряхнула головой. Дашка стягивала пальтишко на пороге, Иван разувал сапоги. Вера поставила на стол бутылку самогонки и стаканы. Георгий лежал возле грубы под одеялом, тускло глядя на приготовления.

- Видишь, на твой праздник снег выпал, - проговорила Вера. Больной промолчал. Но когда в комнату ввалились ребята, слабо улыбнулся и приподнялся. От его некогда широкой улыбки остался едва уловимый свет. Гости расселись за столом. Иван разлил самогонку по стаканам. Вера поднесла Георгию стопку.

- Не надо, - слабо проговорил он, - пейте без меня.

Наступила тишина. Никто не мог слова вымолвить. И вдруг на пороге показалась Марьянка. Лицо ее сияло, глаза были, как два солнца, Она отрывисто прокричала:

- Тетя Вера, Приехали...

Вера, еще ничего не понимая, выскочила из-за стола и бросилась к двери вслед за Марьянкой.

На улице падал крупными хлопьями снег. Возле калитки стояла синевато-черного отлива машина. И из него выходил ее долгожданный, единственный на всем свете, Андрюша. Сын увидел мать, кивнул ей и снова повернулся к машине, о чем-то договариваясь с приехавшими вместе с ним.

- Андрей, - мать обняла его.

- Ладно ма, - отстранился он, поглядывая в сторону выбиравшихся из машины друзей, - что у вас тут?

Он увидел стоящую в стороне Марьянку и оглядел ее с ног до головы.

- Хороша, - цыкнул он сквозь зубы, - обниматься будем, - пошутил он.

Марьяна покраснела

- Некогда мне, - бросила она и побежала в дом.

Друзья в кожаных куртках и кепи стояли, опершись о машину. Один со шрамом на щеке крутил четки, другой с тоской обозревал селение, куда привез их Андрей.

- Ладно мать, знакомься, - сказал Андрей, - это Макс и Кока. Мы вместе работаем.

- Идемте в дом, - пригласила Вера.

- Андрей кивнул спутникам и проследовал во двор.

Вера распахнула дверь. Как обрадуется Георгий.

- Дождались, дождались, - твердила она и хваталась вешать на крючок длинное кожаное пальто сына, то искать тапочки для всех троих приехавших, то расческу, чтобы сын причесал и без того короткий ежик.

Прежде, чем войти в комнату, она взяла Андрея за руку и сказала:

- Горе у нас, сынок.

Андрей кивнул и открыл дверь. В комнате пахло лекарствами. Алешка, Иван, Дашка сидели за столом. Отец, закутанный в одеяло, лежал на диване. Андрей поздоровался и подошел к отцу.

- Приехал, - еле слышно произнес он. Сын наклонился, поцеловал его в щеку. Георгий провел по руке Андрея и закрыл глаза. Пальцы впились в простынь. Андрей посмотрел в исказившееся от боли лицо больного и встал. И ни на кого, не глядя, вышел из комнаты. Мать побежала за ним.

Сын стоял на крыльце и подкуривал сигарету. Ветер сдувал огонь.

- Оденься, сына, - вынесла Вера тулуп. Андрей затянулся и выпустил облако дыма.

- Что же вы раньше не сказали, денег бы прислал.

- Тут ничем не поможешь, - сказала Вера, держа тулуп, - у нас многие так...

Андрей оперся о перила крыльца:

- В город переехали бы, дом продали.

- Что ты, - испуганно посмотрела Вера, - тут и хозяйство, и земля, тут все мои: и мать, и отец, и брат лежат. Как же ехать?

- А теперь что? - разозлился Андрей, - Кто знал, что с отцом так серьезно. И не отпустили бы меня, если б не напросился агитку проводить по вашим краям. Время горячее, кампания идет.

Порыв ветра бросил снегом в лицо. Вера закрылась ватником. Из-за двери показалась Марьянка:

- Тетя Вера, отцу плохо, - крикнула она. Вера спохватилась и кинулась в дом.

Андрей бросил окурок . Снежинки кружились в воздухе. Там, где снег отгребли с дорожки, стелилась белая скатерть. Следы запорошило. По дороге проехал грузовик. Шлейф снежной пыли поднялся за ним. Если вьюга разыграется, отсюда не выехать. Андрей открыл багажник джипа и стал складывать в сумку подарки: коробки с конфетами, дорогие вина, закутанные в прозрачную бумагу, коньяки. Из дома вышел Алешка.

- Вишь, какое дело, - сказал Алешка, - дуже плохо. А ты то как. Куда пропал.?

Андрей прикрыл покрывалом подарки и пожал плечами:

- Работа, я и сейчас в командировке.

- Где працуешь?

- Так, - замялся Андрей, - в команде, к выборам готовимся.

- Ух ты, - удивился Алешка и вытащил из кармана тулупа помятую пачку "Примы".

Андрей достал "Кэмэл".

- Кури, эти получше. - Он подождал, пока Алешка взял сигарету из пачки. - Мне твоя помощь нужна будет. Как у тебя со временем?

- До посевной дома, иногда на мтс схожу, отремонтирую чего.

- Народ агитировать поможешь? - спросил Андрей.

- Ну, ты, - Алешка почесал затылок. - Ребятам с мтс скажу, в клуб вечером зайти можно.

- Клуб мы возьмем на себя, - сказал Андрей, - Кто там сейчас собирается?

- Наши, с Антонивцев приезжают, городские бывают.

- Вот и ладненько, - Андрей протянул пачку подошедшему Ивану.

- Угощайся.

Иван затянулся и выпустил облачко.

- Новенькая? - спросил он, разглядывая машину.

- 2 года, - сказал Андрей.

- Берет много?

- 4 по дороге, 10 по городу.

- Вещь, - протянул Иван, - не то, что мой сорок за раз съедает

- Зато на твоем в любую погоду выедешь, даже если метель разыграется.

- Верно, - обрадовался Иван, - в лес съездим? Там сейчас красотища. Деревья в паутине, сугробы по колено, помнишь, Андрюха. У Степана погреемся, поговорим по душам.

- Некогда, - сказал Андрей, - в другой раз.

- Ребята у тебя, дай боже, заметил Иван, палец в рот не клади.

- Городские, - сказал Андрей.

- И ты округлел. В городе встретил бы, не узнал. Небось в конторе сидишь.

- И в конторе тоже, - отрезал Андрей.

Иван затянулся и бросил бычок.

- Пойду масло менять, - сказал он. - Если, что приходьте, поможите.

- Мне тоже пора, - протянул руку Алешка, - заходите вечером поговорим.

Андрей собрал подарки в сумку и захлопнул багажник. В дверях он столкнулся с Марьянкой. Волосы ее колечками выбились из-под цветастого платка. Пальто было распахнуто.

- Что там? - спросил Андрей.

- Полегчало,- посмотрела на него Марьянка и покраснела, потупила глаза. - Я к вам зайду, - сказал Андрей.

Марьянка кивнула, обрадовалась и побежала по ступенькам, на ходу застегивая пальто.

Снег все валил, сугробы росли, обнимая улицы и дома. Окна были изрисованы узорами. и за ними ничего нельзя было рассмотреть.

Георгий спал. Андрей с друзьями обедали. Мать перекладывала подарки, сложенные на комоде.

- Такие гарные, - взвешивала она в руке коробку конфет, - дорогущие наверно.

- А эти еще тяжелее.

Она переложила коробки и взяла бутылку.

- Эту на новый год откроем, - посмотрела она на Георгия и поставила золотистую бутылку на комод. Наконец, она добралась до пакета. Вера развернула клетчатую шерстяную рубаху, расправила плечики и вдруг уткнулась лицом в материю. Пол года назад Георгий носил именно такие огромные рубашки. А теперь ее бы хватило два раза обернуть вокруг его тела.

Андрей разливал водку по стаканчикам.

- Надо сегодня в клубе агитацию провести, стол накрыть, расклеить объявления. И пройтись по соседям тоже не мешало.

- Тут быстро управимся, народа мало, - сказал Кока, жуя колбасу. - Только бы метель дорогу не замела, а то не выберемся.

- Ничего, - облизнулся Макс, - девчонки здесь смазливые, можно и зависнуть.

- Нам еще три села объехать надо, - сказал Андрей.

- Может помочь вам чем, - предложила Вера, вслушиваясь в разговор.

Андрей вытащил из сумки пачку бумаг.

- Соседям разнесешь, растолкуешь, что почем. Анкету заполни за себя и за отца, тут вычеркни, тут оставь, пусть отец распишется.

Вера взяла ручку.

- Я тебе еще десяток оставлю, кто придет, пускай заполняют, - добавил он, - - объяснишь, что к чему. А это, - он показал бюллетень - за отца на выборах кинешь. И всем, у кого больные тоже скажешь.

Все в дело пойдет, кто там будет знать живой или помер.

Вера уронила ручку. Глаза защипало. В груди заныло. Она посмотрела на спящего Георгия и пошла на кухню.

На плите в баняке кипели очистки. Вера сняла крышку и вдохнула картофельный пар. Слезы горохом покатились по щекам, в баняк. Грудь распирало от боли. И хотелось почерневшей алюминиевой крышкой со всей силы ударить по баняку, чтобы по всей хате стоял звон. Вера накапала пустырника в чашку и выпила горькое лекарство. Скрипнула дверь. На пороге появился Андрей.

- Ма, лезвие найдется, - спросил он.

Вера задвинула бутылочку за чашку и выдвинула ящичек в шкафе.

- Ну и запахи тут, - поморщился сын, - сказала бы мне, я тебе капсулы принес.

- В другой раз, - сказала Вера, словно боясь, что сын оставит ее одну. - Сейчас найду. Здесь должны быть.

Она выдвинула ящичек и открыла шкатулку с бумагами. Хозяйничая на кухне, она часто перечитывала письма Андрея. Андрей увидел перевязанную красной лентой пачку писем.

- Мои, что ли, -удивился он, пересчитав конверты. - Сохранила. - Он положил пачку обратно. - Я от такой макулатуры быстро избавляюсь. В день по сотне писем приходит. Что прочитаешь, а что в корзину.

- В корзину? - удивилась Вера и подумала о своих письмах.

- Ну да, - сказал Андрей, все просят, всем надо. Думают написали, на раз и исполнится. Маслом не помажешь, не поедешь. Всякой бумаге приложение следует.

Вера вытащила из коробки пожелтевшие листики рисунков Андрея. Когда он учился в школе, она подбирала их скомканные на столе, расправляла и складывала в коробочку.

- Умора, - Андрей поглядел на листок с нарисованной рыбкой на крючке, - вот где талант пропал.

- Отчего пропал?

- А куда без образования сунешься,и на него и время и бабки надо, - сказал Андрей.

- Мы бы собрали, - всплеснула руками Вера.

- Собрали ?- Андрей засмеялся, - Куда вам. Весь дом продать с потрохами, и то не хватит. Да и на что мне.

Рисунок упал на пол.

- Вот за кого держаться надо, - кивнул Андрей в сторону комнаты, Если бы не Макс, до сих пор бы вагоны разгружал. Ты того, - приглушил он голос, с Максом поласковее, я пока у него на квадрате. Папа у него дельный. Если все выгорит, квартиркой подсобит.

- Ладно, - сказал он, - Пойду, заждались меня.

Вера протянула пачку лезвий.

- Ты того, - обернулся Андрей у двери, - пирогов напеки, печенья, Макс любит.

Вера подобрала рисунок с пола и положила к остальным. В коридоре послышались шаги. Андрей заглянул на кухню и сказал, что они уходят. Вера вышла провожать. От гостей пахло кожей и одеколоном.

- Может, яблок возьмете, - предложила мать, подавая корзинку.

- Не откажемся, - обрадовался Кока, засовывая белый налив в карманы.

Макс выбрал самое большое и надкусил.

Андрей чмокнул Веру в щеку.

- Если что, я у Алешки или Марьянки.

Вера проводила парней до калитки и вернулась в дом. Слава богу, поговорила с сыном по душам. Нелегко ему там. Если надо, она поможет. Где тут его бумажки. Бюллетени лежали на столе ровненькой пачкой. Вера вспомнила, как раньше ходила голосовать, одевала лучшее, с важностью заходила в кабинку, вычеркивала те фамилии, которые не знала и оставляла, кого видела по телевизору. И считала, что от ее голоса зависит, выберут кандидата или нет.

Вера посидела над бумажками, и так ничего не написав, пошла толочь картошку.

Пока Кока прогревал машину, Андрей решил зайти к соседке бабе Фене. Она старенькая, кто знает, чего вздумает. Стряхнув снег с каракулевого воротника, парень отворил скрипучую дверь.

Старушка ахнула, узнав гостя, и свесила ноги с кровати. Проеденное молью одеяло без пододеяльника сползло на пол.

- Батько мий, сам Андрий, - запела она, - як снег на голову.

Баба Феня дрожащей рукой нащупала костыли.

- Сидите, бабуся, - Андрей присел к ней на кровать. - как здоровичко.

- Заслабла со вчера, спину ломит, - и тут же переменила тему, - ко мне внук приезжал помогти, только трошко. А ты до колы?

- Не надолго, дела, работа. Выборы идут. Подпишешься за нас баба Феня?

- За тебя подпишусь, гляжу я, Андрей, важный ты стал. Помнишь, я вас пирогами с молоком угощала, когда вы мне сено косили. Тем сеном целый рик телушку кормила. А теперь и скотина подохла, и я ничего робить не могу.

Андрей вытащил бумагу и ручку.

- Вот здесь черкните подпись.

- На дом агитировать пришел, - засомневалась старушка, но ручку взяла. - Ничего не вижу, где писать?

Андрей показал квадратик, подождал, пока баба Феня выведет каракули и вздохнул:

- Вот спасибо.

- Так-то, - потерла поясницу хозяйка, - полежу я Андрюша, к твоим сегодня не пойду.

Андрей вышел от бабы Фени. Начинало темнеть. В серых сумерках растворялся двор, прозрачной стала ограда, ворота. Джипа на улице не было. Андрей прикрыл калитку и зашагал к клубу.

Некогда здание клуба в самом центре села было самым посещаемым. Здесь проходили собрания, встречи, концерты худсамовских ансамблей. По вечерам для молодежи устраивались конкурсы, танцы. Была библиотека, читальный зал. Теперь здание обветшало, зеленые стены облупились, вывеска "Культуру в жизнь" зацвела и поблекла. Молодежь собиралась сюда после девяти на дискотеку, где пили, знакомились с новенькими из других сел и шли гулять.

В темном полукруглом зале с давних времен висел огромный портрет "Ленин в кабинете". Видимо пока он никому не понадобился, как картины с пейзажами и портретами. Из-за приоткрытой двери библиотеки раздавались голоса. Библиотекарша, еще молодая, но уже округлившаяся после замужества, теребила концы платка и слушала Макса. Она забежала в клуб за книгами и заодно проверить, все ли в порядке. Библиотека работала только вечером, сюда приходили посидеть, узнать новости. Газеты и журналы привозили те, кто работал в городе, оставляли Лене, таким образом пополняя фонды. Новой литературы не поступало, многое было растаскано. Зарплату три года не платили. Лена работала на добровольных началах. За прокат книжек приносили кто молока, кто сала. Лена еще не оставляла надежды продолжить образование, прерванное замужеством. Потому любые известия из города она встречала с благоговением. А тут столичные люди обратились к ней за помощью.

Лена кокетливо вскидывала глазки, улыбалась парням, которые тоже не сводили глаз с ее розовых щек.

- Поможем, поможем, - говорила она, - не такие мероприятия проводили, к восьми подходите, стол накроем, а завтра и конференцию вашу проведем.

Андрей улыбнулся: "Конференция в селе", но ничего ей не сказал. Уж она то проголосует правильно. Тем более, что сочувствует ему. Лена затолкала принесенные парнями кульки с провизией в шкаф.

- Кого увижу, всех приглашу, - пообещала она, закрывая библиотеку.

- До свиданья, - сказала библиотекарша и, еще раз окинув крепкие фигуры, парней, нырнула в дыру клубовского забора.

От клуба до Алешки было недалеко. Чтобы не гонять машину, Андрей решил отправиться пешком. Заскрипела калитка. Горбы снега белели по бокам дорожки. На крыльце горел свет. Дверь была не заперта. В коридорчике на плетенном коврике валялись тапки, калоши и сапожки и сапоги. На вешалке висели тулупы и детские шубки. Из комнаты выглянуло маленькое сморщенное личико и исчезло.

- Алешка, к тебе.

Андрей узнал голос Лизки, старшей сестры Алешки.

Не успел он снять башмаки, как его чуть не свалил с ног Алешка.

- Пришев, - обнял его разгоряченный парнишка. Андрей почувствовал запах спирта, - вы вовремя, к нам сестра с мужем из Антонивцев приехали.

Андрей еще учился в школе, когда красивая черноглазая Лизка блистала в клубе. Андрей не раз видел, как она уезжала с городскими, а утром хмельная возвращалась домой. Она рано выскочила замуж за парня из соседнего села и родила трех мальчиков. Как можно реже она приезжала к матери, боясь лишних разговоров. Но Федор, ее муж, все давно знал и потому целыми днями пропадал на работе и пил безбожно.

- Вечер добрый, - сказал Андрей. - Знакомьтесь.

Федор привстал и пожал руку.

- Федор, - представился он.

Симовна, мать Алешки. маленькая приземистая женщина с седой гулькой волос вскочила со стула и схватив Андрея за руки, принялась его целовать.

- Сядайте, - закружилась она возле гостей, извлекая из-под стола табуретки.

Федор разлил самогон по стаканам.

- За встречу, - поднял он тост.

- Солтисоном закусите, - Симовна подвинула гостям тарелку с рулетом. - кровянку попробуйте, только вчера пекли.

Федор потянулся к бутылке.

- Не гони, - сказал Алешка, - Андрей с делом пришел.

- Дело обмыть надо, не послушался Федор и откупорил бутылку.

- Дело вот какое, сказал Андрей - Чем больше за наше крыло проголосует, тем вернее мы выиграем. Свой человек наверху никогда не помешает. - он посмотрел на Симовну.

- О-хо-хо, - закудахтал Федор, - крылатые , перелетные.

- Молчи, - одернула его теща, - это житя наше. Кого выберем, с тем и будем.

- Лизка, - крикнул Федор, - голос продашь? - тихо в доме будет.

Из соседней комнаты раздался крик ребенка. На пороге появилась Лиза с малышом на руках.

- Изверг, детей побудил, - завизжала она, сам теперь присыпай.

Ребенок кричал, тер кулачками глаза. Личико его покраснело.

- Брысь, тица, - Федор схватил ложку и бросил в жену.

Лизка увернулась, заревела и побежала в спальню. Алешка кинулся за ней.

- Тихо вы, - проговорила Симовна, - договориться не дадут.

Федор стал разливать самогон в стаканы.

- Ты, вот, что Андрюша, саженцев бы нам привез: абрикосу, персик, винограда. У вас там вывели, я по программе бачила, в рик три урожая дают.

- Мама, - появился в дверях Алешка, - я тебе совхозных принесу.

- Ладно, вам, - Андрей вытащил из сумки листки, - будут саженцы, к весне завезем. - он щелкнул ручкой. - И консервов дадим. Вот Симовна, гляди, здесь по пунктам ответишь, здесь крестик поставишь, так всем и объясняй. За покойников сама опустишь бюллетени в урну. Лишние голоса не помешают.

- Дура - баба, - пробурчал Федор, поднялся, и схватился за спинку стула.- Все дураки. - сказал он и шатаясь, вышел из комнаты.

- Пьянь, - поморщилась мать, - Лизка говорит, третий день без просыху, насилу уговорила проводить их к нам. - Она взяла ручку. - Только не позжее апреля, - предупредила она, ставя крестик в анкете, - а то не примутся.

Андрей разделил стопку бумаг надвое.

- Это вам, - пододвинул он Симовне. - это тебе, - кивнул он Алешке, подперевшего голову рукой. И еще... - Он посмотрел на Макса. Тот вытащил пачку купюр и бросил на стол.

- Это на расходы. Завтра анкеты должны быть у нас.

- Вот те раз, - удивился Алешка.

- Не шуточки, - сказал Макс, дожевывая колбасу.

- Пойду, Федора поищу. - Алешка встал из-за стола.

Симовна сгребла деньги.

- Это он от радости, - сказала она.

Кока засмеялся. Макс хмыкнул.

Из спальни послышались шаги. Через порог перелез трехлетний малыш и засунув палец в нос, уставился на гостей.

- Васька. - марш к мамке. - крикнула Симовна.

Андрей поднялся.

- Нам пора.

Загремели стулья по деревянному полу. Симовна засеменила за гостями.

. Вы не думайте. Прямо сегодня и начнем, - тараторила она, - Куму подключу. Вместе в два счета, и Лизка поможет. Только бы охламон не мешал.

- Так мы его, - простодушно сказал Кока.

- Ни, ни, - испугалась Симовна, - он троих кормит, куда Лизке без него. Все ж хозяин в доме. Вот у вас как, - она спохватилась, - хоть отца застал.

- Ладно, - сказал Андрей, - Ни пуха вам.

Они вышли на улицу. Снег скрипел под ногами, за оградами рычали собаки, одна маленькая сорвалась и помчалась за чужаками.

- Фу, - повернулся к ней Андрей и размахнулся сумкой. Собака испугалась и отстала.

- Шавки, - выругался Андрей. В проулке было темно, выл ветер и мело снегом.

- Кажется, пришли, - Андрей постучал по калитке. Раньше бы он как свой потянулся за забор и открыл задвижку. Но кто знает, какую живность завели во дворе.

В окне зажегся свет, засветилась лампочка на крыльце. Закутанная в шерстяной платок, появилась мать Марьянки.

- Кто к нам пожаловал, - торопясь, она отодвинула задвижку и пропустила гостей, - Марьянки дома нет, ничего, проходите, она скоро будет.

Гости прошли через убранный палисадник к высокому выбеленному дому. Дом строил еще отец Марьянки, любил высокие потолки и аккуратен был донельзя.

Порядки после его смерти продолжали поддерживать. У тети Глаши занавески на окнах крахмальные, пол выметен, ни соринки, ни пылинки. На стенах картинки современные. На диване плюшевое покрывало. В хате запах пирогов. Не зная куда гостей лучше посадить, хозяйка засуетилась, телевизор включила, побежала за угощением. На столе появилась бутылка, сало, блестящие кубики пирогов. Прежде, чем поставить рюмочки, тетя Глаша протерла их полотенцем. Рюмочки были торжественные, для гостей. С тех пор, как Андрей уехал, они так и стояли в серванте.

Пока гости пили водку, хозяйка вскакивала, бегала на кухню, приносила то соленых грибов, то квашеной капусты.

Тем временем Андрей достал анкеты из сумки и разложил на столе.

- Ишь чего задумали, - удивилась хозяйка, - села за стол и одела очки, - за какую партию, - задумалась она.

- Вот здесь крестик, - подсказал Андрей.

- И нравится тебе это? - спросила она, подписав бумагу.

- Работа, - развел руками Андрей. - Спасибо на этом, - Теперь на выборы пойдете, будете знать за кого голосовать. Он поднялся, - пойдем, времени мало, еще пол села обойти надо.

Ребята опрокинули по рюмочке и недовольно поднялись.

- Марьянку не дождетесь? - всплеснула руками тетя Глаша.

Гости вышли в коридор и стали обувать ботинки.

- Погодьте, сейчас, - спохватилась хозяйка и вынесла пакет с пирогами, - вот с маком, эти с сыром.

Андрей замешкался, не зная куда положить пакет.

- Пристроил бы ты Марьянку, - наконец решилась мать, - мается она.

- Договоримся, - кивнул Андрей.

- Ой, наговорила, - хлопнула себя по лбу тетя Глаша, Марьянке не понравится.

Она высунулась из двери и прокричала в темноту:

- Заходьте еще.

В ответ шумел ветер.

- И чего ушли, - бурчал Кока, в тепле бы посидели, выпили, броди тут среди сугробов.

- С бабкой сидеть, скука смертная, - кричал Макс.

Слова уносились ветром. Ветер дул в лицо. Приятели кутались в воротники, надвигали кепки.

- Пойдем через кладбище, - крикнул Андрей, - так быстрее будет, - и свернул на тропинку. Они пошли мимо чернеющих крестов, свежих холмиков могил.

- Разрослось кладбище, - удивился Андрей количеству новых могил, скоро негде будет хоронить.

- И не кого агитировать, - подхватили за спиной.

- Как бы нам их заразу не подхватить, на раз в ящик сыграем.

- Хорош ныть, - крикнул Андрей, - соберем голоса и уедем, не век здесь куковать.

Друзья переглянулись и замолчали. Молча, они вышли из открытых ворот кладбища и пошли по дороге. Мороз набирал силу. Воздух был прозрачен. Над головой сияли звезды, словно шляпки гвоздей, вколоченные в небо.

Слева послышался скрип шагов по снегу. Из переулка вышел Алешка. Карманы его тулупа были оттопырены.

- Будет, чем согреться, - хлопнул он по карману. - Насилу выбрался. Федора спать уложили. Мамаша к куме собралась. Лизка боится сама оставаться.

- С Федором построже надо, - сказал Андрей.

- Ни, - замотал головой Алешка, - характер у него такой. Наутро как свеженький будет, не вспомнит ничего.

- Не скажи, - сказал Макс, засунув в рот жвачку. - За слова отвечать надо.

- Надо, надо, - поддакнул Кока.

- Себя вспомни, - обернулся Андрей.

- Нашел с чем сравнить, - возмутился Макс.

- Они за нас голосуют, - сказал Андрей, - время придет разберемся.

Со стороны клуба доносилась музыка.

- Рановато начали. - посмотрел на часы Андрей.

- Ленка музыкантов пораньше пригнала, - объяснил Алешка.

- Уважают, - поправил кепку Кока.

- Пускай, - сплюнул сквозь зубы Макс, - не такого покажем.

На крыльце клуба курили девчонки в распахнутых пальто, невзначай светя мини-юбками и затянутые в колготки коленками.

- Добрый вечер, - сказал Андрей. Девчонки присмирели. Андрея они знали свойским парнишкой, а тут представитель власти.

В зале было темно. Грохотала музыка. Разноцветные огни скакали по полу, стенам, освещая плакаты, привезенные Андреем. Из приоткрытой двери библиотеки лился свет. Все стойки с книгами были отодвинуты к стене. Посередине буквой Г стояли теннисные столы. Деревянные доски были перекинуты со стула на стул, чтобы ребятам было, где сидеть. В дверях появилась Лена с тарелками.

- Рановато вы, - сказала она, - мы вам сюрприз хотели сделать. Ну ничего. У нас рюмашек мало, может подвезете. И с выпивкой...

- Нет проблем, - сказал Кока.

- Много не бери, - предупредил Андрей. - Сюда каждый со своей идет. Какая дискотека без горилки.

- Чем больше, тем лучше, - Макс протянул деньги, - нас здесь запомнить должны.

- Не, один не пойду. - отказался Кока.- Поехали со мной, - кивнул он Лене.

- Лене стол сервировать, - сказал Андрей, - езжайте с Максом, только быстро. Магазин по трассе слева.

Макс хмыкнул и подтолкнул Коку к двери.

- Друзья у тебя не промах, - сказал Алешка, - а ты Ленка, смотри.

- Чего я, - зарделась Лена. - помогла бы.

- Ладно наговаривать, - сказал Андрей. - Сучка не всхочет, кобель не вскочет.

Лена перешла на другой край стола и стала усердно протирать вилки.

- Марьянка прейдет? - спросила она, как бы между прочим.

- Не знаю.

- А ты там часом не женился, - спросила Лена.

- Не женился.

- И правильно, - обрадовалась Лена, - я с дуру за Пашку выскочила, техникум бросила, а теперь страх, как учится хочется.

- Толку то, учится, - усмехнулся Андрей. - Сейчас устраиваться надо. Пока учиться будешь. Все места разберут.

- Скажешь, - перебил его Алешка, - умные люди всегда нужны.

- Насмешил, - засмеялся Андрей, - на фирме дворник больше любого профессора имеет.

- Ну и пусть, - сказал Алешка, - все равно бы пошел учиться, мамку жаль оставлять. У нас вся молодежь, кто в институт, кто на завод едет. Из одноклассников одна Марьянка осталась.

Музыка стихла. Андрей кивнул Алешке.

- Идем покурим.

Они прошли через зал. Девчонки, хихикавшие на скамейках замолчали.

- Намалевались, как на панель, - заметил Андрей.

- Они ж для нас, - сказал Алешка, - Замуж хотят, а хлопцев мало.

- Деревня, - усмехнулся Андрей. - а что Марьянка, так сама и живет?

- Живет. Сватался к ней один с Антонивцев, а она ни в какую. Он и отстал.

- А у тебя что? С Русланкой не вышло?

- Рассорились, - вздохнул Алешка, - она в город уехала.

- Оно и лучше. Встанешь на ноги, еще не ту найдешь.

- Найдешь, - бросил окурок Алешка, - ты то не нашел лучше?

- Времени нет, работа. Даже письмо некогда черкнуть.

- Все не ухватишь, - сказал Алешка.

- Пока не поздно, хватать надо. Время уйдет, пиши пропало. Империя валится, ты и подбирай.

На дорогу легла полоска света и к клубу подъехал джип. Кока выбрался из машины и подал руку девушке. Следом появилась еще одна.

- Времени не теряли, - Алешка закурил еще одну сигарету.

- Что за народ, - сплюнул Андрей, - только подруг не хватало. Мне что всю агитку на себе тащить.

В ответ загремела музыка. Девушки проплыли в клуб. Кока следом тащил два ящика водки. Макс нес пакеты.

- Дуняшек сагитировали, - подмигнул Кока и понес ношу в зал.

- Вы поаккуратнее. - предупредил Андрей.

- Порядок, - выставил пятерню Макс, - Они нам дорогу показали. - он закурил сигарету. - Тоска с ними, сами на шею прыгают.

К клубу подъезжали ребята на мотоциклах, приехал лесник на запорожце, подошел Иван. Андрей встречал новоприбывших, перекидывался приветствием. Почти всех он знал и его знали. Но теперь чувствовалось, что он им не ровня.

Андрей поднял первый тост. Он почувствовал, как на него устремились все взгляды. От него ждали слова. Андрей начал заученную, не раз звучавшую на собраниях речь.. Девушки стали шептаться. Иван опустил голову. Алешка подпер щеку рукой. Лесник стал разливать по второй. Слово взял Макс. Кока в окружении девушек рассовывал листовки. За столом шумели. После третьего тоста молодежь стала перебираться в зал. Парни тащили девушек танцевать.

- Андрюха, - давай стакан, - крикнул с противоположного края стола одноклассник.

- Как ты?

- Ничего, а ты?

- В городе работаю. Знакомься, моя жена Катя.

Катя сунула в рот мармелад и помахала ладошкой.

- Ей у нас больше нравиться, чем в городе. Приезжаем вместе на выходные. А ты, говорят, в столице?

- Да, к выборам готовимся.

Катя, высокая девушка с хвостиком, в длинном черном платье забралась к мужу на колени.

- Ладно, пойду, - Андрей стало неуютно, - Будешь голосовать, не забудь нас.

Он вышел в зал. Звучала медленная музыка. Девчонки на скамейках громко смеялись. Андрей почувствовал, что, хотя они не смотрели на него, каждая ждала его приглашения. Андрей подумывал, кого пригласить, как вдруг увидел Марьянку. Она разглядывала пары, словно кого-то искала. Парень направился к ней. Неожиданно возле нее возник Макс.

- Потанцуем, - взял он ее за руку.

Марьянка отступила и вырвала руку.

- Чего ты, - удивился Андрей, столкнувшись с ней лицом к лицу, - потанцевала бы.

- Тебя мать ждет, - сказала Марьянка и, развернувшись, выскочила из клуба.

- Дикарка, - сказал Макс, проводив ее взглядом.

- Схожу, узнаю, чего у них там, - сказал Андрей. - без меня разберетесь? Макс пожал плечами.

Андрей вышел из клуба, ожидая увидеть Марьянку. На крыльце курили ребята. Длинноногая Катя помахала рукой.

Андрей вышел на дорогу. Может Марьянка ждет его чуть дальше клуба. Он вспомнил, как в лесу она убегала от него, аукала, звала, а потом, когда он терял надежду ее найти выскакивала из-за дерева и они обнявшись, катились по траве. Через кофту от чувствовал ее упругие груди, от ее тепла кружилась голова. В стороне от дороги зашуршало. Парень остановился и позвал. Из кустов выбежала собака. Андрей схватил камень и кинул в нее.

Во дворе пахло печенным. На веранде горел свет.

- Наконец-то сына, - навстречу выбежала мать. Руки ее были в муке, - хоть бы зашел. Марьянка была. Отец хотел тебя видеть.

Андрей снял башмаки и прошел в кухню. Мать следовала за ним.

- Я в комнате постелила, ребятам на кровати, тебе на диване.

- Хорошо, - сказал Андрей и взял горячий пирог из миски.

- Молочка бери, - Вера поставила бутылек. - Соскучился по-домашнему. - она раскатала корж, - Может отцу тарелочку отнесешь. Ему по крошечке можно.

Андрей застыл с куском пирога.

- Не могу, - он сел на скамейку. - Знаешь, - сказал он, - всю дорогу ехал и думал, как вас встречу. А вышло совсем не так.

- Чужой ты стал, - вздохнула Вера, разрезая корж

- Может и так, по другому нельзя. Каждый за свое держится. Сейчас не ухватишь, ни с чем останешься. Вы меня каким воспитали - колокольчиком: всем помоги, отдай последнее. А сейчас не так. Я, знаешь, сколько прошел, пока, пока уму-разуму набрался. В армии чего думаешь в отпуск приезжал. Начальству водку таскал, картинки малевал. Потому три раза по недельке отдыхал. Помнишь, как пришел с дембеля?

- То-то радости было, - сказала Вера, - думали ты с нами останешься

- Остался бы, - усмехнулся Андрей, вспомнив цыганочку. - Степан так и живет один?

- Один. - отозвалась мать.

- Поделом, - сказал Андрей. А может к лучшему, что так случилось. -

- он помолчал. - когда в город приехал, не знал с чего начать. То грузчиком на вокзале. То картинку напишешь. Потом Макс помог, комок открыли. Я в киоске спал, за охранника и за продавца был Ни белья чистого, ни еды горячей. Ночью, ворвутся, по голове дубинкой, свяжут, спину исполосуют, лежишь, кровь глотаешь. Во жизнь, - Андрей посмотрел на мать. Вера вздохнула.

- За крохи пахал. Дурак, не знал, как деньги делаются. Вот Макс и просветил. Дай бог его папочке продержаться на выборах, он меня вытянет.

- Дай бог, - сказала Вера.

- Ладно, - Андрей взял тарелку с пирогами, - отнесу. Он зашел в комнату. Отец спал. Андрей поставил пироги на табуретку. Ночник на стене еле светился. От грубы шло тепло. Андрей перекрестился и вернулся на кухню.

- Сколько ему еще, - спросил он.

- Не знаю, - вздохнула Вера, - врачи три месяца определили, а он полгода протянул. Я уже и привыкла. Лежит себе тихонько. Я возле него. Все вместе. - она помолчала, - Жениться б тебе, Андрюша, я б внуков нянчила.

- Успеется, - Андрей взял пирог, - На ноги встану, тогда ...

Хлопнула входная дверь.

- Твои пришли, - сказала мать, - идите, лягайте, я вам пирогов принесу.

Вера слышала за стенкой разговор, смех, скрип кроватей. Потом все стихло. Только изредка доносился всхрап из спальни и тихий стон Георгия.

Наутро Георгия не стало. Дождался сына, увидел его, и больше ничего его не держало. Вера, как тень бродила по дому. Хотя она и готовилась к этому дню, для нее все случилось неожиданно. Она не плакала, чтобы не сделать душе Георгия плохо. Вдова садилась в углу комнаты, где лежал ее муж тупо смотрела в одну точку; потом вставала, начинала что-то искать: платки, свечи, полотенца, не находила и снова садилась в угол. Марьянка, как только узнала о смерти Георгия, прибежала помогать. В доме еще пахло пирогами и было тепло.

Марьянка заглянула в спальню. Макс и Кока спали. Андрей одетый лежал на диване, уткнувшись в подушку.

- Помог бы чего привезти, - попросила Марьянка, - всем горе, не сидеть же.

Через пол часа Андрей с сумкой вышел из комнаты. Следом плелись сонные Кока и Макс. Они сели в машину и уехали.

Марьянка повесила на калитке белое полотенце. Люди один за другим шли в дом Веры. Вера кивала, не поднимая головы, на все соглашалась и даже не смотрела, что приносили. Марьянка складывала хлеб, яйца, бутылки масла, вместе с бабой Фроськой составляла меню на обед.

Иван с Алешкой вытаскивали мебель из залы: кровать, шкаф, чтобы людям больше места было, когда отпевать будут. Георгий в бога не верил, всю жизнь был коммунистом и всегда посмеивался, что Вера перекрестится прежде чем, как из дома выйти, не верил в отпевания и службы. Делать похороны надо было все равно по-людски. За батюшкой должен был съездить Иван в соседнее село, в Варваровке церковь разрушили с приходом Советской власти, а восстановить - не было денег. Чтобы растормошить Веру, привести в себя, Иван предложил ей ехать вместе с ним.

Вера собралась, накинула выходное пальто, пальцы не слушались. Иван помог застегнуться. Вера села в машину. Только недавно она ехала с Иваном к Георгию в больницу, а уже зовет к нему батюшку. Мимо поплыли домишки, укутанные снегом поля. Дорога обледенела. Иван ехал медленно. Дворники сновали по стеклу, стирая снег.

Прежде, чем войти в церковь Вера перекрестилась. Сегодня бог знал, как ей тяжело. Она встала у распятия. Он смотрел на нее.

- Боженька, - дай мне силы, - попросила Вера, шепча молитву. От запаха ладана у нее закружилась голова. Хор голосов возносил под купол церкви. Золотое сияние снизошло на Веру.

- Нам пора, - Иван тронул ее за локоть, - батюшка ждет.

Батюшка в черной сутане осенил Веру крестом. Иконки, грамоты, ленту и свечи Вера попросила купить Ивана. Народ расходился после службы. Толпа вынесла Веру на улицу. Неожиданно в руки ей сунули листовку. Вера узнала подняла глаза. Агитки раздавал Андрей.

- Сына, - удивилась Вера.

Андрей отвернулся и исчез в толпе.

- Видала, - спросил Иван, подсаживая Веру в машину, и сюда добрались, прохиндеи.

- Работа, - сказала Вера и сама не поверила себе. Может это был не ее сын, может она обозналась.

Снег перестал падать. Тучи грязной ватой повисли на небе. Бледная монета солнца катилась на закат.

В доме было тихо. Горела свеча. Воск оплыл желтой юбкой. Пахло лекарством. Марьянка позвала Веру на кухню и заставила поесть. Алешка с Дашкой чистили картошку на борщ. Баба Фроська отмеряла крупу. Неожиданно на улице зазвучал гудок. К дому, следуя за джипом, подъехал грузовик. Из кабины выпрыгнули люди в синих спецовках и стали сгружать гроб. Все, кто был в доме, проходил по улице: Алешка и Дашка, баба Феня, опершись на костыль, сбежались посмотреть на огромную лакированную дубовую, с золотыми вензелями усыпальницу для Георгия. Такого в селе еще не было. Вера закрыла лицо руками. На что такая роскошь.

Гроб в двери не входил. Пришлось снимать створку с петлей. Обратно поставили, дверь перестала закрываться. Да и зачем ее закрывать. В доме должно быть холодно, и люди постоянно приходят. У забора поставили венки из хвои и живых цветов.

- Все по форме, - сказал Андрей, раскладывая на столе перед Марьянкой привезенные колбасу, сыр, консервы. - Держи, - он положил горсть грильяжа в ее передник.

- Не надо, Марьянка вытряхнула конфеты на стол.

- А ты все такая же, - заметил Андрей, - посовременней была бы, - пристроили куда-нибудь.

Марьянка склонилась над столом и стала нарезать колбасу на тарелки.

- С выборами разделаемся - продолжал Андрей, - может выйдет что. - Он наколол кусок колбасы и отправил в рот. - Теперь все по другому. И ты не будь дурой, Максу глазки построй, он любит. На работу возьмет. Тебе ли в этой дыре сидеть.

У Марьянки навернулись слезы на глаза. Она еще ниже склонилась над тарелкой.

- Ты чего засмурилась, - у стола остановилась баба Фроська, бросай, хватит им закуски, лучше собери посуду на завтра.

Марьянка вытерла слезы, поправила выбившиеся из-под платка волосы, и не глядя на Андрея, вышла из кухни.

Она собирала тарелки, стаканы, ложки и вилки, заставила Алешку с Дашкой перемыть посуду, начистить буряка и моркови, отыскала большой портрет Георгия и обернула его лентой. Строгая, деловитая, она появлялась то здесь, то там в черном простом платке, давала поручения, и проносилась мимо Андрея, словно не замечая его. Андрей от нечего делать бродил по дому, крутил на пальце цепочку. В клуб он не пошел, как обещал Лене-библиотекарше, которая собрала сельчан на собрание, там друзья и без него разберутся, раздадут консервы сельчанам. Тем более что половина села уже подписалась за него.

Андрей вышел на крыльцо покурить. Небо было низкое, серое. Тучи продолжали собираться густыми копнами. Вот-вот и должны были обрушиться снеговыми ливнями. Если завалит дорогу, выбраться из села будет трудно. Андрей увидел мать. Она тащила два ведра воды, сгибаясь от тяжести. Черты ее лица заострились, платок сполз с растрепанных волос.

- Тетя Вера, давайте помогу, - выхватила ведро выскочившая из дома Марьянка и понесла на кухню. Андрей только и успел проводить ее взглядом.

- Простудишься сына, - сказала Вера, - поднимаясь на крыльцо, - расхристаный стоишь, - она поставила ведро, чтобы передохнуть. - Батюшка завтра утром будет, Иван привезет. Она хотела сказать, что видела сына возле церкви, но вдруг передумала.

После поездки в церковь, она будто обрела силы, на душе стало легче. Она поняла, что Георгий все равно будет с ней, как и сын, и Марьянка. Она о них думает, любит их. Сейчас везде свечки зажжет. Андрею молитвенник даст почитать, как в церкви наказали. А там и причастит его, бог их не оставит, это она уже точно знала.

Она перекрестилась, взяла ведро и открыла дверь.

На следующий день окна покрылись льдом. Термометр показывал 30 градусов ниже нуля. В комнатах было холодно. Ни Вера, Ни Марьянка уже не скидывали пальто. Началось отпевание.

Батюшка читал молитву. Люди зажигали свечки. Вера стояла у изголовья гроба. Воск от горевшей свечки капал на руку. Слова молитвы отзывались в душе, пламя свечи словно возносило их туда к Георгию. И это не ее муж, иссохший с желтой грамотой на лбу, лежал перед ней, она слушала и говорила с ним в себе на другом, только им ведомом языке. За спиной кто-то шептался. Вера обернулась и увидела сына. Он с ней, значит все хорошо, все так, как говорил батюшка.

Батюшка перекрестился и сложил руки "Аминь"

С улицы грянул оркестр. Гроб подхватили и понесли. Вера увидела, что Георгия уносят от нее и задохнулась, в груди стрельнуло. Она покачнулась и стала падать. Ее подхватили. Баба Фроська ударила Веру по щекам:

- Полно, милая, - успокаивала она, - идти надо, иди.

Вера послушалась и поднялась. На улице стояли люди. Вера под руку с Марьянкой спустилась с крыльца. За спиной послышался треск. Дом, как-будто вздохнул и просел.

Под звуки оркестра процессия двигалась по давно протоптанной дороге. Ветер трепал бахрому на катафалке, поднимал платья и юбки, срывал с сугробов снег и сеял мелкой трухой в морозном воздухе. Земля насквозь промерзла. В ворота кладбища вели свежие следы. Вчера тоже были похороны. Невзрачный холмик был украшен еловыми ветками и искусственными цветами.

- Совсем маленькая, - заметила баба Фенька, - Все здесь, и стар и млад, как бы нам места хватило.

Батюшка затянул молитву, ударили литавры. Гроб опустили в яму. Люди один за одним шли и бросали горсть земли в могилу. Так провожали здесь каждого, отдавая последнюю земную почесть.

После похорон дом преобразился. Белые скатерти на столах, салат в вазочках, салфетки под тарелками. Об обеде напоминал только запах ладана, да портрет с траурной лентой. За столами рассаживались соседи. Покойника нужно помянуть, чтобы ему сытно было на том свете, свечку зажечь, чтобы быстрее путь к свету нашел. Марьянка с Дашкой носили горячий, дымящийся борщ в тарелках.

- Царство небесное, - шептала баба Фенька, - поднося стакан горилки ко рту, - земля ему пухом.

Веру усадили за стол. Все равно от нее прока нет, пока от горя отойдет. Девчонки с бабой Фроськой все приготовление обеда на себя взяли: и блины наделали, и каши наварили, и компот разлили по стаканам.

Приходили новые люди, другие, поев, уходили, забрав с собой булочку на помин души и конфеты.

Вместо отобедавших стариков на лавку сели Алешка, Иван и Степан-лесник. Они только закопали могилу, холмик насыпали, венками заложили. Лица их были еще красные от мороза, руки не согрелись. Марьянка принесла борща.

- Садись с нами, - крикнул Алешка.

- Некогда, - обернулась девушка, как управимся, посидим. - Она стала собирать грязную посуду со стола. До вечера далеко, неизвестно, кто еще пожалует.

Двери залы дрогнули, раздался звон стекла и в комнате появился Андрей с бутылкой "Смирновки". Марьянка обернулась, подхватила тарелки и убежала в кухню. Друзья оглядывались, не зная, куда водрузить широкие литровые бутылки.

- Давайте к нам, - позвал Алешка, придвинувшись к Ивану. Скамейка прогнулась.

- Помянем, - сказал Андрей и стал открывать Смирновку.

- Не, я нашу, - Иван закрыл стакан ладонью.

- Верно, - Алешка, глотнул водки и поморщился, - наша к жизни быстрее возвращает, - давай Андрюха горилки.

- Желудок не примет, - сказал Андрей, - привык уже.

- Скажешь, - не послушал его Алешка и взял его стакан.

- В городе поработаешь, узнаешь, - сказал Андрей.

-Не, я отсюда не поеду. Мамка без меня не справится. Я с работы и зерна ей принесу, и картохи накопаю..

- Посмотрел бы как люди живут, выехал, - заметил Андрей, разливая водку друзьям, - Верно?

- Каждому свое, - вмешался раскрасневшийся лесник, твое дело - бумажное, наше - земля. Вот ты бы как раньше косой помахал, да дров нарубил, так нет, заслабнешь. Мать твоя сама хозяйство держит, сколько силы надо бабе одной. Хорошо у нее Марьянка есть.

- Полегче, - вскочил Андрей, я твою цыганку не трогаю.

- Тише, - осадил Андрея Алешка, - не про то дело, помянуть надо. Отец твой дождался тебя, спокойным ушел.

- А ну, - махнул рукой Андрей, я тебе припомню, я мать свою из этого дерьма вытащу, а ты здесь сгниешь, заживо.

Он засмеялся и снова налил себе водки.

- Не выйдет, - спокойно сказал лесник, - попомни мое слово. Я человека насквозь вижу, проел тебя червь, а хороший ты парень был. Да, бог с тобой. Одно прошу, Марьянку не испорть.

Степан встал и пересел к Вере. Андрей бросился, было за ним, но его не пустили. Он налил себе водки, выпил, налил еще. Алешка пересел от него, Иван куда-то исчез, друзья ушли покурить. Вокруг шумели, спорили, звенели стаканами. Горели свечи, за окном темнело. Пьяный Степан затянул песню, бабы подхватили.

Андрею стало тошно. Опять вспомнилась цыганка. Из-за нее он и уехал из села. Не мог больше к Марьянке ходить. Лица расплывались, стакан убежал из пальцев, водка полилась на колени. Андрей встал из-за стола. Стены шатались. Он уперся в одну из них, чтобы не упасть. На крыльце от морозного воздуха стало легче. Он вытащил пачку, все сигареты посыпались на лестницу. Андрей подобрал первую попавшуюся и затянулся. Где-то рядом слышались голоса приятелей, звенело в ушах, и мелкие серебринки снега кололи лицо. Андрей почувствовал запах варенной картошки, теплой, желтой, сладкой, картошки пюре, которую мать всегда готовила на завтрак. На дворе он увидел марьянку. Она шла с ведром варенной кожуры, от которой струился пар. Парень, не отрываясь, глядел, как она переступает сугробы и ее юбка чуть приподнимается, открывая ногу в рейтузе, поглядел на ее маленькую ножку в валенке и пошел за ней.

Снег хрустел под ногами, отдаваясь в голове. Андрей поскользнулся, встал на четвереньки и снова поднялся. В сарае зажегся свет.

- Марьяна, - Андрей открыл дверь.

Девушка оглянулась.

- Вот и свиделись. Чего тебе?

Андрей прислонился к деревянной стенке. От запаха навоза голова пошла кругом. Марьянка расплылась в бледно-розовое пятно.

- Ма... - произнес Андрей и съехал на пол.

- Чего ты, - кинулась к нему Марьянка.

Андрей не отвечал.

- Господи, да что ж е это, - чуть не плакала Марьянка, поднимая растянувшегося на полу хлева Андрея, - как упился. Она пыталась перетащить его с грязного холодного пола на соломенную подстилку. Но Андрей был тяжел. Девушка только немного передвинула его от двери, откуда тянуло холодом. Выбившись из сил, Марьянка присела рядом и обняла стриженую голову парня, прижала к груди.

- Миленький, - прошептала она и прикоснулась губами к его щеке.

Она вспомнила, как они тайно целовались ночью на лавке, как он на спор из-за нее переплывал став, и после своих рыбалок с Алешкой притаскивал ей ведро карасей. Как она просила его не уезжать, обещала все простить, бежала за автобусом, увозящим его. Но лицо Андрея оставалось неподвижным, будто он ушел от нее в неведомую даль. Черты лица его огрубели, лицо округлилось, тонкие губы кривились в усмешке. А сейчас он обещает ее пристроить. Марьянка поднялась и вышла во двор. На крыльце курили друзья Андрея.

- Ребята, помогите, - крикнула девушка, - надо Андрея в дом перетащить.

Ребята переглянулись и пошли к ней.

Вера подхватила песню Ивана, скорбную, родную "Калинушку", не раз петую и на родынах, и на похоронах. Голос Веры сливался с голосами долгожительницы Фени, молоденькой Дашки, баритоном Степана со всеми, кто пришел разделить с ней горе и помочь выстоять и жить дальше.

Не одна она теперь, не одна, сын к ней приехал и внуки, дай бог, будут. Вера огляделась. Отчего Марьянка все не идет за стол. Уже все помощницы сели, а ее нет. Хозяйка выбралась из-за стола.

В кухне Марьянки не было, на веранде тоже. От выпитой горилки было тепло.

Не одеваясь, Вера вышла во двор. С улицы светил фонарь. Вокруг него нимбом кружились снежинки. Вера услышала вой Дружка и пошла на него. Она шла по сугробам, через которые пролегла вереница следов. У сарая скулил собачонок, скреб лапой доски. Вера услышала шум, плач, блеянье козы. Щеколда на хлеву была отвернута. Вера дернула дверь. Дверь приоткрылась и снова захлопнулась. Изнутри ее держали. Из сарая раздался Марьянкин вопль. Женщина рванула ручку на себя. Кока не удержался и вывалился на улицу. Вера увидела голую спину Макса, приспущенные штаны и извивающуюся на соломе Марьянку.

- Не смей, - закричала Вера и рванулась к насильнику. Подоспевший напарник повалил ее на пол.

- Андрей, - закричала Вера, отдирая ото рта потные руки Коки.

Андрей встрепенулся и встал на колени.

- Оставь, - тряхнул он за плечо друга, сжимающего Вере горло, - не трожь мать.

Кока ослабил хватку. Вера вывернулась и бросилась к углу, где стояли вилы.

- Вон, отсюда, - закричала она, взмахнув вилами, - все вон.

Цокнула лампочка, разлетевшись на осколки.

- Чего ты, - испугался Андрей, прикрывая натягивающего штаны Макса.

- Сдурела баба, - Кока, первым выскочил из сарая.

Андрей пропустил Макса, на ходу застегивающего рубашку, и вышел следом.

Хлопнула дверь. Всполошившиеся на насесте куры хлопали крыльями и переступали с ноги на ногу. Плакал испуганный козленок. Марьянка в порванном платье сидела на тулупе, обняв колени. Вера, оперевшись на вилы, с тоской глядела на свет уличного фонаря, пробивавшийся сквозь щели в двери. Сыпал снег. Залетал в узкий проем и лужицей стекал на пол. В предгорьях Карпат расходилась метель.

48 Скорый (повесть)

Моросил дождь. Блики фонарей растекались по асфальту. Лариса наступала в сверкающий блик и он исчезал. Капли дождя застилали глаза. Она смахивала их и вглядывалась в номера вагонов. Восемнадцатый, плацкарт, на который она купила билет за двадцать минут до отправления, был последним. Она протянула билет проводнику.

Из тамбура дохнуло теплом. Лариса сняла капюшон и перехватила сумку. С куртки капала вода. От ботинок на полу стелился мокрый след. Она нашла свою верхнюю полку.

- Добрый вечер, - сказала она сидящим в купе и поставила сумку на пол. Дед нехотя подвинулся.

- Давайте куртку повешу, - предложил мужчина напротив. Лариса освободилась от мокрой одежды.

- Боты тоже лучше скинуть, - заметил пассажир.

Лариса расстегнула сумку так, что полетели брызги.

Белобрысый, сидевший напротив, парень вытер лицо платком.

- Свежо? - засмеялся мужчина и положил обувь к батарее.

- Тапки флоаревские, - заметил он, оглядывая Ларису.

- Вы что из Бендер? - спросила она, услышав название обувной фабрики.

- Нет, нет, - словно испугался он, - в Леово в гости еду.

Лариса пожала плечами и уставилась в окно. Поезд вздрогнул. Мимо поплыл перрон с бликами фонарей, грузчиками, провожающими. Ларису никто не провожал. Она уезжала из Москвы не по своей воле. До последней минуты она цеплялась за любую возможность остаться доработать до осени, когда начнутся холода. Уже неделю она искала работу на базарах и в ларьках. Но везде ей отказывали, словно на лбу ее горело клеймо ее ссоры с хозяйкой. Пока Лариса работала, та сдавала ей место в комнате еще с двенадцатью товарками.

Помыкавшись по базарам и, нигде не найдя работы, она была согласна вернуться, но ее место было занято.

Последнюю ночь она провела в участке, где ее обязали уехать или зарегестрироваться. Она загадала, что если не найдет работу...

В газетном киоске ее обнадежили, попросили зайти через неделю. Она взяла на реализацию пакеты, но не одного не продала. Она была готова надеть костюм мики-мауса и зазывать посетителей в ресторан. Но вдруг одумалась и решила ехать домой.

Ехать домой было тоскливо. Там все напоминало о довоенной жизни с мужем. И переулочки, по которым они гуляли с коляской, и двор, где он катал сына, и каждая вещь в доме, и тринадцатилетний Максимка, на которого она высылала матери деньги.

Благодатная земля южных окраин России, Херсонская губерния Новороссийского края всегда славилась богатством плодородия. Издавна населяли эту землю представители разных племен и наций. Не раз ходили по ней освободительные армии, не раз отстраивали жители свои поселки и города. Двадцатый век после второй мировой войны, казалось принес мир этой земле. Несмотря, что Приднестровье в 1940 году с легкой руки Сталина отнесли к Молдавии, на ее земле дружно жили и трудились русские, украинцы, молдаване, гагаузы, евреи, болгары.

Разлад начался с весны 1989 года. В Кишиневе к власти пришел Народный фронт с идеей объединения Молдовы с Румынией. В местных газетах Тирасполя "Кировец", потом "Днестровская правда" появились статьи о проекте закона перевода молдавского письменного языка на молдавскую графику. В пятилетний срок правительством предлагалось перевести всю документацию республики на орумынизированный язык. Против введения закона поднялось не только русскоязычное население Молдавии, но и коренные молдаване. Как говорилось в публикациях историков "600 лет на молдавском языке кириллицей писали свои произведения и Михаил Еминеску, и Ион Крянге. 600 лет молдавский народ вместе с русским и украинским осваивал плодородные земли, создавая единую культуру". Однако тираспольские голоса действия на парламент Молдавии не возымели.

Поезд набирал ход. Москва расплывалась в дождливых узорах окна и скоро совсем растворилась в темноте ночи. Проводник собрал билеты и деньги за постель. Дед спустил с полки матрас и стал застилать его. Лариса пересела на боковушку. Ей некуда было торопиться. Когда все улягутся, она перекусит. За день один чебурек съела. Если бы проводник чай вскипятил. В плацкарте никогда кипятка не допросишься.

Она убрала ноги, пропуская мужчину с бельем. Он положил ей на колени одеяло:

- Заодно и вам взял.

Лариса кивнула:

- Спасибо.

- Вы, если хотите, - добавил он, - ложитесь на мою нижнюю полку. Мне не привыкать.

- Ладно, - согласилась Лариса.

Пока он стелился, она невзначай окинула коренастую сбитую его фигуру. Рукава шелковой рубашки были аккуратно закатаны. Из-под отглаженных брюк белели носки.

- Порядок, - сказал он. - Идем покурим, - обратился он к белобрысому парню. Тот послушно достал пачку сигарет.

Лариса проводила их взглядом и стала раскатывать матрас. Постель оказалась "макароной" - уловкой проводника для повторного использования белья. Но менять ее Лариса не стала. Заправив одеяло, она вытащила из сумки пакет с пирожками. Дед, с головой накрывшись одеялом, похрапывал. Улегся молдаванин на боковушке. Жидко тлел ночным светом плафон. Лариса проглотила пирожок. Если бы запить. Она покосилась на минералку деда.

- Не спится? - откуда-то возник спутник по купе. Мужчина поставил на стол полторалитровую бутылку пива. Белобрысый парень принес стаканы.

В ответ на дискриминационный закон парламента Молдавии 11 августа В Тирасполе был создан Объединенный Совет трудовых коллективов, включивший 25 руководителей предприятий. 17 августа была объявлена 2-х часовая общегородская забастовка. Забастовали предприятия Бендер, Григориополя, Дубоссар, Рыбницы. Многие производства поддержали забастовку, перечислив в фонд ОСТК однодневные и двухдневные заработки. Со всех уголков тогда еще Советского Союза поступали телеграммы о поддержке бастующих. Финансовую помощь оказывали предприятия России, Украины, Белорусии, Эстонии.

В Тирасполе на главной площади население городов и сел Приднестровья требовало соблюдения законности. Это был первый прозвучавший голос народа, отстаивающего свои права. Прибывший на митинг секретарь ЦК КПМ Гроссу обещал вынести обсуждение требования на заседание правительства.

25 августа ОСТК была объявлена всеобщая забастовка. В Бендерах горсоветом народных депутатов было приостановлено действие принятых парламентом Молдавии антидемократических статей. В Тирасполе сессия Тираспольского горсовета выразила недоверие правительству и заявило об особом статусе города, приемлющем за официальные языки русский и молдавский.

Только 15 сентября после приезда Уленбекова и его обещаний уладить ситуацию ОСТК дал команду прекращения забастовки. В короткие сроки бастовавшими предприятиями было наверстано упущенное время и выполнены планы.

Х!!! Внеочередная сессия Тираспольского городского Совета определила курс на полную хозяйственную самостоятельность региона. Специалисты приступили к выработке административно-правовых положений и механизмов самоуправления в автономной республике.

- Угощайтесь, - Лариса положила пакет на стол.

- Ох ты, - обрадовался мужчина, - давайте знакомиться, - он налил пиво в стаканы. - Меня зовут Саша, или Сашко.

- Лариса.

- Петя.

- За встречу, - сказал Сашко, - давно так приятно не попадал.

Лариса отпила пиво.

- Вкусное.

- Балтика, - с гордостью сказал Петя.

- Может водочки? - предложил Сашко.

- Нет, нет, - Лариса поставила стакан на стол.

- А я выпью, - сказал он и неизвестно откуда вынул бутылку водки. - Без нее не засну, - словно извинился он.

Лариса облокотилась о подушку. Что следует после водки она хорошо знала. Поэтому всегда сторонилась сборищ на рынке, после которых завязывались романы товарок с грузчиками в подъездах и даже под стойками. Лариса, как бывший университетский работник, держалась стороной. Пол года она жила с москвичом ради квартиры, платила, кормила его, стирала. И все равно ушла.

- Вы спать хотите? - спросил Сашко, глядя на поникшую женщину, - ложитесь, мы сейчас еще по стаканчику и на боковую.

Глаза у Сашко были большие, добрые, обрамленные черными густыми ресницами. Смуглое лицо сужалось к подбородку. Смоляные волосы растрепались и торчали щеткой.

- Спасибо, - кивнула Лариса и легла на подушку.

Сашко сидел рядом. Она чувствовала его тепло, уютное, томное, ласковое. Оно укутывало Ларису, словно в пуховое одеяло.

В сентябре 1989 года началась подготовка к референдуму. В газете "Днестровская правда", ставшей проводником идей народа печатались его положения. Необходимо было узнать отношение граждан к созданию автономной республики в составе МССР.

В ноябре вторая конференция ОСТК обсудила положения о выборах в Верховный Совет республики, которые должны были пройти в 80 округах Приднестровья.

В январе 1990 года на референдуме 91% жителей Приднестровья заявило о решении создания автономной молдавской республики.

Ночью Ларисе стало холодно. Она куталась в одеяло, поджимала колени, забывалась на время во сне. Но холод проникал за шиворот и будил ее.

За окном рассвело. Вагон спал. Проводник тормошил торчащие из-под одеял пятки пассажиров:

- Готовьте паспорта. Таможня!

У Ларисы пересохло в горле. Она потянулась к стакану недопитого ею пива.

- Что везете? - спросил таможенник. Лариса узнала его. Три года назад он вытряхнул из ее кошелька доллары, заработанные ею за пол года на Бутырском рынке. Справки из банка у нее не было. Декларации тоже. Ее высадили в Брянске. Привлекли к суду. Дали пятнадцать суток за незаконный провоз валюты. После этого Лариса год не работала, отлеживаясь в больнице. Кроме картошки, выращенной на даче, есть было нечего. Сыну нужна была форма в школу, тетрадки, ручки. На зарплату учителя жить они не могли. Лариса снова поехала уехала в Москву на заработки.

Таможенник попросил открыть сумку. Не стесняясь, разгреб грязное белье.

- С работы? - спросил он.

- С отдыха, - усмехнулась Лариса.

Он повернулся к молдаванину.

- Откуда едешь?

- С работы?

- Рубли, валюта, оружие, наркотики есть?

Молдаванин пожал плечами.

- Раздевайся, - приказал таможенник.

- Как? - удивился молдаванин.

- Быстро! - скомандовал страж.

Молдаванин расстегнул пуговицу рубашки.

- Ладно, - передумал таможенник, - давай паспорт и за мной.

- Варвары, - посмотрел им вслед вылезший из-под одеяла дед. - Аж поджилки от них трясутся.

- Власть, - свесился со второй полки Сашко.

- Дармоеды, - дед сунул костлявые ноги в тапочки, - целый час дожидаться, пока туалет откроют.

Сашко спустился к Ларисе:

- Как спалось?

- Нормально, - ответила она, - только замерзла.

- Разбудила, согрели бы, - пошутил Сашко.

Лариса промолчала. Вспомнила кольский поход, когда оказалась с мужем в пургу на вершине без палатки. Он заставил ее согреться в вырытой ими ледяной пещере, на рюкзаках. После этого они поженились. Больше в походы они не ходили. В годовщину образования республики родился Максим. Алексей записался в ополчение. Если бы не Максим, Лариса поехала вслед за Алексеем на защиту Дубоссар.

2 сентября 1990 года 2-ой чрезвычайный съезд народных депутатов провозгласил Приднестровскую Молдавскую Советскую Социалистическую республику и избрал Временный Верховный Совет. В ответ правительство Молдовы установило Приднестровью пятидневный срок для капитуляции. Но митинг на площади Тирасполя заявил решительный отказ. Республика оказалась в тревожной атмосфере. В Кишиневе начался набор волонтеров в ряды национальной гвардии Молдовы.

Партия национал-социалистического толка, пришедшая к власти во главе с Мирче Снегуром вела политику объединения с Румынией. Румыния давно претендовала на земли Бессарабии и Транснистрии (от Днестра до Днепра), считая ее румынским пространством. Поэтому сепаратистов предлагалось подавить силой, "оккупантов" и "мигрантов" изгнать, "манкуртов" перевоспитать и заселить все земли истинными хозяевами этого пространства - румынами.

В июне 1990 года парламент Молдовы провозгласил образование МССР в 1940 году незаконным, что означало самоликвидацию республики. Однако это не только не привело к скорейшему включению Молдавии в состав Румынии, но и ввергло Молдову в политический кризис и экономический хаос.

На территории бывшей МССР образовались три республики: Молдова, Приднестровье и Гагаузия. Избрав правительства, органы и структуры государственного управление народы Приднестровья и Гагаузии в лице их Верховных Советов выразили в Декларации желание разработать федеративный договор в целях сохранения территориальной целостности, установления гражданского мира и согласия. Но власти Молдовы предпочли миру войну.

Первый удар был нанесен по Дубоссарам. Дубоссары по географическому положению являлись важнейшим звеном. Захватив его, Молдова сумела бы отрезать северные районы ПМР (Рыбницу, Каменку, Рашков) от южных (Тирасполя, Григориополя, Днестровска). Разделив ПМР на части, Молдова разрушила бы политическое и экономическое единство региона, а затем направленными ударами уничтожила бы лишенные взаимной поддержки очаги сопротивления.

Дед ерзал на полке и поглядывал на часы.

- Задерживаемся.

- Соседа нашего высадят, - сокрушался Сашко. - Не повезло. Меня на таможне раз с 20 литрами вина тормознули. Говорят, больше двух литров нельзя. Ну нельзя так нельзя. - Сашко торжественно добавил, - пока стояли, всем купе и выпили вино. Потом не помню, но до Москвы быстро доехали.

"А с виду приличный" - подумала Лариса и развернула газету с кроссвордом.

Хлопнула дверь тамбура. В купе появился молдаванин.

- Отпустили? - спросил дед.

- Полтинником обошлось.

- За что? - спросила Лариса.

- Шестой год на заработки езжу, а по ихнему закону можно только пять.

- Сволочи! - выругался дед, - ты за весь вагон отдулся, больше никого не тронули.

- Они нашего брата чуют, - сказал Сашко, залезая на вторую полку, - я в России 15 лет живу, а все равно тормозят.

- Чего стоим? - нервничал дед, притоптывая ногой, - раньше ездили, горя не знали. А теперь стой.

За окном поплыл перрон. Дед засеменил по вагону.

Молдаванин застегивал рубашку:

- Не знали, где искать. Дурак я при себе деньги держать. Все ж не в первой, - подмигнул он Ларисе.

- А где вы, кем работали?

- Реставратором, - гордо сказал он. По первой поехал, для строителей работы не было. Быстро переобучился. Курский вокзал делал. Я там даже меточку оставил. Прийду, увижу, и роднее все кажется. А сейчас с Царицыно еду. Там кирпичам лет 200, а не разрубишь, не то, что наша труха - одним ударом колется. - молдаванин размахнулся руками, - вот такой кирпичище, попробуй сдвинь.

- А платили как? - спросила Лариса.

- По-божески. Хозяин меня ценит. Смотри какие руки, - он показал длинные пальцы с черным ободком у ногтей. - Мы еще в комнате пыток были, - подсел он на полку к Ларисе, - какие там приспособления! Я вот дыбу на себя примерил.

Жене фотографию везу.

- Детишки есть?

- Ну да, двое, на хозяйстве с женой. Соскучился по ним. Жаль в селе работы нет. Когда в Бендерах жил на Тигине работал. Так эти варвары в девяносто втором все растащили, вывезли, пришлось вернуться на родину... Заждались они меня там.

Молдаванин посмотрел на Ларису.

- Хочешь пивом угощу?

Лариса не успела ответить, как с полки спустился Сашко.

- Идем выйдем, - сказал он молдаванину.

- Чего?

- Покурим, - предложил Сашко.

Только они ушли, Лариса застелила постель и достала еду. На завтрак хватит. А в Жмеринке она вареников купит.

Проводник разносил кипяток в чайнике. У себя в баке так и не смог согреть. Лариса подставила стаканы.

- Вот спасибочки, чайку попьем, - обрадовался дед, появившийся с полотенцем на плече. - Теперь и перекусить можно, - крякнул он и зашелестел пакетами. - А ты до куда едешь?

- До Тирасполя, - ответила Лариса.

- Бывал там, - дед отрезал колечко колбасы, - угощайся, хорошая, останкинская. Я у вас в медицинском по Карла Маркса учился. Потом военным врачом стал. В Польше служил, а потом в отставку в Кишинев приехал. Дело свое организовал, - сказал он шепотом, - запчасти вожу.

Из тамбура вернулся молдаванин. Растерянно посмотрел на столик и забрался на свою полку. Сашко присел рядом с Ларисой.

Дед открыл консерву и продолжил:

- К вам давно не заезжал, все из-за этих дел ваших. Заварили тогда шут знает что. Меня звали в молдавскую армию, в чине обещали повысить Я отказался. Зачем мне? У меня в Тирасполе друзья, знакомые. Против них что ли идти?

Лариса поперхнулась чаем. Из глаз выступили слезы.

- Сюда, сюда, - закричал Сашко, появившемуся в вагоне буфетчику. Тот выложил из корзинки водку и шоколад.

- Выпьем дед? - подмигнул Сашко.

- Валяй, - сказал дед, глотая колбасу.

- А вы? - обратился он к Ларисе.

- Спасибо, не пью.

Сашко раскрыл шоколад и разломал на куски.

- А теперь нам, - плеснул он водку в кружку деда, - знаешь сколько до Кишинева?

- Известно.

- Двадцать бутылок на троих, - сказал Сашко.

- Ты это брось, - предупредил дед, - лучше домой деньги отвези, прогулять всегда успеешь.

- Хватит и на дом, - махнул рукой Сашко.

В октябре 1990 года премьер министром М. Друком и министром внутренних дел И. Косташем был организован первый поход военщины. Вооруженные до зубов полицейские и "волонтеры" двинулись под знаменами румынского триколора "наводить конституционный порядок". Продвижение карателей отмечалось в каждом селе Гагаузии погромами, избиением, насилием, разрушением исторических памятников, грабежами и пьяными оргиями. После вмешательства десантников Советской армии "волонтеры" убрались восвояси. Другая часть карателей двинулась на восток, к Днестру.

Жители Дубоссар забаррикадировали мост, не желая впускать "волонтеров". В ответ генерал Косташ бросил вооруженных оппоновцев, которые открыли прицельный огонь по мирному населению. Погибли трое дубоссарцев, шестнадцать были ранены.

С погибшими защитниками прощалось все Приднестровье. Женщины Дубоссар объявили недельную голодовку в знак протеста полицейскому беспределу, требовали наказания преступников.

Однако руководители Молдовы даже не скрывали своей причастности к убийствам, продолжая угрожать "жестокими карами" "приднестровским сепаратистам".

Лариса ела шоколад и водила карандашом по кроссворду:

- Длинноухий зверь.

- Гляди Конотоп, - сказал Сашко.

Поезд остановился. Перед окном замаячили палки колбас, пузатые бутылки минералки, плоские желтые воблы.

- Ух ты, - не удержалась Лариса. Прямо перед ней в окне возник огромный синий заяц. Уши у него свисали кисточками, а глаза были большие и добрые. Вот такого зайца Алексей хотел купить Максимке. Но не успел. А Ларисе тогда было уже не до зайца.

- Сколько? - крикнула она продавщице.

Та показала три пальца.

- Триста, - покачал головой дед.

- Это недорого, - свесился со второй полки Петр, у нас такие по тридцать долларов.

Торговка не дождалась ответа. Синий заяц поплыл по перрону.

Мимо окна несли мохнатых мишек, львов, пантер.

- Хрусталь не желаете? - стучали по стеклу.

Дед снарядился за воблой. Петр пошел покупать насос. Синий заяц еще раз проплыл по перрону. Лариса вздохнула и отвернулась. С каждым годом деньги зарабатывать становилось тяжелее. Каждый норовил обмануть: хозяин недодать товар, покупатели спустить цену, торговки - содрать за место. Она оставляла себе на еду и жилье, отсылая остальное матери. Каждый раз, уезжая из Москвы, она думала, что больше не поедет на заработки. Будет снова преподавать, вести кружки, работать на даче. Но, когда после трех месяцев отдыха дома заканчивались деньги, понимала, что это невозможно.

Педагогами и воспитателями могли работать те, кто имел капитал или поддержку родственников. Ларисе помощи ждать было неоткуда.

Дед вернулся с пакетом. По всему купе запахло рыбой.

- Хорошая станция, - он развернул бумагу, - налегай, - предложил он Ларисе копченку, - И ты подсаживайся, - позвал он молдаванина. Молдаванин спустил ноги с полки, но заметил Сашко и лег обратно.

Лариса сначала увидела зайца, синего с добрыми немигающими глазами. А потом Сашко.

- Это тебе, - посадил он игрушку рядом с женщиной.

22 августа 1991 года, воспользовавшись смутой в Москве, связанной с ГКЧП, Кишинев направил в города и районы Приднестровья отряды спецназа для захвата административных и жизненно-важных объектов, ареста народных депутатов, политических лидеров, рабочих вожаков. Были арестованы народные депутаты Молдовы и ПМР В.Л.Боднар, Г.И.Попов, А.Г.Порожан, Г.Ф.Пологов, И.А.Мильман, руководителей Гагаузской республики С. Топал и М.Кендигнлян. 29 августа спецслужбы Молдовы арестовали в Киеве И.Н.Смирнова и других руководителей ПМР и без согласования с украинской стороной вывезли их в Кишинев.

25 сентября 1991 года Молдова предпринимает вторую попытку ворваться в Дубоссары, на этот раз неудачную.

Лариса усадила зайца у окна. Из-за зеленой бахромы леса выскакивал яркий мячик солнца и снова прятался в чаще. Лариса зажмурила глаза. Удача снова вернулась к ней. Сама судьба толкнула ее в этот поезд, в этот вагон, на это место. Белая полоса жизни началась. Она еще не знала, что ее ждет. Но сидеть рядом с Сашко было удивительно хорошо. И пил, как оказалось, он совсем немного. Как настоящий мужчина. Он резко произносил слова, словно оттачивая их, как ее Алексей. Также смеялся открыто и долго. И также взбаламошенно покупал ей то, чего она от него не ждала. После гибели Алексея у нее был выбор. Зарабатывать самой или выйти замуж. Она выбрала первое. Ни один мужчина, встретившийся на ее пути не стоил Алексея. А размениваться она не хотела.

Сначала она работала в университете, давала частные уроки, писала курсовые. Но денег все равно не хватало. Если бы не соседка Маша, она так бы и перебивалась. В Москве ее устроили на базар. Она стала откладывать деньги.

- Хорошо! - сказал дед, - собирая кости рыбы со стола. - теперь и на боковую можно.

- Я вынесу мусор, - сказала Лариса, вытирая жирные пальцы полотенцем. Рыба с пивом для них с Алексеем была любимым блюдом. В Москве она редко позволяла себе такую роскошь. Да и то с дешевенькой килькой.

Заяц словно подмигнул ей, когда она выходила из купе. В вагоне стоял запах курицы. После таможни пассажиры добросовестно набивали животы.

Лариса вышла из туалета и увидела Сашко.

- Можно тебя на два слова?

Она вышли в тамбур.

Арест руководителей Приднестровья и Гагаузии заставил принимать срочные меры. Во Дворце "Современник" собрался четвертый съезд народных депутатов Приднестровья всех уровней. На съезд пришли приднестровские женщины с резолюцией, принятой на митинге протеста возле Дома Советов. Председатель женского забасткома, депутат Галина Андреева доложила о твердом решении женщин пикетировать железную дорогу, пока не будут освобождены арестованные приднестровцы.

1 сентября 1991 года женщины вышли на рельсы. Примеру тираспольчанок последовали женщины Бендер, Рыбницы, Дубоссар, Григориополя, Слободзейского района, Комрата. К пикетчицам присоединялись даже женщины, ехавшие в остановленных поездах.

"Рельсовая война", как называли женскую забастовку в Молдове была далеко не единственной акцией протеста. Женщины пикетировали отделы милиции и прокуратуры, требуя их перехода под юрисдикцию республики. Спецслужбы Молдовы устраивали провокации: в Дубоссарах натравливали на женщин собак, в Бендерах напускали оппоновцев с дубинками. Но приднестровских женщин не удалось запугать. Весь мир услышал о Приднестровском народе.

2 октября 1991 года депутаты были освобождены из кишиневских застенков. Под давлением широкой общественности Молдова вынуждена была не только освободить арестованных, но и вывести подразделения ОПОНа из Дубоссар и Григориополя.

13 декабря 1991 года полицейские предприняли третью попытку прорваться в Дубоссары. На посту ГАИ у въезда в город они расстреляли работников милиции ПМР.

Но все провокации и террористические акты со стороны Молдовы были прелюдией к настоящей крупномасштабной войне.

В тамбуре Сашко закурил сигарету. Лариса смотрела на уносящиеся березовые леса.

- Я в таких чащах два года батрачил, - сказал Сашко, на свадьбу зарабатывал. - он выпустил струю дыма, - вот что, тебе расскажу, ты поймешь, - была у меня на родине в Леово любовь - Ленуца. С детства чуть не повенчаны были. Всю армию ждала, письма писала. Поехал на лесоповал в Россию деньжат сколотить. Возвращаюсь - нет ее. Мать говорит: "хохол увез". Я за ними. Нашел ее в Бендерах. Она уже брюхатая. "С тобой, - говорит, - не судьба была, а его как увидела, так все и поняла".

Вернулся домой, крышу перекрыл, забор новый поставил. Только тоска не уходит. Хотел хохла пристукнуть, слава богу вызов на лесоповал пришел. Понравился я им. Потом в Москве обосновался. Теперь лес фирме поставляю... А ты, - он вздохнул, на нее похожа, потому и рассказал, - он потушил бычок.

В тамбур зашли молодые ребята.

- Идем, что ли, - открыл Сашко дверь, - будешь дымом дышать.

В купе Петя рассматривал хрусталь. Торговка вытягивала из сумки то вазочку, то набор стаканчиков.

- Покажи, - ткнул Сашко в коробку фужеров.

- Эти у меня самые дорогие, - предупредила продавщица.

Сашко стукнул один о другой.

- Хрустальный звон стекляновых бокалов, - пропел он.

- Вы что? - набросилась тетка на него, - не умеете отличать, не беритесь, - стала отбирать она хрусталь.

- Ладно, держи, - Сашко вынул из кармана деньги, - заверни, чтобы не побились.

Товарка замолчала.

- Садись, - сказал он Ларисе, застывшей в изумлении, - на свадьбу будет.

- Больно ты скор, - покачал головой проснувшийся дед.

Петя тоже выбрал стаканчики. Они сразу пошли в ход. Лариса пригубила водку для приличия. Мужчины играли в карты. Вагон качало. Лариса легла на подушку и невзначай прислонилась к Сашко тасовавшему карты. Протуберанец огня охватил ее. Она вздохнула и отвернулась к стенке. В бликах солнца березовой рощи стоял Алексей. Он приезжал несколько раз из окопов небритый грязный, отмывался и ехал обратно на войну. Лариса сохранила его письма. Через него она знала, что это за война идет.

1 марта 1992 года началась гражданская война.

Провокация , послужившая поводом к войне, была тщательно спланирована в Кишиневских верхах. Ночью от здания райотдела полиции была обстреляна машина Дубоссарской милиции. Террористы укрылись в здании полиции, где были окружены казаками. Премьер министр Молдовы домнул Муравски пригрозил Дубоссарам карательными акциями, в случае нападения на полицию. Под утро полицейские согласились сдать оружие, однако при сдаче его, убили одного из казаков.

2 марта по льду Дубоссарского водохранилища перешли переодетые в гражданскую одежду оппоновцы. Они прорвались на территорию Российской воинской части в селе Кочиеры с целью захвата оружия. Оппоновцы взяли в заложники воинов и их семьи. Командующий 14 армией Неткачев не принял никаких действий. Дубоссарские гвардейцы с боем освободили заложников и вывезли их с территории захваченной воинской части.

3 марта в Дубоссарах и районе было введено чрезвычайное положение. Ряды защитников ПМР стали быстро расти. При заводах создавались рабочие отряды ополченцев. Правительством была объявлена мобилизация в ряды гвардии. На защиту ПМР встали казаки Дона, Украины, России.

Поезд замедлил ход. За окном выросли белые небоскребы, краны над саманными домишками, разлился под мостом Днепр. Лариса долго не отводила взгляда от возвышавшейся на холме статуи "Родина-мать". Каждый раз, когда она проезжала через Киев, то подолгу смотрела на нее и просила помощи. Но сегодня определенных мыслей не было. Все смутилось в душе и от неудачи в Москве, и встречи с Сашко, и неясным будущим.

Остановка была на сорок минут. Лариса вышла на перрон. Возле вагона собралась толпа. В лицо тыкали селедочными хвостами, бутылками пива, предлагали конфеты, мороженое. Лариса встала у киоска. Солнце высоко поднялось. Начиналась летняя жара. Они с Алексеем хотели сразу после войны рвануть в Киев. Он и в письмах писал, что обязательно пойдут в Печорскую лавру, откуда весь род славянский идет.

На соседнюю платформу подошел харьковский поезд. Стали выходить люди. Вот так, когда они сидели на рельсах остановился московский поезд. Некоторые пассажиры даже присоединились к их забастовке. Ночью они жгли костры и пили чай. А утром с Максимкой на руках пришел Алексей. Сказал, что снова отстояли Дубоссары.

Толпа продавцов поредела. Из вагона, зевая, в рубашке навыпуск, с расстегнутым воротом выбрался Сашко.

- Чуть Киев не проспал, - крикнул он Ларисе. - Все наши массу давят.

Он увидел старика с ведром и не торгуясь купил раков.

- Держи, - приказал он Ларисе, отправившись вдоль поезда.

Раки были крупные, с огромными клешнями. В медовый месяц они с Алексеем ловили таких на лимане у друга на даче, и жарили на электроплитке, накрывая миской, чтобы не разбежались. Сейчас домик продан. Его хозяин в Португалии на ПМЖ.

Лариса отломила клешню у рака. На семафоре загорелся зеленый свет.

- Быстрее, - крикнул проводник, - пропуская Ларису и Сашко с пивом, в уже пришедший в движение вагон.

Весной 1992 года Молдова развернула военные действия на восточном берегу Днестра, создав "плацдармы" у сел Кошница и Кочиеры. Разгром этих плацдармов приднестровскими или российскими силами повел бы вступление в войну румынской армии. Стремясь остановить дрейф Молдовы к полномасштабной войне депутаты участники фракций "Согласие" и "Единство" настояли на образовании специальной парламентской комиссии , включив в ее состав депутатов-приднестровцев. Они добились проведения прямых переговоров правительства РМ с руководством ПМР. Большую часть времени между 1 марта и 19 июня 1992 года на Днестре действовал режим прекращения огня. Даже в моменты обострения конфликта боевые действия удалось ограничить районом Дубоссар и Кошница-Дороцкое.

Однако, несмотря на парламентские соглашения весной 1992 года события развивались по нарастающей. В бойне участвовали оппоновцы, боевики "народного фронта", террористы МНБ, "волонтеры", рекруты молдавской армии.

Какие только преступления они не совершали! Выкрадывали людей, жителей Дубоссар и близлежащих сел, симпатизировавших ПМР. Останавливали машины и грабили, убивали. Мало кто возвращался. Чаще находили обезображенные труппы. Убивали за отказ идти на службу "волонтером", убивали и просто так.

Сашко вскарабкался по лестнице. Бутылка выпала у него из-под мышки и запрыгала по тамбуру.

- Идите в вагон красавцы, - поморщился проводник.

Лариса покраснела. Неужели Сашко ее так быстро купил. Она, дура, разомлела. Да откуда она знает, кто он такой. Подумаешь, подарок сделал. Мало ли как он гуляет с другими. Быстрее бы домой.

Она молча раскрывала клешни..

- Ай, молодцы, - причмокнул дед, отламывая хвост рака. Сашко, и Лариса пришлись ему по душе

Со второй полки слез заспанный Петя. Спустился молдаванин, несмотря на красноречивые взгляды Сашко.

Дед разошелся от выпитого.

- Ай, хороший поезд, первый раз на нем поехал. Раньше через север Молдовы катался. С такой таможней ездить можно. Ни один русский не тронул.

- Еще Кучурганы будут. - рассмеялся Сашко и обнял Ларису за талию.

Лариса сняла его руку. Сашко, как ни в чем не бывало, разлил по стаканам пиво.

- Идем со мной, - шепнул он на ухо Ларисе.

- Нет, - сказала она.

- Чего ты? - удивился Сашко.

- Не хочу, - тихо сказала она.

Сашко резко поднялся и пошел по вагону.

- Обидела парня, - вздохнул дед.

- Не обращай внимания, - махнул рукой Петя, - он всегда такой. Как взбредет в голову не остановишь.

"Слава богу" - подумала Лариса, - отвязался.

Молдаванин начал было с ней разговор, но он показался ей скучным. Петя попытался развеселить ее анекдотами. Но выходило у него блекло и неинтересно. Не то, что у веселого шебутного Сашко.

Оранжевый шар солнца слепил глаза. Небо было чистое, без единой морщинки. Зеленые поля простирались до горизонта. Поезд мчался на юг.

Склад провизии гвардейцев находился в селе. На ночь, чтобы его не охранять ребята ставили мину. Ночью мина взорвалась. У дверей нашли опоновца. Вечером склад опять заминировали. Но спать спокойно опять не пришлось. Следующая жертва валялась у стены. Двери склада были взломаны. Десять палок колбасы исчезло.

Так повторялось еще два вечера, пока гвардейцы не решили раскрыть проделки привидения. Ночью они задержали двух полицейских. Как рассказал позже один из них, каждый вечер он приглашал кого-нибудь из отряда на дело. Новичок, не зная о мине, подрывался, открывая путь к складу. Полицай набирал провизию и возвращался на позиции.

Сидеть Ларисе было неудобно, лежать тоже. Она вслушивалась в шаги, но Сашко все не приходил.

- Куда он подевался? - забеспокоилась она.

В тамбуре было накурено. В облаке дыма можно было писать. Сашко курил у окна. На полу валялись бычки. Лариса встала напротив него. Сашко загасил сигарету.

- Извини, - сказал он, - я наверно слишком. - Он посмотрел на нее, - слишком к тебе потянуло.

- Понятно, - согласилась Лариса.

- Ничего тебе не понятно, - возмутился Сашко. - Думаешь у меня баб не было? С одной жил. Через нее квартиру купил. С другой два года любился. Да не то все это. Не люблю я их. А ты живая, как лучик. Легко мне с тобой. Тебе все можно рассказать, покаяться тебе. Мне есть в чем.

Он так взглянул на Ларису, что ей стало жутко. Сердце учащенно забилось. От табачного дыма закружилась голова.

- Иди в вагон, - Сашко достал из пачки сигарету, - я еще постою.

Недалеко от села Роги отряд оппоновцев обстрелял автобус с туристами из Харькова, принадлежащий турецкой фирме. Среди пассажиров началась паника, они выбросили белый флаг, но это не помогло. Двое из них погибли, несколько человек ранены. Десять дней спустя на окраине Дубоссар полицейские расстреляли двух подростков. Мальчишки собирали стрелянные гильзы. Через день в селе Дороцкое снайпер Молдовы застрелил тракториста, который перевозил цыплят. В одну из ночей обстреляли машину "скорой помощи", которая доставляла роженицу из села Спеи в райцентр. Акушерка была убита, водитель и пассажиры ранены. Задержанные террористы оказались уголовниками-рецидивистами, которых власти выпустили из тюрьмы при условии проявить себя в войне против ПМР.

В апреле-мае Молдова наращивает мощь военной техники, обстреливающей позиции гвардейцев и казаков по всему фронту. Оппоновцы ведут прицельный огонь из артиллерии, минометов, ракетных установок не только по окопам и позициям защитников ПМР, но и по любому объекту, любой неподвижной и движущейся цели, в том числе по жилым кварталам Дубоссар. Особенно интенсивным стал обстрел города 17 мая. За трое суток было убито около 20 и ранено более 60 человек, разрушены десятки жилых домов, подожжены корпуса Дубоссарской ГЭС и механического завода. Один из трансформаторов гидроэлектростанции был поврежден взрывом. Из его радиатора вытекло более восьми кубометров масла, что создало угрозу экологической катастрофе. Водохранилище было заполнено трупами. Полицейские сбрасывали их в Днестр.

С приближением юга, становилось все жарче. В вагоне, нагретом за день было душно. В Жмеринке почти все пассажиры высыпали на улицу. К ним кинулись торговки, наперебой предлагая вареники.

Варениками Жмеринка славилась. С картошкой, в жаренном луке, от них шел аппетитный аромат. Тонкое тесто таяло во рту.

Петя чуть не скупил у бабки целое ведро.

- Мне оставь, - попросила Лариса, став в очередь.

- Угощу, - улыбнулся ей Петя. Ему понравилось, как Лариса дала отпор непобедимому Сашко. Он и сам был не прочь поухаживать за ней. Петя первый год работал в Москве под начальством Сашко. От него зависело продлят ли Пете контракт. Поэтому он мог позволить себе только шутить и говорить Ларисе комплименты. Молдаване, занятые тяжелой работой целый год, начинали восполнять пробелы отдыха уже в поезде. Лариса это слишком хорошо знала и вела себя крайне осторожно.

В огромном помещении вокзала на скамейках, баулах и мешках сидели люди. Который раз она проезжала через Жмеринку. Здесь в этом зале она с Алексеем ожидала Варшавский поезд, на перекладных добираясь домой из Карпат. Здесь они первый раз поссорились , а потом в поезде помирились в вагоне-ресторане.

- Доченька, подай беженцам, - попросила старуха, закутанная в платок.

Лариса протянула монету. - Так, наверно подавали и беженцам из Приднестровья. Лариса помнила, как провожая Алексея, видела на вокзале автобусы с детьми из Дубоссар. Их вывозили в Одессу, на Украину, в Россию.

Диктор объявила об отправлении кишиневского поезда. Петя ждал у вагона, докуривая сигарету.

По приказу высшего руководства Молдовы полицейские и сотрудники министерства национальной безопасности развернули против народа Приднестровья широкомасштабный террор. Создавались террористические группы "Бурундуки", "Бужор". "Калараш", задачей которых было покушения на руководителей ПМР, выведение из строя промышленных предприятий, взрывы опор электропередач.

26 марта 1992 года оппоновцы-террористы взорвали в Григориополе распределительную станцию и вывели из строя насосную, обеспечивающие окрестные села энергией и водой.

23 апреля группой террористов Молдовы совершено злодейское покушение на председателя исполкома Слободзейского райсовета народных депутатов Н.И.Остапенко, участвовавшего в переговорном процессе о прекращении боевых действий обеих сторон. На южной окраине села Карагаш его автомобиль "Волга" подвергся обстрелу из автоматов. Остапенко получил 18 ранений, от которых скончался в больнице.

8 мая террористами похищен, убит и сожжен заместитель председателя Слободзейского ОСТК, один из организаторов местного ополчения Александр Гусар.

2 июня задержана террористическая группа, возглавляемая председателем Тираспольского отделения ХДНФ Илие Илашку. По показаниям задержанных группа причастна к убийствам приднестровских руководителей. У членов группы изъято оружие, взрывчатые вещества и комплекты одежды воинских подразделений Приднестровья. По показаниям задержанных преступные действия планировались, направлялись и финансировались Министерством национальной безопасности республики Молдова.

Майским вечером со стороны Кишинева в Тирасполь въехал автомобиль. На скорости он проскочил заставы. Задача его была - подрыв дома Советов. На Бородинской площади автомобиль взорвался. К утру воронку от взрыва закатали асфальтом.

- Где Сашко? - спросила Лариса, увидев, что его нет в купе.

- К землякам пошел, - ответил Петя, - они через вагон едут.

"Точно отстал" - подумала Лариса. - "стоило ли его так одергивать? Хоть бы адрес у него взяла. Может пристроил бы где в Москве. С Петей вряд ли что получиться. Он пока опериться, время пройдет. А ей сейчас надо. Еще пару лет и никому не будет нужна."

В купе потемнело. Солнце зашло. Сумерки состарили небо. Оно нахмурило косматые брови туч.

- Никак дождь собирается, -заметил дед.

- Лариса, - услышала женщина голос Сашко.

Лариса встрепенулась и пошла за ним. Он остановился и прошептал ей на ухо.

- Я заказал праздничный ужин. Это мой подарок тебе.

- Хорошо, - согласилась она. Ей снова стало легко.

Они прошли несколько вагонов и оказались в вагоне-ресторане. Сашко усадил Ларису за столик и подошел к официанту. Рядом за столиком пили пиво два мужчины. Напротив веселилась компания. Столики были застелены белоснежными скатертями. В вазочках стояли незабудки.

- Что ты будешь из вин? - спросил Сашко.

- Шампанское, - сказала Лариса.

- У них нет, - словно извинился Сашко и протянул меню.

Лариса выбрала мадеру.

- Знаешь ее историю? - Сашко сел напротив: Молдоване давят виноград, чтобы сделать вино. Когда сок доходит до портков, это будет "портвейн", чуть выше - "херес", ну а по грудь - это "мадера". Так, что знала, что заказывать.

Официант принес вино и фужеры.

- Давай пока за встречу, - предложил Сашко, - и дружбу, - поднял он стакан.

Численность вооруженных формирований ПМР уже в начале конфликта оценивалась в 12 тысяч офицеров, обладающих боевым опытом. В Молдове насчитывалось 26 тысяч полицейских. Решающий перевес национал-радикалы рассчитывали создать, поставив под ружье 60 тысяч "резервистов". Однако война против Приднестровья оказалась крайне непопулярна. Резервисты отказывались от службы, ссылаясь на отсутствие у них республиканского гражданства. Тысячи призывников уходили "в отпуск", уезжали из Молдавии. Подавляющее большинство солдат составляли резервисты, мобилизованные в молдавских селах. Идея их войны была борьба с приднестровским сепаратизмом. Однако к лету 1992 стала очевидной полная бессмысленность ведения бойни на берегах Днестра, стал наблюдаться массовый саботаж военных действий. Ежедневно в 12 часов на мосту через Днестр села Гура-Быкулуй, - сообщали газеты национал-радикалов, делегация бойцов Молдовы встречается с аналогичной приднестровской делегацией, договариваясь о взаимном ненападении на следующие сутки. На плацдармах офицеры молдавских подразделений устанавливали телефонную связь с командирами формирований Приднестровья, заключая на своих участках перемирие. Дело доходило даже до братания и совместных с гвардейцами и казаками пирушек на нейтральной полосе.

Группа кишиневских парламентариев прибыла в Тирасполь, чтобы убедить депутатов Приднестровья вернуться в парламент для обсуждения путей прекращения огня и развода сторон.

16 июня 1992 года парламент Молдовы утвердил основные принципы урегулирования конфликта. Казалось долгожданный мир близко, как никогда, и 18 июня парламент Молдовы стоя приветствовал итоги работы смешанной комиссии.

А в это время к Бендерам подтягивалась техника и военизированные формирования.

Лариса пригубила вино. В окне мелькнули огни станции.

- Сегодня девятнадцатое? - спросила Лариса.

- Ага, - Сашко поднялся и направился к кухне.

Вино было тягучее, сладкое, ароматное.

Такое Лариса пила в госпитале, куда привезли Алексея. Несмотря на ранение руки, он был счастлив.

- Теперь будет мир, - сказал он, -Молдова подписала соглашение.

Всей палатой они выпили за окончание войны. Вечером Алексей пообещал прийти из госпиталя домой. Утром она узнала, что он уехал в Бендеры, как только услышал о нападении.

Из кухни появился Сашко. Следом официант нес дымящийся борщ.

- Не пошевелишь, не принесут, - Сашко сел за стол.

Тарелка была порционная. Среди красной жижи торчали островки картошки. Между ними плавали желтые окружности жира.

Сашко хлебал ложку за ложкой.

- Не нравиться? - поднял он голову.

Лариса взяла стакан.

- Правильно, - Сашко подлил вина из бутылки.

- За них! - Лариса выпила вино. - Налей еще, - попросила она.

Официант принес жаркое и салаты.

- Еще Мадеру, - заказал Сашко.

19 июня 1992 года, воспользовавшись отъездом Ельцина из России, Молдова спровоцировала в Бендерах конфликт полиции с гвардейцами. Вооруженные армады армии, стреляя из разных видов оружия, уничтожая все на своем пути, ворвались механизированными колоннами в мирный, практически незащищенный город Бендеры. Не имея опыта военных действий, новобранцы Молдовы не отличали мирных целей от военных. Это привело к большому количеству жертв среди мирного населения и неспособности милиции и гвардейцев к организованному сопротивлению. В течение трех часов город был оккупирован.

Артиллерия танки и минометы Молдовы вели массированный обстрел заранее намеченных целей: здания горисполкома, казарм гвардейцев, горотдела милиции. Был подожжен промкомбинат, обстрелян узел связи, захвачен вокзал Бендеры-1 и другие объекты. Была атакована Бендерская крепость, где располагалась ракетная бригада 14 армии. Командующий 14 армией продолжал соблюдение нейтралитета.

Благодаря действиям женщин Тирасполя и переговорам руководителей ПМР российские военные передали гвардейцам несколько единиц боевой техники.

- За тебя, - сказал он, - за твою силу. Я с первого взгляда понял. Все на себе тянешь, ничего не попросишь. Даже моя Ленуца не такая была. Бог видит.

Он опрокинул стакан в рот, - я ведь тоже работяга. В селе трактористом был. Когда делить колхоз начали, трактор отобрали. Ни себе, ни людям. На свадьбу ни шиша. Вот и отправился в Россию.

- Пей, - налил он Ларисе, - душа у меня болит. А никому не скажешь.

Он не успел договорить, как подошел официант и сказал, что закрываются.

Сашко взял за руку официанта и пошел с ним за перегородку.

Лариса только теперь почувствовала, что захмелела. Она оперлась о стол и покачнулась. От взмаха руки стакан опрокинулся. Красное вино растеклось по скатерти.

- Идем, - Сашко появился с бутылкой шампанского.

Лариса выставила руки, словно защищаясь от него.

Сашко взял ее за руку и повел к выходу.

20 июня силами гвардейцев, казаков и ополченцев удалось прорваться в город и смять противотанковые батареи бывшего офицера Советской Армии, которого завербовал Косташ. Несколько приднестровских танков разгромили войска Молдовы, сконцентрированные вокруг горисполкома. Воинство Молдовы отступило в пригородное село Варница.

Оправившись от первых поражений, Молдова бросала на Бендеры все новые и новые силы, что увеличивало количество жертв, но не приносило заметных успехов.

Когда закрылась дверь купе, Лариса оказалась на застеленной полке. Сашко сел рядом, поставив шампанское на столик. Лариса склонила голову на его плечо. Он обнял ее и впился в губы. Они повалились на постель.

- Заберу тебя, - шептал Сашко между поцелуями, - будешь у меня жить, работать тебе не дам, счастье мое. Все у тебя будет, только бы вместе.

Лариса чувствовала толчки поезда, стук колес. Ей казалось, что вагон отцепился и катится под откос. Она обвивала могучую шею Сашко и целовала его спутанные кудри. По лбу Сашко ползли капли пота. В вагоне было душно.

- Возьми, - Сашко налил шампанское Ларисе. И выпил сам. -

Теперь будешь со мной?

- Ты еще не покаялся, - обняла его Лариса.

- Не стоит , - отвел он ее руку.

- Слово не воробей, - ущипнула она его, говори, - сегодня тебе все можно. Давай все начистоту. Все прощу.

- Правда? - Сашко поцеловал ее. - Выпьем и расскажу.

Согласно приказу министра МНБ Плугару начался откровенный грабеж города. Повальный характер приобрело в Бендерах разграбление магазинов, складов, личного имущества жителей, угон автомобилей. Награбленное вывозили из города грузовиками и бронетранспортерами. С заводов и фабрик вывозилось оборудование, сырье и продукция. Вывоз материальных ценностей носил организованный характер. Все, что невозможно было увезти, уничтожалось. В июне-июле город подвергался обстрелу из тяжелых гаубиц. Были разрушены предприятия и дома, кинотеатры и больницы. Цель была одна - разрушить город. Превратить в руины!

Сашко посмотрел в окно. На перроне ходили люди в форме.

- Времени много утекло, - сказал Сашко, а все, как тогда, перед глазами стоит. Может и вправду пора рассказать.

Я был в России, когда здесь началась война. Первое, за мать испугался. Приехал в Леово. Тут мне повестку в руки. Поутру силой взяли и в грузовик.

- Если что, - говорят, - под суд пойдешь.

Со мной односельчан повезли. Приехали в Вадулуй -Водэ, в санаторий. Там нам стол накрыли. Вина - залейся, гуси жаренные, шпроты, тушенка. Ну и разговор пошел, мол сепаратисты Молдову разъединяют. Понятно под парами кричать начали, оружия требовать. Оружие нам утром раздали и в окопы. В обед опять пир, вино, водка. Трезвыми, кажется и не были. Под вечер вместе с гвардейцами музыку делали. Они на своем берегу вверх стреляют. А мы в тон им по звездам бьем. Настоящая симфония получалась, и патроны уходили.

Мира мы ждали. Убежать - пулю в спину получишь. А о перемирии уже слухи ползли.

Утром вызывает меня начальник, Ты, говорит, тракторист? Значит танк повести сможешь.

Я было отказываться. А он мне:

- На Бендеры поедешь.

Тут я о Ленуце подумал. Повидать бы ее. Может вывезти прийдется. А с хохлом счеты свести.

Дали мне в Бендерах БТР и двух молдаван в расчет.

- Хорошо, думаю, вести буду, не прийдется стрелять.

Пока команды не было, стояли в Гербовецком лесу. А потом началось. Нас только вечером пустили. Дали приказ отстреляться в центре города и назад. Молдаване стрелять не хотят.

- Давай на окраине выпустим и вернемся.

Я не против был, БТР к дому Ленуцы сразу направил. Только вместо него воронку нашел. Вскипело у меня против сепаратистов. Не артачились бы, в мире бы жили. Погнал БТР в центр.

Гляжу у горсовета навстречу гвардейцы бегут. Первый точно хохол Ленуцы. Я к пушке и дал очередь. Только не он это был. Понял, что БТРы не ихние. Только поздно было, как подкошенный упал.

- Господи!, - крикнула Лариса.

Алесей был в числе гвардейцев, защищавших Белый дом. Он успел прорваться, пока Бендеры не были полностью оккупированы. Гвардейцы держали оборону. По рации сообщили, что им на помощь идут БТРы. Алексей с одним из казаков вышли их встречать. БТРы оказались молдавские.

- Господи, - Лариса зарыдала, схватила вещи и кинулась к выходу. Дверь была закрыта.

- Открой!

Вместо Сашко красное месиво возвышалось на постели.

Лариса отщелкнула замок и вырвалась в коридор.

В черном окне вырастали огни фонарей. Лариса увидела свое отражение и зарыдала.

- Ты чего здесь? - вышел проводник из своего купе. - Иди на свое место.

Прибытие генерала А.Лебедя в Приднестровье и назначение его главнокомандующим ускорило принятие мирных соглашений. Припугнув Кишинев вооруженным нейтралитетом "А.Лебедь дал команду нанести ракетно-артиллерийский удар по передовому кицканскому плацдарму молдавской армии. Итог получился впечатляющим". - Кокоткин.

21 июля было подписано соглашение о прекращении огня.

1 августа 1992 года Молдовой и Приднестровьем заключен мир и введены разделяющие миротворческие войска.

Лариса очнулась только в своем вагоне. На ее месте таращил большие глаза синий заяц.

- Ваша станция через пять минут, - предупредил проводник.

Лариса стала собирать постель. Руки ее дрожали.

- Давайте помогу, - Петя слез с верхней полки. После таможни он так и не уснул. Он вытащил сумку Ларисы в тамбур. Она прошла следом.

- Игрушку забыли, - вспомнил Петя.

- Нет, нет, - остановила его Лариса.

За окном засветились окна многоэтажек. Поезд сбавил ход.

- Может адрес дать, - предложил Петя.

- Спасибо, - отказалась Лариса.

Проводник открыл двери. Лариса вдохнула прохладный ночной воздух и ступила на перрон своей маленькой своенравной страны - Приднестровья.

На заработках (рассказ)

На перроне шумно. Тюки, ящики, люди. Ануца сидит на картонной коробке. В руках у нее завернутый в одеяло маленький Ионел. Она качает его, мурлыкая песенку и поглядывает на Виорела. Виорел курит папиросу и говорит с Некулче. Некулче - напарник. Он совсем не нравится Ануце, потому что оглядывает ее жадными, липкими глазами. Тем более он недавно вышел из тюрьмы. Но он помогал мужу, пока она лежала в роддоме. Правда без нее торговля у них не пошла. То по дешевке яблоки отдали, то назад повезли. Жаль Ионела негде оставить. Она - сирота. Родители Виорела ее не признают. У них для сына была своя невеста - дочка председателя колхоза.

Со стороны вокзала раздался голос диктора. Ануца не разобрала слов, но поняла, что прибывает дизель. На перроне засуетились, стали подхватывать тюки, взваливать мешки на спину. Показался поезд, желто-красный, усатый, фыркающий и шумный. Он подошел, обдав теплым воздухом. У Ануцы бешено заколотилось сердце. Опять она будет ездить с мужем после затянувшейся больничной жизни. Толпа кинулась к открывшимся дверям. Девушка прижала ребенка к груди. Люди толкались, падали на ступеньках и снова вставали, лезли в вагон. Через головы летели ящики, мешки, сумки. Ануцу подхватили и занесли в тамбур, пахнуло из раскрытых дверей туалета. Бедняжка задохнулась, протолкнулась в вагон. Виорел заталкивал ящики под сидения, Некулче, передав последнюю коробку в окно, влезал следом. Пассажиры шумели, толкались, пристраивали мешки и повозки, ссорились из-за мест. Ануца оказалась на скамейке возле бабки в сером, проеденном молью платке и в сапогах с налипшими кусками грязи. Грязь отпадала, когда она стучала ногой по коробке, стараясь запихнуть ее подальше под сидение.

Поезд вздрогнул и тронулся. Виорел расстегнул куртку и вытер пот со лба. Некулче перевязывал лопнувшую бечевку. Шумиха в вагоне улеглась. Переступая баулы, ругаясь с пенсионерками, с которых нечего было взять, и, щелкая розовые лоскутки билетов, прошел контролер. Следом за ним поднялась тетка в стоптанных сапогах и мужской куртке и принялась считать ящики.

- Мэй, - крикнула она, - собираем две гривны с коробки, будем платить таможенникам двадцать восемь за вагон. Пассажиры зашевелились, стали доставать кошельки. Некулче отсчитал деньги.

- Давай за коробку, - крикнула тетка. Бабка развела руками:

- Нема ничего.

- Мэй, - рассердилась тетка. Сейчас людей позову.

От ее крика ребенок проснулся и заплакал. Ануца открыла одеяльце. Личико Ионела сморщилось, нижняя губа оттопырилась. Пора его кормить. Девушка посмотрела на Виорела. Он пожал плечами и отвернулся. То, что касалось ребенка, он воспринимал болезненно. Но ребенок появился, несмотря ни на что, и занял всю ее жизнь. А теперь он хотел есть. Ануца расстегнула куртку и подняла мохнатую толстую кофту. Ребенок нашел сосок и жадно зачмокал. Тетка, собиравшая деньги, замолчала и перебралась к соседней скамейке. Бабка благодарно смотрела на сопящего младенца. Некулче отвернулся. Малыш успокоился и заснул.

В окне показались саманные домики, деревянные вагончики, люди с ведрами и кульками. Поезд остановился. Из тамбура повеяло холодом. Вошедший таможенник ткнул коробки, сложенные в углу вагона.

- Чьи, - крикнул он. И посмотрел на парня, приставшего с сидения. - Что везешь?

- Яблоки, груши.

- Сгружай, - приказал таможенник.

- Но как же, - растерялся парень и поглядел на скамейку, где сидела та, которая собирала деньги.

- Никаких но! - отрезал таможенник и обратился к пассажирам:

- Все коробки на улицу, больше пяти килограмм на человека не положено, - и ты сгружай, - прикрикнул он на хорошенькую хохлушку в малиновом платке.

- Та, у меня томаты, до дома везу, - оправдывалась она. Видя, что пассажиры не подчиняются, таможенник разозлился и схватил ящик парня и выйдя в тамбур, выкинул на улицу. Ящик стукнулся о землю и развалился. Яблоки покатились по траве. Парень испугался, и стал снимать свой груз. Хохлушка сжалась, ожидая расправы.

- Ну, дела, - пробормотал Виорел, и ничего не сказав Ануце, вместе с Некулче вышли из вагона. Ануца слышала их голоса и неумолимый тон таможенника. Потом все смолкло. На смену таможеннику в вагоне появились двое в синих формах. Высокий белобрысый проверял паспорта. Ануца поглядела по сторонам. Виорела не было, а встать и уйти было нельзя. Выход преграждал второй страж.

- Паспорт, - потребовал таможенник. Ануца опустила голову. - Чей ребенок? - спросил белобрысый.

- Мой, - удивилась Ануца и прижала к себе малыша.

- Откуда я знаю, что твой, - засомневался он, - может, ты его украла.

- Да она его кормила, - вступилась бабка.

- А у тебя, что за груз? - поинтересовался он у заступницы, - давай снимай, - и снова обратился к девушке, - поднимайся, на выход.

- Милай, у меня тильки одна коробка, - канючила бабка, як же я тягать ее буду.

- Нельзя, - прикрикнул белобрысый, - меньше языками трепали, ездили бы как раньше, теперь начальство понаехало.

Ануца подбирала растрепавшееся одеяло и с тоской думала, куда ее сейчас поведут. Только бы не отняли ребенка.

- Ладно, бабка, - Подумав, махнул рукой таможенник, - получше накрой тулупом коробку, я ее не видел. - А ты черноглазая замужем? - спросил он. Ануца кивнула. - Как будешь без мужа, заходи.

Ануца во все глаза посмотрела на него. Но таможенник уже не обращал на девушку внимания. Ребенок заворочался в одеяле. Ануца поднялась и стала его укачивать.

Поезд вздрогнул и задрожал. Ионел открыл ротик и с удивлением слушал. Захлопнулись электрические двери, и дизель пополз от станции. На перроне высаженные собирали рассыпавшиеся фрукты, перевязывали ящики и везли на повозках. Виорела не было. Ануца качала ребенка, поглядывая то на одну, то на другую двери вагона. Пассажиров на скамейках стало меньше. Везучая хохлушка вытаскивала из-под сидения спрятанные коробки. Бабка перемещала из подкладки в кошелек помятые купюры. В конце вагона появилась бутылка вина и пошла по рукам. Таможня осталась позади. Люди снова стали улыбаться и шутить.

В тамбуре послышались голоса. Ануца обернулась. Наконец-то. Некулче нес пакет с пирожками. Следом шел Виорел.

- Много дали за товар? - спросила девушка.

- Не твое дело, - оборвал Ануцу Виорел. Он в последнее время ни с того, ни с сего срывался на нее по любому поводу.

- По божески, - ответил Некулче.

Ануца, закусив губу, отвернулась к окну.

В окне мелькали деревья, еще зеленые, чуть тронутые желтой кистью осени. На полях зеленела трава. На туманном небе пятачком блестело солнце. Поезд приближался к Одессе.

Молдавский поезд для Одессы, настоящее нашествие. Такого количества ящиков, выгружаемых на перрон, не привозит ни одна одесская электричка. Для кишиневского дизеля даже отведена платформа, огороженная забором.

Взбодренные вином, пассажиры дизеля готовились к выходу, собирали коробки, поправляли резинки на тачках. Некулче открыл окно, чтобы первым выпрыгнуть на перрон. Поезд угрожающе зашипел и остановился. Две толпы, ожидающих и прибывших кинулись навстречу друг другу, кто через двери, сшибая соседей, кто через окна. Ануца отскочила от летящей через окно коробки и вернулась на свое место. Сердце ее колотилось. Раньше она юрко пробиралась через двери, и принимала коробки у Виорела. Теперь она даже не может выбраться из вагона. Вдруг она не успеет выйти и поедет назад. Она вспомнила недовольное лицо Виорела, вспомнила его придирки по каждой мелочи, раздражавшей его, и снова встала со скамейки.

- Ануца, - услышала она голос мужа, - чего там расселась, с под низу коробку давай.

Она наклонилась, одной рукой придерживая ребенка, другой шаря под скамейкой.

Возле уха послышалось теплое дыхание. Ануца увидела совсем близко раскрасневшееся лицо Некулче с капельками пота на лбу.

- Я возьму, - сказал он, - иди, - и вытащил ящик.

Через минуту Ануца стояла на перроне среди коробок, повозок, мешков, продвигающихся к воротам.

- Скорей- торопил Виорел жену, оглядываясь и подтягивая за собой тачку, - надо успеть место занять.

Но быстрее двигаться было все равно невозможно. Толпа медленно продвигалась к Привозу. У Виорела было свое место на каменных стойках. Там, где они остановились, на рядах уже краснели наливные яблоки, желтели груши и айва. Торговки недовольно потеснились. Виорел сгрузил коробки. Ануца стала стягивать резинки. Не может же она просто так стоять с малышом.

- Доставай кантарь и пакеты, - командовал Виорел. Пусть Некулче завидует его счастью, с ним после его тюряги ни одна баба ездить не хочет, вот он к Виорелу и пристал.

Некулче выложил яблоки на прилавок и поставил пустые ящики позади Ануцы. Но ей некогда было рассиживаться. Она выкладывала яблоки горкой. Вытянутый бордовый рихард в одну сторону, пестрый джанатан в другую, лимонный голден в третью. Она и платком яблоки обтирала, чтобы блестели, как солнышки. Ионела она устроила в коробке, положила ему под голову шарф и варежки. Подходили покупатели. Ануца взвешивала, клала яблочко впридачу. Горка таяла. Ионел проснулся и слушал, как шумит базар, мелькают руки и лица. Некулче торговал на другой стороне прилавка. Виорел все время уходил, искал товар, который возьмут в Кишинев, возвращался, садился на ящик возле малыша и принимался считать на калькуляторе. Он принес Ануце бутерброд и горячий кофе. В этот раз торговля шла как никогда.

У Ануцы скопилось столько денег, что карманы ее куртки оттопырились. А она все клала купюры, ссыпала мелочь. Азарт продажи захватил ее. К прилавку подходили люди. Продавщица только успевала набирать яблоки из ящиков в кульки и посматривать за вырученным капиталом. Пусть Виорел увидит какая она умница. Теперь они и товар обратно повезут: сахар и украинскую вермишель "Мивина", и за квартиру заплатить смогут, и Ионелу сапожки можно будет посмотреть, ведь он скоро начнет бегать, а себе новую заколку. И бананов купит и еще...

У прилавка появилась цыганка черноволосая цыганка с подвязанным цветным платком.

- Ну, - потянулась покупательница к яблокам.

- По три, последние, - ответила Ануца.

- По два все заберу, - предложила цыганка, сжав яблоко в руке.

- Хотя бы по два с половиной. - попросила девушка, прикинув, что суммы едва хватит на сапожки.

- Это битое, - покупательница стала перебирать фрукты, - это треснуло.

- Где битое? - рассердилась Ануца, - я их бумагой перекладывала, где треснутое, в глазах у тебя повылазило.

Цыганка швырнула яблоко и отвернулась.

Ануца, кипя, собирала горку обратно.

- Вот ведь, - в сердцах сказала, - все настроение испортила. Она обернулась к малышу и увидела, что его в ящике нет...

Но на дне остались лежать только шарф и варежки.

Базар заметно опустел. Ушли, распродавшись соседки. Ануца кинулась к продавщице, стоявшей на краю ряда.

- Вы не видели ребенка?

Женщина перестала считать деньги и непонимающе посмотрела на Ануцу.

- Боже, - схватилась за голову Ануца. Она спрашивала прохожих, торговцев. Но никто ничего не видел. Она вернулась на место. Яблок на прилавке не было. Возле ящика с шарфом и варежками топтался Виорел.

- Наконец, - нахмурился он, - Где ты бродишь, сейчас поезд будет. Надо еще товар взять.

- Ионела нет, - заплакала Ануца.

- Что? - не понял Виорел.

- Украли, - зарыдала она.

- Дура, - разозлился муж, - никакого дела с тобой не сделаешь. - Давай деньги.

Он схватил пачку купюр из рук жены и пошел к выходу.

- Виорел, - Ануца побежала за ним, и вдруг остановилась и закрыла лицо руками. Нет, он не будет ей помогать искать малыша, он даже обрадуется, если она его не найдет. Ануца вспомнила черные глазки Ионела, носик в розовых пупырышках, голубые прожилки век и густые реснички. Вспомнила, как он тянулся к ней своими маленькими ручками с розовыми ноготками. И повернула назад. Она будет ходить по базару, по городу, пока не найдет малыша. Она ни за что отсюда не уедет без Ионела. И снова она бежала вдоль прилавков, расспрашивая встречных, заглядывая под столики, вглядываясь в лица прохожих. Над ней смеялись, один пьяный у кафе ухватил ее за руку, она вырвалась. У ворот она столкнулась с Некулче. Он вез на тачке мешок сахара.

- Ануца, - удивился он, - поезд пришел, - идем, мне еще три мешка надо взять.

- Я не поеду, - отвернулась она. Коса ее растрепалась, заколка потерялась, и волосы прядями падали на куртку, - Ионела украли.

- Да? - переспросил Некулче и прислонил тачку к забору. - Где?

Ануца махнула рукой и пошла по привозу.

- Подожди, - растерялся парень.

Навстречу торопилась бабка, соседка по вагону с пустой тележкой. Некулче заговорил с ней, она закудахтала, заохала и согласилась стеречь мешок сахара.

Дворники выметали мусор из рядов, складывали брошенные коробки, ящики. Последние торговцы укладывали непродавшийся товар. Некулче быстро шел по базару. Ануца едва поспевала за его высокими черными сапогами. Они вышли к автостанции. Ануцу бросило в жар. Она увидела цыганку, стоящую возле платформы:

- Отдай ребенка! - кинулась она на нее, ухватив за платок.

Цыганка отшатнулась и закрылась рукой. Ануца увидела, что это не та цыганка, что хотела купить у нее яблоки и беспомощно разжала пальцы.

- Стой, - приказал ей Некулче и отвел цыганку к магазину. Они о чем-то говорили. Цыганка отмахивалась, пыталась уйти. Некулче вытащил из кармана пачку гривен, приготовленных на покупку сахара, и помахал перед ее носом. Цыганка посмотрела на деньги и взяла парня за руку.

- Она знает? - спросила Ануца , когда Некулче вернулся к ней. Он пожал плечами. Цыганка исчезла. Ануца села на высокий бетонный бордюр и закрыла лицо руками.

Некулче вытащил сигарету и закурил.

- Твой, что ли, - сказал он. Со стороны базара донеся плач. Ануца удивилась, какой у Ионела звонкий голос и помчалась к торговым рядам. Среди коробок в ящике девушка увидела ребенка. Но вместо клетчатого одеяльца, в которое был закутан Ионел, было розовое, вместо прямого с конопушками Ануца увидела вздернутый носик, вместо черных ресниц Ионела таяли белесые реснички грудной девочки и рыжий волос выбивался из-под красной шапочки.

Ануца опустилась на стоящий рядом ящик. Подоспевший Некулче застыл рядом. На крик малыша, отложив метлу, семенила дворничиха. У забора на мешке сахара сидела бабка хохлушка.

Дизель уже ушел. Следующий поезд из Кишинева прибывал только утром.

Звонок с...(рассказ)

Она ждала его возвращения три года. И все три года он звонил ей, как они договорились однажды, в субботу в 1900, через неделю. Он расспрашивал ее о житье-бытье, отчего-то не слишком распространяясь про свое. А если она спрашивала, переводил в шутку и прощался. Он зарабатывал на квартиру, а она пока ютилась в маленькой гостинке со все подрастающей дочкой и старенькой мамой.

Когда звонил он, мать никогда не поднимала трубку, даже если находилась рядом. Она помалкивала, когда дочь заговаривала о приближавшемся их устроенном будущем. У матери будет своя комната в их трехкомнатной квартире, которую они купят. И еще машину, и ... заплатят за операцию, которую мать не могла себе позволить сделать, мучаясь многие годы. Мать кивала и прихлебывала чай без сахара, запивая бутерброд с солью. Они не баловали себя. Муж денег не присылал.

- И не надо, - объясняла она всем, зачем деньги тратить на перевод. Больше накопим, лучше жить будем. Дочку она тоже одевала по минимуму. С зарплаты преподавателя не разживешься.

- Ничего, папа приедет, всего тебе купит, - обещала она дочке.

Но дочь ей не верила. С отцом по телефону ей говорить не хотелось. А писем он не писал. Однажды дочь не выдержала:

- Что ты меня обещаниями кормишь, так и скажи нет его.

- Что ты, - всплеснула Тамара руками, - он же звонит. Он скоро приедет.

Она жила от звонка до звонка. За неделю уже начинала переживать, выговаривать ему, опасаться, что не позвонит, переживать, ругаться с дочерью. Но после звонка, у нее словно вырастали крылья. Она спускалась на этаж к лучшей подругу и пересказывала свой разговор. Подруга поила ее кофе с ликером и кормила бутербродами. Если бы Тамара послушала ее, она бы давно жила не так. Иногда подруга давала что-нибудь из шмоток для дочери. И вкусненького для матери.

Иногда Тамара думала, что бы было, если бы она согласилась тогда встретиться с тем бизнесменом, которого ей нашла Тамара. Но поднявшись к себе, отмахивалась от этой мысли, как от надоедливой мухи. Муж у нее был первым. И больше никого она не хотела. Нужда заставила его ехать зарабатывать на чужбину. Она тоже хотела ехать с ним. Тогда так и решили. Он устроиться и вызовет ее. Но все как-то складывалось, что он не звал, а она не ехала. К тому же на маму оставлять дочь, когда у нее только переходный возраст начинается. Не упустить бы.

Он всегда звонил ровно в 19 00. Один раз, телефон был занят дочерью. Она думала, что он позвонит позже. Но следующий звонок раздался только через 2 недели в 19 00. За час перед звонка она начинала волноваться, а за 15 минут садилась у телефона и стерегла его. И не дай бог кто-нибудь позвонит.

Звонок его был длинный, длиннее междугородного, как ей казалось с переливами звонков, словно он звал ее. Она хватала трубку и прижимала к уху.

- Иван, когда ты уже?

Он отшучивался, и она понимала, что надо ждать.

Однажды к ней позвонили рабочие, которые уезжали в бригаде вместе с ним. Они вернулись от ТУДА и обещали зайти в пятницу, занести вещи.

- Посылку соизволил послать, что ли, - высказала догадку дочь, красясь перед зеркалом.

- Прекрати. - шикнула а нее старушка-мать, - лучше матери помоги на стол собрать.

Рабочие должны были прийти в пятницу. Тамара зажарила гуся. Купила коньяк. Мать напекла пирогов. Дочь не пошла на дискотеку, вымыла везде полы и вытерла пыль.

Гости позвонили ровно в 18 00, как и договорились. Тамара, волнуясь, распахнула двери и увидела хмурые, черные от загара лица. В руках у бородатого был знакомый Тамаре чемодан. С ним Иван уезжал.

- Вот, - сказал бородатый, - это его.

Он и его друг отчего-то не понимали глаз.

- Вы проходите, - пригласила Тамара, - мы стол накрыли, поговорим.

- Поговорить можно, - сказал бородатый и прошел в коридор.

Дочка выглянула из комнаты, но не решилась выйти навстречу гостям.

- Здравствуйте, - сказал бородатый матери, отмывавшей противень. Мать кивнула и, вытерев руки, тоже села за стол.

Тамара стояла, не зная с чего начать. Она взяла бутылку и стала разливать по рюмкам.

- Ну, как он там? - спросила она.

Бородатый и его друг переглянулись.

- Так вы не знаете?

- Что? - застыла Тамара с откупоренной бутылкой. Неужели он обманывал ее все это время.

- На него плита упала, - сказал бородатый.

- Уже два года его нет, - подтвердил его худощавый друг.

- Как нет? - одними губами произнесла Тамара.

- Его на местном кладбище похоронили, - сказал второй.

- Вы что-то путаете, - пришла в себя Тамара, вспомнив его жизнерадостный голос по телефону.

Гости промолчали. Из комнаты донеслись всхлипы дочери.

Тамара поставила бутылку и опустилась на стул.

- Вы хотите сказать мой муж, мой Ваня... - начала она, пытаясь высказать словами, что не могла и подумать.

- Извините, что не сообщили вовремя. Сначала всем было тяжело. В самом начале ... и такое, - сказал бородатый. - А потом думали, вы знаете. - Он обнял рюмку пальцами и погладил ее.

- Но он мне звонит, - сказала Тамара, - победно оглядев всех за столом.

- Кто? - спросил бородатый, сглатывая слюну.

- Иван, - сказала Тамара.

- Смотря, какой, - худощавый не выдержал и опрокинул рюмку в рот, оторвав, чтобы закусить лапу гуся.

- Мой Иван, - вскочила Тамара.

- С того света? - усмехнулся худощавый.

- Значит с того, - Тамара посмотрела на часы, - через полчаса, вот увидите, позвонит.

- Ты выпей, - мать протянула Тамаре стакан, - все уже выпили.

Тамара послушалась и выпила. Во рту стало горько. Она ухватила огурец. Подумать только, о чем они говорят. И еще едят как ни в чем не бывало. Она оперлась на стол и крикнула:

- Все хватит, убирайтесь!

- Тамара, - покачала головой мать.

- Я им не верю, - сказала Тамара, - это ложь.

Гости поднялись из-за стола. Бородатый достал из кармана портмоне и положил на стол купюры:

- Это все, что он успел заработать.

- Что за чушь? - схватилась за голову Тамара, переводя взгляд с денег на гостей и на часы. - Господи, хоть стрелки переводи. - Она посмотрела на чемодан, выглядывавший из коридора и остановила жестом гостей.

- Ладно, подождите, - она вышла из кухни и села в коридоре возле телефона. Если это правда, он бы не звонил. Или ее разыгрывают. Но зачем? Через несколько минут она все узнает. Она расскажет ему, что они сказали, и он, наверняка...

Только бы позвонил. - Вдруг охватила ее дрожь. - Но два года назад. Может это кто-то другой погиб, а они думают, что это он. Конечно! Но его чемодан. Господи, когда же он позвонит?

И вдруг раздался звонок такой же длинный, как и раньше, когда он звонил две недели назад, с переливами, тот самый звонок. Она торжествуя посмотрела на гостей и подняла трубку.

- Алло, Иван!

В ту же секунду она почувствовала, как что-то коснулось ее лба, словно поправляя волосы. Он всегда делал так, когда хотел ее утешить.

- Иван! - закричала она в трубку, - Ваня, отвечай же. Ты жив?

На том конце что-то щелкнуло, заскрипело и раздались гудки.

Тамара отняла трубку и положила на рычаг. Она смотрела на телефон и, кроме него ничего больше для нее не существовало. Ни эти люди, принесшие его вещи, ни накрытого стола. Ничего.

Она не знала, сколько так просидела, пока не ощутила, что кто-то гладит ее по голове. Это была мать. В комнате, уткнувшись в подушку вовсю ревела дочь. Рабочие, поспешно попрощавшись, ушли. Больше длинных звонков ни через две недели, ни позже не было.

Петин портфель (рассказ)

Всю ночь она не спала. Обняв рукой подушку, она лежала на диване и думала о Нем. Она вспоминала его лицо, чуть прищуренные глаза, его тонкие длинные пальцы. И от того, что она больше его не увидит, ей становилось тошно. Она откидывала шерстяное одеяло и шла на кухню. В чайнике воды оставалось на дне. Она включала кран и пила холодную, пахнущую хлоркой воду. На холодильнике белела фотография сына в черной рамке. Надя смотрела на постаревшее лицо и терла сухие глаза.

Она помнила его первый робкий звонок. Он вошел, сутулясь с черным потрескавшимся чемоданом, худой, долговязый. Надя провела его в комнату, где стоял перегоревший телевизор. В последнее время у нее только и было это окно в мир. Она приходила с работы и включала его, чтобы хоть кто-то в квартире говорил. Мастер открыл старенький, с лопнувшей кожей портфель и достал инструменты. Надя не отрываясь смотрела на него. Его зачесанные на пробор волосы, неторопливые движения рук напомнили сына. Если бы не пуля снайпера, он сейчас был бы с ней. Надя подумала, что не будет ждать выходных и завтра после работы сходит проведать его могилку.

Экран телевизора засветился. Появился диктор. Надя спохватилась. Мастера нужно угостить. Она достала из холодильника бутылку водки и нарезала огурчиков.

- Порядок, - сказал мастер, завинчивая крышку телевизора. На экране диктор передавал прогноз погоды.

- Где руки можно помыть, - спросил парень.

Надя проводила его к ванной и дала чистое только постиранное полотенце. Парень пригладил пробор перед зеркалом и, не дожидаясь приглашения, сел за стол. Надя разлила водку по стаканам.

- За знакомство, - сказал Петя, чокнувшись с хозяйкой, и захрустел огурцом. - У вашего телевизора предохранитель полетел, - продолжил он, - это трешка, и по квитанции пятерик.

Надя знала, что по льготе за погибших мужа и сына во время боевых действий, ей нужно платить половину, но сказать об этом ей было неудобно. Она глядела на него, удивляясь его сходству с сыном. Он также держал огурец длинными тонкими пальцами с круглыми аккуратно подстриженными ногтями, такая же морщина пробегала по лбу, когда он задумывался, прежде чем, что-то сказать.

- Я видел у вас технический справочник, - сказал Петя, - можно взять почитать?

Надя вздрогнула. Справочник был последней книгой, которую купил сын перед войной.

- Только почитать, - сказала Надя.

С этого дня он стал приходить к ней в гости. Сначала он забегал на минутку: отдать книгу и взять другую. Он учился в техникуме, а за книги в библиотеке нужно было платить. Семья у него, как он пожаловался Наде, была большая, родители зарабатывали мало и ему, как старшему среди четверых приходилось туго. Он мечтал поступить в институт радиотехники, куда в свое время пытался поступить Надин сын.

К приходу Пети Надя заваривала чай и ставила на стол банку варенья. Петя все дольше засиживался у Нади, листал книги, рассматривал ее фотографии. Он качался в старинном кресле-качалке, дожидаясь, когда она приготовит ужин, чтобы не идти домой голодным.

Вечером Надя провожала Петю. Он медленно одевался, брал в руки старенький портфель и откланивался. Надя шла к окну и ждала, когда он выйдет из подъезда. Она уже подумывала предложить Пете жить у нее, чтобы он мог спокойно готовиться к поступлению. Петино присутствие возвращало ее к жизни. Она сделала прическу в парикмахерской, перешила платье по фасону и даже стала брать подработку на дом. Теперь она спешила с работы домой, не сидела как раньше до темноты в парке.

Петя знал, что он похож на ее сына. Вместе с ней он ходил на его могилу, читал его письма. Она принесла для него с работы коробки и они вместе вырезали из картона шаблоны схем и деталей. Петя выбирал книги и не торопился возвращать. Он перетащил к себе старинные часы с гирями, обещая починить на ее день рождения. Надя решила купить на свой праздник большой трюфельный торт, о котором мечтал Петя. И еще она хотела купить ему портфель. - Ведь он скоро станет студентом, и ему будет стыдно ходить со своим потертым чемоданом. Отпросившись с работы, она побежала на базар. Она представляла, как преподнесет Пете новенький блестящий кожаный портфель, как засверкают его глаза, как он будет солидно выглядеть с обновкой. Она исходила весь базар. Портфелей было много, Надя вертела в руках то один, то другой, не зная какой выбрать. В одном ей не нравилась ручка, во втором форма, третий бы подошел, но был рыжего цвета.

- Завтра будут черный и коричневый, - подсказала ей продавщица.

- А сегодня нельзя? - попросила Надя.

- Нельзя, - сказала торговка.

Надя поняла, что просить бесполезно. Ничего, портфель она купит завтра вместе с Петей. Он сам будет выбирать. В кулинарии она забрала заказанный трюфельный торт.

За окном раздалась сирена скорой. Зашуршали колеса машины. В тамбуре хлопнула дверь. Надя подняла голову. В соседней квартире заскрежетал ключ. Сосед вернулся с ночной смены. Надя посмотрела на светлющее окно цвета раскисшего, растоптанного снега на дороге и уткнулась в подушку.

В тот вечер Он пришел какой-то озабоченный, суетящийся. Он старался не смотреть на Надю. Надя решила, что ему неудобно сидеть за накрытым столом. В семье они так не празднуют. Она старалась его подбодрить: то придвигала ему грибочков, но насыпала ему салата, отрезала огромный кусок торта. Петя уронил кусочек трюфеля на брюки и побежал в ванную. Надя заварила кофе и решила помочь пареньку. Она вышла в коридор, и увидела, как .... Петя склонился над ее сумкой, застегивая змейку. Надя прислонилась к стене. Петя поспешно спрятал руку в карман и направился к женщине. Он обнял ее и прижался к ее щеке. Она почувствовала сладкий аромат его волос, его тепло. У нее закружилась голова. Если она скажет, что видела, она потеряет его. Слезы покатились по ее щекам. Петя отстранился и, как ни в чем не бывало, вернулся в кухню.

Он съел кусок торта, запил остывшим кофе и сказал, что ему пора. Дверь закрылась за ним. Надя подошла к сумке и вытащила кошелек. Денег, отложенных на Петин портфель, не было. Надя опустилась на пол и закрыла лицо руками.

- Есть деньги? - спросил коренастый парень со шрамом на щеке, вставая с лавки.

- Ты нас заморозить решил за свои долги, - лысый мужик в тулупе замахнулся на Петю.

- Вот деньги, - протянул Петя Надины купюры, - из-за вас я всю жизнь перечеркнул, - он кинул им деньги и побежал прочь.

- За это ты ответишь! - вскипел парень с шрамом, собирая купюры по снегу, - наркоман проклятый, как колоться, так дай, а как отдавать - жизнь испортил Лысый же догнал Петю, повалил и стал бить ногами. Его кореш собрал деньги и тоже несколько раз пнул Петю. На крик Пети никто не вышел. Не колыхнулись занавески в окне Нади. Скорая приехала только к утру.

Афганец (рассказ)

Звонок был долгим и протяжным. Так ей никто не звонил. Вера испугалась, что это проверяющие из облэнерго. Быстро выдернула из розетки провод, чтобы счетчик нормально мотал ватты, и засунула провод за шкаф. Потом набросила куртку и вышла во двор.

- Кто? - спросила она, открывая калитку и принимая заспанный вид, будто ее разбудили. Но за калиткой стоял не сотрудник Облэнерго. Она увидела старика в поношенном пальто, ушанке и стертых сапогах. Черная щетина пробивалась на щеках, на переносице виднелась ссадина, глаза запухли.

- Здравствуй! - сказал он.

- Валера? - еле узнала его Вера, - ты?

- Ну, признала, - обрадовался Валера, - чаем угостишь?

- Конечно, - отступила во двор Вера, - проходи, как же ты так, до такого то...

Вера никак не могла понять, как всегда подтянутый недосягаемый офицер Валера превратился в такого бомжа. Восемнадцать лет назад они были соседями. У Валеры была красавица жена Лера и две дочки. Вера любила Валеру, и он симпатизировал черноглазой худяшке, как он ее называл. Но разбивать семью не решился. Потом Валеру направили в Афган, его семья получила новую квартиру. А Вера поменялась на частный дом, где выращивала цветы, и тем зарабатывала.

- И ты, Верушка, изменилась, - пробурчал в ответ Валера. - Как Карина? - и не дождавшись добавил: - Мне тебе есть что рассказать.

Вера налила в тарелку борща и сдобрила сметаной. Валера жадно укусил ломоть хлеба и принялся за борщ. Вера с удивлением смотрела, как он торопливо ест, как вымачивает тарелку хлебом и облизывает ложку.

- Может еще? - предложила Вера.

- Давай, если не объем, - согласился Валера, - я три дня ничего не ел.

- Ничего, борща много, на выходные наварила, - сказала Вера и плеснула ему еще половник.

- Сейчас все расскажу, - пообещал Валера, и с такой же жадностью принялся за вторую порцию.

- Я ведь тебя лет 15 не видела, - сказала Вера, - как семья то?

- В Германии, - жуя, ответил Валера.

- А ты чего здесь?

- Оставили, - Валера вымакал юшку и отставил тарелку, - спасибо, накормила.

- Как оставили? - переспросила Вера, - вы же с Лерой не разлей вода, Лера, Валера.

- Контузило меня в Афгане, - сказал Валера. Вера заметила, что у него задергалась щека.

- Пройдет, - успокоил ее Валера. - После Афгана не то было. В госпитале провалялся, но восстановить здоровье уже не смог. Вышел в отставку по инвалидности. Кому я такой нужен. Жена на все, про все посмотрела и нашла себе немца по Интернету. Вот туда с дочками и уехали.

- Значит, ты сам живешь, - вздохнула Вера, - там же, в центре?

Она помнила, что квартиру Валере дали четырехкомнатную в центре, тогда они вместе на новоселье погуляли, и больше не общались. Лера давно подозревала Веру. А после переезда решила совсем от нее отдалиться.

- Нет, квартиру в центре они продали, - сказал Валера. - А меня выкинули на улицу.

- Что ты? - удивилась Вера.

- Я бы таки пропал, - покачал головой Валера и машинально стал жевать корку от хлеба, если бы не мой однокашник. Он мне комнату в общежитии выбил, как афганцу и пенсию. Я сам ничего оформить не мог, пил...

- Это видно, - Вера взяла тарелку и стала мыть под краном. - А сейчас ты как?

- Как придется. Вот неделю работы найти не могу. Есть нечего. Однокашник помер, помощи ждать неоткуда. Побираться совесть не позволяет. Все своим трудом. Может, тебе че надо вскопать или там дрова нарубить.

- Ты пока ванну прими, - решила Вера, - я тебе вещи чистые дам. Надо же тебя в человека превратить.

Вера включила воду, чтобы ванная набиралась, положила полотенце, чистую рубашку и штаны зятя. С зятем Вера была на дружественной ноге. Несмотря на уже высокий чин майора в его годы, он не гнушался простой работы, и всегда помогал Вере, то огород вскопать, то навоз завести. Валера был не таким. Всегда отутюженный, сверкающий представал он перед Верой.

- Вот придумала, - охал Валера, снимая изъеденный молью свитер. - Я ж недавно мылся, дней десять назад точно.

- Вот примешь у меня ванну, - ворчала Вера, - примешь чистенький вид, тогда узнаю прежнего Валеру.

Валера с ужасом смотрел на падающую в ванну струю воды. Но что не сделаешь ради женщины. Вера закрыла за собой дверь и опустилась на табуретку. Не ждала, не гадала она, какой подарок свалиться ей с небес. И в каком виде. "Ничего, отмою, отскоблю, засияет у меня лучше, чем у Лерки" - подумала она, с наслаждением вслушиваясь в плеск воды, раздававшийся в ванной.

После бани Вера заставила Валеру побриться и немного постригла его. Светлые волосы снова приобрели свою шелковистость. Таким он ей стал нравиться больше.

- Теперь моя очередь тебя благодарить, - Валера отошел от зеркала, налюбовавшись своим новым видом, - что тебе по хозяйству сделать?

- Отдохни, - Вера бросила взгляд на его длинные аристократические пальцы на руках, которыми она всегда любовалась - ты разве когда-то по хозяйству помогал?

- А это видела, - показал Валера мозолистые ладони, - я сам на пропитание зарабатываю, вот этими руками.

- Неужто и грядки мне вскопать можешь? - пошутила Вера. Назавтра она ждала зятя с дочкой, чтобы помогли ей с огородом.

- Давай лопату, - потребовал Валера.

- Что ты, лучше давай телевизор посмотрим, - предложила Вера.

- Не люблю я телевизор, - пробасил Валера

- Ну хорошо, - попыталась успокоить обиженного мужчину Вера, - так и быть, идем, покажу тебе свой огород.

То, что Валера зарабатывает физическим трудом, Вере не верилось. Уж слишком был ярок образ галантного офицера, которого она так любила.

Валера прошелся по огороду и одобрительно кивнул:

- Хорошее хозяйство, как ты сама управляешься?

- Дочка с зятем, внуки помогают, - Вера с надеждой посмотрела на него, - Но хозяина ой как не хватает.

Валера выбрал себе лопату и пошел копать грядки. Вера смотрела, как он умело перекидывает землю, и глаз не могла отвести от работника. Неужели человек может так измениться. А может оно и лучше для нее. Будет ей по хозяйству помогать.

Валера уже приблизился к забору и несколько раз задел лопатой за штахетину. И тут верхняя доска забора приподнялась, и за ней показалось соседское рябое лицо. Пытливые щелки глаз осмотрели Валеру, а потом перекинулись на Веру:

- Убери своего раба от моего забора, - крикнула соседка, - только поставили, как уже ломают.

- Я не раб, - Валера отложил лопату и, дотянувшись до доски, поставил ее на место, чуть не прищемив соседское лицо.

- Вы мне еще ответите, - послышался соседкин голос из-за забора с отборной руганью. Появиться еще раз она не рискнула. Вера, едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Один ноль в ее пользу. С соседкой у нее была давняя вражда. Обе холостячки терпеть друг друга не могли. Вера сдержала приступ смеха, который так и рвался наружу.

- Я пока ужин приготовлю, - пообещала она Валере, и дала волю смеху уже очутившись в кухне.

Ее веселое настроение прервал телефонный звонок.

- Мам, ты как? - спросила дочка. Она с мужем и детьми жила в военном городке, но проведывала маму каждую неделю.

- Замечательно, - отозвалась Вера. Знаешь, кто объявился? Дядя Валера.

- Это тот, что жил напротив нас, - стала припоминать Карина.

- Он самый. Только очень изменился. Я бы его на улице не узнала.

- Ты осторожнее мам, - предупредила Карина.

- Он же офицер! - возмущенно произнесла Вера, да е- а сейчас грядки мне копает.

- Ну ты если что, сразу звони, - попросила дочка, которую мамина уверенность нисколько не успокоила.

Вера замесила тесто. На радостях она решила напечь пирогов. Наконец-то в доме она будет не одна. Все мужики, встречавшиеся на пути, ей не подходили. Петька был жадным. Колька руки распускал, Афанасий Никитич женат. А ей так хотелось настоящих мужских объятий. Уж она то семейный уют бы создала. Недаром бог к ней Валеру привел.

Вера так увлеклась пирогами, что не заметила, как за окном потемнело. "Чтож он не идет, - подумала она, - небось весь огород решил перекопать, вот трудяга мой". Она с гордостью отряхнула руки от муки, поставила еще один листок с пирогами в духовку и пошла на огород, звать Валеру. На плите уже стояли голубцы и соус из картошки. В вазочках были приготовлены маринованные огурчики и помидорчики. Стол был сервирован на две персоны. А вместо вина водружен графин с виноградным соком собственного приготовления. Ведь вино Валеру чуть не погубило.

Вера вышла из дома, и удивилось, как уже темно.

- Валера, - крикнула она, - кляня себя, что заставила человека работать ночью, - иди ужинать.

Но на ее зов никто не отозвался. Она поспешила на грядки, уже не зная, как загладить вину перед трудягой. На грядках никого не было. Вера разглядела, что вспаханы были именно две грядки, которые указала хозяйка. И больше ничего.

- Валера, - позвала она, решив, что ему стало плохо, и он лежит где-нибудь под деревом. Она облазила все кусты, заглянула в парники, прошла по периметру вдоль забора, но Валеры нигде не было. Уйти с огорода он не мог. Ход на улицу был только через дом. "А может, я не заметила, как он прошел мимо, или в комнату в это время зашла" - подумала Вера, - "Вот человек скромный, напахался и ушел. Или обиделся на меня. А ведь и адреса его не знаю". Вера постояла на дорожке и услышала телефонный звонок.

- Он! - вдруг решила она и побежала в дом.

Но звонила дочка.

- Представляешь, - пожаловалась Вера, ушел, не попрощался, я даже не заметила.

- Мне сейчас прийти к тебе? - осведомилась дочка, переживая за мать.

- Ну что ты, уже ночь, - отмахнулась Вера, в тайне надеясь, что Валера отлучился по делам и скоро вернется, - сейчас запрусь и спать лягу, - соврала она.

Но дверь, как и калитку, Вера не закрыла, и всю ночь просидела у телевизора, вздрагивая при каждом скрипе или шагах на улице. Но Валера не пришел. Под утро она забылась тяжелым сном, в котором она все падала и падала куда-то, пока не проснулась. В окне вовсю сияло солнце, рассыпаясь золотистым бисером через занавески. Вчера Вера даже шторы не задергивала. Выпив воды, Вера, как всегда утром, отправилась на огород. Это была ее ежедневная прогулка, которую она уже совершала по привычке. Осмотреть огород, проведать парники было ее первым делом. Вот грядки, которые вскопал Валера. У Веры сжалось сердце. И вдруг она услышала его голос, почти рядом, за забором. Как тигрица она бросилась к забору и приникла к щелке, в которую всегда подсматривала за соседскими владениями. В щелку она разглядела Валеру с лопатой. Он копал соседский огород. Капли пота стекали с его лба, падая на свитер и штаны зятя Веры, которые она ему вчера дала после бани.

- Это что же такое! - крикнула Вера, забыв, что она тайно подсматривает за соседской территорией. Она отвернула верхнюю доску, как вчера соседка, и увидела ее во всей красе с ведром картошки в руках.

- Не видишь, что ли, мы картошку садим, - сказала соседка, победно взглянув на Веру.

- А как же я? - насупилась Вера.

- Тебе же только две грядки надо было вскопать, - стал оправдываться Валера, а ей весь огород посадить некому.

- Ты его даже стаканчиком не угостила, - встряла соседка, - а мы вчера с Валерой поужинали на славу, - гордо афишировала она.

Валера потупил глаза и продолжал копать ямки.

- Вот ты какой! - расплакалась Вера и, забыв, поставить доску на место, пошла с огорода.

Навстречу ей по дорожке шел высокий подтянутый зять Игорь.

- Фу ты, как вовремя! - размазывая слезы, простонала Вера и обняла зятя, а потом и дочь, и внуков.

- Хотели рано, а получилось, как всегда, - оправдывалась Карина, убирая белобрысую челку.

- Ничего, у меня столько наготовлено, - все плакала Вера, - идемте, завтракать будем.

Вера дала задание зятю и дочке, а сама с внуками пошла в палисадник. Леша и Сережа с удовольствием побелили деревья, а потом еще бордюры и нарисовали папу, маму и бабушку на заборе, чем очень развеселили Веру. Она и думать забыла о Валере. У нее такая замечательная семья.

Только за ужином ей опять стало нехорошо.

- Слышали, как соседи веселятся, - заметила дочка, - напились и орут песни во всю ивановскую.

- Видать соседка хахаля нашла, - нечаянно нажал на больной мозоль Игорь.

- Там дядя Валера, - сказала Вера.

- Ну и ну, - покачала головой дочка, - Значит, ты его не устроила. Санта-Барбара отдыхает. - Игорь, давай маму на курорт отправим, - обратилась она к мужу, пусть на нормальных мужиков посмотрит, а то совсем тут одичала.

- Можно, на две недельки, - сказал Игорь, - главное, чтобы мама согласилась. Она ж свои цветы не оставит.

- А почему бы и нет, - вдруг решилась Вера, вы за ними присмотрите.

Вера повеселела, и словно камень с души свалился. Соседку Валера уж точно на курорт не повезет. Вечером, провожая детей, она увидела на улице Валеру. Пьяный, он не вязал лыка, и качался, словно был на корабле при шторме в 9 балов. Он тарабанил в калитку соседки и требовал его пустить.

- Уходи, пьянь, - кричала ему соседка и кидала в него комьями земли. Когда это не помогло, она принесла ведро воды и окатила Валеру. Тот притих, и ошеломленный, заковылял прочь.

- Всем на зависть жених! - только сказала Карина, усаживаясь в машину, - думаю, мам, тебе просто повезло.

Через два дня Игорь принес путевку и билеты на поезд. На сборы Вере был целый день и целая ночь. Вера собрала две сумки, взяв с собой нарядные платья и юбки, которые подарила дочка. Наряды она еще ни разу не одевала. Да и куда их одевать. Видимо ждала удобного случая.

Перед самым выходом Вера накрасилась, проверила деньги и документы. Игорь должен был подъехать с минуты на минуту. Но тут зазвонил звонок.

- Здравствуйте, можно Веру Николаевну, - спросил женский голос.

- Да, я слушаю, - нетерпеливо ответила Вера, ожидая, что одна из ее клиенток загрузит заказом.

- Это медсестра из городской больницы, - представилась женщина, - к нам поступил ваш муж в очень тяжелом состоянии. Срочно приезжайте.

- Какой муж? - воскликнула Вера, - вы ошиблись, у меня нет мужа, и никогда не было.

- Мне все равно, какие у вас отношения, но ему срочно нужна помощь.

- Как его зовут? - спросила Вера, решив все выяснить и объяснить, что больным был дан неверный номер.

- Валерий Юрьевич, - сказала медсестра, - пожалуйста, поторопитесь, нужны лекарства и, скорее всего, операция.

- Но я уезжаю... - хотела сказать Вера, но в трубке послышались гудки.

За окном она увидела Игоря.

- Ну что, готовы? - спросил зять и подхватил приготовленные Верой сумки.

- Игорь, мне надо в больницу, - сказала Вера, выскочив за ним во двор.

- Заболели? - сочувственно обернулся Игорь.

- В городскую, - не ответила Вера.

- Ладно, еще час до поезда у нас есть, - согласился Игорь и поставил сумки в багажник, - или все сложнее? - спросил он Веру, открывая ей дверь машины.

- Сложнее, - покачала головой Вера.

В отделении к Валере ее не пустили, только дали перечень лекарств и сказали, что его оперируют. Вера принесла лекарства.

- Понимаете, я хотела сегодня уехать, - робко сказала Вера медсестре.

- Вы что? - медсестра посмотрела на нее большими глазами. - Он уже почти на том свете..

Вере от этих слов стало душно. Она вцепилась в край стула в коридоре, боясь упасть. В груди застыл ноющий комок.

Медсестра накапала корвалола и подала Вере:

- Простите, - извинилась она, - но он сказал, что больше у него никого нет.

- Я ему не жена, - сказала Вера.

- Это не важно, - улыбнулась медсестра, - вы ведь его любите.

- Хорошо, я посижу в коридоре, - сказала Вера.

- Конечно! - кивнула медсестра, - как закончится, я скажу, надо будет еще много лекарств.

Вера спустилась к Игорю и попросила отвезти ее сумки домой. И одолжить денег. Сколько еще понадобится, она не знала. Четверть ее отпускных уже ушла на лекарства.

Вера сидела в сумраке коридора и ждала известия. Так она уже ждала, когда оперировали зятя. У него лопнул аппендицит, и его еле спасли. Дочка тогда была в командировке. И вся забота о больном была на Вере. А сейчас она ждет Валеру.

Через полтора часа медсестра вышла к Вере и сказала:

- Операция прошла успешно. Все должно быть хорошо, - и протянула перечень лекарств. - А взглянуть на него можно? - спросила Вера.

- Он еще долго будет спать, - ответила медсестра.

Вера принесла лекарства и поехала домой. Дома уже вовсю разрывался телефон.

- Ты что еще придумала, - накричала на нее дочка, - немедленно езжай завтрашним поездом, Игорь поменяет билеты.

- Я уже не поеду, - отказалась Вера, куда мне хозяйство оставлять, за цветами глаз да глаз нужен. Да и скучно мне там будет.

- Я так и знала, - сказала дочка. - Это ты из-за него осталась?

- Ты бы сделала также, - помолчав, ответила Вера.

- Может быть, - сказала дочка, вдруг смирившись и помолчав, добавила. - Если нужна будет помощь, деньги, подвезти, звони.

- Спасибо, - поблагодарила Вера и положила трубку. Телефон стоял перед зеркалом, и Вера посмотрела на свое лицо. Тушь с ресниц размазалась, и никто ей об этом не сказал.

На следующий день Валеру перевели в палату.

- Мне нужно с вами поговорить, - сказал врач и повел Веру в ординаторскую. - Вы знаете, что ему нельзя пить. Контузия даром не прошла. После рюмки он теряет память, и уже себя не осознает. Так что если он дальше будет пить, вы его потеряете.

- Спасибо, - поблагодарила Вера, вручив доктору заслуженное вознаграждение. Ей разрешили зайти к Валере. И Вера тайком взглянула на него, когда он спал. Кто-то его сильно избил, и не было живого места на лице. Вера всплакнула в платочек. Зачем она его встретила. Ведь житья с ним не будет. И отказаться от него она уже не сможет.

Всю неделю она приходила к Валере только, когда он спал. Она не хотела, чтобы он ее видел, и не хотела встречаться с ним глазами. Она ему помогла, и слава богу.

- Завтра будем выписывать, - объявила ей медсестра, - принесите одежду. Вера исполнила и это, купив ему брюки и рубашку. И больше решила с ним никогда не видеться.

Вера возвращалась из магазина. Тяжелые сумки оттягивали руки. Надо было позвонить дочке, чтобы помогла, но она решила ее не тревожить. Пусть борщ доварит. Во дворе бабушку окружили Леша и Сережа. Они дотащили сумки до летней кухни и принялись разбираться с конфетами, которые для них купила бабушка. Вера вошла в дом. Ей показалось, что Карина с кем-то разговаривает. И это был не голос Игоря.

- Вот моя семья, - услышала Вера и замерла перед дверью в комнату. - Это мои Леночка и Катенька. Такие хорошенькие. Им тут пять и семь лет. Помнишь их. А это тетя Лера. Она тебя всегда зефиром угощала. Помнишь? А это я. Что совсем не похож? Не обманываю, честно, это я. Красивый, правда? Катенька на меня похожа, просто вылитая. И вы с Катенькой похожи. Можно я тебя поцелую?

Вера в ярости рванула дверь:

- Ты что это себе позволяешь?

Она увидела фотографии, разложенные на столе. Карина перебирала их своими длинными пальчиками. Это были еще че бэ, когда они вместе ходили в салон, словно одна семья. Как Лера тогда злилась.

Карина, словно очнулась, когда увидела Веру.

- Видишь мам, дядя Валера мне фотографии показывает, чтобы я про свое детство узнала. Он ведь пришел, отблагодарить тебя.

- Знаю, чего тебе, ловеласу надо, - сказала Вера, - давай собирайся и уходи. И чтоб ноги твоей здесь не было.

- Я там торт принес, - потупился Валера, - прости меня, дурака, как выпью, так и не помню ничего.

- Слышала песни соловья, - кивнула Вера.

Карина встала из-за стола:

- Пойду, чай поставлю, торт то киевский, мам, твой любимый, - и вышла из комнаты.

- Мне больше обратиться не к кому было, - посмотрел на нее Валера, спасибо тебе за все. Я вот тут собрал, - он вытащил замусоленные купюры. Остальное отработаю.

- Честный какой! - усмехнулась Вера. И вдруг села на кровать, - я к тебе всей душой. А ты наплевал.

- Я ж нечаянно, - простодушно сказал Валера, и вдруг решительно спросил. - Ты что Карине про меня не говорила?

- Нет, - отвернулась Вера, - зачем?

- Ну, может хоть теперь у нас получится, - предположил Валера.

- Почему ты раньше не приходил? - утерла слезы Вера, - я тебя любого ждала.

- Плохо было, - опустил голову Валера, - думал горе залью. А видишь, как упал.

- Дальше некуда, - вздохнула Вера. - Я бы из тебя человека сделала. Ты ведь пить больше не будешь? - спросила она с надеждой, - Врач сказал, что тебе совсем нельзя.

Валера замотал головой.

Вера улыбнулась от его непосредственности и села к нему поближе.

- Будешь жить у меня, - сказала она, - цветы выращивать, Карина к нам в гости будет приходить. Я еще три оранжереи хочу сделать. Без тебя мне просто никак. Она положила ему голову на плечо. Он обнял ее, позабыв обо всем.

И тут у него из-за пазухи выпала бутылка водки и покатилась по ковру. Валера бросился за ней. Вера с ужасом смотрела, как он запихивает ее обратно дрожащими руками. Она встала и всплеснула руками:

- А я то подумала, ты настоящий офицер. И слово свое сдержишь. А ты.. Ничего у нас с тобой не получится, - и она выбежала из комнаты.

Карина уже разливала чай по чашкам. Вера схватила первую чашку и хлебнула кипятка.

- Мам, ты чего? - удивилась Карина..

Через некоторое время Валера появился в коридоре и, не смотря на Веру, коротко бросил:

- Наверно ты права, прости... Я больше вас не потревожу.

У Веры екнуло в груди, когда она увидела его спину в проеме двери. Она отпила еще кипятка и кинулась за ним.. Но у калитки она вдруг остановилась, глядя вслед его удаляющеся сгорбившеся фигуре. Никогда она его не останавливала, не умоляла, не просила остаться с ней. Он приходил и уходил. И сейчас она снова провожала его взглядом. Она снова не знала его адреса, и не знала, увидит ли его еще, свою единственную любовь.

- Он сказал, что он мой отец, - вдруг услышала Вера голос Карины. Дочь испытывающее смотрела матери в глаза.

- Да, это правда, - кивнула Вера, - я не хотела тебе говорить. Мало ли что...

- Он оставил на столе свою водку, - сказала Карина.

Вера улыбнулась, продолжая глядеть на исчезающего Валеру.

- Слава богу, значит он понял!

- Ну что же ты стоишь! - вдруг закричала Карина, - и размазывая слезы по щекам, которые она уже не могла скрывать, побежала догонять своего отца.

Волшебный полтинник (рассказ)

Митя обулся и взял в руки портфель.

- Деньги есть? - спросила мама.

- Да, - кивнул Митя. К оставшейся со вчера гривне он вчера нашел еще 50 копеек. Они были в грязи, но Митя очистил, и денежка заблестела, как новенькая.

Их то Митя и приготовил для оплаты в трамвае, когда сел в вагон. Билетерша по очереди собирала деньги. Митя увидел в окно девочку с шариками и загляделся. У его сестры скоро день рождения. Он тоже купит ей пять шариков, - столько, сколько ей лет. Когда он опомнился, кондукторша уже прошла мимо. А полтинник так и остался у него в руке. Потом она еще несколько раз проходила мимо Мити, но казалось, не замечает его. Так Митя и доехал до школы.

- Представляешь, Митя двинул соседа по парте, - сегодня бесплатно проехал на трамвае.

- Да ну, - удивился Славик, всегда завидуя Мите из-за хороших оценок, мобильного телефона и веселой сестренки. - Значит, не скоро еще так проедешь, - вывел он.

- Это почему же? - удивился Митя.

- Закон такой! - вразумил Славик, который был на год старше Мити и выше на голову. - Если повезло утром, днем не повезет. В чем то выиграешь, в чем-то проиграешь. Завтра точно не проедешь бесплатно.

Но и по возращению из школы, и завтра, и послезавтра Митя проехал бесплатно. Кондукторши словно не замечали мальчика с его полтинником. Мама, казалось, тоже перестала замечать Митю. Когда он уходил в школу, она даже не вышла в коридор его проводить. Так и осталась на кухне мыть посуду. Мите в первый раз стало не по себе. Чтобы поднять себе настроение он решил по пути в школу купить леденец за 50 копеек. Продавщица протянула ему конфету, но деньги не взяла, как будто их не заметила. Митя, ничего не понимая, вышел из магазина, зажав денежку. Значит, полтинник действует и на сладости тоже.

В школе Митя на переменке потащил Славика в буфет. Там были пирожки с картошкой по 50 копеек.

- Внимательно смотри за мной, - попросил Митя и протянул буфетчице 50 копеек. Она завернула пирожок в салфетку и протянула пятикласснику.

- Ну и ну! - вытаращил глаза Славик, - дай мне попробовать.

Митя передал монету другу. Славик попросил пирожок с мясом за 75 копеек. Но продавщица отказала:

- Мальчик у тебя не хватает, бери с картошкой.

Славик согласился и тут же получил пирожок. А монета так и осталась в его ладони.

- Он у тебя волшебный! - сказал Славик, возвращая полтинник Мите и откусывая полученный пирожок. - Теперь мы столько всего можем купить! - размечтался Славик с набитым ртом.

- Но только по 50 копеек, - добавил Митя. Он уже думал, как в несколько заходов будет покупать шарики сестренке. Ведь, чтобы купить 6 штук (один запасной) по 25 копеек, надо подойти к киоску с полтинником три раза.

- Давай пройдемся по магазинам и посмотрим, что можно купить, - предложил Славик под раздавшийся звонок. И мальчики помчались в класс. Первый раз Митя опоздал на урок. И первый раз он получил двойку. Вчера он почему-то забыл, что по литературе задали выучить стихотворение Пушкина.

- Расслабься, - похлопал его по плечу Славик, у которого в графе тоже засияла двойка, у меня таких целый дневник, и ничего, живу.

Но для Мити - отличника это было, как удар по голове. Ведь ему не ставили ничего, кроме высшего балла. Что он скажет маме, которая так гордилась им. Каким примером он теперь будет сестре, она всегда старается делать, как он. А завтра у нее день рождения.

- Тебе надо развеяться, - предложил Славик, видя, что сосед стал темнее тучи. - Домой же ты не пойдешь, загрызут.

И как только прозвенел звонок с последнего урока, друзья отправились в город. Славик взял инициативу на себя. Он подводил Митю к прилавкам канцелярских магазинов и выбирал ручки, карандаши, резинки, тетрадки. В продуктовых они покупали конфеты, жвачки, просили взвесить тянучек и арахиса. Все это Славик складывал к себе в портфель, обещая потом поделиться.

- Я хотел сестре воздушные шарики купить, - сказал Митя. Но шарики им все не попадались. В поиске и покупке мелочей друзья так увлеклись, что забыли о времени. Опомнились они, когда уже зажглись фонари.

- Слушай, а где это мы? - огляделся Славик, жуя жвачку.

Местность была совсем незнакомой. Митя здесь никогда не бывал. Людей на улице не было. Магазин, который они только покинули, купив Хуба-Буба уже закрылся.

Митя постучался в стеклянную дверь.

- Что еще? - выглянула усталая продавщица, - не видите, мы уже не работаем.

- Не подскажете, как пройти к улице Степовая: - спросил Митя.

- Не знаю, это где-то на Молдаванке, - отмахнулась продавщица и захлопнула дверь.

- Идем назад, - предложил Славик.

Они вышли на какую-то оживленную улицу с блестящими витринами кафе и казино. С витрины на них смотрели парень с девушкой, у которых на игорном столе возвышалась горка монет.

- О! нам сюда, - воскликнул Славик, и потащил Митю во внутрь, к сверкающим огоньками игровым автоматам. Зал был заполнен людьми. Парни кидали деньги и крутили ручку. Иногда в автомате звенел поток монет. Выигравший собирал их и уходил. Дождавшись своей очереди, Славик и Митя начали игру.

Первый раз, когда им посыпался дождь полтинников, они не знали, как теперь отличат свой. Но среди одинаковых монет Митя все равно его узнал. Он как будто подмигнул ему. Митин полтинник был немного темнее остальных, хотя раньше он казался светлее. Цифры 5 и 0 словно были испачканы грязью, как и герб на обратной стороне.

Играть становилось все азартнее. Ребята уже набили портфели полтинниками. Класть уже было некуда. Но Митя продолжал бросать свой волшебный полтинник.

- Казино закрывается, - услышали они голос администратора. И под звон ссыпавшихся монет, огляделись. Зал был пуст. За окном светало.

Ребята вышли из казино, еле таща на себе портфели.

- Странно, - Славик остановился у таблички, - здесь написано, что они работают круглосуточно.

- Наверно мы их обанкротили, - засмеялся Митя, - вот они и решили от нас избавиться.

Мальчики пошли по пустынной улице в утренних сумерках. Портфели оттягивали руки. Увидев скамеечку, ребята решили отдохнуть. Славик рассуждал, что он купит на выигрыш. Митя зевал. Ему очень хотелось спать. А еще больше попасть домой. Но как он появится после всего, даже с кучей денег.

- Вот они! - услышал Митя хриплый голос и не успел обернуться, как получил подзатыльник и еле удержался на скамейке. Славик попытался дать сдачи парню в кожанке. Но тот кинул его на асфальт. Парни схватили портфели и скрылись во дворе.

Славик бросился за ними. Митя, огляделся, чтобы позвать на помощь. Но на улице никого не было. Он побежал за другом. Славик скорчился в луже крови и показывал Мите на сквозной проход, куда убежали воры. У него была порезана штанина, и из раны сочилась кровь. К тому же все лицо было в крови, ему разбили нос.

Митя вытащил мобильник. Но он давно разрядился, хотя должен был работать еще дня три. Поэтому никто из родных не мог дозвониться ему во время его путешествия. Мальчик забарабанил в первую попавшуюся дверь.

Ему открыла заспанная старушка.

- Бабушка, Славика порезали, помогите, - попросил Митя.

Хозяйка прикрыла дверь и подошла к раненому.

- Мда, - многозначительно произнесла она, осмотрев мальчика. Скорую вызывать?

Славик замотал головой и стал подниматься.

- Ладно, идем, я тебя полечу, - пообещала старушка. Она отвела Славика в ванную, обработала рану, и перевязала бинтом. А тот пока рассказал ей свои злоключения.

- Может в милицию вас? - стала размышлять она, когда увидела, что рана не опасна.

- Нет, - стал канючил Славик, - мы лучше домой пойдем, портфели только жалко.

- Тогда я вас провожу, - предложила старушка.

Она довела их до трамвая, который уже начал свой трудовой день. На конце его маршрута и был дом Мити.

Славик вышел на две остановки раньше. Он прихрамывал, и Мите было его жалко.

Но еще жальче было самого себя. Как он посмотрит теперь маме в глаза, и папе, и сестре?

Дверь ему открыл отец.

- Слава богу, - сказал он, - хоть с тобой все в порядке.

- А где мама? - спросил Митя, увидев, что в комнате никого нет.

- В больнице, Даше вчера стало плохо. Мама поехала с ней на скорой. Теперь дежурит возле нее. А с тобой что случилось? Почему мобильник выключил? Я матери сказал, что ты дома, чтобы не нервничала.

- Я .. я, - начал Митя, и слезы полились у него по щекам, - я двойку получил...

- Вот чудак, - вздохнул папа, - ну разве это беда. - Он отвернулся, - и откуда это все на нас валится?

- Пап, меня ограбили, - признался Митя, - портфель украли.

- Иди, ложись, - сказал папа, - будем надеяться на лучшее.

Митя послушался. В спальне он снял запыленную рубашку и брюки, и повесил на стул. И тут из кармана выкатился полтинник. Тот самый, но уже совсем почерневший. Он единственный остался от ночного выигрыша.

- О, нет! - сказал Митя, с ненавистью посмотрев на монетку. Он открыл окно и выкинул ее на улицу. Мальчик слышал, как она стукнулась о бок альфатора, стоящего под домом и затихла.

Через час Митю разбудил будильник. Пора была в школу. Папа тоже собирался на работу.

- Что с Дашей? - спросил Митя, садясь завтракать.

- Мама позвонила из больницы, сказала: обычное отравление. Вчера Даша купила две пачки чипсов: для тебя и себя. Но так волновалась, что тебя все нет, что сама все это съела, - пошутил он, - К обеду они будут дома.

Митя на радостях обнял папу. Неужели все теперь будет нормально. И отец крепко прижал к себе сына.

- Ты не забыл что сегодня за день? - спросил он, и, не дожидаясь ответа, сказал - было бы здорово подарить Даше на день рождения воздушных шариков, - он протянул сыну 5 гривен. Митя чуть не задохнулся от счастья. Неужели папа прочитал его мысли.

Уж теперь он его не подведет, думал сын, обуваясь и укладывая учебники в пакет. Пяти гривен хватит и на шарики, и на сегодняшний проезд. Можно еще Даше тянучку купить. Но на нее не хватало еще 50 копеек. Как раз того, что он выбросил вчера.

Он уже проходил мимо альфатора, как заметил лежавший в грязи полтинник. Тот самый, блестевший, несмотря на свою черноту. Он, словно подмигнул Мите, как старому знакомому. Мальчик наклонился, чтобы поднять его, но вспомнив вчерашний день, отдернул руку.

А в школе Митю уже поджидал Славик. Он почему-то больше не хромал. И никаких следов ранений на лице у него не было.

- Представляешь, в класс приходил участковый, - выпалил друг, - и сказал, что нашел их на остановке, - он подал соседу его портфель. Митя открыл его. В нем все было как обычно: учебники и аккуратно подписанные школьные тетрадки, его любимый пенал и альбом, только не было выигранных полтинников и двойки в дневнике.

- Представляешь, - услышал Митя голос одноклассницы Танечки, его соседки по подъезду, - я сегодня бесплатно проехала, - рассказывала она подружке, - нашла 50 копеек возле дома, а кондукторша его не взяла.