Истомин Игорь Степанович : другие произведения.

Таежный Ангел

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ТАЙГЕ С УДИВИТЕЛЬНЫМ И НЕОБЫЧНЫМ ФИНАЛОМ! УДИВИТЕЛЬНАЯ И ЗАГАДОЧНАЯ ЖЕНЩИНА ПРИВОДИТ ЧЕТВЕРЫХ ДРУЗЕЙ В ФАНТАСТИЧЕСКУЮ ЗЕЛЕНУЮ ДОЛИНУ СРЕДИ ВЕЧНОЙ МЕРЗЛОТЫ... (КОПИРАЙТ).ПОЛНЫЕ КНИГИ НА АВТОРСКИХ САЙТАХ http://istomin-knigi.ru http://istomin-knigi.narod.ru

И.Истомин

ТАЕЖНЫЙ АНГЕЛ

Приключенческий роман

  
   Каждый год четверо друзей уезжают на водный сплав по рекам Сибири. Таежное уединение, сопряженное с преодолением и риском, вносит в их размеренную городскую жизнь необходимую для мужчин психологическую и эмоциональную разрядку. Но в этот раз совершенно неожиданно к ним примкнула девушка, чье таинственное появление, а в дальнейшем ее удивительное поведение и, тем более, ее биография изменили привычное мужское походное существование, а в дальнейшем и всю их жизнь...
  

КНИГА ПЕРВАЯ

ДЕВУШКА ИЗ ДОЛИНЫ РАДОСТИ

  

ПРОЛОГ

  
   Она шла по тропе.
   Мы уже третьи сутки сидели на берегу Узы, ждали летную погоду, чтобы улететь в Узтару. Наш катамаран ждал своего времени, чтобы прокатить нас по таежной, порожистой реке, но полетов не было, "аннушки" скучали возле аэрополя, и мы изводились бездельем.
   Девушка шла по тропе, держа в руках авоську с банкой молока. Роста она была среднего, фигурка была обычная, улыбка простая, незазывная.
   Юрка среагировал мгновенно:
  -- Почем молочко, красавица?
   Девушка остановилась, посмотрела на Юрку, улыбнулась ему и, свернув с тропы, подошла к костру.
  -- У вас гитара, потому за пять песен молоко ваше.
   Мы тут же подвинулись, девушка села на краешек бревна, и мы воодушевленно забренчали по струнам.
   Солнце садилось все ниже.
   И тут капитан сделал то, чему мы впоследствии никак не могли найти объяснения. Человек совершенно скромный, Олег, по нашему мнению, никак не мог совершить того, что далее последовало.
  -- Вам холодно. Вы не смогли бы зайти в нашу палатку, я Вам подыщу что-нибудь теплое? Девушка тут же встала и пошла за Олегом.
   Нас неодолимо потянуло вслед за ними...
   ...Потом мы у костра опять пили спирт из пробки, пели, жевали сухари и смеялись словно дети, получившие удивительный подарок.
   Мы уже чувствовали, нет, знали, что Маша пойдет с нами в тайгу.
  

Глава I. Вверх.

ОЖИДАНИЕ

  
   Олег проснулся первым, растолкал нас и приказал собираться, потому что небо волшебным образом расчистилось. Хотя горы были окутаны легкой дымкой, но ожидалась летная погода, и нужно было успеть к самолету на Узтару.
   Девушки не было. Костер же был аккуратно затушен и засыпан землей. От вчерашнего беспорядка не осталось и следа, посуда была помыта, вокруг палатки подметено.
   Мы укладывали рюкзаки, а память то и дело возвращала нас к ночи, удивительная радость и легкость переполняли душу. Не было обычной в эти моменты бестолковой суеты, сборы шли деловито и споро.
   Постепенно грусть стала заполнять наши сердца. То и дело поднималась чья-нибудь голова, осматривая берег реки.
   Мы ждали нашу Машу.
   В этой девушке было что-то такое, что вызывало в нас радость. Ее мягкий голос, ее руки, ласковые и быстрые, ее тихий грудной смех украсили ночь таким светом добра и счастья, что забыть это было невозможно.
   Конечно, мы шли в тайгу не только "за туманом", но и затем, чтобы отдохнуть от суеты, надышаться тайгой, послушать тишину. Только шум реки, звон ручьев и никаких голосов, бестолковых разговоров. Сражение с порогами, конечно же, должно было быть, не отлеживаться же на берегу, на то мы и мужчины. Женщин заведомо не приглашали.
   В тайге они нам были ни к чему.
   Но встреча с Машей...
  

УЛЕТАЕМ

  
   Посадочная суета отодвинула на задний план нашу тоску о девушке.
   Мы кидали в самолет свое туристское барахло. Гремели алюминиевые рамы для катамарана, глухо ухали падающие рюкзаки. Тут же, у трапа, шли по рукам пробки со спиртом, прощания, обещания встретиться или списаться с ребятами из других групп.
   На вопрос капитана группы из Саратова, сколько у нас в экипаже человек, Олег неожиданно заявил, что пятеро, но штурман что-то задерживается, возможно, догонит следующим рейсом. Мы переглянулись, вдруг почувствовав, как какая-то тяжесть сползает с наших плеч. Вдруг мы увидели и синее небо, и дальние горы, и взлетную полосу. Все вдруг заулыбались.
   Но время шло, уже экипаж "аннушки" показался из-за угла аэровокзала, а наш "неукомплектованный" состав все ждал своего "штурмана".
   - Ладно, пошли.
   Олег еще раз оглянулся, и лицо его замерло.
   Мы посмотрели туда же и увидели Машу. Она бежала по траве аэрополя к нам, махая зажатой в руке косынкой. Тощий рюкзак неудобно болтался на плечах, но девушка не обращала на него внимание.
   Капитан Саратовской группы поднял брови:
   - Это ваш штурман?
   Не обращая на него внимания, Олег соскочил на землю, вырвал у запыхавшегося "штурмана" рюкзак и подсадил девушку в салон.
   От волнения мы окаменели лицами.
   Внутри каждого из нас кипело и штормило, но грохот и невозможность разговаривать в самолете спасли нас от острот попутчиков и от самих себя.
   Маша сидела, прижимаясь к Олегу, но каждому из нас хотелось быть рядом с ней, обнимать ее, беречь от самолетного дискомфорта.
   "Аннушка" тряслась на небесных ухабах, унося нас в таежные дебри, так любимые нами и так ожидаемые весь год, пока мы чахли и страдали в своих городских "работах", стараясь служить и услужать, терпеть унижения и наказания. Мы готовы были работать по две смены, мирно сносить бестолковую власть начальства, зажимать сердце, терпя семейные свары. И все затем, чтобы летом хоть на месяц вырваться туда, где только река, костер, туман и мудрый покой тайги.
   Но в этот раз с нами будет женщина. С нами будет Маша.
   После посадки, на прощание, капитан саратовцев в спину нам покрутил пальцем у виска и отвернулся, точно зная, что мы пропащие люди и с нами все кончено.
  

НЕУЖЕЛИ ЭТО МЫ?

  
   Самолет приземлился, разгрузился, взлетел, нырнул за гору, и мы остались одни.
   Нас ждала обычная таежная работа. Нужно успеть до вечера найти место для лагеря, наготовить дров, поставить палатку, сварить ужин, чтобы с утра начать штурм трех перевалов, за которыми нас ждала горная река Батыр-ама, которая повезет нас на себе по речным ухабам, попутно поливая ледяной водой, а вечером мурлыча нам свои таежные напевы, пока мы будем наслаждаться харюзиной жарехой.
   Но первое, с чем мы столкнулись в этот раз, было то, что Маша решительно отогнала нас от бивака, утверждая, что здесь она справится сама, а наше дело готовить топливо.
   Ну, что ж, взяв топор и пилу, мы двинули в чащобу. Работа по валке сухостоя, распиливания его на куски и перетаскивания к костру заняла немало времени.
   Попутно мы с удивлением наблюдали, как место лагеря волшебно изменялось.
   Палатка, будто сама, встала как раз там, где мы и хотели. Кострище было обложено камнями, а над ним была поставлена невиданная нами ранее конструкция из жердей, мгновенно принятая нами как шедевр бивачного искусства. Котлы висели на длинных удобных подвесках, подвешенных к перекладине, привязанной к стойкам чуть выше головы. На перекладину же сбоку были навалены жерди, на которых напитывались теплом костра наши спальники.
  

УЖИН

  
   К тому времени, как вся мужская работа была сделана, оказалось, что ужин был готов и манил к себе необычными запахами.
   Маша ловко разлила по литровым нашим кружкам свое ароматное варево, приказала пока не есть, достала из своего рюкзака фляжку и, наливая нечто ароматное каждому в пробку, приговаривала: "Сначала за хозяина! Спасибо ему!".
   Маша без умолку щебетала, подсаживалась то к одному, то к другому, расспрашивала про нашу жизнь, про наши привычки и умения. Советовалась, что нам приготовить на завтрак. Она уже подсчитала наши съестные запасы, похвалила нас, что экипировка у нас такая, как надо. Внимательно изучив кроки, предложила не торопиться "ломать горку" (переходить перевал), сделать дневку, а через день начать путь, когда пойдут дожди, чтобы не гореть на солнце.
   Мы все больше убеждались, что девушка знает тайгу, разбирается во всем, что связано с жизнью в дикой природе. Но на все наши расспросы о себе она старалась отмалчиваться или переводила разговор на другое.
  

УТРО

  
   Спали мы так сладко и долго, что лишь прямые солнечные лучи, пронзая палатку, своим теплом выгнали нас из спальников.
   День был таким прекрасным, голубым, свежим и ароматным, что захотелось немедленно смыть с себя сонную дрему.
   Машино пение мы услышали, как только подошли к реке. Она стояла обнаженная на скале, готовясь нырнуть в воду. Солнце, казалось, просвечивало сквозь нее. Покачав руками, девушка прыгнула, и ее грациозная фигурка, сделав дугу, без единого всплеска вошла в воду. Мы взбежали на скалу и ошеломленно замерли.
   В совершенно прозрачной воде, среди скал, скользила фея. Ее волосы струились вдоль тела, удивительных очертаний фигурка двигалась над видимыми на дне разноцветными мраморными валунами так, будто парила в невесомости.
   Быстро скинув с себя все, мы с гиканьем спрыгнули в воду.
   Вода оказалась так холодна, что наши тела сжало, будто клещами. Судорожно махая руками, мы спешно стали грести назад, выбрались на скалу.
   Сергей, переведя взгляд на воду, вдруг присвистнул. Мы посмотрели в ту сторону и увидели, что... Маша все так же грациозно парила на фоне подводных камней!
   Убедившись, что мы ее заметили, девушка стала звонко хохотать, указывая на нас пальчиком.
   Не скажем, что нам стало стыдно, но восхищение нашей подругой стало безмерным!
   - Рыцари мои, я хочу на берег! Идите ко мне!
   Мы ринулись на песчаную полоску между скалами, куда уже подплывала Машенька, и торжественно подняв красавицу на руки, вынесли ее на берег и положили на теплый песок.
   - Маш, да ты моржиха! - воскликнул Юрка.
   - Да какая я моржиха, у нас ребятишки по часу в воде плещутся. А я так, просто немножко искупалась.
  

ВЕЧЕР

  
   В этот вечер мы, не переставая, шутили, острили и смеялись, будто впервые вспомнили, что это такое.
   Наконец, наполнив желудки жареным хариусом, который был изготовлен Машей с величайшим искусством, мы отползли от костра, закурили и замолчали.
   Дымок поднимался между кедровых ветвей, потрескивал огонь, шумела река. Маша собирала угли в кучку, а мы смотрели на нее, и каждый вспоминал этот день как самый счастливый из всех прожитых.
   Мы и без вопросов знали, что наша милая принцесса в этот день своими волшебными губками прикоснулась к каждому из нас, каждому сегодня выпало счастье быть любимым.
   Звезды одновременно вспыхнули над головой, нас ожидал трудный день, потому один за другим мы направились к нашей "избе". Маша уже спала, из спальника торчал только ее носик, свечка постепенно догорела, и ночь закрыла еще один наш счастливый день.
  

ПЕШКА

  
   "Пешка", в нашей транскрипции, это пеший переход чрез перевал, самая тяжкая часть пути. В отличие от пеших туристов, мы с собой тащим нелегкие брезентовые чехлы и резиновые баллоны, включая массу всяких мини-наборов, от медицинского до технического. На воде, кроме того, не обойтись и без спасжилетов, касок, наколенников и прочей водной атрибутики. Съестные припасы тоже весят немало.
   Сами понимаете, что рюкзаки у нас были очень даже нелегкие.
   С утра, как и предсказывала Маша, зарядил дождик, что было нам на руку, ибо впереди нас ждал перевал "Мертвый", который нам придется "ломать" день, а то и больше, а за ним еще два, тоже не подарки. На "пешку" нам давалась неделя, потому надо было поспешать.
   На тропе всякое бывает. Тяжелый груз заставляет ногу ставить так, чтобы рюкзак двигался плавно, иначе, если его поведет в сторону, сил для выравнивания потребуется много. И не дай бог травма! Тогда придется груз больного распределять между оставшимися, а это очень утяжеляет рюкзаки.
   Взгляд постоянно прикован к тропе. Любоваться окрестностями приходится лишь на привале. Зато обостряются органы, улавливающие звук и запах. Особенно сильная реакция на дым.
   "Мертвый" выкачал из нас все силы. Почти вертикальный подъем, десять шагов и воздуха уже не хватает. Дыхание такое, что слышно по всей тайге.
   Машенька несла, конечно, меньше всех. Но ей досталось тоже. А ведь она успевала еще и нам помогать! Сережка, самый слабый на подъемах, испытывал тяжкие муки, потому Маша была рядом с ним. То вместе постоят, подышат, то воды из фляжки попьют, то посидят в тенечке.
   На средине подъема, когда сил уже почти не осталось, Машенька долго обтирала Сережкино лицо мокрым платком, заставляла дышать сквозь мох, прикладывала к его груди сырые листья бадана. Затем, повторяя то же самое с каждым из нас, девушка ласково приобнимала каждого, нашептывала на ухо успокаивающие слова, и мы чувствовали, как от ее рук исходила необъяснимая энергия, возвращающая нам силы.
   - Подъем! Вперед и вверх, а там!
   Мы, будто впереди был не ужасный перевал, а парковая аллея, резво стали подниматься по тропе. Через пару часов перевал "Мертвый" был позади.
   Тропа, виляя между валунами и деревьями, начала спускаться к ручью.
   Маша шагала впереди, и мы уже знали, что туда, где ступала ножка нашей волшебницы, можно вполне уверенно ставить свой сапожище. Знание тайги, ее законов, ее опасностей у девушки было невероятное. Она показывала на невидимые нам следы на мхе, на деревьях, на камнях и рассказывала, кто здесь проходил, пролетал и проползал. Девушка терпеливо объясняла, как увидеть сакму на таежной тропе. В одном месте она подняла руку, предостерегая, и мы, остановившись, услышали, как кто-то пересек тропу впереди нас. Потом Маша показала куда-то в сторону, и на самом деле, на противоположную сторону оврага выбирался талак (молодой изюбр).
  

ПОИСК ОТВЕТА

  
   Прошлым вечером, у костра, мы стали вслух восхищаться тем, как Маша свободно и естественно умудряется вести себя в дикой природе. Маша в ответ, глядя прямо перед собой, задумчиво произнесла то, что в очередной раз вызвало в нас напряжение ума. Она сказала так: "Мне в тайге легко потому, что вокруг меня вы, мужчины. Без вас я бы в тайгу не пошла. Я бы в ней умерла от страха! Женщина сильна мужчиной, а мужчина женщиной!".
   Слов возражения у нас не нашлось. Мы вверили Маше нашу походную судьбу, и это наше решение было, как оказалось, самым верным из всех решений, которые нам приходилось принимать в жизни.
   ...Мы бежали от женщин, но оказались в плену одной из них. Маша была настолько непохожа на тех, кого мы видели и терпели до этих пор, что при воспоминании о прежних, женщинах у нас челюсти сводило.
   Во всем этом надо было еще разобраться, но пока мы жили очарованием нашей, сегодняшней подруги.
   Непоседа все время была в хлопотах, при этом она умудрялась делать несколько дел одновременно. В то время, как на костре вскипала вода, Маша успевала развесить одежду на просушку и тут же, на ходу, собирала коренья для варки. Немало поручений доставалось и нам, но, что было поразительно, эти задания были ненавязчивы, они были настолько естественны, настолько обычные, что ли, что мы ни разу не отмахнулись от того, что делала и предлагала удивительная девчонка. И на тропе, и на привалах, и на биваке она всегда была готова помочь, поднять настроение, приласкать. Хмурость и занудливость ей были несвойственны совсем.
   А уж мы старались! Мы готовы были хвоинки сдувать с нашей Маруси! Как бы ни было тяжело на тропе, мы неусыпно следили за тем, чтобы девушке было легче. То рюкзак ненароком облегчим, то поддержим нашу любимицу на крутом склоне, то "случайно" для нее конфетку найдем в кармане. Маша принимала наши подарки с такой радостью, что хотелось дарить их, не переставая. Юра осилил изготовление фигурок из диковинных корней, Сергей ударился в стихотворения, Олег искал и находил невиданные цветы, а я... Я ничего не умел, потому мой удел был находиться у Маши в помощниках.
   Маша готова была принимать от нас поздравления и подарки все время, любая помощь вызывала у нее радость, но к стирке, варке и быту она не подпускала никого. "Это женское творчество!" - не уставая, повторяла нам наша удивительная найденка...
  

РАЗВЕДКА

  
  
   Уйдя от Узы, мы довольно бодро шагали вдоль Бельгимы, потому как тропа была натоптана, больших уклонов не было. На ловлю харюзов отвлекаться не хотелось, а хотелось быстрее перейти оставшиеся два перевала и оседлать нашу реку. Батыр-ама звала нас своими грохочущими порогами и рыбным обилием.
   День перевалил за обед, потому и о стоянке пора было подумать.
   Впереди, за вершинами лиственниц, выглядывала довольно крутая гора, которая обрывалась как раз перед Бельгимой. Представить, как мы ее будем брать, было трудно.
   И точно. Подойдя поближе, мы увидели, как тропа резко уходила вправо, вдоль небольшого ручья. Прямо, вдоль реки, прохода не было.
   Нужна была разведка: делать стоянку здесь, или уходить дальше.
   На разведку, как штатного охотника, отправили меня.
   В то время, как ребята начали готовить перекус, я собрал ружье, выбрал несколько патронов. Хотелось настоящего мяса, кабарга бы не помешала. Но, как известно, к тому месту, где выманивают кабаргу, иногда приходит и медведь, пара пуль тоже не помешает. Манок уже давно лежал в кармане, ждал применения.
   Собравшись, я огляделся и вдруг встретился глазами с Машенькой. Она кивнула мне головой и подошла к Олегу.
   - Я тоже пойду. Одному идти нельзя, места медвежьи, и в манок я свистеть умею. А вы тут и без меня справитесь.
   Олег подумал, поцеловал девушку и сказал:
   - Иди. Но ходите недолго. Только разведайте тропу и обратно. Кабаргу выманивайте по случаю. Длинный свист - возвращение, два свиста - мы бежим к вам.
   Мы двинулись по тропе. Маша шла впереди, я позади. В ствол я загнал тройку, чтобы не суетиться при встрече с кабаргой. Эта козочка выбегает почти бесшумно и мгновенно ныряет в кусты, завидев кого-либо.
   Слева тихонько мурлыкал ручей, предвечерняя свежесть придавала сил, мы торопко двигались по тропе, пытаясь понять, куда она ведет.
   Через пару километров мы поняли, что тропа взбирается на релку, которая тянулась до самой вершины горы, преграждавшей реку.
   Взобравшись на релку, мы увидели, что тропа потянулась вдоль по ней. Значит, все верно, двигаясь по тропе, мы выйдем на гору и за ней спустимся вниз.
   Идти дальше не было смысла, тем более, что по ту сторону релки местность располагала к выманиванию кабарги. Редкие поляны мшаника, деревья, окруженные кустами, крупные валуны - все говорило о том, что кабарга тут есть, и мы можем поживиться.
   Спустившись туда, мы нашли удобное место и приступили к охоте.
   Маша затаилась между корнями большого кедра и стала дуть в манок, а я прижался спиной к стволу лиственницы и приложил приклад к плечу.
   Маша свистела мастерски! Такой плач голодного кабаржонка обязательно должен был выманить ближайшую к нам кабаржиху. Сработает инстинкт, и тогда коза примчится кормить проголодавшегося козленка.
   Через некоторое время так и получилось. Как всегда неожиданно, кабарга выскочила из кустов и замерла в поисках кабаржонка. Этого мгновения мне хватило, чтобы сразить ее, а может быть, одновременно и отпугнуть торопившегося на поживу медведя.
   Делиться с "хозяином" свежим мясом нам совсем не хотелось, потому, подхватив добычу, мы зашагали вверх, на тропу.
   Представляю, как сейчас оживились мужики, заслышав одинокий выстрел, означающий, что второго не понадобилось! Хотя звук мог и не долететь до них, потому как мы были на другой стороне релки.
   Обрадованные удачей, мы бодро поднялись до тропы, а потом побежали вниз. Тропа разведана, свежее мясо на плечах - благодать! Начал моросить мелкий дождичек. Я шагал, поглядывая на мою попутчицу. Удивительно, сколько знает и умеет эта девчонка! Как бы она вела себя в городе, трудно было представить, но вот в тайге она была как дома. Как всегда, Машутка что-то напевала, размахивая мягкой кедровой лапкой.
   Ребят не было, значит, выстрела они не слышали. Я уж хотел было вызвать их помочь нести добычу, но Маша вдруг повернулась ко мне и спросила:
   - Мы заслужили отдых?
   Я мигом осмотрелся и увидел рядом с тропой развесистую кедру, под которой опавшая сухая хвоя так и манила растянуться в блаженной неге. Мы стали подуставать, это чувствовалось.
   - Уговорила!
   Мы повесили ружье и добычу на ветвях и растянулись на мягком ковре. Удивительно! Какой бы ни был дождь, под кедрой всегда сухо. Никакой палатки не надо!
   Тучи стали опускаться, в тайге было тихо, слышен был только слабый шум дождя.
   Хоть мы и понимали, что нас ждут, но подняться с мягкого, сухого, теплого ковра не было никакой возможности. Тем более, что Машутка поглядывала на меня зовущим взором, от которого жар желания вспыхнул во мне с непреодолимой силой...
   ...В общем, полная потеря ориентации в пространстве и времени привела к тому, что, очнувшись, мы обнаружили - уже не только день, но и вечер давно ушли за гору, кромешная темнота простиралась от нас и до самых звезд.
   - А где ружье? Где мясо? - Их нигде не было, но я успокоил девушку, догадываясь, что мужики все же услышали выстрел и пришли помочь, но, не решаясь нарушить наш, так сказать, сон, они незаметно забрали и то и другое и вернулись в лагерь.
   - Фонарик! - Маша нащупала его на ветке, потому мы без промедления двинулись вперед. Ребята поступили на удивление заботливо!
   Спускаясь по тропе, еще не видя костра, мы с Машей уловили волшебный запах жареного мяса!
   Ужин ждал нас и парил с берестяного листа.
   Мгновенно к нам пришла по кругу пробка спирта, и пир начался!
   По окончании пира Маша напоила нас удивительным напитком, от которого настроение поднялось на максимальную высоту. По ее словам это был лесной чай из бадана, шиповника, листьев черной смородины и маленькой доли кофе. Но божественный вкус напитку, конечно же, придавало и то, что его готовила наша удивительная волшебница. В руках любого из нас та же смесь стала бы просто, пусть вкусным, но пойлом.
   Опять была гитара, опять пятна облаков плыли между огромными звездами и островерхими верхушками деревьев, опять река разговаривала на все голоса, а костер подбрасывал вверх новые порции небесных светил.
   Счастье единения с природой распирало нас, а городская суета казалась безвозвратной, думать о ней уже не хотелось. Казалось, что мы здесь родились и живем тысячу лет.
   Дремалось, но спать не хотелось.
   Ночная прохлада, между тем, просилась на постой, потихоньку проникая под куртки. Костер догорал, но казалось, что вечер остался без завершения.
   Машенька ушла в палатку, и мы скоро увидели дымок нашей походной печурки, что занимала в шестиугольной островерхой палатке ближний от входа уголок.
   Внутри все уже было уютно постелено. От печки веяло теплом. Свечка под потолком мягко освещала развернутые спальники и кудесницу Машеньку. Она сидела посреди, нежная и прекрасная в цветном платьице.
  

К ПЕРЕВАЛУ

  
   Пешка привела нас к последнему рубежу. Впереди виднелся главный перевал, который, судя по тому, как резко ухудшилась тропа, даст нам прикурить. Бельгима превратилась в бурлящий ручей, а переходить его приходилось не раз и не два.
   Один раз река исчезла совсем (!), хотя за скалами, вверху и внизу, шум слышался отчетливо. Пройдя по сухому руслу до поворота, мы увидели, как вода резво просеивается под свое дно. Значит, где-то внизу, она снова из-под своего дна выскакивает на поверхность.
   Река поражала красотой своего ложа, выстланного кварцевыми плитами. Оно всех цветов и оттенков переливалось в чистой воде. В некоторых местах дно светилось золотом, а иногда исчезало совсем, его не было видно, даже не смотря на то, что вода была идеально прозрачна.
   То, по чему топали наши башмаки, назвать тропой уже можно было с большой натяжкой. Корни сменялись камнями, ставить ногу приходилось с ювелирной точностью, иначе травм, а еще хуже, падений, было не избежать. Идти становилось все труднее, мы даже не шли, а постоянно то карабкались, то спускались вниз, перешагивали через валуны и коряги, а иногда обходили скалу по небольшим выступам.
   Иной раз без глотка чефира шагать негнущимися ногами становилось совсем тяжко. Быстрый перекус с кусочком сала, сухариком и двумя глотками чефира на золотом корне позволяли идти дальше, вверх к перевалу.
   В руках у каждого был таяк, без которого идти по такой дороге было невозможно.
   И, вместе с тем, ближе к вершине, попадались участки сплошного болота, где кроме мха ноги путались в стеблях осоки, что было намного хуже. Не раз приходилось брести по... "в общем, вам по пояс будет" в воде.
   Конечно, хуже всего приходилось Машутке. Ее сапожки совсем не защищали прекрасные ножки от ледяной воды. Иной раз, запутавшись в стеблях, девчоночка падала в воду, от чего мы приходили в состояние тупой беспомощности.
   Как-то, увидев на взгорке одинокий листвяк, мужики рванули туда в надежде раздобыть шест, держась за который, мы сумели бы помочь друг другу в поддержании равновесия. Но принесли они кривую короткую ветку, толку от которой не было никакого.
   Но, к нашему удивлению Маша нисколько не роптала. Выныривала, отряхивалась и... начинала хохотать! Мы, здоровые мужики, вооруженные броднями, и то не чувствовали ног от холода, а девчонке хоть бы что! "Больше надо есть рыбы, товарищи!" - кричала она нам, если мы жалели ее застуженные ноги. "У нас мужики специально едят много рыбы, чтобы не мерзнуть. Некоторые даже спят на льду!".
   Мы пообещали ей, что на той стороне хребта закормим ее рыбой так, что она сможет спать нагишом хоть на леднике.
   Когда мы выбрались на сухое место, отдышались и вылили воду из сапог и карманов, то немедленно разожгли костер. Стланик горел неважно, но мы его насобирали целую гору, да еще пропустили по паре крышек спирта, да растерли Машутке ноги спиртом, обсохли и потренькали для порядка на гитаре.
   Юрка, в очередной раз сбегав за стлаником, принес девушке букетик жарков. Маша расцеловала его в обе щеки, но сказала, чтобы жарки больше не рвали, потому что они растут там, где упали слезы ангелов, которые оплакивают безвестно погибших в тайге. А еще она сказала, что все цветы - это глаза людей, что жили до нас. Это видно хотя бы по тому, что на ночь цветы закрываются, а утром открываются.
   - Да и зачем их рвать? Смотрите, как красиво!
   Маша показала пальчиком, и мы увидели, как на льду, оставшемуся от зимы в тени скалы, гордо стоял аленький цветок! Как он пробился сквозь лед, было совершенно непонятно, но он стоял, своим пламенным взором глядя на нас и на окружающий его мир.
   Вообще, Машин авторитет для нас постепенно стал настолько высок, что мы уже и не смели спорить. Уж вроде после стольких лет блужданий по тайгам мы много познали и повидали немало, но в толковании нашей любимицы все представлялось в совершенно ином свете.
   Например, мы твердо знали, что костер перед уходом надо заливать водой, но Маша настаивала, что костер совсем тушить не надо, нужно закрыть его дерном, или камнями, так он долго будет тлеть. А тому, кто продрогнет в тайге, приятно будет быстро раздуть огонь, или лечь на теплое костровище ночью, помянув добрым словом тех, кто позаботился о продрогшем путнике. С подачи нашей подружки мы перед уходом еще и дров для костра оставляли, а самим приятно было думать, что мы кому-то помогли.
   Костер догорел, Маша укрыла его камнями, и мы отправились дальше.
   Болота кончились, но пошел сплошной курумник, идти по валунам которого тоже было не в радость. Покрытые скользкими лишайниками, валуны ногу не держали совсем, приходилось долго балансировать (а ведь за плечами тяжеленный рюкзак, не терпящий даже малейшего отклонения от вертикали!), чтобы шагнуть на следующий валун. Под курумником шумела вода, но горящую гортань можно было окропить только тепловатой водой из фляжки.
   Зато отдыхать можно было роскошно!
   Каждый валун, будто трон, возвышался над долиной. Дальние и ближние горы в своем мудром молчании будто грелись на солнышке, поблескивая ледниками и водопадами. Белые пятна снега в ущельях подчеркивали сумрачность здешней природы, зато цветные пятна мшаников казались искусно сотканным ковром руками природы-мастерицы.
   Машутка взбиралась на валун повыше, раскрывала объятья простору и кричала: "Ура! Я лечу!" Легкие облачка никли к скалам и тихо плыли над долиной, то распадаясь на более мелкие, то соединяясь воедино.
   Одно из них было как раз у нас на пути, и Маша стала нас торопить:
   - Пойдемте, я вам покажу мультик!
   Не совсем прытко, но после отдыха довольно резво переступая ногами, мы приближались к облаку.
   Тропа потянулась вверх, и мы увидели, как у Машутки, идущей впереди, сначала голова, потом плечи стали уходить в облако. А вслед за ней и мы постепенно вошли внутрь его. Стало сыро и сумрачно, камешки покрылись влагой, солнце потихоньку исчезло совсем. Даже не верилось, что мы только совсем недавно сидели и жмурились от яркого света.
   Идущую впереди Машу не было видно, зато очень хорошо слышно: "Смотрите вниз, скоро вы увидите свои ноги!". И впрямь, ног в этом тумане было почти не видно. Тропа постепенно пошла под уклон, и мы услышали: "А вот и ноги появились!". Немного погодя, на спуске, когда туман стал реже, я совсем неожиданно увидел, как в мультике, сначала свои руки, потом, спустившись чуть ниже, увидел свои сапоги, освещенные солнцем, потом весь вышел из облака и прикрыл глаза руками, до того светло было вокруг.
   Маруся стояла ниже нас и хохотала над нами: - Доброе утро, засони!
   Оглянувшись, я увидел наше облако, оно висело над нами, белое и трепетное. Не верилось, что там, внутри, темно и сыро.
   - Ну, как вам мой мультик?
   Девчонка была так счастлива от произведенного на нас впечатления, что мы и забыли, как много раз прежде мы так же проходили сквозь облака и никогда не замечали того, что увидели сейчас.
   Прежде мы знали только одно: нам трудно и надо идти только потому, что надо идти.
   Но с Машей мы видели и понимали гораздо больше! Даже формула изменилась: нам надо идти, потому что нам здорово идти!
   В этом походе все изменилось. Многое стало с головы на ноги (хотя, признаемся честно, и с ног на голову тоже!). Раньше мы готовили дрова, ЧТОБЫ ГОРЕЛ КОСТЕР. Сейчас мы готовим дрова, чтобы НАМ И МАШЕ БЫЛО ТЕПЛО. Раньше мы несли пойманную рыбу К КОСТРУ, сейчас мы НЕСЕМ РЫБУ МАШЕ. Раньше мы ставили палатку так, ЧТОБЫ НЕ ДУЛО, теперь ставим палатку тоже, чтобы не дуло, но и ЧТОБЫ БЫЛО КРАСИВО.
   Одни мы, мужчины, без женщин, просто мужчины. С женщиной мы - добытчики, создатели и берегущие.
   Но почему с нами такого не происходило раньше, почему мы этого не понимали, тем более, не ценили? Может быть, издревле люди жили иначе, и отношение к женщине было другим?
   Изменился мир? Изменились мы, люди? Или мы идем к понимаю через заблуждение?
  
  

ТАНЕЦ

  
   Спуск, довольно крутой, неожиданно привел нас в сказочное место.
   Между скал, намытая ручьем, зеленела изумрудная полянка. Освещенная солнцем, она так и умоляла: "Остановитесь! Отдохните! Расслабьтесь!". Вверх по руслу ручья было столько сухого валежника, нанесенного ручьями весной, что хватило бы нам на месяц. А сам ручеек, сверкавший в сторонке, предлагал нам вскипятить чайку.
   Однако время поджимало, сроки взятия перевала были на исходе, потому наш капитан хотел игнорировать столь заманчивую перспективу - поваляться и понежиться на мягкой травке - и хотел пройти мимо.
   Но Маша вдруг остановила нас и каким-то непривычно задумчивым голосом произнесла:
   - Отдохнем. Родиной пахнет...
   При этом глаза ее затуманились, а пальчики, вздрагивая, перебирали тесемки пояска.
   Такой Машеньку мы видели впервые, потому, переглянувшись, стали сваливать с плеч рюкзаки.
   Солнце мягкими лучами освещало наше такое необычное в верховьях гор убежище, было тепло, тихо и уютно, да и сил мы сегодня потратили немало. Нас быстро разморило, и мы, развесив на горячих скалах нашу промокшую одежду, развалились тут же, на полянке.
   Машутка разделась до набедренной повязки из красного полотенца, стояла, закинув руки за голову, и улыбалась солнышку. Ее изящная фигурка будто светилась в солнечном свете, прекрасные грудки с маленькими сосками так и просили, чтобы наши руки ласкали, а губы целовали их. Хотя этого хотелось очень, но, честно говоря, встать с горячей земли сил не хватало. Наши любовные жезлы тоже видели девушку и медленно набухали, но без обычной в таких случаях активности, усталый организм не позволял.
   Девушка начала мурлыкать песенку, но вдруг подняла руки вверх и звонко закричала:
  -- Я дома! Спасибо тебе, полянка, ты подарила мне мой дом!
   Затем, рассмеявшись, налетела на нас, стала тормошить и приговаривать:
  -- Вставайте! Такая прелесть кругом, а вы разлеглись. Давайте танцевать!
   Не скажу, что мы тут же подчинились. Не то, что танцевать, шевелиться не хотелось. Многочасовая "прогулка" с тяжеленными рюкзаками к танцам ну никак не располагала!
  -- Расчехляй гитару, Егор!
   Девчонка уже сама сняла чехол с гитары и совала мне в руки инструмент, на котором я умел тренькать бардовские песни, но никак не танцевальные ритмы.
   Машутка перевернула гитару, сделав из нее бубен, и показала мне ритм. Сама зашла за скалу, а мы опять, как это было всегда, когда девушка чем-то нас заинтриговывала, с волнением ждали начала.
   Когда я начал отбивать ритм, чем-то напоминавший сиртаки, Маша медленно вышла из-за скалки.
   Вошла она в танец сразу. Грациозные руки, невесомое тело, прекрасные ноги реяли над полянкой. Мы застыли в восхищении. Это была Маша, да не наша. Что-то фантастическое и, вместе с тем, дикое, первобытное чудилось в каждом ее движении. То почти сливаясь с землей, то взлетая над ней, то летя стрелой в стремительном полете над изумрудной травой, девушка вела рассказ о себе, о своей жизни, о своих радостях и бедах. Но более всего каждым движением Женщина воплощала в себе всю земную любовь, какая была в ней ко всему, что ее окружало.
   Постепенно убыстряя темп, я, между тем, полностью был поглощен танцем. Ребята тоже неотрывно следили за каждым движением танцовщицы.
   Танец постепенно переходил из плавной и радостной вступительной части в иную, более быструю и даже резкую. Движения стали более отрывистыми, иной раз казалось, что женщина чего-то боится, ищет защиты. Было такое ощущение, что туча закрывает солнце, и что-то темное и неотвратимое закрывает землю. Ожидание беды, вот что чувствовалось в движениях женщины.
   Я заметил, что у Сергея в темп танцу руки и ноги тоже непроизвольно подергивались, несколько раз он порывался встать и прийти на помощь.
   Наконец он вскочил, устремился к девушке, подхватил ее на руки и закружился по поляне. Затем они оба продолжили дикий танец. Сергей, с горящими глазами и пылающими щеками, демонстрируя мужское начало, как бы наступал на женщину, стремясь покорить ее. А та, извиваясь и стеная, казалось, не хотела покоряться мужчине, хотя и не отходила далеко. Так продолжалось довольно долго. Наконец, теряя силы, женское начало стало слабеть и постепенно мужчина овладевал женщиной, пленив ее руки, а затем губы, и наконец, завладев ею всей без остатка.
   С величайшей осторожностью мужчина положил свою драгоценную добычу на траву, в трепетном восхищении взирая на лежащую перед ним девушку.
   Приглушив до предела барабанный бой, я с широко открытыми глазами смотрел на этих людей, будто пришедших к нам из тьмы времен.
   Глаза женщины широко открылись, она вскинулась, обвила мужчину руками, и они слились в страстном поцелуе. Два тела, победителя и побежденной, соединились и забились в завершающем любовном танце.
   Я и не заметил, когда перестал отбивать такт. Происходящее настолько захватило меня, что мне стоило больших усилий перевести дух. Мы во все глаза смотрели на этих двоих, осознавая лишь одно, что виденное нами было не просто танцем, а страстным рассказом о такой огромной любви, о которой языком не расскажешь и в песне не споешь.
   Девушка со стоном начала выходить из транса, в котором пребывала все это время, а мужчина открыл глаза и туманным взглядом окинул поляну, будто видел ее впервые.
   Завидев нас, они встали, подошли к нам и без сил повалились рядом.
   Мы долго молчали. Никто не решался начать говорить. Нас, заколдованных танцем, расколдовать могла только Маша, но она все так же лежала возле нас, не подавая признаков жизни.
   Но, как мы и надеялись, девушка в какой-то момент очнулась и с улыбкой произнесла:
  -- Все, публика, концерт окончен. Пора и делом заняться, день на исходе.
   Враз все зашумели, подхватили Машутку на руки и стали подбрасывать в воздух. Девчонка притворно ахала и одновременно заливисто смеялась, повторяя:
   - Не уроните, медведи! Я вам еще пригожусь!
   Успокоившись, мы помогли девушке одеться. Восторг, обуявший нас, искал выхода.
   Юрка, возбужденный и суетливый, вдруг спросил:
   - Маша, ты откуда?
   Нам показалось, что бедный паренек перегрелся на солнышке и обалдел от увиденного, потому сгоряча представил нашу любимицу инопланетянкой. Да и мы где-то тоже склонялись к этому.
   Маша, все так же улыбаясь, весело ответила:
   - Вы еще не готовы понять, откуда я, потому ждите, позже я вам все расскажу!
   Ага, значит, мы понять еще не готовы.
   А понять - что?
  

ПЕРЕВАЛ

  
   Никуда мы не ушли, ночевали на той же полянке, еще хранящей тепло Машенькиных ножек.
   Утром, последний раз перейдя реку, точнее, ручей, до сих пор именующийся Бельгима, мы увидели, что тропа на этой стороне совсем открыто идет по берегу ручья круто вверх, к перевалу. Деревьев не было совсем, впереди только бурые склоны с множеством курумников и разбросанными валунами.
   Казалось, еще совсем немного, и перевал будет взят. Но нет, еще идти и идти.
   Идти становилось все труднее.
   Воздух уже не так плотен, как внизу, потому одышка приходила так быстро, что приходилось часто останавливаться.
   Мы, медленно переставляя ноги, двигались вверх. Взгляд был прикован к тропе, сердце билось так, что грудной клетки ему было мало, оно стремилось вырваться наружу.
   Набирая полные легкие разреженного воздуха, мы не могли надышаться. Воздуха хотелось много, очень много.
   Каждая сотня шагов выматывала так, что приходилось останавливаться, наклоняться, уперев руки в колени, уравновешивать рюкзаки и, тяжело дыша, ждать, пока успокоится сердце.
   Двигаясь, как в замедленном кино, перейти рубеж засветло мы вряд ли смогли бы. Судя по карте, ночевка нам предстояла на насквозь продуваемом перевале, где нет ни сучка, ни хворостинки. Впрочем, еще неизвестно было, чем покрыт перевал, вполне возможно, что он был заболочен, а это было бы уж совсем ни к чему.
   Наконец, мы окончательно выдохлись и решили восстановиться чефирчиком, пока еще наблюдались сухие веточки мини-березки.
   Маша доставала кухонный набор, а мы, что есть сил, ползком, собирали топливо.
   Наконец, чай был готов, чефир с корешком начали свое благотворное действие, и мы стали думать, что делать дальше.
   Решение возникло не сразу, но довольно быстро - высылаем разведку.
   Вызвались идти Юрка и, конечно же, Маша. То, что у парня это вызвало вдохновение, стало сразу же ясно, но вот почему решила идти совсем ослабевшая девчушка, было непонятно. Но об этом думать сил не было, потому мы отпустили их с легким сердцем.
   Взяв ружье и пару патронов, они ушли.
   ...Проснулись мы от того, что раздался выстрел, а потом увидели на линии горного горизонта наших разведчиков. Маша махала своим красным платком и что-то кричала.
   Спустившись к нам, Юрка с Машей начали тараторить, перебивая друг друга, что идти осталось немного, а на той стороне нас уже ждут - мясо в котлах и хлеб на столе. Все стойбище готовится к встрече.
   Враз проснувшись, мы влезли в рюкзаки и прытко зашевелили ногами, тормозя лишь только потому, что Юрка и Маша, уже совершившие этот маршрут, отставали. Наконец, они предложили нам идти вперед, а сами, мол, приотстанут, чтобы не быть балластом.
   - Только мяса нам оставьте! Все не съедайте!
   Мы приняли их предложение и ринулись вперед. Дымящееся мясо стояло перед нашими глазами, и ноги сами несли нас к вожделенной цели.
   Всего за три перехода мы взошли на перевал, и, невзирая на хлюпающее под ногами болото и ледяной ветер, уверенно шагали вперед, предвкушая, с каким восхищением встретят нас аборигены, завидев наши огрубелые от горных ветров лица. Я, например, мысленно просчитывал, сколько мне нужно съесть мяса за один раз, чтобы наесться вдоволь и не объесться. Сколько раз мы страдали желудком, дорвавшись до дармовщинки! Тем более, не хотелось табориться затемно.
   Вот и перевал позади, пошел спуск, довольно круче, чем был на подъеме. Ноздри ловили запах дыма, казалось, вот там, за тем леском, стоит желанное стойбище, в котором...
   Но время шло, а делегации аборигенов все не было. Поворот сменялся поворотом, а дымом не пахло.
   Вдруг, на границе леса, мы увидели дома!..
   Что это были за дома, говорить не хочется. В них не жили уже лет сто, кругом разруха была полная.
   И запах! Как мы поняли, для лесных зверей этой стороны хребта бывшее стойбище служило отхожим местом, чтобы амбре не распространялось по всей тайге!
   Разведчики нас надули!
   И понятно, зачем. Расчет на нашу любовь к вкусной халяве оправдался на все сто! Такой прыти по взятию перевала мы никак не смогли бы развить, если бы нас уговаривали и звали в бой.
   Двигателем прогресса, в нашем случае, стимулятором наших напоклаженных организмов, был голодный желудок.
   Конечно, мы сразу сообразили, чье оригинальное творчество способствовало этому.
   Ну, Мария, погоди! Мстить будем долго и мучительно!
   Спустя чуть ли не два часа явились и отставшие. Конечно же, при виде довольной мордашки проказницы все способы отмщения были тут же забыты. Тем более, что костер мы успели сделать засветло, и ужин предвещал нам удивительные минуты отдыха.
   И главное! Наша вожделенная Батыр-ама, пока еще небольшая и юркая, сверкала внизу, обещая нам скорое катамаранное счастье!
   Сколько раз мы возвращались к тому, как разведчики нас надули, уже и не вспомнить. Сквозь хохот автор розыгрыша рассказывала, как долго она уговаривала Юрку соврать, и как он до последнего момента не верил, что мы купимся на примитивный розыгрыш. Тем более, что на карте вонючее стойбище так и было обозначено "Не жил."
   Зато на этом взгорке, где горел наш костерок, было так уютно, так здорово, что жуткий подъем постепенно стал забываться, послышались зевки. Маша притащила свой двуспальный спальник к костру, я тут же тоже отказался лезть в палатку, мы с ней уютно устроились в спальнике, обнялись и уснули.
   Машутка как-то сказала, что если в спальнике спать вдвоем раздетыми, то никакой холод не страшен (кстати, это спасло нас в "ледяном походе", когда мы зимой ходили на северный Урал искать Золотую Бабу).
  

Глава II. Вниз.

  

КТО В ТАЙГЕ ХОЗЯЙКА?

  
   Где спали остальные, нам было неведомо.
   Но утром они нас в спальнике все же зашили.
   Стыдно - взрослые мужики, надо катамаран собирать, а у них дурь на уме! На все наши резонные доводы были слышны только мерзкие смешки и бряканье ложек.
   Ладно, смешки нам не в новинку, но бряканье ложек!
   Первой выбралась Маша, и наши обидчики с позором рванули за золотым корнем, которого здесь оказалось море. Мне тоже приказано было сходить в ближайшую рощицу на предмет анализа ее в качестве стройматериала для палубы корабля.
   Поднимаясь на холмик, я увидел, что моя соседка по спальнику уже булькается в речке. Мороз пробежал по коже, ведь водичка десяток минут назад была затаившимся во мхах льдом!
   Невольно поежившись, я вдруг представил ее на катамаране среди дикого порога. В том, что она достойно переживет и это, сомнения вроде бы не было, но все же... Чердаком (каской) и купальником (спасжилетом) придется поделиться, а вот насчет гидрокостюма... Впрочем, зачем моржихе гидрач?
   Лиственницы в рощице были такие, как надо, рослые и стройные. Только вот далековато от верфи. Ну конечно, если их затесать прямо здесь, а потом сплавить по реке, то будет само то!
   Спустившись в лагерь, я увидел записку, что все ушли за Машей на поиски маральего корня. Она по каким-то своим предчувствиям решила, что этот корень здесь должен быть и повела мужиков за самым мужским корнем, как она сказала. А мне приказано приготовить чаек с золотым корнем, чтоб по приходе было чем силы восстановить.
   Сунувшись в палатку за чаем, я обнаружил под спальником Олега ружье.
   Ушли в тайгу без ружья? Странно.
   Вжикая напильником по топору, почувствовал необъяснимую тревогу. Чтобы потрескивание костра не мешало слушать, отошел с ружьем к листвяку. Сидя на корне и с паузами чиркая напильником, начал вслушиваться. Кругом было тихо, только снизу доносился шум речки. Иногда по верхам пробегал ветерок, и снова все стихало.
   Тревога не покидала. Это было странным еще и потому, что за годы путешествий по Сибири выработалось устойчивое понимание истинной опасности, потому пустые тревоги уже не донимали, как раньше. Вот и теперь ничего вроде не должно было случиться, но тревога не отступала.
   И все же, видимо, случилось. Послышался явно различимый топот ног. По тропе, это было ясно, бежали люди. По тому, что бежали молча, было ясно, что люди убегали и убегали от кого-то.
   Взведя курок, я вылетел им навстречу.
   Бежали втроем, постоянно оглядываясь.
   - Медведь! Заряжай пулю!
   Олег подбежал к костру, выхватил головню и крикнул:
   - Егор с ружьем вперед, остальные с головнями сзади!
   - Маша! Где Маша?
   Я понял, что ребята столкнулись с хозяином, но почему прибежали без нее?
   Мы рванулись вверх по тропе. Спрашивать было невозможно, все дыхание уходило на бег. В голове мелькали картины одна страшнее другой. Нащупал в кармане еще три патрона, если нужно будет, всажу все.
   Тяжело дыша, мы взлетели на взгорок.
   - Вон там, внизу!
   Вскинув ружье, я хотел рвануться вниз, но неожиданно возле тропы стоявшая кедра звонким Машиным голосом выкрикнула:
   - Эй, охотники! Далеко собрались?
   Мы оторопело уставились на кедру. Из-за нее выскочила наша проказница, жива и невредима!
   - Медведь ушел?
   Серега таращился на Маняшку, будто она с того света вернулась.
   - А вы уж решили, что он меня жует и голубикой закусывает?
   Девчонка так звонко расхохоталась, что невольно и мы заулыбались, а потом тоже стали хохотать. Только я, глядя на лица ребят, понял, что у них это был не смех, а послестрессовая реакция.
   Разрядив ружье, нарочито медленно достал трубку и, набивая табак, спросил:
   - И все же, что случилось? Когда я увидел трех богатырей без царевны, то решил, что чудо-юдо не наелось и поспешает следом. А тут вдруг все целы, да еще и счастливы как дети. Был медведь или не был?
   Оказалось, что эти лопухи, убаюканные тишиной и умиротворенные покорением перевала, потопали за корнем, забыв ружье. А медведь вышел на них из-за скалы. Запахло далеко не мирными переговорами.
   Бежать нельзя стоять!
   Хозяин явно намекал, что тропа принадлежит ему, и одалживать ее двуногим недотепам он не хочет. Маша шла первой, потому Топтыгину не нужно было даже прыгать, враг стоял прямо перед ним, только лапу протяни.
   Из рассказа я понял, что мужики впали в такой ступор, что даже дышать не могли.
   Дальше было вот что.
   Маша, выйдя из ступора в течение нескольких секунд, еле слышно приказала мужикам пятиться, пока она будет дядьке зубы заговаривать.
   И на самом деле - начала уговаривать зверя не трогать бедных людишек! Она выговаривала ему, что зря он вышел на тропу, здесь уже все съедено изюбрами и козами, лучше уйти в чащу, там и малина крупнее, и травка свежее. А сама рукой показывала, чтобы ребята пятились за скалу, и говорила тем же тоном, каким разговаривала с медведем, чтобы все бежали в лагерь и возвращались с ружьем.
   Ее поведение было настолько уверенным, а слова настолько убедительными, что мужики так и сделали. Пятились и пятились, а Маша от уговоров перешла к тому, что стала вонючему мужику приказывать уйти в лес, не кликать беду ни себе, ни людям.
   Парни зашли за скалу и рванули к костру. И только на бегу сообразили, что оставили Машу одну, а что может с ней случиться, только Богу известно.
   Маша добавила, что зверь сначала заупрямился, начал березки ломать, землю рыть. Но потом потихоньку успокоился, видимо просчитал в уме, что с этой пигалицы навару никакого. Порычал, почесался и ушел в тайгу.
   Как только я представил, как эта девчонка стоит перед громадным зверем, уговаривая его не шалить, мне тут же стало жутко так, что я начал орать на Олега, мол, как это три здоровых лба могли бросить одну беззащитную девушку на съедение зверю, трусливо сбежали. И, вообще, какого ... ружье с собой не взяли?!
   Орал я долго. Мужики молча курили, опустив глаза долу. А Маша бродила по склону и собирала голубику. Когда я закончил, она подошла ко мне и полную горсть ягод затолкала мне в рот.
   - Ну, все, успокоился?
   Пока я быстро жевал ягоды, собираясь продолжить свою тираду, Маша будничным голосом спросила:
   - А ты что бы сделал на их месте, праведный обвинитель?
   - Да я, во-первых, ружье бы взял! - Злость так и перла из меня.
   - Ага. А без ружья? - В Машиных глазах заиграли чертенята.
   - Ну... Орать бы начал! Да мы хором бы его так пуганули, что он до сих пор бы скакал по горам! - Я воспрял, потому как, вроде, придумал выход из положения. - Неуж-то он нашего крика бы не испугался?!
   - Он? - Маша расхохоталась, подошла ко мне и, приобняв, шепнула мне в ухо:
   - Это была ОНА!
  

Тайна приоткрывается

  
   - Что-о?
   Вся злость слетела с меня, как шапка с одуванчика.
   - Это была медведиха?!
   Я застыл, непристойно разинув рот.
   Страшнее, чем встреча с медведихой, в тайге нет ничего. Защищая своих медвежат, медведиха-мать готова даже на танки бросаться. Ее ничего не может остановить, особенно если медвежатам угрожает опасность. Встретиться на тропе с обиженной медведихой - это верная гибель. Даже с ружьем. Всего одним движением она могла...
   Я сел. Слова кончились. Трубка потухла.
   И вдруг до меня дошло.
   - И ты... ее уговорила... уйти?
   - Конечно! Мы, женщины, поняли друг дружку. А что ты хотел? Женская солидарность и в этот раз принесла мир на землю!
   Мы опять смеялись, качали Машу на руках, Олег даже посадил ее себе на плечи, и вот так, с триумфом, мы вошли в наш лагерь.
   Чай выкипел почти до дна. Но ради нашего второго дня рождения мы достали фляжку и опять полная пробка начала делать торжественные круги в честь нашей удивительной женщины.
   В один из моментов мы хором стали просить девчонку сплясать, памятуя о том нашем восхищении после ее выступления на полянке. Машутка, совершенно не кочевряжась, распорядилась подбросить дров в костер, скинула одежду, оставив в руке только свой шарфик, и под ритмические удары моих пальцев по гитарной коробке начала кружить в свете огня.
   Сначала мужики дружно хлопали, но постепенно хлопки их стихли, девушка опять ввела их в то состояние, когда оторвать взгляд от танцующей женщины было невозможно, как невозможно было даже шевельнуться.
   Освещенное багровым пламенем тело неистовой танцовщицы околдовывало, забирало наши души, соединяя их со своей, наполняло своей жизнью, своим мироощущением, своей болью и радостью. Но в этот раз в танце было много того, чего мы не могли понять, приоткрывался какой-то неизвестный, непонятный нам, мир. Женщина будто бы пыталась что-то объяснить нам, но сказать, что мы сумели понять ее рассказ, было нельзя. Не хватало нашего опыта, знаний.
   Наконец, будто поняв безуспешность своей попытки пляской разбудить подспудные наши чувства, Маша втянула нас в хоровод вокруг костра. Мы и так были возбуждены танцем, потому ринулись в пляс со всех наших сил. Конечно, наши корявые телодвижения похожими на священнодействие назвать было нельзя, но зато мы искренне отдались всепоглощающей оргии. Последние лоскутья одежды полетели в сторону, и назвать нас представителями рода человеческого уже было трудно. Дикая сила двигала нами, растворяя в звездной ночи все каноны цивилизованности.
   Но вот девушка в последнем движении на вскрике упала в Олеговы объятия. Тяжело дыша, остановились и мы.
   Разгоряченное прекрасное женское тело опять светилось и притягивало. Мы сели спиной к нагретой костром скале, положили спальники на колени и бережно уложили на них нашу удивительную плясунью. В священном восторге любуясь этим чудом, мы ждали, когда девушка очнется. Освещенное огнем женское тело притягивало, линии его вызывали необоримый трепет в наших, прямо скажем, далеко не лирических сердцах. Подумалось вдруг, что всю земную красоту мы воспринимаем через красоту женщины, а все наши чувства соизмеряются с чувствами к женщине.
   Маша открыла глаза и, будто впервые увидев нас, переводила взгляд с одного на другого.
   - Маша, ты не земная женщина, верно?
   Юрку переполняли те же чувства, что и каждого из нас, потому мы с нетерпением ждали, что ответит девушка.
   Маша расхохоталась.
   - Юра, милый, не фантазируй! Я обычная женщина. Но чтобы хоть немного удовлетворить ваше любопытство, попробую рассказать для начала, как я оказалась с вами.
   Мы удивленно переглянулись.
   Оказывается, то, что Маша попала с нами в тайгу, не было случайностью?
   Услышанное далее совсем сбило нас с толку.
   Оказывается, Маша увидела нас еще на перроне вокзала. До этого она почти две недели встречала все поезда, приходящие с запада. Только увидев нас, она приняла решение. Маша сопровождала нас до самого аэропорта, приметила, где мы остановились, дождалась дня, когда нелетная погода начала меняться на летную, только потом вышла на нас.
   То, как мы встретились, было хладнокровно запрограммировано!
   Но почему-то я не чувствовал разочарования, что-то в Машиных словах было такое, от чего загадочность происходящего еще больше усиливалась.
   - Только, ребятки, я вас очень прошу не считать меня падшей женщиной! Скоро, когда я вам расскажу еще кое-что, вы поймете, почему и зачем я вышла именно на вас. Я вас полюбила сразу и навсегда. Теперь вы часть моей жизни, и я буду с вами всегда, даже если мы после похода расстанемся.
   Мы радостно и облегченно заулыбались, а Маша, расхохотавшись, начала нас тормошить и щекотать.
  

КОРАБЕЛЫ

  
   Утро было удивительным!
   Я полувылез из палатки и наслаждался красотой.
   Нежно-голубое небо простиралось над тайгой. Кое-где, в тени гор поднимались из ущелий припозднившиеся клочья тумана. Омытая росой тайга наполняла воздух живительным ароматом, казалось, что этот воздух можно было мазать на хлеб. Костер едва дымился, и этот дымок, не растворяясь, голубым покрывалом стлался над лесом, напоминая таежной живности о нашем присутствии.
   Снизу, с реки доносился смех нашей проказницы. Видно было, как Маша, стоя по пояс в ледяной воде, черпала воду и бросала в Сергея, который в оранжевом "купальнике" (спасжилете), одетом поверх гидрокостюма, пытался против течения дотянуться до девушки. Нимфа и слонопотам!
   Олег и Юрка раскручивали баллоны.
   Следовательно, а это я понял сразу, мне идти вверх рубить палубу. Потому, видно, и не будили меня, давая мне возможность поднакопить сил. А Серегин ярко-оранжевый "купальник" намекал, что ловить сплавляемые жерди будет он.
   Глотнув чайку, начал подниматься в рощицу.
   Рама катамарана стояла передо мной в виде стройных лиственниц. Оставалось только срубить десяток, ошкурить и отправить вниз по реке в Сережкины объятия. Что я за пару часов и сделал.
   Весь процесс лесосплава занял не более получаса. Сережка вместе с Машей не пропустили ни одной жерди, выловили их и разложили на берегу для подсушки.
   К этому времени уже и баллоны были вставлены в чехлы, накачаны и как жеребцы лениво развалились на полянке, ожидая, когда их вставят в "оглобли".
   Маше все было в диковинку. Судя по тому, как она внимательно присматривалась к процессу вязки рамы, а иногда подавала и советы, можно было понять, что с водой она знакома, весло в руках держала.
   Наконец пришел момент спуска на воду нашего судна. Оттолкнув его от берега и удерживая на чалке, мы осмотрели со стороны. Красавец! Он, можно сказать, порхал над водой!
   Но завтра ему придется покряхтеть, когда мы натакелажим его рюкзаками, рассядемся по углам и будем гонять, не жалея лопат своих, между камнями. Судя по крокам, эта "речушка" - сплошной порог, вплоть до впадения в Байгыр.
   А сегодня отвальная!
   Рыба пошла сразу. Много дней мы не кидали спиннинги, зато сегодня отдались этому удовольствию полностью. Сухая длинная лиственница с примотанной к ней катушкой с леской, на конце которой изображал муху крючок с намотанными на него волосами, беспощадно вырезанными из ...го места - вот и все устройство, на которое клюет голодный и неистовый хозяин таежной реки хариус.
   - Вот, теперь, подруга, ты будешь спать на улице. Рыбы столько, что ночной холод тебе будет нипочем! - Юрка хохотнул, напоминая, что Маша говорила недавно.
   Мы заулыбались, ожидая, как Машин острый язычок отбреет нашего остряка.
   Но девушка неожиданно стала серьезной.
   - Мне сейчас нельзя спать на холодной земле. И купаться мне бы нежелательно.
   Мы переглянулись. Олег внимательно посмотрел на Машу, приложил ладонь к ее лбу и пожал плечами:
   - Температуры нет, но мой гагачий спальник твой. К вечеру малины насобираем.
   В ответ Маша так расхохоталась, что мы сначала опешили, а потом, даже не поняв, в чем дело, тоже расхохотались.
   После ужина, а точнее, после безрассудного чревоугодия, брюхо так переполнилось, что говорить, а тем более петь, было невозможно. На веслах оставалось лежать еще немало жареного харюзиного "желтого золота", потому каждый, с трудом отползая от костра, надеялся, что когда первые десять порций упадут на "первый этаж", удастся доползти до весел и доесть все остальное.
   В основном так все и случилось.
   Но втиснуть в спальники раздувшиеся организмы оказалось совсем невозможно.
   И тут мы поняли, почему после обильного рыбного ужина таежники спят на льду - потому что в спальники не могут втиснуться!
  
  

ОТДАТЬ ШВАРТОВЫ!

  
   Утро оказалось затяжным. Собирали лагерь, паковали рюкзаки с непромокаемыми вставками, привязывали их к раме катамарана, одевались сами, подтесывали черенки весел, подгоняя их по свою руку. Юрка пожертвовал Маше (а куда бы он делся?) свой гидрокостюм, успокаивая себя тем, что сегодня, дай бог, много воды не начерпает, а завтра будет очередь другого "гидрача".
   К обеду все было готово. Осмотрели все, каждую травинку, каждый сучок, заглянули под каждый камень. Забыть что-то на сплаве, - это значит, потерять навсегда.
   Сергей с Юркой впереди - загребные, мы с Олегом сзади - кормчие, Машутка, наш штурман - в центре.
   - Отдать швартовы! - Олег, как и мы все, волнуясь, посмотрел на реку.
   Повернули судно против течения, посадили "штурмана" на рюкзаки в центр, загребные оттолкнули нос и запрыгнули на раму, толкнул корму и запрыгнул Олег, наконец и я, сильно оттолкнувшись от берега, вскочил на разворачивающееся судно.
   Пошли!!!
   Первые нервные гребки не совсем точно вывели катамаран на струю небольшой пока речушки, потому левый баллон пару раз неприятно посвистел на камнях. Пришлось экипажу спрыгнуть и вытолкать корабль вручную.
   Наконец пришло это упоительное состояние, когда чувствуешь под собой только воду, а качание на волнах наполняет душу восторгом.
   Сзади мне видно было, что у девушки чувства были совсем другие.
   Колыхание корабля хоть и напоминало езду на лошади, но отсутствие твердой земли было непривычным. Гибкая конструкция позволяла каждому баллону по-своему реагировать на речные ухабы, потому, знаю по себе, сидящему в центре катамарана было не так просто держать свое тело в равновесии.
   На лице девушки не было страха, но расширенные глаза передавали все ее отношение к этой зыбкой посудине. Скоро она к этому привыкнет, но пока...
   Пока все шло нормально.
   Редкие валуны мы старались обходить впритирку, чтобы отработать навыки "загребай-табань". Каждый раз, когда баллон чиркал о камень, Маша в испуге хваталась руками за ремни и провожала камень глазами, будто удостоверяясь, что все нормально, камень не пострадал.
   Олег читал кроки и поглядывал на берег. По опыту, а мы с Олегом прошли немало, я понял, что впереди будет кое-что, и капитан готовится чалиться.
   Пока мы ходили на разведку, Маша успела вскипятить чайку, хлебнув которого, мы объяснили ситуацию.
   Впереди был многокилометровый порог, а точнее, река ускорялась и влетала в каменный лабиринт.
   Нам предстоял виртуозный слалом, где придется потрудиться, решая в одно мгновение задачи, требующие командного единства и твердых (иногда и в прямом смысле!) действий капитана.
  

ПОНЕСЛАСЬ!

  
   За экипаж я был спокоен, каждый имел за спиной не одну реку, потому в любом случае каждый сработает как надо, а если все же будет оверкиль, то винить в том будет некого. Наш "крокодил", как мы ласково называли свою посудину, тоже видел немало. Как-то раз он вообще один проходил водопадный участок и справился с этим заданием намного лучше, чем под нашим руководством!
   А вот Маша, слушая Олега, как будто сжималась вся. И нас пронзила мысль, что мы теперь должны работать с удвоенными усилиями. Оверкиль нашей девочке был совсем ни к чему! Оставить ее на таежном берегу мы не могли. На воде каждый из нас был занят делом, бояться, в общем, было некогда, а девушке придется переживать за каждый гребок, за каждую ошибку, за каждую ловушку, которых на такой реке в изобилии!
   Бодрым тоном Олег произнес:
  -- Ручеек решил с нами поиграть. Что ж, поиграем! Хватай, народ, лопаты, будем отмахиваться!
   Бодро вскочив "на коней", усадив Машу как можно ниже между мешками, мы помчались вперед. За поворотом началось такое, что описывать словами - только портить.
   Явно видимый уклон все больше разгонял реку. Вода, как могла, пробила дорогу сквозь это дикое скопище камней и скал, потому вираж следовал за виражом, свалы и бочки следовали друг за другом, иногда приходилось валить катамаран набок, чтобы протиснуться между скалами.
   Летели брызги, весла стучали о гранит, визжали баллоны, скрипела палуба. Команды капитана гремели над головами, иной раз совершенно противоположного смысла. Один раз Серега схлопотал веслом по голове - спасибо каске! - за неверный гребок на карусели.
   Мат стоял такой, что некоторые валуны, за всю свою многовековую жизнь не знавшие ничего, кроме водной ласки, ошалело отскакивали в сторону. Сами понимаете, мы были поглощены борьбой со стихией. А без мата... Сами понимаете.
   И все же, когда силы уже были на исходе, мы оплошали.
   Катамаран, в какое-то мгновение потерявший помощь наших гребков, влетел на огромный валун и замер, задрав нос к верхушкам наблюдавших за нами кедров. Возможно, что он это сделал специально, потому что мы совсем забыли о нашей Маше.
   А нашей Маше было совсем плохо. Глаза ее занимали половину лица, руки мертвой хваткой вцепились в ремни рюкзаков, с ее штормовки ручьями стекала вода. Синие губы были перекошены от страха и ужаса.
   Мы сгрудились возле девчонки, изощряясь в остроумии, пытались как-то развеселить ее. Наконец, Олег понял, что без релаксации не обойтись.
  -- А что, если!
   Дружное "Ура!" было ему в ответ.
  -- Маша, давай-ка, раскупоривай свою кухню, народ праздновать желает!
   Ну, что девушке остается делать в обществе оголтелых авантюристов?
   Доставать спирт!
   Маша приподнялась, отерла мокрое лицо и, что вы думаете, она сказала?
  -- А если я уроню фляжку, матом меня не обложите?
   Вот это мы хохотали! В азарте борьбы с порогом мы совсем забыли, что среди нас женщина. Много лет мы сплавлялись без женщин, потому в схватке с водой привыкли сбрасывать стресс через крик, то есть, через мат! Бедная Маша, как она все это терпела?
  -- Машенька, любимая наша, прости!
   Мы долго извинялись и обещали бить морды волнам, не сквернословя.
   (Надеюсь, вы не поверили нашим обещаниям. В следующих порогах мы снова срывались, опять мат летел над встающей на дыбы водой. Но Маша, кажется, все поняла и больше ни одного укора мы от нее не слышали. Немецкие ветераны тоже писали в своих мемуарах, что русские шли в атаку далеко не с "Ура!").
   Немного расслабившись, мы стали обдумывать, что же делать дальше. Пошатав катамаран и убедившись, что он сидит крепко, мы решили перебраться на берег и сделать ночевку. Для первого раза хватит. Стало холодать, а Юрке, промокшему насквозь без гидрача, уже пора было зубами орехи колоть.
   Но как перебраться? Вода летит лавиной, мостиков нет. Попытки наладить переправу ни к чему не привели.
   Впрочем, зря я нагнетаю страсти, решение было найдено, помог немалый опыт.
   Трое ухватили чалку, а мы с Олегом, поднатужившись, столкнули катамаран в струю. Вода тут же скинула его в свал, а ребята подтянули плот за камень.
   Запрыгнув на корабль, мы в два взмаха подошли к берегу, благо река была неширокой.
   Тут же закипела работа. Двое занялись костром, двое катамараном, Машутка посудой.
   Скоро костер заполыхал, да так, что подойти близко нельзя было. Топляка между валунами хватило бы на месяц непрерывного горения. А отвесная скальная стена, возле которой мы стали, отражала тепло, создавая удивительный таежный уют.
   Убедившись, что табор готов, мы ринулись за рыбой.
   Обилие речной дичи нас взбудоражило! Хариус брал так, будто голодал месяц. Сергей тянул тайменя, а мы не могли ему помочь, потому как сами сражались с дичью. Юркина леска не выдержала, и он в порыве страсти, выхватив из кармана бельевой шнур, привязал крючок к центральной жиле, распушил обмотку - и выловил огромного харюзину! Когда у меня зверь сошел с крючка и прыжками пошел вверх по волнам, я, не долго думая, забросил настрой ему вслед, и харюзень, развернувшись, снова, но зато намертво нанизался на крючок!
   Пошел дождь, ливень, но рыба все также шла на спиннинг, как на амбразуру, и мы продолжали таскать ее из воды, хотя уже промокли и замерзли сверх всякой меры.
   Стало темнеть.
   Наконец, заполнив торбы рыбой так, что не стыдно было возвращаться к хозяйке, мы двинулись к костру.
   Костер, укрытый дерном, едва дымился. Под клеенкой мы нашли остывший суп и холодный чай. Рядом, залитый маслом и засыпанный сухарями, на камнях стоял наш жарочный лист.
   Маша, свернувшись в своем спальнике в форме эмбриона, спала.
   Нам сразу стало скучно. Мы почистили рыбу, засолили, наскоро поели и завалились спать
   Дождь шуршал по крыше палатки. Лежать было удобно. Ноги были чуть ниже головы, песок постепенно принял форму тела, потому, казалось, лежишь в кресле космонавта. Я слушал шепот дождя, слушал ворчание реки и, наконец, понял, что нахожусь в том состоянии, к которому стремился весь год, - я в тайге!
   Сырой, прохладный, таежный, наполненный хвойным ароматом, воздух входил в мои легкие. Река вела бесконечный свой рассказ о тяжелой судьбе воды, сброшенной на горы, и вынужденной пробиваться в теплые края сквозь горные кряжи. И совсем не обязательно, что каждая капля ее успешно доберется до океана. Солнце своими лучами будет стараться притянуть к облакам летящую меж горными кряжами влагу, а ветра, эти атмосферные пастухи, будут собирать ее в тучи и снова гнать к горам, на потеху неотесанным и необразованным хвойникам. Удастся ли воде убежать от них, или придется погибнуть в затхлых болотах, никто знать не может. Судьба рек тяжела.
   Чувство возвращения наполняло мою душу. Продолжая философствовать, я сделал глубочайший вывод о том, что если вода должна жить в океане, то я должен жить здесь, среди первозданной природы.
   Бросить, что ли, города и перебраться в тайгу?
   Думы плавно перешли в сонные видения, и я со счастливой улыбкой погрузился в негу.
  

ПОТОП

  
   Разбудил меня плеск воды.
   Подняв голову, я в ужасе увидел, что палатка, нижняя ее часть, наполовину плавала в воде!
   Мужики спали. Маши не было.
   В одно мгновение я выскочил из спальника, начал тормошить безмятежно спящих ребят. Едва растолкав Олега, я вылетел из палатки и увидел вокруг море.
   Ночной дождь переполнил болота, и они подняли реку.
   Хорошо, что мы интуитивно поставили табор повыше и дальше от воды, но все равно такой потоп предусмотреть было невозможно. В горах вода поднимается мгновенно, сливаясь из переполненных озерков, болот и марей.
   Первая мысль - где катамаран?!
   То, что я, стоя уже по пояс в воде, увидел, вызвало во мне победное чувство - мы спасены!
   Маша, вытянув чалку к берегу, насколько было возможно, привязывала катамаран к толстому листвяку!
   Мы в страшной спешке стали собирать барахло, которое уже плавало вокруг нас.
   Кое-как втолкав в мешки все, что смогли выловить из воды, мы ринулись к стене. Помогая друг другу, стали карабкаться вверх. Олег, уже ныряя, подсаживал Машу, которая цепляясь за сброшенную веревку, поднималась, скользя по мокрой отвесной стене.
   Наконец, подняв и Олега, мы распластались на траве.
   Возбуждение постепенно стихало, и мы, закурив, стали осматривать окрестности. Непромокаемые курительные наборы были у каждого, потому, вопреки происходящему, синий дымок окончательно вернул на место наши трепещущие сердца.
   Тучи ползли прямо между деревьями, холод от реки прокрадывался под мокрые штормовки, будто понимая, что костер появится еще совсем нескоро. Было довольно сумрачно, раннее утро и дождь вызывали дрожь и тоску.
   Внизу под могучим напором взбесившейся реки грохотали валуны, неслись вывороченные с корнем деревья. Грязные водяные валы со всей своей силой и злостью бросались на упорно сопротивлявшиеся им скалы. Казалось, в этой битве вода решила раз и навсегда одержать победу, пробив себе прямой путь к свободе. С противоположного крутого берега в воду свалился скальный выступ, вызвав бурный восторг неуемной стихии.
   Маша очнулась первой.
   Повернувшись к нам лицом, она заскорузлыми пальцами достала из-за пазухи какой-то мешочек, похожий на кисет.
  -- Маша, минздрав предупреждает!
   Девушка же, таинственно зажмурившись, сунула ладошку в мешочек и вынула... горсть сухих веточек!
   Мы взлетели как ужаленные! Ну, Маша! Ну, молодец!
   Костер, скорей костер!
   Почти час мы тщетно лазили по кустам в поисках сухих веток, крошили топором замшелые пеньки, перетряхивали мешки в поисках чего-нибудь сухого.
   Наконец, уже изрядно вспотевшие и уставшие, в одной из расщелин нашли охапку более-менее сухого хвороста.
   Нагнувшись и закрывшись штормовками так, чтобы дождь не залил огонь, мы со священным трепетом внимали каждому движению Машенькиных пальчиков, колдующими над горкой сухих веточек из мешочка.
   И вот, когда, вначале робкий, а потом все более разгорающийся огонек стал выкуривать из наших легких залежавшийся там кислород, мы взревели от радости!
   Наша прекрасная колдунья опять совершила чудо!
   Белый дым поплыл на землей, доказывая непогоде, что человек все же не так беспомощен, как ей хотелось бы.
   Хоть мы долго еще выполняли все капризные прихоти костра, но все же он разгорелся, и мы добились того, что наша одежда запарила, выгоняя из-под себя мерзкий холод.
  

БАНЯ!

  
   Крышка от фляжки, традиционно совершив почетный круг, окончательно подтвердила, что мы согреты и готовы искать место для бивака.
   Спустившись по берегу вдоль по течению, мы нашли замечательное место в виде ровной полянки, покрытой мелкой травой. Река в этом месте сменила ярость на кротость, будто извиняясь за причиненные неудобства.
   Между камешками журчала мирная и вполне приличная водичка, совсем не напоминавшая ту дикую реку, что хотела нас утопить. Три огромных кедры обрамляли ровную и мягкую полянку, где наша палатка встала, будто алмаз в оправе.
   Совершенно неожиданно возникло решение.
   Баня! Нам пора попариться!
   Маша вначале начала хохотать над нами, мол, у нас тазиков не хватит на всех, да и пару столько не надышать, чтобы хоть не замерзнуть!
   Но мы-то знали, что делали!
   Постепенно вырос каменный грот, сооруженный из валявшихся без дела валунов, внутри запылал жаркий костер, безмерно глотающий все, что могло гореть. Надо сказать, что горючего материала вокруг было достаточно. Сухостоины стояли рядами и колоннами - руби, не хочу!
   А мы в это время делали юшку. Кто не знает, что это за банная принадлежность, тот, думаю, много потерял.
   Я вам потом, после бани, расскажу о ней.
   А пока подготовка бани входила в завершающую фазу.
   Маша бегала вокруг нас, сыпала вопросами, недоверчиво косилась на потрескавшиеся от страшного жара валуны.
   Уже из жердей был сделан каркас, обтянут пленкой. В реке был огорожен бассейн для омывания, а на траве разложены пихтовые венички.
   Баня в тайге - что бывает прекрасней!
   Наконец, угли выгребены, грот свален в середину, сверху водружен каркас - пора!
  -- Ну что, Мария Батьковна, сбегаем, погреемся!
   Юрка скинул одежду, схватил котелок с водой, зажал в зубах веник и шмыгнул внутрь.
   Маша взвизгнула, мгновенно разделась и влетела в баню вслед за Юркой.
   Юрка, сразу было видно по раздувшейся конструкции, плеснул на камни. Потом еще раз.
   Маша восторженно завизжала, Юрка закрякал, раздались шлепки веником, а через несколько минут Маша вылетела из бани и кинулась в реку. Вслед за ней вылетел и Юрка. Вода в бассейне вскипела! Оба плескались и хохотали так, что эхо в страхе юркнуло за скалы.
   Второй раз визги восторга из бани уже не прекращались!
   Наконец, Юрка вылез, вытащил Машу, схватил ее на руки, поднес и кинул в бассейн.
  -- И за борт ее бросает в набежавшую волну!
   Боясь, что так до нас очередь может и не дойти, мы втроем ринулись в парную.
   Камни изо всей силы шипели на воду, раздували жаром хлипкое сооружение, пихтовый дух заполнял наши надсаженные махрой легкие. Колючие венички с остервенением хлестали человеческие тела, вымещая на них свою обиду за разлуку с пихтой-мамой, а нам радость переполняла сердце. Оно уже почти собралось выскочить, когда мы с гиканьем ринулись в воду.
   Маша уже оделась и с блаженным восторгом хлебала юшку. А Юрка истязал себя в бане, крича во всю глотку: "Я от баньки торчу! Отхлестать себя хочу! Чертыхайся, преисподняя, безгрешным жить хочу!".
   Мы тоже полезли в баню, лупили друг друга вениками, орали, обливались горячей водой.
   Серега вылетел из бани и вдруг заорал и заохал, будто получил в поддых.
   За ним вылетел Олег и повторил то же самое.
   Юрка вообще зашелся в крике.
   Когда я в перепуге вылетел следом, даже понять не успел, что случилось. Только теряя сознание, остатками зрения увидел Машу с котелком в руках.
   Когда тебя обливают ледяной водой, а ты этого не ждешь, то эффект утраивается!
   Мы подхватили Машу на руки и потащили к реке совершать законное возмездие.
   Но неожиданно Олег рявкнул:
  -- Осторожно! Поставьте ее на землю!
   Мы послушно исполнили приказ, но на всякий случай пожали плечами, мол, мы согласны, но...
   Олег пялился на девушку так, что, казалось, глаза его начинают отделяться от лица. Чему он так удивился, мы не могли сообразить, да и соображать было уже невтерпеж, погода изо всех сил вытягивала из нас банное тепло, и мы опять поскакали к ласковым камням.
   Постепенно в бане стало холодать, надо было завершать мероприятие фляжкой со всеми вытекающими из нее последствиями.
   Чистое белье было всегда на нас. То есть я хочу сказать, что хоть оно и было в единственном экземпляре, зато по причине ежедневного полоскания в порогах, шиверах и щеках было промыто до... ну, в общем, протерлось кое-где. Тем более, что если какая-то деталь одежды казалась нам не вполне стерильной, мы ее стерилизовали способом, не указанным в научной литературе - раскладывали на утонувшем валуне, прижимали камнями и оставляли на ночь. Полоскание в ледяной, кристально чистой воде под звездами усмиряло неистребимое желание одежды впитывать в себя всяческую нечисть настолько, что все последующие дни она становилась грязеотталкивающей и только лишь светлела с каждым днем.
   Вытекающие из фляжки последствия, бесподобная ароматная харюзиная юшка и моршанская махра ввели нас в такое томное состояние, что, казалось, население далекого и непонятного Рая залилось слезами от зависти к нам.
   Такая необычайная благодать окутывала душу!
   Машенька, сидя на коленях у Олега, умиротворенно дремала.
   Я вспомнил, как Олег приказал нам опустить девушку на землю, какие у него при этом были глаза, и легкая ревность кольнула сердце. Но вместе с тем я уловил в себе что-то такое, что заставило меня внимательно присмотреться к ним обоим.
   Машино лицо было спокойно. Она как ребенок прижалась к Олеговой груди и тихонько посапывала. Лицо ее выражало, что ничего не случилось, все идет как обычно.
   Но поведение Олега было совсем иным. Стараясь не шевелиться, он обнимал девушку, прикрывая ее штормовкой, лицо его отражало мучительную работу мозга. Парень, это было видно и без бинокля, напряженно о чем-то думал. Глаза его смотрели вдаль, что-то он там видел такое, что пока было скрыто от других.
   Похоже, эти двое знали то, что нам еще придется вскоре узнать.
   Темнело. Дождь затих. Последние капли падали на остывающие камни костра, изредка стучали по палатке. Наши спальники, висевшие на жердях перед костром, высохли, и я решил, что пора укладываться. За мной потянулись и Сергей с Юркой.
   Олег принес Машу в палатку, укрыл ее своим спальником, задул свечу и улегся рядом, укрывшись штормовкой.
   Сон мгновенно оставил позади и потоп, и баню, и мои размышления о Маше.
  

Речные метаморфозы

  
   Утро плеснуло в палатку солнечным светом, да так, что вчерашняя оставшаяся влага сконденсировалась на наших организмах.
   Потихоньку просыпаясь, мы выползли из палатки.
   Фантастическое утро! Совершенно голубое беспредельное небо обрамляло вечнозеленую тайгу. Последние клочья тумана трусливо удирали вверх по скалам, но, взлетая над ними, тут же попадали под прицельный огонь солнечных лучей и мгновенно растворялись в небесной синеве.
   И тут раздался удивленный Машин голосок:
   - А где река???
   Мы уставились на то место, где вчера плескались после бани.
   Реки не было!
   Ее не было не только около нас, ее не было вообще!
   Ни капли!
   Берег был, русло было, даже оставленный с вечера моечный набор лежал на камне, где вчера я мыл посуду. А река пропала.
   Местность просматривалась далеко вперед, но реки не было нигде!
   Фантастика!
   Наскоро поев, мы рванули туда, где вчера вели спасработы.
   Поднимаясь по тропе, сообразили, что главное русло уходит далеко в сторону, а мы вчера творили баню возле одной из проток, которая, видимо, наполняется водой только во время весеннего половодья и во время летнего дождевого разлива. При спаде воды в русле протока мгновенно обезвоживается.
   Дойдя до того места, где мы вчера разжигали костер из Машиного кисета, сверху разглядели наш катамаран, сиротливо дремавший возле дерева. На другом дереве призывно махал завязками Юркин спасжилет, а в древесном хламе, намытом возле скалы, синел Сережкин шлем.
   Надо было спускаться. Но как? По веревке не хотелось, пошли искать спуск. Пришлось вернуться на километр вниз и подняться по руслу к катамарану.
   Все было на месте. Я нашел даже свой дневник, обернутый в пленку. Автоматически перед наводнением привязав его к ветке, я вернул себе возможность в старости баловаться писанием походных мемуаров.
   И тут опять Машин голосок отвлек нас от поисков утерянного барахла:
  -- А как мы забрались наверх???
   Изучая отвесную скалу в том месте, где в жуткой спешке ползли наверх, волоча за собой тяжеленные мокрые рюкзаки, мы не нашли ни малейшей зацепки не то, что для ног, но и для рук!
   Перед нами высилась восьмиметровая отвесная стена и ехидно молчала.
   Юрка с упорством барана пялился на стену, пытаясь увидеть себя ползущим вверх с мешком за плечами (!) и с веслами в руках (!!), а Сережка попробовал хоть на полметра подняться по стене, но с позором свалился на песок под дружный хохот болельщиков.
   Немыслимо!
   Решить эту загадку мы не смогли ни в последующие дни, ни позже. Олег привел пример старушки, что во время пожара вытащила из огня неподъемный сундук, и мы навсегда решили, что это дело сторонних сил или... нашей маленькой колдуньи по имени Маша!
   Маша не спорила, хотя добавила, что лично она вообще не помнит, как оказалась наверху. А когда мы стали хвалить ее за то, что она привязала катамаран, то Маша в удивлении вытаращила глаза и стала убеждать нас, будто проснулась только тогда, когда вспомнила, что у нее в кисете есть растопка для костра.
   Нахохотавшись вволю и еще несколько раз безуспешно попробовав взять приступом стену, мы приступили к проводке катамарана.
   Это пишется просто, а на самом деле ползать с веревкой по огромным обточенным водой валунам, протискиваться между ними, скатываться в ледяную воду, стараясь не упустить рвущегося на волю двухбаллонного скакуна было непросто. Настолько непросто, что когда пришла пора идти к палатке за барахлом, оказалось, что желающих не оказалось. Тем более, что даже по ускоренным расчетам до лагеря было не менее двух километров.
   А жара стояла!
   Бухточка, где колыхался на волнах наш крокодил, была так упоительно ласкова, так хотелось растянуться на травке, что... мы и сделали, отчаянно отбрасывая всякие, даже самые вредные мысли о многих километрах сплава впереди.
   Все так и было бы со знаком бесконечности, но Маша...
   Эта вредная девчонка совершенно по-хамски выжала свою майку прямо на блаженствующих под ласковым солнышком Серегу и меня!
   Такого рева тайга не слышала с тех пор, как года два назад мы из-под самого носа осерчавшего медведя сиганули с обрыва в бурлящую реку. Ненароком заняли его место на берегу, откуда тот любовался природой, и Миша обиделся.
   А теперь так же взревел Сергуля!
   И началось!
   Кто за кем гонялся, история записей не сохранила, но кутерьма была великая! Олег с Юркой защищали Маруську, зато мы с Серегой вовремя перехватили котелки и поливали врагов всем имеющимся в реке оружием.
   Экологическое равновесие в этом районе было нарушено раз и навсегда! Крика было столько, что редкая птица долетела до середины...
   Закончилось все мирно. Олег с Юркой, связанные чалкой, со ртами, полными мха, тихо отдыхали в сторонке.
   Затем мы, окончательно помирившись, расположились на отдых возле нагретого солнцем валуна, и реке ничего не оставалось, как совершить над нами обряд миропомазания.
   Три дня, грубо говоря, сплава, а столько неожиданностей!
  

СТРАШНАЯ ПОБЕДА

  
   Опять, уже в который раз, прелюбодеяние с нашей подружкой вызвало такой трудовой энтузиазм, что мы уже спустя два с небольшим часа летели по реке, суматошно размахивая веслами.
   По-прежнему гранитные медведи вылетали из воды и стремились опрокинуть наше суденышко. Вода сбыла, но ее оставалось еще достаточно много.
   Впрочем, это было нам на руку, река поднялась над валунами, многие из них проносились под нами, скаля зубы в бессильной ярости.
   Но скорость возросла намного.
   Маша с широко раскрытыми глазами смотрела вперед, внутренне молясь, чтобы этот ад поскорей закончился. Пальцы девушки, сжимавшие ремни обвязки, посинели от холодной воды, постоянно взлетающей перед судном и окатывающей нас с ног до головы.
   Наконец Олег показал веслом вперед, и мы увидели далеко впереди горный кряж, перед которым наша Ама должна влиться в Байгыр.
   Последние километры верхом на Батыр-мустанге измотали нас так, что ни загребать, ни табанить в полную силу мы уже не могли.
   На последнем повороте испуганный Машин вскрик вернул нас к действительности.
   Река со всего размаху налетала на стену, стоявшую поперек русла, и громадным отбойным валом уходила в сторону. Миновать этот ад не было никакой возможности. Струя, убыстряясь, не выпустила бы нас из своих объятий. Мгновенно в голове стали скакать варианты спасения девушки, но ни один из них не давал ни малейшего шанса, вал в любом случае подминал нас под себя.
   Громовой голос Олега заставил нас с огромной скоростью махать веслами, смещая катамаран в сторону, но струя упрямо возвращала нас обратно.
   Стена приближалась, и ужас жутким холодом стал подбираться к горлу.
   Мы много повидали, но вот такую смерть предположить не смогли.
   Весла вдруг стали валиться из рук.
   И вдруг:
  -- Работать! Работать! Все - табань!
   В эти страшные минуты Олег каким-то наитием увидел то, что, я знаю, многим, даже самым опытным сплавщикам было не под силу: в то время, как вся масса воды с ужасным напором перла на стену в лоб, верхний слой под напором отбойного вала замедлялся и скатывался в сторону.
   Нужно было только остановить катамаран, не дать ему войти в вал.
   Но как это было трудно выполнить!
   Мы упирались так, что трещали черенки. А мат стоял! Мы такими, прощу прощения, словами обкладывали и стену, и реку, и друг друга, что ни в сказке сказать, ни два пальца описать!
   И ведь получилось!
   Вал заливал Юрку с Сергеем, казалось, еще чуть-чуть и клокочущая вода поднимет нос катамарана, и мы ахнем спиной туда, в кипящее ее нутро.
  -- Сидеть! Табанить всем!
   Олег верил в победу. Он всегда в нее верил. А в него верили мы.
   Но нам очень нужно было, чтобы в победу поверила Маша. Этого хватило бы, чтобы вода выплюнула нас, пусть не жалея, но отвергая, как инородное тело.
   -Маша, встань! Навались на нос!
   И Маша, перепуганная до бесчувствия наша девочка, сделал то, что останется в нашей памяти навсегда, - она кинулась вперед и, ухватившись руками за палубу, навалилась на нос катамарана!
   Вода бешеным напором старалась опрокинуть ненавистную развалину, но у нее это не получалось, потому что наша мышка-норушка, наша маленькая волшебница мертвой хваткой держала корабль на плаву, утверждая победу жизни над смертью!
   Так и стояли друг против друга огромный водяной кипящий вал и хлипкое сооружение, удерживаемое слабенькими Машенькими ручками.
   Еле заметно суденышко уходило в сторону и, наконец, скатилось за стену.
   За стеной перед нами предстала огромная без единой волны заводь, а глухой рокот с той стороны означал, что река осталась неудовлетворенной и осталась ждать очередную жертву, чтобы в безрассудной ярости выместить на ней свою злобу.
   Сергей с Юркой уже подняли Машу, посадили ее на рюкзак и колдовали над ней, приводя в чувство.
   А чуть дальше, играя волнами как мышцами, мимо летел Байгыр.
   Мы победили.
   А если бы не Маша? Если бы не ее любовь, вызвавшая в нас незнаемый до этого прилив сил? Если бы не ее последний отчаянный порыв, преодолевший дикую ярость взбешенной воды?
   Еле шевеля порванными мышцами, мы сползли на берег.
   Сидя у мирно хлюпающей воды, я смотрел на Машу. Она молчала и как-будто прислушивалась к себе. Ребята, опасливо поглядывая в ее сторону, не решались прервать ее задумчивость, но готовые в любую секунду кинуться ей на помощь.
  -- Маша, ты сильно испугалась? - Сергей пытался как-то нарушить тяжелое молчание.
  -- Ты знаешь, нет!
   Маша вздохнула, посветлела лицом.
  -- Почему-то мне сейчас кажется, что я навсегда перестала бояться воды. Когда я заглянула в ее холодные глаза, то дикая жуть пронзила меня. Но я должна была спасти вас, потому страх не смог достать до сердца. И мне стало ясно, что я ее не боюсь. Теперь я воды не боюсь.
   Маша встала, подошла к реке, зачерпнула воды и, подбросив ее вверх, крикнула:
  -- Я не боюсь тебя, вода!
   Мы заулыбались.
   Невероятная девушка!
   Уже в который раз она спасла нас от беды.
   Наша колдунья осталась верна себе. Она любила все и всех, и никакая сила не могла ее в этом переубедить!
  

Дворец "У ВОДОПАДА"

  
   До вечера время еще оставалось, и мы решили дойти до Байгырского водопада.
   Теперь под килем у нас были только волны, ласково покачивая нас на себе и окатывая нежными ледяными каплями.
   Разноцветные камни пролетали внизу, мелкие облачка на синем небе и изумрудная тайга, как бы извиняясь за недавнюю Батырскую грубость, стыдливо скользили мимо.
   Неожиданно, спустя какое-то время, среди умиротворяющей тишины, прерываемой только всплеском волн, мы услышали звук работающего трактора.
   Распаханных полей не наблюдалось, потому мы в быстром темпе рванули к берегу.
   И вовремя!
   За поворотом река резко ускорялась под горку и сваливалась в огромную дыру.
   Когда мы подошли поближе, то звук трактора сменился на грозный рев. Вода срывалась вниз, грохоча по выступам, а грозный ее рев, как из трубы, рвался вверх.
   После мыса нам бы осталось жить меньше минуты.
   Обнос грозил обернуться тяжелейшим испытанием. Но не хотелось терять на него день, и мы решились. В быстром темпе собрали рюкзаки, а катамаран и амуницию оставили до завтра.
   Обход оказался не слишком сложным, но в конце нас ждал невероятный сюрприз.
   Олег рванул вперед, приказав нам не торопиться, потому как он хочет, мол, поискать место получше.
   Мы согласились, ибо дни были богатыми на события, и мы хотели хорошенько отдохнуть.
   Не спеша, пройдя около километра, мы услышали свист. Олег нашел место и звал нас к себе. Маша пошла вперед, ориентируясь на свист, но мелкий кустарник закрывал тропу и все, что было впереди.
   Наконец мы услышали совсем недалеко голос Олега. Он был где-то за кустами, но мы никак не могли его найти. Маша рыскала по сторонам, но Олега нигде не было. Мы кричали и звали его, а вместо этого слышали совсем рядом: "Идите вперед и увидите"!
   Вдруг мы услышали Машин вскрик: "Боже мой!"
   Кусты кончились, и мы оказались...
   Представьте: за многие тысячи лет вода вымыла в скалах огромный стакан, метров сорок глубиной и полсотни метров в диаметре; половина дна его была усыпана камешником и топляком; вторая половина была красивейшей заводью, в которую из огромной дыры в скале вылетал двадцатиметровый водопад.
   А рядом с водопадом (!) красовался огромный грот, в котором мог бы устроиться на ночлег, например, взвод солдат!
   Олега мы еле разглядели - на дне стакана маленький муравей копошился возле миниатюрного костерка.
   Но голос его звучал совсем рядом! Звук поднимался вверх, не меняя громкости!
   Мы ему орали, как нам спуститься вниз, а он совершенно нормальным голосом, будто стоял в шаге от нас, отвечал, что тропа идет вниз по спирали.
   Еще больше нас удивила Маша. Она так хохотала, так радовалась, так скакала по тропе, будто всю жизнь ждала встречи с этим чудом природы! И опять мы услышали знакомую фразу:
   - Я дома!
   Мы спустились вниз и оказались в удивительном месте, какого нет ни в одном уголке мира.
   Сережка уже летел к заводи, на ходу разматывая спиннинг. Первый же заброс с тремя мушками принес трех огромных харюзей. Рыбы в заводи было немеряно!
   Расположившись в гроте, мы запалили по всей длине входа костер, благо топляка было море, тем самым надежно отгородившись от ночного холода.
   Радость Маши была неописуемой! Она бегала по берегу, кидала в воду камушки, свистела птичкам и, не переставая, пела.
   Весь вечер мы праздновали! Все: и спасработы, и баня, и победа в борьбе со стеной, и прохождение Батыр-амы, и наше открытие этого удивительного места - было отмечено пробками под нескончаемые тосты.
   Рядом ворчал водопад, дым тепловой стеной поднимался вверх, скользя по сводам грота, а мы возлегали на коврах мелкого топляка и болтали без умолку. Харюзиные скелеты сверкали увесистыми горками, животы слегка потрескивали, ложки стояли в крепчайшем чае, махра потрескивала в самокрутках и трубках.
   И тут Юрка, скорее всего даже и не почувствовав до конца ценность содеянного, спросил:
  -- Машенька, а где твой дом?
  

МАШИН РАССКАЗ. ЧАСТЬ 1.

  
   Девушка посмотрела на Юрика, потом на каждого из нас и спросила:
  -- А сколько нам осталось до финиша?
  -- Примерно неделю. - Олег вопросительно поднял брови.
  -- Порогов больше не будет? - Маша показала руками, как ее вертело на реке.
  -- Нет, таких уже не будет. Воды уже много, но на волнах еще покачает.
  -- Тогда я расскажу вам, откуда я и зачем пошла с вами. А то до разлуки могу и не успеть.
   Странно, но почему-то я разволновался. Возникло ощущение, что мы сейчас прикоснемся к чему-то таинственному и непонятному. Маша и так нас завораживала своей необычностью, а теперь, когда мы ее все же уговорили прервать обет молчания, мне почудилось, что ей стоило большого труда решиться на откровения.
   Парни тоже, как и я, воззрились на девушку, их пронизывали чувства сродни моим.
   Мы расположились вокруг рассказчицы, и Маша начала говорить.
   "Примерно четыреста лет тому назад пять семей, жителей Архангельских земель, решили уйти в дальние земли искать счастья. В те времена поморы уже ходили по северным морям и привозили домой рассказы, будто бы услышанные ими от заполярных племен, о местах, где зимой так же тепло как летом. Там и деревья растут невиданные, и звери живут незнаемые".
   Столь необычное начало в таком необычном месте, среди ночной тайги, в гроте, где за стенкой глухо бубнил водопад, подействовало на нас так сильно, что мы внимали голосу девушки, затаив дыхание. А она смотрела сквозь дым костра и вела рассказ не спеша, как бы намекая на то, что придется узнать много такого, что принесет нам удивительное впечатление.
   "На Руси было неспокойно, и свободолюбивым людям, какими были мои предки, хотелось уйти туда, куда не дотянутся государевы указы, где можно было жить так, как бог на душу положит.
   Иного пути в дальние земли не было, кроме как водного. На трех карбасах, взяв с собой продовольствия на месяцы вперед, уложив нехитрый скарб, ранней весной вышли они в море, направив свой путь на восток. Пуще всего хранили они семена злаков, чтобы на новых землях развернуть свое хозяйство.
   Двигаясь по картам поморов, они за лето сумели заплыть за Уральскую границу. Ближе к зиме стали разведывать земли у моря, надеясь найти те`плицы. Так они называли места, где предполагали найти места, не занятые снегом. Не найдя их, люди стали на зимовку. Зима случилась лютая, но не она мучила путников. Их настигла болезнь, не знаемая ими ранее. Стали умирать дети, потом болезнь добралась до старших. Спасли их северные люди, они гнали оленей и увидели необычное стойбище. Олений жир и пареная хвоя помогли спасти оставшихся людей. Болезнь эта зовется цынга".
   Я вдруг вспомнил наш зимний поход на северный Урал, вспомнил жуткий пронизывающий северик, летящий в лицо сорванный им лед, кошмарные беспредельные ночи, и мне враз стало холодно. Представил людей в заметенных неприспособленных к северным зимам жилищах, детей, корчащихся от холода и болезней, и мне стало жутко.
   "В писаниях отцов сказывается, какой тяжелой была первая зима в тундре. Многому их научили северные люди, которые живут там испокон веков и другой жизни не знают. Но никто из них не слыхал о теплых землях. Оленьи пастбища у них были до огромной реки Йленья, дальше жил другой северный народ. Может быть этому народу было известно про теплые земли, но, однако, уже давно не были у них и не говорили об этом. Уже настолько умеют жить в зиме, что иной жизни и не ищут".
  
   Маша, видно было, будто сама переживала те события, о каких говорила. Она тоже как и мы закуталась в свитер и подбросила дров в огонь.
   Костер освещал своды нашего убежища, тени колыхались на стенах, одна из ярких звезд заглядывала через расщелину к нам под свод, будто удивляясь, что за причина не дает сна странным пришельцам.
   Маша продолжала.
   "Второе лето люди также посвятили поиску теплой земли, но ее не было. Никто из северных людей не знал про те`плицы. Дорога была настолько трудная, что смерть всегда ходила рядом. Хорошо, что к тому времени мужчины научились охотиться на морских животных, научились ловить рыбу, вызнали про съедобные растения, иначе бы путникам было бы не выжить в тех суровых краях. Но никто никогда не роптал на тяжелую долю, которую они сами выбрали себе. Вопреки всему они верили, что найдут землю, что часто виделась им в снах.
   Зимовка прошла не так тяжело, как прошлая, но все же силы были неравны, и еще несколько человек были похоронены в мерзлой тундре. Люди уже совсем были похожи на северных людей, только большие глаза выдавали в них русичей.
   Слух про них разошелся по тундре, те племена, что встречались им по пути, давали им оленей и мясо в дорогу, проводники вели их от стойбища к стойбищу.
   Третьим летом вышли к Йленье. Из более чем полусотни человек, начавших движение к теплым землям, осталось менее двадцати. Кое-кто стал поговаривать о том, что пора обживаться здесь, в этих суровых местах, потому как впереди опять может оказаться только тундра и более ничего.
   Неожиданно к ним вышел северный человек, который услышал от других, что ищут эти люди. Он рассказал, как слышал от деда, будто вверх по Йленье тот видел горный хребет, где в одном месте кружились стаи неизвестных птиц. Старик дойти туда теперь не смог, уж слишком трудным был путь. Но этот молодой северянин мог проводить до того места, а там пусть сами решают, как им быть.
   Выбирать было не из чего, и люди решили идти за северным человеком.
   Путь оказался еще труднее, чем был раньше. К морозам и метелям добавился непроходимый лес. Но все же спустя какое-то время люди увидели горный хребет, неприступной белой стеной вставший у них на пути".
  
   Маша замолчала, а мы, взволнованные ее рассказом, даже не подумали о том, зачем она подняла давнюю историю о переселении людей. Хотя она и называла их своими предками, но все остальное было далеко не ясно. Видно было, что девушка волновалась, будто все, что пережили эти люди, происходило с ней.
   Сделав пару глотков из кружки, Маша продолжала.
   "Проводник при виде неприступных суровых гор, решил вернуться обратно, а моим прадедам только и осталось, что двигаться вдоль хребта в поисках неизвестно чего.
   Через немалое число дней один из молодых, ходивших на разведку, вернулся с вестью о том, что сквозь пролом в горах видел стаи птиц.
   На самом деле, в том месте летали птицы, тогда как вокруг птиц не было совсем.
   Но горы были такими высокими, а скалы казались такими неприступными, что решиться их покорить было немыслимо.
   Двое все же вызвались подняться и ушли, взяв с собой все веревки, что были у людей.
   Не было их так долго, что некоторые стали думать, будто они погибли.
   Но мужики вернулись.
   Еле-еле дойдя до стоянки, повалились в снег.
   В руках одного из них был зеленый плод, от одного вида которого людей охватил восторг.
   Неужели дошли?
   Как они поднимались по диким скалам, как они сумели выдержать последний экзамен, это отдельный рассказ, но то, что они испытали, дойдя до цели, описать невозможно.
   Им предстала долина, покрытая зеленью. Небольшие озерки, над которыми кружились несметные стаи птиц, соединялись ручьями. Неба не было видно почти совсем, потому что оно было закрыто туманом, поднимающимся из долины.
   Люди впервые за долгие годы ужасных странствий шли по теплой земле, срывали зеленые листья, пробовали ягоды на кустах, омывали лица чистой теплой водой из ручьев".
  

МАШИН РАССКАЗ. ЧАСТЬ 2.

  
   Олег взял котелок и ушел к реке за водой. Да, чай нам понадобится. Рассказчица, как видно, еще нескоро закончит свою удивительную повесть, а нам, чтобы все это переварить, надо восполнить свои силы.
   Маша подвесила котелок, пошурудила костер и приготовилась говорить дальше, но Сергей решил уточнить некоторые моменты.
   - Йленья, я так понимаю, это река Лена, которая впадает в Ледовитый океан, да?
   - Верно.
   - Но ведь, насколько я могу судить по описанию маршрута, ваши предки ушли от Полярного круга совсем недалеко, то есть там, куда они пришли, была лесотундра, где никак не должно быть лето зимой.
   Маша потрепала его по волосам и, смеясь, сказала:
   - Так в том-то все и дело, что не должно быть! А все равно есть!
   - А как ты это можешь доказать?
   - Так ведь я оттуда и пришла к вам!
   Мы разинули рты.
   - То есть ты хочешь сказать, что такое место существует до сих пор?
   - Конечно!
   Такой невероятный ответ подействовал на нас так, что мы, чувствуя, что уже не в силах воспринимать Машин дальнейший рассказ, решили попить чайку.
  -- Машенька, ну-ка завари-ка нам своего!
  -- Нравится мой чай? - Маша хитро прищурила один глаз.
  -- Да! Аромат неземной, прям будто и не чай вовсе, а бальзам на душу!
  -- Так ведь он как раз из трав нашей долины Радости! И вино тоже!
   Я чуть не захлебнулся от неожиданности.
  -- И ты нас уже несколько недель травишь своими снадобьями?
   Юрка захохотал, и всем вдруг стало весело. Сережка принюхался к парившему чаю и высказался:
  -- То-то я вижу, у меня всегда кайф какой-то необычный после твоего чайку! И как назваются травки, которыми ты дурманишь нас иногда?
  -- Обычные - шиповник, мята, смородина, немного чепыжки.
  -- Так уж и обычные?
  -- Они обычные с виду, но размеры намного больше и вкус чуть другой. Например, ягоды смородины размером с теннисный шарик, а шиповник с небольшой арбуз. Я, когда первый раз увидела арбуз, удивилась - какой большой шиповник!
   Маша засмеялась, потом отхлебнула чайку и смешливо спросила:
  -- Ну, как? Интересный мой рассказ?
  -- Да, конечно, конечно! Рассказывай дальше!
  -- Допивайте и продолжим. Только у меня к вам просьба верить тому, что я говорю. Я далеко не всем рассказываю о нашей Радости, и если рассказываю и вижу, что мне не верят, то всегда прекращаю говорить, как бы меня не просили продолжить.
  -- Маша, можешь говорить спокойно. Мы не так уж мало бродили по Сибири, видели иногда такое, чему бы раньше ни за что не поверили.
   Олег придвинулся к девушке поближе, как бы говоря, что он ее самый доверчивый слушатель.
   Маша продолжила.
   "Первые дни и даже недели люди отдыхали, лечились и отъедались, благо все растения были знакомы им по прежней жизни. Ягоды и плоды были гораздо большего размера, чем на родине, вкус немного был не такой, но то, что они были те же, подтвердили и ощущения пробовавших их. Название долине, да и будущему поселению дали сразу - Радо`сть, от слов "достигать" и "ра", солнце, значит. Ударение здесь, на большой земле, я ставлю на "а", а у нас на "о".
   Первые дома люди решили делать из лиственницы, уже зная о ее долголетии, и не ошиблись. Даже во влажном климате, который в Радости происходил от горячих источников и теплой земли, дома не гнили и многие стоят до сих пор".
  
   Юрка облизнул губы и недоверчиво пробормотал:
  -- Четыре сотни лет деревянным домам? Невероятно!
  -- Да. У нас в первом доме, который появился в Радости, сейчас никто не живет, там хранятся рукописи и "Книга отцов", некоторая утварь и вещи, которые принесли ходоки с большой земли.
   "Несколько раз молодые мужики искали путь из долины, но каждый раз безуспешно возвращались обратно. Летом внизу сплошное болото и таежные завалы были совсем непроходимыми, а зимой из-за снежных провалов выйти из долины тоже было почти невозможно. Но все же путь был найден, но пройти по нему можно было только ранней солнечной весной, когда снег сверху промерзал и покрывался ледяной корочкой. Но об этом позже.
   Жизнь постепенно настраивалась. Ужасный поход уже стал казаться сном, хотя все подробности о нем были описаны в "Книге отцов". Поселение росло. Как бы в отместку за столько смертей при поисках этой долины стало рождаться много ребятишек, болезней не было почти совсем. Дети купались в теплых озерах, еды было вдоволь. Взрослые приручили горных козлов, горных тигров, жил свой медведь с медведихой. Найденные больными и вылеченные, звери стали ручными. Пытливые мужчины научились плавить серебро, золото, медь и другие металлы. Хотя большой нужды в них не было, но мудрые отцы всегда говорили, что рай не будет вечен, будут трудности, нужно быть к ним готовыми.
   С тех пор, как один их ходоков принес с большой земли радио, люди догадались, что долина Радости лежит в жерле бывшего вулкана. Это подтверждалось иногда глухим рокотом изнутри земли и волнениями почвы под селением. Разрушений ни разу не было, но опасения про них были.
   Все было хорошо. Люди уже несколько поколений жили в долине, про поход своих предков стали даже легенды складывать. Жили безбедно, весело, дружно. Дети умели читать и писать".
  
   Маша замолчала и засмеялась:
  -- Предлагаю немного поспать, а то уже светает, а Юрчик вообще кимарит.
   И правда, мы не заметили, как пришло утро. Расщелина на той стороне "стакана" просветлела, звезды пропали.
   Уговорив Машу продолжить ее рассказ днем, потому как мы решили делать дневку, все уклались спать.
   Снилась мне "Земля Санникова", на деревьях висели арбузы, а в озере плескались мамонты...
  

МАШИН РАССКАЗ. ЧАСТЬ 3.

  
   Проснулись мы, когда солнце высветило нашу келью.
   Был почти полдень, но в "стакане" было еще сыровато.
   Маша уже стучала ножом, и мы рванули за рыбой. Мне пришлось в срочном порядке снимать лишние мушки, потому как вытянуть одновременно уцепившихся за приманки и упорно сопротивляющихся трех харюзов было невозможно.
   За спиной послышался восхищенный Машин голос, - Смотрите!
   Мы посмотрели туда, куда она показывала.
   Брызги водопада в лучах солнца образовали огромную яркую радугу, и мы только сейчас заметили, какая кругом красота! Здесь природа решила сотворить настоящее чудо: вырывающийся из ущелья водопад, рядом удивительный грот, причудливые скалы с лиственичной бахромой, окаймляющие нашу стоянку, белоснежные мраморные и кварцевые валуны под ногами, прозрачная голубоватая вода...
   Неуемная Машутка опять что-то увидела, и опять ее радостный крик оторвал нас от любимейшего дела.
   Она нашла вернисаж!
   На скале, испещренной трещинами, кто-то до нас создал галерею природных поделок из топляка. Всевозможные фигурки, выбранные из валяющихся повсюду остатков древесных корней и веток, были разложены на скальных уступах. Забавные речные поделки удивительным образом дополняли необычность всего комплекса чудес этого природного образования. Мы долго перебирали выставку, а потом и сами дополнили ее своими находками. Маша как ребенок бегала по берегу в поисках самых удивительных фигурок, раскладывала их по стене и ругала нас за то, что у нас нет фотоаппарата. На наши оправдания, что мы ценим только то, что остается в памяти, она, подумав, ответила: "Наверное, вы правы. Я сама такая".
   И вот жареный хариус, прижатый сверху немалой порцией чая, занял свое привычное место, махорка принесла блаженное умиротворение, и мы приготовились слушать продолжение Машиного повествования.
   Машутка расположилась на спальнике, подставив солнышку свои прелести, а мы, изготовив из валунов некие подобия кресел, уселись рядом в предвкушении радости познавания неведомой жизни.
   "Беда все же пришла, и совершенно не оттуда, откуда ждали.
   Стали рождаться дети, у которых не сворачивалась кровь. Потом люди заметили, что изредка ребятишки рождаются маленького роста, плохо учатся, вялые и застенчивые. Много детей умирало.
   Люди долго искали причину и нашли.
   В "Книге отцов" были записаны слова одного из северных людей, где он объясняет, почему их стойбище не стоит на месте, а постоянно перемещается. Это, он сказал, делается для того, чтобы обновлять кровь. Мало того, у северных людей есть такое правило, пусть оно совсем не понравится странникам, если в стойбище заявится гость, то в качестве уважения к нему хозяин стойбища предлагает тому на ночь одну из своих женщин, включая жену и дочерей.
   Жители Радости долго размышляли над этими записями. И так и этак примеряли на себя слова северного человека. Но делать было нечего, надо было что-то решать.
   К тому времени ходоки уже довольно часто хаживали на большую землю, оставаясь там на год и больше. Изучая жизнь людей на большой земле, они всегда приносили с собой новые знания, новые предметы, но никогда не оставались там насовсем. Слишком сложно было в большом мире для людей, выросших в райских условиях. Очень многое было непонятно, многое не нравилось, в большие города ходоки не заходили совсем, боясь диких нравов большого скопища народа.
   Имея запасы золота, которое они брали с собой из Радости, ходоки могли жить на большой земле долго, покупать нужные вещи для селения и собирать новости, которые были интересны нашим жителям.
   Путь от долины Радости был очень труден.
   Ранней весной, по наледям, где по ступеням, где по веревке, где скользя по льду, мужчины добирались до низа хребта. Дальше на лыжах за много-много дней они доходили до реки Лены, а затем от нее до Байкала. Иногда двух-трех месяцев не хватало, чтоб дойти от Радости до обжитых мест.
   Были и беды. Метели и Байкальские шторма были основным препятствием для ходоков. Не имея никакой связи с селением, иногда ходоки погибали, оставив, если получалось, в приметных местах записки.
   В долине радости люди вносят их имена в "Книгу отцов", как своих героев.
   Возвращение домой было еще труднее, чем уход из дома.
   Подъем в долину по-прежнему очень тяжел и опасен. Сделать его более легким невозможно, потому что весенние потоки разрушают все, что люди успевают сделать за зиму. Скалы настолько сложны для прохода, что по ним еще никто не смог дойти до подножия летом".
  
   Машенька приподнялась и спросила:
  -- Вы еще способны слушать, или пора повеселиться?
   Мы пылко стали убеждать рассказчицу, что будем слушать хоть целый год, потому как мы все по натуре романтики, и то, что она нам рассказывает, распаляет и возвышает нам душу.
   Но Маша отвергла наши просьбы и предложила подняться к водопаду, чтобы посмотреть, откуда он бежит.
   Лезть по мокрым скалам нам не совсем хотелось, тем более, что хариус в животе еще не совсем переварился и тянуть наверх переполненное брюхо, оставившее для воздуха совсем небольшое место, было просто неохота.
   Но разбойницу переубедить было невозможно, и мы поползли наверх.
   Опасаясь сорваться с мокрых и замшелых скал, мы упорно карабкались на террасу.
   Маша, исключительно благодаря своей вредности, забралась первой и чуть не угробила нас своим визгом. Оказалось, что для выражения своего восхищения, девушке понадобился именно ультразвук!
   Мы глянули вокруг и замерли в восхищении, больше того - в благоговении!
   Мы знали, что природа - чудесный скульптор, но чтобы вот так...
   Выше водопада вода, пробиваясь, вырезала из скал такие причудливые образование, что мы сбились со счета, называя, на что похожи стоящие перед нами фигуры. Там были звери и птицы, лица людей, дома и неведомые существа. Сережка, имея художественный дар, хватался за голову, озирая этот парк каменных артефактов.
   Пока мы пялились на это чудо, неугомонная девчонка опять нашла то, что вызвало в ней дикий восторг.
   Прямо в скалах вода выточила овальные углубления, каверны, заполненные чистейшей водой. Мало того! Эта вода, согретая солнцем, была теплая!
   Каждый выбрал себе ванну по росту и с блаженством погрузился в нее.
   Конечно, Машка опять все испортила! Начала брызгаться и топить зазевавшихся.
   Олег не вытерпел, схватил фулиганку и сделал ей выговор:
  -- Если ты не утихомиришься, мы тебя... вымоем!
   Юрка тут же смотался за мылом и мочалкой, и мы стали мыть грязнулю. Намыленная, Машутка смотрелась еще лучше! Все ее прелести были полускрыты, потому нам большого труда стоило драить ее мочалкой, не воспользовавшись ее бессилием. Но эта проказница, беспрерывно хохоча, скользкая от мыла, вырывалась из наших рук, и мазала нас пеной.
  

МАШИН РАССКАЗ. ЧАСТЬ 4.

  
   Не сказать, что мы заждались головомойки. Баня и мокрый сплав содержали наши тела в исключительной стерильности, но такие ванны мы не могли пропустить! До самого вечера мы плескались в теплых кавернах.
   Но любопытство, по-нашему творческий интерес, заставило нас намного раньше проглотить ужин и приступить к главной части этого дня - вечерней исповеди жительницы долины Радости.
   Честно говоря, не я один пришел к крамольной мысли, с некоторых пор поселившейся у меня в голове. Было заметно, что и Олег терзается тем же.
   Очень заманчиво было бы... на следующий год... Ну, не знаю, стоит ли об этом говорить? Надо подумать.
   Мы снова расположились в главной зале замка "Водопадный" и стали теребить Машу продолжить свою фантастическую повесть. Маша, немного обидевшись, что мы обозвали ее фантазеркой, отругала нас за недоверчивость, напомнив, что может и не рассказывать дальше. Мы изо всех сил стали ее убеждать, что пошутили, а Юрке пригрозили, чтоб свои шутки засунул...
   Наконец, Маша оттаяла и повела рассказ дальше.
   "Однажды, в банный день, когда все население Радости было возле горячих озер, случилось то, что навсегда изменило жизнь в селении.
   Бабушка Дуня, которую все уважали за ее мудрость и провидение, неожиданно оделась и, прихватив с собой нашего старосту Федора, ушла в молельный дом. Постепенно к ним присоединились все старцы долины.
   К вечеру по Радости пронеслась весть, что следующими ходоками будут женщины.
   С желающими в совете долго разговаривали, но было непонятно, почему отвод получали замужние и молодые женщины.
   К весне вместе с тремя мужчинами на большую землю ушла Марфа. О чем с ней долго говорили в совете, никто не знал. Строили разные догадки, но так ничего и не узнали.
   Через два года мужчины вернулись без Марфы. Она погибла при переправе через Лену. Но самое главное было то, что мужчины принесли с собой - ребенка!
   В "Книге отцов" об этом написано, как все население долины заботилось о первом ребенке с большой земли. Две кормилицы были с ним неотлучно, отчество дали по мужчине, согласившемся на это".
  
   Маша помолчала.
   Сергей, воспользовавшись паузой, спросил:
  -- И где сейчас этот ребенок?..
  
   (Хотите всю книгу? Пишите [email protected])
  
   Литровые эмалированные кружки часто в тайге используются вместо тарелок по причине наличия ручки.
   Кроки - от руки нарисованная карта.
   Сакма - еле видимые в тайге и на тропе признаки побывавших здесь зверя или человека..
   Кабарга - таежный козлик с длинной, густой и прямой шерстью. К беде своей обладающая диетическим мясом. Особенностью кабарги является то, родившийся кабаржонок с первых дней остается один, и на его голодный крик к нему спешит ближайшая кабарга, иногда и не одна. Манок имитирует крик кабаржонка.
   Рёлка - вершина хребта или взгорка.
   Кедровая лапка - хвоя кедра очень мягкая и не колючая.
   Чефир - кипяченый, крутой чай, сильно тонизирует, потому пьют его малыми дозами.
   Таяк - трость, палка, для опоры.
   Бродни - резиновые сапоги на всю длину ноги.
   Стланик - высокогорные стелющиеся деревья (кедр, лиственница).
   Жарки - (огоньки, огневушки) цветы алого, желтого, красного цвета типа медуницы.
   Курумник - каменная река, валуны, оставшиеся вповалку после того, как вода ушла вниз, под них.
   Чалка - веревка, которая служит для причаливания и буксировки катамарана.
   Загребай! - команда грести вперед. "Табань!" - команда грести назад. Есть и другие команды.
   Оверкиль - переворот судна.
   Свал - небольшой водопад.
   Бочка (бочар) - кипящая вода после свала.
   Топляк - вымоченный рекой и высохший на солнце древесный мусор.
   Настрой - таежное название рыбацкой снасти на спиннинге.
   Мари - полуболотистые места, заросшие травой.
   Щеки - места, где река течет между скальными стенами, резко сужаясь и убыстряясь.
   Чепыжка - красная смородина с черными ягодами.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"