10 класс подходил к концу, и поэтому мы с моим другом Степаном решили отметить это дело на его даче за городом. На переменах мы с удовольствием представляли, как возьмём с собой хорошего мяса для шашлыка, газировки и немножко алкоголя (в тайне от родителей, конечно), как всю ночь будем играть в старую приставку или гулять по тёмному лёсу, представляя себя искателями приключений. И, конечно же, больше всего мы мечтали искупаться на речке, что протекала неподалёку. Мы планировали хорошенько отдохнуть от школы, городской суеты, людей, что постоянно окружают нас, в общем от всего, что мы не любили, так как понимали, что после каникул начнётся самый напряжённый год в нашей жизни - подготовка к ЕГЭ.
Но за неделю до начала каникул Степан таинственным образом исчез. Он перестал ходить на уроки и даже не появлялся на улице. Поначалу я подумал, что он целиком и полностью погружён в подготовку к нашему отдыху, но на второй день я занервничал: а вдруг он заболел, или попал в больницу, или того хуже? На телефон он не отвечал, что не удивительно - Степан имел вредную привычку постоянно пропускать входящие звонки, так как забывал снять телефон с "беззвучного" режима. Но меня это не успокоило. Когда же Степан не появился на третий день, я после уроков сразу пошёл к нему домой. Голова кружилась от возможных сценариев его внезапной пропажи; в то же время я предвкушал конец этим мрачным догадкам. Да и чего греха таить - я просто соскучился по другу.
Дверь мне открыла его мать - Лидия Генадьевна. И увидев её удивлённое выражение лица, я тут же напрягся.
- Ваня? Что ты тут делаешь? - спросила она.
Моё изумление от странного вопроса заставило мой голос предательски задрожать. И всё же я ответил:
- Я? Я хотел бы узнать, куда пропал Степан? Он третий день в школе не появляется.
Его мать тут же изменилась в лице:
- То есть как? Разве он не с тобой уехал?
- Куда?
Наш разговор напоминал какой-то сюрреалистический сон: мы задавали друг другу встречные вопросы, каждый раз изумляясь всё больше и больше. Отсутствие ответов пугало нас, и заметил, что губы Лидии Генадьевны странно задрожали, а в глазах заблестели слёзы. Я тут же попросился войти в квартиру, а когда зашёл - спокойно попросил рассказать мне всё. Я сделал это специально, пытаясь таким образом хотя бы на время отвлечь её от нарастающей истерики, хотя и сам грозился вот-вот сойти с ума. И вот что я услышал:
- В субботу вечером он заявил, что у них наконец-то закончилась учёба (Я удивлённо приподнял бровь), и табель с оценками будет готов только через неделю. Я пожала плечами и не стала проверять, так как была с головой погружена в работу. Затем он сказал, что сразу же поедет на дачу. Я смутилась, тут же пыталась уговорить его уехать хотя бы утром, но он покачал головой и сказал, что ты уже на полпути туда. Мне ничего не оставалось кроме как помочь ему собрать сумку. И вот, прошло три дня, и каждый вечер я связывалась с ним по телефону. И каждый раз он говорил, что всё в порядке и вы отдыхаете. И всё. Я была спокойна. Но вот ты приходишь и говоришь, что не знаешь, где Степа, и... Я даже не знаю что думать.
Впрочем, Лидия Генадьевна, несмотря на волнующий вид, тут же бросилась к телефону и стала дрожащими пальцами набирать номер. Меня же в тот миг раздирали злость и обида. Мне уже было всё равно, болен ли Степан или нет, или что его побудило совершить такой подлый поступок; он не сдержал обещания, обманул меня и бросил. Наверняка он уехал не один, а на пару с какой-нибудь девчонкой. От этой мысли меня бросило в дрожь. Такой злости я не испытывал очень давно, рука, сжатая в кулак тряслась, а по коже катила жгучая волна. От боли в груди на глазах невольно навернулись слёзы. Я уже намеревался покинуть эту квартиру, оставить на волю судьбе обманутую женщину, как та вдруг истерично заверещала:
- Не берёт. Паршивец!
Сложно было представить, какие эмоции испытывала она. И я на мгновение позабыл про свои чувства, ведь что моя злость по сравнению с разочарованием, постигшим эту женщину из-за обманутого сына? Возможно, последнее и побудило меня сказать ей:
- Я еду к нему.
Она тут же посмотрела на меня. Лицо по прежнему было потеряным, а в заплаканных глазах загорелась слабая искра надежды и благодарности. Она что-то ответила мне, но её слова проносились мимо моих ушей. Внезапно, меня окатил жар: я пожалел о своих словах, потому что совершенно не был готов бросить всё и рвануть за город. До конца недели оставалось 3 учебных дня, очень важных для поступления в 11 класс. И пропустить их означало перечеркнуть всё, чего я достиг за прошедший учебный год. Конечно, оставалась слабая надежда вернуться домой поздно ночью, но она была такой призрачной, как и попытка сдачи ЕГЭ без подготовки. Но отказать я уже не мог в частности из-за своего покорного характера и жёсткого принципа - сказал, значит, делай!
Уже через час я ехал в автобусе за город на дачный участок. Всю дорогу я провожал взглядом проносящиеся мимо меня деревья, зелёные поля и обветшалые домики, а сам репетировал в голове будущий диалог с человеком, которого уже не мог считать лучшим другом. И все мои варианты заканчивались плачевно. Я и не надеялся вернуть прежнюю дружбу и ехал лишь за тем, что пообещал бедной Лидие Генадьевне узнать о судьбе его сына. И, в то же время, душевная боль раздирала меня на части. Я до сих пор не мог поверить, что мой лучший друг обманул и бросил меня; человек, с которым я дружил едва ли не с первого класса, который стал мне фактически братом и все эти годы разделял со мной радость и горе вдруг разом решил перечеркнуть всё это и уйти прочь. Так не должно было быть. Я просто не верил это. И это неверие жгло мою грудь.
Спустя два часа я наконец то прибыл на место. Вечер уже давал о себе знать оранжевым небом и прохладным ветерком, несущим за собой запах близ лежащей речки. Я тут же решил надолго не задерживаться, пока совсем не стемнело, и поэтому шёл быстро. Всё ещё предаваясь мрачным чувствам, я и не заметил, как дошёл до дачного домика Степана, прошёл через маленькую калитку и постучал в дверь. Я чувствовал, будто нахожусь в трансе и не контролирую свои действия.
Степан открыл не сразу. Поначалу из-за двери раздался слабый шорох, словно отодвигали тяжёлую мебель; вслед за ним послышались медленные и аккуратные шаги. Спустя несколько секунд затишья, которые показались мне минутами, я услышал знакомый голос, отдававший тревогой:
- Кто там?
Я хмуро представился и дверь, наконец, открылась.
Увидев своего друга, вся моя прежняя злость мигом испарилась; вместо них я снова испытал искренее неудоумение, породившее за собой в голове сотни вопросов, которые не рискнул задать.
Лицо Степана было изнемождённым, словно после долгой бессоницы: покрасневшие глаза смотрели на меня с удивлением и тревогой, тонкие губы резко потрескались и посинели; прежде аккуратно уложенные белокурые волосы слиплись от пота и грязи, и торчали в разные стороны, будто их никогда не расчёсывали. Даже одежда была на нём мятой, со следами от пота и грязи. Внешне мой друг напоминал свою слабую тень, и некогда худощавый пацан за три дня превратился в натурального скелета, который едва держится на ногах, чтобы его не сдуло ветром. Мне слабо верилось, что передо мной стоит Степан, которого знал всю жизнь: вечно живой юноша, умевший всегда найти свою нишу в любой ситуации.
Преодолевая смущение, я поздаровался с ним, но вместо ответного приветствия он спросил меня слабым дрожащим голосом:
- Ты один? Точно один?
И после этого аккуратно высунул свою голову, чтобы украдкой посмотреть по сторонам. Его маленькие глаза встревоженно бегали по округе, стараясь найти хоть что-нибудь подозрительное.
- Ты чего? - спросил я.
Но опять же ответа я не получил. Его подозрительное поведение пугало меня, я снова почувствовал дрожь и оцепенение, а в голову закрались предательские, и в то же время соблазнительные мысли бросить всё и уехать прочь. Мало того, что он предал меня, так ещё и пытается показать себя слабоумным. Впрочем, я всё надеялся, что он снова посмотрит на меня своим насмешливым взглядом, улыбнётся и радостно объявит, что он просто дурачится. Тогда бы я просто ударил его в нос, но при этом избавился бы от лишних тревог.
Но Степан не притворялся. Он с минуты крутил головой и что-то бормотал себе под нос, отчего мне с каждой секундой становилось страшнее. Я повторил вопрос, но на этот раз более настойчиво и наконец то добился своего: ответа.
- Я... просто... Заходи.
Мне ничего не оставалось, кроме как согласится.
Едва я переступил порог, как Степан поспешно закрыл дверь, а затем пододвинул к нему старое кресло. Лишний раз удивляться подобному поведению у меня не было сил, и поэтому решил оглянуться и заметил, что вокруг царит точно такой же хаос, как и на лице моего друга: мебель, будь то кровать, или стол со стульями стояли где попало, пол был усеян рваной бумагой и прочим мусором, который не смог разглядеть в тусклом свете уходящего солнца; на самом столе вперемежку с открытыми продуктами почему то лежали патроны для ружья. Я решил внимательно присмотреться к ним, как в нос ударил запах протухших яиц, валяющихся в дальнем углу. Желудок едва ли не перевернулся; я еле сдержал желчь в своём горле, чтобы не сблевануть свой обед. Первым делом меня посетила мысль открыть запыленное окно, чтобы проветрить комнату, как вдруг Степан всё также испуганно вскрикнул:
- Даже не смей!
С минуты я пытался прийти в себя и унять дрожь в теле. Я закрыл глаза, тщетно надеясь, что видение уйдёт и я просто очнусь в своей кровати, а потом просто забуду всё, как страшный сон. Но когда я открыл их, то увидел разрисованные странными рисунками стены и потолки. Грубо нарисованные узоры были мне не знакомы, но их пугающие очертания и волновые линии, опоясывающие странные звёздообразные фигуры, несли за собой что-то потусторонее. В некоторых местах были начерчены слова на непонятном мне языке.
- Степан? - вдруг позвал я своего друга и заметил, что мой голос будто доносится издалека.
Он не откликнулся, но встал рядом со мной. Я тут же почувствовал исходящий от него едкий запах пота и снова сдержал рвотные позывы.
- Извини за бардак.
Его голос резко изменился. Теперь он стал спокойным, но всё же оттенки тревоги давали о себе знать.
Когда я вновь сумел взять себя в руки, тяжело спросил:
- Какого хрена?
- Прости, что не сказал. Я честно думал с тобой связаться, но каждый раз останавливал себя: вдруг они подслушивают? А потом узнают про тебя и всё. Я б такое не пережил. Тоже самое и с матерью. Мне пришлось соврать.
Меня снова охватила тупая злость: вместо внятных ответов и объяснений его странного поведения я был вынужден вновь слушать этот бессвязный бред. Я еле сдерживал себя, чтоб не схватить его за грудки, да не швырнуть об стену. Возможно, это бы помогло: Степан бы стал разговорчивее, а я - чуточку спокойнее.
- Я как узнал про всё это, моя жизнь круто перевернулась, понимаешь? - продолжал он свою исповедь. - Господи, ещё неделю назад я не верил во всё это, а теперь... Теперь сижу тут и просто молюсь, чтобы всё поскорее закончилось.
- Ты о чём? - только и спросил я.
- О Них. Я не знаю, как они называют себя, но... Они преследуют меня. Начали преследовать в городе и возможно бродят где-то по округе, ищут. Может быть, - он вдруг посмотрел на меня страшным взглядом, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности, - Они следили за тобой!
А затем он странно улыбнулся, словно сама мысль об этом казалось абсурдной. Я напряжённо ждал продолжения.
- Помнишь ту байку, что рассказывают у нас в школе? Ну про учителей, которые поедают провинившихся учеников?
Я раздражённо кивнул. Эта байка ходила по нашей школе ещё со времён её основания. Якобы в ней один охранник во время ночного обхода наткнулся на странную комнату в подвале, где увидел как сборище учителей в буквальном смысле поедало тех, кого оставили после уроков. Когда охранник попытался донести об этом милиционерам, те обнаружили, что никакой комнаты не существует. Впрочем, бедного охранника это не утешило - он сошёл с ума, а вскоре повесился, но перед смертью постоянно бубнил одну и ту же фразу: "Они не остановятся". Правда это или нет, всем было плевать. Эту историю рассказывали лишь затем, чтобы поставить шкодливых детей на место, и, как ни странно, это иногда помогало (например, мне).
Всё ещё чувствуя замешательство, я сухо спросил, причём тут вообще эта дурацкая байка. Но Степан посмотрел на меня снисходительно, как на человека, который оказался единственным неверующим среди паствы.
- Что если я скажу тебе, что байка не вымысел?
- Не понял...
- Ладно, сейчас поймёшь. Только знай, поверишь ли ты мне или нет, это чистая правда.
- Это объяснит эти странные символы на потолке и стенах?
- Это объяснит всё, мой друг.
- Тогда я весь внимание.
- В общем, дело было так. Как ты помнишь, в субботу я остался после уроков, переписывать контрольную по физике. Когда я закончил было уже около пяти вечера. На выходе я встретил Мишку из паралелльного класса, ну помнишь этого причудливого пацана, у которого отец какой то помешанный на хиромантии чудик? Он позвал к себе и пообещал показать мне нечто странное в подвале. Я, конечно, хотел было послать этого психа куда подальше, но он оказался черезчур настойчивым. Он так уговаривал, словно от этого зависела моя жизнь. Я даже пытался выпытать у него, чего он вообще хочет, но он лишь лихорадочно повторял: "Сам увидишь". В конце концов, я согласился, но лишь затем, чтобы успокоить этого идиота. Конечно, у меня и в мыслях не было, что он заведёт куда то за угол, где меня уже ждут злые мальчики с намерением обворовать меня. Нет, вместо этого он зачем то повёл меня в подвал. Я никогда там не был, но, поверь мне, это не то место, куда захочешь попасть в последнюю очередь: всё темно, воняет сыростью и плесенью, к тому же там неплохо отдаёт канализацией и ещё бог знает чем. Я раздражённо спросил, куда он вообще меня ведёт, но тот лишь шикнул и зачем то стал красться на цыпочках.
Вскоре он привёл меня к едва заметной двери в дальнем конце помещения. Миша едва приоткрыл его и, я, наконец, увидел то, что он хотел мне показать.
Комната была огромной, как наш актовый зал, вот только потолка не было видно. Не спрашивай меня, как это вообще возможно для подвального помещения. По бокам на стенах горяли сотни свечей, но даже с ними свет в комнате был невероятно тусклым. Десятки учителей сидели на скамьях в центре комнаты спиной к двери, директор же стоял на подмосте у дальней стены. Лицо его было не таким, каким мы привыкли видеть: бледный, как полотно, глубоковпалые глаза были похожи на тёмные дыры, где едва было видно красные отблески. Нос стал ещё тоньше и напоминал подобие клюва. А рот стал ещё длиннее, как у змеи. К тому же директор казался старее из-за обвисшей пожелтевшей кожи и резко поседевших волос.
В одной руке он держал причудливый молоток, а в другой держал за шкирку пытающегося сбежать второклассника. Несмотря на слёзы последнего, директор беспристрастный тоном объявлял какой-то лот и учителя то и дело поднимали ставки. Всё это было похоже на какой-то аукцион, который мы видели по телевизору, вот только вместо вещей продавали этого пацана. Странно, да? А дальше было ещё хуже: в конце концов мальчика "выкупил" учитель по физике, тот самый, у которого ещё час назад я писал контрольную. Директор радостно выкрикнул: "Продано!", стукнул мотолком по деревянной панели, и физик, довольно потирая руками, подошёл к своему "товару". Вскоре оба направились к какой-то едва заметной двери, при этом мальчик продолжал кричать и вырываться в руках, казалось бы, хрупкого физика, пока последний лёгким движением волок бедного пацана. И оба скрылись в другой комнате. Я тщетно надеялся, что передо мной разыгрывается какой-то причудливый спектакль. Или, на крайняк, учителя решили таким странным образом решить проблемы с успеваемостью в школе.
Но все мои надежды рухнули в тот миг, когда из-за двери, за которой несколько секунд назад скрылись физик и второклассник, раздался душераздирающий крик. Это кричал мальчик. Меня тут же прошиб холодный пот, руки непроизвольно задрожали, а ноги, казалось, намертво примерзли к полу. Мне было страшно любопытно узнать, что же просходит за этой дверью? Порка? Или что похуже?
А вдруг этого мальчика едят живьём? Как в той байке?
Я дрожащим голосом спросил Мишу, но тот как будто не слышал меня - его стеклянные глаза просто примёрзли к творящемуся в зале.
И, что самое удивительное, крик закончился также внезапно, как и начался! Огоромный зал снова погрузился в безмолвье. Учителя, как будто неживые, сидели неподвижно, и все как один смотрели на дверь.
Я клянусь, что в тот миг хотел бросить всё и убежать, но не мог. Просто не мог. Не спрашивай, почему.
Не прошло и минуты, как та жуткая дверь снова открылась, и, на моё удивление, из неё вышли весьма довольный физик и... тот второклассник. Он был жив, ни следов пятен крови, ни каких-либо синяков или царапин. Тогда чего же он кричал? Я не знаю.
В то же время я понял, что что-то в нём изменилось. Лицо. Оно было... неподвижным, как у мертвеца. Пустой взгляд тупо смотрел куда-то перед собой, руки безвольно болтались при каждом медленном шаге. Парня как будто напугали до смерти, и тот просто пребывал в страшном шоке. Но, как оказалось, причина была в другом.
Остальные учителя, при виде паренька, тут же радостно заголдели, и я, впервые за всё время, услышал их разговор. Самое жуткое то, что говорили они не своим привычным голосом, а более низким и хриплым. Голосом, который заставил бы ребёнка безудержно плакать от страха.
- Даю лапу на отсечение, у этой мелюзки самая сладкая душа!
- Ну не знаю, я как пробовал 6-ти летнюю девочку, ничего особенного. Самый сок - 13-15 летние. Так сказать, самый расцвет тела и души.
И зал поразил страшный гогот, от которого задрожали огни на свечах.
- Э нет, опыт показывает, что возвраст не важен. Важен - страх. Вот этот, например, - страшная лапа показала на мальчика, неподвижно стоящего в углу, - просто молочный коктейль. И, поверьте, точно такой же вкус будет и у 15-летних, и у 20-ти летних. Главное, хорошенько припугнуть их!
- Этот дело говорит, сам частенько пугаю их перед трапезой. На вкус получается настоящий деликатез!
Директор снисходительно улыбнулся:
- На этом наш аукцион заканчивается, дорогие друзья! Надеюсь встретиться здесь через неделю с куда более разнообразным... лотом.
И снова гогот...
Я понял, что оставаться здесь у меня уже не было сил, и поэтому со всех ног рванул к выходу. Я бежал так, словно смерть дышала мне в затылок; каждую секунду боялся услышать звуки преследования, но вместо этого я смог разобрать лишь прерывистое дыхание Мишки, который был напуган не меньше меня.
Я "очнулся" на улице, мокрый от пота и усталый от страха. Помню, что грудь жгло от непомерного страха, и голова грозилась взорваться от переизбытка чудовищных мыслей. От осознания увиденного мне всё казалось, что ещё чуть-чуть и я лишусь сознания.
Мишка принялся мне всё объяснять, хотя мой воспалённый мозг отказывался принимать какую-либо информацию.
- Каждую неделю они проводят этот аукцион, на которых продают детей, и не просто детей, а души. Детские души. Понимаешь? Ты видел, что стало с тем пацаном?
Я промолчал.
- Вот он стал "пустым", фактически, никем. Его либо убьют и съедят, либо что похуже.
- Бред какой-то, - выдавил я.
- Но ты сам всё видел! Своими глазами!
- Кто они вообще такие?
- Арханиды.
Я дважды моргнул, пытаясь вспомнить, где уже слышал это слово. Бесполезно. Мишка лихорадочно продолжал:
- Мой отец рассказывал о них старую легенду, думал, что бредни. А нет. Всё сходится. Выглядят, как люди, поедают души, желательно детские, потом поедают "опустевшую" плоть. Это точно они. Просто ужас какой-то...
- Ладно... И что дальше? - прервал его я. Мне не хотелось слушать очередные бредни. - В полицию побежим?
- С ума сошёл? Нам не поверят!
- А что? Оставить всё как есть?
- Нет. Мы сбежим. Лично я сегодня всё расскажу отцу и уже сегодня мы свалим из города куда подальше. И ты убегай!
Мысль о том, чтобы взять всё и бросить, тем более за неделю до окончания 10 класса шокировала меня. Естественно, я попытался противиться, но Мишка настойчиво схватил меня за грудки, впился в меня своими напуганными глазами и едва не сорвался на крик:
- Ты не понял? У тебя нет другого выбора. Они и до нас доберутся. А знаешь, почему? Они знали о нас. Знали, что мы стоим за дверью и наблюдаем за всем этим ужасом. Они не пошли за нами только потому, что они не имели права нарушать процесс "аукциона". Такое у них табу. Поэтому они откроют на нас охоту не сегодня, так завтра...
Но он не договорил. Испуганным взглядом он посмотрел в сторону школы и его мокрое от пота лицо неестественно напряглось. Вскоре я и сам краем уха услышал приближающиеся голоса. Тут же узнал их и ощутил новую волну животного страха: это были учителя по химии и физкультуры.
Мы с Мишкой тут же спрятались за угол близжайшего дома, продолжая украдкой поглядывать на проходящих мимо учителей. Они старались вести себя естественно, но всё же время поглядывали по сторонам, словно искали что-то. Или кого-то. Я не хотел верить в то, что искали они именно нас, но так оно и было. Тогда я и испытал настоящий шок от осознания того, что теперь стал объектом охоты этих чудовищ. Я с ужасом понял, что теперь моя жизнь больше не будет прежней; что всю жизнь буду прятаться, чтобы остаться в живых. Мне придётся разорвать контакты со всеми, чтобы они и до вас не добрались. Я не хотел всего этого, но... Отступать было некуда. Я ненавидел Мишку за то, что он втянул меня в это, но с другой стороны понимал, что рано или поздно сам бы оказался на месте того второклассника.
Степан замолчал и украдкой вытер слёзы.
- Ты мне веришь?
Я не знал, что ответить. С одной стороны, здравый ум и прирождённый скепсис продолжал уверять меня в то, что рассказ не более, чем абсурд. Мы живём в полне обыкновенном мире, живём по заранее сотканному сценарию "школа-университет-работа-семья". Иногда мы радуемся мелочам или стремимся исполнить какие-то мечты, чтобы не сгинуть в унынии. Но тут врываются истории о сверхъестественных существах в обличии школьных учителей, похищающих детские души, и весь окружающий мир рушится, словно карточный домик.
Тем более, я оказался перед странной диллемой: поверить рассказу и принять за истину существование каких-то монстров, или... признать, что мой лучший друг сошёл с ума. Обе дороги вели к необратимому.
- Ты не веришь... - вздохнул Степан. - Ну и ладно. Может, оно и к лучшему. - Затем, ненадолго задумавшись, он сказал: - Лучше б тебе уйти отсюда.
Я так и хотел сделать. Сил больше не было слушать этот поток бреда. С одной стороны, мне не хотелось потом с тяжёлым сердцем рассказывать опечаленной Лидие Генадьевне о том, что её сын сошёл с ума. С другой, находится внутри грязного домика и дышать жуткой смесью пота и протухания было невыносимо. Тем более, на улице становилось темнее, и мне хотелось успеть уехать ещё до захода солнца. Поэтому, недолго думая, я шагнул к двери, как вдруг Степан резко схватил меня за руку и потащил к себе. Я и опомниться не успел, как мой друг испуганно прошептал:
- Тише. Они здесь!
А потом подкрался к окну и стал аккуратно выглядывать. Я решил сделать тоже самое, потому что хотелось успокоить самого себя. А вдруг, Степан и правда сошёл с ума?
Но нет.
Стало темно, но всё же я отчётливо разглядел стоящих у дачного участка человеческие силуэты в чёрных балахонах. Их было трое, и каждый стоял неподвижно на дороге и смотрел прямо на нас. Ужас мигом охватил моё нутро. Как странно и пугающе выглядели они на фоне уходящего солнца и наступающих сумерек, словно бездушные сектанты из фильмов ужасов. Хуже всего то, что из-за накидки я не мог разглядеть их лиц, но я почему то был уверен, что "украшали" их отнюдь не людские черты. От этой мысли, холодный страх резко сковал меня. Так сильно я никогда не боялся... Воображение рисовало чудовищные картины, начиная от ребристой кожи этих "людей" и заканчивая огромной пастью с россыпью острых зубов и красными глазами.
Тяжёлый ком застрял в горле.
- Это они? - судорожно спросил я, хотя и заранее знал ответ на этот вопрос.
Я промолчал. Страх зажал мою злость в тистки, и мне оставалось лишь стоять и смотреть на безмолвные фигуры, окружённые густым мраком.
- Господи... Господи...
После этих слов Степан бросился к шкафу и достал оттуда старое ружьё. Вид грозного оружия, с одной стороны несказанно обрадовал меня, а с другой вселил сомнение в его бесполезности. Я почему то был уверен, что гости снаружи не были простыми людьми. Если это вообще были люди.
- Пусть только сунутся, - выпалил друг, заряжая ружьё.
Я кратко усмехнулся, а затем вновь обернулся к окну. В следующий миг невидимый нож кольнул меня в самое сердце, а приятное тепло надежды рассеялось прахом.
Теперь фигуры в балахонах стояли в нескольких шагах от дома, как будто они за долю секунды сумели телепортироваться на десятки метров вперёд. Конечно, можно было бы предположить, что они сумели очень быстро перелезть высокий забор и пересечь львиную долю вспаханного огорода, но страх упрямо твердил, что они использовали для этого свои сверхъестественные силы. Мне почему то казалось, что если я отвернусь от окна ещё раз, то существа сумеют дойти до двери. А если и ещё раз, то я увижу их у себя за спиной.
Прям как существа из сериала "Доктор Кто".
- Я буду стоять и смотреть на них. Понимаешь? Не сдвинусь с места. Только так их можно задержать, - услышал я собственный голос.
Но Степан горько усмехнулся:
- Бесполезно...
И тут раздался страшный грохот, сопровождавшийся мощным толчком, как будто что-то тяжёлое врезалось в стенки дачного домика. Я потерял равновесие и грохнулся на пол вместе с остатками посуды и мусора со стола. В ушах страшно звенело; от большого давления я закрыл глаза и в страхе свернулся в комок. Мне думалось, что вокруг разворачивается настоящий хаос, несущий за собой разрушение и смерть. Оставалось молиться, чтобы страшная сила миновала меня как можно быстрее. Вновь грянул бум, и мелкие осколки стекла впились в моё лицо. От острой боли я невольно вскрикнул и попытался подняться на ноги, но очередной грохот откинул меня к стене, как игрушку. Дом словно пытались сдвинуть мощными толчками вперёд, и в лихорадочном страхе я решил, что ещё чуть-чуть, и крыша свалится на мою голову. Забыв о страшных монстрах снаружи, я решил во что бы то ни стало выбраться из этой разваливающейся могилы. Протяжный скрип и громкий треск, бегущие по стенкам домика быстрой волной, подстегнули меня забыть о жгучей боли по всему телу и вновь подняться на ноги.
Несмотря на то, что толчки прекратились, в ушах по-прежнему стоял страшный гул. Я открыл глаза и увидел Степана, обсыпанном деревянными опилками. Он был похож на раненного солдата, готового нести службу до последнего вздоха: его тело покачивалось от усталости и боли, но бледные пальцы намертво вмёрзли в холодную сталь ружья; лицо было усталым, но в глазах горел настоящий огонь. В тот страшный миг он отбросил в сторону страх, и понял, что кроме себя ему никто не поможет. Или сражение, или смерть.
За один страшный вечер я увидел преображение своего друга из потерянного психопата в натурального смертника.
- Ты как? - сквозь зубы спросил он.
Я кивнул, мол, в порядке и поднялся. Вновь воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь мерным звуком сверчков, идущим сквозь огромных трещин в стенах. Неизвестно, сколько мы стояли, но за всё это время существа снаружи не издали ни звука. Это продолжало пугать меня.
Я нарушил тишину, шёпотом спросив Степана, что теперь. Тот решительно кивнул в сторону дальней стены, и только сейчас я заметил там на полу маленькую дверцу в подвал. Спасение. Не зная себя от радости, я кинулся в укрытие, и было плевать на царивший там жгучий запах пыли и сырости. Я вдруг понял, что это единственный шанс переждать: твари не уйдут, пока на небе сияют звёзды. Степан пошёл вслед за мной и аккуратно закрыл дверцу.
Тогда я вдруг понял, что за всё время этого комшара я забыл задать главный вопрос:
- Что им нужно? Они хотят похитить тебя?
Степан неуклюже кивнул, и шёпотом сказал:
- Скорее всего проведут через аукцион, как того пацана. Меня выкупит учитель по пению, и всё, прости-прощай.
- Но почему аукцион? Тебе не кажется это бредом?
- Миша сказал, что его отец сказал ему, мол такой закон у этих... арханид. По древним легендам, чтобы не превратить охоту на души в анархию и беспредел, эти демоны придумали такой вот способ легального товаросбыта. Даже арханид, поймавший ребёнка, должен его отдать на аукцион, иначе смерть. Или... что там у них.
- А чем они платят то на аукционах?
- Не поверишь - обычными деньгами. Арханиды скрываются в человеческих телах, а те не могут без пищи и прочего. Воровать не могут - привлекут внимания, вот и приходится им стать частью всеобщего капитализма.
Мой природный скепсис вновь взял главенство в остатках расшатанного духа.
- Хрень.
Но Степан как будто не услышал меня. Поглащённый своим мистическим фанатизмом, он прошептал:
- А теперь представь, что они не только среди наших учителей. Представь себе, что они в больницах, полиции, университетах. Да даже в мэрии! Просто представь, что человек, которого ты, как тебе казалось, хорошо знал всю жизнь, тоже арханид! И он только и думает о твоей сладкой душе... От таких мыслей сразу развивается паранойя. Знаешь... - добавил он после раздумья. - Я и тебе не верю.
Если бы моё тело не ассоциировалось с выжитым лимоном, я бы врезал Степану от всей души. Но вместо этого я лишь слабо хмыкнул.
Нужно подождать. Нужно просто подождать...
Вдруг над нашими головами раздался странный треск. Степан громко вздохнул и сильнее прижал к себе ружьё. Моё сердце же вновь что-то кольнуло, распространяя чудовищный холод по всему телу. Повинуясь инстинктам, я мигом присел, но в этот момент следующий хруст раздался над моей головой и я почувствовал, как сотни опилок падают на мою взмокшую голову и шею, словно капли дождя. Я невольно вскрикнул в тот миг, когда холодные пальцы схватили меня за шиворот и лёгко, будто я весил не больше пушинки, стремительно подняли над землёй. От страха я потерял рассудок; краски расплывались перед глазами, а мысли хаотично неслись по всему мозгу, оставляя после себя яркие вспышки. А потом всё начало затихать. Медленно. Голоса, крики, снова треск. Всё смешалось в какую то странную мешанину. В конце звуковой тоннели раздался выстрел, затмив за собой за всё остальное, будто сам мир решил попрощаться со мной со всеми почестями.
И я провалился в темноту...
Помещение, где я очнулся, было точно таким, каким описывал его Степан - просторным, высоким до такой степени, что потолок скрывался в кромешной мгле, не тронутый светом сотни горящих свечей на подсвечниках, висящих вдоль боковых стен. Открыв глаза, я первым делом увидел учителей, сидящих на металических стульях. Внутри меня снова разразился жгучий пожар. Я привык, что все они либо раздражены, либо злы, либо уставшие, либо радостные. Словом, живые, и заносчивые, как и миллионы других учителей по всему свету.
Но сейчас на меня смотрели демоны в обличие знакомых мне людей. Их глаза горели злобой и нетерпимостью, губы скривились в злобных усмешках, а некоторые так сильно раскрыли рты, что я отчётливо мог разглядеть россыпь сотни острых зубов. Василий Георгиевич - учитель по пению - и вовсе достал свой длинный змеиный язык и прошёлся им по своей жилистой шее. А учительница по истории - София Ивановна - сверкала своими красными змеиными глазами и потирала свои тонкие, как ветви, руки. Больше всего меня поразили острые скрюченные когти на её пальцах.
Я хотел было пошевелиться, но вдруг понял, что парализован - каждая клеточка тела будто вымерла во мне. Я даже головой повернуть не мог. Меня охватило страшное отчаяние, сравнимое разве что с болью альпиниста, провалившегося в пещеры внутри горы. Он знает, что самому выбраться невозможно, и знает, что никто ему не поможет. Он один, и лишь обречён на медленную смерть.
Сидящие на первом ряду учитель по физике Генадий Генадьевич и учительница по химии Светлана Борисовна вдруг заговорили друг с другом. Их голоса были скрипучими, и в то же время механическими, неживыми:
- А чё со вторым стало?
- Застрелился. Говорят, что этот полудурок что-то прокричал, а затем снёс себе голову из ружья. Но нам же лучше - Фёдоровна с наслаждением слизывала со стенок остатки его мозгов. А душу жалко. Хорошая.
- Но ничего, - Борисовна кивнула в мою сторону и подмигнула змеиным глазом, - он боится. Тоже пойдёт.
- Ну мне хватит денег его выкупить. Вчера премию за олимпиаду по физике получил.
- Везёт...
Сзади скрипнула дверца, и ко мне подошёл директор школы. Я не мог повернуть головы и разглядеть его старое лицо, но почему то знал, что оно тоже преобразилось. А вот голос был таким же, как прежде.
- Господа. Начинаем наш аукцион! Опустим ненужные прелюдии, и приступим сразу к нашему лоту. Вот, ученик 10 класса - Иван Романов. Лидия Кирилловна, скажите о нём пару слов.
Я побледнел. С задних рядов поднялась моя классная руководительница. И если раньше у неё было жабье лицо, то сейчас на меня смотрела изуродованное существо с длинным носом и огромными, как у моржа, клыками, торчащими из верхней губы.
- Прекрасный экземпляр. Хороший ученик, ответственный, всегда добросовестно выполнял домашние задания и мои поручения. Жаль, что до 11 класса не доживёт. Но заранее завидую тому, кто его купит.
Остальные похлопали ей, и классная руководительница, благодарно кланясь, села на место.
Я почувствовал, как холодные слёзы потекли по моим горячим щекам.