Нет, конечно же, я не резидент иностранной разведки, не старший оперуполномоченный уголовного розыска и не десятилетний мальчик. Всё проще и обыденней - я человек, который зарабатывает деньги.
Некоторые могут понимающе ухмыльнуться, но инспекторов из налогового управления я просил бы расслабиться - я работаю честно... По крайней мере чисто.
О себе: мне 38 лет. В меру богат. В меру женат. Достаточно умён, чтобы не выглядеть на людях дураком и снобом; достаточно красив, чтобы пользоваться бесплатной популярностью у женщин.
Теперь о ТАЙНЕ: её зовут Леночка. Глупо? Плевать!
Зато у неё: немыслимо-желтые кошачьи глаза, нескладное тело подростка, мама - уборщица и шестнадцать прожитых лет за хрупкими плечами. И волосы...
Длинные, волнистые тёмно-русые волосы, которые при ветре (самом слабом ветре) неожиданно касаются твоей щеки, и всё тело взрывается, словно морская волна с разбегу о волнолом...
1
Было это так:
Шесть утра. Пятница. Там, внизу, Город ворочается, просыпается после тяжелого каменного сна - шуршит первыми машинами с сонными седоками, проклинающими пятницу - последний рабочий день недели; позванивает первыми трамваями - неторопливыми, знающими себе цену (общественный транспорт в городе бесплатно); вздрагивает от корабельных гудков, не дающих даже на секунду забыть, что Город - город портовый.
А здесь - над Городом - нас трое: я, собственной персоной, бутылка настоящего (!) Французского кларета ( для тех кто не в курсе - креплёное виноградное вино) и каменный Будда, глядящий на мир со спокойной, чуть ироничной улыбкой мудреца.
Да, чуть не забыл: не далее чем в пятидесяти метрах бродит Серафим - не тот, не шестикрылый, - мой шофёр и телохранитель.
Мой Серафим получает на сто рублей - согласитесь: сумма чисто символическая - меньше, чем я. Это очень много, но зато позволяет иногда ни о чём не беспокоясь, делать всякие глупости. Например - сидеть в шесть утра рядом с Буддой и пить кларет.
Тогда, в пятницу, я и встретился с нею... Она шла, опустив голову, задумавшись над, очевидно, не разрешимой для неё проблемой - так как она ни на что не обращала внимание: ни на меня (оставалось не более десяти метров), ни на возникшего позади неё Серафима, взглядом спрашивающего у меня: "что делать?". Я взмахом руки отправил Серафима и приготовился встретить гостью...
Она заметила меня только тогда, когда упёрлась лбом в мою грудь.
- Ой, извините, - испуганно сказала она, подняв на меня свои кошачьи глаза. - Я вас не заметила.
Глаза у неё поблёскивали от слез... Нет, слез не было. Был только блеск в глазах, а слезы - слезы ещё не успели проступить в уголках её глаз, но уже были близко, очень близко!
- Здравствуйте, девушка, - доброжелательно сказал я. - Скажу вам честно, не ожидал я больше в этой жизни увидеть чудес и ошибался.
- Почему? - осторожно спросила она, вглядываясь в моё лицо, ощупывая его своими жёлтыми глазищами.
- Потому, что вы и есть чудо, - улыбнулся я. - Самое настоящее чудо.
- Да уж... Чудо-юдо, - нахмурив брови, заметила она, но уголки губ почти незаметно поползли вверх, обозначив улыбку.
- Я вам не помешаю? - как можно более серьёзно спросил я.
- А я вам? - наконец улыбнулась и она.
- Хотите вина? - я пошёл на сближение и тут же пожалел об этом - она напряглась, в глазах промелькнула тревога. "Болван!" - ругнулся я про себя.
- Ради Бога, не пугайтесь. Я спросил просто из вежливости, - попытался я вернуть потерянное.
- Да? - она недоверчиво взглянула на меня.
- Ну, естественно! - я опять улыбнулся, обнажая тридцать два хорошо вычищенных зуба.
- Ну разве что так... - она заложила руки за спину и огляделась.
- А что вы...
- Здесь делаю? - перехватил я её вопрос и сам же на него ответил. - Созерцаю жизнь.
- Зачем? - брови её приподнялись вверх, ресницы раскрылись как створки раковины.
- Я - философ, - скромно потупившись, ответил я.
- Буддист? - она кивнула на Будду.
- Нет. Сам по себе. По жизни.
- И часто вы здесь... - она запнулась на мгновение, обдумывая слово. - Созерцаете?
- Каждую пятницу (врать, так врать) с пяти до семи утра.
- Я вас раньше не встречала, - удивилась она. - Я здесь часто бываю.
- Но ведь встретили?
- Ой, и правда, - обрадовалась она.
- Значит, в этом есть какой-то намёк, - многозначительно прищурился я.
- Вот уж не знаю, - опять нахмурилась она.
- Не бойтесь, - рассмеялся я. - Я больше не буду предлагать вам выпить. А если вам неприятно, я могу собраться и уйти.
- Но вы же первый пришли, - резонно заметила она и тут же добавила. - Сегодня.
- А ты... То есть вы, зачем приходите сюда? - я постарался направить разговор в более интересное русло.
- Честно? - очень серьёзно спросила она, отведя глаза в сторону.
- Если возможно.
- Плакать.
- Почему? - я был несколько ошарашен прямотой ответа.
- По многим причинам, - уклончиво ответила она, но неожиданно продолжила, закрыв глаза. - Потому, что мама получает 96 рублей в месяц; потому, что нет новых туфель; потому, что учитель физкультуры - козёл; потому, что директриса придирается; потому, что я завалю выпускные; потому, что никто мне не дарил цветов; потому, что целоваться - противно; потому, что Булгаков - гений, Цветаева - гений, а я дура! Дура, да?!..
Зачем-то защипало глаза и я пару раз сморгнул, но не помогло. Я так и слушал её - смаргивая и глотая ком, непонятно откуда взявшийся в горле, мешающий дышать. Вдруг захотелось прижать эту девочку, с блестящими от не выступивших слез глазами, к груди, шептать ей глупые, нежные слова и плакать, плакать горько, навзрыд вместе с ней... вместо неё...
- ...А иногда... - не замечая, что творится со мной, продолжала она. - Иногда я кричу. Просто кричу. Вот так...
И она закричала. ... Этот крик не был криком боли или страха, предчувствия потери или смерти. Это был вой... Вой безысходности и холода вокруг...
- Ты сегодня придёшь "Под абажур"? - спросила меня Рита, прихорашиваясь перед зеркалом.
Рита моя жена (уже пять лет), мой компаньон (двенадцать процентов уставного капитала моей фирмы) и мой друг (между нами нет секретов). Ей 31 год и она прекрасно выглядит (всего две косметические операции - подправлен нос и что-то с бюстом, я не в курсе)
- Обязательно! И не один...
- Ого! Новое увлечение? - Рита взглянула на меня аккуратно подведённым глазом.
- Последний раз я видела тебя с женщиной полгода назад... Что-то необычное?
- О да! Ты сегодня увидишь её.
- У тебя всегда был хороший вкус. Надеюсь, и в этот раз...
- Рита! - я загадочно улыбнулся. - Я же сказал - увидишь.
- Ну-ну... Кстати! Лепешев согласился на твои условия?
- Не совсем... Но с понедельника я за него возьмусь по настоящему.
- Дожми его. Он зарвался, - Рита наложила последний штрих и повернулась ко мне.
- Ну, как?
- Ты прекрасна.
- Я ведь твоя жена, - улыбнулась Рита и осторожно поцеловала меня (помада!) в щёку.
- Я убежала. Встретимся "Под абажуром"
Дверь хлопнула. До назначенного времени оставался целый час. Интересно, в чём она придёт? Хорошо бы что-нибудь простенькое, но со вкусом... "Наши" - ежепятничные завсегдатаи ресторанчика "Под абажуром" - не любят яркого и крикливого.
В дверь постучали условным стуком - Серафим. Никак не могу приучить его пользоваться выданным мною ключом от моей квартиры. На всякий случай, глянув в сторожевой монитор, впускаю.
- Как и просил, Антон Николаич - белые розы, - Серафим протянул заказанные мною цветы.
- Спасибо, Фима. В ванну их, под воду. Пускай полежат пока...
Теперь одеваться. Я не должен сильно выделяться - мы должны с ней гармонировать - значит, тройку ни в коем случае! Что-нибудь попроще... Пожалуй, светло-серый, без галстука - нейтрально и сочетается с любым цветом. Рубашку лучше чёрную - нейтраль так нейтраль. Носки белые? Хм... Носки - розы, розы - носки... А в этом что-то есть! Итак - три цвета - нормально.
На Серафимовой руке бибикнули часы.
- Полшестого, Антон Николаич. Позвони Бабичу.
- Спасибо Фима...
Хватаюсь за телефон.
- Здравствуй, Костенька! Как себя чувствуешь? И я тоже, спасибо. На Новосибирск отправили? На Китай? Очень хорошо. Нет, всё. Буду, обязательно буду. Нет, я буду не один. Пока секрет... Увидишь... До встречи.
Всё! Вот теперь на сегодня всё. Абсолютно. Совершенно.
- Фима! Успеваем?
- Успеваем, Антон Николаич. С лишком даже.
- Ничего. Прокатимся по городу...
Город суетен, нервен - час пик: люди, машины, трамваи. Пройдёт всего лишь два часа и он притихнет, успокоится, но пока же он дышит сипло и тяжело как загнанный зверь, спасающийся от привидевшегося ему кошмара - зверь, испугавшийся самого себя...
Встреча состоится на центральной площади под "трубачом" - до недавнего времени символа недремлющего ока, теперь же огороженного железным забором, якобы для ремонта. Недреманное око, огороженное забором - смех, да и только! Зато под этим самым забором, прямо напротив здания крайкома (губернаторства по-новому), расположились бродячие музыканты со шляпой для подаяний - культура, бля!
Недреманное око за забором, крайком - губернаторство, культура со шляпой, я в машине с личным Серафимом - да здравствует наше время!
- Сколько времени, Фима?
- Без пяти.
- Как думаешь, она опоздает?
- Женщина, - равнодушно ответил Фима и хмуро уставился в окно.
- Как сказать... - улыбнулся я.
- Вон она, - Фима кивнул в сторону музыкантов под забором.
- Где? - я прильнул к окну, пытаясь разглядеть её в толпе, окружившей играющих.
- Возле столба...
- А, вижу...
Дьявол! Она в джинсах!!
- Фима, цветы.
Вылезаю из машины, иду к ней. Она меня не видит - внимательно слушает, о чем поют.
- Что ж вы, девушка? - укоризненно говорю я в её спину.
Она вздрагивает и оборачивается.
- Это вам, - протягиваю цветы.
- Зачем? - её брови ползут вверх.
- Красивая женщина с цветами - это красиво вдвойне.
- Но мне... - она запинается, опускает взгляд в землю, краснеет. - Неудобно...
- Чего? - я искренне удивлён.
- Цветы вот... - странно ответила она.
- Цветы - это так, для настроения. А вот что с рестораном делать? Джинсы - это не принято, плохой тон.
- Я... - она смущается ещё больше. - Я не пойду в ресторан. Извините.
Теперь краска заливает моё лицо.
- Почему?
- Ну... Неудобно...
- Чего?
- Я никогда не была в ресторане, - признаётся она. - И потом - так вот сразу и в ресторан?..
- У вас есть другие планы на этот вечер? - сухо интересуюсь я.
- Нет... Но в ресторан мне не хочется.
- Как вы можете знать, что не хочется, если вы ни разу...
- Вернее, мне хочется, но я не могу, - она сердито притоптывает ногой.
- Почему?
- Я не сумею вам объяснить, - тяжело вздохнула она.
Так. Вечер нужно спасать... О! Кажется, есть мысль.
- А если поехать на море?
- На море?
- Представь: закат, шепот волн, покой...
- И вы? - очень серьёзно спросила она.
- И я.
- Я согласна, - соизволила (ого!) она, откинув ладонью со лба непокорную прядь.
Всю дорогу до бухты Лазурной она просидела молча, вжавшись в угол заднего сиденья, настороженно поглядывая то на меня, то на Серафима.
Бухта Лазурная хороша своей отдалённостью от Города - меньше народу. А ещё, есть там одно местечко, куда не заглядывают чужие глаза: территория огорожена и охраняется. Меня охрана знает, а "наших" там не будет - все "Под абажуром".
Так и получилось: охранник, дружески улыбнувшись Фиме, раскрыл ворота, на самом пляже никого. Выгружаемся. Серафим лезет в багажник за "НЗ" - шоколадом, шампанским и ветчиной. Она идёт к морю лёгким, широким шагом хозяйки. Останавливается, не доходя трёх шагов до воды и начинает раздеваться - не торопливо расстёгивает рубашку, аккуратно складывает её у своих ног, снимает джинсы и... оказывается без ничего! Нагая!!
В первое мгновение я просто не понял, что произошло и продолжал наблюдать как она стягивает волосы в тугой узел и делает шаг к морю; спокойный, уверенный шаг человека, не скованного условностями и одеждой. Она мягко, без всплеска вошла в воду и поплыла; наконец-то я смог набрать воздуха в лёгкие.
Тут меня прорубило: я суетливо начал раздеваться, раскидывая одежду и путаясь в брюках. Оставшись в плавках, замешкался на мгновение и оглянулся на Серафима, тот стоял, удивленно глядя ей вслед. Я снял и плавки. Странное ощущение - без плавок я чувствовал себя неуютно - как будто именно плавки определяли границу обнажённости. До моря я бежал, бежал как от погони, опасаясь серафимова взгляда в спину - не понимающего, обалдевшего...
С разбегу шумно плюхнулся в воду и сразу же почувствовал облегчение: вода скрыла мою наготу. Я осмотрелся - она находилась недалеко: метров двадцать, не больше - лежала на спине, расслабленная, с закрытыми глазами, с широко раскинутыми руками; казалось, море само поддерживает её снизу, похожее на огромную пуховую перину.
Я остановился на расстоянии вытянутой руки от неё; острая девичья грудь её поднималась и опускалась в такт волнам, лицо походило на точеную алебастровую маску - неподвижное, светлое. Я протянул руку и коснулся её пальцев; она медленно повернула лицо в мою сторону и открыла глаза, наполненные странным, клубящимся туманом - туманом покоя и счастья.
Меня затрясло от острого желания смять, скрутить её тело в своих руках, прижать её к своей груди и до боли впиться в её губы длинным страстным поцелуем. Ворваться в неё, в её покой и нетронутость огнём своего тела и сжечь!..
- Не надо... пожалуйста, - тихо, очень тихо прошептала она и отвернулась... И закрыла глаза...
И я умер. Умер от стыда за похоть свою, за ничтожество своё и грязь, пропитавшие меня насквозь, кровью и желчью моими ставшие...
- Ты что это - без света? - озадаченно спросила меня Рита, вернувшаяся из ресторана в пол-одиннадцатого. - Почему не спишь?
- Думаю, - нехотя ответил я, щурясь от света включённого Ритой, прикрываясь от него рукой.
- Бабич шесть раз про тебя спрашивал, - проговорила Рита, скидывая туфли, проходя в комнату. - Просто извёлся весь. Ты ему что, сказал про новое увлечение?
- Да. Имел глупость... - поморщился я.
- Ну-ну. Теперь будет ходить, хвостом крутить. Берегись, отобьёт. Он парень настырный. И, кажется, у него слабость к твоим женщинам.
- Я ему, козлу, шею сверну!.. - процедил я.
- Ты что, серьёзно?..
- Совершенно!.. Абсолютно!.. - я сжал и разжал кулаки.
- Эй, эй... Молодой человек, - Рита игриво уселась на мои колени, - Уж не влюбились ли вы?
- Перестань, мне не до шуток! - я попытался её спихнуть, но она обняла меня за шею.
- Да уж, не от ворот ли поворот дали вам, Антон Николаич? Чегой-то вы обиделись так на собственную жену?
- Рита!
- Ухожу, ухожу, ухожу, - Рита легко соскочила с моих колен и пошла в спальню. - Если ничего не придумаешь, приходи, подумаем вместе.
- Такой мразью себя почувствовал, такой... скотиной!
- А вот это уже сантименты! - Рита затушила сигарету. - Пойдём спать. Завтра будет тяжёлый день - Китайцы, договора и прочее, постарайся об этом думать. А с Золушкой я попробую тебе помочь.
- Рита! - с угрозой проговорил я. - Не трогай её!
- Дурак ты, Антон Николаич, ей Богу, - Рита подошла ко мне и ласково разворошила мои волосы. - Идём спать, а?
Бабич полноват, лысоват, розовощёк и весел. Закатывается хохотом над любым, самым бородатым анекдотом. Он на четыре года моложе меня, на два сантиметра ниже, но мы компаньоны. По образованию он юрист, по призванию - хоккейный болельщик. Трудолюбия и энергии хватило бы на троих, поэтому он и старший. После меня, конечно.
- Антоша! - Бабич постоянно встречает меня радостными возгласами. - Эти стервецы собираются нас ободрать!
"Стервецы", я так понимаю, - это наши будущие китайские партнёры.
- Что ещё?
- В остальном всё нормально, - Бабич довольно щурится. - Так сказать - полный ажур.
- Вот и хорошо. Тогда справитесь без меня.
- То есть? - округлил глаза Бабич.
- У меня есть дело. Встречу с китайцами проведёшь сам.
- Погоди, Антоша, какое ещё дело? - Бабич хватает меня за рукав. - Как без тебя? Мы же полгода готовили эту встречу - и без тебя?
- Костя. Я тебе полностью доверяю, - я доброжелательно похлопал Бабича по плечу. - Пора тебе взрослеть... Всё. Мне некогда. Прости.
- Но... - попытался возразить Бабич, только я его уже не слышал.
Я захлопнул за собой дверь офиса и вышел на улицу. Серафим встретил меня вопросительным взглядом.
- Фима, ты хорошо запомнил, куда мы отвезли Лену?
- Ну.
- Тогда, сначала за цветами.
Серафим взглянул на меня удивлённо, но ничего не спросил. Умница!
Миллионка - район хорошо сохранившихся развалин. Снаружи всё прилично - центр горда всё таки, но стоит заглянуть внутрь тёмных, неуютных дворов, сразу бросаются в глаза обшарпанные стены, разбитые двери подъездов, невывезенный мусор и группы бандитского вида подростков, лениво переговаривающихся между собой, курящих на неизвестно какие деньги купленные американские сигареты. Не редкость здесь и конопля, и ханка, и даже героин. На улицах Города давно не новость остекленевшие, с расширенными зрачками глаза наркоманов.
- Где-то здесь, - Серафим указал на четырёхэтажный дом.
Через окно я пронаблюдал, как Серафим поймал парня из местных, и начал его расспрашивать. Парень глумливо ухмылялся и загибал пальцы - строил из себя крутого. Видимо Серафиму это надоело, так как он влепил парню пощёчину. Я отвернулся - мне никогда не нравился Фимин способ вести беседу. Ровно через минуту Серафим вернулся и доложил:
- Третий подъезд, второй этаж, квартира тридцать семь. Лена Усова. Проводить?
- Спасибо, Фима. Я сам.
Я взял цветы и вылез из машины. В подъезде пахло мочой, кошками и сыростью. "Зато потолки высокие" - безрадостно подумал я.
Дверь открыла растрёпанная женщина с явно похмельными кругами под глазами. Женщина стояла и молчала. Я тоже молчал. Женщина закрыла дверь. Я снова постучал.
- Кого надо? - спросила женщина через дверь.
- Мне бы Лену, - ласково попросил я.
- Какую ещё Лену? - спросила женщина, после некоторого раздумья.
- Усову.
- Усову? - переспросила женщина и замолчала.
Я подождал некоторое время и вновь постучал.
- А вы кто? - наконец отозвалась женщина.
- Я?..
А действительно, кто? Знакомый? Глупо. Друг? Вряд ли. А если...
- Я её жених, - проговорил я и покраснел.
Дверь открылась. Женщина внимательно оглядела меня с головы до пят.
- Жених? - женщина покопала головой. - Надо же! С цветами...
- Это вам, - я протянул ей цветы.
- Мне?! - у женщины испуганно округлились глаза. - Зачем?..
Почему-то мне стало неудобно за её испуганность, за её похмельные круги, за её застиранное платье, словно я был в этом виноват.
- Традиция такая, - выдавил я из себя, уже не зная - куда бы деть эти чёртовы цветы.
- Проходите, - как-то вяло пригласила женщина. - Только у нас не прибрано. Некогда всё...
- Ничего, ничего, - попытался я её успокоить.
Я вошёл внутрь квартиры, оказавшейся просто комнатой разделённой занавеской на кухню и спальню.
- Не разувайтесь, - предупредила женщина, лихорадочно собирая в кучу раскиданное по кровати бельё.
И вдруг остро пахнуло детством - в такой же комнате мы жили с мамой, пока она снова не вышла замуж...
- Мы с Леной вдвоём тут, - то ли пояснила, то ли пожаловалась женщина.
И запах... Всё пропитавший запах нищеты. Нам с мамой было легче - времена другие, да и слово "нищета" не было принято. Не было тогда нищеты. Но запах!.. Запах был.
Дверь распахнулась, (она, оказывается, была не заперта!) и вошла Лена.
- Ма... - начала она, но, увидев меня, удивлённая, замолчала.
- Тут, Лен, к тебе, - напряжённо сказала женщина и добавила неуверенно. - Жених...
- Что вы тут делаете? - холодно спросила Лена. - Что вам нужно?
- Я тебя искал, - улыбнулся я.
- Нашли? - зло проговорила Лена. - Нашли, да?
- Лен... - жалобно протянула женщина. - Ну, чего ты? Он цветы принёс.
- У него цветы, мама, для настроения - так, между прочим. Он любит, чтоб всё красиво было. Он, мама, жизнь любит созерцать. Посозерцали?
- Я что-то не так сделал? - виновато спросил я.
- Уходите! - оставив без пояснений мой вопрос, потребовала Лена, раскрыв дверь. - Немедленно.