"Ну и, что, мне его писать, да вы посмотрите какие у него глаза, как искусственные, даже у последнего алкаша они выразительнее, никакой живизны. Тьфу ты, во народ пошел, а! А эта, это же кукла какая-то, здесь уже ВСЕ искусственно... Ладно, людей отбросили: некого писать, перейдем к сюрреализму, или к символизму, или... ну в общем к этой хери. Вот летит белая бумажка, на фоне красной вывески, ну напишу я ее, и что дальше, опять не поймут, идиоты, опять арестуют. О чем я и говорил, опять эти лоснящиеся, черные обезьяны, опять не там я сел. Доброе утро товарищи, не правда ли оно доброе, какое солнце, да, в чем дело...."

Так на протяжении четырех часов каждый день гениальный художник Вениамин Пузырев, сидел на скамеечке, в центральном парке, и думал, какую бы картину ему написать (забабахать), да так чтобы ее поняли полтора миллиона жителей пресловутого города N, и десяток НКВДэшников и примерно столько же цензоров вышеупомянутого города. По правде, говоря, он ненавидел в своем городе всех, начиная с обыкновенного дворника и кончая постоянно сменяющеюся властью, ненавидел этих лживых, тупых народных депутатов и этих вымуштрованных, избалованных, [слюнявых], гордящихся своей голубой кровью, белых офицеров. Он ненавидел всех, даже себя...

После утренних раздумий в парке он приходил домой, готовил себе завтрак, который обычно состоял из куска ржаного хлеба с яйцом, стакана молока и одной ириски, потом шел к себе в кабинет садился за стол и погружался в воспоминания.

Вспоминал, как лет в девятнадцать дважды пытался поступить в художественную академию, а, поступив, его сразу же выгоняли за "некорректную" презентацию своих экзаменационных картин. Вспоминал, свою первую картину: белый волк и леший, стоящие по середине поляны. А ведь, тогда мать, Евгения Федоровна, разорвала этот рисунок в клочья, сказав, что он, Вениамин, разгильдяй и балбес, и сильно ударила его по голове. Больно было. Тяжко.... Вспоминал, как уехал за границу на два года во Францию, что бы насладиться Лувром, духом Парижа, винами Бордо и закатами Сан-Тропе, а по приезду в Россию, на границе его чуть было не расстреляли, буквально на первых двух метрах начала его Родины... Вспоминал о потерянных в трактире Таганрога сшитых матерью шерстяных носках. Неприятно.

Пробуждался он обычно от звонка сворованного в бывшем ателье телефонного аппарата: звонили друзья, приглашали на демонстрацию, но Вениамин Петрович постоянно отказывался, и в последствии даже не задумывался почему изо дня вдень друзья ему звонили и предлагали участвовать в этом, по словам художника, параде безмозглых муравьедов...

Вся жизнь его после революции протекала как-то сама по себе. Вениамин Петрович зависел только от времени. Все его дни были серые и скучные. "Скрашивали" его жизнь лишь довольно-таки часто имеющие место аресты.... Уже у следователя Пузырев спрашивал, а за что, собственно, его изволили арестовать, на, что получал довольно-таки прямой и вразумительный ответ: "Молчи, гнида. Еще только раз, еще только раз ты попадешься мне, я тебя на Колыму сошлю, мрразь..." Но, как - только этот, другой раз происходил, художник задавал тот же самый вопрос, получал тот же самый ответ и его отпускали с миром, слегка побитого, "при задержании". Наверное, его спасало лишь то, что главным чекистом города, был его родной брат, лоснящаяся черная обезьяна...

Самое интересное, что сам Вениамин Петрович действительно не знал, за что его арестовывали. Он помнил, как он сидел на скамейке, а потом приходили черные люди и увозили его. В этом же промежутке он кричал, бесновался, скакал, с пеной у рта что-то доказывал, бился головой о деревья а потом садился на скамейку...

Полный сумбур творился тогда в России, в городе N, в голове Вениамина Петровича....

Последнее время, вспомнив уже практически все свое прошлое, он понял, что с момента написания своей первой картины (Медвежонок с Лешим, стоящие на поляне), он начал проваливаться в какую-то черную дыру, проваливался он в нее постепенно, он погружался в нее, как в тягучую, липкую, вонючую тину, сначала по колено потом по пояс, потом... все.

У Вениамина Петровича был один единственный друг. Это был единственный человек на земле, с которым художник мог поделиться самым сокровенным, самым дорогим - воспоминаниями. В конце концов, он мог сказать все, что он думает, и мог, не боятся, что за ним придут. Друга, звали Казимир, он, так же как и Вениамин Петрович, был художником, довольно -таки преуспевающим художником, он шел в ногу со временем, поэтому его работы выставлялись на всех немногочисленных выставках города N. Казимир писал в разных стилях начиная с классического и кончая экприссионизмом. Для того, что бы его работы выставлялись, он, Казимир, выбрал довольно-таки простой и честный, по его мнению, путь: сначала, на первой стадии, он писал то, что ему придет в голову, то что он видел, чувствовал, а уже потом, на так называемой, второй стадии он начинал "подстраиваться под ситуацию". Выходило совсем неплохо.

Эти два человека, два художника были совсем разными людьми, но каким-то непостижимым образом находили общий язык и часами просиживали в маленькой квартирке Вениамина Петровича, попивая добытый Казимиром коньяк и, говоря о разных, интересных не всегда обоим, темах. Они как-то подстраивались друг под друга, подталкивали сами себя, что-то неведомое объединяло их...

Итак, рассказ называется "Последний день Вениамина Пузырева...", поэтому после сравнительно небольшого вышеприведенного введения, прочитав которое читатель, наверное, приблизительно ознакомился с главными героями и настроениями этого рассказа, автор хотел бы начать повествование о том самом последнем дне.

Пробуждение Вениамина Петровича этим утром, было прямо скажем не из лучших: на улице было пасмурно и моросил дождь, ужасно болело все тело, в особенности голова, в квартире было зябко и неприятно, так и хотелось укутавшись в одеяло пролежать на кровати весь день, думая обо всем о чем только можно представить, но художник пересилил себя и поднялся. Одевшись по теплее, подхватив холст и уголь, он по обыкновению своему вышел на улицу и направился прямиком к центральному парку. Мимо проходили люди в военной форме с винтовками, какие-то отряды, все время, что-то кричащие, под ногами носились мальчишки-газетчики, чем безумно раздражали прохожих, а на центральной площади какой-то молодой человек в шарфе, фуражке, оранжевых штиблетах и в полосатом пиджаке попал под повозку... Вся эта суматоха и кутерьма сильно раздражал Вениамина Петровича, и он хотел как можно быстрее оказаться в парке, где пели птицы, где было слышно, как падает горсть снега с веток деревьев, где можно было посидеть, с холстом в руках и поразмышлять, ох, и любил это дело Вениамин Петрович. Придя в парк он сел на скамейку, положил рядом с собой холст, откинулся назад и закрыл глаза.

Ему стали представляться многочисленные бессмысленные по своей форме, но глубоко осмысленные по своей внутренней природе сосуды, тела, люди. Вениамин Петрович пытался их запомнить, пытался открыть глаза, но он не мог сделать этого. Фигуры стали бесноваться в безумной пляске, издавали разные звуки, а вокруг слышалась пальба и чей-то картавый голос, эти фигуры они будто бы издевались над своим "создателем"... Потом все исчезло, все стало черным, Вениамин Петрович смог открыть глаза, мимо прошли чекисты, его холст, непонятно как перекочевав со скамейки на колени Вениамина Петровича, был изрисован какими-то причудливыми фигурами, представлявшие собой нечто вроде прямоугольника. Художник встал со скамьи, вытер со лба пот, огляделся, вокруг все было спокойно, подхватил холст и пошел по направлению к своему дому. Хватит. Все.

Проходя по проспекту, где-то недалеко, сзади, Вениамин Петрович, услышал удивительно знакомый картавый голос, обернувшись, он увидел трибуну, с которой как раз и доносился этот голос. Сам не зная, зачем художник подошел к трибуне, и опять же сам не зная зачем,. громко-громко, что бы человек, стоящий на трибуне услышал его, прокричал: "Что будет если встретятся Белый волк и Леший?" и про себя подумал "Хренотень какая-то, зачем спросил...". И Вениамин Петрович уже собрался делать ноги, от греха подальше, но человек на трибуне минуты четыре помолчал, потом сзади к художнику подошли люди, аккуратно взяли его под руки, и отвели в ближайший подъезд. Раздался выстрел. Сразу же после него, огненной стрелой из подъезда вылетела фраза "Идиоты, бестолочи, вы ничего не понимаете, с вас НЕЛЬЗЯ ПИСАТЬ!"

Выйдя из подъезда, чекисты несли с собой холст Вениамина Петровича. Потом они разорвали его, и развеяли по ветру. Они и разделили тех самых, на картине... их стало много, они стали повсюду, [двенадцать абстрактных фигур].

В то же самое время когда Вениамин Петрович сидел в парке, и лицезрел непонятные фигуры, как не странно, то же самое происходило и с его другом Казимиром, увидев эти фигуры, он.... он решил их закрасить, он запер их. Теперь ОНИ висят в Третьяковке.