Что погнало меня в первых числах ноября на дачу - ума не приложу. Должно быть, лишний выходной и подспудное желание отдохнуть от всего. Осознал я себя уже выходящим из электрички, хотя не помнил даже, как собирался в поездку. И теперь вот топаю лесом от станции, удивленно вылупившись на показавшиеся незнакомыми нагие ольховины промеж вроде бы узнаваемых нарядных еловин.
Чем прелестно это время года, так это тем, что сухо на почве и звонко в атмосфере. Октябрьские лужицы промерзли насквозь, так что нога не провалится в укромную рытвину, самой природой придуманную для ловли неугомонных человечков в сети простуды. Да уж, ехать сейчас за город, чтобы промочить ноги, равносильно поиску предлога, под которым можно получить больничный и проваляться неделю в постели.
Вот лешие с кикиморами, наверное, не болеют, потому что не шастают где ни попадя, а дисциплинированно впадают в спячку. Кто на дне заиленного бочага, кто в дупле высохшего вяза. По крайней мере, я ни разу не слышал о нечисти, бодрствующей зимой в природных условиях. И не видел. Знакомых нечистых у меня не много - только русалочки, доставшиеся в наследство от Вовки-Фила. Эти спят уже, до весны. Умны реликтовые создания! Не то, что я.
Глупость, конечно, такой отдых в нетопленном летнем доме при минус пяти на улице. Дрожать у никак не занимающейся печи, скрюченными синими пальцами чиркать о коробок спичку за спичкой, согреваясь лишь мечтой о тепле и, если повезет, тем, что с лета осталось на донышке бутылки, которую я вполне мог расчетливо назначить зимней дежурной по дому. Романтика, словом.
Чем знаменито никак не вымирающее романтическое племя, так это умозрительным шилом, с детства застрявшем в не менее условном седалище, и напоминающем о себе в самые непредсказуемые моменты. Я один из таких, хотя к пятидесяти годам рецидивы зова дальних дорог свелись к прогулкам с собакой и таким вот необдуманным выездам на дачу. Или зовет меня уж не дорога, а потребность утечь от каждодневности в пространственно-временную щель и отсидеться, пока зов не отпустит?
Не сбежать, не улизнуть - именно утечь! Будто это не мое желание, а закон природы, позволяющий... нет - требующий! - чтоб всякое текучее попадало в емкость и успокаивалось в ней. Такой сосуд спокойствия для меня - здесь! Природа вокруг, уют внутри дома, баба Рая по соседству.
Парадоксально спокойствие, навеваемое общением с этой беспокойной старушонкой! Вот наверняка - не успею дойти, как встретит на подходе к даче и расскажет очередную небылицу, безумно походящую на правду. Вот то красное среди хвои - это не её ли осенний наряд?
Нет. Красное вкрадчиво прорычало и покатило по лесной дороге к шоссе. Подозрительно похожее на "хаммер" покойника Красульникова. Уж не наследный ли владелец красного коня и желтого дракона удачи - Сенька наведывался? Если меня искал, то все равно найдет - от него не спрятаться. А если к бабе Рае заехал, что его, делового братка, погнало к ней? А ну-ка я его тормозну!
Не успеть! Утек Семен. В свою шумную московскую нишу. Кто куда утекает, кому - где чаша умиротворенности.
Все в этом мире стремится к чему-либо. Аммиак, убежавший из цистерны в реку, стремился не столько вниз, сколько к какому-то химическому равновесию, нарушенному человеком промышленным. Сгубил, вонючий, рыбу в своем стремлении. Но его ли в том вина?
Вовка-Фил, с детства утекавший из дома на реку, подспудно искал слияния с семьей, в которой ему стало бы комфортно душой. И обрел-таки, целое племя русалочек возглавил. Видно, не нашел среди людей подобного родства. Или, может, родился не в своем теле, водяным бы ему! Или чертом.
Как-то сами, вдруг и без причины утекают невольные из плена. Недоглядишь - и вот он на свободе, страус из поселкового зоопарка! И медвежонок, названный в честь Фила Михалычем, уже хозяйничает в Раином огороде. Утек из пансионата! Недоглядели. У кого-то из новороссов пропал крокодильчик, как испарился из уличного террариума, без единой щели сколоченного местными забулдыгами за пару пузырей прозрачной. Видели его на реке, на лягушек охотился, пока не сплавился до Мельницы, а там уж русалки его, басурмана...
Такова, что ли, особенность нашего бытия - пока созерцаем настоящее, прошлое утекает безвозвратно? И пустота...
Уж как приглядывали родители за Катенькой Варенец! Так нет, созрела, влюбилась, утекла. А когда оказалось, что не в свою чашу, а в пустоту, юдоль семейную заменить не способную, поструилась она дальше. Но нет предела утеканию! Для Кати омут, в котором сгинула она, от отчаянья совершая ночной заплыв в ледяной воде, не стал последним пристанищем - не верю! Не кончаются святые души в каких-то там омутах. Вот и Филовы русалки сказали, что не упокоилась душа Катина, отлетела в поисках тела. Миновала, должно быть Чистилище, и назад, на Землю...
Утек Федосыч, да ни откуда-нибудь - из самой Конторы, а из ее недр не то что человек - информация, и та не просочится. Таки утек. И грозный телохранитель его, рогатый Шурик - будто растворился в болотине, когда почувствовал, что боле не самец козам и не защитник хозяину.
Настолько всеобъемлющим привиделось мне теперь это "течение из", что впору не утеканием его окрестить, а Утекновением, процессом могучим и надстоящим, который выше дураков на дорогах, выше авося и божественных Юнон. Процесс, который регулируется в самых высших сферах сущего. Утекновение - это Идея. Наша идея...
Утекает жизнь. Каплями секунд, которые щелкают синхронно моим шагам по хрустящим корочкам льда на тропе. Утеку и я, бредущий лесом ни зачем. Теряю время? Может и так. Но ведь обретаю что-то взамен, надо только приглядеться и понять - что и для чего. Или не понимать, а просто жить, как та же баба Рая, утекая в прошлое и оставляя за собой след в потомстве и неповторимой духовности среднерусской полосы.
А вот и она, в мутно-красном пальто на синтепоне, платок клетчатый на голове, валенки в галошах. Ну, здравствуй, Рая-вечная! Соскучился по тебе.