Иванова Татьяна Антоновна : другие произведения.

Алмазы французского графа ч.1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман АЛМАЗЫ ФРАНЦУЗСКОГО ГРАФА выпущен издательством ЭКСМО в серии Русский бестселлер. Представляет собой детективную историю, повествующую об алмазах, подаренных когда-то знаменитым французским графом Сен-Жерменом некой русской княгине. Сначала алмазы долгое время хранятся в семье графини и ее потомков, потом исчезают загадочным образом и всплывают на свет божий только в наши дни. (В книге отображены события трех эпох, объединенные в единый сюжет, акцентирующийся, в основном, на современном детективе).

  
  
  
   РОМАН
  
   АЛМАЗЫ ФРАНЦУЗСКОГО ГРАФА
  
   1 часть
  
  
   ГЛАВА 1.
  
   Май 2009 год.
  
  -- Философская культура древней Греции, Египта и Индии, несомненно будет признаваться и впредь даже самыми преуспевающими приверженцами современных модернистских учений, как главенствующая, доселе пока не создавшая себе равных.
   В знаменитой пифагорейской школе, например, философия считалась незаменимой в жизни человека, и тот, кто не умел оценить смысла и силы мысли ее, не заслуживал того, чтобы жить! Дело даже доходило до того, что иногда из-за извращенности ума и расхлябанности человеческой натуры, член философского братства изгонялся прочь, и тогда на кладбище братства изгнанному заживо воздвигался надгробный камень. Считалось, что тот, кто развитию интеллекта предпочел нечто материальное с его иллюзиями чувств и ложными амбициями, считался мертвым для сферы реальности философского братства! -
  
   Профессор Ларионов прервавшись, глубоко вздохнул и обвел пытливым взглядом свою молодую аудиторию. Ах, как значимы были для него такие минуты, особенно теперь, на склоне лет! Ведь с каждым ответным, заинтересованно смотрящим на него взглядом, ликовала его стареющая профессорская душа. Она, стареющая дома, за немощью одряхлевшего тела, которое все меньше и меньше подавалось командам его разума, здесь, в аудитории, поймав блеск засветившийся в очередной пере молодых студенческих глаз, словно птицу в силок, казалось, молодела сама! Ибо тот факт, что даем мы ближнему своему "нечто", имеющее для него значение, и читаемое при этом ответно в его заинтересованном взгляде, и делает это "нечто" востребованным, а значит, вечно молодым!
  -- Философия дарит нам жизнь в том смысле, что открывает нам цель ее! Материальность же дарит нам смерь, в том смысле, что омертвляет те стороны человеческой души, которые должны быть отзывчивы на живые импульсы творческой мысли! И в этой связи, друзья мои, я могу сказать вам определенно, что законы, по которым живут люди двадцать первого века, абсолютно проигрывают законам тех древних дней! Сегодняшний человек, - возвышенное создание с бесконечными возможностями самоусовершенствования, и это, конечно же, неоспоримый факт! И факт неплохой! НО! Сегодняшний человек, пытаясь равняться на ложные стандарты современного выживания в обществе, произвольно, а зачастую и непроизвольно отворачивается от данной ему от рождения способности к пониманию, и, не осознавая этой потери, с головой окунается в поток материального иллюзорного бытия! Драгоценный срок, дарованный ему жизнью, он расходует на установление для себя продолжительной власти в мире непродолжительных вещей! И, таким образом, из его объективного ума постепенно улетучивается память о его жизни, как о духовном бытии, заменяясь усладами быта и обычного обывательского самодостаточного пребывания в этом мире. В кипящем, словно в аду, беспорядке развивающейся индустрии и политики, люди ввергают себя в агонию, - в погоню за все больше и больше возрастающими материальными благами, пытаясь всякий раз как можно выгодней для себя схватить гротескные формы успеха и искушаемого властью влияния. И что же? - В этой связи можно прямо сказать, что Мир философии, в котором мудрецы были объединены узами братства, исчезает! Стирается с лика вселенной катастрофическими штрихами, словно какой-нибудь мощный мировой величины великан, безжалостно орудуя мягким податливым ластиком, стирает с лика действительности ее самую основную суть! И человек, невежественный в отношении целей жизни, охотно жертвует прекрасным, истинным и добрым во имя запятнанного кровью алтаря мировых амбиций!
   Прозвучавший сигнал на перерыв, и должный, казалось бы, возбудить ретивых студентов, заставить их тотчас же облегченно зашевелиться, вопреки ожидаемому, не произвел подобного действия с их стороны. Они продолжали сидеть, обратив свои взгляды на профессора, увлеченные не только его лекцией, но и уважением к импозантному пожилому человеку, которое он, на протяжении всего учебного года, вызывал у них, казалось бы, на каком-то глубинном подсознательном уровне, словно закаленный опытом гипнотизер у неопытной публики.
   Профессор, в очередной раз, "приняв" тишину, благодарно улыбнулся, сказал спасибо и медленно окинул взором многочисленную аудиторию, словно это самое "спасибо" пытался донести лично до каждого присутствующего индивида.
  -- На этом наша лекция закончена. Если было интересно, продолжим в следующий раз.
   Однако "следующему разу" случиться было не суждено. Профессор философии Московского Государственного университета имени Ломоносова Ларионов Виталий Михайлович, спустя два дня был найден убитым у себя в квартире. Убийство обнаружила Смердюкова Вера Васильевна, соседка профессора, которая подрабатывала у него домработницей. Она, как обычно, к полудню, подошла к его двери со своими ключами, и сразу обратила внимание на то обстоятельство, что дверь была всего лишь защелкнута на "собачку". В обязательные же правила профессора, входило запирать квартиру еще и на два сложных английских замка. И тогда Вера Васильевна подумала, что профессор, возможно, находится дома, - может плохо себя чувствует, а может лекции перенесли. И женщина, пожав плечами, отщелкнула "собачку", воспользовавшись самым маленьким ключом из своей увесистой связки.
   Войдя в квартиру, пожилая женщина сразу же обнаружила неладное. В прихожей на полу прямо перед входом, она увидела перевернутую обувную тумбу и вывалившуюся из нее на самый проход обувь, а как только взор ее переместился в комнату, вздрогнула от испуга, машинально прижав руку со связкой ключей к груди. В проеме на полу виднелась оголенная нога профессора в черном лаковом ботинке с задравшейся почти до колена брючиной.
  -- Сердце! - тут же подумала Вера Васильевна. - Конечно! У него прихватило сердце! Предположив, что профессор не совладав с сердечным приступом, упал прямо перед дверью в прихожей, свалил тумбу, а потом, обессиленный, попытался ползком добраться до комнаты, чтобы достать из аптечки лекарство,
   Вера Васильевна метнулась к Ларионову в надежде, что он еще жив, но тут же в страхе отпрянула от распростертого на полу тела. На шее Виталия Михайловича была затянута веревочная петля, а на перекошенном, посиневшем лице застыло выражение смертельного ужаса.
  -- Господи! - воскликнула пожилая женщина, почуяв, как колени ее делаются ватными, и снова ринулась к двери.
   Ворвавшись в свою квартиру, она сразу же вызвала милицию и, беспомощно опустившись на табурет, в ожидании "прилипла" к окну кухни, откуда хорошо просматривался подъезд к дому.
  
   Вскоре оперативная группа под руководством майора Камушева Андрея Константиновича прибыла на место преступления. После тщательного обследования, было установлено, что убийство профессора произошло от десяти до двенадцати ночи. В квартире все было перевернуто вверх дном, однако на взгляд Веры Васильевны, ничего ценного, что могло бы заинтересовать обычного ворюгу, не пропало.
   Из родственников профессора, которым незамедлительно следовало сообщить о его смерти, имелся единственный сын, - Ларионов Валерий Витальевич, тридцати двух лет. Он, по сведению Смердюковой, был холост и в настоящее время проживал в Петербурге в квартире своей тетки, по линии матери.
  -- Он уехал в Питер сразу после школы, - сообщила Вера Васильевна.
  -- Таково было решение самого профессора, который за два года до этого схоронил жену. Дело в том, что Ирочка, то есть Ирина Семеновна, сестра покойной жены профессора Галины Семеновны, была глубоко несчастной женщиной. Именно в том году, когда ее племянник Валера заканчивал школу, и по плану должен был поступать в МГУ, у Ирины в автокатастрофе погибла вся семья. Муж и две дочери, - Наденька и Лерочка, - девочки восемнадцати и четырнадцати лет. Одним словом, Ирине после смерти семьи нужно было как-то выживать, а как было выжить одной после такого? Вот тогда Виталий Михайлович и решил отправить к ней Валеру, тем более, что Ирочка его очень любила.
   Валерик закончил Питерский университет, приобрел юридическую специальность, а потом, со слов профессора, удачно устроился на работу. Отца Валера навещал часто, особенно когда учился в университете. В последнее время, правда, это случалось реже, но Виталий Михайлович не сетовал на сына. Говорил, что тот устроился в какую-то серьезную фирму, и был теперь загружен работой. Профессор только расстраивался по поводу его женитьбы. Все боялся, что внуков так и не дождется. - Вера Васильевна вздохнула, - как чувствовал!
  -- Выходит, у профессорского сына теперь только тетка осталась? - уточнил лейтенант Рокотов.
  -- Да, что Вы! - спохватилась Вера Васильевна. - Она умерла уж лет пять или шесть назад, а квартиру записала на племянника.
  -- Понятно! - заключил майор Камушев. - Стало быть, других родственников у профессора нет?
  -- Нет! - подтвердила Вера Васильевна.
   Оперативники после работы экспертов отправили труп в морг, опечатали квартиру и, попросив Веру Васильевну сразу же сообщить им о приезде сына профессора, уехали.
  
   ГЛАВА 2
  
   Телефонный звонок с сообщением о смерти отца застал Валерия Витальевича на работе. Ему сообщил об этом лейтенант оперативного отдела Рокотов.
   Выслушав сообщение, он с грохотом опустил телефонную трубку на рычаг и тупо уставился на сидящего рядом сотрудника, Виктора Аркадина.
  -- Что? Что случилось, Валера?
  -- Сообщили, что кто-то убил моего отца. Да, как это возможно? - все еще не веря в страшное известие, воскликнул Валерий, и в отчаянии стукнул кулаком по столу. - Почему убили, за что его можно было убить? Абсурд какой-то!
   Долгожданный отпуск, которого с нетерпением ждал Валерий, после трех лет работы в крупной питерской компании по продаже недвижимости, где он работал ведущим юристом, предвиделся только через пару недель.
  -- Как же я сорвусь сейчас, а Аркадин?
  -- Обратись к руководству, пусть вызывают из отпуска Обертынского, - посоветовал Виктор. - А что еще остается делать в такой ситуации?!
  -- Угу! Придется.
  -- Когда его убили? - спросил Аркадин.
  -- Не знаю. Я не спросил, а лейтенант сказал только, что труп был обнаружен сегодня в полдень.
  -- Тебе надо срочно отправляться в Москву, срочно! Ты, давай-ка, посиди, приди в себя и соберись с мыслями. Подумай, прежде всего, что тебе следует с собой взять, а я, пожалуй, сам схожу к руководству.
   Сборы с помощью Аркадина состоялись быстро, и вечером Валерий уже отправился на самолет, который вылетал в Москву ночным рейсом в одиннадцать пятьдесят.
  -- Ну, пока! - попрощался Аркадин, высадивший друга у аэродрома, - если что, держи меня в курсе, о, кей?
  -- Хорошо, Витя, спасибо тебе! - поблагодари его Валерий.
  
   Организацию похорон профессора Ларионова взяла на себя администрация университета, да и Вера Васильевна старалась изо всех сил, чему Валерий был очень признателен. И когда, наконец, в просторной квартире профессора собрали последний поминальный стол, Валерий с облегчением вздохнул, только теперь осознав, что обязательный ритуальный процесс прошел вполне благополучно.
   На следующий день после похорон в десять часов утра к Валерию заехал руководитель группы расследования, майор Камушев, и, выразив соболезнование, попросил уделить ему некоторое время для беседы.
   Валерий пригласил его в рабочий кабинет отца, и Камушев, выбрав удобное профессорское кресло, расположился в нем.
  -- Валерий Витальевич, ваша соседка, Смердюкова Вера Васильевна, сообщила, что Вы проживали в Питере, и что наведывались к отцу в последнее время редко по причине занятости, но, тем не менее, мне хотелось бы задать Вам ряд вопросов.
  -- Конечно, конечно! - кивнул Валерий. - Вы же понимаете, что я больше, чем кто-либо другой заинтересован в этом расследовании, и потому очень признателен, что Вы, как руководитель, прибыли ко мне лично. - Он благодарно улыбнулся. - Может, кофейку сварить, а, товарищ майор?
  -- Сварите, я с удовольствием выпью.
  -- Вот и славно! С этим я, как заядлый холостяк, управлюсь быстро.
   На столе лежали семейные фотоальбомы, которые Валерий рассматривал как раз перед приходом майора.
   - Вот, можете пока альбомы посмотреть, чтоб не скучать, - предложил он Камушеву.
   За кофе Камушев расспрашивал Валерия об отце. Прежде всего пытаясь выяснить, чем занимался профессор в последнее время.
  -- Вот о последнем времени я рассказать затрудняюсь. Навещал его очень редко, а из телефонных разговоров, сами понимаете, мало чего узнаешь. - Молодой человек развел руками.
  -- Ладно, расскажите тогда о том, что Вам известно.
  -- Да, собственно, кроме работы, и общения с друзьями, ничем таким отец не занимался.
  -- А что Вам известно о его друзьях, с кем он общался больше всего?
  -- В основном, поддерживал постоянные дружеские отношения с двумя людьми. - Валерий открыл фотоальбом.
  -- Вот здесь на фотографии папа снят с женщиной, видите, - Валерий указал на одну из фотографий. - Это Белова Софья Максимовна, его подруга. Я помню ее столько, сколько себя самого.
  -- Она живет в Москве?
  -- Да. На Садово-Кудринской. Мы с родителями часто ходили к ней в гости.
  -- Она одна живет?
  -- Ну, сначала, конечно же, жила с мужем. Я, правда, его не помню. Умер рано. А потом с внучкой Катериной. Софья Максимовна ее воспитывала. Катя, - дочь ее сына. Мать девочки умерла не то при родах, не то вскоре после них, я точно не знаю. А сын Софьи Максимовны, Леонид, спустя два года женился и уехал с новой женой куда-то на север. Девочка, естественно, осталась с бабушкой. Ну, а потом в новой семье Леонида появилось еще двое детей. Словом, Катя там не пришлась ко двору и жила у бабушки вплоть до замужества.
  -- Понятно. А второй?
  -- Что?
  -- Я интересуюсь вторым человеком, с которым Ваш отец поддерживал близкие дружеские отношения.
  -- Это Дмитрий Сергеевич Купидонов. Он живет в другом городе, и потому я лично с ним не встречался. Знаю только, что знакомы они с отцом, так же, как и с Софьей Максимовной с детства.
  -- И в каком городе он живет?
  -- В Туле. Помню, отец часто заказывал телефонные переговоры с Тулой и общался с ним. Кстати, у отца тоже было несколько его фотографий, сейчас я Вам покажу. - Валерий принялся перелистывать альбомы. Однако фотографий отцовского друга не обнаружил.
  -- Что? - вопросительно взглянул на него майор.
  -- Фотографий туляка нигде нет. Возможно, отец зачем-то вытащил их из альбомов.
   Майор насторожился и сделал пометку в своем рабочем блокноте.
  -- Вы думаете, это может иметь какое-то значение? - спросил у него Валерий.
  -- Пока не думаю. Но обратить на это внимание надо. Я просто взял себе это на заметку.
  
  -- Одним словом Вы, Валерий Витальевич, были знакомы с тульским другом отца только понаслышке? - уточнил майор.
  -- Да, именно так.
  -- Ладно... Ладно! - задумчиво произнес он и побарабанил пальцами по столу.
  -- Валерий Витальевич, что еще Вы можете мне рассказать?
   Валерй задумался.
  -- Да, собственно, больше ничего. У отца, конечно же, было немало знакомых, в том числе и на работе, но знакомствам этим он не придавал особого значения, вернее, они не представляли для него большой ценности.
  -- Почему Вы так думаете?
   Валерий улыбнулся и пожал плечами.
  -- Насколько мне известно, самым ценным для отца были его студенты. Он бесконечно готов был возиться с ними, вечно устраивал какие-нибудь дополнительные семинары, а иногда даже водил своих подопечных на экскурсии. А однажды, еще при жизни мамы, привел всю группу домой. - Их было человек двадцать. На кафедре в тот момент затеяли ремонт, в помещении им было отказано. Одним словом, вся эта толпа собиралась у нас потом два раза в неделю в течение целых двух месяцев, и мама, надо отдать ей должное, терпела. Вот такие дела, - заключил Валерий и вопросительно взглянул на майора.
  -- Да, маловато будет, прямо скажем, совсем негусто! Ну, да ладно! Как говориться, негде взять и тут уж ничего не поделаешь! - вздохнул Камушев.
   - Валерий Витальевич, и все же, Вы должны напрячь свою память, покопаться в воспоминаниях, и, возможно, вспомнить что-нибудь неординарное, - то, что покажется Вам важным или значимым. Ведь Вы же понимаете, что при таком малоинформативном положении вещей, расследование проводить очень сложно. Не стану от Вас скрывать, что у нас, на сегодняшний день, практически нет никаких зацепок. Мои ребята, правда, сегодня с самого утра работают в университете, может там что-то добудут, как знать, но пока, увы! И еще. Если у Вас есть возможность, не уезжайте пока из Москвы. Мало ли какие вопросы у нас могут возникнуть. А по телефону, сами понимаете, какой разговор!
  -- Хорошо! У меня как раз сейчас есть такая возможность. Через несколько дней намечается очередной отпуск.
  -- Вы не планировали куда-нибудь уехать?
  -- Ну, если только в последнюю неделю. А сначала я планировал просто выспаться.
  -- Так осуществите это в Москве, а не в Питере.
  -- Придется!
  
  
   ГЛАВА 3
  
   Катерина захлопнула за мужем дверь, и, чертыхнувшись, направилась в спальню, на ходу завязывая халат.
  -- Опять испортил настроение с самого утра. - Забубнила она. - Вчерашнего ему показалось мало!
   У Володи в последнее время были крупные неприятности на работе, и всю эту неделю он возвращался домой "не в себе". На вопрос своей молодой жены, - "что случилось", отвечал резко и раздраженно. - Отстань, тебя это все равно не касается!
  
   Катерина с обидой поджимала губы и уходила прочь с его глаз, оставляя мужа на муку угрызений совести.
   Через некоторое время Володя смягчался, но опять же, ненадолго. Он заходил в комнату, где она, насупленная, обычно сидела на диване с напряженно сжатыми коленями, и дружески клал руку ей на плечо.
  -- Кать, ладно тебе, кончай дуться. Неприятности у меня на работе, понимаешь?
  -- Понимаю, потому и спрашиваю. Посочувствовать тебе хочу, поддержать, а ты рявкаешь, как с цепи сорвавшийся.
  -- Ну, ладно, ладно котенок, не обращай на меня, дурака, внимания! - и он, наклонившись, примирительно чмокал ее в щеку.
  -- Пойдем, накорми меня лучше!
  -- Можно подумать, что я для этого тебя не ждала весь вечер! - Катерина, встав с дивана, отправлялась на кухню.
   Во время еды она снова пыталась выяснить хоть что-то о его неприятностях, и Володя, поначалу вроде бы приступал к разговору, прежде всего сетуя на партнеров, которые наперекор ему, главе фирмы, обделывали свои грязные делишки прямо у него за спиной. О скрягах инвесторах, готовых удавиться за копейку, о хапугах администраторах и налоговиках, в то же время не называя ни одной конкретной фамилии объектов своего раздражения. Однако дотошное участие жены его быстро раздражало, и он снова срывался, сетуя на ее непонимание. Ему, мол, на работе все это до чертиков надоело, а она еще и дома начинает его доставать!
   Стычка заканчивалась незаконченным ужином и очередной обидой Катерины, иногда доходящей до слез, а дальше, как получится. - Порой ночным примирением супругов в постели, а порой и сном в разных комнатах. Благо, что в квартире их было три.
   Катерина направилась в кухню, поставила варить кофе, и, дожидаясь, пока он закипит, принялась делать бутерброд. В этот момент зазвонил городской телефон и она, оставив свое занятие, направилась в прихожую, чтобы снять трубку.
  -- Алло, привет бабуль, подожди минутку у телефона, - сказала она. - Я только кофе выключу, и, положив трубку на столик, снова отправилась на кухню.
  -- Что случилось, бабуль, ты чего звонишь так рано?
  -- Да, хотела застать тебя, пока ты куда-нибудь не усвистала с утра. А, что я тебя разбудила?
  -- Да нет, я Володю на работу провожала. Только что ты все время беспокоишься по поводу застать, не застать, бабуль? А мобильник?
  -- Не люблю я твой мобильник, Катюш, глупый он какой-то! Ну его к лешему, ей богу!
  -- Ой, ба, древняя ты у меня, аж жуть!
  -- А то не древняя, в такие-то годы!
  -- Ладно, чего ты хотела?
  -- Прежде всего, я хотела тебе сообщить очень печальную новость.
  -- Что случилось? - насторожилась Катерина.
  -- Я узнала, что убили Виталия Михайловича.
  -- Как убили? - ахнула Катерина.
  -- Вот так, Катюшенька! Кто-то проник к нему в квартиру и убил. Неделю назад его обнаружили с удавкой на шее. Уже и похоронили! А я, видишь ли, только узнала об этом. Вчера вечером позвонила Виталику, а трубку снял Валера. Он и сообщил мне о смерти отца. - Старая женщина всхлипнула. - А я даже на похороны к нему не попала!
  -- Так что же Валера не сообщил тебе о похоронах?
  -- Говорит, что пожалел, памятуя о моем возрасте и состоянии здоровья. Он подумал, что смерть Виталика мне будет легче перенести потом. Посчитал, что не стоит мне наблюдать все это воочию.
  -- Он прав, бабуль. Я бы на его месте поступила также.
  -- Ах, Катенька, прав не прав, теперь уж ладно. Отвезешь как-нибудь меня к нему на могилку, ладно, милая?
  -- Конечно, бабуль, какой вопрос! А Виталия Михайловича, что, ограбили?
  -- Валера говорит, не похоже на то. Хотя, откуда ему знать что пропало, он ведь и не жил с отцом.
  -- Ну, а милиция, что говорит?
  -- Тоже отвергает версию ограбления, хотя по подчерку предполагает, что преступники все же, что-то искали.
  -- Интересно, чего такого они могли искать в квартире одинокого пожилого человека, к тому же, совсем небогатого?
  -- Не знаю, Катюш, хотя, бродят у меня кой-какие мыслишки, но... - И Софья Максимовна загадочно умолкла.
  -- Бабуль, ты что? Ты что-то знаешь?
  -- Ну, что ты, детка, нет конечно! Просто мне в голову пришла одна мысль, но это всего лишь мои тараканы, как ты говоришь!
  
  -- Вообще-то я звоню тебе потому, что завтра ложусь
   в больницу. - Переменила тему разговора Софья Максимовна. - И мне хотелось перед этим увидеть тебя. И главное, кое что передать.
  -- Ты в больницу? Как? Что случилось, бабуль?
  -- Да, я на той неделе анализы сдавала, оказались хреновые, вот меня участковая в больницу и укладывает!
  -- Ба, ну в чем дело-то? Почему я узнаю об этом только после твоей участковой, а?
  -- Да, не хотелось тревожить тебя, Катюш, понапрасну.
  -- Да, что, значит, тревожить? У меня, что семеро по лавкам бегают, или работой я загружена, или, может, ты у меня ни одна единственная, а? Сколько раз я тебя ругала за такие приколы, а ты опять за свое? И самое интересное, что в среду я у тебя была, но ты обо всем этом даже словом не обмолвилась!
  -- Ладно, Кать, не ворчи! Ничего страшного не случилось. Полежу в больнице недельку, другую, они меня там подштопают, и, глядишь, потяну еще!
  -- Ба, ну какая больница! Знаю я, как они тебя там подштопают! Нашла метод, - искать здоровье у больного!
  -- Ладно, Кать, не воображай уж так-то! Самые обычные лекарства у них имеются, а мне и надо-то всего ничего!
  -- Ой, бабуль, ты неисправима! В общем так! Я сейчас же звоню Володе, и мы определяем тебя совсем в другое место. А пока позвони своей участковой и попроси, чтобы она подготовила твои анализы и медицинскую карту. Я сама за ними заеду сегодня, поняла?
  -- Кать, да не затевала бы ты все это, а? Опять же, мужа надо просить...
  -- Ба! Давай-ка на этом закончим наш разговор! Звони сейчас же участковой и скажи, что во второй половине дня я к ней заеду. Ее, кажется, Валентина Николаевна зовут?
  -- Да!
  -- Ну, вот и звони ей, а потом, как договоришься, мне перезвони! Все! - и Катерина повесила трубку.
  -- Вот артистка-то! - в сердцах воскликнула Катерина.. - Беспокоить она меня боится. Два инфаркта перенесла и все выпендривается. - И, махнув рукой, принялась звонить мужу.
   Володя перезвонил ей через пару часов и сообщил, что "выбил" место для Софьи Максимовны в клинике бывшего четвертого управления.
  -- Так что, пусть собирается! - сказал он. - Послезавтра отвезем ее туда.
  -- А завтра не получится?
  -- Какая ты шустрая Кать! Скажи спасибо, что на послезавтра получилось!
   После обеда Катерина отправилась в поликлинику за анализами. Там она переговорила с лечащим врачом Софьи Максимовны, и та не сообщила ей ничего утешительного.
  -- Судя по анализам, состояние у нее прединфарктное, Екатерина Леонидовна, - заключила Валентина Николаевна. - Так что, в больницу ей нужно срочно. Случись третий инфаркт, не дай бог, боюсь, она его не переживет. Вот такие дела!
  -- А если мы отвезем ее в больницу послезавтра? - забеспокоилась Катерина, - ничего?
  -- Ничего! Послезавтра ничего. Только предупредите ее, чтоб как можно меньше суетилась. Пусть три-четыре раза в день непременно укладывается в постель и ни в коем случае не нервничает.
  -- Хорошо, я сама прослежу за этим. - Пообещала Катерина.
   После поликлиники она поехала к Софье Максимовне и первым делом уложила ее в постель.
  -- Ужин я тебе сама приготовлю. - Сказала Катерина и отправилась на кухню, однако вернулась оттуда через несколько минут.
  -- Ба, ну что за дела? - ни масла растительного, ни овощей! Я бы борщик тебе сварила! Что ты все экономишь, а? Или мне тетю Иру пойти отругать за недосмотр? За что, спрашивается, я ей плачу?
  -- Не сердись, Катюш, я в последнее время есть совсем не хочу. Чего же мне Иру лишний раз заставлять по магазинам бегать! Позавчера вон, два йогурта выкинула, - вздулись, да три сосиски, которые совсем сморщились. Для чего мне зря деньги-то тратить, а Кать?
   Катерина на все это махнула рукой, и, сняв фартук, отправилась в магазин.
   Вернувшись, она застала у Софьи Максимовны ту самую тетю Иру, проживающую по соседству.
  -- Ну вот, легка на помине, - с раздражением подумала Катерина. - Ее только когда надо не бывает! Теперь же не выпроводишь ни за какие коврижки. Будет уши натирать до тех пор, пока я не уеду.
   Предположения Катерины оправдались. Одинокая шестидесятилетняя соседка домой и впрямь не спешила, а когда Катерина приготовила ужин, с удовольствием уселась за стол вместе с ними.
   - Эх, Катя, жаль, что ты за рулем. - Сказала она с сожалением, окинув вожделенным взглядом аппетитный стол. - Под такую закусочку и рюмочку пропустить было бы не грех. У меня ведь есть! На той неделе с пенсии бутылочку себе купила, так там еще половина осталась. Ну, да ладно. Максимовне пить нельзя, ты за рулем, а мне одной не пристало!
   Перекусив, Катерина взглянула на часы. Было без четверти шесть.
  -- Ну, все, мне пора! Володя обещал сегодня пораньше приехать, надо ужин ему приготовить. Тетя Ира, помойте посуду, пожалуйста.
  -- Конечно помою, Катюш, не беспокойся. А потом мы с Максимовной пойдем телевизор смотреть.
  -- Только долго не смотрите. Максимовне врач велел побольше отдыхать! - строго наказала Катерина.
  -- Катюш, пойдем-ка со мной, - сказала, Софья Максимовна, и, поднявшись со стула увлекла внучку в комнату, оставив соседку наедине с грязной посудой.
  -- Вот, возьми это с собой, - указала она на сверток, лежащий на трюмо.
  -- Что это?
  -- Здесь, Катюш то, что может тебе пригодиться после меня.
  -- Ба! - Катерина возмущенно топнула ногой. - Что за упадническое настроение, а? Уж не умирать ли ты собралась?
   Софья Максимовна очень серьезно взглянула на внучку.
  -- Может и собралась, детка! Возраст у меня, для этого, прямо скажем, вполне подходящий!
  -- Да, не возьму я ничего! - возмутилась Катерина. - Что за глупости, в конце концов! Мы ее в хорошую больницу определяем, а она тут накручивает опять...
  -- Это, Кать, возьми. - На удивление твердо сказала Софья Максимовна.
  -- Ба, да ты что? - не на шутку испугалась Катерина, подумав, что старая женщина, возможно, предчувствует свою скорую кончину, и от этих мыслей у нее выступили слезы.
  -- Ба, ты...? - всхлипнула она.
  -- Да, не пугайся Катюш! - угадав мысли внучки, улыбнулась Софья Максимовна. - Я пока еще умирать не собираюсь!
   Расцеловавшись с Софьей Максимовной у порога, Катерина сказала ей - "до послезавтра" и скрылась за дверью. Старая женщина, как всегда, перекрестила захлопнувшуюся за внучкой дверь три раза и, прочитав молитву, отправилась на кухню помогать соседке убирать со стола.
  
   ГЛАВА 4
  
   Декабрь 1941 год.
  
   Зина и Костик бежали по невскому, поочередно передавая друг другу на руки пятилетнего Витальку. Бомбежка, начавшаяся совсем внезапно, во время похода за дровами, догоняла их по пятам. Им пришлось бросить и детские Виталькины саночки и скудную поклажу дров, которую удалось-таки насобирать, шныряя по окрестностям города.
   Зина даже немного порадовалась. Ведь мама сказала, что дров-то им надо всего лишь на один день. А завтра, - завтра их уже должны были эвакуировать. Все ждали заветные грузовики с той стороны, где "кольцо" еще не сомкнулось. Там, с этой заветной стороны оставалась почти единственная лазейка в безопасность, если не считать теперь уже надежно покрывшуюся льдом Неву.
   Виталька заливался ревом не только от страха разрывавшихся то тут, то там снарядов, но и от того, что брат и сестра оставили его саночки. - Просто взяли и грубо сдернули с них Витальку, по своей собственной воле лишив его единственной радости. Зина сказала Костику, что с саночками им быстро не добраться до бомбоубежища. Они, мол, то и дело будут застревать из-за своих покосившихся, ржавых полозьев, и приноравливаться, поворачивая их, кривые, то в одну, то в другую сторону, им теперь некогда.
   Зина ворчала и в сердцах шлепала ревущего Витальку по попе.
  -- И ты еще навязался на нашу голову! - строго пеняла она братишке. - Не реви, сказала, не то сейчас и тебя самого брошу!
   Костик, напротив, уговаривал брата успокоиться. Обещал, что после бомбежки обязательно сбегает за саночками, хоть наперед и знал, что ни дров, ни тем более саночек уже не будет.
   И вот, в какой-то миг над ушами у них раздался беснующийся громкий свист снаряда, и Зина, со словами, "Ой, мамочки!" потянула братьев в подворотню. Снаряд пролетел совсем близко, почти над их головами, и они, испугавшись, ринулись к находящемуся рядом развороченному фундаменту, приютившись у развалин. Зина, скомандовала "ложись" и, как старшая, подмяла под себя Витальку, после чего успела лишь закрыть обеими руками уши распластавшемуся рядом с ней Костику.
   Снаряд разорвался совсем рядом и оглушил ее. Потом она что-то кричала до надрыва горла, но сама себя совершенно не слышала, и лишь по испуганным лицам братьев, смотрящим на нее во все глаза, смогла оценить силу своего голоса.
   А кричала она им, чтобы те не смели подниматься, и приказывала несколько метров преодолеть ползком, чтобы спуститься в облюбованную ей нишу, образованную торчащими с двух сторон балками фундамента какого-то развалившегося здания. Зину одолел такой страх, что она уже ничего не соображала, и, будучи ответственной за братьев, в этот миг не отдавала себе отчета в том, что опасность временно миновала. Зина поползла первой, а следом за ней Костик, тянущий ревущего во все горло Виталика за рукав. Она передохнула только внизу и, перевернувшись на спину, прислонилась к балке, свободно раскинув уставшие руки в стороны. И вдруг почувствовала под левой рукой какой-то предмет. Зина повернулась и увидела, что рука ее опустилась на небольшой гладкий деревянный ящик, облепленный комьями заледенелого снега. - Еда! - тут же мелькнула в голове Зины мысль, и она тотчас же подтянула ящик к себе. Боковая поверхность ящика с одной стороны была нарушена, и любопытная Зина, отогнув висящую на одном гвозде дощечку, увидела внутри необыкновенной красоты шкатулку. Бисерная инкрустация по темно-синему бархату, отороченная по краям некрупными жемчужинами, изображала собой тонкой работы затейливый узор, правда Зина такой ценности оценить не могла. Зато она, в очередной раз взглянув на всхлипывающего Витальку, наконец, сжалилась, и резко дернув на себя болтающуюся дощечку, оторвала ее, освободив, таким образом, доступ к шкатулке.
  -- На вот! - сказала она братишке. - Это тебе вместо саночек. Смотри, какая красивая коробочка!
   Виталька, и впрямь уже уставший плакать, умолк, и как завороженный впялился глазами в этот крохотный островок красоты, так неожиданно воскресший на фоне кошмарных развалин, и словно по волшебству простирающийся к нему на Зининой грязной руке в рваной пуховой рукавице. Он проворно схватил шкатулку обеими руками, и со словами "мое" крепко прижал ее к груди.
  -- Твое, твое! - подтвердила Зина. - Только больше не реви, ладно?
   И Виталька, на сей раз, умиротворенно шмыгнув носом, согласно закивал головой.
   Передохнув в развалинах несколько минут, они, по команде Зины, снова направились к убежищу до которого отсюда было уже совсем недалеко, и благополучно добравшись до него, переждали бомбежку.
   Домой они вернулись, когда уже начало смеркаться, грязные и замучившиеся. Виталька уже почти спал у Зины на руках.
  -- Благо, что мама пока не вернулась с работы, - подумала Зина, - а то бы только напрасно волновалась за них.
   В квартире было холодно, и Зина снова с сожалением подумала о потерянных дровах. Она велела братьям не раздеваться, и, накормив их холодным супом, уложила спать прямо в пальто, сверху еще укутав одеялами. Виталька моментально уснул вместе со своей шкатулкой, и Зина, с любовью поглядывая на его чумазую мордашку, совсем как взрослая покачала головой, - чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало!
   Долгожданные машины, которые должны были доставить их до поезда, пришли с самого утра, и Зина с мамой, проснувшиеся еще перед рассветом, быстро разбудили братьев. Взяв в руки приготовленные заранее узелки с самым необходимым, они вышли за порог. Мама, засуетившаяся дома, только на улице заметила в руках у Витальки шкатулку.
  -- Что это? - спросила она у Зины.
   И Зина, хоть и не хотела, но вынуждена была рассказать ей про бомбежку, и про то, где она нашла эту шкатулку.
  -- А, что там внутри? - поинтересовалась мама.
  -- Не знаю. - Пожала плечами Зина. - Виталька как вцепился в нее, так больше из рук и не выпускал.
   Погрузка в машины была суетливой и шумной, с паникой эвакуируемых, с ругательствами и матерными словами, однако вскоре завершилась благополучно. Они все вчетвером разместились в крытом грузовике на самой широкой доске в глубине кузова. Мама еще порадовалась, что здесь то уж точно поддувать не будет!
   Проехав около двух часов, и дождавшись пока Виталька уснет, любопытная Зина, осторожно высвободила у него из рук шкатулку, и, притиснувшись к маме, поинтересовалась, как ее можно открыть. Ольга Игнатьевна взяла шкатулку из рук дочери, и, покрутив со всех сторон, обнаружила сбоку маленький позолоченный круглый цифровой замочек.
  -- Э, да шкатулочка-то ваша с шифром! - сказала она, - так просто ее не открыть.
   Мама еще раз с сожалением повертела шкатулку, и уже, было, решилась покрутить замочек, но вдруг лицо ее сделалось напряженным, и шкатулка вмиг потеряла для нее всякий интерес.
  -- Что? - испуганно спросила Зина, и сама уже улавливая сквозь шум мотора усиливающийся с каждым мгновением гул неприятельских самолетов.
  -- Бомбежка! - раздался чей-то громкий испуганный голос. - Сейчас будет бомбежка!
  -- Господи, спаси и сохрани! - в тот же миг прошептала какая-то женщина прямо у Зининого уха.
  -- Мама, я боюсь! - встрепенулся Костик и, схватив Ольгу Игнатьевну за руку, уткнулся головой ей в колени.
   Зина побледнела, но, глядя на такую же побледневшую маму, не произнесла ни слова.
   Фашистский истребитель сбросил свой первый снаряд в середину колонны, они же ехали в последней машине. И взрослые тут же принялись задирать тент со всех сторон, чтобы наблюдать за происходящим.
  -- Попал прямо в кабину, - первой сообщила какая-то женщина. - Машина горит, о, Господи! А люди выпрыгивают из нее.
   После этого сообщения в грузовике началась паника. Пассажиры, перекрикивали друг друга, - одни предлагали немедленно выбираться из машины и разбегаться врассыпную, другие тут же принимались доказывать, что в машине оставаться безопасней по причине того, что водитель сейчас наверняка начнет петлять в разные стороны, и снаряду останется мало шансов угодить в нее. Второй снаряд разорвался рядом. Он хоть и не попал в идущую впереди машину, но, взорвавшись прямо перед носом грузовика, заставил водителя немедленно остановиться. Им, следом идущим, пришлось сделать то же самое. Как только машины остановились, люди, охваченные ужасом, толкая друг друга, ринулись к выходу. Ольга Игнатьевна принялась трясти сонного Витальку. Тот, проснувшись, увидел заветную шкатулку в руках мамы и тут же принялся реветь, протягивая к ней руки со словами "мое".
   Мама тут же отдала ему шкатулку, и взяв на руки, стала пробираться вперед, строго приказав детям держаться возле нее. Из передней машины тоже повалил народ, а бомбежка, тем временем, усиливалась. Неприятель выпустил подряд еще три снаряда, и до выбирающихся из машин, донеслись предсмертные вопли людей, находящихся на улице.
   Они почти выкатились из машины вместе с рвущейся наружу толпой, и Ольга Игнатьевна снова принялась кричать, чтобы ни Зина, ни Костик не отдалялись от нее с Виталиком.
  -- Бежим все вместе! - крикнула она в ухо Зине, стараясь перекричать шум толпы. - Вон туда, - и указала налево, куда ринулось меньше всего народу. Они бежали и старались делать это как можно быстрей. Зина и Костик то обгоняли маму, то вновь отставали от нее. Ольга Игнатьевна с Виталиком на руках выдохлась первой.
  -- Все, больше не могу! - сказала она, и со слезами опустилась на снег.
  -- Мама, давай его мне! - крикнула Зина. - Беги, доченька сама, тебе с ним не справиться! - ответила Ольга Игнатьевна. - Я только передохну минутку и догоню вас. Костика не потеряй!
   Зина послушно кивнула, и, догнав брата, взяла его за руку, на ходу разъясняя указание мамы.
   Снаряд настиг их через некоторое время, и, разорвавшись на глазах у Ольги Игнатьевны, прямо в том месте, где находились дети, поверг ее в ужас. Она попыталась подняться и побежать вперед, туда, где только что мелькали две родные, удаляющиеся от нее фигурки, которые она, все еще сидящая на снегу, не выпускала из вида, но ноги ее не послушались. А дальше, дальше она как в тумане увидела, что к ней приблизился какой-то высокий, бородатый мужчина, подхватил на руки Витальку и потянул ее за руку, со словами "бежим скорей, чего расселась!", но, так и не сумев ее поднять, припустился вперед с мальчиком.
   Она простерла руки им вслед. - Куда? Куда? - и испуг, потерять еще и Витальку, вмиг поднял ее на ноги.
   Она, задыхаясь от усталости, настигла их у самого спуска в овраг, и, не имея сил окликнуть мужчину, схватила его за развевающуюся полу пальто.
   Он обернулся.
  -- Ага, встала, значит, ну бежим! - и, обогнав ее в последнем рывке, первым стал осторожно спускаться по крутому спуску в овраг.
   Ольга Игнатьевна отстала от него всего на несколько шагов, и тут же спиной ощутила приближение смерти. Снаряд разорвался возле нее, и если бы мужчина с Виталькой не скрылись в овраге, их бы, по меньшей мере, сшибло ударной волной.
  
   ГЛАВА 5
  
   Май 2009 г.
  
   Катерина, проводив мужа на работу, оделась, привела себя в порядок, и, открыв холодильник, шустро побросала в сумку заготовленные с вечера продукты для Софьи Максимовны. Она взглянула на часы, было без четверти восемь.
  -- Ну, все, похоже пора! К половине девятого, дай бог, только до Садово - Кудринской доберусь. А там, опять же, вещи придется проверить!
   Она хоть и позвонила Софье Максимовне накануне вечером и велела ей собрать все по строго составленному перед этим списку, но как знать, выполнила ли бабушка ее указание. В последние полгода она стала не только слабой, но и очень рассеянной. В больнице их ждали к десяти, но Катерина, которой вроде бы и некуда было спешить, предусмотрительно отпустила время для утренних пробок.
  -- Пора! - еще раз сказала она себе, и вышла из квартиры.
   День сегодня выдался жаркий, прямо-таки, по настоящему летний. Солнце светило уже с самого утра, и в прогретом салоне машины, стоящей во дворе, оказалось не по утреннему зябко, а очень даже тепло, а значит уютно. Катерина вставила ключ в замок зажигания, и, улыбнувшись такому неожиданному подарку майского солнышка, тронулась с места.
   Дорога в центр хоть и оказалась загруженной, но ей удалось добраться до Садово-Кудринской минут на десять раньше запланированного времени.
  -- Вот и отлично! - обрадовалась она, взглянув на часы. - Еще и чайку с бабулей попить успеем.
   Поднявшись на пятый этаж без лифта, вместо утренней зарядки, Катерина подошла к двери и нажала на звонок. Ее встретила тишина.
  -- Хм! - удивленно пожала она плечами. - Может, бабуля в туалете? - и, выждав еще с минуту, она опять позвонила.
  -- Да, в чем дело-то? - забеспокоилась Катерина, отреагировав на очередную тишину за дверью. - И догадка холодной змеей поползла ей в сердце.
  -- Господи, неужели? И слова участковой Валентины Николаевны зазвучали у нее в голове - Ее нужно срочно в больницу! Срочно!
  -- Значит... Выходит, послезавтра оказалось не срочно? - задала себе страшный вопрос Катерина. - Но ведь она звонила Софье Максимовне вчера вечером, и по ее голосу поняла, что бабушка чувствует себя вполне нормально! И тут ее осенила обнадеживающая догадка.
  -- А, может, она к тете Ире пошла? Ну, мало ли зачем? Может просто затем, чтобы сказать ей до свидания? - Нет! - тут же ответила себе Катерина.
  -- Она должна была это сделать позже, вместе со мной. После выхода из квартиры, чтобы за одно и ключи ей передать. Тетя Ира, в отсутствие бабушки, всегда присматривала за квартирой и поливала цветы.
   Сердце Катерины запрыгало от страха, и она, опустив тяжелую сумку с продуктами прямо на резиновый коврик, принялась нервно шарить в своей дамской сумочке, отыскивая ключи от бабушкиной квартиры.
   Предчувствия Катерины оправдались. Софья Максимовна оказалась мертва. Вот только смерть ее наступила не от сердечного приступа! Старую женщину задушили подушкой у себя на кровати. Причем, судя по тому, что она была одета, преступник не застал ее спящей, он ее туда затащил. Он, скорее всего, явился к ней накануне вечером, возможно и не поздно, раз она еще даже и ко сну приготовиться не успела. На старой женщине были надеты чулки, кофта и юбка.
  -- Соседка, тетя Ира, прибежавшая на крики Катерины, вызвала милицию и скорую помощь, в которой, прежде всего, нуждалась сейчас Катерина.
   Володе позвонить и сообщить о случившемся она смогла только спустя полчаса. После того, как молоденькая медсестра сделала ей успокоительный укол.
   В квартире все было перевернуто вверх дном. Преступник явно что-то искал. На место преступления прибыла оперативная группа МУРА, под руководством майора Камушева, и после тщательного обследования места преступления и заключения эксперта, было установлено, что смерть старой женщины наступила примерно в десять часов вечера.
   Едва Катерина пришла в себя, оперативники попросили ее определить, что пропало из квартиры. Поинтересовались также, какие сбережения могла хранить Софья Максимовна.
  -- Да, какие у нее могли быть сбережения? - махнула рукой Катерина. - Жалкие крохи, отчисляемые с пенсии, хранящиеся, скорей всего, на сберкнижке. Бабушка отдавала предпочтение только этому способу сохранения денег.
   После того, как увезли труп, Катерина собралась с духом и принялась расхаживать по квартире, - заглядывать в шкафы и на полки.
  -- Нет! - сказала она в заключении. - Либо они совсем ничего не взяли, либо я, из-за бардака, который они учинили, просто, напросто не могу определить пропажи. Спросите лучше об этом нашу соседку, Ирину Викторовну, - посоветовала она. Может ей что-то бросится в глаза. Она ведь ухаживала за бабушкой и потому часто находилась в квартире.
   Майор Камушев насторожился.
  -- Ухаживала, говорите?
  -- Да. Я живу с мужем далеко отсюда, и потому наняла соседку ухаживать за бабушкой. А, что?
  -- Понимаете, дело в том, что Ваша бабушка, похоже, сама впустила в квартиру преступника. Значит, можно предположить, что преступником этим мог оказаться тот, кого она хорошо знала. Конечно, можно предположить еще и то, что Софья Максимовна не закрыла входную дверь, и потому преступник беспрепятственно проник в квартиру. Но этот случай, согласитесь, маловероятен, хотя отрицать его тоже нельзя.
  -- Так Вы, что же, подозреваете тетю Иру?
  -- Пока мы не можем никого подозревать, но, не скрою, будем ее проверять, как один из вариантов.
  -- Да Вы что? Они с бабушкой знали друг друга сто лет!
  -- Вы не волнуйтесь, Екатерина Леонидовна. - Мягко взглянув на нее, сказал Камушев. - Никто Вашу соседку напрасно обвинять не собирается, просто в таких случаях мы начинаем проверять всех подряд, кто хоть каким-то боком находится в зоне преступления в момент его совершения. А вы лучше подумайте и скажите, кого еще могла впустить к себе в квартиру бабушка в районе восьми-девяти вечера, без опаски.
   Катерина задумалась.
  -- Ну, прежде всего, любую из близко живущих соседок пенсионного возраста, с которыми она целыми днями просиживала на лавочке. Бабульки часто захаживали к ней на чай, или просто посмотреть очередной сериал по телевизору, чтобы за компанию обсудить происходящее на экране.
  -- Хорошо! А еще кто? Может родственники?
  -- Из родственников мог приехать только мой отец, но это маловероятно. Других родственников у бабушки не было, она всех потеряла в войну.
  -- Почему Вы полагаете, что приезд Вашего отца маловероятен?
  -- Потому, что он живет в Красноярске, и приезжает в Москву крайне редко, а уж если бы он приехал, то я б узнала об этом первой. Он бы мне позвонил и сообщил о своем приезде.
  -- Понятно! Какие у Вас еще предположения, Екатерина Леонидовна?
   Катерина пожала плечами, задумалась.
  -- Понятия не имею! Не могла же я знать обо всех ее закадычных знакомых!
  -- Как странно Вы сказали "о закадычных знакомых", обычно это определение применяют к слову друзья. - Улыбнулся Камушев.
  -- У бабушки были только два настоящих друга, но они оба умерли. - Катерина горестно вздохнула, а потом вдруг ахнула, и испуганно взглянула на Камушева.
  -- В чем дело, Екатерина Леонидовна, Вы о ком-то вспомнили? - спросил майор.
  -- Нет! Но... Вы знаете. Одним из близких бабушкиных друзей был профессор Московского университета Ларионов Виталий Михайлович. И почти две недели назад он тоже был убит у себя в квартире, а вернее задушен. О, Господи! - Катерина, предугадывая связь между этими двумя событиями, в отчаянии заломила руки.
  -- Нам известно о смерти Ларионова, - сообщил ей Камушев. - Наша группа как раз ведет это дело. - И он принялся что-то записывать в свой блокнот.
  
   ГЛАВА 6
  
   Март 1762 год.
  
   В дворцовых кулуарах Санкт - Петербурга, неохочего до светских развлечений в период правления Петра третьего, замкнувшего все свои интересы только на себе самом, происходило долгожданное шевеление. Император лично распорядился устроить грандиозный бал - маскарад в честь высокого гостя, - некой загадочной личности, графа Де Сен - Жермена, который ровно через неделю прибывал с визитом в Россию.
   Граф был хорошо известен в дипломатических кругах Европы и считался гениальным прогнозистом предстоящих политических событий и катаклизмов. Он обладал выдающейся способностью вникать в политическую ситуацию и блестяще ее оценивать, что беспрепятственно помогало ему парировать удары дипломатических противников. Ходили слухи, что многие правительства Европы, в том числе и французское, использовали графа в качестве секретного агента, и, может быть поэтому, у него всегда имелись при себе креденталии, гарантирующие ему вход в самые избранные круги светского общества.
   Княгиня Ольга Петровна Зорская, - бывшая фрейлина покойной государыни Елизаветы Петровны, запыхавшись, вбежала в одну из дворцовых гостиных, куда, начиная с полудня, постепенно стекались придворные дамы. Княгиня мимолетно отпустила собравшимся легкий поклон, и дамы, прочитав в ее глазах запечатленную сенсацию, стремительно летящую им навстречу, тотчас же умолкли, направив в ее сторону вопросительные взгляды.
  -- Вот! - громко сказала княгиня, усаживаясь в кресло, услужливо подвинутое ей молодой княжной Анастасией Волынской. - И достала из лифа письмо.
  -- Сегодня получила от кузины Мари из Парижа.
  -- Сведения о графе? - уточнила графиня Матильда Феликсовна Копнина.
  -- Конечно, как обещала, - скороговоркой кинула ей Ольга Петровна, даже не удостоив пожилую даму взглядом. Давая тем самым понять, что это, само собой разумеется, так как речь в последнее время, кроме графа, ни о ком другом и не шла, и что отвлекаться на глупые вопросы графине совсем уж не пристало!
   Дамы, тем временем, с легкостью шаркая ножками по паркету, поспешили к креслу княгини, опережая друг друга, дабы занять более удобную позицию для прослушивания письма французской кузины Ольги Петровны.
   Княгиня развернула письмо и впялилась в него взглядом, отыскивая нужные места.
  -- Вот! - сказала она.
   ..... Что касается личности графа Де Сен Жермена, могу тебе сообщить, что он является человеком - загадкой! Загадкой потому, что невозможно себе вообразить, как в одном человеке может столько всего вмещаться! И это не пустые слова, дорогая моя, с целью заинтриговать тебя и всех, кому ты будешь читать эти строки! ( А в том, что ты будешь их кому-то читать, я не сомневаюсь).
   Итак! Первое! Граф поразительно талантлив в музыке. Мало того, что он замечательно играет на нескольких музыкальных инструментах, так еще и создает свои собственные сочинения, среди которых есть даже опера!
   Второе! Он пишет картины и купается в славе превосходного художника, отличающего его дар от многих других! Ибо только графу пока удается изображать на одежде людей драгоценные камни настолько естественно, словно он вставляет их туда в натуральном виде. Он, также, открыл секрет нанесения на холсты измельченных жемчужин в совокупе с чем-то еще, оттого краски на его картинах приобретают более яркий и естественный оттенок.
   Третье! Он знает множество языков, и не просто знает, но и свободно владеет ими. Английский, немецкий, португальский, итальянский испанский, греческий, латинский, санскрит, китайский, арабский, русский, а также французский, причем на разных его диалектах, - все подвластно великому разуму графа!
   Четвертое! Графа можно смело называть ученым! Он обладает высокими познаниями в химии, проводит всевозможные научные опыты. Однажды, по просьбе Людовика пятнадцатого он, с помощью этой науки, сумел устранить дефекты его алмазов и других драгоценных камней. И поговаривают даже, что мадам де Помпадур в последние годы выглядела так прелестно, благодаря стараниям графа, который сотворил нечто подобное эликсиру молодости и поил им свою подопечную.
   Пятое! Графа можно назвать и историком. Ибо им изучены, исследованы и проанализированы все самые значимые исторические события происшедшие за последние две тысячи лет. И, вообще! Кто бы с каким вопросом к нему не обратился, - у него на сей счет всегда готов ответ!
   Шестое! Граф также, является пророком. Поговаривают, что все его предсказания сбываются в точности, и что его услугами, по этой части, пользуются даже многие монаршие особы европейских держав.
   И, наконец, граф просто талантливый человек. За что бы он ни взялся, все у него получается невообразимо легко и свободно! Так, словно он только и занимался этим всю свою жизнь. Он, например, владеет обеими руками до такой степени одинаково, что может писать левой также, как и правой. Многие сравнивали два образца письма, написанных обеими руками графа поочередно и их было не отличить друг от друга! Он занимался медитацией, и это давалось ему так легко, словно он, по воспитанию своему, являлся человеком востока, практикующим такое занятие с первых дней своей сознательной жизни.
   После этих строк княгиня Зорская подняла глаза, и окинула дам победным взглядом первооткрывателя.
  -- Ну, каково? - спросила она.
  -- Невероятно! Поразительно! - полетели к ней восхищенные женские голоса со всех сторон.
  -- Но, разве сие возможно?! - вклинился в общий восхищенный гвалт возглас молоденькой вдовы - графини Елизаветы Арсеньевны Лукиной, и в глазах ее застыло недоверие.
  -- Возможно, милочка, возможно! - с видом неоспоримого знатока сказала ей Ольга Петровна. - Уж Мари - то не станет придумывать небылицы, а напротив, чтобы рассказать о чем-то перепроверит и подтвердит все, да не один раз.
   После некоторой паузы, в течение которой дамы, умолкнув все, как одна, казалось бы, переварили свалившуюся на них информацию, начались бурные обсуждения.
  -- Неужели и вправду этот человек удостоит нас чести своим посещением? - защебетали недоверчивые.
  -- Да, как он посмеет отказать государю, коли поговаривают, что тот лично его пригласил? - вторили им другие. - Он, конечно же, приедет!
  -- По моему, нашему государю может отказать и не такой великий человек! - шепотом, словно ее кто-то подслушивает за дверью, сказала фрейлина молодой императрицы - дочь графини Копниной, Аделаида, за что тотчас же наткнулась на жесткий, укоряющий взгляд своей матери.
   Однако Зорская тронула пожилую графиню за руку.
  -- Не волнуйтесь, Матильда, понапрасну. Никто здесь не собирается вредить Вашей дочери, и дамы согласно закивали в знак одобрения, и из желания польстить молоденькой фрейлине, ибо она одна среди них находилась в таком почетном услужении. А дамы, - на то они и дамы, тем более придворные, кончиком носа чуяли, кто в доме хозяин.
  -- Да, кто ж из нас не знает истинных качеств государя? - насмешливо сказала Зорская, после чего гостиная наполнилась смехом.
   И дамы, которых и в самом деле объединяло открытое удовольствие посмеяться над нерадивостью нынешнего монарха, еще больше расслабились друг перед другом.
  -- Интересно, с какой же миссией направляется граф в Россию? - спросила княжна Волынская.
   Все тут же взглянули на нее, дабы уточнить, что за вопрос.
  -- Ну, не станет же такой умница навещать нашего монарха только затем, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение? - сказала княжна.
  -- Постойте, постойте! - графиня Комарова обратилась к Зорской.
  -- Ваша кузина пишет, что граф является тайным агентом, так может он и едет к нам в качестве такового по чьему-нибудь шпионскому заданию?
  -- Ах! О! - послышались тотчас же возгласы. - И дамы, от такой догадки принялись "делать глаза" и прикрывать рот ребром ладошки.
  -- Но, если он едет к нам с такой миссией, то зачем же государю вздумалось его приглашать? - спросила молодая вдова Лукина.
  -- Науськали! - выкинула догадку Зорская.
  -- Кто? - удивиласьграфиня Комарова.
  -- Кто, кто, - прусак, конечно! По - моему, для "нашего" других авторитетов не существует!
  -- А зачем это прусаку? - удивилась Матильда Феликсовна.
  -- Зачем? - Зорская хмыкнула. - А о недавней войне вы уже забыли?
  -- Но нынче же, наоборот, все устроилось для него наилучшим образом! - не унималась пожилая графиня.
  -- Нынче! Да прусак не чета "нашему"! Он, в отличии от него очень умен, да к тому же прозорлив! - Ольга Петровна, перейдя на шепот, покрутила пальцем у виска, - поди, догадывается, что такому долго не продержаться.
  -- А я вот наслышана, что граф Сен Жермен возглавляет масонство, - сказала молчавшая до сих пор княгиня Туманова.
  -- Он и к этому причастен! - тут же ответила ей Зорская. - Кузина написала мне об этом еще в своем первом письме, а в этом уж не стала повторяться.
   На этом разговор был прерван, ибо дверь в гостиную внезапно отворилась, и на пороге показался красавец граф Копнин, - сын Матильды Феликсовна. Он отвесил дамам нижайший поклон, сообщив, что его аудиенция у государя окончена, и потому он может смело забрать отсюда матушку по ее же просьбе, чтобы доставить домой в своей карете.
   Итак, двор ждал графа Де Сен -Жермена с нетерпением, словно загадочного чародея - мага, способного показать им совершенно необычные фокусы, словно диковинку, способную на нечто незаурядное, что можно причмокивая посмаковать в свое удовольствие. И вот, наконец, долгожданный день приезда настал. Графа ждали вечером прямо на бал - маскарад, который государь приправлял еще и обильным ужином. Причем приглашенных было всего лишь около двухсот пятидесяти человек, вместо обычных семисот или восьмисот, как это бывало при покойной Елизавете Петровне. И этот факт государь объяснил как-то уж очень несуразно, - он не хотел, якобы, утомлять знаменитого гостя такой массой народа! Это при таких-то апартаментах! - ну, да и бог с ним! - сказали обиженные неприглашенные, которых предыдущая государыня никогда не обделяла вниманием. Что с д....ка взять, коль подвержен он своим прусским выходкам до мозга костей!
   Шесть карет графа Де Сен- Жермена подкатили ко дворцу не к вечеру, как ожидалось, а аккурат в полдень. И государь, не подготовившись к такой ранней встрече, в сердцах уже успел обругать своего долгожданного гостя, и попенять ему при встрече, почему, де тот не послал вперед себя гонца с сообщением о своем прибытии. На что граф, отвесив российскому монарху почтительный поклон, сообщил, чтобы тот ни о чем не беспокоился.
  -- Ваше величество, - мягким приятным вкрадчивым баритоном сказал он, - уж таков я чудак, ибо имею удовольствие появляться внезапно, но не ради того, чтобы заставать хозяев врасплох, а напротив, чтобы своим визитерством не привносить лишней суеты.
   Отобедав с монаршими особами наедине, граф еще некоторое время пообщался с государем и беглой экскурсией осмотрел дворец, после чего удалился отдыхать перед балом в отведенные для него апартаменты.
   Он появился в бальном зале, когда собрались уже все приглашенные, ведь ясно, что на этот раз никто из них опаздывать не собирался. Войдя в зал, он замер на миг и бегло окинул взглядом присутствующих, а потом, не спеша, грациозной поступью направился вглубь помещения, приветствуя дам легкими поклонами.
   Этот, заинтриговавший всех человек был среднего роста, пропорционально сложенный. Черты лица его были правильными, лоб открытым и высоким, лицо немного смугловато, и на нем практически не было видно морщин, хоть по возрасту граф был уже не молод. Глаза, - ох! Кто бы смог рассмотреть их как следует! Не то серо -зеленые, - не то карие. Все зависело от того, какие эмоции владели графом в этот момент. Если он приветливо улыбался, в них присутствовал один оттенок, а если бросал на человека быстрый оценивающий взгляд, - другой.
   Одежда на нем была черная, и брюки и сорочка и камзол, что на первый взгляд шокировало. Как мог человек отдать предпочтение такому цвету одежды, отправляясь на бал?! Однако, присмотревшись, многие отметили, что одежда его была отличного качества и притом сидела на Сен-Жермене превосходно. К тому же, драгоценные камни, которые, по слухам, граф любил маниакально, скрадывали черный цвет одежд, а может, наоборот, на фоне его сияли своим многограньем еще краше.
   И уж если речь зашла о камнях, то тут действительно надо отдать должное непомерной тяге Сен-Жермена к ним. Они имелись у него не только на кольцах, унизывающих добрую половину его десяти пальцев, но и на часах, цепочке, на пряжках туфлей и даже на табакерке.
   Граф улыбался присутствующим загадочной полуулыбкой, а сам, при этом, казалось, пронизывал взглядом насквозь. Ах! Каков был этот его взгляд, ну прямо жгуч, как перец, въедлив до щипоты, и оставляющий след, казалось бы, на веки вечные!
   Лизонька, ощущая приближение Сен-Жермена волновалась, и от того дыхание ее с каждой минутой усиливалось. Грудь, при этом, заметно вздымалась, ощущая тесноту корсета, а ладошки, в которых она теребила свой веер, потели.
   Вот он сделал шаг, потом еще и еще, произвел взмах руки прилагаемой к груди, повлекший за собой движение его широкого рукава, при котором на Лизоньку повеяло притягательным ароматом одеколона, исходящего от его одежды! Легкий поклон приветствия стоящей рядом с Лизонькой графине Левко, медленный поворот головы в ее, Лизонькину, сторону, и, наконец, взгляд, скрестившийся с ее напряженным, ожидающим взглядом, на котором граф задержался дольше обычного!
  
   ГЛАВА 7
  
  
  
  
   Май 2009 год.
  
  
   Катерина позвонила отцу, чтобы сообщить о смерти бабушки. Трубку сняла его жена, Елена Николаевна, и, выслушав трагическую весть, сообщила, что он сейчас как раз находится в Москве.
  -- В Москве? - удивилась Катерина. - И давно?
  -- Он улетел три дня назад. - Ответила ее мачеха.
  -- Но, почему же он не позвонил мне?
  -- Катюша, он, конечно же, собирался это сделать, и даже погостить у тебя и у бабушки. Но, прежде всего, заехал к моему двоюродному брату, чтобы поговорить с ним об устройстве Сережи в институт. Ты же знаешь, что Евгений Павлович заведует кафедрой в МИИТе.
  -- Понятно! - сказала Катерина. - И как же мне сообщить папе о похоронах?
  -- Я сейчас же сама позвоню брату отсюда, из Красноярска, так что ты не волнуйся. Папа сегодня же приедет к тебе.
  -- А Вы с детьми?
  -- К сожалению, Пети сейчас в городе нет. Он уехал в командировку, а вот мы с Сережей обязательно приедем. И если удастся вылететь сегодня вечером, то даже и на похороны завтра успеем.
  -- Хорошо! - сказала Катерина. - Тогда до завтра.
   Она повесила трубку, и с обидой подумала об отце.
  -- Надо же, три дня в Москве и даже не позвонил!
   Основную организацию похорон Катин муж поручил своим помощникам, ей оставалось только заниматься мелочами. Хотя, как известно, в таком деле мелочей не бывает. По церковной части хлопотала Ирина Викторовна, и так переусердствовала, что даже устроила отпевание прямо в квартире.
  -- Зачем? - спросила у нее Катерина. - Мы же в церковь ее повезем.
  -- Ну и что? - возразила соседка. - Это совсем не лишнее. В церкви, это само собой, а тут соседушки, по свойски, по домашнему.
   Катерина махнула рукой, - ладно, пусть делают, что хотят!
   Ирина Викторовна привела пятерых старушек, и они, собравшись у гроба, слабыми писклявыми, совсем непевческими голосами, принялись за ритуальное пение, которое длилось с полчаса, и которое Катерина вынесла с большим мучением.
   ...Леонид Викторович приехал через два часа, после звонка жены из Красноярска, без предупреждения. Дверь была не заперта, и он вошел без звонка. Катерина в это время копалась на полках в бабушкином гардеробе, - искала скатерти, и вышитые Софьей Максимовной льняные салфетки.
  -- Катенька! - услышала она за спиной голос отца, и вздрогнула от неожиданности.
  -- Папа! - и она, заплакав, бросилась к нему в объятия.
   Леонид Викторович гладил ее, всхлипывающую, по спине, успокаивал, хоть у самого, при этом катились слезы.
  -- Господи, да кто ж это мог? - в отчаянии вырвалось у него. - Сволочи! Сволочи!
  -- Что говорит милиция, Катюш? Какая у них версия?
  -- Да, никакой пока. Говорят только, что преступники что-то искали. Они всю квартиру вверх дном перевернули. Даже на кухне переворошили все банки с крупой.
  -- Да, что у нее можно было искать? Что?
  -- Не знаю, папа, не знаю.
   На кухне засвистел чайник, и Катерина направилась туда. В этот момент зазвонил городской телефон.
  -- Папа, сними трубку, - крикнула из кухни Катерина.
   Звонил майор Камушев, который сразу же представился Леониду Викторовичу и поинтересовался в свою очередь с кем он разговаривает.
  -- Белов. Сын покойной, - доложил Леонид Викторович.
  -- Вы так быстро прилетели из Красноярска? - удивился майор.
  -- Да, нет. Я как раз нахожусь сейчас в Москве.
  -- И давно?
  -- Третий день.
  -- Н, да! - загадочно сказал Камушев и попросил пригласить к телефону Катерину.
  -- Одну минуточку, - сказал Леонид Викторович, и окликнул дочь.
  -- Алло, я Вас слушаю, Андрей Константинович, сказала подоспевшая Катерина.
  -- Екатерина Леонидовна, я хотел бы уточнить у Вас личность второго друга детства Вашей бабушки.
  -- Это Дмитрий Сергеевич Купидонов, - сообщила Катерина. - Он жил в Туле, но, если мне не изменяет память, примерно полгода тому назад умер. Бабушка тогда еще порывалась на похороны отправиться, только я ей не позволила. Уж очень плохо она чувствовала себя в тот момент.
  -- А от чего он умер, не знаете?
  -- По моему, у него случился инсульт, или, может, я ошибаюсь? - неуверенно сказала Катерина.
  -- А родственники у него есть, ну, кто бы мог знать точные подробности смерти?
  -- Вот с родственниками у него проблемы. Жена умерла давно. Общих детей у них не было. А единственный сын его жены от первого брака, живший с ними, уехал из Тулы очень давно. Дмитрий Сергеевич рассказывал бабушке, что в самом начале перестройки у него случились какие-то проблемы, и он, просто, напросто, исчез.
  -- Что, значит исчез?
  -- Ну, спрятался, затаился, я не знаю. Бабушка говорила, что Дмитрий Сергеевич по этому поводу очень переживает.
  -- То есть, в последнее время Купидонов жил один?
  -- Да.
  -- Ладно, спасибо за информацию, Екатерина Леонидовна. А Ваш отец, значит, находился в Москве?
  -- Да, я сама только недавно об этом узнала.
  -- И где же он был эти три дня, и почему не позвонил вам в первую очередь, как Вы предполагали?
  -- Да тут все в порядке. - Неопределенно ответила майору Катерина, потому, что Леонид Викторович стоял в комнате у гроба бабушки, и оттуда ему был хорошо слышен их разговор. - На то имеются свои причины, - многозначительно добавила она.
  -- Вы не хотите о них говорить сейчас? - догадался Камушев.
  -- Да. - Ответила Катерина.
  -- Ну, а перезвонить мне потом сможете?
  -- Смогу конечно же! - сказала Катерина, и услышав его "до свидания", положила трубку.
  -- Что такое, Катюш? - спросил ее Леонид Викторович. - Уж не обо мне ли он тебя спрашивал?
  -- О тебе. - Не стала уходить от ответа Катерина. - И рассказала отцу о том, что у майора есть подозрение, будто бабушка открыла дверь кому-то знакомому, от того он всех подряд и проверяет.
  -- Правильно делает. - Согласился Леонид Викторович. - Так чего ж ты мне трубку не передала, а Катюш? Я бы сам поговорил с ним.
  -- Ладно папа, еще усеешь. - Устало сказала Катерина. - А сейчас давай лучше делами займемся.
  -- Кстати, ты знаешь, что твои сегодня должны вылететь из Красноярска?
  -- У них ничего не получилось. Лена мне перезвонила и сказала, что билетов нет.
  -- А на завтра есть?
  -- А какой смысл им лететь завтра, Катюш, на похороны они все равно опоздают.
  -- Так они, что ж, совсем не полетят? - удивилась Катерина и с осуждением взглянула на отца.
  -- Не суди об этом строго, Кать, - сказал Леонид Викторович, - мы сейчас на мели, а билеты из Красноярска недешевые, сама понимаешь!
  -- Да, что ты, папа, я не сужу. - Смягчилась Катерина.
   ... После похорон майор Камушев, так и не дождавшись звонка Катерины, созвонился с ней и договорился о встрече, на которой разузнал все подробности о визите Леонида Викторовича в Москву от него же самого. Вот, правда, с алиби на роковой вечер у Белова было слабовато. Он утверждал, что находился в квартире родственника своей жены совершенно один.
  -- Евгений Павлович и его жена, работают в институте. - Принялся он докладывать майору. - И именно в этот вечер они праздновали защиту кандидатской диссертации своего аспиранта в ресторане "Прага". Так совпало, понимаете!
  -- Н, да! - сказал на это майор, и подозрительно взглянул на Белова, вызвав при этом волну возмущения в душе Катерины.
  -- Неужели он и вправду может его подозревать? Да, что за глупости, в самом деле! Она, конечно же, понимала, что работа, есть работа, тем более, работа следователя. Но, ведь должно же в ней отводиться место и чему-то человеческому!
   После разговора с отцом Катерины, Камушев принялся задавать вопросы ей. И в первую очередь снова затронул тему близких друзей Софьи Максимовны.
  -- Екатерина Леонидовна, а Вы не знаете, что могло связывать Вашу бабушку в крепкую дружбу с Купидоновым и Ларионовым?
  -- Конечно, знаю. - Сказала Катерина. - Да и папе об этом известно. В войну их всех троих эвакуировали из Ленинграда в Вологду, и поселили в один дом. И они вплоть до самого сорок пятого года жили вместе.
  -- Понятно! - сказал Камушев.
  -- Вы подозреваете, что следы убийства могут идти оттуда? - осторожно поинтересовалась Катерина.
  -- Да, нет, предполагать еще что-либо рано. Мы пока просто информацию собираем. И потом, с тех пор прошло столько времени! Если даже предположить что-либо о следах, ведущих оттуда, думаю, что проявились бы они уже гораздо раньше! Я, честно говоря, думал, что их связывает более позднее знакомство.
  -- Однако убийство двух близких друзей, случившееся почти одновременно, заставляет о чем-то задуматься! - попробовала возразить майору Катерина.
  -- Вот потому я об этом Вас так подробно и расспрашиваю. - Улыбнулся Камушев. - Однако военные времена, - времена давние, и я был бы рад услышать от Вас какую-нибудь другую информацию. Причем, чем больше ее будет, тем лучше.
   Проводив майора, Катерина тотчас же подошла к телефону, и, открыв записную книжку Софьи Максимовны, лежащую на подзеркальном столике, отыскала номер телефона профессора Ларионова.
  -- Алло, послышалось в трубке после трех длинных гудков.
  -- Алло! Валерий?
  -- Да.
  -- Это Катерина, внучка Софьи Максимовны.
  -- Здравствуйте, я узнал Вас, Катя.
  -- Валера, мне хотелось бы поговорить с Вами. - Решительно сказала Катерина. - Я еще на похоронах хотела к Вам подойти, но вот как-то не случилось.
  -- Конечно, Катюша! - согласился Валерий. - Мне, между прочим, пришла в голову точно такая же мысль.
  -- Вот и отлично! Давайте - ка встретимся!
  -- Когда?
  -- Так, - Катерина задумалась. Прикинула.
  -- Я смогу быть совершенно свободной дня через три, четыре.
  -- Хорошо. Мне к Вам подъехать?
  -- Это было бы замечательно. Только подъезжайте не в бабушкину квартиру, а ко мне. - Катерина продиктовала ему адрес, - но предварительно позвоните, хорошо?
  -- Хорошо!
  
   ГЛАВА 8
  
   Декабрь 1941 год.
  
   Бородатый чужой мужчина тащил Виталика за руку к поезду.
  -- Мама, Зина, Котя! - то и дело повторял имена своих близких, мальчик, желая дать понять чужому дяде, что без этих троих людей идти он никуда не желает.
  -- Нет никого, мальчуган! - сказал, наконец, мужчина, остановившись и серьезно взглянув ребенку в глаза.
  -- Неть? - недоверчиво переспросил мальчик, и на утвердительный кивок головы бородача, дал громкого ревака.
   Мужчина поднял его на руки и с жалостью прижал к себе.
  -- Господи, куда ж ты теперь попадешь?!
   В этот момент прозвучал паровозный гудок, и мужчина, опомнившись, взял мальчика на руки. Он быстрым шагом направился к перрону, вливаясь в спешащую туда же толпу.
   Они едва пробрались к одному из вагонов, и мужчина, перебивая гвалт голосов, обратился к проводнице, зависшей на подножке.
  -- Девушка, у меня вот тут ребенок, чужой. Куда его?
  -- Не знаю я. - Раздраженно ответила та. - У нас уже этих чужих пруд пруди! - вон, обращайтесь к сопровождающей. - И указала в сторону пожилой толстушки, матерящей на все лады прущих в вагон неуемных пассажиров.
  -- Я сказала, по - порядку, твою мать! По - порядку! Сами себе ноги хотите переломать? Что вы, как стадо баранов!
  -- Да! Будь у нее в руках палка, перебила бы всех! - глядя на нее, подумал мужчина. И с жалостью взглянул на Виталика.
  -- Доверь такой ребенка! Эх! А ничего не поделаешь, придется!
  -- Как хоть зовут тебя, малыш? - спросил он у Виталика.
  -- Лалионов Виталий Махалыч! - бодро отрекомендовал себя мальчуган.
  -- Да, иди, ты! - удивился мужчина.
  -- А, может, ты и адрес свой знаешь? А?
   Виталик вопросительно на него посмотрел, явно не понимая вопроса.
  -- Где ты живешь, знаешь? - пояснил ему бородач.
  -- В Ленингладе. - Гордо сказал мальчуган.
  -- А улица какая? Дом?
  -- Виталик молчал.
  -- Не знаешь! - констатировал мужчина. - Плохо, что мама тебе об этом не сказала.
   Услышав слово мама, Виталик вновь вспомнил о близких и, состроив плаксивую физиономию, принялся озираться по сторонам.
  -- Пойдем вон к той тете. - Тяжело вздохнув, сказал мужчина, и снова взяв Виталика на руки, стал протискиваться к сопровождающей.
  -- Ты только не забывай, дружище, как тебя зовут, ладно?
  -- Ладно! - согласно кивнул Виталька.
  -- И, что ты из Ленинграда, хорошо?
  -- Холошо! - согласился мальчик.
  -- Да, не при ты так, видишь, я с ребенком! - грубо заметил провожатый Виталика какой-то женщине, "проехавшей" сумкой ему по лицу.
  -- С ребенком! - возмущенно заметила та. - Таким бугаям, как тебе только детьми и прикрываться! - Давно бы на фронт отправился.
  -- Туда я и хочу! - подумал про себя мужчина, но женщине на ее грубую реплику ничего не ответил.
   Они, наконец, подобрались к сопровождающей.
  -- Женщина, у меня мальчик чужой, потерявшийся!
  -- Ну и что? - рявкнула та!
  -- Понимаете, его мать погибла на моих глазах при бомбежке. А в эвакуацию я его сопровождать никак не могу. На фронт отправляюсь!
   Эти слова тотчас же возымели действие, и толстушка из строгой фурии моментально превратилась в блаженную монахиню.
   Она ласково взглянула на Виталика, и улыбнулась ему лучезарной многообещающей улыбкой.
  -- Иди ко мне, мой хороший, иди! - сказала она и протянула руки к бородачу, чтобы перехватить Виталика.
  -- Неть! - упрямо сказал мальчик.
  -- Иди, иди! - сказал Витальке мужчина. - И ничего не бойся. Куда - нибудь они тебя пристроят, а там, глядишь, и война закончится. - Принялся он убеждать не то Виталика, не то самого себя. - Ты знаешь, как твоя фамилия, и что живешь ты в Ленинграде! И, думаю, родных твоих отыскать будет не так уж сложно. - И он приподнял Виталика повыше, к тянущимся за ним рукам толстушки, в которых малыш через мгновение и оказался. А как только это произошло, сердце мужчины полоснуло тупым ножом.
  -- Господи, что же я делаю! - мысленно воскликнул он, моментально почувствовав ответственность за этого ребенка.
  -- Подождите минуточку, не уносите его! - крикнул он, сам еще не понимая, что хочет сделать.
  -- В чем дело? - спросила его сопровождающая, и взгляд ее из приветливого снова переметнулся в раздраженный.
  -- Я только адрес ему оставлю, свой! На всякий случай! Подождите, я мигом! - и бородач достал из внутреннего кармана пальто блокнот и торчащий из него химический карандаш.
   Послюнявив карандаш, он поспешно написал на листочке несколько слов, а потом, вырвав его из блокнота, протянул сопровождающей.
  -- Позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы он это сохранил! Пусть положит куда-нибудь так, чтобы листок не потерялся.
   Женщина выдернула у него из рук записку.
  -- А, здесь у него, что? Документы? - и она попыталась взять из рук Виталика шкатулку, тотчас же наткнувшись на сопротивление с его стороны.
  -- Понятия не имею! - сказал мужчина. - Но лучше пусть положит записку в карман одежды. Как знать, может он по пути потеряет эту шкатулку.
   И мужчина только сейчас обратил внимание на истинную ценность шкатулки, после чего глаза его расширились от удивления, и он невольно присвистнул, подумав, - а, может у него ее просто, напросто украдут!
   Виталика поместили к группе потерявшихся детей, которых насчитывалось около десяти человек. И среди них он оказался самым маленьким.
   В вагоне было тесно, места всем не хватало, и какая-то девочка, - ровесница Зине, посадила его к себе на колени.
  -- Зина! - обратился к ней мальчик через некоторое время.
  -- Покачай!
  -- Что? не поняла девочка.
  -- Покачай! - и Виталька принялся раскачиваться у нее на коленях. - Давай поиглаем в козу!
   Девочка улыбнулась.
  -- А, как это?
   Мальчик недоуменно посмотрел на нее, - как же она может не знать такой простой всем известной игры?!
  -- Шла коза логатая за малыми лебятами, - принялся декламировать он и еще шустрей раскачиваться у нее на коленях.
  -- Шла челез мосток, хватила осины листок, топнула, пожевала, да с моста и упала. Бух! - радостно воскликнул мальчуган и сделал попытку провалиться между коленями девочки.
  -- Поняла, поняла! - сказала девочка. - Ладно, давай сначала, только садись поудобней.
   "Уронив" Виталика три раза, девочка вдруг загрустила и прекратила игру, а потом и вовсе в глазах ее появились слезы.
   Виталька, смотрящий на нее, продолжения игры без напоминаний так и не дождался.
  -- Давай, Зина, давай! - сказал он, снова заерзав.
  -- Отстань, - тихо сказала ему девочка, и умолкла.
  -- Виталька повернул к ней голову и увидел, что девочка плачет.
  -- Не плачь, Зина, не плачь! - и он принялся участливо гладить ей руку.
  -- Я не Зина! - сказала, наконец, незнакомка. - Я Соня. Потерпи немного, я устала, а как отдохну, мы с тобой опять поиграем. Хорошо?
  -- Холошо! - согласился Виталик.
   Их разместили под Вологдой, в деревне Красотино.
   После выхода из поезда Виталька уже не отходил от Сони, да она и не возражала, даже, напротив, держала его за руку.
   Их определили в одну избу. А спустя некоторое время, когда расселение было почти закончено, к ним привели еще одного мальчика.
  -- У вас места побольше, - сказала хозяйке сопровождающая, - да к тому же корова своя, может и этого заберете?
  -- Заберу, заберу! - с готовностью ответила хозяйка, и, взяв несмелого паренька за руку, повела в избу.
   Мальчику было девять лет, и звали его Димой. Хозяйка Алевтина Борисовна, женщина лет сорока пяти, оказалась очень приветливой. А когда узнала, что все трое детей потеряли близких во время настигшей их по пути бомбежки, расплакалась.
   Первым делом она напоила их молоком. Пили до отвала, кто сколько мог! И даже когда сварилась картошка, представ перед ними в широком чугунке, с пылу, с жару, Виталька осилил только половинку. Да и Соня с Димой оказались несильны по этой части.
  -- Ну и едоки! - покачала головой Алевтина Борисовна. Чего ж тут съели-то?
  -- Нам и этого много. - По взрослому сказала четырнадцатилетняя Соня. - Мы в Ленинграде почти голодали, вот и отвыкли от еды. А тут столько сразу, да еще молоко вволю!
   Алевтина Борисовна снова всплакнула после этих слов.
  -- Ах, вы мои сердечные! Ну, уж я вас отпою молочком - то! Сена у меня, слава богу, в запасниках много!
   После еды Алевтина Борисовна примостила в кухне корыто, вытащила из печи два больших чугуна с горячей водой и послала Соню с ведром за снегом. А потом они по очереди мылись. В избе было две комнаты, кухня, и довольно просторные сени. Детей Алевтина Борисовна разместила в большой комнате. Соню на отдельном соломенном топчане, а мальчиков на кровати.
  -- Вот так и будете спать теперь - то!
  -- А Вы одна здесь живете? - поинтересовалась Соня.
  -- Какой одна! Это только сейчас. Так -то у меня муж есть, да двое сынов, Сеня и Андрюшенька. Сеньке девятнадцать, а младшенькому семнадцать. - И она тяжело вздохнула. - Все трое на фронт отправились! Вот так -то, милая моя. Так что, жить нам тут с вами покуда одним, до скончания войны.
  
   ГЛАВА 9
  
  
  
  
   МАЙ 2009 г.
  
   В кабинете майора Камушева проходило совещание оперативников по делу об убийстве профессора Ларионова. Лейтенант Рокотов докладывал о результатах своей беседы с сотрудниками кафедры философии МГУ, где работал профессор, и где они с капитаном Забелиным, провели вчера почти полдня.
   Результатов, в общем-то, никаких и не было. Сотрудники характеризовали Виталия Михайловича, исключительно, как человека добропорядочного, интеллигентного, и совершенно несовременного.
  -- Что значит несовременного? - спросил Камушев.
  -- Это значит, что он не был рвачом, хватающим дополнительно сверхурочно оплачиваемую работу, а если и делал это, то бесплатно, как раньше, в советское время, не претендовал на занятия с платными студентами, которые в университете шли нарасхват, не брал взяток за экзамены. Одним словом, завистников, при таком отношении к делу, у него быть не могло. Однако, с другой стороны, конфликты с некоторыми из молодых преподавателей, у профессора случались. И в последнее время, именно один такой острый конфликт, как раз имел место. На кафедре работает некий Валентин Романович Полищук, - старший преподаватель философии, с ним-то у профессора и возникали постоянные стычки. А рассказала нам об этом в подробностях, сослуживица Ларионова, доцент Наталья Олеговна Варенцова. Этот самый Полищук, оказывается, был недавно студентом Ларионова, и причем, студентом нерадивым. После окончания университета он, не трудно догадаться, каким путем, попал в аспирантуру, и написал кандидатскую диссертацию под руководством некого профессора Смальцева, и впоследствии им же был рекомендован на кафедру в качестве преподавателя философии. Конфликтная ситуация между ним и профессором Ларионовым возникла на почве неквалифицированного преподавания Полищука. Профессору поручили его курировать на первых парах, как и многих других новичков, приходящих на кафедру. И вот, через некоторое время Виталий Михайлович явился к заведующему кафедрой и сообщил, что этого курировать не собирается! Сказал, что таких надо не курировать, а гнать взашей из университета.
  -- А, что, эта самая Варенцова их разговор за дверью подслушивала? - ухмыльнулся Камушев.
  -- Нет. Профессор потом поделился с ней информацией. - Сообщил Рокотов.
  -- Ну, и?
  -- Зав кафедрой, конечно же, никого гнать не собирался, однако профессора от кураторской деятельности освободил. И все, какое - то время шло тихо и гладко, но надо же было случиться такому, что однажды, во время болезни Ларионова, в замену к его студентам поставили Полищука. Выйдя на работу и пообщавшись со своими студентами после такой замены, а она длилась аж целых полтора месяца, профессор рвал и метал. С тех пор между Ларионовым и Полищуком воцарилась совершенно неприкрытая неприязнь друг к другу. А буквально за два дня до смерти профессора, между ними вспыхнула очередная конфликтная вспышка. - Сообщила Варенцова. - От чего она произошла, никто из сотрудников не знал потому, что в комнате преподавателей они находились вдвоем. А в ссоре их застал доцент Сергей Сергеевич Заболотный, который первым тогда вошел в помещение.
  -- И что он рассказал, - попытался выяснить Рокотов, - из - за чего они ругались-то?
  -- Ничего! - пожала плечами Варенцова. - Он сказал, что после того, как вошел, конфликтующие тут же замолчали. А наличие скандала он определил, прежде всего, по их возбужденным голосам, доносящимся из - за двери, а потом по раскрасневшемуся, злобному лицу Полищука, и замкнутому, бледному профессора Ларионова.
  -- Но, как бы там ни было, утверждает Варенцова, до такого, - она имеет в виду убийство, дойти никак не могло. - Закончил Рокотов.
  -- Могло, не могло, об этом уж не ей судить. - Сказал Камушев.
  -- Да уж, в нашей практике и не такое бывало! - согласился с ним Рокотов. - Помните, Андрей Константинович, в двухтысячном, дело Кузнецовой?
  -- Помню, Саша, помню. - Устало вздохнул майор.
  -- А что там было? - поинтересовался недавно поступивший на работу в отдел Олег Смуров.
  -- Одна сотрудница НИИ убила вторую за то, что та публично оклеветала ее, уличив в воровстве каких-то важных документов. Она явилась к ней домой с оружием, которое похитила у своего новорусского муженька, чтобы припугнуть и заставить опровергнуть ложь. Одним словом, дело началось с малого, а закончилось убийством. Как знать, может, и здесь произошло нечто подобное. Оно ведь как зачастую бывает, случается то, на что и не подумаешь никогда! - заключил лейтенант Рокотов.
  -- Ну, а с самим Полищуком разговаривали? - поинтересовался Камушев.
  -- Я с ним разговаривал. - Доложил капитан Забелин.
  -- Ну, и?
  -- Он, извинившись за некорректность, назвал профессора старым маразматиком, и сказал, что их конфликт не имел для него никакого значения. И он на этой почве мстить профессору не собирался. Ему от этого было ни горячо, ни холодно, - он именно так и выразился.
  -- Ну, а алиби у него на этот день имеется? - поинтересовался Камушев.
  -- Утверждает, что ходил в кабак.
  -- Что, один?
  -- Один! Говорит, что пошел будто бы, с надеждой встретить одну понравившуюся накануне девушку, но, так и не встретив, выпил и вскоре отправился домой.
  -- Он еще холост?
  -- Холост, товарищ майор.
  -- Проверьте, ходил или нет! - распорядился Камушев.
  -- Хорошо, товарищ майор. - Пообещал Забелин.
  -- Что дал результат опроса жильцов? Кто этим занимался?
  -- Тоже я, - ответил Забелин.
  -- Результатов никаких, товарищ майор. Жильцы, которых я опросил, ничего подозрительного не заметили, даже бабульки, сидящие в это время на лавочке. Многих, правда, еще и дома не оказалось, так что этот вопрос пока остается открытым. Наведаюсь-ка я к ним завтра вечерком, когда люди с работы вернутся. - И капитан взглянул на часы, что-то прикидывая. - Да, Андрей Константинович, теперь только завтра. Сегодня у меня другие планы, и потому времени на это совершенно не останется.
  -- Хорошо! - согласился Камушев.
  -- Ну, а, что по поводу связи убийства Ларионова и Беловой, Андрей Константинович? - поинтересовался лейтенант Рокотов.
  -- Думаю, надо рассматривать. - Камушев задумчиво побарабанил пальцами по столу. - И, прежде всего, надо выяснить, от чего все-таки умер их третий друг детства, Купидонов. Игорь, возьми-ка ты с собой Смурова, и завтра с утра отправляйтесь в Тулу. Поговорите с врачами, узнаете диагноз болезни, и если что-то покажется подозрительным, выясните, кто его посещал. Одним словом, пронюхайте там все, как следует.
  -- А как же жильцы?
  -- Жильцами я сам займусь. - Сказал майор.
  
   ГЛАВА 10
  
   Март 1762 год
  
   Княжна Гагарина Елизавета Арсеньевна, семнадцати лет отроду, была выдана замуж за сорокапятилетнего графа Лукина Петра Петровича. Она, по настоянию родителей, покорно перенесла, ставший по воле судьбы недолгим, срок своего замужества. Петр Петрович, прожив с ней полтора года, был отозван на русско-прусскую войну и назначен помощником главнокомандующего русским войском, - фельдмаршала Апроксина. Провоевав всего лишь три месяца, граф погиб в 1757 году при деревне Грос-Егерсдорф, где русское войско одержало блестящую победу над пруссаками.
   Известие о смерти мужа застало Лизоньку на седьмом месяце беременности, и только оно могло тогда служить ей утешением в горе. Однако и тут ее ожидала страшная потеря. Спустя два месяца у нее родилась мертвая девочка. Решив, что она впала в божью немилость, Лизонька четыре года подряд не снимала траура, и не уставала молиться богу. На других мужчин она даже и не поглядывала, однако матушка ее, великая княгиня Анна Сергеевна, решила, что срок испытания для дочери уже прошел, и сама начала присматривать ей очередного жениха. Ее выбор пал на друга семьи, - пятидесятилетнего князя Григорьева Алексея Михайловича, который давно был неравнодушен к ее красавице дочери. Князь был вдовцом и имел шестнадцатилетнего сына. Однако, когда Анна Сергеевна объявила Лизоньке о своем решении, та запротестовала.
  -- Нет, мама! Я не пойду за князя! - решительно сказала она.
   Анна Сергеевна удивленно вскинула брови и строго взглянула на дочь.
  -- Я один раз уже вышла за нелюбимого человека. И что из этого вышло?
  -- Глупости! - заключила Анна Сергеевна. - Ты, что же теперь любви намерена ждать?
  -- Намерена!
  -- А, коль совсем не дождешься, так и помрешь состарившейся вдовой? Или у тебя кто-то есть на примете?
  -- Нет, - сказала Лизонька, и вовсе не потому, что никогда не любила.
   Ее избранником еще до замужества стал молодой князь Проскурин, - сосед из их поместья под Москвой. Однако его тогда вскоре женили. Партия подвернулась выгодной, и теперь он в Санкт - Петербурге служил при дворе. Конечно, на него она рассчитывать ни тогда, ни теперь не могла, но чувство к нему в душе хранила. Ей было ведомо это чувство, - чувство любви, заключающее в себе непомерную тягу к любимому, желание служить ему всей душой, делить с ним радость, и иметь от него детей! Ах, если бы вновь испытать это к кому-то другому! - думала Лизонька, и сердце подсказывало ей, что надо ждать! Надо просто молиться и ждать своего часа!
   Анна Сергеевна, помня о недавней трагедии дочери, не стала ее травмировать еще и насилием. А непредусмотрительно оповещенному о сватовстве князю Григорьеву объявила временную отсрочку, объяснив ее еще не оправившимся состоянием дочери.
  -- Князь любит тебя. - Сказала она Лизоньке при очередной беседе на эту тему. - И какое-то время, конечно же, будет ждать. Но, смотри, Лиза, как бы время это не ушло безвозвратно. Помни, что ты уже вдова и тебе совсем не семнадцать!
   Лизонька вздохнула с облегчением. Отсрочка! Ну и прекрасно! Пусть хотя бы отсрочка! Такой милости от родительницы она и не ожидала.
   Любовь к ней пришла совсем скоро. Но не та, нежная, великодушная, жертвенная, которая только и жила до сих пор в ее неискушенном сердце. Она нагрянула бурей, вбуравилась в нее страстью, обожгла пламенем, запечатлев свой горячий след в ее сердце.
   ... - Вы, кажется вдова покойного графа Лукина? - спросил ее Сен Жермен, меняя фигуру в танце, и, при этом, наклонившись к ней так близко, что почти коснулся щекой ее плеча.
  -- Да! - покорно ответила трепещущая при одном только звуке его голоса, Лизонька.
  -- А ведь я знавал его. - Сообщил граф. - Нам с ним доводилось встречаться в Париже, в Брюсселе и даже в Лондоне.
  -- Знавали?
  -- Да. Ваш муж был достойнейшим человеком, Елизавета Арсеньевна.
  -- О! Вы и имя мое знаете? - невольно вырвалось у Лизоньки, которую графу никто не представлял.
   Граф на это кивнул ей, и, ничего не объясняя, улыбнулся.
   Он приглашал ее на танец уже в третий раз, и Лизонька, в волнении меняя фигуры, и, при этом, будучи поглощенной только загадочной графской персоной, даже не замечала, какими завистливыми глазами поглядывают на нее дамы.
   В эту оставшуюся после бала ночь, Лизонька совсем не спала. Ее мысли были противоречивы, а чувства путаны и нестойки. Что испытывала она к графу, когда трепетала от прикосновения его руки? Когда брала его под локоть, а он, при этом, поворачивался к ней и склонял голову так низко, что она ощущала его дыхание на своем виске, и у нее невольно пробегали по всему телу мурашки?
   По прошествии трех дней после бала граф нанес ей визит. Дворецкий, доложивший имя визитера, заметил, как щеки молодой графини, при этом, вспыхнули румянцем, и она в недоумении уставилась на него. - Уж не ошибся ли?
  -- Что доложить, Ваше сиятельство? Примите?
  -- Приму! - ответила она, и лишь только дворецкий повернулся к ней спиной, чтобы уйти, взглянула на себя в зеркало, висящее в массивной позолоченной рамке на стене.
  -- Господи! - воскликнула она, после того, как мимоходом дала положительную оценку своей внешности.
  -- Зачем он... - Однако додумать эту мысль ей было не суждено.
   Двери в гостиную распахнулись, и на пороге появился Сен-Жермен, в своих черных одеждах. Он отвесил ей поклон, и Лизонька, ответно приседая, ощутила, как у нее дрожат колени.
  -- Может, я его просто боюсь? - мелькнула при этом мысль. - Или, таким образом, пасую перед его величием?
  -- Елизавета Арсеньевна, - прошу прощения за дерзость, но меня посетило непреодолимое желание увидеться с Вами и поговорить о покойном Вашем супруге, ибо нас с ним связывало не просто случайное знакомство.
  -- Не случайное? - удивилась Лизонька.
  -- Отнюдь. - И граф бегло окинул гостиную, заставив Лизоньку проследить за его взглядом и понять это как упрек к ее негостеприимному расположению.
  -- Простите, граф, проходите, прошу Вас, - опомнилась она, и указала ему на кресла, усевшись первой в одно из них.
  -- Приказать принести вина? - спросила она, включаясь в роль гостеприимной хозяйки.
  -- Пожалуйте! - согласно кивнул граф, и Лизонька протянула руку к колокольчику, лежащему на столике возле кресла.
   Она слегка расслабилась, выпив несколько глотков вина, которое граф самолично разлил по бокалам и преподнес ей, а потом обратила свой взор на Сен-Жермена.
   Граф же, в свою очередь, принялся рассказывать ей о том, что связывало его с Петром Петровичем Лукиным.
  -- Надеюсь, Вам известно, Елизавета Арсеньевна, что супруг Ваш являлся активным членом организации масонов?
  -- Я не вникала в его дела, - честно призналась Лизонька, для которой такое заявление графа было совершенной новостью. - Но мне очень интересно было бы об этом узнать, - тут же выказала она желание, чтобы не выглядеть в глазах графа совершенной невеждой.
   А он, казалось бы, только и мечтал услышать об этом ее желании, и, улыбнувшись, принялся рассказывать ей о масонстве, и о том, что именно это и связывало графа с ее покойным супругом. В речи графа присутствовала какая-то особая величавая грация, притягательно действующая на собеседника, и благородство, подоплекой которого служила его внутренняя утонченность и культура поведения. Причем рассказ его выражался умением предугадывать всякий раз вопросы, которые задавала ему Лизонька.
  -- Вас, наверное, интересует то-то и то-то, улыбался граф, едва уловив в ее ровном взгляде, устремленном на него, некую заинтересованность, и тут же сам отвечал на ее немой вопрос, как правило, никогда не ошибаясь.
   Одним словом, они пили вино и беседовали, причем граф, в отличии от Лизоньки, только слегка его пригубил, составляя ей компанию, и, в конце концов, заставил Лизоньку обратить на это внимание. И вдруг она вспомнила, что тогда в дворцовой гостиной, когда дамами бурно обсуждалась персона Сен-Жермена, кто-то сказал, что он не пьет вина и не сет мяса.
  -- Простите, граф, мне наверное не стоило предлагать Вам вина? - тотчас же воскликнула она.
  -- Почему? - удивился он.
  -- Я...Я, кажется слышала где-то, что Вы его не пьете, но....совершенно об этом забыла.
   Граф рассмеялся.
  -- Елизавета Арсеньевна, Вы просто прелесть, как хороши в своей непосредственности. И вообще Вы очень хороши! - посерьезнев, тихо сказал он, при этом, взглянув на Лизоньку так, что кровь застыла у нее в жилах, а потом, словно ее кто-то отпустил из холодного плена, разлилась по всему телу горячими тонкими струями.
  -- И она вдруг подумала, - возьми он сейчас меня за руку, и поведи в спальню, я бы последовала вслед за ним без всякого сопротивления.
   То, что было написано на ее лице в этот момент, по всей видимости, для графа загадки не составило. Он, казалось, читал ее мысли, и, рассказывая о чем-то в этот момент, вставил в свой рассказ совершенно лишнюю фразу, сделав на ней особый акцент.
  -- Всему свой черед! - сказал он, при этих словах заставив Лизоньку смутиться и залиться краской.
   А столичная знать, между тем, принялась задавать балы. И каждый почитал за честь пригласить на них графа. Вот только приглашения эти он не всегда принимал, ссылаясь на занятость, а в чем она заключалась эта его занятость, для всех оставалось загадкой. Однако если Сен-Жермен и оказывался у кого-то на балу, то там непременно присутствовала Елизавета Арсеньевна Лукина. Но каким образом графу удавалось это выяснять? - задавались всякий раз вопросом устроители бала, ведь ни у кого из них он никогда не спрашивал о том, приглашена ими Лизонька или нет!
   Вскоре его пристрастие к молодой вдове стало столь заметным, что начало обсуждаться. И слухи об этом однажды достигли ушей великой княгини. Анна Сергеевна отправилась к дочери и прямиком заявила ей о блуждающих столичных сплетнях.
  -- Но, мама! - возразила ей Лизонька. - Мы с графом просто друзья. Он, оказывается, был хорошо знаком с Петром Петровичем, да не просто знаком! - И она принялась рассказывать княгине о масонстве.
  -- Глупости все это! - заявила Анна Сергеевна. - К чему это вдруг зрелому мужчине забивать голову молоденькой женщине такими нелепостями? Это, похоже, только предлог! Ничего, теперь я сама прослежу за Вашей с ним так называемой дружбой.
   Но как не велика была бдительность княгини, уберечь дочь от любовной связи с графом она не смогла.
   Граф, почуяв наблюдательность княгини, словно опытный дрессированный пес, на ее глазах держал Лизоньку "на расстоянии". Однако стоило Гагариной притупить свое внимание, тотчас же принимался нежно и трепетно ухаживать за ее дочерью, предугадывать любые ее желания, тонко проникаться ее проблемами, не упуская случая не только легко и красиво пофлиртовать, но и дать дельный совет. Чувства Лизоньки, при этом, расшатанные опытным ловеласом до максимального амплитудного значения, достигли такой высокой точки накала, что сдерживать их она уже не могла.
   И вот однажды, приготовившись к очередному визиту графа, она решила для себя, - либо сегодня, либо никогда!
   Граф почувствовал ее настрой, как только переступил порог гостиной. Лизонька была напряжена до нервозности. Ее глаза лихорадочно блестели, щеки терзал неровный румянец, пальчики, к которым он прикоснулся губами, были горячи и трепетны. И он нарочно задержал свои уста на них дольше обычного, - пока взволнованная Лизонька сама не выдернула руки.
  -- Что случилось, Елизавета Арсеньевна? - спросил граф и нежно ей улыбнулся.
  -- Ничего! Я...Я немного не в себе. У меня...У меня болит голова.
  -- Сядьте! - скомандовал граф, и по хозяйски указал ей на кресло.
   Лизонька покорно села, напряженно выпрямив спину и вздернув голову, словно приготовилась к чему-то опасному. А граф легкими шагами ступая по мягкому ковру, подошел к ней сзади.
  -- Вы позволите мне снять Вашу боль? - спросил он, и, не дождавшись ответа, запустил руки ей в голову.
  -- Ой! - невольно вырвалось у Лизоньки, когда тщательно уложенный русый локон ее волос выбился из прически и вольно повис над правой щекой.
  -- Т-сс! - прошептал ей на ухо граф.
  -- Расслабьтесь, закройте глаза, и не обращайте никакого внимания на Вашу прическу. Вы, Елизавета Арсеньевна, страсть как хороши, что с ней, что без нее! - и он принялся нежно массировать ей виски, а потом затылок.
  -- Боже, что Вы делаете? - простонала Лизонька.
  -- Разве Вам неприятно?
  -- Мне...Мне неловко! - призналась она.
  -- Неловко? - удивился граф. - Но это всего лишь массаж, Елизавета Арсеньевна! А я то думал, что Вы гораздо смелей.
  -- Что сие значит? - встрепенулась она.
  -- Куда вдруг делась Ваша решительность, Лизонька, ведь несколько минут назад в Вас ее было столько, что с лихвой хватило бы на нас двоих! - прошептал он ей теперь уже склонившись к другому уху.
  -- Лизонька!!! - он впервые ее так назвал. - О, боже! Сегодня, или никогда! - как заклинание мысленно произнесла она, и резко повернулась к нему, окончательно испортив итак уже изрядно разрушенную руками графа прическу. Ее волосы рассыпались по плечам, а глаза наполнились светлыми слезами от избытка обуявших ее чувств.
  -- Не мучьте меня, граф! - произнесла она дрожащим голосом.
   Граф окинул ее вожделенным взглядом.
  -- Нет! - восхищенно воскликнул он, словно и вовсе не услышал этой ее мольбы! - простоволосая вы краше во сто крат! - И в глазах его засветилось восхищение, перерастающее в ответную страсть.
   Они смотрели друг на друга несколько секунд, и граф уж, было, протянул руки, чтобы обхватить ими ее голову и привлечь к себе для поцелуя. Она же прикрыла глаза, угадав его намерение, и вдруг... у нее над ухом отчетливо прозвучал трезвый голос графа.
  -- Я никогда не смогу жениться на Вас, Елизавета Арсеньевна!
  -- Что? тут же устыдилась она. - Неужто Вам в голову пришла мысль, будто я склоняю Вас к этому?
  -- Нет, но я хочу, чтобы Вы об этом знали.
  -- Не оскорбляйте меня, граф! Мне все равно, женитесь Вы на мне или нет! Ведь я,... я люблю Вас! - и слезы покатились у нее по щекам.
  -- Лизонька, прелесть моя! - воскликнул он, и тотчас же закрыл ей рот долгим поцелуем.
   Следующие два месяца они встречались тайно. Господи, как она была счастлива тогда! Граф научил ее предаваться любви, в которой до него она была совершенным новичком. Он научил ее отбрасывать стеснение, игнорировать условности и уметь разжигать страсть до самозабвения!
   Но, увы! Срок его пребывания в России катастрофически сокращался, и вот настал день, когда он сказал ей, что завтра уезжает.
   Лизонька, находясь в его прощальных объятьях, чувствовала, что Мир рушится у нее под ногами, а он осыпал ее поцелуями, стараясь захватить в уста каждую клеточку тела, кутался в волосы и шептал нежные слова на разных языках.
  -- Ты любишь меня? - спросила она, отстраняя его голову от своей груди.
  -- Люблю! - прошептал он, ни на минуту не задержавшись с ответом.
   Она счастливо улыбнулась.
  -- Ну, с этим я могу и умереть счастливой!
   И вдруг он приподнял голову и решительно взглянул ей в глаза.
  -- Я люблю тебя! Но меня связывают определенные обязательства, из-за которых я не только не могу связать свою судьбу с тобой, но и принадлежать самому себе!
  -- Обстоятельства?
  -- Да, Лизонька! - и граф завуалировано принялся рассказывать ей о какой-то тайной организации, секретном обществе, в котором он играл чуть ли не заглавную роль, и даже намекнул, что его визит в Россию был связан именно с этим.
   Она грустно вздохнула, а потом вдруг счастливо улыбнулась и загадочно на него посмотрела.
  -- Ты навсегда останешься со мной! Вернее твоя частичка!
  -- Интересно, которая? - шутливо спросил ее граф.
  -- Вот эта! - и Лизонька бережно погладила свой живот обеими руками.
  -- Что? - испуганно воскликнул граф.
  -- Да! - ответила она, и глаза ее заискрились счастьем.
  -- Но! - Сен-Жермен впервые растерянно взглянул на свою возлюбленную. - Но ведь ему нужен отец! Иначе... Как он сможет жить в этом обществе?
  -- У него будет отец! - решительно сказала Лизонька.
  -- Что?
  -- У него будет отец. Князь Григорьев Алексей Михайлович. Он ждет не дождется, когда я соглашусь, наконец, выйти за него.
  -- Но, Лиза...
  -- Что? Ты хочешь спросить, как я могу пойти на такое? - Могу! - сказала она, не дождавшись ответа. - Ради него я могу пойти на все! - и она снова с любовью погладила свой живот.
  -- Лиза, Лизонька! Но как же... А если он не захочет теперь?
  -- Захочет, потому, что никогда не узнает, что это не его ребенок.
   Граф был поражен ее холодной расчетливостью. Он, владеющий телепатией и даром предсказания, разбирающийся в тонкостях политических хитросплетений, и видящий насквозь всякий последующий изворот противника, даже представить себе не мог, во что может превратить материнство скромную, кроткую, застенчивую Лизоньку!
   Они расстались перед самым рассветом, и Лизонька после этого проплакала несколько часов подряд, а потом, утомленная бессонной ночью и слезами, все же уснула. А в полдень, когда она вышла в гостиную, дворецкий доложил, что посыльный только что передал ей подарок от графа.
   Лизонька устремила взгляд на миниатюрный ящичек, стоящий на тумбе прямо у входа в гостиную, и жестом приказала дворецкому удалиться.
   Она подошла к тумбе и с нетерпением открыла верхнюю крышку ящичка. В нем находилась великолепная резная шкатулка, отороченная темно-синим бархатом, поверх которого красовались всевозможные драгоценные камни, выложенные в затейливые узоры.
   Она невольно ахнула, увидев такую красоту, но открывать шкатулку пока не стала потому, что рядом с ней лежало письмо.
   Граф написал ей прощальные строки, полные любви, а потом сообщил, что оставляет в подарок семь алмазов необычайной величины. Что камни эти пока еще девственны, необработанны, но чистоты великолепной! Он оставляет их Лизоньке и будущему ребенку.
   Один из них, любовь моя, непременно отдай в обработку, и на свое усмотрение сделай какое-нибудь украшение. И пусть оно до скончания дней твоих напоминает тебе о нашей любви. Остальные же камни, Лизонька, можешь использовать так, как тебе захочется!
   Еще в шкатулке Елизавета Арсеньевна обнаружила маленький замшевый чехольчик. В нем лежал золотой перстень с крупным бриллиантом, и на обратной стороне оправы, аккурат под камнем, был выдавлен какой-то знак, а чуть ниже под ним, инициалы графа.
   О перстне граф написал ей вот что!
  -- Этот перстень береги для "него", ибо на нем печать моя и инициалы, дающие пропуск туда, куда он, сам по себе, войти никогда не сможет. С ним же для "него" будут открыты все пути! Как знать, что ждет его впереди, какие вершины предстоит ему покорять, и эта вещь может оказать ему неоценимую услугу.
  
  
  
   ГЛАВА 11
  
   Май 2009 год.
  
   Результаты поездки в Тулу оказались напрасными, и, увы, продвижению следствия ничем помочь не могли. В больнице оперативники выяснили, что Купидонов Дмитрий Сергеевич умер от инсульта, после пятнадцати дней пребывания в стационаре. Причем все это время состояние у него было очень тяжелым, и согласно анализам, улучшения не предвещалось. Они выяснили также, что за эти пятнадцать дней тяжелого пациента никто не навещал и не передавал передач. А помещен в больницу он был по сигналу соседей Комаровых. Молодые супруги Оля и Гена иногда захаживали к соседу, и не столько ради того, чтобы проведать, сколько по нужде. Они поженились всего пять месяцев назад, и поселились в квартире покойной Олиной бабушки, как раз по соседству с Дмитрием Сергеевичем, и потихоньку принялись за ремонт. Гена плотничал, а Оля то красила, то клеила обои. И у них в эту пору вечно чего - нибудь недоставало. То крестовидной отвертки, то самореза, то лобзика, а то и просто соли, чтобы на скорую руку сготовить суп. И они часто обращались за недостающим к одинокому соседу, который с удовольствием их выручал. И вот, в очередной раз Оля отправилась к Дмитрию Сергеевичу, чтобы одолжить у него хлеба. У Гены выдался непредвиденный случай. Они с товарищем по работе отправились на один из строительных объектов, на служебных Жигулях, и, сделав небольшой крюк, заскочили к Гене домой аккурат в обеденный перерыв. А Оля как раз только что борщ сварила, да вот незадача, в магазин сходить не успела. А дома, как назло ни единого кусочка хлеба.
  -- Придется у Дмитрия Сергеевича хлебушка одолжить. - Сказала она мужу. - А вы пока руки мойте и присаживайтесь к столу.
   Оля вернулась через пять минут.
  -- Гена, Гена! Беги скорей к Дмитрию Сергеевичу! Он в обморок упал, прямо при мне. Дверь открыл, пошатнулся и упал! Жуть какая-то!
   Гена вскочил со стула и ринулся из квартиры. Его товарищ побежал вслед за ним.
  -- Нечего причитать! - бросил на ходу растерявшейся жене Гена. - Скорую вызывай!
   Вот что рассказали оперативникам об этом роковом для пенсионера дне, молодые супруги Комаровы.
  -- А, что, ваш сосед часто болел? - поинтересовался капитан Забелин.
  -- Ну, в общем да. - Сказала Оля. - Он вообще был человек болезненный, жил, можно сказать, на лекарствах.
  -- А родственники у него были?
  -- По моему нет! Во всяком случае, моя бабушка всегда говорила, что Дмитрий Сергеевич мужчина одинокий. Ведь после смерти жены у него остался только пасынок, однако и тот уехал куда-то лет десять, двенадцать назад.
  -- Понятно! - сказал Забелин.
  -- А еще кто-то из соседей дружил с Дмитрием Сергеевичем?
  -- Конечно! - кивнула Оля. - С ним многие общались, особенно пожилые люди, близкие ему по возрасту. - И она назвала номера квартир и фамилии друзей Дмитрия Сергеевича.
   Информация, полученная от соседей - сторожил, также оказалась скудной. Они рассказали о том, что Дмитрий Сергеевич жил в этой квартире с детства. Она досталась ему от деда с бабкой, которые забрали его к себе сразу после войны по причине того, что родители мальчика погибли. Отец на фронте, а мама вместе с младшей сестренкой при бомбежке во время эвакуации из Ленинграда. Женился Дмитрий Сергеевич поздно, в тридцать с гаком. В жены взял женщину с ребенком, проживающую в соседнем доме. Она умерла лет пять - шесть тому назад, а сын ее уехал из города еще раньше, и потому Дмитрий Сергеевич жил в одиночестве.
  -- Ну, что ж! Раз из этих троих Купидонов не погиб насильственной смертью, значит версия взаимосвязанных убийств трех давних друзей детства уже отпадает на одну треть. Одним словом, при таких обстоятельствах, стопроцентно упирать на связь смерти Беловой и Ларионова не стоит. Это вполне может оказаться и обычным совпадением. Хотя не исключено, что только между ними двоими существовало нечто такое, что и привело к подобным обстоятельствам. Одним словом, зацикливаться на одной только предполагаемой взаимосвязи этих двух смертей не стоит. Нужно накапывать другие версии, но и эту, конечно же, не сбрасывать со счетов! - заключил майор Камушев на очередном совещании оперативников.
  -- Ну, а по Полищуку у нас что? - вслед за этим спросил он. - Его поход в кабак не прояснили?
  -- Темнит, похоже, паренек. - Сообщил капитан Забелин.
  -- В том кабаке, на который он указывает, его никто не видел. Ни швейцар, ни бармен, ни завсегдатаи заведения. Я опросил человек десять из них.
  -- Ну, а сам он свидетеля своего алиби предоставить не может?
  -- Говорит, что не может.
  -- Ну, что ж, придется тогда, ребятки, покопать под него поглубже. И еще одно, на мой взгляд, пожалуй, самое важное. Вчера, во время опроса соседей Беловой Софьи Максимовны, выяснилось, что одна женщина видела ее сына Леонида в тот вечер, когда произошло убийство. Она вышла на балкон покурить примерно без четверти одиннадцать. И хоть на улице уже смеркалось, утверждает, что видела именно его, говорит, что ошибиться не могла. Только шел он почему-то со стороны соседнего дома. Галина Петровна, так ее зовут, еще подумала, будто он к кому-нибудь в гости ходил, а теперь возвращается, но потом удивилась. - Мало того, что Леонид шел с другой стороны, так еще прошел мимо дома матери, отправившись наверняка в метро или на троллейбус. Она стояла на балконе до тех пор, пока он не скрылся из вида, оттого и заключила, что он не просто отлучился, а ушел совсем.
  -- Ничего себе! - воскликнул Рокотов. - Ну, это, прямо скажем, настоящая находка!
  -- Вот, вот! - подтвердил Камушев. - Так что, дуй-ка ты завтра, лейтенант к Белову и бери его за жабры.
  -- А куда дуть-то? В квартиру покойной Беловой?
  -- Вряд ли он там. - Предположил Камушев. - Он, скорее всего, находится у дочери или у двоюродного брата своей жены. Чего ему делать в квартире покойницы одному? На -ка вот телефон Екатерины и поинтересуйся, где сейчас ее папочка. - Камушев, открыв записную книжку на нужной странице, придвинул ее к Рокотову, который тут же принялся звонить.
  -- Алло, Екатерина Леонидовна?
  -- Да! - ответила Катерина.
  -- Вас беспокоит следователь Рокотов Александр Владимирович. Не подскажите ли Вы, где сейчас находится Ваш отец?
  -- По моему, у брата своей жены на Марксистской. А, может, и в бабушкиной квартире, я ему от нее ключ оставила.
  -- А как мне с ним связаться?
  -- А Вы запишите его мобильный. Он мне номер оставил. Сейчас, одну минуту, - сказала Катерина, - я только записную книжку открою. Вот, записывайте, - и она продиктовала номер телефона отца.
   Рокотов записал телефон.
  -- А приглашу-ка я его сюда, - решил он. - Чего мне самому мотаться? Пусть завтра с самого утра и приезжает.
   Леонид Викторович на приглашение следователя согласился, пообещав приехать в управление к десяти утра.
  -- Вы хотите сообщить мне что-то? - поинтересовался он. - Что-то уже прояснилось?
  -- Мы работаем, Леонид Викторович, - ответил ему лейтенант. - И нам понадобилась Ваша помощь.
  
   ГЛАВА 12
  
  
   Январь 1942 год.
  
   Новый год они встречали весело. Алевтину Борисовну в этот день отпустили с работы пораньше, еще засветло, да к тому же, она явилась в избу с елкой.
  -- Вот вам лесная красавица, дед Максим принес, - воскликнула она. - Не обманул! Он ведь такая шельма, ему соврать, что мне через левое плечо плюнуть! А тут нате вам! Я и не ожидала.
   Мальчишки, увидев елку, закричали ура и захлопали в ладоши.
   А потом повисли на шее у Алевтины Борисовны.
  -- Подождите - ка! - отстранила их она, поочередно чмокнув в макушки. - Пока светло надо на чердак слазить. Там где-то в старом чемодане у нас новогодние игрушки лежат.
  -- А можно я с тобой полезу, тетя Аля - попросил Дима.
  -- И я! - ревностно поглядывая на старшего товарища, которому в силу возраста тетя Аля могла и не отказать, требовательно закричал Виталька.
  -- Нет, мальчишки! На чердак никто со мной не полезет! Там не только ноги, голову сломать можно! Вы мне лестницу держать будете! - и они втроем отправились в сени.
   Пока мальчики наряжали елку, Алевтина Борисовна зарубила курицу и поручила ее ощипывать Соне.
  -- На - ка вот тебе работу! - сказала она, входя в избу с истекающей кровью пеструшкой. Пока будешь ощипывать, я тесто поставлю. Только сначала к Марьяне схожу. Она обещала дрожжей дать. Ей вчера сноха из центра привезла.
  -- Да, как же, тетя Аля! Ты что ж, пеструшку-то?
  -- Ничего, Сонюшка, по такому случаю можно! Новый год же!
   Соня улыбнулась и покачала головой.
  -- А сама все сетует, что яиц не хватает!
   Стол получился по настоящему праздничный. - Курица с картошкой, квашеная капуста, да еще и пироги с сушеной черникой! Мальчишки уплетали за обе щеки, да и Соня с тетей Алей, которая принесла себе от Марьяны чуток самогоночки, от них не отставали.
   А через час после застолья к ним явилась и сама Марьяна. Она присела к столу, чтобы выпить с подругой по стопарику, а потом принялась настоятельно приглашать тетю Алю к себе.
  -- Пойдем, пойдем Алевтина. Там Зойка Акиншина пришла, Галина Супейко, сноха моя. Посидим, попоем!
  -- А детвора как же? - забеспокоилась Алевтина Борисовна.
  -- Да у тебя ж Соня есть! Что ж она за ними не присмотрит?
  -- Присмотрю и спать уложу! - сказала Соня. - Иди, иди, тетя Аля, не беспокойся.
  -- Во! Видала, какая помощница! - обрадовалась Марьяна. - Чего тебе тут делать-то!
  -- Ладно, пойдем, подруга! - согласилась Алевтина Борисовна. - Уговорила.
   После ухода тети Али Соня организовала несколько новогодних аттракционов, выуживая их из памяти со школьных новогодних утренников. Она давала мальчикам какие-нибудь задания, а потом, выигравшего, поощряла очередным призом - пирогом. Правда есть его уже никто из них не мог, и посчитанный пирог возвращался на тарелку.
  -- Ну, все! Теперь канат тянуть будете! - сказала Соня. - Только призов я вам давать уже не буду. Теперь, проигравший сам будет давать мне призы, причем, по моему желанию.
  -- Какие призы? - почти в один голос спросили мальчики.
  -- А вот над этим я подумаю. - И она отправилась в сени за веревкой.
   Виталька в этом соревновании, конечно же, проиграл. И только, было, настроился заплакать, как у него над ухом прозвучал укоряющий голос Сони.
  -- Ну вот, а я - то думала, что ты настоящий мужчина!
   Виталька шмыгнул носом и вопросительно на нее взглянул.
  -- Настоящие мужчины никогда не плачут! - сообщила ему Соня. - Им это делать стыдно!
  -- А я и не плачу! - гордо вскинув голову, сказал мальчик.
  -- Вот и молодец. Теперь всем ясно, что ты настоящий мужчина, только пока силенками слабоват. Но, ничего, тебе только чуть чуть подрасти осталось, чтобы Димку догнать. А ну -ка, давайте я вас ростом померю. - И она заставила мальчиков прислониться друг к другу спиной.
  -- Ну, Виталька, тебе и осталось-то совсем немного! - Вот сколько!
   Виталька, увидев, что размер, ограниченный ее ладошками и впрямь невелик, обрадовался и радостно заскакал по комнате.
   Соня же, подняв ему настроение, поняла, что настало время перейти ко второй стадии хитрости.
  -- Так ты у нас настоящий мужчина или нет? - спросила она малыша.
  -- Настоящий! - утвердительно ответил Виталька, и сам только что поверивший в это.
  -- И плакать больше не станешь?
  -- Неть! - серьезно пообещал он.
  -- Тогда неси мне приз, раз проиграл.
   Мальчик согласно кивнул, еще и сам не понимая, чего она от него хочет, но раз это укрепляло его статус настоящего мужчины, он был согласен на что угодно.
  -- Неси сюда свою шкатулку! - сказала Соня.
  -- Неть! - тут же вырвалось у Витальки, ибо посягать на шкатулку он до сих пор еще никому не позволял.
  -- Ну вот, опять! - разочарованно сказала Соня. - Ты же обещал!
  -- Неть! - решительно сказал малыш и покачал головой.
  -- Мы только откроем ее и посмотрим, наконец, что там лежит, а Виталька? - не унималась Соня, которой давно хотелось это сделать.
   Тут и Дима подключился к уговорам, обещая, что ничего они с этой шкатулкой не сделают, а как только посмотрят, что там лежит, тут же вернут ее Витальке.
  -- Неть! - упрямо повторял мальчик, не подаваясь на уговоры друзей.
  -- Жадина! - обозвал его Дима, понимая бесполезность их с Соней стараний.
  -- А мы тогда водиться с тобой не будем, правда, Соня?
  -- Правда! - согласилась Соня.
   Виталька насупился, явно сдерживая слезы, а потом отвернулся от них и припустился бегом в другую комнату.
   Он забрался на кровать, вытащил из-под подушки свою шкатулку, прижал ее к себе и отвернулся от Сони с Димой, которые вошли вслед за ним.
  -- Ну и спи теперь со своей шкатулкой, - в сердцах сказала Соня. - А мы с Димкой будем веселиться, пока тетя Аля не придет! - И они, затворив за собой дверь, ушли.
   Они посидели за столом еще немного, решив попить чаю. Соня поставила на плиту чайник, а потом заварила сушеный лист смородины и малины в маленькой кастрюльке, разбавив его кипятком.
  -- А давай вытащим у него шкатулку после того, как он уснет! - предложила она Диме.
  -- Давай! - согласился тот.
   До сих пор им такой возможности не представлялось. Днем Виталька тщетно следил за своим сокровищем, а на ночь вытаскивал из-под подушки и передавал на хранение тете Але.
   Они подкрались к кровати незаметно. Виталька тихо посапывал во сне, раскинув руки. Шкатулка лежала под его правой рукой. Соня осторожно приподняла ее, взявшись за край рукава, и вытащила шкатулку.
  -- Бежим! - скомандовал Дима.
  -- Ты что! - урезонила его Соня. - Наоборот, надо выйти тихонько, на цыпочках, чтобы он не проснулся!
   Они уселись на диван, и Соня, взяв в руки шкатулку, принялась крутить круглый шифрованный замочек, поочередно совмещая разные цифры с белым треугольничком - меткой, нанесенным на боковую поверхность крышки шкатулки.
  -- Что ты хочешь сделать? - поинтересовался Дима.
  -- Я пытаюсь разгадать код.
  -- Какой код?
  -- Набор цифр. Видишь, вот здесь на циферблате циферки?
  -- Угу!
  -- Ну вот! Теперь, по видимому, надо их совмещать вот с этим треугольничком поочередно, и угадывать код.
  -- Откуда ты знаешь?
  -- Знаю. У моего папы был такой портфель с кодом. 1, 5, 8, 4. - Вот какой у него был код!
  -- А здесь какой? - не унимался нетерпеливый Дима.
  -- Не знаю, потому и надо угадывать!
   Дима разочарованно вздохнул.
  -- Я думал, мы ее сразу откроем.
  -- У тебя, что, терпения не хватает? - по взрослому заметила ему Соня.
  -- Почему не хватает? Хватает! - сказал Дима и, вздохнув, принялся молча наблюдать за ее действиями.
   Соня прошлась по кругу от одного до девяти, однако ее попытка оказалась безрезультатной. Затем она провернула циферблат еще раз и еще. И в тот момент, когда она уже собралась, было, отступить от своей затеи, на цифре 9, совмещенной с треугольничком, послышался негромкий щелчок.
  -- Есть! - обрадовалась Соня и стала крутить циферблат дальше.
   За этим занятием их и застала тетя Аля, которая тихо приоткрыла сенную дверь, выдав свою неосторожность только ее скрипом.
  -- О! - удивленно воскликнула она. - Я - то думаю, они спят, иду крадучись, а они вон что! И не думали еще укладываться!
   Дети, застигнутые врасплох, виновато уставились на Алевтину Борисовну.
  
   И тут ее взгляд устремился на шкатулку, поверх которой Соня держала руки.
  -- А малой где, спит, поди? - догадавшись, в чем дело, спросила она.
  -- Спит! - сказала Соня.
  -- А вы, значит, пока, решили шкатулку открыть?
   Дети ничего не ответили, а только виновато опустили глаза.
   И вдруг тетя Аля сказала, что она и сама уже пыталась это сделать.
  -- Я хотела взглянуть, что там у него. Может документы какие, бумаги важные, может деньги! Думала, коли деньги, - возьму грех на душу! На базар сгоняю, куплю вам одежонку какую. Ваша-то совсем некудышная стала. Да вот, не смогла открыть-то ее! А ты знаешь что-ли, как ее открыть? - спросила она у Сони.
  -- Нет пока! - ответила та. - Но попробовать можно.
  -- Можно? - удивилась тетя Аля.
  -- Да! - гордо сказала Соня. - Надо только код угадать. У нас уже одна цифра щелкнула, правда Дима?
   Дима утвердительно кивнул.
  -- Ну, давай, открывай тогда! - одобрила начинания Сони Алевтина Борисовна. - Нам сейчас деньги, ох как понадобятся, а уж коли сыщется его родня после войны, думаю, не станут они меня сильно казнить за самоуправство-то.
   После напутствия - разрешения, тетя Аля разморенная соседской самогоночкой и сытной едой, отправилась спать. Вторым не выдержал Дима, и спустя час отправился вслед за ней. А Соня провозилась со шкатулкой почти до рассвета. Ей удалось определить пять цифр на разных кругах вращения, которые она терпеливо прокручивала уже раз пятьдесят подряд. Однако щелчки прекратились гораздо раньше, примерно после сорокового круга, и Соня, устав производить одну и ту же операцию, для достоверности, поняла, что теперь секрет заключается в чем-то другом.
  -- А в чем другом? - задала она себе вопрос. И тут же ответила. - Надо теперь крутить диск в обратном направлении, то есть, против часовой стрелки. Конечно! Ведь ничего другого тут придумать все равно невозможно.
   Ее догадка вскоре увенчалась успехом. Первый щелчок на цифре 3 произошел уже на пятом круге. Определив, таким образом, еще три цифры, она поняла, что и тут продолжения щелчков уже не последует. Соня разочарованно вздохнула. Как приступить к расшифровке кода дальше, она понятия не имела, и с сожалением отодвинув в сторону листок бумаги с записями расшифровки.
   В этот момент часовая кукушка прокуковала четыре раза.
  -- Ничего себе! Четыре! - Соня с досадой взглянула на шкатулку.
  -- Пора бросить это бесполезное занятие и отправиться спать, - решила она, при этом зевнула и поставила локоть на крышку злосчастной шкатулки, устало оперев на ладонь голову. И тут неожиданно, так, что она даже вздрогнула, прозвучал еще один щелчок, и Соня почувствовала, как крышка открывается
   воздействуя на ее локоть. Она моментально сдернула руку.
  -- Ах! - невольно воскликнула она, и глаза ее озарились радостью победы.
   Она открыла крышку до конца и увидела на дне шкатулки четыре крупных изумруда великолепнейшей чистоты, углубленных в объемные ячейки, сконструированные из плотной ткани, специально под размер каждого камня, и закрепленные в них небольшими золотыми пружинками, торчащими по обе стороны ячеек. Причем, две ячейки, находящиеся рядом с заполненными, были пусты. На дне же их, сквозь налегающие друг на друга, пружинки, просматривались буквы, искусно вышитые по бежевой ткани золотым ришелье. Это были буквы "В" и "М".
  -- Что это? - Соня, один за другим, осторожно принялась вытаскивать камни и обнаружив под каждым из них еще четыре золотые вышивки. Причем в первой ячейке, по сравнению с остальными, "А", "Д", и "Н", были вышиты две буквы, разделенные между собой дефисом. "С - Ж". - Интересно, что все это значит? - подумала Соня, и, повертев в руках камни, снова заложила их в ячейки. А потом, посмотрев на них еще раз, разочарованно вздохнула и усмехнулась.
  -- Съездила тетя Аля на базар! Вот вам и пальто и валеночки! - И она прикрыла шкатулку, но захлопывать ее не стала, и даже, на всякий случай, сунула под крышку свою варежку. А потом отправилась спать.
   Алевтина Борисовна проснулась первой, и, войдя в комнату, сразу увидела проложенную варежкой шкатулку.
  -- Ну, надо же, открыла все-таки! - удивилась она. - Ай да Соня!
   Однако ее разочарование от лежащего в шкатулке оказалось не меньшим, чем у Сони.
  -- Камни какие-то, стеклянные что-ли? - повертев в руках бриллианты, подумала она. - А какие еще могут быть у мальца? Поди, нашел где-нибудь на улице, да игрался, а может мамка дала для забавы. У мужниной сестры, Валентины в городе люстра была собранная ну прямо из таких вот шариков, - вспомнила Алевтина Борисовна. - Так может, и у этих такая же была. Вот несколько бирюлек и отвалилось, пацану на забаву.
   Виталька проснулся, когда хлопнула сенная дверь.
  -- Тетя Аля ушла на работу. - И тут же вскочив, побежал вслед за ней. И вдруг, наткнулся взглядом на стоящую на столе среди немытых тарелок, шкатулку, которая на этот раз была открыта. Малыш с любопытством приблизился к ней и заглянул внутрь.
   Виталька оказался первым, кто порадовался содержимому шкатулки, а вернее тому, что в ней вообще что-то есть.
  -- Камешки, - с любовью вынимая бриллианты по одному, и тут же, укладывая их назад под затейливые пружинки, воскликнул он. - Мои! - и, полюбовавшись некоторое время на свою собственность, захлопнул крышку. А потом снова захотел ее открыть, но, сколько усилий не прикладывал, у него ничего не получалось. И тогда, поняв, что он совершил непоправимую ошибку, и теперь ему до этих камней нипочем не добраться, горе-мужчина разразился неистовым ревом, разбудив Соню и Диму.
  -- Что случилось? - воскликнула Соня, и, наспех укутавшись в одеяло, подбежала к Витальке.
  -- Заклыл! Заклыл! - прокричал тот сквозь рыдания, указывая на шкатулку.
   Соня сразу догадалась, в чем дело.
  -- Закрыл, значит! А как открыть не знаешь! Интересно, кто же тебе ее раньше открывал? Ох ты, горе мое! А колесико это не крутил? - она указала на циферблат круглого замочка.
  -- Неть! - отрицательно замотал головой мальчик.
  -- Ну тогда смотри! Фокус - мокус! - и Соня надавила рукой на крышку шкатулки.
   Та сиюминутно открылась. В это время к ним подошел сонный Дима и увидел открытую шкатулку.
  -- Ничего себе! Открыла, значит!
  -- Открыла! - гордо ответила Соня.
  -- Это что драгоценные камни? - спросил Дима, взглянув на содержимое шкатулки.
  -- Как же, драгоценные! - засмеялась Соня. - Кто их для него туда положил бы! Стекляшки обыкновенные! - и она, потеряв всякий интерес к шкатулке и ее содержимому, отправилась убирать со стола вчерашнюю посуду.
  -- Димка, будешь мне по дому помогать, - повелительно сказала она товарищу. - Тетя Аля сегодня поздно придет, будет за вчерашний день отрабатывать, так что мне еще и ужин готовить.
   Как только все отошли от его сокровища, Виталька сгреб свои камни со стола и положил обратно в шкатулку. Однако крышку на этот раз не захлопнул, а, слегка прикрыл и поставил под кровать.
  
   ГЛАВА 13
  
   Май 2009 год
  
   Катерина открыла дверь. На пороге стоял раздраженный Володя.
  -- Да, настроение у него сегодня вообще никакое! И она даже не стала спрашивать, почему он позвонил, а не открыл дверь своим ключом, как обычно.
  -- Привет, - сказала она. - Ужинать будешь?
  -- Нет!
  -- Ты не голоден?
  -- Может, и голоден, только настроение такое, что в глотку ничего не полезет.
   Катерина подошла к нему, и молча обняв, прильнула щекой к его плечу. Спрашивать ни о чем не стала. - Он все равно ничего не скажет, а только отмахнется какой-нибудь раздраженной фразой. Так чего на нее нарываться?
  -- У меня сегодня из машины барсетку украли, - устало сказал Володя. - А там и ключи от квартиры, и документы, и кредитка! Мало того, что на работе сегодня "наехали", так еще и это!
  -- Кто наехал, Володя? - осторожно принялась выведывать Катерина. - Какие-то официальные органы?
  -- Нет, Катюш, на этот раз неофициальные!
  -- А что им надо?
  -- Денег, Кать! Они уже давно у меня их просят, только вот не могут никак уговорить!
  -- Много?
  -- Много!
  -- И что же ты?
  -- А, надоели все! Послал их к черту, вот что!
  -- А они что...
  -- Угрожали, конечно! Такие всегда угрожают!
  -- Ну, как же так, Володенька, ты ведь всегда говорил, что тебя не трогают, как остальных.
  -- А почему, я тебе не говорил?
  -- Нет!
  -- Потому, Катюш, что дядя Женя сидел в Думе. А после его ухода меня и принялись донимать.
  -- И что же теперь будет?
  -- Что будет, то и будет, Катенька.
  -- А, кто они, Володя?
   Муж посмотрел на нее и ухмыльнулся.
  -- Какая тебе разница!
  -- Ну, а барсетку-то, как украли?
  -- Остановился у киоска сигарет купить, вернулся, а ее уже нет!
  -- Так ты, что ж, ее с собой не взял?
  -- Да у меня в пиджаке завалялась кой-какая мелочь. Надоела. Дай, думаю, на сигареты ее истрачу!
  -- И машину, конечно, не закрыл?
  -- Конечно нет, ключи торчали в замке зажигания! - раздраженно воскликнул Володя. - Дорога вот она, киоск в трех шагах! Чего ее закрывать-то?!
  -- Вот около таких киосков они всех и обувают, именно рассчитывая на то, что закрывать на одну минуту машину никто не станет! - вздохнула Катерина. - Это, Володь, по меньшей мере, неосмотрительно!
  -- Ну, конечно, ты меня еще повоспитывай! - раздраженно бросил он ей и отправился в ванную, на ходу снимая с себя пиджак.
   Катерина тяжело вздохнула и отправилась на кухню разогревать ужин. - Может, поест все-таки!
   Запланированную встречу с Валерой Ларионовым ей пришлось перенести на вторую половину завтрашнего дня. Утром Володя попросил ее отправиться с ним в милицию.
  -- Кать, я созвонился с полковником Алексеевым по поводу пропавших документов. Тебе придется съездить к нему с утра вместо меня.
  -- Вместо тебя?
  -- Да! У меня с утра ничего не получится. Запланирована встреча с очень крупным поставщиком, и опаздывать на нее, ну просто никак нельзя! Поэтому, я напишу сейчас заявление о пропаже документов, а ты отвезешь его Алексееву. Потом он поручит своим ребятам выписать мне временное водительское удостоверение, - подождешь, пока выпишут, мне без него никуда, сама понимаешь! Одним словом, с Ларионовым своим встретишься после того, как закончишь все дела в милиции.
  -- Хорошо, Володенька! - пообещала ему Катерина.
   Машина Катерины находилась в ремонте, и они решили, что Володя подкинет ее до милиции на своей, а потом, оставив там, отправится по делам.
   Они вышли из дома в семь сорок утра, сели в машину, однако, не проехав и десяти километров, муж резко затормозил.
  -- Что случилось? - воскликнула Катерина.
  -- Я, кажется, гарантийки дома оставил! - сказал Володя. - Ну-ка посмотри в сумке, в первом отделении, должны лежать в голубой папке.
   Катерина достала его сумку и принялась в ней копаться.
  -- Не вижу, Володь.
  -- Дай сюда! - он забрал у нее сумку.
  -- Конечно нет! - воскликнул он раздраженно, бросив сумку ей на колени. Я помню, что из комнаты вынес эту папку в прихожую, а потом, видно, положил ее на телефонный столик, когда стал обуваться. Так вот там, наверное, и оставил. Фу ты, черт! - Володя взглянул на часы. - Кать, глянь, ментов нигде не видно?
   Катерина огляделась по сторонам.
   - Вроде не видно.
   Володя, нарушая правила, тут же развернулся, и покатил в обратную сторону.
   Они подъехали к дому. Катерина осталась в машине, а Володя, взяв у нее ключи от квартиры, побежал за своей папкой.
   Она посмотрела на часы. Было уже восемь десть. А Володя запланировал встречу ровно на девять.
  -- Да, придется, наверное самой до милиции добираться, - решила она, - иначе у него напряг возникнет. Может, сразу отсюда в метро отправится? Ладно, Володя выйдет, тогда и решим.
   Прошло еще несколько минут, а Володя все не появлялся.
  
  -- И чего он там застрял? - недоумевала Катерина. - Ведь опоздает же на свою встречу! Будет гнать сейчас, как сумасшедший, а если вдруг остановят? У него ведь и документов нет! Докажи тогда попробуй, что ты не верблюд!
  -- Она посидела еще немного и начала нервничать.
  -- Да, что случилось-то? Папку что - ли потерял? Но ведь он же сам сказал, что вынес ее в прихожую! А, может, не вынес, а только подумал?
   Катерина сама решила отправиться на поиски папки. Она выдернула ключ из замка зажигания, вышла из машины и направилась к подъезду.
   Еще при выходе из лифта она заметила, что дверь их квартиры приоткрыта.
  -- Ну, слава Богу, выходит! - и окликнула мужа.
  -- Володь, ну, что ты там закопался совсем?
   Ответа не последовало.
   Катерина вошла в квартиру, и через некоторое время крик ужаса, вырвавшийся у нее из горла, огласил пустынный подъезд.
   Володя лежал на полу в прихожей мертвый. Она поняла это сразу по его неестественно запрокинутой голове и остекленевшему взгляду. Однако не смея поверить в собственную догадку, бросилась к мужу и принялась трясти его за плечи.
  -- Володя, Володенька! Нет! Нет! Да, что же это...
   Она выбежала в подъезд и принялась поочередно барабанить во все двери. Соседи не открывали. Хотя, кто мог открыть ей с утра? На их площадке находилось три квартиры, и она знала, что все жильцы в это время уже отправились на работу.
   Ее крик услышала соседка с нижнего этажа. Она в это время как раз выходила гулять с собакой.
   Загнав протестующего громким скулежом пса обратно в квартиру, Анна Васильевна поднялась по лестнице и увидела рыдающую Катерину, беспомощно сидящую на корточках у своей двери.
  -- Что случилось, Катюша?
  -- Там... Володя. Он мертв...Он.. Мы только что были вместе и...
  -- Господи! - воскликнула соседка.
  -- Катя, нужно милицию вызвать срочно! Поднимайся, пошли!
  -- Я не могу туда идти! - воскликнула Катерина. - Не могу!
  -- Ладно, Катюш, ладно. Я сама. - Анна Васильевна, оставив ее, направилась в квартиру.
  -- Подождите, тетя Аня! - Воскликнула Катерина. - Я выронила свою сумочку где-то в прихожей. Вынесите ее. Там мобильник и телефон следователя по бабушкиному делу.
   Соседка скрылась за дверью и через минуту вынесла ей сумочку. Катерина отыскала телефон Камушева.
   Вот, позвоните, - всхлипывая, сказала она, - скажите, что Вы моя соседка, и он сразу поймет куда ехать............( продолжение через 2 - 3 недели)...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"