Аннотация: Автор прется от жестокости, так что если вы не уверены в своих силах, то лучше не рисковать. --- История мальчика, который не помнит ничегошеньки о своем прошлом, по стечению обстоятельств попавшему к доктору с прошлым, о котором лучше не упоминать.
Часть первая.
Его матовая кожа обладала удивительной способностью к регенерации. Оставленные клиентами засосы, немилосердные укусы в шею, синяки, имевшие отчетливые очертания чужих пальцев, испарялись буквально по прошествии нескольких часов. Он был один такой: восхитительно смуглый, на вкус с легкой горчинкой и бездонными черными глазами, смотревшими всегда столь дерзко и ненавистно.
В "Доме скорби", как местные жители прозвали самое посещаемое после пивной, естественно, место, работало множество шлюх, приносивших немалый доход владельцам: светлокожих с невинными голубыми глазами, огненно-рыжих и зеленоглазых, другими словами, на любой даже самый притязательный вкус мог найтись подходящий мальчик, - но Чарли был отличен от них всех своей непокорностью. И, возможно, именно поэтому клиенты предпочитали его безудержную, но совершенно беспомощную ярость робкой забитости мальчишек с васильковыми очами.
Чарли никогда не переставал яростно сопротивляться, даже будучи крепко привязанным к столбикам кровати, вдавленным в жесткий матрас тяжелым телом клиента, чьи руки беспорядочно гладили худые бедра, мяли упругие ягодицы мальчишки, пытаясь вырвать стон то ли боли, то ли удовольствия.
Чарльз никому добровольно не позволял прикасаться к своим губам, будто те были величайшей ценностью в его блядской жизни, которую ему удалось сохранить, и именно это побуждало клиентов жадно целовать, порой до крови кусать припухлые с неуловимой горчинкой губки.
- Не смей закрывать глаза!..
Хлесткая пощечина обожгла щеку, оставив звон в голове и красноватый след отпечатавшейся ладони. Чарли закусил нижнюю губу, но не приподнял веки, собираясь с силами в ожидании очередного удара. Клиент не заставил себя долго ждать: на этот раз довольно сильно скребнув ногтями по внутренней стороне бедра мальчика, он оставил красноватые полосы, которые немедленно испарились с беспомощно распростертого на постели тела.
Мужчина с удовольствием отметил, что Чарли широко распахнул глаза и с ненавистью уставился на него. Тем самым взглядом, что путал мысли Александра и преследовал везде, куда бы он не направился. И черт его дернул тогда зайти в этот "Дом скорби", чтобы однажды увидеть черные глаза загнанного в угол, но не переставшего бороться зверька, ощутить жар его тела, горечь поцелуев, вкус слез, для того, чтобы уже никогда не забыть...
Клиент поднялся с мальчика, дав ему тем самым вдохнуть затхлый воздух полной грудью, и медленно начал расстегивать пуговицы суконного жакета. Чарли тоскливо следил за ним, точно зная наперед, сколько одежд отделяло его от этого самодовольного мужчины, от которого за версту разило дорогим ароматом виски и чистой, ничем не затуманенной похотью, словно у него не было никого, по крайней мере, месяц. Под суконным жакетом оказалась рубашка, белоснежная без единого пятнышка - настоящая роскошь для этого погрязшего в грязи города. Она небрежным комом упала на пол подле кровати прямо на уже лежавший на дощатом полу жакет. Их хозяин даже не посмотрел, куда отшвырнул предметы своего одеяния, полностью занятый кожаным ремнем на приталенных брюках. С ним он справился на удивление быстро, ловко отшвырнув на спинку стула. Почти ласково улыбнувшись мальчику той самой усмешкой, что пугала порой даже самых близких людей, Александр наскоро стянул с себя брюки вместе с оказавшимся тесным нижним бельем и вновь оказался на Чарли. Мальчик был уже обнажен.
Холодящий кожу язык упруго прошелся по щеке Чарли, спустился по шее к ключицам и несильно прикусил напряженную плоть груди, которая, дрогнув, стала твердой и сладко заныла. Клиент откровенно обвел языком губы, как довольный кот, только что покончивший с миской хозяйской сметаны, и сверху вниз взглянул на пылающее от беспомощного гнева лицо Чарли.
В черных глазах Александр прочел пожелание скорой и невероятно мучительной смерти. Мужчина ухмыльнулся, глядя, как Чарли изо всех сил напрягал тощие мышцы рук, силясь разорвать веревки, тянувшиеся от его запястий к деревянным столбикам кровати. Будь у мальчишки возможность, то он вероятно бы накинулся на него как зверь с отчетливым желанием убить, растерзать и вынуть сердце человека, насиловавшего его каждый вечер за определенную плату. Но он был крепко связан и оттого беспомощен.
Александр провел горячей ладонью по животу мальчика сверху вниз, не обращая внимания на почти звериный вой, и развел ноги Чарли как можно шире, устроившись прямо между ними. Почти не видя ничего вокруг от возбуждения, мужчина слепо потянулся к тумбочке, взял тюбик и выдавил себе на ладонь небольшое количество смазки. Быстрыми движениями натерев свой уже стоящий и невероятно твердый член, Александр лишь слегка коснулся узкой дырочки Чарли. Мальчика всего передернуло от отвращения, он вновь крепко зажмурил глаза и по инерции принялся дергать руками, уже не надеясь освободиться.
Холодящее душу дыхание клиента обожгло смуглую кожу у основания шеи, требовательный рот в последний раз за этот вечер накрыл губы Чарли, и боль, невероятное жгучее чувство, словно его проткнули насквозь раскаленным железом, затопила сознание мальчика. Он весь болезненно содрогнулся под тяжелым телом мужчины, который мерными движениями вгонял донельзя возбужденную плоть в хрупкое тело. С каждым грубым толчком голова Чарли запрокидывалась назад, а белые зубки с нарастающей силой прикусывали нижнюю губу. На пушистых ресничках появились несколько хрусталиков соленой влаги, переполнившей черные омуты Чарли и готовой пролиться за их пределы.
В помещении были слышны одни лишь прерывистые стоны клиента, становившиеся все более рваными по мере приближения оргазма. Мужчина особенно сильно толкнулся в жаркую тесноту тела мальчика, шумно выдохнул, и затопил внутренность Чарли горячей вязкой жидкостью. Разрядка наступила мгновенно, и тело Александра обмякло на мальчика, он погрузился в блаженное марево удовольствия, хрипя и лениво покусывая уже вздувшийся и посиневший сосок Чарли. Долго сдерживаемые слезы хлынули из глаз подобно потоку горной реки, Чарли всхлипнул из последних сил сдерживаясь, чтобы не разразиться отчаянным плачем под клиентом и тем самым доставить ему еще большее удовольствие. Александр недовольно нахмурился и поднял светловолосую голову с груди мальчика, внимательно взглянув на его заплаканную мордаху. В душе неожиданно шевельнулось чувство, отдаленно похожее на сострадание, а заслуживал ли этот мальчик подобного обращения? его щеки были влажны от слез, и имел ли он, Александр, право быть их причиной?.. Немного поколебавшись, мужчина приблизился к лицу Чарли и почти нежно коснулся сразу же плотно сжавшихся губ: язык нетребовательно прошелся по ним, и мужчина отстранился уже полностью удовлетворенный, но едва ли умиротворенный. В душе шевелилось сострадание, да-да, именно оно, и в этом не оставалось ни малейших сомнений. Александр досадливо сморщился и принялся одеваться, время от времени поглядывая на неподвижного мальчика, погрузившегося в забытье или просто притворявшегося, чтобы со стороны выглядело именно так. Полностью приведя себя в порядок и убедившись, что его внешний вид соответствовал облику высокоморального джентльмена, утомленного работой с невежественными просителями, Александр опустился на измятые простыни рядом с Чарли. Мальчик судорожно втянул воздух, поняв, что клиент, получив свое, не торопился оставлять его в покое. Александр осторожно освободил ушко Чарли от черных волос, чтобы шепнуть пару слов:
- Возрадуйся, я собираюсь купить тебя... - лениво отстранившись, Александр успел приметить панику, мелькнувшую в черных глазах мальчика. - Впрочем, что это я тебя обманываю... я уже сделал это.
В руке Александра появился кинжал, заточенный в отличие от своих собратьев с двух сторон. Мужчина протянул руку с обоюдоострым оружием и одним движением перерезал веревку, сковывавшую левую руку мальчика. Чарли было дернулся, но холодный метал, бережно прижатый к горлу, остудил его пыл. - Не стоит так суетиться, мой милый друг, - сузив светло-карие глаза, вкрадчиво прошептал Александр, - хоть на тебе заживают всякие царапины как на кошке, я сомневаюсь, что эту рану тебе удастся пережить... А ведь я страсть, как заинтересован в том, чтобы ты жил...
Перерезать вторую веревку Александр не стал. Вместо этого он открыл свой саквояж и достал заранее приготовленный шприц, наполненный бесцветной жидкостью. Улыбнувшись отразившемуся на лице Чарли страху, Александр быстрыми движениями рук разогрел запястье левой руки мальчика, без малейшего колебания ввел иглу под кожу, прямо в вену и осторожно, словно наслаждаясь происходящим, выпрыснул лекарство без остатка. На смуглой коже, на том самом месте, куда вошла игла, появилась маленькая капелька крови. Мужчина стер ее краешком накрахмаленного платка.
- Морфий безвреден, и если точно знать нужное количество, то проблем не будет. В этом тебе повезло, я ведь доктор и уже давно не совершал подобных ошибок, по крайней мере, случайно...
Александр взял кусок простыни и принялся вытирать тело Чарли от пота и семени. Мальчик пытался сопротивляться, но тело уже не слушалось своего хозяина, подчиненное воле препарата, размякшее и полностью безынициативное. Завернув Чарли в более-менее чистый кусок простыни, мужчина с легкостью поднял почти ничего не весившее тело на руки, пинком распахнул дверь, шарахнувшую стену так, что посыпалась с потолка штукатурка, и направился к выходу. По пути он негромко насвистывал песенку, а Чарли, приникший щекой к груди мужчины, слушал его размеренное биение сердца и больше всего ненавидел его за то, что он так просто взял его и вынес из комнаты, служившей спальней, рабочей площадью и камерой одновременно на протяжении нескольких месяцев. Лишь только когда Чарли очутился в салоне экипажа, с улицы донесся чей-то возмущенный возглас, принадлежавший одному из надсмотрщиков "Дома скорби", но и тот резко прервался, так и не успев набрать полную силу. Александр влез в экипаж спустя какие-то мгновения: в его руках был кинжал, лезвие которого алело от свежей крови. С невозмутимым видом мужчина оттер его платком и вышвырнул в окно украшенный изящной вышивкой кусок материи. Экипаж тронулся.